39
Ракетоплан летел к горам, в которых были их убежища.
— Устал? — спросил Конбр полулежащего в своем кресле Горгла.
— Ну, да. Всё ж время пришлось быть начеку: не ужалят ли в любой момент эти серпы. Но больше одного раза не посмели: боялись. А ты разве не устал? Такие речи произнёс.
— Ты тоже: горжусь. Будем показывать их записи учащимся. Кстати, ты сумел принять и записать всё, что транслировалось?
— Да: помех не было. А что?
— Хочу прослушать речь Погра: что-то беспокоит меня.
— Повтори-ка еще раз это, — сказал он, когда прослушали произнесенное Погром:
«Молодые не способны и ко многому другому. В первую очередь, к самодисциплине: кто справится с разрушительным их действиям, если они выйдут из-под контроля даже Конбра, надеющегося возглавить их? И что тогда? Не сдерживаемые никем, они нанесут всему — науке, производству, самому образованию — непоправимый ущерб».
Насторожился и Горгл:
— Не намёк ли на то, что они рассчитывают на это? Что тогда мы не будем едины, и с нами можно будет справиться? Ты об этом сейчас подумал, командир Конбр?
— Да. И не только. Это удобный повод для срыва голосования: наши требования для них неприемлемы — они их ни за что не примут.
— Это понятно. Значит…
— Значит, надо не откладывая разослать наши группы по всем учебным центрам. Путь следят непрерывно и предотвращают возможные попытки броситься мстить мудрым и педагогам.
— Прямо сейчас?
— Немедленно: это самое опасное. Радируй.
— Сигнал 21.
— Правильно: предотвращение актов мести, выполнение — сразу.
— Отправил. А мы что будем делать?
— А нам с тобой положен отдых: заработали. И нас там ждут: Сиглл и моя дочка.
— Валж тоже ждет тебя.
…Но их опередили.
В убежище их, и правда, ждали с нетерпением. Хотя и немногие: только те, кто не отправился патрулировать учебные центры — Сиглл, Валж, Маркд и дежурная охрана.
К счастью, рассказывать ничего не требовалось. Трансляцию суда все находившиеся в убежищах видели: установив в отдалении от них приемные антенны, от которых протянули кабели. Поэтому можно было пойти обоим отдыхать.
И Сиглл сразу увела Горгла в их комнату, Конбр последовал за Валж в свою.
Она обняла его сразу, как только дверь задвинулась. Прижалась и долго не отпускала.
— Пусти, — наконец сказал он. — Я уже есть захотел.
— Ой, прости: я об этом не подумала. Сейчас, — стала вызвать она робота с ужином.
Потом, пока он ел, молча сидела напротив и неотрывно на него смотрела. А он не торопился: устал неимоверно — медленно откусывал и не сразу проглатывал, наслаждаясь вкусом мяса молодого суса.
Только когда он насытился, она придвинулась к нему, снова обняла.
— Вы разве совсем не ели: даже после суда?
— Просто еще не лезло. А сейчас я и парльсинчик пососать не откажусь.
— Тебя, что, не удивляет, что я здесь, а не улетела вместе с остальными?
— Нет. А почему меня это должно удивлять? Впрочем, я уже плохо соображаю: прости. Ну, наверно, оставили в охране: да?
— Нет: другое совсем. Хочешь знать, почему?
— Еще бы!
— Потому что у меня менструация вовремя не началась. Не поняла, почему, но Валж, когда ей сказала, ощупала меня и потом сказала, что я беременна. Она, оказывается, столько знает, эта примитива Валж. Еще и сказала об этом, когда группы после вашей радиограммы собирались, чтобы улететь патрулировать. Представляешь: кричала, что мне надо теперь быть осторожной, а то ребенок может родиться плохой. Мы все не понимаем, а она понимает и без доктора: не одного уже родила. Что не пустит меня. Вот такая она, наша Валж!
— Наша?
— Конечно. Хорошая она, добрая. Сказала, что будет смотреть за мной, чтобы я, совсем ничего не зная, не делала, что нельзя. И что роды примет.
— Значит, нас будет трое? Да, Сиглленыш?
— Ну, да. И мы все будем любить друг друга: так говорила Цангл.
