14

Полет на Гардрар казался землянам быстрым невероятно: Конбр смог сделать всё, чтобы максимально возможно улучшить возможности «Ковчега». Уже через двадцать четыре бортовых часа экспресс вошел в гиперпространство и столько же потребовалось, чтобы долететь до конечной орбиты вокруг светила Гардрара.

Легче проходил и перенос: благодаря замене анастезирующей жидкости гардрарской дыхательной смесью. А выход из него вообще мало отличался от выхода из простого сна — не только у гардрарцев, но и у землян.

Гардрарцы даже не проходили после него осмотр кибер-диагноста. Но на этот раз произошло неожиданное исключение: не совсем легко произошел выход именно у гардрарки — у Цангл. Еще более неожиданным была обнаруженная причина: её беременность.

Событие поразительное: слишком необычное для гардрарцев. И даже землян, не забывших то, что еще не так уж давно такое и у них было совершенно невозможно.

Как воспримет это Лим: даже при том, как относится он к Цангл? Всё-таки, она — примитива. И поэтому, прежде всего надо об этом сказать ему раньше, чем ей: пусть решает. Если сочтет, что ребенок от такой не нужен — так тому и быть: не поздно исправить положение, а она ничего не узнает.

— Ты принимаешь таблетки? Золотистые, — задал Лим Цангл первый вопрос.

— Нет: ты сказал, что тогда родится ребенок.

— Зачем он тебе?

— Чтобы еще больше любить тебя. Чтобы мы смотрели друг на друга, как Александр и Малгкха — помнишь?

Он снова был поражен: так сказать! Как меняется она: может точно выразить словами то, что чувствует. Что происходит с ней: почему всё больше и больше опережает его в понимании чего-то слишком важного?

Можно ли к ней относиться по-прежнему: как к стоящей ниже его? Кажется, уже нет. И он не в праве один решать, появиться ли на свет их ребенку.

— Очень хочешь это?

— Да: очень! А когда?

— Скоро: ты беременна. У тебя… у нас скоро будет наш ребенок, — заставил себя сказать он. И сразу увидел, как вспыхнули её глаза:

— Родной мой! — неожиданно произнесла она не гардрарские слова, которыми Малгкха назвала Александра: опять почему-то запомненные только ею.

Она приблизила сияющее лицо к его, еще растерянному, и сама прижалась крепко к его рту.

— Родной мой, любимый! — шептала она навсегда ей запомнившиеся землянские слова.

— Лим сказал Цангл про её беременность, — Конбр вызвал Лейли неожиданно. — Мне хотелось бы обсудить создавшуюся ситуацию почему-то именно с тобой, многоуважаемая Лейрлинд.

— Думаю, ты не ошибся, достопочтенный Конбр: лучше меня, наверно, в этом, благодаря моему нелегкому опыту, никто не подходит тебе. Если не против, давай встретимся в салоне-саду: предпочитаю такой разговор не по связи.

…- Что происходит? Я пока с трудом понимаю. Хотя то, что довелось мне увидеть — их очень необычные отношения — нравились мне чем-то. Теплом, наверно.

— Душевным теплом?

— Именно. Хотя, опять же, понятие «душа» слишком давно у нас исчезло: только благодаря вам, я знаю теперь его значение. И всё-таки, происходит что-то слишком мне непонятное.

— Происходит замечательное: на Гардраре появляется первая семья.

— Состоящая из мудрого и примитивы: что общего, кроме физического общения может быть в такой семье? Ведь у вас даже нет подобных почему-то.

— Но есть и семья достаточно необычная тоже: моя собственная. Тебя не удивляет, что я по возрасту могла бы быть матерью моего мужа? Придется тебе рассказать, почему так получилось.

Непростая история: из-за того, что началась, когда ни одной настоящей семьи не было на Земле. Было редко только нечто подобное, когда интеллектуальные мужчина и женщина жили вместе долго, даже всю жизнь, но детей в этих союзах никогда не появлялось.

Я не знаю, откуда во мне возникло желание любви: это слово тогда мы, как и вы, почти позабыли. Рассказал мне о нем Лал — тот, именем которого после его гибели назвали моего Лала, которого ты знаешь: он знал невероятно много из существовавшего давно, что незаслуженно было забыто — как Лим ваш.

