Вступление

…Оля…, такое дело, подстрелили тебя. Прости. Что мог я сделал… — Разжав руку, почувствовала, как прыгнула на ладони граната, и вдруг очнулась от его голоса.

Боль разлеталась по телу и пульсировала. Сначала медленно, потом быстрей и быстрей, всё закружилось, слилось в один поток. Издалека донёсся затихающий голос. — Прощай… И вдруг накрыло, как сугробом. Пропали звуки, цвета, даже боль ушла, лишь спокойствие и парение. Без страха и тревоги. Полет….

Вспышка, лёгкие тени. Непонятная сила несёт меня к светлому пятну.

Проснулась вдруг. Выждала, когда глаза приноровятся к свету, осмотрелась.

Больничная палата. Кровати, капельница, силуэты людей. Невнятный разговор. Пошевелилась, вернее, попыталась шевельнуться.

Чей‑то голос бесстрастно произнёс. — Маша, скажи, там новенькая проснулась, они просили…

Хотела сказать, но пересохшие губы не послушались.

Возникло противное щекотание, словно тысячи муравьёв копошатся в груди, в лёгком. Склонилось лицо на белом фоне. Как самочувствие? — Вопрос, скорее, риторический.

— Нормально, — беззвучно шепнула я. Запахло спиртом. В руку кольнуло, и вновь подкралась дремота.

Окончательно пришла в себя на следующее утро. Боли почти не было, только слабость.

 

Глава 1

Бесплатно лечиться — лечиться даром

Прошла неделя. Перевязки, осмотры, уколы. Уже в первый день стало ясно, что не могу говорить. Слабый шёпот, и всё. Как пояснил врач, пуля задела связки и лёгкое. Голос восстановится, но о пении речь не идёт. Дай бог потихоньку разговаривать.

Соседки, заинтригованные глухими сплетнями, а после кровавыми статьями в жёлтой прессе, заинтересованно перешёптывались. Однако, видя, что говорун из меня неважный, интерес потеряли.

Газетчики наплели семь вёрст до небес. По их словам, выходило, что молодая певица, любовница преступного короля, сбежала от него с молодым композитором. Посланных за мной бандитов я в припадке ярости исхитрилась убить, но и моих родителей преступники не пощадили. А после, в Москве, меня и якобы моего любовника хотел застрелить нанятый авторитетом киллер. Любовника, который оказался вовсе не композитором, а бывшим военным, задержали. Меня в тяжёлом состоянии доставили в больницу. Дичь, пересыпанная подленькими намёками и умозаключениями, высосанными из пальца. Если честно, я и сама не могла бы объяснить, как всё было на самом деле. Обрывки, вырванные из контекста фразы. Полная сумятица. Навечно запомнилась только гибель папы. Я уже смирилась со смертью родных. Но смакование кровавых деталей безжалостными писаками было невыносимо.

Приходили следователи, задавали нелепые вопросы, ещё какие‑то странные люди. Сначала по нескольку раз в день. Но, видя, что отвечать я не могу, временно отстали.

Конечно, многое я сумела вспомнить за эти дни, пока лежала в вынужденном безмолвии.

История невероятная, но всё же реальная. «Алексей», — я не раз пыталась позвать его. Но интуиция подсказывала, его больше нет рядом. Исчезло чувство уверенности и полёта. Я так и не вспомнила многое из событий последних дней, но поняла, что последним подарком мне стал его опыт. Ту, прежнюю девчонку, вполне возможно напугали бы все эти страшные детали и подробности, которые таила его память, но теперь, мне сегодняшней, было даже не безразлично, а как‑то привычно. Словно, это я прожила его жизнь.

Трудно объяснить это чувство. Вроде, твои и в то же время чужие воспоминания, но есть огромное отличие от киношных и книжных.

Слабость наваливалась приступами. То вставала и даже прогуливалась по коридору, то не могла оторвать головы от подушки. Наконец, стало легче. Не до конца, но состояние, как пробурчал бородатый доктор, стабилизировалось. Осмотрел и, вильнув глазами, предупредил, что выпишут через день.

«Честно, и самой надоела убогость нашей медицины. Крашеные в серый цвет, ободранные стены, хамство медсестёр, вонь от «лежачих».

Выписали обыденно. После завтрака спустилась в подвал. Необъятных размеров кастелянша отыскала завёрнутую в мешок одежду. Расписалась и с трудом влезла в пропахшие сыростью джинсы. С верхней частью гардероба вышло совсем нехорошо. Залитые кровью, простреленные тряпки выкинули, а из всех денег оказалось свёрнутая в комочек сотенная купюра в заднем кармане джинсов.

Особая гнусность была в том, что, зная о лежащих на счёте деньгах, огромных, по–моему, я абсолютно не помнила ни номеров, ни кодов. Ничего. Компьютер, на котором эти данные были, исчез. То ли доблестные работники милиции изъяли под «вещдоки», то ли санитары «подрезали», как сувенир, а может, просто затерялся в суёте. Но исчез.

Без денег, без одежды, в чужом городе. А осень уже полностью сдала вахту зиме. Конец ноября, и, хоть снега ещё нет, но мороз и ветер навалились всерьёз, и совсем по–зимнему задувает по утрам в щели палатных окон.

Тётка, пожевав губами, забралась в кладовку и, кряхтя, вытянула старый искусственный полушубок пятидесятого размера, растянутую мохеровую шапку и китайскую кофту. — Вот, на‑ка. Они с прожарки, ты не боись. Хоть и старьё, но всё лучше, чем голышом‑то. Скрепя сердце, я нацепила предложенный наряд.

Хоть момент, прямо сказать, не самый подходящий, но смех, который меня разобрал от увиденного в мутном зеркале, заразил даже хмурую санитарку. На моем «сорок четвёртом» полушубок, который после термообработки больше походил на линялую шкуру пожилого медведя, висел тулупом. И уже совсем убила розовая шапка с торчащими в разные стороны клочками свалявшегося мохера. Ни один, самый последний бомж славного города–героя, не рискнёт вырядиться в подобный наряд. Отсмеялась и задумалась. Но вариантов не возникло.

Как я хотела в тот момент, чтобы на помощь пришёл мой нечаянный спутник. Но только сумбур в растрёпанных мыслях.

Сообразив, что надеяться не на кого, вышла в коридор. Паспорт, история болезни, анамнез. Уложила в покоробленную сумочку. Когда‑то роскошная сумка от Ферерро, пролежав месяц возле нестерпимо жарящей батареи, годилась, разве что, для хранения домашнего архива. Вспомнив о доме, совсем расклеилась. Возвращаться в Краснодар, где всё напоминало о близких, было невмоготу. К тому же, добраться туда, в таком виде, без денег было нереально. Подумав, нашла выход. Номер в Питерской гостинице был оплачен на три месяца вперёд, а в вещах, по меньшей мере, тысяч двадцать рублей. Был ещё продюсерский центр, в который вложены очень большие деньги. Пусть я и не смогу продолжить карьеру, но, может, удастся вернуть хоть часть. По всему, выходит, нужно ехать в Питер. Но как? Взгляд упал на колечко. Теперь я знала, что Алексей отдал за него полторы тысячи долларов.

«Если продать, может, хоть половину дадут? Доеду». — Решительно вышла на улицу, не обращая внимания на смех, то и дело вспыхивающий среди прохожих. Я не осуждала их. Если уж сама не удержалась, что говорить о других.

Холод обжёг лёгкие. Я согнулась в мучительном кашле. Справилась, но головокружение, и слабость не проходили. Кое‑как добрела к одинокой скамье и плюхнулась на заиндевелые бруски. Тут они и нашли меня.

— Патрульный, чего‑то там, сержант Брынкин, — неразборчиво пробубнил закутанный в светло–серый, пятнистый наряд милиционер. — Документики предъявим, гражданочка.

Паспорт и справка из больницы совершенно не впечатлили.

— Регистрация отсутствует. — Удовлетворённо констатировал, полистав книжку, розовощёкий парень и повернулся к напарнику. Тот стоял, согласно инструкции, чуть сзади и сбоку.

— Да хрен с ней, Серёга. — Отозвался второй патрульный. — Таскаться ещё с этой тёткой. Блох только нацепляем.

Я даже оскорбилась. «Тоже мне. Нашли тётку. Однако болезнь не красит, а в таком наряде и мисс Америки за Квазимодо сойдёт».

— А чего? — не согласился настырный сержант. — И так план горит, снова прапор орать будет. Вызывай канарейку. Закинем, и пусть в участке разбираются.

«Вот чего мне совсем не хотелось, так это разборок. Дело ещё не закрыто. Начнут выяснять, что да как, точно в камере насижусь. А с моим лёгким — это смерть. Верная чахотка. Чужой опыт подсказал. Что угодно, только не в околоток.

— Ребятки, милые. — Откуда только взялась эта сутулость, шамканье, ставшего беззубым, рта. Губы истончились и, как нельзя кстати, выбилась прядь отросших пегих волос из под уродливой шапки.

— Сынки, — я закашлялась, — отпустите, я сейчас на вокзал, мужик должон на востребование прислать, с Краснодара. Домой поеду. Вот, денежку возьми, сынок, купи гостинцев подружке. — Я лихорадочно заскребла помятую купюру, разглаживая её, чтобы сунуть в оттопыренный карман бушлата. Сержант понятливо отвернул голову, высматривая нечто, чрезвычайно важное, на другой стороне улицы.

Однако его спутник оказался глазастей. Углядел колечко. Хоть я и успела повернуть его камешком внутрь. Однако тренированный взгляд ППСа выхватил блеск драгметалла. — Ну‑ка? — Он протиснулся ближе. — Покажь, тётка, руку?

Разжав ладонь, присвистнул. — Ого, Серёга, ты глянь. Вот народ. — На пальце состояние, а тебе сотню суёт. Ты помнишь, ориентировка была? — Он подмигнул приятелю, не особенно и пряча издёвку. Точно, помыла тётка колечко и хотела назад свалить, в свой Мухосранск. Так, протокол изъятия составим на месте. Он потянул за колечко. Распухший от лекарств палец мешал сдёрнуть добычу.

— Слушай, Витек, да она сопротивление оказывает. — Сержант привычно ухватил рукоятку «демократизатора». — Сама снимешь или помочь? — Он замахнулся, норовя превентивно огреть несуразную бомжиху по спине.

Рука дёрнулась, ставя мягкий блок. Дубинка скользнула, уходя в сторону. Автоматически продолжив связку, колющим ударом сжатых в щепоть пальцев, достала Серегин висок.

Одновременно, другая кисть, ухватив палец мародёра, стягивающего кольцо, легонько дёрнула, чуть повернув. Выскочив из сустава, указательный загнулся под прямым углом. И вот, страж закона, оставив глупые мысли о неправедном заработке, взвыл, согнувшись от боли. Серёге было совсем худо. Он плавно, как в замедленном кино, сполз на скамью и уткнулся носом в крашеную доску. Я обмерла и, не раздумывая, поковыляла прочь, торопясь скрыться в ближайшей подворотне.

«Рассуждать будем после. Гнал вперёд Лехин опыт. Влево. Ещё раз. Парадное, должен быть чёрный ход». — Миновала загаженный кошками подъезд и вынырнула на людный проспект. Смешавшись с толпой, двинулась вдоль проезжей части, фиксируя краем глаза проезжающие машины. Спасибо гаишникам, не удосужившимся запретить тонировку. В стёклах авто отчётливо видно, что творится сзади. Чисто. Витьке пока не до меня. Вставить палец на место самому, нужны умение и сноровка. А вид подельника заставит судорожно голосить в рацию, вызывая подмогу. Потом, конечно, разберутся, что сержант только слегка «притомился» и задремал, но это потом».

Только пройдя полквартала, заметила, что мертво сжимаю выхваченный у сержанта паспорт. Даже после, в спокойной обстановке, не смогла восстановить в памяти, когда успела забрать столь нужный в моей ситуации документ. А пока я просто запихала его глубже в карман необъятного малахая и продолжила движение. Глаз выхватил неприметную вывеску. — «Скупка золота, ломбард».

Плюнув на палец, стянула колечко. Оглянулась и шмыгнула в тамбур старого дома. Полуподвальное помещение, затёртый линолеум, давно немытые стекла. Вид соответствовал содержанию. Прожжённый, плюгавого вида старик, в меховой безрукавке, поверх клетчатой байковой рубахи, вопросов не задавал. Осмотрел кольцо, задержал взгляд на камне. — Сдаёте, или в залог? — Острым взглядом приметив паспорт, спросил он.

— Лучше продавайте, — посоветовал он, услышав ответ. — Все говорят, что выкупят, но это бывает редко. Зачем терять деньги?

Я мотнула головой, подтверждая решение.

— Ну, в залог, так в залог. — Он заполнил квитанцию, взвесил изделие, вписал каратность. — Десять тысяч. «Сумма явно занижена, но должно хватить». Я кивнула головой. — Согласна.

— Девушка, — разглядев, что клиентка достаточно молода, повторил опытный ювелир. Рекомендую продать, дам восемнадцать.

Я чуть было не согласилась, но, вспомнив, что это кольцо выбрал Алексей, передумала. Воспоминания понемногу слабели, а такое, материальное подтверждение реальности его присутствия, не давало списать всё на обыденное сумасшествие.

Упрямо отказалась. — В залог. Он вздохнул и отсчитал десять купюр. Спрятав деньги, выскочила на продуваемый свирепым ветродуем проспект. Вещи купила в стоковом. Очень похожем на обычный секонд–хэнд. Новые, но какие‑то залежалые, тряпки стоили копейки. Тёплая спортивная куртка Норд, шапочка, джинсы и сапожки. Весь наряд обошёлся в четыре тысячи.

Спортивный наряд сделал меня похожей на типичного подростка, узнать в котором полусумасшедшую бомжиху мог только очень проницательный человек.

Повторное возвращение в город Петра и трёх революций прошло совсем обыденно. Билет в плацкарт стоил недорого, осталось и на такси, и на ужин. В гостиницу вернулась утром следующего дня. Вышколенный администратор проверил документы, но, не моргнув глазом, выдал ключ.

Словно возвращаясь в родной дом, зашла в свою одноместную комнатку. В глаза бросилась гитара, прислонённая к стене.

«Как мало человеку нужно, и как просто сгинуть в этом мире». Я сбросила куртку и, плеснув из стоящей на столике бутылки коньяка, уселась в кресло возле тёплой батареи. Помедли я чуть в том продуваемом ветром парке, где меня прихватили обнаглевшие от вседозволенности патрульные, всё могло сложиться гораздо хуже.

Запоздалый страх кольнул в желудок. Отогревшись, убрала бутылку и начала методичный обыск. В карманах, сумках нашлось около двадцати тысяч рублей. Карточка сбербанка на счёт, открытый в гостиничном филиале. Там, по–моему, тысяч пятьдесят должно быть.

«Совсем плохая? — тупо разглядывая документы на машину, изумилась я. — У тебя десять тысяч евро под окном стоит, а ты по карманам мелочь собираешь». Выглянув в заснеженное окно, разглядела серенький кузов мёрзнущей на гостиничной парковке «Реношки».

Однако с продажей спешить не стала.

Повинуясь безотчётному порыву, достала гитару и, тихонько перебирая струны, наиграла пришедший в голову мотив. Сами собой пришли слова. Куплет, второй. Негромко пропела.

Голос, слабый и хриплый, конечно, в подмётки не годился прежнему, но всё же сохранил какое‑то подобие музыкальности. Телефон с функцией записи сошёл за магнитофон. Я спела, исправила корявую рифму. Добавила припев.

Песенка вроде бы ни о чем.

Ни рифмы, ни размера. Но с эстрадой закончено, а для себя — нормально. И как‑то сразу вдруг полегчало. — «Ну и что, что одна, никого родных, знакомых, никакой работы, специальности. Ну и что? У меня есть память, не пропадём».

День посвятила новому образу. Уже знакомая парикмахер, повинуясь указаниям, изменила причёску. Длинные волосы уступили место короткой стрижке. В зеркале на меня глядела уже и не девчонка. Глубокие тени вокруг глаз, осунувшиеся щеки, но, главное, изменился взгляд.

«Понимание и спокойствие. Интересно, чем ещё должна меня стукнуть жизнь, чтобы я сломалась? Уверенность и готовность к испытаниям».

Новый образ завершил строгий костюм. Элегантный пиджак, юбка, сапоги на каблуке, не очень высоком, но и не кроссовки. Шубка из стриженого меха неизвестной породы, прикинувшегося норкой. Простенько и сдержанно. Главное, ни что не напоминало ту провинциалку с гитарой, приехавшую сюда всего несколько месяцев назад.

А вечером навалилась боль в груди. Набегавшись, растревожила не до конца залеченную рану. Швы уже сняли, и входное отверстие почти затянулось тонкой кожей. А вот выходное, неровное безобразное пятно, с рубцами от десятка швов и стянутых краёв, никак не заживало. И, наконец, самое противное. Что там внутри? Лёгкий хрип временами сменялся свистом и лающим кашлем. Дыхания хватало только на короткие прогулки. «Здорово киношным героям, у которых раны заживают в три дня. Лёгкое недомогание, симпатичная повязка, и вот уже снова погони и драки. А по жизни, увы, гораздо противней. Тело почему‑то крайне негативно относится к тому, что его протыкают железом. Казалось бы?»

Визит к продюсеру оставил тягостное впечатление. Радостно вскинувшийся при моем появлении Евгений Петрович, узнав, что ранение не позволяет продолжать карьеру, поскучнел. Взгляд затуманился, он начал поглядывать на часы, а на робкую просьбу вернуть часть средств тяжело вздохнул, порылся в документах и, отчеркнув пункт с форс–мажорными обстоятельствами, показал мне.