— Конечно: он уже не будет знать то, через что мы с тобой прошли. Пусть только родится: ты слушайся Валж, Сиглленок!
— И ты береги себя. Как я испугалась, когда робот-убийца летел на тебя!
— Ерунда. Нажал кнопку, и он сдох. Командир — гений, всё-таки: такие излучатели создал. Ты видела ведь: они чуть в штаны свои экскременты со страху не вывалили.
— Знаю, ты у меня храбрый. Наверно, другого я бы и полюбить не смогла бы. — Откуда ей было знать, что повторила она слова земной женщины Малгхи, родившей ребенка своему мужу, бунтарю Александру.
Конбр, уставший не меньше Горгла, так же неторопливо откусывал и потом проглатывал мясо. Совсем другое, чем ел Горгл: боса, а не суса — к тому он питал какое-то непонятное отвращение. Смотрел, как сидящая напротив Валж кормит грудью маленькую дочь, и умиротворение смывало возбуждение сегодняшнего дня.
— Она не плакала? — спросил он, проглотив кусок.
— Нет: зачем ей плакать — я же рядом. Ведь никто не забирает её у меня: не увозит. Хорошо это! Там всегда забирали и следующий раз привозили кормить другого ребенка.
— А которого ты родила больше не привозили?
— Иногда привозили: да. Иногда нет: совсем. Маленькие быстро меняются, но своего я обязательно узнавала.
— Как?
— Узнавала почему-то. Чувствовала, что мой.
— Ты их любила?
— А как их можно не любить, маленьких? Всех: и своих, и других. Роженица с ними долго: вынашивает сначала; кормит, когда родит; потом снова вынашивает и снова кормит.
— И ухаживает?
— Другие: которые уже вынашивать и рожать не могут, старые — они. Роботы больше, но они ведь не приласкают. Да: плохо. Хорошо сейчас.
— Здесь?
— Здесь: с ней. И с тобой. Её никуда у меня не забирают. Если заплачет, на руки возьму, поговорю с ней. Я её люблю. Тебя тоже: ты её отец. А я её мать теперь, да? Я тебе сама потом еще рожу: как Сиглл скоро Горглу своему — она мне сказала, как можно без операции. Соитием, сказала: а что это не сказала — я ведь не знаю. А ты знаешь?
— Да, знаю.
— Покажешь?
— Объясню. Не сейчас. Потом.
— Ладно. Только лучше покажи: понять мне легче.
— Так говоришь, Сиглл беременна?
— Вы тут никто ничего не понимает: она тоже. Я только. У неё задержка кровей была ведь.
— Только из-за этого бывает?
— Такая большая? Я что: не знаю? А она совсем ничего не знает и не понимает. Собралась лететь куда-то: разве ей можно? Нельзя: я и не дала. Ничего не дам ей делать, если не то захочет.
— Вот ты какая! Молодец!
Разговор прервал сигнал вызова. На экранчике радиобраслета появился Маркд: сильно возбужденный.
— Командир, только что поступил сигнал от седьмой группы: гимназисты четыреста пятой гимназии на острове Ваардар захватили своего педагога, заставили его вызвать ракетопланы и полетели в Город Мудрости. Грозились припомнить мудрым их отбраковку с ликвидацией. Так сказали оставшиеся там, избитые почему-то.
— Сообщи Горглу: пусть готовится к экстренному вылету. Сообщи и Варлху: пусть пришлет двойной комплект роботов. Выполняй!
— Я полечу с вами, командир.
— Ни в коем случае! Остаешься в убежище.
— Командир, меня они скорей послушаются. Тебя они еще не знают, Горгл старше их. А я как раз почти их ровесник.
— Ты землянин. И выглядишь из-за своей мускулатуры старше.
— Так и хорошо, что землянин: им интересней меня слушать. Вот увидишь. Возьми с собой: не пожалеешь.
— Я обещал твоей матери…
— Но я внук Дангкха: я должен сейчас быть с вами там.
— Командир Конбр, он прав: он сумеет лучше нас, — сказал появившийся без стука в дверь Горгл. — Я сам обеспечу его безопасность: отдам ему свой аппарат. Он сможет в случае необходимости включить защитное поле: против их камней это вполне достаточно.