Полюбила тогда я его самого близкого друга — старого уже Дана. Величайшего физика, своим открытием гиперструктур положившего конец научному кризису, о котором вы столько уже знаете. Отца моего мужа.

Своим открытием он заслужил вторую жизнь: пересадку его головы на тело молодого «неполноценного» донора-смертника. Перед операцией я пообещала ждать его. Но когда он вернулся обновленным, встретил другую — Эю, с которой и с Лалом Старшим потом улетел на планету, названную Землей-2, для подготовки её к заселению. И единственная моя встреча с ним произошла совсем незадолго перед его отлетом туда.

Когда они улетели, я продолжала ждать его. Думала: если двое мужчин могут быть близки с одной женщиной, то почему он не может с ней и со мной?

Лал погиб на Земле-2, а они вернулись с детьми, рожденными ими там. Так хотел Лал: только семья, в которой появляются дети, обеспечит их защиту от отбраковки — положит конец страшному разделению людей.

Только я уже была не нужна ему — лишь она: единственная — мать их детей. Увидела при первой встрече с ними, что надеяться мне не на что. Но появилась мысль, в первый момент показавшаяся безумной — стать одной из них, войти в их семью. Она становилась навязчивой, настолько сильной, что сминала даже чувство к Дану.

И встреча с полюбившим меня сыном Дана решила всё: в их семью вошла, став его женой. Потом родила сына — первая после матери Лала, которая могла родить сама детей только на Земле-2, Зрыыр по-вашему. Это было очень важно для борьбы, которую после гибели Лала вели Дан и Эя.

Но разница в возрасте между нами не давала забывать о проблеме, которая станет: я стану старой и уйду раньше его. Сможет ли он обрести тогда счастье с другой: он ведь слишком меня любит? Предложила ему погрузить меня в анабиоз до того времени, когда его возраст сравняется с моим. Но он воспринял это с ужасом: ведь когда они возвращались с Земли-2, и им пришлось всем, кроме Дана, находиться в анабиозе, из него не вышел его маленький брат, Малыш.

А потом Дан придумал другое: гиперпереносы для установления контакта с цивилизацией, первая связь с которой произошла тогда. По расчетам Дана, релятивистский эффект при этом обеспечит желаемое. Прилетит с Земли вторая партия поселенцев, и с ними друг Ли, Ги, и мы втроем отправимся в эти полеты.

— Тоже, как видишь, не совсем-то то, что у Александра с Малкой и других наших.

— Как можно сравнивать с тем, что у Лима с Цангл? И ты, и Марклд — интеллектуалы, а она? Неужели не понимаешь существенную разницу? То, какой ребенок, наверняка, родится у них?

— А каким родился мой Лал? А его сестра: внешне похожая на того «неполноценного», на тело которого была пересажена голова Дана при «обновлении»? Йорг ведь настаивал, что именно из-за того, что дети, рожденные ими, имели и его гены, не вышел из анабиоза маленький Малыш.

— Я помню: вы рассказывали. Таких Йоргов на Гардраре — большинство. Если быстро не победим, их ребенка захотят отобрать и ликвидировать. И Цангл — тоже. А Лима будет ждать бойкот. Конечно, мы ничего этого не допустим.

— Цангл и ребенка можно спрятать у нас: не пойдут же они на силовой конфликт.

— Они? Для которых норма ликвидировать тех, кто не дотягивает до требуемого уровня? Еще как могут — не задумываясь. С бойкотом, конечно — нет: мы его не признаем. Хотя… Я не уверен, что все: не разделимся ли мы вскоре?

— Наверно, для большей безопасности Цангл лучше находиться с нами, землянами. Будет под моим надзором: подготовлю её к материнству.

— Всё это хорошо, но мы ушли от главного: как сам Лим отнесется к ребенку, если, всё-таки, окажется потом примитивным?

— Он останется для Лима его ребенком: поверь. Если потребуется, защитит его любой ценой — каким бы не был.

— Мне еще трудно это понять: не могу представить себя на его месте.

— Не уверена, глядя на твоё отношение к моему сыну.

— А-а: тогда понял. Ты права: он дорог мне. Кажется, мы обговорили всё.

— Но я хотела бы поговорить еще кое о чем: о чуде, происходящем с Цангл.