— Ну, и что? — Я глянула, пытаясь поймать ускользающий взгляд. — Вы на мне ничего не потеряли. Затраты составили максимум тысяч триста. Заработали четыре сотни. Верните хоть сто, — напрямик попросила я. — Неужели сто процентов прибыли Вам мало?

— Девочка, — после долгой паузы выдохнул продюсер, — за сотню, как ты сказала, пятерых, таких как ты, на кусочки разобрать и зарыть могут. Понимаешь?

Сегодня я верну деньги тебе, завтра придут и заберут мои. Нет, договор есть договор.

«Вот про лопату говорить не стоило». — Что‑то в моем взгляде ему явно не понравилось. А мне почудилось. — Вошла в перекрестие прицела переносица холёного лица шоумена, замерла, расчерченная короткими линиями дистанции. Палец непроизвольно повёл курок, выбирая слабину. По его гладковыбритой щеке пробежала капля пота. Он рывком встал и, пряча взгляд, начал закуривать.

— Всё, сказал, ни копейки. — Деляга явно струсил, хотя я не успела сказать ни слова.

— Ну, что ж. Будем надеяться, Вы измените решение, главное не опоздать. — Я поднялась и, спиной ощущая его страх, вышла из кабинета.

Конечно, надежда была слабая, но мне он показался относительно порядочным человеком. Хотя порядочные в таком бизнесе долго не задерживаются. Всплеск раздражения быстро схлынул. Однако состояние выцеливания и спуска крючка показалось мне забавным. Вдруг дико захотелось испытать его вновь. Я вызвала такси и, набрав телефон справки, узнала, где находится спортивный тир.

В спорткомплексе было пусто. Заполненные вечерами и в выходные, сейчас помещения разносили лишь гулкий перестук каблуков.

Полутёмный тир встретил непонятно привычным и волнующим запахом въевшихся в стены пороховых газов. Оплатив пятнадцать выстрелов, взяла у густо пробитого сединой инструктора спортивную винтовку и три обоймы.

— Стреляли? — недовольный тем, что его оторвали от книги, спросил тот.

— Немного. — Бросила я.

— Значит, так…, — он привычно собрался начать инструктаж.

— Простите, — я мягко остановила его, — можно, сама.

— Он пожал плечами. — Сама, так сама.

Приняв стойку, и, чувствуя тяжесть от натянутой кожи, набросила петлю ремня и упёрла локоть в бедро.

Не раздумывая, вщелкнула магазин и сняла предохранитель.

— К стрельбе готова. — Вырвались незнакомые слова.

— Инструктор, видя, что девчонка с понятием, скомандовал. — Огонь. Наведя мушку и остановив дыхание, замерла. Фаланга пальца, словно ведомая извне, плавно нажала курок.

Выстрел, восьмёрка. Небольшая поправка, десять, десять, девять, снова десятка.

Сменила обойму. Две восьмёрки и семёрка, остальное в центр. Закончив стрельбу, совершенно автоматически, не думая, вздёрнула руку, сообщая об окончании стрельбы. Прихрамывающий инструктор глянул в окуляр и перевёл взгляд на меня. — Ого? — Удивление в голосе, пополам с признанием класса.

Резкий укол в груди не дал продолжить. Я опустила винтовку и присела на стул, медленно, сквозь зубы, втягивая ставший вдруг тугим и плотным воздух. Пороховая взвесь вызвала ответную реакцию в простреленном лёгком. Наконец, продышалась. Пенсионер забрал оружие и участливо произнёс. — Где же ты, дочка, повоевать успела?

— Нигде. — Я удивилась. — Почему Вы решили?

Он усмехнулся. — Она мне будет говорить. Ты сначала выучку спрячь, и ранение в лёгкое, тоже. А то я не вижу. Эх, дочка, война — не игрушки. — Он провёл рукой по вытертому прикладу. — Худо?

— Ничуть. — Хотела соврать я, однако согласно кивнула.

— Да, вижу. — Он помолчал. — Вот что, сам через это прошёл. — Он легонько стукнул в грудь. — А сейчас, весь день здесь гарью дышу, и хоть бы что. А ещё полгода назад выворачивало.

Он порылся в заваленном бумагами столе. — Вот, китаец один. Лечит, иголками, травами. Гимнастика ещё. Сходи, дочка. Советую.

Поблагодарив, забрала карточку с телефоном и адресом.

Китайцу собралась позвонить только через несколько дней. Дел особых не было, просто слабость. Ничего не хотелось. Лежала в постели, спала, смотрела в окно на засыпанный снегом парк. Метель шла два дня, навалило целые сугробы. Для Питера не свойственно. Наконец стихло, и я насмелилась позвонить.

После третьего гудка отозвался явно нерусский голос. — Да? Слюсаю.

— Посоветовали к Вам обратиться. Сказали, Вы можете помочь.

— Мозете, мозете, — показалось, увидела, как китаец согласно закивал, кланяясь. — Писы адрес.

— Я знаю.

— Тогда цего? Плиезжай, смотреть будем. — Смешно закончил он.

«И правда? Я решилась. Деньги пока есть. А то совсем что‑то паршиво». — Вынужденно призналась сама себе.

Таксист долго плутал в поисках адреса, костеря градостроителей.

Наконец, остановил машину возле типовой девятиэтажки.

Квартира на третьем этаже. Железная простая дверь. На звонок вышел маленький, непонятного возраста, азиат.

Жиденькая бородка, редкие усенки, перекошенные в разные стороны зубы, шапочка, кургузый кафтанчик с палочками вместо пуговиц, тапочки с войлочными подошвами.

— Чжан Сю Вин? — прочитала я с визитки, вопросительно глядя на китайца.

— Входи. — Человечек посторонился, впуская меня в прихожую.

Осмотр он начал странно. Усадил на низенькую скамейку из плетёного прута, обошёл вокруг и, положив сухую горячую ладошку мне на голову, замолчал. Постояв секунд десять, вернулся и поднёс руку к месту ранения.

— Полохо совсем. — Закивал головой. На лице, однако, не отразилось никаких эмоций.

— Лечить надо. — Он умывающим жестом потёр руки. Иголка надо. Трава надо.

— Хорошо. — Согласилась я. Давайте лечить.

В соседней комнате, где кроме массажного стола не было ничего, он приказал снять кофту и истыкал всё тело тонкими позолоченными иголками. Последнюю вкрутил за ухом.

Остановился и сказал. — Спать пока.

Плавный шум, словно океанский прибой, зазвучал в ушах. Тепло и покой обволакивали тело. Я задремала. Проснулась от негромкого хлопка.

Китаец стоял в той же позе. — Вставай.

Осторожно вдохнув, впервые за последний месяц не почувствовала боли в груди. «Здорово».

— Не совсем, — остановил готовые сорваться слова. — Завтра опять плохо будет. — Лечить надо.

— Твоя истинная Ци сильна, — вдруг произнёс он.

«Странно, акцент, слышавшийся в его речи, вдруг пропал».

— Но хаотична. Ты могла бы справиться с болезнью сама, но твой разум слаб. Я не знаю, почему так. По силе ты равна мне, но глупа и неразумна. — Он, извиняясь, развёл руки. — Я скажу много непонятного, для западного человека. Но с помощью привычных образов невозможно до конца постичь мир древних знаний. В сущности он точен и не более условен, чем язык современных научных публикаций, но для понимания его нужно иметь ключ.

Удивили не слова, а то, каким точным и чётким языком они были сказаны. Куда делся полуграмотный старик? Передо мной стоял философ, знающий такие тайны мироздания, что становилось не по себе.

— Ладно, — он вновь умыл ладони. — Хорошо. Давай денег, приходи завтра. Будем лечить и учить.

С этого дня я начала ежедневно приезжать к мастеру Чжану. Иголки и настойка помогали. Дыхание выровнялось и стало глубже. Слабость иногда накатывала, но гораздо реже.

Старик научил медитации.

— Главное правило. — Начал он. — Спокойствие.

Прикрыл глаза и прочёл несколько напевных китайских фраз. Потом перевёл:

«Вокруг в смятенье всё, спокоен я,

Страстями их сердца полны, спокоен я,

Внимая мудрости святых — в покое нахожусь,

Cвоим путём иду по миру»…

— Это сказал Лу — Ю, поэт южной династии Сун, он жил почти две тысячи лет назад. — Закончил учитель.

Упражнения оказались на удивление просты. Наверное, помогло и то, что Алексей занимался этим всю свою жизнь. Иногда думала, может и меня навстречу мастеру подтолкнула его суть. То, чего обычный человек достигает длительными тренировками, просыпалось через несколько занятий. Чжан качал головой, но от вопросов воздерживался. Он вообще был нелюбопытен. Даже не поинтересовался, откуда рана, и чем я занимаюсь.

Что значит слово «даньтянь» осознала, когда в животе началось лёгкое движение.

— Котёл разгорается, — прокомментировал китаец. — Вся Ци накапливается в нём. Из него выходит и в него возвращается.

Медитации, иглоукалывания, настои. Двух месяцев хватило, чтобы забыть про недомогание. Лицо разгладилось, синяки под глазами исчезли.

Упражнялась три раза в сутки. Медитации и дыхание.

«Ребёнок молится Будде», «Удержание неба», «Тигр в засаде». — Простые и несложные статические упражнения он описывал красочными сравнениями и метафорами.

Зима пролетела незаметно. Как‑то между делом продала машину. В один из январских дней смахнула с капота слой снега и отогнала в автосалон. Заплатили на три тысячи меньше, но всё равно, вышло почти десять тысяч евро.

«На жизнь пока хватит». — Решила я.

Как только смогла нормально передвигаться, потратила два дня и съездила в Москву. Мужичок в ломбарде не сразу признал в элегантной даме бомжиху, сдавшую дорогое кольцо. Он уже не рискнул предлагать выкупить его.

Вечерами я играла на гитаре, потихоньку бормоча слова к незамысловатым песенкам, записывая их на маленький цифровой плеер. Иногда ходила в театр, но с парнями старалась не знакомиться. Какое‑то нежелание впускать чужих в свой мир. Учитель сказал: «Работа должна занимать все мысли и разум посвящённого. Когда сможешь провести Ци по всем двенадцати меридианам, тогда станет легче. А пока сосредоточение и воздержание от соблазнов».

Сдаётся, хитрил. Сам он не раз бывал в изрядном подпитии. Выпив, танцевал замысловатые танцы, вполголоса напевал. Но никогда не терял разумения и ясности мысли. Ближе к весне, удивлённый моими успехами, мастер перешёл к другим упражнениям. Увеличение и перенос Ци. Упор делался на кисти и предплечья. Статические упражнения сменились динамическими.

Вскоре почувствовала, что могу управлять некоей энергией, заключённой в моем теле. Она не имеет ни цвета, ни запаха, только ощущения. Мастер назвал её истинной Ци. Хитро усмехаясь, добавил.

— Вам, европейцам, нужна конкретика, называй её внутренней Ци. Она даёт дополнительную силу. А вот её мгновенное направление в нужный орган может усилить его действие в сотни раз. Это и называется переход внутренней энергии во внешнюю.

Пойми, искусство создавалось многие столетия назад, неграмотные монахи как могли описывали состояние и принципы тренировок. Поэтому, я буду говорить теми словами, которыми записаны эти упражнения в древних манускриптах. Ты, маленькая европейка, уже сама переиначишь на свой лад. А я не хочу марать великие понятия прозой.

Овладев этим искусством, можно разбить пальцами чашку или стакан, кирпич, перетирать камни, использовать сильные пальцы при падении и в защите.

Встань лицом на юг. Ноги на ширине плеч. Смотри прямо. Тело наполнено энергией. Мысленно сосредоточься на нижнем даньтяне.

Упражнение с цветастым названием «Железная корова пашет землю» оказалось… отжиманиями на пальцах. Разница только в том, что мысленно я проводила энергию по телу к кончикам пальцев и обратно.

Однажды Чжан, задумчиво глядя на меня, произнёс. Не будь ты настолько европейка, я мог бы сказать, что в тебе живёт дух могучего воина. Но тебе сложно это понять. Прими на веру. Способности, которыми ты обладаешь, не твоя заслуга. Это труд и постижение мудрости целого рода воинов. Почему в тебе сосредоточена эта сила, мне неведомо. Усердно тренируйся, и ты поймёшь эту мудрость.

Тренировки сами по себе ничто. Они направлены для просветления сознания. В наш век автоматического оружия и бомб техника соколиного когтя — песчинка. Но рост духовный поможет тебе значительно больше, чем внешние результаты тренировок.

Не знаю, как с духовным ростом, но стаканы я смогла ломать гораздо раньше, чем постигла мудрость. Стоит собрать Ци в пальцах и вместе с усилием мысленно направлять энергию наружу. Сначала тепло, затем подрагивание, и вдруг стакан разлетается на мелкие кусочки.

Занятия продолжались, но я всё чаще с тревогой задумывалась о том, как жить дальше. Деньги таяли. Уроки мастера стоили дорого. Ради меня он забросил лечебную практику.

«Для чего мне все эти занятия?» — Я иногда задавалась вопросом. Но, вместо поисков ответа, просто вставала в стойку и начинала работать. Тело и душа просили подкачки этой энергии. Стремление к изменённому состоянию — чем не цель?

Всё когда‑то кончается. Осенью Чжан сказал, что ему пора возвращаться на родину. Он уехал, и я опять осталась совсем одна.

 

Глава 2

Служба Безопасности

Свободное время — вещь хорошая. Но, без друзей, в чужом городе?

Иной раз позавидуешь тем, у кого весь день расписан по минутам. Тренировки, безделье, книжки — вот и весь график. Бег по утрам стал таким же привычным, как холодный душ.

Сентябрь выдался на редкость паскудным. Сыро, холодно. Грязь из‑под колёс, только успевай уворачиваться.

Накинув капюшон, я трусцой бежала по серой листве парка. Отчаявшись бороться с ней, дворники махнули рукой, поэтому дорожки больше походили на тропинки в лесу. Бег не мешал размышлениям.

«Денег почти нет. Прописки, как ни называй, тоже. На работу не возьмут, да и некуда. Десять классов и коридор. Решено, еду домой. Какое ни есть жильё, да и родителей проведать надо, так на могиле и не была…»

Подняла голову, мазнув глазами знакомый пейзаж: «Что‑то не так. Бегун, впереди меня, такой же полудурок, как я, только постарше. Сам он ничем от других не отличался и вопросов не вызывал. Трехцветный «бундес», кроссовки, шапочка, а вот парочка бомжей на корточках возле дерева — не в цвет. Сыро, а они костёр разводят. Бомж — животное умное и сырые дрова в костёр не сунет. А главное, с такой рожей на заводе об холку кирпичи ломать надо, а не кабель жечь, как они собрались. Да и сидят на корточках, словно в пружине. Напряглись. Добавила хода, и, когда черно–жёлтый бегун поравнялся с отдыхающими, краем глаза поймала рвущее ствол движение одного из опереточных злодеев.

Прыжок, подсечка, и мишень кубарем повалилась на грязную листву. Стрелок опешил, сбил движение и сделал шаг в сторону, ища глазами улетевшего с линии прицеливания клиента. Тем самым перекрыл обзор и напарнику. Наконец, поймал концом ствола упавшее тело, но тут раздался крик и выстрел, не задавленный глушителем. Это охранники джоггера среагировали на нештатную ситуацию и рванули к драгоценному телу. «Сейчас ещё и мне достанется. Сваливать надо,» — мелькнула здравая мысль.

«Киллеры» не выдержали и рванули к ограде.

Понимая, что сейчас не самый подходящий момент кричать, в духе старых фильмов, — «я свой», присела и, заведя руки на голову, стала дожидаться прибытия охраны.

Дальше всё развивалось по стандартному варианту. Хотя, откуда мне знать, насколько стандартны действия наряжённых в похоронные костюмы охранников. Вместо того, чтобы всем коллективом прикрыть шефа от возможного дубля, они гурьбой ринулись за успевшими перескочить ограду лиходеями. Только один здоровяк, в приступе рвения, подбежал ко мне, собираясь ухватить за ворот и уложить мордой в грязь. «Ага, сейчас». После нескольких неудачных попыток цапнуть волшебным образом ускользающую девчонку, он разозлился и, словно родную тёщу, сжал меня в объятьях.

Подождав, когда ручищи сомкнутся, я дозировано сжала запястье. Рука обвисла, а одухотворённое лицо перекосила гримаса.

Тихонько шепнула. — Не дёргайся, земля сырая, а лицо потеряешь, хозяин выгонит. Громила замер, изображая готовность повторить безуспешную попытку.

— Оля? — Голос принадлежал вернувшемуся в реальность объекту охраны. Перемазанный грязью он, наконец, поднялся с земли и вгляделся в моё лицо.

— Юрий Петрович? — Я с удивлением признала в нём случайного знакомого, который так тепло отозвался о моих песнях. В том кафе я изредка бывала, но этого человека больше не видела.

— Я тебя и не признал сразу. — Он, словно и не валялся только что в мокрой листве, галантно пожал мне руку.

Заметив, что девчонка знакома с шефом, охранник тут же дистанцировался.

Вернулись остальные секьюрити. Тяжело дыша, распалённые погоней, они стояли полукругом, озирая окрестности. И вроде как ожидали приказов.

— Ну, и? — Задал риторический вопрос мой собеседник, обращаясь к старшему охраны.

— Ушли, — выдохнул тот. — Жигули, девятая модель. Сейчас свяжусь с дежурным, пусть менты объявят «перехват».