И под их напором Конбр вынужден был согласиться.
40
Посадив ракетоплан на аэродроме города Мудрости, взмыли вверх на пристяжных вертолетах и как могли быстро полетели туда, откуда далеко доносился приглушенный расстоянием гул. Он становился всё громче по мере приближения.
Наконец, с высоты стала видна многочисленная толпа, заполнившая площадь. В центре её, на свободном от неё пятачке несколько детских фигур, окруживших взрослого.
Снизившись, увидели, что творилось: они яростно избивали его. Еще один взрослый лежал рядом на траве, другой стоял на коленях.
— Остановитесь немедленно, — крикнул Конбр. Усиленный громкоговорителем голос заставил гимназистов поднять головы; избиение тоже прекратили чуть позже. Но кто-то вдруг крикнул:
— Да пошли они: кто это еще такие? — и избиение возобновилось.
— Спускайтесь сюда: вам тоже от нас достанется! — и град камней взметнулся над толпой. Пришлось включить защитные поля. Отскакивая, камни падали обратно на головы гимназистов: уже немало детских тел тоже оказалось лежащими неподвижно.
— Прекратите сейчас же! Опомнитесь! — продолжал кричать Конбр.
— Да ты кто такой, чтобы продолжать указывать нам? — ответил чей-то голос.
— Я Конбр.
— Не знаем такого. Ты мудрый? Так спускайся: мы ждем. Прикончим еще одного мудрого убийцу нас, — орали внизу, сопровождая слова непристойными жестами.
— Ты был прав: нас они не станут слушать. Наступила твоя очередь, — сказал Горгл, прикрепляя свой аппарат на пояс Маркда.
— Прошу тебя, Марик, не спускайся слишком низко: камни, летящие с большой скоростью могут пробить защитное поле, — успел сделать предупреждение Конбр, но Марк вопреки ему сделал это.
— Эй, засранцы и засранки: слушайте сюда! — обратился он к задравшим головы гимназистам на понятном им языке. — Кончайте лупить, а не то я вас сверху обдрищу.
— А слабо! — ответили снизу в тон ему. — Нас много — ты один: говна у тебя на всех нас не хватит.
— Ладно: кончайте базар — есть разговор. Усекли?
Похоже, да: потому что избиение прекратилось.
— Да ты кто такой? Вроде не гимназист уже.
— Угадали: лицеист.
— Не врёшь?
— Оно мне надо?
— Проскочил, значит, отбраковку.
— А у нас её и нет — совсем.
— Заливаешь! Где это у вас?
— На Земле: слыхали о такой.
— Ну. А чем докажешь?
— Сейчас, — и он спустился уже совсем. Открыл рот:
— Ну, что: видели?
— Правда: кусачки какие-то, а не кусачие скобки. Надо же! — удивились ближайшие к нему гимназисты. — Не врёт, оказывается, — и их слова сразу стали передаваться дальше.
— Давай, землянин, говори: послушаем.
— Меня зовут Маркд. Я прилетел с Зрыыра с другими землянами и сосланными туда гардрарцами. Конбр был координатором на Зрыыре: он узнал, что на Земле тоже была, но уже больше нет никакой отбраковки. И он захотел, чтобы и на Гардраре не стало её. Совсем. Потому что знал, что отбракованных на Гардраре потом убивают.
Все гардрарцы на Зрыыре ненавидели Децемвират, сославший их туда. Они решили вернуться сюда, чтобы свергнуть его, и лишь немногие хотели, как Конбр, уничтожить отбраковку.
Он уговорил нас доставить их на Гардрар. Я тоже знал — от него — про убийство отбракованных, и рассказал ему, — показал он на Горгла, уже стоявшего рядом с ним, — универсанту Горглу. Он другим: универсантам и студентам. А они дальше: коллегиантам, затем лицеистам. А потом уже вам. За это Конбра судили сегодня, чтобы приговорить к смерти.
Я сказал всё, и теперь хочу, чтобы вы послушали его, нашего командира в борьбе за уничтожение отбраковки.
— Хорошо, землянин: мы согласны. Послушаем, что он нам скажет.