— Цангл? Да, она поражает и меня: своим необычайным отношением к Лиму; тем, какой стала её речь. Поразительно!

— Это сотворила любовь. Поверь: я знаю — очень давно.

— Верю: глядя на земные семейные пары. Но чтобы такое произошло с примитивой…

— Как трудно освободиться вам от представления, что все они совершенно выродились умственно!

— Но ведь, действительно: это наследство десятков поколений неспособных творчески думать.

— Зато чувствовать, что почти утратили мудрые. Да и думать — может быть, хоть и не творчески — не совсем тоже не способны. Как и мудрые — чувствовать.

— Ты о Лиме?

— Да. Знаешь, мне кажется, что он сумел пробудить в Цангл то, что таилось в ней где-то очень-очень глубоко. Счастливая, она стала больше и думать.

Ведь откуда известно, была бы она примитивной, если бы её пытались учить так же, как потомков мудрых? Известно же хорошо, что наследование качеств индивидуумом носит лишь стохастический характер. Ну, да: у мудрых родится больше способных — но не все. А у примитивов — почему иначе?

— Я, кажется, понял, к чему ты ведешь. Попробовать учить её тому, что она совсем не знает: для начала грамоте и счету.

— Нет: это уже твой собственный вывод — ты человек деятельный практически. Блестящая идея, скажу я.

 

15

Отлет крейсеров на Гардрар задерживался только из-за ожидания ответной радиограммы с него. На посланное сообщение о прибытии с Зрыыра представительской делегации землян с целью установления постоянного контакта с Гардраром и возвращающихся с ними оттуда гардрарцами, не считающих свое дальнейшее пребывание там более необходимым.

Одновременно была отослана туда неизвестно кем еще одна радиограмма, зашифрованная. Дешифровку её Грой произвел сам: собственной программой, не доступной никому, кроме него. Нечего хорошего в ней не было.

Произошло то, чего он недаром опасался: ссыльные вернулись на Гардрар мало того, что самовольно: чтобы установить свои порядки. Главную роль в намерениях самых крайних из них, возглавляемых Конбром и Лимом, играли атавистические взгляды, заимствованные у землян. Они включали слишком многое: устранив Децемвират, восстановить демократию; полное также восстановление семьи, как необходимейшего социального института, в которой должны будут рождаться дети — с полной ликвидацией, как следствие этого, отбраковки всех без исключения; возрождение искусств. В общем, возврат к тому, от чего удалось не совсем-то легко очиститься в результате длительного исторического прогресса.

Слишком много захотели! Встретят здесь такое мощное сопротивление мудрых, что вынуждены будут быстро отказаться от этих бредней. Тем более, что, как сообщается в донесении, около трети готова удовольствоваться восстановлением своего авторства, которое было закреплено за другими. Немногим меньшее количество, правда, желает большего: восстановления демократии, когда буквально всё решалось голосованием всех мудрых. А не Мудрейших, куда более компетентно и оперативно координирующих дела Гардрара — то-есть ликвидацию их, Мудрейшего Децемвирата. Остальные, кроме радикалов Конбра и Лима, почти все разрознены — чуть ли не каждый сам по себе.

Ну, что: за что боролись, на то и напоролись! То, что с возникающей периодически оппозицией отдельных мудрых надо было бороться предельно беспощадно, как предлагал Децемвирату он — физически ликвидируя, как при проведении отбраковки, теперь лишь будет ясно всем Мудрейшим. А то: убивать мудрых — как можно! Не лучше ли отослать их с Гардрара — ну, хотя бы на тот самый Зрыыр. А то как бы ликвидация одних мудрых не вызвала усиление недовольства других. Удалось хоть настоять на отсутствие необходимости заселения Зрыыра: при отсутствии непрерывного контроля уже достаточно многочисленные колонисты сами могли установить свой контроль над Гардраром.

А с этими, хоть и в союзе с тоже немногочисленными землянами, Мудрейшему Децемвирату при общей поддержке мудрых, справиться будет не слишком трудно. При этом еще воспользоваться возникающей ситуацией: в чем-то, якобы, опередить их — свалив всё плохое на Наимудрейшего, убрать его и самому возглавить Децемвират. И может быть, всё-таки, удастся мечта о второй жизни за счет жизни примитива, на чьё тело пересаживается лишь Наимудрейшая голова. Не всегда удачно, к сожалению: как в случае нынешнего Наимудрейшего.