— Ладно. — Юрий Петрович махнул рукой, — делай, как знаешь.

«Мне понравилось его спокойствие. Для человека, на которого устроили покушение, он держится очень прилично».

— А ведь это ты меня спасла, — наконец, сообразил он. — Как ты заметила?

— Я пожала плечами, не видя смысла отвечать банальностью. А собеседник продолжал. — В курсе, что у тебя случилось. Кошмар. Прими соболезнования.

Он помолчал. — Оля, я твой должник, позволь пригласить на ужин. Посидим, поболтаем. Ты меня, действительно, очень здорово выручила.

— А что? Давайте поужинаем.

— Тогда, сегодня в восемь? Куда подослать машину?

— В «приют», — схохмила я, вспомнив, как называют питерцы гостиницу Прибалтийская. — Я выйду.

— Значит, в восемь.

Вежливо раскланялась и, незаметно подмигнув всё ещё придерживавшему руку горлохвату, потрусила к выходу из парка.

«Не то, что мне хотелось на халяву поужинать… Мыслишка возникла гораздо более интересная, но это нужно было ещё обдумать».

День пролетел в суёте, я так отвыкла от спешки, что даже удивилась, как оказывается здорово не успевать. Покупка платья — дело ответственное и требует серьёзного подхода, поэтому, измучив себя, кое‑как выбрала закрытое, темно–синего цвета. Похоже, только такие мне придётся носить до конца дней. Дорого, но, если я не ошибаюсь, после этого вечера мне деньги либо совсем уже не понадобятся, либо заработок позволит себя прокормить.

Вырвав час у косметолога, пробежала поисковики, собирая информацию о новом знакомом.

«Юрий Петрович Звягин. Генерал–лейтенант запаса. Директор фирмы «FDS Консалтинг». Вспомнился старый анекдот.

— Что производит ваша фирма?

— Фирма производит хорошее впечатление.

«Похоже, мои подозрения сбываются. Хотя, когда‑то это должно было произойти».

Когда зашла в ресторан, выбранный господином Звягиным, поняла: дорого и сердито. Солидность и какой‑то неуловимый респект. И публика соответственная. В сопровождении вежливого, но крайне молчаливого молодого человека, который назвал себя помощником шефа, прошла к столику.

Генерал поднялся и церемонно усадил за столик. Однако разговор начал после ужина.

— Оля, скажите, Вас не удивило то, что после таких событий, я имею в виду покушение, органы Вас не тревожат?

«Ну, вот и началось. Выходит, права оказалась».

Ответила: — Есть немного, но с другой стороны, я ведь не преступница, что меня таскать?

Юрий Петрович улыбнулся скрытой иронии, прозвучавшей в моих словах. — Вижу, Вы гораздо лучше готовы к нашей беседе, чем хотите казаться. Поэтому, бог с ними, с церемониями. Давайте напрямик.

Я коротко изложу, как мы, — он слегка акцентировал это мы, — видим ситуацию, а потом будет видно.

— Итак. — Он повертел вилку и, со вздохом положив на скатерть, продолжил. — Итак. После окончания школы Вы приехали поступать в театральный институт. Провалились и, решив зайти в мир искусства с другой стороны, пришли в фирму «Арт Дизайн».

Фирма оказалась примитивной бандитской точкой для набора проституток и отстойником поставщиков живого товара. Договориться они не смогли и были найдены в квартире, но… — Генерал хмыкнул, подбирая выражение, — насилие, которое они совершили, в полной мере оправдывает то, что с ними случилось. Так вот, нашли их в разных позах, но в одинаковом состоянии, то есть неживыми. Причём, тот, кто с ними расправился, поступил крайне изобретательно. Не хочу травмировать Вас подробностями. — Он чуть заметно улыбнулся. — Кстати, на оружии, из которого были убиты двое из них, обнаружены Ваши, Оля, отпечатки. И на плёнке, которой удавили третьего, тоже.

Он, как бы припоминая, глянул вдаль. — А Вы, забрав джип главного из них, исчезли в неизвестном направлении.

Далее. Вы, уже в компании некоего редактора небольшого журнала. У Вашего спутника возникла ссора с некими молодыми людьми. Очевидцы рассказали очень смешную историю, как трое здоровых парней были до полусмерти избиты девушкой субтильного телосложения, чрезвычайно похожей на Вас. Да так здорово, что попали в больницу. Все трое, причём тот, что оскорбил Вас в кафе, попал крепче всех.

— Не повезло ребятам. Бывает. — Решилась я оживить монолог. — Что ж теперь?

— Оля, Вы совершенно верно оценили мои слова. Будь я в настоящий момент, как говорится, карающей десницей закона, мы бы говорили с Вами в другом месте и под протокол. Но, продолжу. Вам, наверное, тоже интересно, что мы знаем об… известных Вам событиях. Заметьте, как я ловко ухожу от каких‑либо намёков. — Он собрал морщинки в уголках глаз в улыбку.

«Симпатичный мужик, — в который раз подумалось мне. — Ведь явно сволочь, а располагает. Умеют, когда захотят».

— А Вы отвезли избитого редактора домой и остались ночевать. На следующую ночь некто решил проникнуть в эту квартиру. Бог с ним, решил и решил, люди разные, но встретил неожиданный отпор. В виде двух ножевых ранений. А в доме, кроме хозяйки и Вас, ну, ещё малолетней дочки, никого не было. Хозяйка рассказывает дикие вещи. Кровь, нож. Кошмар. — Искусно спародировал кого‑то рассказчик. — Казалось бы, окончен триллер, ан, нет. На следующий день Вас захватывают несколько человек и везут на дачу к небезызвестному гражданину Камазаеву в просторечии «Камазу».

Короче, Оля, пересказывать мне надоело. Давай, я перечислю только покойников, которые остались после Вашего посещения данного гражданина. Это охранник — дважды судимый Петров Семён Аркадьевич. Он же Грек. И сам «Камаз». Такую мелочь, как угнанный Мерседес, и вспоминать неловко. Что там далее? Мы условились говорить только о трупах.

— Это Вы, Юрий Петрович, говорите, а мне и сказать нечего. — Вставила я свои пять копеек. — Вообще покойников боюсь, с детства.

Он заржал так, что из‑за соседнего столика обернулись несколько пар.

— Оля, Вы прелесть, но нельзя же так… Нас выведут, если я буду столько смеяться.

— Ладно, я, так я. — Легко согласился рассказчик. — Совсем коротко: Дом редактора. Трое. Пока всё. А Вы, очевидно, устав от столичной суеты, уезжаете в город Санкт–Петербург. Там, мелкое хулиганство в театральном институте я опущу, заключаете контракт с фирмой и записываете диск. Это, если совсем тезисно. Стоимость контракта — семьсот пятьдесят тысяч евро. Согласитесь, деньги неслабые? Но, отнятые у «Камаза». Доказательств нет, поэтому можете возмутиться.

Я промолчала, с нарастающей тревогой ожидая, когда он перейдёт к Краснодарским событиям. «И не дай бог ему сострить над ними в своей манере. Будь он хоть трижды генерал, но челюсть ему точно придётся вставлять». Всё же дураков там не держат. Юрий Петрович сменил тон. — Оля. Сочувствую твоему горю, но пойми, вольно или невольно ты влезла в жестокие игры. Иной раз в них собственная смерть — самый лёгкий выход. Тех троих я сам порвал бы на части. — Он перестал кривляться, и заговорил серьёзно. — Ты вернулась в Москву и разобралась с подельником «Камаза», отдавшим приказ убить твоих родителей и захватить тебя. Есть показания продавцов, у которых ты покупала реактивы, и результаты экспертизы. В общем. Ты, Оля. Хотя по мне — помер Егор, да и пёс с ним. Дрянь был человечишко.

Мне надоело ходить кругами. — Юрий Петрович, позвольте, тогда уж закончу. А то Вы и так весь вечер за меня говорите.

Он слегка удивился и, хотя вида не подал, такого поворота явно не ожидал.

— А попробуйте. — Кавалер вновь перешёл на Вы.

— Чтобы не копировать Вас, начну с конца. — Я сосредоточилась и начала перечислять. — Когда Вы получили доклад от Максима Геннадьевича Праскудина, информацию о происшествиях в неблагородном семействе, то решили посмотреть на странное дитя, «замочившее» кучу народа. Я имею в виду нашу с Вами беседу в кафе.

Цель операции, которую проводил, если позволите, буду называть его «Особистом», Максим Геннадьевич….

Слушатель, ещё не сумев справиться с изумлением от первых слов, не отозвался.

— Так вот, целью было выйти на иуду в нашей группе войск. И это удалось. Видя, что ситуация выходит из‑под контроля, они направили решать проблему как раз того, кого требовалось.

Господин «Особист», кстати, чуть было не провалился из‑за попытки сыграть против меня помягче. Я про его поведение на даче и казачков, «заснувших» под носом у объекта.

Юрий Петрович вытянул из кармана серебряный портсигар и начал копаться, вытаскивая сигарету.

— Хм, — я слегка спародировала его хулиганскую манеру в начале беседы. — Конечно, у меня нет доказательств, но если это он был в «пеньке», то это не опер, а круглый идиот, и я в нём крупно ошиблась.

А вот то, что снайпер «зацепил» меня — целиком на Вашей совести. Я, почему‑то считала, что его возьмут с оружием, но до стрельбы. Извините, мне собственное тело дорого, как ничьё. И сохранить ему жизнь, после того, как он обошёлся со мной, стоило очень больших усилий. Не удивлюсь, что после задержания стрелок подвинулся рассудком и несёт всякую дичь по поводу бывшего армейского дружка, капитана Бессонова. — Я чуть улыбнулась, ожидая реакции Генерала. Но он молчал.

— Юрий Петрович, ну не устраивайте Вы сцен. Подумаешь? Так рассказывать?

Он поиграл желваками, но согласно кивнул.

— Ну, а теперь совершенно примитивные умозаключения. — Я решила идти ва–банк.

— По чьему‑то недогляду, Вы упустили момент, когда меня выгнали из больницы, и вновь «зацепили» уже в Питере. Моё общение с китайцем, видимо, вызвало огромный переполох, но после беседы с господином Чжан, надеюсь, вопрос прояснился. Хотя, на всякий случай, Вы поспособствовали его возвращению на историческую родину. — Переходя к главному, я взяла со стола бокал и глотнула сок. — Чжан наверняка рассказал о моих успехах. Но, поскольку, как сказал бард: «Верить нельзя никому»… Вы решили проверить. И инсценировали сегодняшнее покушение. Прекрасно Вас понимаю. Расскажи мне самой такую историю…

— Вы позволите? — Решила я слегка пошалить перед серьёзным разговором.

Он поднял бровь и заинтересованно уставился на меня.

Справиться оказалось не просто. Толстый бокал не поддавался. Наконец, хрустнул и рассыпался в мелкие крошки. С лёгким стуком обломки высыпались из ладони на стол.

— И вот теперь…, — закончила я, — Вы решаете, что со мной делать. Мастер очень много мне дал, но, самое главное, он научил меня управлять собой, и то, что я Вам рассказала, вовсе не результат моей прозорливости, а работа энергии. Голова такой же орган. Скажу честно, то, что «Особист» сидел в пеньке и жив, я сообразила только в процессе своего рассказа, а когда стреляла, была уверена, что в засаде находится снайпер. — Последнюю фразу добавила, чтобы Юрий Петрович сумел прийти в себя и не так сильно расстраивался.

Он затушил сигарету и, наконец, произнёс. — Ты знаешь, я не поверил рассказу снайпера. Слишком фантастично он звучал. Какое‑то переселение душ…, воскресший приятель, мистика. Но сейчас… У меня просто нет другого объяснения. Приходиться… Хотя, озвучить её я не решусь.

Молча крутанула пальцем, изобразив телефонный диск.

Он хлопнул ладонью. — Оля, перестань делать из старика идиота. С тобой невозможно разговаривать.

Мало, что ты испортила мне сценарий вербовки, который писали не самые глупые люди, ещё и сейчас… Да, именно. Всё там. — Он ткнул пальцем в потолок.

— А что делать? Подскажи, если ты такая умная. — Он не на шутку рассердился или сыграл, беря «на слабо».

— Я думала об этом: «Вот и настал момент истины. Или они разберут меня на атомы, пытаясь понять механизм произошедшего, либо»…

— Использовать меня в качестве ликвидатора не получится. Ведь, в принципе, разбирался со всеми Алексей. Сейчас он ушёл. И я, к сожалению, уверена, навсегда. Могу отмстить, защититься, но хладнокровно осуществить ликвидацию? Увы, нет.

— Второе. Разведка. — Ни образования, ни опыта, ни языка. Учить? А зачем? И так в Академии конкурс… Телохранитель — слишком мелко. Хотя, будь Вы представителем частного капитала, вполне приемлемый вариант. Но, для государства?

— Секс агент? Боюсь, тоже нет. И не по вопросам морали. Его сознание оставило слишком глубокий след в моем мозгу, да ещё память, в которой не только способы ведения разведдеятельности, но и личные моменты. Я, кстати, заметила, что стала несколько по–мужски рассуждать. Нет, не в «этом» плане. В смысле подхода к проблеме. И это станет помехой.

Юрий Петрович задумчиво смотрел на меня, прикидывая. Ясно было, что все мои доводы он и сам давно знал.

— Третье. Могла бы, конечно, исчезнуть. Но, быть нелегалом в родной стране. Уж совсем, ни в какие ворота. А что касается крючка. Они, там на верху, всё равно поднимут этот вопрос, и Вам придётся его со мной оговаривать. Так вот, крючок. Три покойника, как Вы правильно заметили, при двух свидетелях, это никакими пределами самообороны не объяснить. Пожизненное, не пожизненное, однако на три срока хватит. Чем не аргумент?

Можно даже не забивать голову, а оформить дело. Посадить легче всего. Но, без ложной скромности, надолго ли? Мне придётся бежать, уходить за границу. Искать работодателя. А тот потребует информацию… Оно Вам надо? Много, не много, но что‑то я ведь смогу рассказать.

— Наконец, последнее. Незатейливо ликвидировать. Это, конечно, вовсе неприемлемый для меня вариант. И тогда я, в свою очередь, с себя ответственность снимаю. Во всех смыслах. Сколько народа поляжет?

Это в том случае, конечно, если Вы представляете государство, а не собственную персону…

— Откровенно? — Собеседник задумчиво выстучал пальцами маршевый ритм, но мягкая поверхность скатерти поглотила дробь.

— Привычка. — Заметив мой взгляд, пояснил он. — Что ж, сказано. Что сказано, то сказано. Может и правильно, к чему хвост по кускам рубить? Долгие проводы, лишние слезы. Однако Вы ждёте, как я понимаю, моего ответа?

Генерал почесал бровь. — Скажу, как есть. На встречу я шёл с готовым решением. Однако Вы, случайно или, что более вероятно, сознательно, ответили на невысказанное предложение. Это правильно. Лишний отказ даёт меньше возможностей договориться.

Теперь вижу, учили капитана хорошо. Заставить меня поменять тактику на ходу, полбеды. А вот принимать стратегические решения теперь куда как сложно. Конечно, всё сказанное аксиома. Так понимаю, Вы озвучили ход рассуждений, чтобы ещё раз подтвердить сумасшедшую версию о…, даже произносить‑то дико. О переселении…, тьфу… Дурдом. Ладно, будем считать — сказал.

Он болтал о мелочах, но было заметно, что изощрённый мозг аналитика ведёт сложный расчёт вариантов. Я произнесла свою часть диалога почти на одном дыхании. Слова сами складывались в предложения. И только сейчас осознала, о чем идёт речь. А речь идёт о моем самом ближайшем будущем. Придётся ли мне спокойно лечь спать в уже привычном гостиничном номере, или в камере, а может, предстоит ночь в подвале какой‑нибудь хрущевки, прячась от погони.

От напряжения пробил озноб.

«Эк, угораздило. — Невесело подумалось мне. — Поесть напоследок, что ли? Когда потом удастся»?

Подвинула ближе тарелку с необычайно вкусным салатом и, не забивая голову церемониями, принялась за ужин. Однако краем глаза присматривая за жестами Юрия Петровича. — «Решение, каким бы оно ни было, проявится внешне, главное — не упустить момент к действию. Однако пока всё спокойно».

Генерал выкурил ещё одну сигарету. Затянутая пауза показала, что он и впрямь серьёзно размышляет. Наконец, его лицо успокоилось, решение созрело.

Я напряглась, продолжая ковырять в тарелке.

— Успокойтесь, он положил руку на мою ладонь, не будем же мы здесь устраивать вестерн. Никто тебя не собирается выводить из игры. Слишком глупо не воспользоваться таким подарком судьбы.

Давай ещё выпьем, а затем вернёмся к нашим баранам.

— Ты меня просчитала. — Слова дались ему нелегко. — Признаюсь, когда шёл сюда, собирался вербовать втёмную. Теперь понял, иметь дело с памятью одно, а с естеством, совсем другое. Никого за мной нет. Да и кто даст добро на разработку столь дикого варианта? Какой руководитель? «Особист», как ты его назвала, работал не только на фирму, но и на меня. Мы решили не выпячивать твою роль в этом деле. Но мне стало жаль прекрасной возможности.

Я предлагаю тебе сотрудничество. Лично со мной или с моей фирмой, что одно и то же. Мы занимаемся коммерческой разведкой, есть заказчик, есть исполнители. Принципы те же. Оплата совсем иная. Работа, конечно, рискованная, но, если до тебя доберётся комитет, единственный результат его действий будет твоя посадка. Никто не поверит в эту историю и не предложит тебе ничего. И ты, мне кажется, это понимаешь тоже.