— Ребята, гимназисты: мальчишки и девчонки.
Когда меня судили сегодня, обвинитель среди прочего сказал и такое:
«Молодые не способны к самодисциплине: кто справится с разрушительными их действиями, если они выйдут из-под контроля даже Конбра, надеющегося возглавить их? И что тогда? Не сдерживаемые никем, они нанесут всему — науке, производству, самому образованию — непоправимый ущерб».
Сегодня же это почему-то и произошло. Что вы сделали с тем, кто лежит: он жив?
— Нет. Его добили, когда он уже свалился.
— Больше никого не убили?
— Не успели. Хотели, как можно больше. Чего даром потом умирать!
— Вы уже знали про уничтожение, если вас кого-то отбракуют?
— Мы как раз дослушивали то, что было на данном нам чипе.
— Не понял.
— Ну, когда появился вот он, — показали на того, который стоял рядом с избиваемым: лицо его было куском кровавого мяса. — Он наш педагог: доставалось нам от него так еще! А тут: мы не успели выключить компьютер, когда он ворвался — услышал последние слова. Заорал, как бешенный, потом бить нас начал — хуже, чем всегда.
Ну, и мы решили: раз нас, всё равно, не всех в живых оставят, то чего его дальше бояться — прикончим гада. Стали сами бить его. Убили бы, но он спросил «За что меня-то: что я один только виноват?». И кто-то еще спросил: а правда, почему только его? Сказали ему тогда, что не убьем, если вызовет ракетопланы, чтобы сюда прилететь да расплатиться с мудрыми гадами за всё.
Он был рад и такому: согласился сразу. А здесь, только успели начать, как вы появились.
— И кого вы били? Почему именно их?
— Другие мудрые при нас на пристяжках улетели: может, только в кого-нибудь смогли попасть камнями. А эти их и одеть не успели: мы их окружили. Начали со страху заправлять мозги, что, мол, тоже против отбраковки и что про ликвидацию после неё и не знали. Ну, да: так мы и поверили!
— И расправились с ними: с одним насмерть. А если они вам правду говорили? Ведь действительно, не все мудрые знали это. Эти двое, скорей всего, как и вы, только сегодня узнали о ликвидации отбракованных: слушая трансляцию суда надо мной. Дайте мне разобраться и с ними, и с вашим педагогом. Помогите отвести их туда, — показал он на один из полуразрушенных домов с края площади. — Труп тоже туда отнесите.
— Землянин только пусть тут с нами останется.
— А не тронете его?
— Ты что: он свой. Хотим поговорить с ним: верим ему.
Они полупонесли, полуповолокли труп убитого следом за Конбром и Горглом. За ними, уже бережно поддерживая, вели второго мудрого. Педагога — подталкивая пинками.
— Ты явно спровоцировал ребят на то, что они натворили. Кто поручил тебе сделать это? — сразу начал допрос с педагога: в свете имевшихся подозрений произошедшее — именно сегодня — не могло быть случайным.
— Что ты, достопочтенный: и в мыслях того у меня не было, что такое начнется. Ну, погорячился я, когда узнал, чем они занимались. И только: больше ж ничего.
— Откуда узнал?
— От одной гимназистки моей: из тех, на кого я мог положиться.
— Ябедников?
— Можно и так. Спешно пришел, а они смотрят в зале компьютер: про то, что им знать не положено. Рассердился, конечно: стукнул в воспитательных целях того, другого. А они вдруг на меня набросились.
— А ты своим вопросом подтолкнул ребят на то, что надо убить всех мудрых. Так?
— Да нет же, достопочтенный. Только чтобы не убили меня совсем.
— Хочешь жить?
— А как же: кто не хочет?
— А они не должны хотеть?
— Так это ж разве я придумал?
— Короче: хочешь жить — выложишь правду. Нет: отдам обратно ребятам — а дальше их дело. Выбирай — сразу: я ждать не стану. Считаю до трёх. Раз…
И педагог-провокатор не стал дожидаться и счета «два» — закричал:
— Скажу, скажу: всё, всё скажу — только не отдавай им, зверёнышам. Не отдавай!
— Признаешь, что спровоцировал их?