В ответной радиограмме с Гардрара выражалась радость по поводу долгожданной возможности вступления в непосредственный контакт с разумным человечеством Земли. Достопочтенному Конбру давалось ответственное поручение всевозможного оказания помощи при полете к Гардрару и высадке на него.

Сообщалось одновременно прилетевшим с Зрыыра гардрарцам о произошедшей на их родной планете революции: бывший Первый Мудрейший Рорв, узурпировавший всю власть, и злой волей которого творились на планете недопустимые дела, смещен объединенными усилиями членов Мудрейшего Децемвирата и всего мудрого населения. Выражалось приглашение присоединиться к общей радости по поводу этого значительного события.

Встреча не напоминала ту, которая произошла на Земле-2. Сзади явно весьма немолодых девяти людхов стояла многотысячная толпа чересчур похожих друг на друга их. Хилых, с вытянутыми лицами без улыбки, совершенно ледяными глазами, очень напоминавшими Лейли и Ли кого-то страшно знакомого.

И вдруг узнали:

— Йорги, — прошептал Ли.

— Они: целая планета их, — в ответ прошептала Лейли. — Те, с Земли-2 почему-то не кажутся такими.

А Грой смотрел на вышедших из крейсера первых нескольких землян: среди них мальчика и женщину, привлекательную весьма даже с его точки зрения; на Конбра и Лима рядом с ними. Конечно, эти понимают, что такое огромное количество встречающих выведено для них — отнюдь не для землян: показать, кого здесь больше.

… Поняли: Второй Мудрейший явно приготовился к встрече с ссыльными на Зрыыр — секретный агент его, каким-то образом пронюхавший про переход Погра на их сторону, сумел послать предупреждающее сообщение. Выставил всю элиту мудрых: с символом высшей группы на груди слева и номерами с одиннадцати и дальше более десяти — самые-самые, кто станут за него стеной. Сделают, не задумываясь, всё, чтобы не дать тронуть существующее.

Грой выступил вперед и приложил ладонь ко лбу — начал произносить приветствие:

— Мы ждали вас, представители другой цивилизации. Рады встретить, чтобы передать вам наши высокие знания, а также пример высочайшего общественного устройства, только благодаря которому они могут быть достигнуты. Глядя на нас, вы сумеете постепенно приблизиться к такому же пониманию назначения человека, очищенного от мешающих ему рудиментарных свойств.

Да, нельзя сказать, что приветственная речь его была полна радостным восторгом, а не прямым желанием принизить пришельцев с какой-то Земли. Нужны они больно великой гардрарской цивилизации — эти так и застрявшие на почти детской стадии развития. Никто их не приглашал сюда: не появись они тут сами, ни о каком контакте с ними даже мысли быть не могло бы.

И так уже была попытка некой цивилизации тоже установить контакт с Гардраром. Начали с примитивного теста — используя несоставные числа, а убедившись, что ответы им посланы мудрыми существами, прислали свое послание. Несмотря на то, что запись оказалась весьма компактной, его удалось прочесть достаточно быстро. И сделать вывод, что их общественный строй, немало похож на тот, что оказался у этих землян. Отвечать на их послание даже не стали, хоть трудности это не представило бы.

И он продолжал говорить: всё в том же духе. Но ответил ему потом не кто-то из взрослых землян, а мальчик — ошарашив тем, что по-гардрарски:

— Мы выражаем желание не только общаться, но и дружить. С радостью станем воспринимать ваши высокие знания, с которыми уже начал знакомить меня замечательный учитель, достопочтенный Конбр. С другой стороны, обсудим и решим, чье из общественных устройств является более соответствующим истинно человеческой натуре. — На его совсем короткую, по сравнению с той, что произнес Грой, речь земляне, а с ними Конбр и Лим, ответили непонятно странным хлопаньем ладоней.

… Еще бы не аплодировать: так умно сам сумел ответить. Да: «речь не мальчика, а мужа», вспомнил Александр строчку своего великого древнего тёзки, Александра Пушкина.

«Давно ли восхищался космическими пиратами, а сейчас смог такое…», с гордостью глядя на Марка, думала Лейли. И стоявший рядом Конбр молча пожал ей руку и, тоже гордо, произнес: «Мой ученик: каким стал уже!».