Жить, как раньше, ты не сможешь. А без моего прикрытия, это не угроза, а констатация, тебе останется только одно, податься в бега.

 

Глава 3

«Атолл» — это не остров

Большая компания, государство в миниатюре. Свои законы, порядки, история, герои, шуты. Именно в такое мини государство, неторопливо обходя лужи на подсыхающем асфальте, я двигалась поступать на службу, как писали в старых романах. А по–нынешнему, устраиваться на работу.

Встреться мне сейчас кто‑нибудь из старых знакомых, не думаю, что он узнал бы в очкастой, чуть сутулой девице, прежнюю Ольгу, не без оснований считавшуюся первой красавицей школы.

Да и не было никакой Ольги из города Краснодара.

Ярким мартовским утром, по неприметной Московской улочке, знаменитой соседством с воспетым классиком Арбатом, шла Ирина Авдеева, выпускница Питерской Академии менеджмента и маркетинга. Шарашкиной конторы с громким названием, гнавшей поток девчонок из обеспеченных семей, которые могли выложить за раскрученное название десяток, другой тысяч евро. Умело сфабрикованный имидж обеспечил Академии солидное положение в российском рейтинге негосударственных вузов. Но, говоря откровенно, выпускницы этого храма науки поступали на работу, как правило, в родительские фирмы и корпорации, либо, на крайний случай, в компании партнёров, где проверку их знаний устраивать не рисковали.

Согласно легенде родители у меня были состоятельные и, возникни такое желание, ни на какую работу меня бы не отправили. Но отец вдруг решил, что дочь обязана сама попробовать встать на ноги. Поэтому, снял небольшую квартирку в Москве, правда в тихом районе, где стоимость квадратного метра равнялась цене комнаты на окраине. А протекцию в выбранной компании составили такие люди, что отказать им не решился даже могущественный олигарх, совладелец шикарного двадцатиэтажного офиса в центре столицы. Головной офис металлургического гиганта, спрут, который опутал своими щупальцами всю Сибирь и стремительно тянул к себе всё новые и новые куски, требовал огромного количества служащих. Мелкая услуга не стоила олигарху абсолютно никаких усилий. Тогда как отказ мог принести в обозримом будущем серьёзные проблемы.

Должность моя в архивном отделе называлась совершенно непроизносимо. Входящие, исходящие, опись. Протокол. Так и хочется закончить Папановским «Отпечатки пальцев…» Легенду питерской девчонки строили на памяти Алексея. Колодцы дворов и садики Чёрной речки. Неистребимый говор коренного Ленинградца. Да мало ли плюсов может дать чужая память. За основу взяли попавшую в аварию дочь известного Питерского бизнесмена. Машина, на которой она, возвращаясь из пригорода, попала в туман.

Шофёр из Дагестана, который вёз в город фрукты, поздно заметил стоп сигнал её машинки и на полной скорости смял легковушку в дрова.

Ирина, в состоянии клинической смерти оказалась в больнице, лежала в реанимации, поддерживаемая только аппаратами. Трагедия мобилизовала родителей Ирины на борьбу. Но через полгода, когда стало ясно, что вернуть жизнедеятельность организма не удастся, пришлось принять решение об отключении её от аппаратов. И вот тогда, хороший товарищ Ивана Авдеева пришёл к нему и попросил о необычном, даже кощунственном.

Я видела потом её фото, действительно, сходство поразительное.

Предприниматель сперва категорически отказался, но передумал. Замысел был прост, как сапёрная лопата. Мне нужна была новая биография, новая жизнь. Чем уж генерал убедил своего товарища, осталось неизвестно. Но, факт есть факт. Ирина умерла, но никто об этом не узнал. Я заняла её место. Лежала в больнице, начала выздоравливать. Поправлять здоровье отправили в закрытый санаторий.

Мне вся эта затея показалась глупостью. Из‑за денег — такие сложности?

Но, как ужиться с памятью бойца? Она меня в покое уже не оставит. Да и не только о памяти теперь шла речь. Всё естество понемногу менялось. Скука обыденной жизни утомляла больше, чем работа. Как наркомана тянет к порошку, так и мне хотелось испытать всплеск адреналина. Полгода изучения основ экономического шпионажа. На базовые знания разведчика информация легла без усилий. Немного практики, и вот он, первый экзамен. Собеседования и тест на полиграфе проскочила запросто. Мой шеф и это предусмотрел. Машина, обработав правдивые ответы, «свихнулась» и выдала абракадабру. Специалист дал краткое заключение. «Постэмоциональное восприятие». Говоря по–русски, насмотрелась девчонка сериалов. Соответственно отнёсся и служащий СБ, который меня проверял. Чисто, дочка уважаемого человека, солидные рекомендации, а то, что машина среагировала на юношеские заскоки в голове, так это пройдёт.

Задача стояла: внедриться, обрасти связями, понять скрытые механизмы работы. Иными словами, создать резидентуру. Об активном сборе информации или диверсиях речь не шла. Служба безопасности огромной корпорации построена по образу и подобию контрразведывательной структуры и хлеб ест, как правило, не зря. Первое время будет не просто присматриваться к новому работнику, но и временами провоцировать его. Каждый мой шаг или контакт станет поводом для анализа. Но, в то же время, рассиживаться и врастать годами в окружение времени нет.

Обязанности мои особой сложности не представляли. Труднее оказалось соответствовать уровню выпускницы. Некоторые моменты она знать по определению не могла. Днём я перебирала бумажки, болтала с девчонками из соседних отделов, шлёпала на компьютере, забивая кучу совершенно ненужных цифр. А вечером, придя домой, открывала ноутбук и начинала систематизировать.

«Сбор информации имеет свои законы и правила. Бессмысленно забивать компьютер всем подряд. Отбор и анализ всего, что происходит в разрабатываемом объекте. Тотальная и текущая информация позволяет составить впечатление об участниках, держит в курсе меняющихся событий. Конкретная — наполняет картину и отвечает на вопросы, косвенная — подтверждает или опровергает возникающие предположения.

И, наконец, оценочная — даёт возможность толковать события и прогнозировать их развитие.

Иными словами, до того как начать сбор самой информации о субъекте разработки, необходимо ответить на простые, но важные вопросы.

Что нужно узнать, где может находиться искомое, кто может знать или получить информацию и, наконец, как её получить. Для этого и нужны оперативные данные.

Исходная фактура может валяться в стопке бумаг на соседнем столе, то есть в открытом доступе, полузакрытой, предназначенной тем, кого она касается, и секретной.

Интересно, что порой секретная или ключевая информация ровным счётом ничего не стоит без открытой и полузакрытой.

Информация может быть обнаружена в самом невероятном месте или источнике. Цепочка её прохождения порой настолько замысловата, что невероятно ценные сведения можно обнаружить в самом обычном письме, лежащим в папке с архивной макулатурой.

Источники её — это в первую очередь люди, документы, средства связи, отношения между сотрудниками. Беседы, разговоры, сплетни.

Смешно было бы думать, что, только выйдя на работу, я начала лазить по чужим компьютерам и мусорным корзинам.

Первое и самое важное в работе нелегала — это проверка системы защиты. Наличие видеонаблюдения, уровень защиты, наличие агентов влияния администрации. Не секрет, что каждая уважающая себя контрразведка держит руку на пульсе своей поднадзорной организации. Лица, именуемые в народе стукачами, на самом деле позволяют выявить попытку проникновения гораздо качественнее любой видеокамеры. Конечно, при условии грамотного и добросовестного отношения к своему делу сотрудниками СБ.

С чего начала я? Конечно, с людей. Кадры решают всё — затёртый лозунг, тем не менее, весьма актуальный и сегодня.

Список сотрудников, их первичные данные добыть несложно. И в обнародованных сведениях, и в открытой служебной информации.

Конечно, самой мне не хватило бы ни сил, ни времени. Отправленный архивный файл на совершенно невинный адрес вернулся через несколько дней развёрнутой базой данных.

Данные на сотрудников прогонялись через огромные базы данных, которые включали не только факты их биографии, но и родственников, родных, а в некоторых случаях и знакомых. В результате анализа служебного положения, перспектив, профессиональных качеств, отбирались наиболее предпочтительные кандидаты на вербовку. Какой смысл вербовать девочку–бухгалтера, которая через полгода уйдёт в декрет, да и в работе неграмотна, безынициативна, туповата.

Людей для перспективной разработки предстояло отсортировать.

Здесь играет роль несколько факторов. Если нужен агент для проведения долгосрочного перспективного внедрения — это одно, тогда есть смысл присматриваться к молодым, перспективным кадрам. А для насущных оперативных действий больше подойдёт уже набравший опыт и соответствующий статус кандидат.

Только перечисление параметров, по которым необходимо провести всех кандидатов, заняло бы три страницы. Однако ошибка в этом деле куда дороже, чем в работе спецслужб.

Поскольку сотрудники СБ руководствуются примерно теми же критериями, но с противоположным знаком, то приходится постоянно иметь в виду, что лица, обладающие совершенно подходящим для вербовки набором качеств не всегда, а как правило, не годятся.

Если предположить, что среди сотрудников, обладающих конкретной ценностью, найден человек, страдающий неумеренной тягой к спиртному, имеющий долги, любовницу или, не дай бог, нетрадиционные сексуальные пристрастия, недовольный своей заработной платой, да ко всему ещё и в оппозиции к остальным сотрудникам.

Нужно быть полной идиоткой, чтобы его разрабатывать. Как агент он совершенно бесперспективен, в силу нестабильности поведения. Главное, он может сорваться и вылететь с работы. Во–вторых, если его не пасёт фирменная служба, то они профаны и бездельники. Что, конечно, бывает, но гораздо реже, чем успешнее фирма. И любой интерес, проявленный к такому сладкому кандидату, будет тут же засечён и правильно интерпретирован.

Разработка делится на несколько этапов

Предварительное изучение.

Я наметила несколько человек из отобранного списка. Средних лет, женщины. Официальные бумаги и данные на них были «пробиты» людьми Юрия Петровича. Рекомендации и психологические портреты, выложенные в сети, маскировались, поэтому, когда я, выйдя на какой‑нибудь совершенно безопасный сайт, знакомилась с ними, то никакой связи установить было невозможно. Допуская, что Сбшники с моей новой работы заинтересуются моими интересами в Интернет–пространстве, то ссылки им ничего не дадут.

Формализованное досье придумано не нами, ещё со времён царя Гороха плюсы и минусы систематизировались.

Основанием для заполнения становилось моё личное общение и сведения из других источников.

Что мне нужно было решить. Пойдёт ли человек на вербовку, станет ли достойным помощником. Насколько качественно он сможет выполнять задачи.

К тому же необходимо было спрогнозировать, как поведёт себя объект, и направление по его психологической и физической нейтрализации.

Одно дело, что я «лоханусь» и Марь Петровна, в негодовании поджав губы, откажется со мной сотрудничать, но в силу имеемого на неё компромата, или её моральных устоев, которые не позволят закладывать сослуживицу, она не побежит к нашему «безопаснику». Другое дело, если вся предварительная работа сорвётся из‑за её попытки вывести на чистую воду конкурентов фирмы.

И что тогда? Боюсь, что может Марь Петровна скоропостижно попасть под трамвай или, не дай бог, получить острое пищевое от несвежего пирожка.

Вроде бы игрушки, но, если вспомнить, что на кону стоят миллионы, а иногда и сотни их, то иллюзии пропадают.

Я, конечно, размышляла на тему нравственности моего занятия. Не знаю, может это психология Альтер эго, может ещё какие факторы, но никаких моральных терзаний я не испытывала. Чем‑то мне это напомнило рыбалку или охоту. Есть дичь, есть охотник. Действия контрразведки тоже характерны полным отсутствием морали, так что мы играем на равных.

Тестирование, разработка, вовлечение, механизмы отлажены и работают.

Отобрав несколько кандидатур, принялась за работу.

Леночка Иванова родилась в Москве. Родители смогли переломить уклад своей жизни, и когда она подросла, ничто уже не напоминало о первых годах постсоветского бардака. Отец работал в крупной компании технологом по сырью, мать служила в одном из департаментов городского хозяйства. Лена особенно и не интересовалась где.

Окончив институт, устроилась в фирму «Атолл». Начинала с менеджера, через год получила повышение. Однако двадцать три года — возраст, как говорят у лётчиков, принятия решения. А вот с женихами как‑то не складывалось. Избалованные москвичи жениться не спешили. Иногородние как‑то не вдохновляли. Столичная жизнь блестела неоном рекламы и убеждала. — Ты москвичка, ты лучшая, всё это для тебя. Однако деньги для того, чтобы попробовать это лучшее, почему‑то к рекламе не прилагались. Просить у родителей, получая примерно в два раза больше каждого, было неудобно. А уровень службы в солидной фирме требовал подтверждения. Выручали банки. Три кредита позволили обновить гардероб и завести несколько перспективных знакомств в модном клубе.

Настроение портило то, что должность старшего менеджера отдали «вредной и настырной Верке», как про себя обозвала её Лена. «Мало того, что выскочка, так ещё на чужих костях норовит выехать. — Бурчала она в курилке. — У самой муж алкаш, а туда же, на прошлом «корпоративе» мне выговорила. «Если пьёшь, говорит, то голову не теряй». А кто она, чтобы воспитывать».

Я, кстати, и приметила её на той вечеринке, посвящённой, кажется, дню металлурга. Выданные премии и преддверие выходных вылились в безудержное веселье. Недоглядев за количеством спиртного, закупленного на столы, администрация кое‑как соблюла относительные приличия и сохранила лицо. У меня вообще сложилось твёрдое убеждение, что «загул» активно использовала и служба безопасности. Уж больно разухабисто вели себя её руководители на этом празднике жизни. Пресечь загул, кажется, что проще? Но никто не ударил палец о палец. Не удивлюсь, что записи вечера стали темой аналитического исследования целого коллектива психологов и «оперов». Кто на что способен — лучший способ узнать — алкоголь. Неосторожно обронённая шутка под воздействием его может стать чуть острее и вскрыть подсознательное отношение к объекту розыгрыша.

Леночка же просто напилась. Тяжело и угрюмо. Она, набычась, глядела на свою конкурентку, разглядывала отплясывающих мужчин, кривя губы, комментировала их нелепые движения.

Подсев рядом, я удачно поддакнула, плеснула в подставленный фужер и уже через пять минут Леночка с пьяной откровенностью поливала грязью «дуру Верку», и начальника отдела, не замечающего тупость этой крашеной выдры. Когда мелькнула фраза о деньгах, стало интересно. Разница в оплате небольшая. Неужели она ей так важна? Данные подтвердили. Три кредита, один из которых пошёл на погашение предыдущего, — сумма месячного дохода родителей. Её расходы. Баланс отрицательный. Удивительно, сколько можно разболтать за один вечер. Конечно, не о работе. Но неудовлетворённость жизнью в родительском доме, как следствие, попытки отыскать жениха.

Что касается работы, то, используя мотивированный интерес новичка, его неосведомлённость, я получила краткие, но ёмкие характеристики окружающих. Причём, характеризующие, в первую очередь, саму рассказчицу. Не секрет, что, говоря о качествах кого‑либо, человек берет за эталон, как правило, себя, и, когда описываемая черта у него ярко выражена, то оценка других будет занижена и наоборот.

Важно было установить симметричную программу общения. Когда стороны не подавляют друг друга.

Леночка стала первым кандидатом. Подвести к ней отвечающего её критериям молодого человека оказалось совсем просто. А дальше, как по учебнику. Расходы выросли втрое, долги зашкалили. Претендент на руку и сердце оказался в непонятках. Просьба выяснить одну, другую информацию. Сперва невинные, ни к чему не обязывающие. После, предложение помочь деньгами. Коготок увяз, птичке пропасть. Моя роль теперь сводилась к наблюдению за ней. Светиться перед кротом, это непрофессионализм. А вот то, как она созревает, не появятся ли глупые мысли пойти к добрым людям с третьего этажа, где разместились «безопасники». Да и поддержать в дружеской беседе нелишне. Мотивация, возможность и внутреннее оправдание. Хрестоматийный треугольник корпоративного мошенничества.

Сама по себе акция примитивная. Примиряло одно — место, где она работала. Отдел, ведающий учётом акций и активов. Данные, которые она предоставляла, для Леночки не говорили абсолютно ничего. Это аналитику рынка многое скажет простая аккумуляция тех или иных активов. Приобретение, реализация доли тем или другим акционером. Руководство тоже не выдаёт готовое распоряжение. Составляется задание так, чтобы ни кто не мог определить область интересов. Но, для того и щука в озере, чтоб карась не дремал. Если честно, мне и не нужно знать результаты её деятельности. Каждый занимается своим делом. Моё дело искать подходящую кандидатуру, присматриваться к ней, оценивать перспективность вербовки и последующее сопровождение. Ни к чему допускать, чтобы у противника появились вопросы к агенту. Как, например, Леночка смогла погасить кредиты, не получая дополнительных денежных субсидий. Совет, подсказка. Помощь, наконец. Агента нужно беречь. От нервных срывов, от истерик. Когда имеешь дело с женщинами, это немаловажно. Поэтому, я постоянно культивировала у неё иллюзию того, что её поступки ничем особым не являются. Вовремя подсунутая статья, пересказанный сюжет телепередачи, исподволь убеждали мою подопечную в том, что её поступки — мелочь в сравнении с тем, что творят…эти на верху. Какие деньги хапают.

Следующее задание было конкретным. Новая технология.