— Признаю: делал, как велели.
— Кто?
— Он: Грой сам. Сказал: если сделаю, стану даже не полумудрым, а полным им. А если откажусь, то уж придется сделать со мной то, что с детьми, которых отбраковываю.
— А ты не знал, что?
— Нам про это не говорят.
— Ну, да: для вашего спокойствия. Лишь мудрые имеют право знать: если только их оно интересует. И ты, конечно, с радостью согласился. Как же: из всего лишь четверть мудрого вдруг стать полным. Такая редчайшая возможность может быть только раз.
— Так жить ведь хотелось. А тут хоть какая-то надежда, что не убьют меня соп… мальчики и девочки. А тогда…
— Вот теперь верю. Живи. Но только потом придется тебе повторить, что сказал, всем. Будем беречь тебя только для этого.
Горгл, периодически выходивший проверить, не грозит ли что Маркду, вернулся и сообщил, что там всё в полном порядке. Гимназисты сидят кольцом на траве, а в середине Маркд вправляет им мозги, объясняя, что только сдуру можно было натворить такое. И они не обижаются: соглашаются с ним.
— Он был прав: без него мы бы тут не обошлись.
— Наверно, — вынужден был согласиться Конбр.
Педагог уже валялся на полу. Плечи его вздрагивали: он беззвучно рыдал. Лопнула затаенная мечта его: стать полным, настоящим мудрым. Заняться научным трудом, заслужить номер: перестать всю жизнь чувствовать себя неудачником. Ради этого согласился он на неожиданное предложение, даже сознавая опасность быть не только избитым, что и пришлось вытерпеть, но даже убитым. Тем более, Грой наверняка ликвидировал бы, если б отказался: с таким не шутят.
Не обращая больше на него внимания, Конбр подошел к бессильно полулежащеему тоже на полу мудрому, которого ему, а вернее Маркду, удалось спасти. Наклонился над ним:
— Многоуважаемый, ты в состоянии со мной говорить?
Тот ответил, прерывая слова тяжелыми стонами:
— Если надо.
— Необходимо. Но если тебе слишком трудно…
— Даже если трудно.
— Тогда скажи, кто тот, кого убили.
— Грикх… Он математик…гениальный… по настоящему… не дутый… как некоторые… даже в первой… элитной группе. Но мы… и он, и я… были в последней… потому что… у нас похищали авторство… кто только мог. Подожди… помоги мне сесть… будет легче говорить.
Конбр вместе с Горглом усадили его, и он смог заговорить почти без перерывов.
— Вы, действительно, не успели улететь с другими?
— Мы не собирались улетать в отличие от них.
— Почему?
— Смотрели трансляцию суда сегодня, слушали ваши речи. Узнали, к стыду своему только сегодня, про постоянные убийства отбракованных учащихся. После этого Грикх отказался бежать отсюда, когда всех предупредили о несущейся с аэродрома толпе гимназистов, крушащих по дороге всё, что можно.
Смог и меня уговорить, что мы скажем, что тоже возмущены тем, что творится. Что мы с ними — кого так безжалостно убивают: вместе присоединимся к тебе, чтобы бороться за то, чтобы отбраковки этой не стало. А они, конечно, нас слушать не стали: никакой веры мудрым — все они такие. И вот: Грикха убили, меня — если бы не вы — тоже едва не успели. А ведь мы… Мы собирались… а теперь он… Какими же мы оказались наивными!
— И теперь ты уже это не сделаешь никогда? А их возненавидел?
— Кого? Этих несчастных детей, обезумевших от страшного известия, что их жизнь ничего не стоит? Можно ли было ожидать, что они смогут сразу понять, что и мудрые могут быть разными? Тем более, когда их умышленно спровоцировали?
— Как: ты не винишь их?
— А мы не виноваты? Именно тем, что никогда и не думали, куда исчезали постепенно многие, с кем мы учились — а их тем временем убивали и убивали. Ведь мы же не насекомые общественные — мирмексы или аписы — где ставших ненужными особей убивают для пользы сообщества. Поэтому я, всё-таки, присоединюсь к тебе: даже в память Грикха. Будут и другие: вот увидишь. Не все мудрые такие, какими их считают несчастные учащиеся.