Но напрасно думали, что приключения космических пиратов стали для него просто детскими воспоминаниями: предчувствовал свои — совсем другие, но которые, наверно, тоже потребуют не меньше храбрости и находчивости.

 

16

Ситуация была, таким образом, ясна с самого начала. Появления вместе с землянами ссыльных гардрарцев, о чем было сообщено с прибывшего экспресса, было более чем достаточно для этого. Поэтому Конбр ожидал действий Гроя сразу при появлении на Гардраре.

… Они не ограничились выведением для встречи тысяч самых мудрых: все прибывшие гардрарцы получили уведомление о начале рассмотрения вопроса восстановления авторства на их труды, присвоенные кем-то безосновательно. Сваливалось, опять же, исключительно на бывшего Наимудрейшего Первого Мудрейшего. Как говорилось в уведомлениях:

«Творившееся во время его единоличного диктаторского режима позволило делать это безнаказанно. Произошедшая революция теперь восстановит справедливость, и никогда больше уже подобное не допустит. Затяжка с этим не может быть допущена».

Действительно, это делалось на удивление молниеносно: Грой считал, что те, которые потеряли при этом присвоенное авторство и из-за этого сползли на большие номера, слишком большой опасности не представляют. Зато удастся численно ослабить прибывших, создававших Децемвират проблемы.

Беда была, однако, в том, что никто из самих децемвиров не собирался расстаться с тем, что присвоил. А справится с ними у него недостаточно сил.

Сам-то он в этом отношении был чист абсолютно: хватало собственных, действительно выдающихся, достижений. Но возглавлявший бывших ссыльных, Конбр, едва ли уступал ему в ценности своих работ. Воспользовались тогда лишь тем, что он был еще достаточно молод. И сделал это пожизненный Пятый Мудрейший, который, лишившись авторства работ, похищенных у Конбра, не сможет более оставаться децемвиром вообще. Он, отчетливо понимал Грой, ни за что не откажется поэтому от своего высокого положения — а остальные пожизненные станут, безусловно, на его защиту, дабы не создать слишком опасный прецедент.

Скорей всего придется пойти на физическое устранение его: как сделали с бесполезным Наимудрейшим. А Конбру предложить своё бывшее место — Второго Мудрейшего: самому при этом стать из якобы временного замещающего Первого Мудрейшего в действительного Наимудрейшего.

Едва ли Конбр упустит тогда возможность занять столь высокое положение: гардрарец же он — а не какой-то землянин. А если заодно сделать децемвиром — младшим, конечно — Лима, то ссыльные будут, вообще, полностью обезглавлены.

Только Конбр может со временем превратиться в соперника в стремлении самому стать Наимудрейшим: спихнуть его, Гроя. Так что следует еще раз подумать о введении Конбра в Децемвират. М-да, торопиться поэтому не стоит.

И надо прежде досконально ознакомиться с тем, что они такое — земляне эти. Какую роль смогут играть они в нынешних событиях? Придется пересмотреть всё, что земляне поместили для ознакомления в центральном архиве Гардрара и к чему дали ссылки в проведенных ими лекциях. Грой, да и все децемвиры на них, конечно, не сочли нужным быть, но смотрели по связи — не пропустили ни одной.

Эти пришельцы издалека, надо сказать, говорили о своей планете голую правду, не стараясь ничего приукрашивать. С их, естественно, точки зрения: поэтому Грой сразу понял главное. Земля еще проходила ту самую начальную стадию истории, когда произошел естественный процесс отделения интеллектуалов от неспособных к умственному труду. Но внезапно появившийся Ларлд, а затем его сторонники, придерживаясь атавистического взгляда на природу человека, приостановили этот благодатный процесс.

Произошла всеземная дискуссия, во время которой сторонники дальнейшего прогресса не смогли отстоять то, чему когда-то удалось окончательно победить на Гардраре и привести, в конечном счете, к самому совершенному общественному строю. Даже подавляющая часть защитников достигнутого там общественного прогресса не понимали то, что до конца, похоже, понимал лишь один — гениальный генетик Йорг.