Отдел главного технолога невелик. И каждый человек на виду. Тем более, имеющий отношение к Ноу Хау. Сплетни о мужиках удобны тем, что можно проявить интерес без опаски косого взгляда от агента влияния СБ. Стукачей я вычислила достаточно просто и быстро. Приёмы, которыми они пользуются, как правило, незамысловаты и просты. Самый распространённый — провокация. Когда стукач хочет выяснить отношение собеседника к тому или иному предмету, он вынужден первым заводить речь о нём. А если разговор не поддерживается, то возвращаться к теме позднее. Интерес этот, малообъяснимый, фиксируется на раз. И, если единичный случай может быть случайностью, пара — совпадением, то три — уже система. К тому же сотрудники безопасности, как правило, учились в тех же вузах, что и мои кураторы. Вербовку своих кадров они осуществляли по тем же канонам. Стоило вдумчиво перебрать служащих и зафиксировать отвечающих требованиям методичек, вот вам практически полный расклад агентуры.

После долгого изучения решила взять в разработку достаточно молодого, но амбициозного конструктора. Слабость у него была всего одна. Мотоциклы. Толковый инженер, но вне работы помешанный на железных монстрах гонщик. Байкер, как их называют. От меня требовалось определить уровень внутренней зависимости Альберта Жукова от чужого мнения. Особенно тех, кого он уважал. Несколько случайных разговоров, беседа с подружкой из «конструкторского» позволила внимательно присмотреться к его столу. И уже на основании первичных наработок приступила к операции. Мир столичного байкерства тесен. И слух о том, что «Каспер», такое прозвище имел Альберт, просто «скамеечник», а своего «коня» не имеет, разошёлся очень быстро. И, как нельзя удачно, случилось ДТП с его участием. Подрезав «Жигуль», и справедливо ожидая, что водитель пропустит мотоцикл вперёд, «Каспер» жестоко, во всех смыслах, ошибся. Его повреждения оказались небольшими, но мотоцикл разнесло в хлам. Так или иначе, но коня не было. Объяснять всем не станешь. «Каспер» затосковал. Хороший аппарат стоит дорого.

Через пару дней, сидя в пивной, байкеры обсуждали достоинства и недостатки мотоциклов, тянули пиво, вечер развивался по обычному сценарию. Однако в разгар посиделок к Альберту подсел малознакомый парень с роскошной лапшой на фирменной косухе и, невинно улыбаясь, спросил. — Слышал ты «Каву» разбил?

«Каспер» махнул рукой, не желая травить душу. Выпили, потрепались. Парень оказался что надо. Мало того, к концу вечера он, словно какую‑то мелочь, предложил новому приятелю свой чоппер. — «Я другой взял, а этот в гараже пылится.

Не дело, когда аппарат стоит. Конь бегать должен. Бери, катайся, свой починишь, вернёшь». Уже на следующий сбор «Каспер» гордо подрулил на сурово тюнингованом Харлее, стоимостью не менее десяти тысяч долларов. Вопрос был закрыт. Но, беда одна не ходит. Забежав на секунду в магазин, он обнаружил, что его новый мотоцикл, несмотря на фирменную сигнализацию, увели. Никаких следов. Милиция заявление приняла, но искать явно не собиралась. Ганс позвонил через три дня. Выслушал историю и мрачно пошутил. — «Не делай добрых дел, жалеть не будешь. Ладно. Готовь бабки, по–божески оценю. Но — завтра». Классический развод завершился мягкой просьбой помочь в решении курсовой по специальности. Увидев, какую задачку предложили ему решить, Альберт всполошился и хотел бежать к руководству. Но, поразмыслив, пришёл к выводу, что предъявить злодею нечего. То, что условия задачи разительно походили на данные его разработки? Так он скажет — Ну и что? Я у него секреты не выведывал, мало ли что похожее решение. А вот его репутация в тусовке, которой он весьма дорожил, рухнет в миг, это к бабке не ходи. Мало того, что мотоцикл зажал, вещь, кстати, не копеечная, так ещё натравил своих «волкодавов». Да ему руки никто не подаст. И другим накажут.

Психологи рассчитали верно. Накарябав решение, Альберт затянул удавку. Теперь этот документ явно свидетельствовал о нарушении подписки, со всеми вытекающими. А мотоцикл, кстати, нашёлся через день. И, нужно отдать должное Юрию Петровичу, забирать его Ганс не стал. Подарил.

Моя работа в отделе регистрации текла своим чередом. Начальница особенно не придиралась. Поняв, что девчонка звёзд с неба не хватает, и подсидеть у неё ума не хватит, успокоилась и только изредка шпыняла, в профилактических целях.

Полгода пролетело незаметно. На мой счёт в банке Юрий Петрович исправно переводил зарплату, раз в десять превышающую официальную. И, считаю, справедливо. Пятеро кротов, завербованных с моей подачи, добросовестно гнали информацию.

Так успешно, что качество их работы даже мешало. Некоторые симптомы позволили сделать вывод, что СБ «Атолла», почуяв жареное, активизировалась. Несколько крупных неудач по слиянию, утерянное первенство на технологическую новинку, другие неприятности говорили сами за себя. Ужесточился пропускной режим, появилось несколько новых замаскированных камер наблюдения. Засуетились агенты, цепляя любое неаккуратно сказанное слово.

Необходимость в смене места работы стала более, чем насущна.

Вспомнился бессмертный Папановский гэг «…Начальство приказало рвать когти, перебазироваться».

Командировка в сибирский город, предложенная Ирине, решала все проблемы. К тому же Алексей, как я знала, был оттуда родом. Отправлялись ревизоры, руководители высокого уровня с неслабыми полномочиями. И как водится, с ними целый штат свиты. Фирма, имеющая свой авиалайнер, могла позволить направить любое количество сопровождающих. От нашего отдела «пнули», естественно, самую молодую. Без детей и семьи. В чем будет выражаться моё участие, так и не поняла, скорее, вписали на всякий случай.

Проверка намечалась давно, и вот, в самый июльский солнцепёк, когда все уважающие себя руководители жарятся на солнышке в отпускных широтах, внезапно была объявлена ревизия.

Производственный комплекс, выкупленный холдингом, получил серьёзные вливания и на режим ещё не вышел, однако работа, как говорится, велась, и шефы сочли нелишним проверить освоение инвестиций.

А то, что среди лета, может и верно. Людей мало, даже при желании, навести марафет в документации, будет некому, да и местные руководители почти все в отпусках. А если, узнав о проверке, срочно вернутся, значит, вдвойне есть причина копать. Интересный момент. Я настолько срослась со своей ролью, что уже прорабатывала возможность «агентурки» в этом регионе, хотя никаких распоряжений от своего шефа не получала.

Город встретил духотой. Большой, вернее раскиданный, чистый центр, менее ухоженные окраины. Но для меня он показался родным. Пусть и не мои воспоминания вели по улочкам и паркам. Но, странное дело. Всего‑то двадцати лет от роду, я помнила, как они выглядели тридцать лет назад, когда мальчишка с русым чубом каждый день мотался через весь город на тренировки в спортклуб. Где он, а не я, убегал с уроков в кино. Где в старом, хрущёвской постройки доме, ещё жила его мать.

Днём бесцельно торчала в новом офисе компании, слушая сплетни и разговоры своих сослуживцев, а вечером гуляла по его заветным местам. Однако прошло несколько дней, и безделье надоело. Проверка затягивалась, и к разбору документов начали привлекать и «прислугу за все», как нас окрестили недовольные нашествием варягов сибиряки. Отобрав несколько папок с договорами, я засела за работу. Разобралась быстро. Мне попалась аренда транспорта и техники. Стандартные договора. Стандартные условия. На первый взгляд, всё чисто. Однако намётанный глаз смутил один момент. В течение года аренда, к примеру, бульдозеров заключалась с тремя фирмами. Следующий год — другие, а в третий — опять новые. В принципе, ничего криминального. Хозяин — барин.

Расценки и условия соответствуют реальности. Но, взяв договора на автомиксеры для перевозки бетона, увидела ту же картину. Год одни, год другие. Так же и по самосвалам и экскаваторам. В чем‑то здесь подвох? Начала копать. В отличие от аудиторов фирмы, которые проверяли бумажки, пошла другим путём. В первый же выходной съездила на рынок, расположенный возле клуба имени знаменитого лётчика, и закупила все базы данных, которые смогла, пользуясь субтильной, не вызывающей опаски внешностью, приобрести. МВД, РУБОП, Пенсионный, Соцстрах, Налоговая, несколько кредитных историй больших банков и даже перепись. Не говоря о телефонных компаниях. Кстати, телефонные базы, одни из самых информационных. Зарегистрированные на совершенно разных людей, которые иногда оказываются жильцами одной квартиры, что само по себе информация.

Вторым шагом стала загрузка в ноутбук. Не так давно я купила себе один из самых продвинутых вариантов. С совершенно неприличной по объёму памятью и тактовой частотой. А вот поисковик — это моё. За программу, позволяющую параллельно сканировать по нескольким ключевым позициям сразу все загруженные базы, выложила приличную сумму. Малознакомый программист, который слепил её мне перед отъездом на работу в штаты, и нуждался в деньгах, и постарался на совесть.

Информация, пройдя сквозь мясорубку высоких технологий, приобрела вид неразорвавшейся бомбы, красноречиво изображая систему простого и на редкость эффективного воровства.

Руководитель производства через своих знакомых и друзей создал около двадцати мелких фирмочек. Конторы с солидными названиями брали ссуды в банках города под поручительство предприятия, а затем покупали на эти деньги технику. Причём, согласно данным технадзора, состояние техники было совершенно безобразным. Стоили эти, давным–давно проржавевшие трактора и экскаваторы, копейки. Дальнейший механизм можно представить на примере одного экскаватора. Агрегат середины семидесятых годов стоил пятьдесят тысяч рублей. Могу представить, что это за хлам. Купившая его фирма с громким названием «Техинвест», перепродавала фирме «Промэкология», но уже за пятьсот тысяч. В свою очередь деньги у этой фирмы под проценты занимала третья, «Строительные Машины». Нужно ли говорить, что все три фирмы имели одного негласного хозяина. «Промэкология», в свою очередь, заключала договор с предприятием на выполнение работ. С одной оговоркой, техника, якобы, сдавалась в аренду в исправном состоянии. Которое и должно было поддерживаться арендатором. То есть, ремонт выполнял наш сибирский филиал за свой счёт. Сумма относилась на содержание техники и, соответственно, шла в себестоимость. А ремонт обходился в сто, двести, а то и триста тысяч. Экологам же платилась полновесная оплата аренды. Тридцать тысяч рублей в месяц. Это триста шестьдесят тысяч в год. Причём предоплатой. Кредит погашался досрочно. Подведём итог: Кредит: Пятьдесят тысяч. Дебет: Пятьсот. Прибыль тысяча процентов и это с единицы. Это минимум. А таких единиц было несколько сотен. Да на три года.

Получилось прилично. Учитывая, что делалось это, в принципе, не особенно секретно, поняла, что местный воротила проверки либо не боится, либо дурак.

Всерьёз разбирать второй вариант не стала. Следовательно, платит кому‑то у нас. Как говорится, «решает вопрос». Я, ради интереса, просмотрела акты предыдущих проверок. А вот и тот, кому платят. Зам главного инженера. Вся эта бодяга с ревизиями, как правило, проводилась им. А тут, как на грех, попал в больницу с обострением язвы. Вот и послали сборную солянку.

«Фигура такой величины будет весьма полезна. Вербовать почти не придётся. А пользы с него вагон. Ну и местные ребята. Рыло в пуху по самые уши. Чувствую, Петровичу здесь будет, чем поживится. — Собрав компромат, я, конечно, и в мыслях не держала нести его главному ревизору. — Сами пусть работают».

А вот местные ребята, как оказалось, сложа рук, не сидели. То ли хвост оказался весьма искусным и проследил мои приобретения на рынке информации, или это наблюдение в офисе постаралось. Так или иначе, они поняли, что девчонка отыскала хвосты их махинаций. Узнать об этом мне пришлось самым примитивным образом.

Я возвращалась в гостиницу, дорожка проходила через небольшой парк. Вечерний воздух чуть посвежел, и прогулка, скрашенная воспоминаниями, доставляла истинное наслаждение.

Удар железом, нанесённый из‑за спины, пришёлся в голову. Только реакция спасла от неминуемого перелома черепа. Железо скользнуло по коже, ободрав скулу, всем весом пришлось в ключицу.

Страшный удар согнул пополам. Мгновение, и тут же получила ещё один, уже в спину. Этот, ожидаемый, встретила по всем правилам железного панциря. Но первый все‑таки успел вывести руку из строя. Я рухнула на колени и, превозмогая боль в плече, откатилась в сторону.

Каким бы ловким и тренированным ты ни был, но не зря гласит народная пословица: «Против лома — нет приёма».

Хоть это и было не полноценное изделие ЛС-6, (Лом строительный шестикилограммовый, как пишут в инструкциях), но все‑таки и не прутик. Приличных габаритов мужик, держа в руке «монтировку», сделал шаг следом за мной, рассчитывая добить вёрткую жертву. И на полном шагу напоролся коленом на каблук моей туфельки. Нога, выброшенная вперёд с резвостью хорошо пущенного снаряда, вынесла коленную чашечку лиходея, заставив его охнуть от боли и неожиданности. Второй удар повредил жевательный аппарат, а третий — проломил височную кость так неловко согнувшегося громилы. Конечно, можно было ограничиться двумя первыми, но когда голова у тебя гудит как колокол, перед глазами мелькают светлые пятна, а рука залита дикой болью, не до рассудочных построений. Он рухнул головой в траву и, слабо дёргаясь, пытался удержаться на краю жизни.

«Сомнительно. — Сделала я вывод, глянув, куда попал носок моего остроносого орудия. — Не повезло мужику, бывает».

Деловито огляделась. — «Пусто».

Кряхтя, поднялась и, придерживая руку, побрела к выходу из парка. — «Мало ли пьяных валяется. Не думаю, что народ кинется выяснять, по какой причине здоровый лоб решил отдохнуть на траве. Дураков нет. Так что времени спокойно исчезнуть у меня навалом».

«Сомнения в том, что это не просто шальной маньяк или грабитель не посетили. Слишком жестоко для маньяка, хотя бы поначалу. Разве, что некрофил, но это вряд ли. И слишком рано для грабителя. Да и непрофессионально. Грабитель не заинтересован в нахождении на месте преступления. Поэтому, рвёт сумку сразу после удара. А здесь даже попытки отобрать её не было. «Жёстко играют ребята. «Сибирские отморозки» — Хорошее название для команды КВН. Но в бизнесе надо бы погибче. Поэтому, никаких соглашений. «Я мзду не беру… Мне за руку обидно», — если перефразировать небезызвестного таможенника Верещагина из «Белого солнца пустыни».

«Для шефа агентов ещё навербую, а вот с этими будем разбираться по–взрослому. Главное, с плечом что?»

Как и предполагала, перелом ключицы. Открытый, но, слава богу, хоть без смещения. А могла бы, пока в горячке вертелась, и свернуть всё. Повезло. Лёгкое сотрясение, и синяки, это вообще мелочи.

Шум на фирме мои травмы вызвали неслабый. Местный безопасник рыл землю копытом. Делал умное лицо и, вообще, разве что за наган не хватался.

Однако что‑то мне подсказывало, паренёк, которого я успокоила, был местным знаком. Уж больно угрюмый взгляд поймала я краем глаза, когда, выходя от шефа секьюрити, глянула в зеркало. А вот место нападения пришлось кардинально поменять. Не к чему, чтобы покойника в парке связали со мной. Местные, конечно, два и два просчитали, сейчас в «непонятке». Как, такой большой и сильный, специалист по разбиванию голов монтировкой угодил в прохладную тишину морга. Но и они, пока не проведут вскрытие и анализ повреждений, не должны заподозрить полутораметровую секретаршу в причастности к смертоубийству. Скорее, могут решить, что я не обычная говорящая кукла, а фигура более крупного пошиба, за которой москвичи поставили негласную охрану.

Медицинскую помощь оказали в дорогой и первоклассно оборудованной клинике. Но в палате я оставаться категорически отказалась. Хватило мне последнего больничного опыта. Беспокоило одно. Если раньше, когда я ненароком обнажала при сослуживицах грудь или спину, то на вопросы о шрамах всегда отговаривалась автокатастрофой. Девчонки охали и верили. А вот хирург, который обрабатывал мне ключицу, смотрел очень внимательно. Пулевой «сквозняк» он от царапины точно отличил. Ох, как тревожно мне стало. Брякнет, ненароком, кому‑нибудь, и всё. Не та фактура у девчонки для «огнестрела» такой специализированной пулькой… Ну что ж, значит, судьба. Как говорится, не везёт мне в смерти, повезёт в любви».

Опять началась размеренная жизнь. Работа, медитации, бег трусцой. Изредка встречалась с кем‑нибудь, благо, что в фирме было достаточно молодых людей.

Наступил сентябрь. Заметила, что в моих приключениях осень становится временем, когда что‑то происходит. Вот и теперь, новость на пятом канале прозвучала в двадцатых числах сентября.

Субботний день, ранние сумерки, пасмурное настроение. Сидя в теплом кресле, я щёлкала кнопками, переключая каналы. Мелькнула картинка. Скороговорка читающей по бегущей строке диктора озвучила малопонятную чехарду кадров.