— Ты…
Он не смог дальше договорить: в дом влетела гимназистка — с криком:
— Землянин вас зовет немедленно: какие-то роботы появились со всех сторон. — И Конбр, а за ним Горгл спешно выскочили из дома.
Гимназисты уже стояли на ногах, глядя на стремительно приближающихся роботов. Маркд висел на вертолете над их толпой.
Конбр и Горгл уселись в сёдла и прицепили свои. Взлетели тоже и сразу поняли, что это не те роботы, которые должен был срочно прислать Варлх.
— Не наши: присланные против гимназистов. Срочно забирай у Маркда аппарат: надо успеть их парализовать.
Но роботы уже приблизились, и толпа начала отступать перед ними, давя друг друга и тех, кто ранее лежал на земле, оглушенных упавшими вниз камнями, которыми они швыряли вверх в Конбра. Конбр ударил излучением, Горгл присоединился почти тут же, но пока они поражали одного за другим уже приблизившихся вплотную роботов, некоторые из них успели врезать в сбившуюся толпу, поражая попадавшихся на своем пути лучем лазера, оставляя за собой просеку, покрытую детскими трупами.
Из дома высунулся педагог, с надеждой смотря на смертоносную работу их. И тут же скрылся, когда Конбр парализовал последнего.
Картина была страшная: почти половина детей недвижимо лежали на земле — подавленные в панике или раздавленные ногами отступавшими перед роботами, убитые лазерным лучем, насмерть сбитые. А в небе появились летящие с аэродрома вертолеты седьмой патрульной группы: от четыреста пятой гимназии на острове Ваардар путь был слишком далеким.
Зато роботы, которые должен был срочно выслать Варлх, могли появиться уже давно: раньше присланных Комитетом координации или кем-то еще для подавления ими же спровоцированного бунта гимназистов. И тогда исход сейчас был другим. Но они так и не появились. Почему?
41
Дети больше не напоминали тех буйных громил, готовых мстить всем без разбора за свои обиды. Бледные, напуганные, тихие — нередко и заплаканные.
Конбр велел рассовать их по убежищам: в одном поместить всех было невозможно. Но в первую очередь отправил в первое убежище крепко избитого мудрого, имя которого так и не успел узнать. Туда же и педагога, связанного на всякий случай. Сам же вместе с Горглом полетел в пещеру, где прятали роботов и должен был находиться Варлх.
— Не поврежден ли случайно кабель от антенны? — предположил Горгл.
— Он ведь прикопан. Что-то другое: совсем непонятное.
— Вместе с роботами мы бы успели остановить их: не погибло бы столько гимназистов.
— Надо будет забрать их труппы: похоронить — как рассказали земляне. И мудрого погибшего, Грикха, тоже.
— Пошлем роботов: заберут.
То, что обнаружили, было слишком неожиданным. Пещера выглядела страшно: отключенная защита, как будто взрывом развороченный жилой блок, и в нем лежащие без признаков жизни несколько студентов из охраны. Варлха среди них не было.
Не оказалось и роботов, заполнявших пещеру до самого конца. Пройдя её и не обнаружив ни одного, они вернулись к жилому блоку.
— Ничего не понимаю: как удалось пробить защиту? — вслух подумал Конбр. — Неужели кто-то мог отключить её?
— Да… а, — вдруг еле слышно простонал лежавший ничком один из студентов: он был еще жив. — Да… а. Варлх… отключил… когда… стал роботов… отправлять. А потом… О-о-о!
Они перевернули его на спину, и он спешно заговорил:
— Я сам слышал… Ты велел ему… отправить в город Мудрости… два комплекта… и он отключил защиту… стал их выпускать наружу. Усмехался… Я… слышал… он сказал… «Не дождетесь… атависты… к Децемвирату… они уйдут… Раздавим вас… без ваших роботов… всех до единого…». Потом… перестрелял нас… из лучевого пистолета.
— И куда их отправил, не говорил он?
— Гово… рил… — уже совсем неслышно прошептал студент, и вдруг изо рта у него хлынула кровь. Голова его откинулась набок, глаза застыли.
— Не успел.
