Молодая явно влюблённая пара, чтобы было видно по нехитрым признакам, сопутствующим этому чувству, приблизилась к речной заводи, утонувшей в летней зелени. Мужчина, нежно улыбаясь, помог спутнице ступить на покачивающуюся у берега лодку. Прекрасная китаянка в белоснежном сарафане, восторженно вскрикнув, сделала первые шаги, едва не потеряв равновесия, затем присела на заднюю скамью. Меньшиков сел на соседнюю, и взяв вёсла, начал грести от суши. Сегодня был особенный день: лилось яркое солнце, заботливо оглаживая всех людей теплом, к тому же Евгений был трезв, его взор был ясен, он неотрывно, загадочно, словно ребёнок, любовался своей женщиной с необъяснимой улыбкой. А она, как весна, смущаясь, немного краснела, что добавляло ей какого-то редчайшего шарма, того, без чего уже не мог обойтись ветреный журналист. Вскоре они оказались посреди Суры, Евгений взял руку девушки и подобно старинному принцу поцеловал её, потом откуда-то из низины на дне лодки достал букетик из полевых цветов, поднеся его красавице. Донгмэй с восторгом приняла букет и вдохнула аромат коктейля скромных цветов, нечаянно поблагодарив ухажёра на китайском.
– Это пустяк, моя принцесса. Я хочу сделать для тебя больше, – серьёзным тоном проговорил Меньшиков в ответ на её языке.
Её глаза удивлённо раскрылись.
– Откуда такие познания? – поинтересовалась Донгмэй.
– Первый урок китайского для меня не прошёл даром. – Он закурил.
– Мне приятно.
Кавалер опустил руку в воду, после чего игриво осыпал серебряными брызгами лицо своей дамы: «А теперь тебе приятно, Мэй?» Она вначале сжалась, затем ответила тем же: «Ах, так!»
Перестрелку водой закончила китаянка тогда, когда Евгений начал читать ей стих.
А где-то совсем рядом, за столиком уютного летнего кафе, представительный мужчина в деловом светлом костюме, неспешно пил виноградный сок, с интересом посматривая на округу: на искрящиеся волны Суры и покачивающуюся лодку. Его уединение нарушил подсевший на соседний стул мент, отвратительной наружности, чьи рыжие лохмы с поросячьей щетиной на толстом лице, делали его похожим на натурального хряка. Роев неприязненно осмотрел явившегося субъекта:
– По-моему не помню, чтобы я разрешал тебе садиться. К тому же, ты не представился, мудак! – спокойно проговорил он.
Маленькие глазки мента на лоб полезли.
– Кто, мудак? Я?
– Ну, не я же... – отозвался Денис непринуждённо, отпив сок. – Ведь ты же не представился, а значит, я пока ещё не знаю, кто со мной говорит.
Рыжий опешил, не понимая что ответить.
– Ну так, чего тебе надо, мудак? – вновь поинтересовался цыган. Мента аж взорвало...
– Ты вообще как разговариваешь с капитаном милиции? – покраснел Свинин.
Денис невозмутимо смотрел сквозь него вдаль.
– Вот, теперь всё ясно, ты не мудак, а капитан, что в принципе ничего не меняет.
Свинин вытаращил на собеседника глаза.
– Что ты несёшь? Какая тебя муха укусила?
– Рыжая, которой всё мало.
– За базаром следим, Деня. И не перегибай палку, – похолодел в лице мент пригрозив, его ноздри раздувались.
Евгений продолжал читать стихотворение:
Свинин закурил.
– Я тут слышал, что премию выдают?...
– Выдают. Только не так много, как некоторые хотят, – пояснил мужчина в светлом костюме.
– За хорошую работу и платить надо хорошо. Или тебя что-то не устраивает?
– Если бы меня что-то не устраивало, ты бы тут не сидел.
– Это воспринимать как угрозу? Или предупреждение?
– Расслабься, капитан, неужели у тебя так с юмором плохо? – усмехнулся Роев.
Евгений на секунду остановился, улыбнулся и сказал:
Цыган вынул из внутреннего кармана пиджака туго набитый долларами конверт и придвинул напротив сидящему милиционеру.
– Заработал – получи. – Он пристально с ухмылкой наблюдал за реакцией Свинина. Тот лениво посмотрел по сторонам, конверт не взял, спокойно ответив:
– Ты меня за дурака считаешь? Убери. Конверт положи в оговорённое место.
– Сколько тебя знаю, не гаснет твоя предусмотрительность.
– Служба такая. Ладно, мне пора, хочу тебя предупредить, чтобы в следующий раз больше зелени положил раза в два.
– Не понял? – переспросил Роев.
– Сейчас поймёшь, – ехидно усмехнулся тот. – Замутил ты, Деня, дела тёмные, а мне их покрывать приходится. И вдруг кто-то, кроме меня об этих твоих делах случайно узнает?
Денис внимательно смотрел на собеседника.
– Вот чтоб никто лишний о них не узнал, ты должен мне платить, – закончил вымогатель.
Донгмэй нравилось, как Евгений читал ей стихотворение. Он, первый мужчина, сделавший для неё такой подарок.
Господин в светлом костюме обратил внимание на открытую грудь с глубоким вырезом соседствующей блондинки.
– По-моему, я тебе и так неплохо плачу, капитан.
– Это у тебя не детей, не плетей, а у меня семья!
– Жадный ты человек, Свинин. Жадность до добра не доведёт...
– Ты меня пугаешь, что ли? Или спорить со мной собрался? – спросил мент.
Роев отмахнулся.
– Ну что ты, Вася, что ты?... Спорю я друг, только с равными мне людьми, а ты всего лишь мент продажный! Поэтому нечего мне с тобой спорить, не расстраивайся, как скажешь, начальник, так и будет.
– Деня не забывай, я очень нужный человек, – сказал напоследок мент и ушёл.
Рядом с лодкой медленно проплыл речной трамвайчик, пассажиры по-разному оценили декламацию стиха Меньшиковым даме в белом: одни сочли это романтичным, а другие посмеялись.
– Спасибо, ты меня удивил, – Евгений получил поцелуй в награду. – Кто автор? – поинтересовалась китаянка.
– Александр Сергеевич, кто его не знает... – ответил Меньшиков и снова закурил.
Они причалили к берегу. Он помог девушке перебраться на сушу.
– Моя принцесса, у меня для тебя есть ещё сюрприз.
– Какой?
– На то он и сюрприз. Потерпи. Пойдём. – Они поднялись на набережную и Меньшиков громко по-соловьиному свистнул. Вверх взмыла стая сизых голубей. И в следующий момент из-за растительности выехала белая карета, запряжённая двойкой вороных коней.
Экипаж остановился. Евгений отворил дверцу, подсадил даму, после чего присоединился к ней со словами: «Всё возможно, если в сердце живёт любовь...»