«Громкое покушение на семью питерского предпринимателя завершилось гибелью». — Дурно скроенная фраза привлекла внимание. И тут поняла — Явно знакомый пейзаж. Крыша особняка, кирпичный забор, частокол высоких тополей. Это же Комарово, дом Авдеева, отца Ирины. «Киллеры расстреляли Ивана Николаевича Авдеева и его жену, находившихся в автомобиле. Так же погибли охранник и водитель». Сюжет закончился, пошла реклама, а я сидела, тупо глядя в экран. С Иваном и его женой я встречалась один раз. Спокойный, уверенный человек. Горе, которое он пережил, было спрятано глубоко внутри. Какие доводы привёл Юрий Петрович, убедив его выдать меня за свою погибшую дочь, так и осталось неизвестным. Но вражды я не почувствовала, скорее, жалость к вынужденной заниматься не своим делом девочке. Однако ситуация в корне изменилась. Являясь в глазах всех его дочерью, я столкнусь с множеством проблем, которые могут не только раскрыть меня, но и создать угрозу для всех заинтересованных лиц.

Первое, что пришло в голову. — «А не приложил ли к этому покушению руку мой любезный шеф. Комбинация получалась очень красивая. Единственная наследница немалого состояния, находясь в интересном положении нелегала, вряд ли сможет отказать, приди ему в голову идея переписать наследство. Тут не откажешь.

Принять эту версию мешало единственное умозаключение. Моя работа в компании «Атолл» приносила ему неплохую прибыль. Насколько могу судить, цифра отнятого у олигархов значительно превышала десять миллионов, понятно, не рублей. А собственность Авдеева, по данным печати, едва перевалила за пять миллионов. Овчинка выделки не стоит. Устраивать триллер из‑за относительно небольших денег, с невнятным исходом? Не думаю, что это ему выгодно.

Открыла почту на Мэйле и обнаружила экстренное сообщение. Такая возможность оговаривалась на крайний случай, когда земля будет гореть под ногами.

Значило это сообщение: «Бросай всё и беги».

Никакого компромата у меня на квартире не было. Сумка с набором вещей на случай эвакуации в шкафу. Короткой медитации хватило, чтобы настроить себя для активных действий. Время словно начало растягиваться. Движения стали пластичней. Такое бывает, когда руки выполняют заученную годами повторений работу. Натянув тёплый джемпер и куртку, я вышла в коридор. На площадке тихо. Однако, уходить всё равно лучше по–английски. Позвонив соседям, я поздоровалась с хозяином и наврала, что потеряла ключ. Позвольте через вас на балкон залезу. Симпатизирующий вежливой соседке мужичок с готовностью распахнул лоджию. Однако, приоткрыв штору, заметила, что в доме напротив, на лестничной площадке между четвёртым и пятым этажом, кто‑то стоит: «На парочку не похоже, те выше второго не поднимаются. А здесь? «Ладно, бережёного бог бережёт».

— Ой, нашла. — Я вытянула из кармана связку и вернулась в комнату. Сосед безразлично кивнул, закрывая дверь.

— Бывает. Ты заходи, если что.

Для виду поковырялась в замке, перебирая варианты. — «Если пасут, то обложили плотно. Кто? А вот это как раз не главное. Не друзья, понятное дело.

Стоя на площадке пятого этажа, вдруг услышала, как приоткрылась дверь подъезда и так же тихо закрылась. Только щёлкнул магнитный замок. Насторожила совершенно не свойственная манера. Жильцы, зная, что дверь закрывается сама, придерживать ленились, и хлопало от души. Загудел вызванный лифт. «Если по мою душу, то зайдут с двух сторон. Подстраховка уйдёт на девятый, а основной пешком, чтобы не упустить жертву и проверить лестницу. Разумно, значит и во дворе кто‑то есть. Не удивлюсь, что дверь под прицелом. Хотя?»

Размышлять некогда. Рефлекс сработал, как подсказала моя…, не моя, но память. Рывку по ступеням наверх позавидовал бы профессиональный спринтер. Хватило времени выровнять дыхание и собраться. Кабина остановилась на этаже и двери начали открываться. Замерла, прижимаясь к стене. «Работаем на «противоходе». Обычно прячутся справа, и грамотный поисковик всегда зашагивает при осмотре влево. Ствол у бедра. Это ежели «спец». Нападающий им был.

Змеиным заступом вынырнул из кабины, бросая взгляд вправо, и тут же дёрнул корпус назад, страхуясь от возможной неприятности.

Мой удар сжатыми пальцами пришёлся в точку между правым ухом и челюстью. Вспышка в глазах и мгновенная потеря сознания гарантированы. Однако в последний момент человек успел среагировать и расслабил мышцы шеи. Единственно верное решение. Удар не достиг цели, а только слегка оглушил гостя. Пришлось добивать, уже не думая о последствиях. Шума особого не наделала, а крикнуть он не успел. Двойка в голову. Одна рука в основание носа, второй контрольный в гортань — блокировать крик.

Мужчина тяжело опустился на пол лифта.

Рассматривать и соображать некогда. В руке ствол, что‑то специальное, с глушителем.

Вывернула из намертво зажавшей руки оружие, проверила пульс. — «Аут, готов. Не надо было дёргаться, хотя, жаль мужика, но сам виноват».

Хоть и опаздывала, но пробежалась по карманам. И почувствовала явное облегчение, не обнаружив «ксивы».

«Одно дело завалить «лиходея», который пришёл за твоей жизнью, другое — почти коллегу, выполняющего свой долг. Неприятно. Да и за собственную шкуру тревожно. Не самое безопасное дело в нынешней России поднимать руку на сотрудника, могут и «не довезти». Если возьмут, конечно. А так чего? Всё по–честному. Ты догоняешь, я убегаю. Нормальная охота. Сегодня ему не повезло». — Размышляла об этом я, уже сбегая по ступеням.

На мою удачу дожидаться напарника второй гость не стал. Дверь моей квартиры была закрыта, однако половичек, который я, убегая, подвинула к ней, лежал иначе. Мышка в норке. Сейчас осмотрит, свяжется с подстраховкой на улице, потом с «верхним». Но тот ему не ответит. И не потому, что телефон у меня, просто с разбитой гортанью и отсутствием пульса много не поговоришь.

Когда завибрировал вызов телефона, я приоткрыла дверцу щитка и повернула выключатель. Свет в квартире погас.

Дверь на себя и, перекатом, на нижнем уровне, влетела в прихожую. Незваный гость стоял на фоне окна, выдёргивая спрятанный в кобуру ствол. Убедившись, что в квартире пусто, он по привычке сунул его назад в наплечник, и набирал номер, конечно же, правой рукой. Среагировать, выпустить из пальцев телефон, рвануть ствол…

Нужно быть весьма тренированным, чтобы исполнить такой фокус без запинки. Не успел. Мой ствол, оказавшийся автоматическим…, издал короткий треск, словно провели деревяшкой по рёбрам батареи отопления. Поймал он минимум пять пуль, причём била я треугольником, чтобы в случае чего попасть не только в жилет, но и в голову. Однако жилета не было. Как и на верхнем. Хорошо, что не в стекло. Тогда вся конспирация насмарку. Однако, получив такой подарок, мой противник выглядел неважно. Кое‑как, превозмогая естественное отвращение, проверила карманы. Легко догадаться на какой предмет.

Вернулась в подъезд и просмотрела вызовы. Так и есть. Предпоследний был за двадцать секунд до звонка на телефон сообщника, лежащего возле мусоропровода на девятом этаже.

Краткая СМСка, набранная мной, гласила: «Поднимайся, у нас «ноль двадцать один».

«Расчёт на психологию. У всех спецслужб этот код означает убитого. Вряд ли они поехали вчетвером. Насколько я понимаю, хотели захватить меня, потому и оружие не особо грели, не собираясь стрелять, как то подсознательно не ждёшь и «ответки». Значит, трое. Два пассажира и девчонка всяко пристойней, чем битком набитая машина.

Любой патруль, увидев на заднем сидении двух мужиков и спящую между ними тётку, будет проверять строже. Будем считать — «трое». Замерла в ожидании. Дверь тихонько отворилась. Протиснулась тёмная фигура. В отличие от первых, этот не сторожился. За что и получил. Лёг тихо.

«Слава богу, хоть живой. К тому же допросить не мешает. Чем‑то мне это напомнило старт суматошной Одиссеи. Опять «жмуры». Допрос по–горячему. Как надоело‑то. Господи. Хоть немного бы дали по–людски пожить. Однако какой с него прок. Скорее всего, просто наёмный исполнитель. Пусть отдыхает. Если честно, дала слабину. Алексею‑то не привыкать. А мне страшно. Да и жаль человека. Ничего моё знание не изменит. Пусть у Петровича голова болит».

Собрала найденное в карманах посетителей, ссыпала в пакет и, не забрав ключи от машины, двинулась по лестнице вниз.

«Машина хорошо. Но практики у меня не было уже давно. А Москва и вечером забита транспортом под завязку. Пока выберешься, все нервы истреплешь. Лучше на метро. Благо, что власти меня не ищут. Им‑то зачем?»

 

Глава 4

Наследница миллионов

Встретились на тихой окраинной улице. Тёмные провалы дворов, надолбы перегораживающих тротуар бетонных блоков. Почти полное отсутствие лампочек на столбах.

Несмотря на детское время, всего‑то одиннадцатый час, на улице пустынно. Не любят жители окраин дефилировать перед сном. Оно и понятно. Себе дороже. Лучше на балконе постоять. Хвостов не было однозначно, на всей улице ни души. Машина, неприметная иномарка трудно определяемой модели, тормознула возле меня, дверь приоткрылась.

— Здравствуй, Оля. — Юрий Петрович обернулся из‑за руля и похлопал по плечу: — Словно с «холода» встречаю.

— Так, понял, новость уже слышала. — Продолжил он, посчитав торжественную часть оконченной. — Хорошо на меня не подумала. Боялся, что так решишь. Потом вспомнил, что опыта у тебя на троих. Успокоился. Но, всё же подтвердить обязан. Иван был моим лучшим другом. Я его дважды от верной гибели спасал, и он меня не раз выручал.

— Я тоже кой–кого спасала. — Вырвалось у меня.

— Оля, не о том речь. — Мягко прервал куратор.

— Минуту. — Не согласилась я. — Возможно, информация изменит расклад.

Короткий доклад о двух «холодных» и предъявленный мешок с барахлом заставил генерала задуматься. Не заглядывая внутрь, спросил. — Кто, по–твоему?

— Не контора. По крайней мере, не «действующие», но опыт и ухватки налицо. Потому и «валить» пришлось. Иначе бы не справилась. Шли грамотно. Но, скорее по привычке. А так, особо не сторожились. Для выводов информации мало. Я не в курсе раскладов по Питеру. Кому выгодно? Кто стрелял? И вообще.

— Господи, ну что за жаргон… — Задумчиво произнёс собеседник и оборвал себя. — Человека убили, а я… Знаю, с тобой хитрить сложно, поэтому буду начистоту.

Деньги, что на «Атолле» заработал, пошли в его бизнес. Там сейчас около сорока миллионов. Строительство. Город у нас большой, но маленький. Всё на виду. Кому‑то на ногу наступил, выходит…

Заметив, что я молчу, продолжил. — Ты нас совсем упырями‑то не считай. Ирину я с детских лет знал. А Иван, как тебя увидел, ещё больше затосковал. Я ему рассказал твою историю, без Алексея, конечно. Ты знаешь, они ведь ребёнка поздно завели… Он даже тебя назад отозвать хотел…, чтобы с ними жила. Похожа ты с ней очень… Конечно, и дело вплелось. Что уж тут говорить. Но ты бы всё равно, влезла. По собственному опыту знаю. Так, думал, пусть лучше под присмотром будет, дело, в принципе, спокойное. И для опыта полезно… Теперь надо хвосты рубить. Расклеился я что‑то. Так, собрались. — Оборвал себя он и заговорил отрывисто, словно отдавая приказы. — Отправишь телеграмму. Заявление по семейным обстоятельствам. Я дам команду, в квартире приберут. Атолловские тебя с кротами не свяжут. Сейчас возвращаешься в Питер. Вот ключи. Иван с Ниной в морге. Похороны послезавтра. Организацию похорон я обеспечил. Всё сделают. Твоя задача. Прости, говорю прямо, идёшь за наживку. Целью, судя по сегодняшним событиям, была ты. Поэтому, должны продолжить попытки захватить и вынудить передать права. Охрану в коттедже я выставил, поэтому брать тебя скорее будут после похорон, в городе. О твоей роли никто, кроме меня и покойного Ивана, не знал. Поэтому, я для тебя дядя Юра, приятель отца. Сходство у вас поразительное, документы в порядке. Так что никто ничего не заподозрит. Но всё равно, ухо востро держи. В доме, и вообще, больше ни слова. Нет Ольги. Всё поняла? Ну, тогда приехали.

Он тормознул у вокзала. — Вот билет, СВ, поезд через полчаса. За тобой посмотрят. Это я на всякий случай, ты сама девочка большая. Счастливо.

— Да, — он нагнулся к рулю, выглядывая в проем. — Там встретят. Зовут его Глеб. Я ему, вроде, верю. Хотя, присмотрись. Он в охране у Ивана старшим был.

И снова купе. Одна в коврово–занавесочной тишине. Умывальник, обшитый кожей диванчик напротив двухъярусной кровати. Вагон, легко качаясь на стыках, летел по ночному Подмосковью. Опустив штору, легла. Разве можно привыкнуть к таким кульбитам судьбы. Конечно, жизнь в Москве назвать спокойной можно только в шутку, но всё же какая‑то стабильность, хотя бы внешняя.

Раннее утро в осеннем городе — время особое. В такую пору хорошо дремать под шорох падающих листьев, которые порывами ветра вперемешку с каплями дождя бросает в оконное стекло. Когда нет нужды подрываться от визга будильника. Какая бы мелодичная заставка ни была, всё равно в этот час противного и раздражающего. И не нужно, толкаясь в переполненном такими же сонными бедолагами вагоне метро, тащиться на любимую работу.

И уж совсем не годится приезжать в такое время в другой город. Выходить на промозглый перрон, продуваемый всеми ветрами. Зная, что нет здесь ни родных, ни знакомых, а только заботы, суета, и нервотрёпка. Вот с такими декадентскими рассуждениями я выползла из сумрачной духоты вагона в не менее сумрачное питерское привокзальное пространство. Неожиданно быстро перрон опустел. Встречающих мало, пассажиры в основном командировочные, поэтому я не мучилась в сомненьях, кто бы мог быть обозначенный моим провожатым некто Глеб. Лицо проверенное, однако, требующий к себе присмотра, как обмолвился генерал. Юрий Петрович, как я заметила, редко говорил что‑то просто, чтобы сказать. Поэтому, слова его поняла правильно.

Начальник охраны, у которого выбили подопечных, по–любому вызывает подозрение. Примета такая. Если ты жив и не досмотрел. Значит, либо хлопал ушами, либо…, ну, понятно. Однако так думаю, явных подозрений нет. Гляну свежим глазом, будет видно.

Мужик, в коротком плаще тонкой кожи, в стильной рубашке и, явно не массового пошива, костюме, одиноко стоял на перроне, заложив руки за спину. Он безразлично наблюдал за моим спуском и, только когда я сделала шаг от тамбура, приблизился и склонил голову. Слова соболезнования пробормотал явно скомкано. Спросил, как доехала, и, указав рукой направление, коротко уведомил. — Нам туда.

«Однако, фрукт. У тебя полное корыто дерьма, а ты не забыл рубашечку погладить и парфюм освежить? Может, придираюсь? Ну, убили работодателей. Что ж теперь, не жить? У человека, может, крепкая психика? Ничего, крепкой психикой нас не удивить, посмотрим».

Дверь провожатый мне открывать не стал. Забрался в салон довольно приличной Аудио, щёлкнул центральным замком и остался за рулём.

«Может, ему денег не доплатили? Чего это он?» — Я уселась на переднее сидение, утонув в далеко отодвинутом ковше. Регулировки искать не стала: «Потерпим. А кто это у нас такой здоровый? Промелькнула мысль: может таксует?»

— Куда едем? — он и впрямь задал сакраментальный вопрос.

— В город, командир, — сорвалось у меня.

Бровь провожатого дрогнула.

«Сейчас посмотрим, какой–такой Сухов», — хмыкнула я про себя. — Если будет молчать, значит, что‑то таит, или просто дурак. Если отработает, то, соответственно, наоборот».

Глеб оказался понятлив. — Ирина, Вы не обижайтесь, на нервах второй день. Задёргался. Простите. — Он смягчил тон и провёл руками по обтянутому превосходной кожей рулевому колесу. В Комарово?

— Да. — Отстраненно бросила я. — «Теперь помолчим, подумаем».

Улицы ещё не успели заполнить машины спешащих на работу горожан, поэтому шли ходко. Встав на третий ряд, Глеб втопил педаль газа и на зеленой волне проскочил пяток светофоров. Свободный ряд позволял идти, не снижая скорости.

Он знает, что я — следующая цель. Но приехал один. Или просчитал, что до вступления в права наследования меня никто не тронет? Ерунда, чего я сахарная, убедить подписать доверенность элементарно. Тогда чего? А задам я вполне естественный вопрос.

— А почему охраны нет? — Оглянулась я словно в поисках машины сопровождения.

— Так больше и нет никого. — Ответил, не задумываясь.

Я удивлённо повернулась к нему, заглядывая в лицо. — Как нет?

— Двоих убили. А остальные сами уволились.

Ответ слегка удивил. — «Вона, как? Крут мужчина».

— Уволились? — Повторила удивлённо. — А почему?

— Я попросил. Слишком много вопросов к ним набралось.

«Ну, я сейчас тебе устрою». — Играть почти не пришлось. Я действительно терпеть не могу этаких пижонов, крепких «задним», иначе не сказать, умом. — А раньше, что? Доверяли? Пока не убили, значит, всё в порядке было? А сам где был? — Вырвалось у меня почти искренне.