— Что будем делать, командир Конбр? Разве без наших роботов мы уже совсем бессильны? А наши аппараты? Ведь ими можно справиться с любым количеством их роботов.
— Но пока будем парализовать их поодиночке, еще двигающиеся будут продолжать убивать. Как сегодня: видел сам.
— Видел, — Горгл задумался. Потом спросил: — Они теперь смогут использовать роботы, о которых ты мне говорил: оснащенные такими аппаратами, как у нас с тобой?
— Только если, к нашему несчастью, сумеют активизировать их. Пока это могу только я. Хорошо хоть, не успел ознакомить Варлха, как это делать: так что есть какой-то шанс у нас. Иначе дело было бы слишком плохо. Правда, я могу воздействовать на такие роботы, если они пустят их против нас.
— Правда? Как?
— Этими же нашими аппаратами. Если послать сигнал с них, робот станет выполнять лишь мои команды. Только сигнал может воздействовать на довольно коротком расстоянии. Можно погибнуть раньше, чем успеешь повернуть его против них. Именно поэтому придется найти, где они находятся: понимаешь?
— Конечно. Но ты всё время говоришь: они, против них. Почему не Комитет, не против Комитета? Разве кто-то еще?
— Бедный парень успел повторить слова Варлха: «К Децемвирату они уйдут». Так что допускаю, что бывший Децемвират и есть они.
А теперь — домой: время не терпит. Надо срочно оповестить всех остальных, чтобы защиту не отключали, и кто-то постоянно бодрствовал: в любой момент возможны нападения на наши убежища.
По дороге Горгл предложил забрать хотя бы вражеские роботы, оставшиеся парализованными. Можно будет их переналадить и использовать: так ведь они уже делали. Будет и у них что-то, всё-таки.
Но Конбр запретил: это мало что даст. Подвергать себя из-за этого несомненной опасности, поэтому не стоит.
— Я не могу тобой теперь рисковать понапрасну.
— Всё равно, ведь придется.
— Да, но… После этого… Теперь мне уже будет трудно верить всем безоглядно. Только тебе, Сиглл, Маркду. Варлх предал, а может быть, даже и не предал, а был тайным врагом: кто может еще?
Ты только еще будешь знать, как активизировать наши роботы: те, что оснащены такими аппаратами. Сможешь сделать это, если меня не станет.
— Надо найти их сначала. Но нас теперь столько: неужели не найдем?
— Да: нас много — очень. А их — мало, но за ними все имеющиеся на Гардраре роботы.
— Роботов можно будет захватывать.
— А людхов — будут убивать.
— Но их и сейчас убивают. И будут дальше убивать, если не победить: несмотря ни на что. Так что пусть лучше погибают в борьбе: это сможет приблизить победу. Хоть погибнут не напрасно.
— Да: другого не дано.
Марк по просьбе Конбра разослал по всем убежищам оповещение принять меры повышенной настороженности. Закончив, стал связываться с патрульными группами, сообщая о предательстве Варлха и угоне им всех роботов.
В ответ от них получил сообщения, что он помимо этого еще и не дал им ни одного робота. Говорил, что уже направил к каждому месту патрулирования указанное количество их: они так и не появились.
— Сиглл в курсе произошедшего там? — спросил его Конбр после того, как выслушал эту еще одну безрадостную новость.
— Она же беременная: ей нельзя волноваться. Сказал, что они успели избить до нашего появления мудрого, пытавшегося уговорить их. Но что меня послушались быстро, когда я начал говорить их выражениями. По-моему, она поверила: ребят мы сюда не привели.
— Так и надо было: правильно. Иди-ка спать: завтра может быть не менее трудный день. И ты тоже, — сказал он и Горглу.
— А ты, командир?
— Я попозже: чувствую, что не смогу еще заснуть.
42
Но как-то отдохнуть было необходимо. Он зашел в свою комнату, посмотреть на ребенка, спящего рядом с еще бодрствующей Валж. Постоял, глядя на него, но это ненадолго помогло отвлечься от мрачных впечатлений сегодняшнего дня.
Вышел и пошел проведать избитого гимназистами мудрого, с которым не удалось закончить разговор: его прервало появление чужих роботов. Тот не спал, но лежал с закрытыми глазами, изредка постанывая.