Что социальное разделение на полноценных интеллектуалов и малоспособных «неполноценных» оправдывалось лишь тем, что отсутствие у последних достаточных способностей было просто их бедой, против которой у человечества еще не существовало средств. В эпоху тогдашнего научного кризиса это было — для всех — одной из вынужденных мер, необходимых для преодоления его. Для него — нет: новое социальное расслоение — шаг вперед в развитии человечества. Настолько ценный и важный само по себе, что кризис, породивший его, являлся благодатным явлением.

Это как-то нутром почувствовал он, Грой: тоже один. Почему? Какое-то сходство понимания назначения человеческой цивилизации любой планеты? И, также, некое сходство и внешнее. А еще — поразительно: Йорг — Грой. Ну, да: если читать каждое из имен в обратном порядке.

К сожалению, этот величайший из землян не мог победить: сторонники возврата к тому, что было до кризиса, еще могли апеллировать к неизжитым до конца атавистическим представлениям. Видимо, прошло недостаточно времени там для этого — не то, что здесь, на Гардраре. И потому подобное здесь никогда невозможно.

Ну, а если — всё-таки…? Что тогда? Борьба: но не бескровная, какая еще не кончилась окончательно на Земле. Беспощадная война с применением мощных роботов, ракет, силовых полей — не на жизнь, а на смерть. И придется быть готовым пожертвовать главным: собственной жизнью.

А что может быть дороже её? Не лучше ли на всякий случай вернуться к первоначальному варианту: попробовать предложить Конбру и Лиму стать децемвирами? Ну, а Пятого тогда убрать. Так тому и быть!

 

17

Пятый, как он сам называл себя, предпочитая своему имени, недаром всегда, в любую минуту, был начеку: от других децемвиров — как старших, так младших — можно было ожидать чего угодно. Но только не этого: что его физически ликвидируют.

Когда робот-ликвидатор внезапно бесшумно появился сзади и выпустил струю газа-наркотика, он успел сразу почувствовать едва начавшуюся предсмертную эйфорию. И тут же крепко закрыл рот и зажал нос.

Терпел: сверх всяких сил, боясь, что до конца не выдержит — глотнет воздуха, а с ним смертельного газа. Уж он-то знал, что будет тогда: охватывающее видение сладостного совокупления — после которого оргазм, и сразу смерть. Его же собственное создание для ликвидации отбракованных.

Сердце чуть не разрывалось от напряжения: казалось, еще немного — и не выдержит, глотнет всё-таки. Но боролся за жизнь, сколько мог: несмотря на то, что уже стал терять сознание.

… Очнулся и с радостью понял: жив. Жив!

Над ним склонился, к изумлению, тот, кого можно было меньше всего ожидать: Конбр. Робот-ликвидатор рядом был неподвижен.

— Очнулся, достопочтенный? Что: уже дошло до отбраковки и децемвиров?

— Разве? — Пятый уже пришел в себя. — А не ваше сведение счетов со мной? Ты же считаешь, что я что-то похитил у тебя.

— Не наши методы: иначе ты бы уже не очнулся, а мирно навеки почил.

— Но с чем тогда связать твоё появление вместе с этим роботом?

— С нашим активным неприятием любой отбраковки. Следовал за ним, еще не зная, кто является его целью. Твоё счастье, что успел догнать и парализовать его своим прибором.

Скорей всего, это правда. Грой же намекнул, что и он замешан, как другие, в похищении авторства: в том числе у Конбра. Ну, и что: он же не такой, как те — он децемвир, пожизненный. И поэтому Грой предпочел просто убрать его.

Но из-за одного только предположения не бросаться же сразу изображать перед Конбром открытого врага Гроя. Незачем выносить сор из Децемвирата: возможная будущая разборка с Гроем не выйдет за его пределы. И вряд ли остальные Пожизненные при этом дадут рано возомнившему себя Наимудрейшим расправиться с ним, Пятым пожизненным Мудрейшим. Как бы не наоборот: не пришлось бы за эту попытку самому Грою разделить участь покойного Рорва, последнего Наимудрейшего.

Совещание старших Мудрейших, как всё последнее время, проводилось снова очно — в кабинете почившего Наимудрейшего. Хоть Грой, увидев Пятого живым и здоровым, вида и не подал, но тот сумел заметить сразу, как он напрягся.