Он покосился, опасаясь истерики. — Ирина, сейчас не время устраивать разбирательства. Поверь, я не виноват. Надо пережить это горе. Мы найдём преступников.

Я отвернулась к стеклу, упираясь лбом в холодный триплекс.

Остаток дороги молчали. Он сосредоточено рулил. А мне изображать истерику почему‑то не хотелось. Не знаю, стыдно… играть горе перед незнакомым человеком. За неплохого, наверное, мужика Ивана Авдеева и его жену, которую я почти не знала, стыдно. «Жалко, что так у него всё вышло. Сначала дочь, потом сам. Но, устраивать спектакль? Обойдёшься. Если ты при делах, то тебе уже всё равно. Не я, так генерал тебя достанет, а если и впрямь не виноват, всё равно не служить здесь. Мне охрана не нужна, а соглядатай — тем более».

Дорога к коттеджному посёлку, выстроенному недалеко от знаменитого Комарово, была отличная. Почти как правительственная трасса. На въезде шлагбаум. Суровый мужичок в мышином наряде высунулся из будки и, увидев знакомое авто, нажал кнопку. Пропетляв немного по узеньким дорожкам, подъехали к воротам. Особняк в глубине участка почти не видно. Высокий забор, камера слежения по верху. Мелькнула мысль — «Не забыть проверить запись. — Тут же одёрнула. — «Органы» наверняка всё изъяли, хотя, уверена, должна быть копия. Если он конечно начальник охраны, а не складской сторож. Но Ольги нет, а Ирине это знать не положено». Я вышла, прошла вдоль обочины, вспоминая по кадрам из новостей ракурс, и остановилась возле неубранных осколков стекла. Конечно, основную массу прибрали, но в траве, видно, не стали выбирать. Вот тут и случилось. Глеб подошёл сзади и стоял в шаге от меня. Опять донёсся раздражающе дорогой запах французского одеколона. Я бросила взгляд на него, одновременно присматриваясь к обстановке. Выбрано место было качественно.

Типичная мёртвая зона. На камере ничего видно не будет.

Не сдержалась. — Машина ехала, или садились?

Он помедлил. — Ехала. Вон оттуда стреляли, — кивнул на угол соседского участка. — Выскочили из‑за поворота и в два ствола начали поливать. Изрешетили всю машину.

«Зарубка первая: Выскочили, когда машина отъехала и вошла в мёртвую зону. Значит, кто‑то вёл. Кто?»

Замерев возле места трагедии, я поклонилась и медленно пошла к воротам. Глеб опередил и включил кодовый замок. Калитка автоматически распахнулась.

— Я первый, — он подвинул меня, протискиваясь вперёд. «Интересно, а что объёмных датчиков здесь поставить не удосужились?» — но это всё про себя. Так понимаю, вопросы этому сторожу задавать бесполезно.

Дорожку от ворот к дому за три дня усыпала мокрая листва. Лужи никто не разметал. «Зарубка вторая: Машину бросил за воротами. Почему не загнал, и почему не убирали во дворе? Или дворника тоже уволил?»

Большой, построенный в стиле классической помещичьей усадьбы, двухэтажный дом. Парадное крыльцо, огромные резные двери. Вазы из белого мрамора. Два крыла, комнат по десять в каждом. Французские окна, затянутые гардинами. Что сказать, роскошно.

Прошлый свой визит я почти не смотрела по сторонам и сейчас с интересом разглядывала обстановку. Большой холл, широкая полукруглая лестница с толстыми, покрытыми тёмным лаком, балясинами и перилами. Ковровая дорожка на ступенях. Большая хрустальная люстра под потолком. Всё гармонично. Не знаю, как называется стиль, но чувствуется рука дизайнера. Господи, как я в этом саркофаге одна буду?

— В доме кто‑нибудь есть? — Естественный вопрос.

Ответил отстраненно, думая о чем‑то своём. — А? Нет, прислуга уехала в город к похоронам готовить.

«Странно? Где готовить, чего? Не понятно».

— Ирина, я буду в кабинете охраны, — он махнул рукой куда‑то в правое крыло, — а ты здесь сама. Выждал, когда начну подниматься, и двинулся к незаметной двери справа от лестницы.

Автоматика добросовестно поддерживала в помещении комфортное тепло. После промозглости приморского утра тепло и уют особняка расслабляли. Я расстегнула замок куртки и двинулась наверх.

Пустой дом, тишина, полумрак. «А если бы вместо меня была обычная двадцатилетняя девчонка? Да ещё потрясённая кончиной близких? Странно всё. Не правильно.

Медленно двигаясь по застеленному пушистым ковром коридору, начала осмотр.

Камер не видно, однако, вовсе не значит, что нет. Сейчас так наловчились прятать, без приборов и не найдёшь. Первая дверь — кабинет Хозяина. Дальше — комнаты, судя по всему, спальни, его и жены. Немного размыслив, вернулась в кабинет. Это самое важное помещение. Довольно уютная комната. Огромное окно, выходит на балкон, скорее веранду. Тяжёлые шторы, камин в углу. Ряды книжных полок, кожаный диван, такое же кресло. Стол массивным утёсом перегораживает другой угол комнаты. Ковёр ручной работы во весь периметр. Что сказать, умел Иван устроить быт.

«Но, сперва дело. Сейчас особенно важно пробить камеру. Вряд ли он разрешил бы кому‑то ставить её у себя в кабинете. Если найду, значит, крот в его хозяйстве точно был. После тренировок на «Атолловских» штукарях, которые маскировали свою технику куда как грамотно, жучка вычислила довольно быстро. Просто отсекла ненужные для просмотра сектора и оставшиеся прошла наугад. Камера, утопленная в стене над камином, позволяла отслеживать стол, диван и дверь. Что и требовалось доказать. Ставил человек с понятием, а раз так, то дубль искать, смысла нет. Разве уж совсем над столом? Но это уже, по–моему, перебор. Всё равно, написанное не разобрать, а риск увеличится. Возможно, что друг Глеб, проверенный, но непонятный, как раз сейчас наблюдает за моими изысканиями. Ну, и фиг с ним».

Не забивая голову сложностями, разжевала пластик Бубль Гума и заклеила пуговку объектива: «Фиг вам, а не кино. Если придёт возмущаться, это будет верх наглости, и тогда будем разбираться по законам военного времени. Но, надеюсь, не решится».

Присев в мягкое, уютное кресло, задумалась:«Что мы имеем? Охрана скорее не стерегла, а шпионила за хозяином. Вести наблюдение в одиночку невозможно, значит, как минимум трое в курсе. Техник и два оператора. Может, конечно, просто запись на диск, но тогда всё равно кто‑то должен просматривать, и делать это регулярно. У шефа возможности ограничены. На контроле, а я не удивлюсь, что камеры стоят и в других неположенных местах, должен сидеть штатный, к тому же, тренированный оператор. Значит, трое уже замазаны. Не считая связного. Ладно. Вопрос на потом. Кто нанимал охрану?

Далее, судя по всему, обыска не было. Порядок хозяйский, менты или просто любопытствующие навели бы либо бардак, либо полный порядок. Всё же не кино, чтобы при негласном обыске восстанавливать прежний вид. И, главное, для кого? Дочка в отъезде, хозяева убиты. Никто не предъявит. Значит, не было. Почему? Нечего искать? Или не было необходимости. Кто может иметь твёрдую уверенность, что у человека нет ничего важного или опасного? Только доверенное лицо. Раз безопасники следили тайно, значит, полностью он им не доверял. Так. А доверял он… Третье. Переходим от размышлений к действиям.

Беглый осмотр выявил наличие сейфа. Вещь дорогая, компактная, склепали его наши японские товарищи по планете. Значит, сделали на совесть. Это у них национальная традиция, наверное, такая. Если чего делают, то, блин, не сломаешь. Выходит, нужно искать ключ. Кабинетный, класс «С», код не менее двенадцати знаков, плюс пять буквенных символов. Запомнить сложно, таскать с собой не разумно, а вдруг потеряешь. Искать рано, нужно ассоциировать себя с хозяином и просчитать ход его рассуждений. Я замерла, погружаясь в спокойную медитацию. Несколько минут безмятежного созерцания зарядили бодростью и энергией, словно полноценный шестичасовой сон.

«Итак: Стол, диван, книги. Камин, часы, ковёр. Светильник, картина. Не так уж и мало. Но код должен быть на глазах, когда открываешь. Не бегать же хозяину по комнате. Солидный бизнесмен, ползает под столом, ища клочок бумаги. Не серьёзно. Что остаётся?

Я остановилась напротив вмурованного в стену шедевра японских металлистов: «Элементарно, Ватсон. Картина. Какая‑то абстракционистская, чуть было не сорвалось, мазня, фантазия. Только в углу разборчивая подпись: Арсен Калюжный. Пять букв, пожалуй, есть. Имя читается, но имеет только латинские буквы. Набираем. На полотне цифр нет. Разводы, пятна, полосы. Но, ни одной цифры. На рамке явные потёртости. От чего? Правильно. Переворачивали. Об стенку и вытерлось. Обратная сторона. Подпись, ну, тут размашистый автограф. Дата, явно не подходит. А вот это горячее. Приклеенный кусочек картона с фиолетовой печаткой — Инв. 753893685400. Ну, что, попробуем?

Сейф распахнулся легко, как будто и не был заперт. Молодец. Но гордиться нечем. Иван просто не забивал себе голову ерундой. Мы вообще с трудом представляем, что кто‑то будет рыться в наших вещах. Это при наличии целого штата охраны. Ну и хорошо, что не умножал сущностей».

Покончив с аналитикой, занялась более прозаическим делом.

Прикрыв дверь на замок, чтобы не отвлекаться на возможный визит моего сторожа–охранника, методично начала осмотр внутренностей.

На верхней полке три стопки евро. Тысяч тридцать. Вторая забита более плотно. Папка с файлами. Договора, сертификаты. Это тоже после. Третья пуста. Только скреплённый двойной листок с рукописным текстом. Текст оказался на редкость занимательным.

Директору Федеральной службы

Безопасности Российской Федерации

Если это письмо попало к Вам, значит, меня нет в живых. Горько сознавать, что моя жизнь, а главное жизнь моей дочери оборвалась из‑за финансовых махинаций.

Вы знали меня, как честного человека и офицера. И могли не раз убедиться в этом за время нашей совместной службы.

В июле позапрошлого года в автокатастрофе тяжело пострадала моя дочь. Практически она погибла, но ещё три месяца находилась на аппарате искусственного поддержания жизни. Когда пришлось принимать решение об отключении, ко мне обратился мой бывший сослуживец, а в настоящее время компаньон, известный Вам Юрий Петрович Звягин. Он сказал, что смерть моей дочери была подстроена конкурентами. А именно руководителем холдинга «Атолл» Максимовым. Показал расшифровку записи и протокол допроса водителя. Он предложил отомстить Максимову. Для чего внедрить в его окружение агента. Некую Ольгу Шилову. И с её помощью добыть улики, чтобы привлечь Максимова к уголовной ответственности. Требовалось выдать её за мою дочь. Имелось явное портретное сходство между Ириной и представленной девушкой.

Я согласился. Оставляя моральные аспекты моего решения, сообщаю только факты. Под именем Ирины Авдеевой агент была внедрена в фирму «Атолл». Звягин сообщил мне, что её внедрение потребует не менее года. Желая отомстить, я готов был ждать. В течение шести месяцев после нашего разговора Звягин вложил в разных долях в деятельность фирмы порядка сорока миллионов долларов. Источник средств он обозначил невнятно. Мы нуждались в инвестициях, поскольку получили госзаказ на выполнение большого объёма работ. Я визировал вклады, как доп. эмиссию в уставной капитал от имени своей дочери. Мы были в дружеских отношениях, а генерал–лейтенант Звягин, как находящийся на федеральной службе, не имел права участвовать в коммерческой деятельности. Таким образом, неофициально вклад мой и Звягина в предприятие составил пятьдесят пять и сорок процентов соответственно. Активы фирмы составляют приблизительно сто десять миллионов долларов.

Но несколько дней назад из достоверных источников я узнал, что покушение на мою дочь устроил именно Звягин.

Очевидно, у него уже тогда была кандидатура на роль Ирины. Из того же источника я выяснил, что девушка, которая работает в фирме «Атолл» под именем Ирины, оказалась грамотным специалистом, создала целую сеть информаторов и поставляла Звягину кандидатов на вербовку из числа осведомлённых сотрудников этой фирмы. Ни о каких поисках доказательств вины Максимова речь не шла. Звягин обманул меня и использовал в собственных интересах. На основании добытых сведений он сумел спекулятивно заработать те самые сорок миллионов, которые впоследствии и вложил в дело от её имени…»

Отложила письмо и, чтобы немного успокоиться, села, откинув голову на подголовник: «Ах, Юрий Петрович, ах, жук.

Всех «поимел». Прямо Мориарти какой‑то. Видимо, так удачно совпало, что моё дело и показания снайпера курировал именно он. Тут ему и пришла в голову неплохая идея подгрести фирму Авдеева и приподнять деньжат моими стараниями. Что ж это меня все разводят? Хотя, был ли выбор? Если бы отказалась, он просто сдал бы меня как уголовницу с неясным прошлым, и все дела.

Немного передохнув, перевернула страницу.

Текст, выведенный твёрдым, уверенным почерком, гласил:

«У меня есть основания полагать, что в результате слежки за мной, Звягину стало известно о моей информированности в его преступных планах и действиях. Доказательства его причастности к убийству моей дочери я собрать не смог. Человек, который сообщил мне сведения, исчез. И, подозреваю, не без помощи Звягина.

Теперь наступила моя очередь. Я собираюсь дать показания в Генеральной прокуратуре.

Если со мной случится несчастье или покушение, прошу Вас в память о нашей совместной службе и хороших отношениях довести расследование его преступлений до конца и наказать убийцу моей дочери.

Все документы, которые могут пролить свет на его действия, прилагаются.

Генерал–полковник Авдеев

Датировано за день до убийства.

«Вот такие пироги». — Я пробежала глазами другие документы, лежащие в папке.

«Договор о капитализации, акции в количестве, на сумму… внесены в реестр…, заверены нотариусом…

Акт о захоронении неустановленного лица. Могила…, место согласно плана, печать, подпись.

Детские фотографии, медицинская карта, карточка стоматолога на имя Ирины Авдеевой.

«Всё понятно. Не успел Иван Андреевич, не успел. А почему в сейф Звягин не влез? Да по той же причине. Ему важнее было меня вытащить. Теперь, когда всё на месте, можно и действовать.

Заставить подписать «отказную» при нынешнем уровне фармакологии, как нечего делать. Глеб, скорее просто соглядатай, а подтянется Петрович со своими воробушками, и возьмут меня по–тихому. Что делать? Что делать. Что‑то надо. Ноги делать надо».

Я упрятала содержимое сейфа в красочный пакет, неизвестно каким образом попавший в карман, и направилась к двери, собираясь продолжить осмотр дома. Но едва распахнула дверь, как в лицо мне уставилось дуло пистолета. Ствол держал, естественно, Глеб.

— Стоять. — Проорал он.

— Ноги подкосились и, неловко взмахнув пластиковой сумкой, я грохнулась в обморок. Упала настолько красиво, что самой понравилось. Опешив от столь неожиданной реакции, «вертухай», опустив ствол, следил за падением бесчувственного тела, не удосужившись отступить назад. За что и поплатился. Крутанув ноги в классической вертушке, сбила вооружённую руку в сторону, а второй достала по первичным признакам. Грохнул выстрел, но пуля ушла далеко в сторону, испортив роскошный гобелен, и застряла в дубовой панели. Боль от потревоженного достоинства заставила стрелка непроизвольно сложиться в земном поклоне и получить уже на возврате той же ногой в голову. Рефери в таких случаях открывает счёт. Я пнула ствол от поверженного «соглядатая» и, выдернув из чехла, висевшего у него же на поясе, превосходные швейцарские браслеты, защёлкнула одно кольцо на руке, а второе прицепила к перилам. Дуб — это вам не осина. Зараз не сломает. «Ты смотри, запасливый. Однако, не понятно, если это ценитель моего таланта его послал, то почему так безалаберно? Уж он‑то знает, что на меня троих мало. Да и то, пожалуй, как повезёт. А этот, словно на прогулку промежду прочим вышел. Руки. — Передразнила я самоубийцу. — Ну, ничего, сейчас оклемается, поговорим. Ухватив пистолет за скобу, бросила в пакет к документам. Оружие — не игрушки, махать без дела не стоит. Пока наводила порядок, пленник, наконец, очухался. Он рванулся и чуть не оторвал кисть. Боль от затянутого браслета успокоила. Глеб зашипел, сжимая здоровой рукой пораненное запястье.

— Глеб, не знаю отчества, позвольте спросить, чем вызвано столь грубое отношение к хозяйке? Может, Вы педофил?

— Какая ты, бл…, хозяйка. — Грубо ответил потерявший всю импозантность охранник. — Подстилка Звягинская. Мало вам Иринки было, вы всё захапать решили. Ивана не пожалел. Скотина. — Бессвязно высказался он. Выплеснув эмоции, попытался ещё раз испытать на прочность лестницу. Безуспешно.

— Ты думаешь, я тебя с ней перепутать мог? — Снова вырвалось у него.

«Если играет, то качественно. Хотя, так с ходу отработать версию. Вряд ли успел бы.

И становится понятно, почему сунулся без подстраховки. И среагировал на обморок. Знай он про мою подготовку хоть немного, вряд ли поверил бы, что упаду в обморок от ствола и громкого крика».