— Как ты себя чувствуешь, многоуважаемый? — спросил Конбр, присаживаясь рядом.
— А, это ты: мой спаситель? — он открыл глаза. — Боюсь, что недостаточно хорошо, чтобы продолжить разговор с тобой завтра. Поэтому продолжим сейчас, если можно.
— Если ты в состоянии.
— Пока — да: дальше — не знаю. Ты имеешь время?
— Да. И я слушаю тебя.
— Ты помнишь, я сказал, что дети нам не поверили, что и мудрые тоже разные? А это так: ты же и сам мудрый. И мы — Грикх, я и еще шесть — не были, как почти все другие мудрые. Нас было мало — восемь всего, но не восемь одиночек: составляли единое целое. Еще с математического института.
Нам претило многое в других мудрых: гонка за личным успехом с целью завоевания более высокого номера вместо стремления докопаться до истины, обнаружить что-то стоящее. Мы не признавали поэтому сокрытие друг от друга не только своих результатов, но и мыслей. Постоянно обменивались ими, вместе обсуждали и спорили: если бы ты знал, как мы спорили! Нам ничуть не мешало, что кто-то превосходит нас, но не кичились, если сами в чем-то опережали других: это было слишком неважно. Еще мы собирались регистрировать все наши научные достижения на имя всей группы.
Для нас оказалось страшным открытием то, что узнали из твоей речи на суде: мы твердо встали на твою сторону. Я уверен, что есть и еще такие, как мы — но нам они неизвестны. Наверно их, всё-таки, очень мало.
А большинство остальных мудрых это просто не интересует. Боюсь, тем не менее, они предпочтут проголосовать против тебя: лишь бы сохранить своё привычное удобное положение. Но и активно участвовать против тебя не станут, препоручив это идейным твоим врагам — убежденным сторонникам того, что лишь превосходящий современного робота имеет право жить. Этих тоже не так много.
— А в их распоряжении миллиарды роботов. И им мы можем противопоставить лишь около 45 миллионов учащихся.
— Но эта система обречена внутренне: заменой научного интереса тщеславным стремлением к успеху — любой ценой. Это было нам ясно еще до твоего выступления. Регресс ведь уже начался.
— Это ваши собственные мысли или…
— Об этом давно написал твой погибший друг — Лим. Но мне становится трудно говорить.
— Ты устал: отдохни, поспи.
— Нет: это не усталость. А заснуть я могу навсегда, поэтому мне надо успеть дать тебе позывные моих шести друзей. Они на чипе в моем радиобраслете: возьмёшь его, если меня не станет: сможешь связаться с ними.
— Очень хотелось бы, чтобы ты выжил. Понимаю, что для этого подходит оборудованный госпиталь, а не пещера, где даже нет врача.
— Не уверен, что в госпитале мне спасут жизнь, а не отправят на тот свет, чтобы увеличить количество жертв гимназистов под воздействием на них атавистических идей.
— Прости, но я кое-что вспомнил: мне надо идти, — внезапно поднялся Конбр.
Как раньше он не подумал об этом! Ведь среди скрывавшихся в пещерах были и студенты-медики. Надо срочно найти их в списках: вызвать сюда. Врачебными роботами убежище оборудовано: диагнозы поставлены, пострадавший лежит под капельницей, и лекарства и обезболивающее непрерывно поступают в кровь. Но без проведения хирургической операции, более сложной, чем может робот, он едва ли останется жить.
И Конбр бросился к компьютеру, открыл списки и ввел поиск студентов-медиков, способных оперировать. Вызвал нужное количество их, чтобы прибыли как можно скорей.
Дождался их прибытия. Потом сидел и ждал до самого окончания операции. Вышедший после неё студент сказал:
— Сделали всё: теперь будет жить. — И тогда только Конбр почувствовал, что спать хочет неодолимо.
Ложе его оказалось занятым Валж, но оставалось еще достаточно места для него. И он, уже не имея сил раздеться, лёг в чем был поверх электроодеяла рядом с ней. Она, не просыпаясь, придвинулась к нему. И оттого ему стало теплей, и он заснул — мгновенно.