— Достопочтенные коллеги, я срочно собрал вас, так как, к сожалению, обстановка неожиданно начинает сколько-то осложняться, — начал Грой, но его сразу перебил Третий:

— Еще бы: началось небывалое. Чего больше: отбраковка нас, Мудрейших. Скажи, ты — временно замещающий Первого Мудрейшего, для кого расчищаешь ты места в Децемвирате?

— Что за чушь!

— Чушь? Кто, кроме тебя, смог послать робота-ликвидатора к Пятому?

— Я? — не моргнув глазом, спросил в ответ Грой. — Я? Ты что?! Да как ты смеешь?

— Несомненно: ты. Не зрыырцы же: Пятого Конбр спас — не кто иной. Мы не потерпим твое желание дальше решать всё одному: отстраняем тебя от руководства нами. Оно уже и так не привело к хорошему: наша главная опора, мудрая элита, вся недовольна лишением многих имеющегося авторства.

— Что?! Кто вам дал такое право? Посмотрите, что скажут младшие Мудрейшие.

— А сейчас мы их тоже пригласим.

Младшие уже, как оказалось, знали о попытке ликвидации Пятого: были возмущены намерением убить децемвира.

— Это недопустимо: ему больше не место в Децемвирате, — выразила их мнение Седьмая.

— Но обстановка сейчас, действительно, не совсем простая: не время, чтобы знали о наших внутренних противоречиях, — снова заговорил Третий. — Придется сохранить видимость, что Грой всё еще остается в Децемвирате: что он якобы сам предложил перейти к полностью коллегиальной его работе. Но в решениях, конечно, больше участие принимать не будет. И не только это…

Грой понял, что иначе они не остановятся перед тем, что ему не удалось сделать с Пятым Мудрецом. Но сдаваться так сразу не собирался: попробовал припугнуть их.

— На кого вы руку подняли в такое время, когда как никогда требуются крепкое единство и полнейшее согласие? Не понимаете, Мудрейшие, что надвигается на нас?

— А что такое надвигается? Что?

— Да то, что ссыльные собираются ликвидировать наш Децемвират, чтобы вернуться к этой нелепой демократии. Как будто вам это неизвестно: всё же было в донесении нашего агента.

— Не ты ли сам составил это донесение? — сразу возразил Третий.

— Опомнитесь, пока не поздно. Не время заниматься дрязгами перед лицом такой опасности.

— Не преувеличивай: не испугаешь! — они не верили.

Понятно, конечно: ведь он сам едва верил в это.

Напрасно: раздался какой-то шум, и в открывшуюся дверь неожиданно ввалилась толпа, вооруженная лазерными излучателями. Впереди ссыльные во главе с Конбром, держащим какой-то незнакомый аппарат.

Пятый узнал тот, которым был парализован чуть не убивший его робот-ликвидатор. Им, наверно, и были отключены роботы, предупреждавшие о появлении посторонних.

— Что вам надо здесь? — не растерявшись, невозмутимо спросил Грой, давая понять и вторгшимся без приглашения, и Мудрейшим, кто еще главный в Децемвирате: остальные децемвиры будто проглотили языки.

— Мудрейший Децемвират давно изжил себя: готовы ли вы добровольно передать власть всем? — ответил ему Конбр.

— Пришли восстановить не слишком-то эффективную демократию? Так она сама, при общем голосовании всех мудрых создала Мудрейший Децемвират: неужели забыли?

— Правление Децемвирата не выявило преимуществ перед демократическим, и потому должно быть сменено. Так мы считаем. Повторяю вопрос: готовы ли вы добровольно передать власть всем?

— Требуете, чтобы мы подчинились силе? Хороша демократия!

— Можем добиться этого иначе. Застопорим временно ваши полномочия, чтобы вы не смогли помешать проведению всеобщего голосования о замене вашей власти властью всего народа. И тогда посмотрим, что он решит.

— Что ж: посмотрим! — Грой изо всех сил старался держаться уверенно. Надо! Напрасно эти инфицированные примитивными взглядами землян думают одержать победу: в этом он слишком мало сомневался. И тогда власть Децемвирата обретет еще больший авторитет и силу.

Но не только это: своим поведением сейчас он докажет и этим недоумкам, считающими себя мудрейшими, кто больше всех достоин стоять во главе их. Это не менее важно! Надо нагнать на них как раз в такой момент побольше страха! И он отважился задать рискованный вопрос:

— Будет поставлен вопрос о физической ликвидации Децемвирата?