— А ты, выходит,…«славный парень Робин Гуд — защитник обездоленных»? — Задала провокационный вопрос я. И добила. — Что ж тогда девчонку не уберёг? Ты же этот, секью–ри–ти.

Он уже не дёргался. Сидел спокойно, но в этом спокойствии было куда больше опасности, чем в заполошных рывках. Боюсь, попадись я сейчас ему в руки, вряд ли остановился бы, пока не удавил.

— Вчера из Киева вернулся, в командировке был. Приехал уже к разбору. Охрану‑то вы сами разогнали, хотя наполовину из «ваших». А теперь ещё спрашивает.

— Ладно, чего болтать. — Он внезапно потерял интерес к беседе. — Вы победили, но, хочу верить, и на вас управа найдётся.

«Ох, не просто так брякнул. — Вроде и не грозит, а что‑то мне почудилось в его словах странное. Села на ступеньку и задумалась. — Что делать? Если парень сам по себе, а не холуй генеральский, то сдавать его Петровичу, как‑то не хочется. Может, вырубить и бросить рядом ключ? — Мелькнула здравая мысль.

— Пока освободится, уже далеко буду. Однако, как и в случае с «Камазом», полумера не выход. Генерал подключит все каналы, и меня выловят в течение суток. Значит, надо решать сразу. Или пан, или пропал».

Наконец, решилась.

— Слушай, Рембо, — это я уже Глебу. — Говорю коротко, верить или не верить — твоё право. Я сама на него втёмную работала. Прихватил меня Петрович так, что или на нары или в «Атолл». А к убийствам вообще никаким краем. Доказывать не собираюсь, но история такая запутанная, что без бутылки не разобраться.

Короче. Сейчас я для генерала самый ценный приз. И, думаю, не позднее ночи он с горлохватами за мной придёт. А ты меня куда, вообще, деть‑то хотел? В милицию? Так через час он оттуда вытащит. Стрелять? Ну, это не так просто. Уж поверь. Предлагаю союз. Сейчас у нас один враг. Победим, и уже там между собой разберёмся.

Глеб помолчал, потом криво ухмыльнулся и вдруг спросил. — И что, отцепишь? А не боишься?

— Не–а. — Я ухмыльнулась в ответ. — Мог бы уж догадаться, меня не с помойки взяли. Извини, молод ты ещё со мной тягаться. Я не про возраст. Отвяжу и пушку отдам. Если в спину стрельнешь, значит, я ошиблась, и в разведку начали дураков набирать. Но, что‑то мне говорит, его ты гораздо больше, чем меня не любишь.

Всё ещё разминая затёкшую кисть, он пожал плечами. — Молодец, девчонка. Говорили мне, что ты пятерых в «Атолле» завербовала, не верил. Теперь готов согласиться. Работаешь классно. Согласен, генерал мне куда важнее тебя.

Вот и славно. — Я бросила ключ. Ствол, извини, пока не отдам. Так надо.

Он расстегнул браслеты и встал.

— Пойдём, что ли? — Спросил, кивая на кабинет. — Чего на лестнице торчать. Мы вернулись в комнату и уселись в разных углах. Я забралась на диван, подобрав ноги, а Глеб сел в кресло.

— Значит так, давай коротко. Истории после. Что, как, почему. Всё потом. Главное пережить эту ночь. Оружие в доме есть?

Он кивнул. — В «оружейке» три ствола, помповухи, «Зауэр». Да, слону дробина. — Я понимала, что привлекать спецназ комитетчик не решится. А будет с ним, скорее всего, старая гвардия.

Максим–свет–Геннадьевич, недострелянный. И тройка питерских охламонов, это те, кого я знаю. Генерал своих телохранителей с фирмы вряд ли подтянет. Свидетели ему ни к чему.

И тут вспомнила кривую усмешку мстителя. — Ты почему про укорот сказал? Только не ври. Я верхним чутьём разберу.

Он помялся, потом, нехотя, буркнул. — Мину я им в фасад заделал. Хотел вас рвануть ночью, и все дела. Потом испугался, что он меня раньше ликвидирует, как свидетеля.

«Во, как? Скромненько и со вкусом».

— Заряд, говоришь? — Раздумчиво протянула я. — Оно, конечно, дело хорошее, но он тоже не дурак.

«Но и я второй раз подрываться не собираюсь. — Вырвалось у меня: — Вот блин, как не вовремя». Сердце сдавила непонятная печаль.

«Почему такие, как Алексей, должны гибнуть, а эти Вовки и Петровичи жировать?»

— Дистанционка есть? — спросила, возвращаясь к реальности.

Он кивнул.

— Ну, да, сейчас с этой сотовой связью только ленивый взрыватель не соорудит. Но, отпадает. Генерал не пацан. На тебя он может и не думает, а от меня любой гадости ожидать будет. С него станется, он и «глушилку» может притащить. Связь блокировать. И вся задумка коту под хвост.

Рисуя возможные варианты, разговорились. Ну, я‑то к нему вообще вражды не испытывала. А он вроде как поверил, что всерьёз хочу генерала остановить. Такое чувство, где‑то я его видела. Или не я?

По возрасту ему лет тридцать, пересекаться вроде негде было.

— Слушай, — решила проверить неясную догадку, — ты срочную где служил?

— Глеб осёкся. — В/Ч 22879, СКВО

«Ага, теплее». — В 137 отряде ОсНаз, значит? Тогда, ещё вопрос. Изначально на шевроне твоей бригады волк был, потом на змеюку поменяли. Почему? Хотя ты, наверное, уже не застал.

— Так «дедушки» рассказывали. Волка себе 54 отряд спёр. — Озадаченно отозвался спутник. — Вот, а мы уже себе кобру шили.

Я облегчённо хлопнула себя по лбу. — Вспомнила. Восемьдесят девятый. Африка. Был?

— Он кивнул, недоумевая. — А ты откуда…? Кто рассказал?

— Не бери в голову. Всё равно не поверишь. Главное, я тебя знаю.

Действительно, такое забыть трудно. Но воспоминаниям предаваться времени нет. А паренёк неплохо себя показал. Алексей тогда командиром роты служил, не удивительно, что не сразу вспомнил. Их у него не один десяток таких в подчинении был.

План, не план, скорее намётки составили начерно. Чтобы лучше сориентироваться решила всё же пройтись по дому. Глеб выступил в роли гида. Спальни и гостевые комнаты интересовали с точки зрения обзора. Другое крыло — тоже. «Господи, чего, наверное, никогда не пойму, зачем нужен такой громадный дом? Хотя, кто его знает, может, из‑за того, что слаще морковки ничего не пробовала, вот и кажется диким. Закончив осмотр, вернулись на лестницу.

— А в библиотеку пойдём? — Обронил Глеб.

— Так вот же? — Я кивнула на кабинет, стена которого была забита книгами.

— Ну, это он для работы держал. А библиотека у Ивана внизу.

Идти не хотелось, но победило чувство долга. Раз начали, нужно закончить. Спустились куда‑то почти в полуподвал. Открыв дверь, остолбенела. Большая комната, посредине огромный биллиардный стол, над ним несколько ламп, в специальных абажурах, или как там они называются. И книги. Вдоль всех стен полки, забитые разномастными фолиантами.

— Неужели всё читал? — Изумилась я? Не знаю, я не видел. — Глеб хмыкнул. Какая теперь разница. Иринка точно оттуда брала несколько раз.

— Извини, если вопрос бестактный, она тебе нравилась? — спросила я.

Он не ответил. Да, в принципе, я и сама всё поняла. — Извини.

Мой провожатый вздохнул. — Ты на неё действительно похожа. Очень. Но только внешне. Она другая…, была. Ты старше и жёстче. —

Помолчал, невесело усмехнулся. — Банальная история. Телохранитель и клиентка. А вот не уберёг. Да что теперь, я за этот грех остаток жизни себя грызть буду. Но мне главное с «ним» рассчитаться.

— Думаешь, станет легче? — Я вспомнила краснодарскую бойню.

— Не знаю. Но так ещё хуже.

Разговор оборвался. Я повернулась, собираясь выйти наружу. Но тут глаз зацепился за маленький железный ящик, прикреплённый к стене возле книжной полки.

— А это что? — ткнула пальцем.

— По–моему охотничье ружьё. Иван его очень берег и редко открывал. Честно говоря, не видел.

— Так давай глянем?

— Давай, вот только где ключ? — согласился спутник.

— Обойдёмся. — Достала «Макаров» и выстрелом снесла петлю. Слабенькое железо лопнуло. Повезло дважды, пуля не срикошетила, а воткнулась в толстую дубовую облицовку.

Открыла скрипнувшую дверцу и обмерла.

В специальной стойке стоял красавец Ремингтон. Мечта любого мало–мальски разбирающегося в хорошем оружии.

Вынув инструмент, принялась разглядывать. Не удержалась, спросила. — Ты знаешь, что это?

Глеб пожал плечами. — На штатовскую, КМПшку похожа.

Правильно, они же на этой базе сделаны, но там массовка. А это мечта идиота.

Штучная «Cемисотка». У этой красавицы точность на трехстах метрах менее семидесяти пяти миллиметров.

Порылась в ящике и вытащила приличный Цейсовский «ночник» и коробку снайперских патронов. — «Знал Иван толк в оружии».

Хотя винтовка для меня была явно тяжеловата, но так и не смогла выпустить из рук.

— Слушай, — мой партнёр подозрительно глянул на то, как я оглаживаю винтовку. — Ты, случаем, не из этих будешь?

— Из которых? — не поняла я.

Ну, что по горам, как говорится, «в колготках» бегают. Больно хорошо в снайперском барахле разбираешься.

— Я, вообще, только год назад школу закончила. Не веришь? Ну, твои дела.

А с оружием меня один очень хороший человек познакомил. Может, из‑за него и у меня к «кормилице» такое отношение.

Глеб вскинул голову. — Странно, мой товарищ рабочий «ствол» так называл. Давно, правда. Мужик хороший был. Да только на засаду попал. А его потом в дерме вывозили.

— Ты‑то, как знаешь, что на Леху чужое повесили? — удивилась я.

Он не ответил. — И спецназовские мульки ты разбираешь, и в оружии, как говорится, сечёшь, и капитана знаешь. Ох, и непростая ты штучка.

Я кинула ему пистолет. — На, забирай твой шпалер, иначе опять начнёшь себе мозги догадками крутить. А ответ простой. Алексей меня всему и научил, и про ваши Ангольские приключения от него знаю. Для меня у него секретов не было.

— Да? — он явно не поверил. — Так уж и не было?

— Сомневаешься? Тогда сам напросился… А кто в самоходе перед командировкой с местными в Перикишкюле подрался, и кого Леха от самосуда спас? — Спародировала говор одессита. — Хочешь деталей? Их есть у меня.

На Глеба невозможно было глядеть. Мужик, за тридцать, залился румянцем. История и впрямь вышла комичная. Глеб познакомился с местной барышней, но не учёл международную обстановку и менталитет. И запросто мог попасть в суровый переплёт, если бы не Алексей, который на вечерней проверке заметил, что бойца нет в строю. Лейтенант кинулся в посёлок и отбил бойца. «Казанову» уже изваляли в грязи и, похоже, собирались немедленно устроить ему обрезание.

— Слушай, — хлопнул он себя по лбу, — понял. Ты его дочка. Да?

То‑то, смотрю, ухватки. Нет, правда?

— История длинная, хотя, можно сказать, жизнь он мне подарил. Если доживём, расскажу. — Отмахнулась я.

Мы болтали, словно были знакомы не первый год.

— А ты‑то как здесь оказался? — в свою очередь поинтересовалась у неудачливого охранника.

— Демобилизовался в девяностом. Мой призыв на полгода в Карабахе задержали. Пришёл, покрутился, а тут «румыны», мы так молдаван звали, вербовать приехали. А чего, поехал, но там какой‑то балаган. Махновцы, одно слово. Я через месяц и ушёл. Через Польшу в Боснию. Года полтора там воевали, пока американцы не полезли. Разнесли всё в дрова со своих этажерок. Вернулся. Два ранения, правда, вскользь. И тысяча «баксов» за всё про всё. Закончил курсы телохранителей. Женился. Год прожили, разошлись. С тех пор в охране работаю. До старшего смены дослужился.

А потом меня Иван к себе пригласил. Мы с Иринкой расписаться хотели. Правда, никто не знал… — он погрустнел и скомкано закончил. — У Ивана охрана нормальная была, но, когда с Юрием Петровичем работать стал, тот потихоньку своих людей подтянул. Меня Ира не отпускала, а мужики поувольнялись. А когда её не стало, я как‑то прикипел. И решил — с ними буду, как смогу, прикрою. Однако не смог.

Видишь, какая биография. В трёх словах рассказал. Ты так спросила, будто Алексей. Такие же интонации. Всё… Всё… — Видя, что я не хочу говорить, он замолчал.

Я глянула на часы. — «Ого, два часа».

— Давай перекусим и начнём готовиться. Сдаётся мне, в ночь всё и решится.

Остаток дня пролетел в суёте. А ближе к вечеру, часов в семь, позвонил Генерал.

— Привет, Ира. — Со значением сказал он. — Ну, как добралась, всё нормально?

— Да. Юрий Петрович. Всё хорошо. Только скучно. Сижу в спальне, смотрю телевизор.

— А Глеб где? — вклинился шеф.

— В город уехал. Часа два как. — Ответила я, глядя на замершего рядом охранника.

— Вот, паразит. — Искренне возмутился генерал. — Так ты что, одна?

— Ну да. Никакой охраны, никого. Тишина, жутко.

— Ладно, я с ним после разберусь, — твёрдо заверил собеседник. — А сейчас к тебе своих ребят отправлю. Переночуешь, а я утром заберу. День трудный будет, поддержу. Они на белом «Патроле» будут, через час. Поняла?

— Поняла. Всё поняла. — Повторила я, отключая сотовый. — Эх, генерал, генерал. А с виду порядочный человек.

— На всё про всё час. — Сообщила Глебу. — Уходим.

До намеченного пригорка добирались минут двадцать.

— Может, стоило машину забрать, — Глеб, сожалея, оглянулся на едва приметную среди других особняков крышу.

Договорились уже. Что по волосам плакать, если голову оторвать хотят.

Пока шли, стемнело.

Едва успела устроиться за стволом поваленной берёзы и настроить винтовку, как на трассе послышался звук мощного двигателя.

— Они? Вскинулся Глеб. — Угу, глянув в окуляр и прикидывая дистанцию, щёлкнула настройкой прицела: «Жаль, не пристреляна, придётся рисковать. Ну, да ладно».

Пригорок, заросший мелкими деревцами, позволял наблюдать за площадкой перед домом, а если чуть повернуться, видны были окна левого крыла, в котором располагались спальни.

В прицеле возникла морда большой машины. Чуть поведя стволом, увидела, как из джипа выскочили несколько затянутых в «Ночку» мужиков с оружием.

«Ого, какая честь».

Пока часть их, грамотно прикрывая друг друга, рванула к дверям, другие скрылись за углом особняка.

Медленно тянулись секунды. Но вот дверь дома распахнулась, и боец из группы захвата подбежал к машине.

Тонированное стекло уползло вниз, и возник профиль Юрия Петровича.

Приняв доклад, он с досадой хлопнул по дверце.

Что‑то скомандовал и двинулся в дом.

— По–ора, — в растяжку скомандовала я, переводя прицел в точку фасада, помеченную крестом. Чтобы нарисовать этот символ Глебу пришлось лезть на крышу и, рискуя сорваться, чертить мелом.

По моему сигналу Глеб набрал номер генерала. — Абонент недоступен. — Прозвучал бесстрастный голос. Что и требовалось доказать. — Второй, — не отрываясь, бросила телефонисту–наводчику.

Городской номер Авдеева оказался свободен. Длинная пауза. Наконец Глеб протянул мне трубку.

— Алло. — Повторил голос. — Говорите.

— Позови Звягина, скажи, Оля звонит.

Ещё одна пауза. Наконец генерал отозвался. — Ты с ума сошла. — Накинулся он в атаку. — Куда ты делась? Почему… — Он замялся, не желая произносить вслух имя.

— Юрий Петрович. — Произнесла я, плавно совмещая пунктир перекрестия с крестом на стене. — Как же Вы сейф‑то Авдеевский не проверили? Надо было смотреть.

— Какой сейф…? — Начал тянуть время, лихорадочно соображая, бывший куратор.

Курок пошёл, звук выстрела, не спрятанный глушителем, прозвучал почти одновременно с грохотом. Взрыв разметал крыло здания, и в небо рванулись языки пламени.

Винтовка лежала на траве, а я зачарованно смотрела на бешеный столб огня.

— Однако, ты постарался, — бросила я Глебу, который молча вглядывался в картину пожара.

— Там ещё бойлер был и котёл с топливом. — Пояснил он.

А уже через десять минут, перевалив через горку и закопав оружие в неприметном лесочке, мы шли к станции.

— Электричка в десять. — Буднично произнёс Глеб. — Успеем.

Я кивнула. Говорить было не о чем. Доедем до города и разойдёмся в разные стороны.

И тут меня осенило: «Сегодня двадцать второе сентября. Мой день рождения. Двадцать один год. А, кажется, полжизни прожито.

Словно подслушав мои мысли, Глеб обернулся и сказал.

— Ты не подумай, что пристаю, но, поехали ко мне, переночуешь. Заодно расскажешь про Алексея. Ведь обещала.

«Рассказать то можно, но вот сможешь ли поверить?» — Ладно, поехали. Только быстрее надо, а то на поезд не успеем. — Решилась я.

Мы побежали к станционным огням, мерцающим в ночной дымке. Оставляя позади всё плохое.