— Нет: ни в коем случае, — ответил Конбр, но тут же кто-то из пришедших вместе с зрыырцами перебил его:

— Почему? В случае необходимости — да!

Того, что произошло, Грой никак не ожидал: за сохранение правления Децемвирата проголосовало слишком ничтожное меньшинство. Против оказалась даже его основная надежда — элита мудрых, не простившая лишения кого-то из них якобы присвоенного чужого авторства.

Но Конбр не допустил физической расправы с децемвирами. За что они, опасаясь её, хоть не испытывали благодарность, но вели себя тихо по крайней мере. Грой пока тоже.

 

18

Но Конбр, тем не менее, быстротой первой одержанной победы не опьянялся: самое трудное было впереди. Второй этап придется начинать со значительно меньшими силами: подавляющая часть зрыырцев, добившись своей цели, превращалась в оппонентов, которые станут отстаивать то, против чего продолжится начатая борьба.

Полная ликвидация отбраковки: надо именно этого добиться навсегда. То, что здесь, на Гардраре, даже трудней, чем удалось на Земле. Произвести социальный возврат от ушедшего в порочном развитии состояния, когда немногочисленными мудрыми становятся лишь превосходящие непрерывно совершенствующихся суперроботов. Как и на Земле, единственный путь — восстановление семьи, надежно защищающей рожденных в ней детей: вне зависимости от их способностей. Но мудрые сочтут это тормозящим дальнейший научный прогресс и воспрепятствуют его осуществлению. А задача подключения к борьбе единственно реальной силы, учащегося потомства мудрых, видимо, будет слишком не легкой.

Не легким будет и решение вопроса о примитивах. Часть тех, на кого могут полностью опереться сейчас Конбр и Лим, до сих пор сомневаются — уже сомневаются, а не уверены, как прежде — в необходимости сохранения будущего потомства и их. Не лучше ли дать им дожить спокойно, и только? Удастся ли убедить таких — на живом примере — что потомство нынешних примитивов необходимо включить в состав будущего человечества Гардрара?

Да, Лим вместе со своей Цангл смог показать и доказать это неопровержимо. Самая первая семья, воссозданная на Гардраре мудрым и примитивой: счастливыми — объединенными чувством, которого так долго не знали. Ждущими своего ребенка: как раз общего потомка мудрых и примитивов. Тех, которые обладали одним и были лишены другого: первые — мощным разумом без чувств; вторые — чувствами с совсем слабым разумом. Но не совсем без него — отнюдь!

Конечно, не могли ничего: даже читать или немного считать. Но: кто учил их этому когда нибудь? А Цангл ведь смогла научиться: только потому что Лим стал учить её этому — сначала чтению, затем цифрам и счету. Не очень-то сразу получилось: она не понимала, зачем — но хотел Лим, и она напрягалась, чтобы сделать хорошо ему. И как рада потом была, когда неожиданно получилось у неё — и как это ей понравилось: читать, что напечатано, и даже самой напечатать что-то. Как игра какая-то! И интересно: прочесть то, что Лим давал ей. А потом еще и считать.

Глядя на них, начал отчетливо понимать, что не только разум важен для человека: чувства в нем — не менее! Именно бесчувственный разум позволил оценивать человека лишь по его работе. Это так: утратившие чувства мудрые уже мало походили на подлинных людей — скорей на сверхсовершенных роботов, почти вытеснивших их.

Иногда Цангл начинает прислушиваться к их разговору, и какая-то мысль, похоже, судя по выражению глаз, появляется у неё в голове. Но при этом продолжает молча улыбаться.

Фигура её уже стала меняться: немного выдается живот, округлилась грудь. Смотреть на неё приятно: веет чем-то успокаивающим.

Конбр понимал, что и внешняя привлекательность таких примитивов — как женщин, так и мужчин — тоже необходима в будущем: для взаимной физической тяги составящих семьи. И тогда гардрарские женщины будут не только умны и талантливы, но и красивы: как земная Лейрлинд. А гардрарские мужчины — похожи на мускулистых земных. Наверно, это сможет послужить еще одним аргументом в пользу необходимости потомства примитивов.

И лишь подопытным, изувеченным сверх меры, тоже иметь потомство не будет возможно: жалко, но ничего не поделаешь.