Вольноопределяющийся Круглов

Тяжелый, затхлый воздух замкнутого помещения резал горло. Сережа Круглов закашлялся, вытер накатившиеся на глаза слезы рукавом изодранной гимнастерки, и попытался устроиться удобнее. Сидеть на прелой соломе было неприятно, однако куда больше давило понимание безысходности. Пленник в который раз вздохнул.

Помимо воли нахлынули воспоминания о прежней, беззаботной студенческой жизни.

Сережа, сын потомственного дворянина, статского советника Андрея Павловича Круглова, с отличием окончил пять классов Ростовской гимназии и поступил в Александровское техническое училище. Выпущен по ведомству путей сообщения… Казалось бы все складывается самым превосходным образом. Должность на Санкт-петербургской железной дороге, неплохое жалование. И стоило ему податься этим патриотическим настроениям. Прошение о переводе в военное инженерное ведомство вольноопределяющимся, получило ход в невероятно короткие сроки.

Что и говорить, прогуливаться по Невскому в новенькой, подогнанной по росту шинели, Сергею было невероятно лестно. Он замечал на себе заинтересованные взгляды барышень, и чувствовал себя почти Грушницким. Если Сергей и сожалел тогда о чем, то лишь об отсутствии хоть завалящей медальки, которую можно было повесить на грудь. Внезапно все изменилось. Вместо обещанного места в ведомстве путей сообщения, направление в Приморскую область, на должность военного помощника начальника 4 участка службы пути Китайской Восточной железной дороги.

Сергей вздрогнул, услышав гортанные голоса, раздавшиеся за тонкими, почти фанерными стенками их темницы. Налетевшие на их поезд разбойники перестреляли солдат, обобрали пассажиров и в довершение невзгод забрали с собой несколько человек, самого Сергея, приказчика торгового дома Пруста из Красноярска, и еще двоих чиновников, проходящих по ведомству путей сообщения.

Один из железнодорожников, который получил ранение острым как бритва, громадным кинжалом, лежал рядом с Кругловым. Рана на ноге воспалилась. От намотанных тряпок распространялся отвратительный запах гнилости. Больной метался в забытьи, звал маму. Понимая, что не может ничем помочь бедолаге, Сергей чувствовал себя совершенно бессильным, и старался не замечать стенаний.

Пленники сидели в темноте уже третий день. Поесть хунхузы дали им всего один раз, в первый день, но такую невероятную бурду, съесть которую Сергей не сумел. Впрочем, сейчас он уже неоднократно пожалел о своей брезгливости.

– Вы не знаете, что они говорят? – Наконец не выдержал Круглов и склонился к дремлющему возле него приказчику.

Бывалый путешественник оторвал голову от сырой стенки, прислушался. – Не разобрать. Похоже, кого-то ждут.

– Скорее бы. – Не выдержал Круглов.

– А чего скорее?- С плохо скрываемым отчаянием отозвался коммивояжер. – Скорее нас на корм собакам пустят?

– Позвольте, но отчего?

– Да оттого, милостивый государь. – Окрысился вдруг сосед. – Выкупать нас некому. Это за них, дорога может, чего и заплатит, а за нас с вами, радеть некому. Вздернут на первом суку, всего делов.

Мрачный прогноз вызвал у Сергея неприличное волнение в животе. Он смущенно оглянулся, однако никто даже не обратил внимание на это проявление физиологии организма.

– Не может быть. Такого быть просто не может… – Как заклинание повторил он про себя. – Непременно должно что-то случиться. Нас, наверняка спасут. Отыщут. Казаки, разгонят этот сброд и освободят".

Тягостное ожидание перемежалось чуткой, похожей на забытье дремотой.

День начал клониться к вечеру. Понять это Сергей сумел по лучику солнца, переместившемуся к проделанной в доске щели.

Крики, стук копыт и негромкое ржание прозвучали внезапно. Сергей открыл глаза и прислушался. Но тут дверь в темницу заскрипела и распахнулась.

– Ходи вон. – Визгливо проорал низкорослый китаец, стоящий в светлом квадрате проема. Он лязгнул затвором винтовки и угрожающе наставил ствол на сидящих вдоль стены пленников.

В солнечном сплетении у Круглова застучал молоточек, потекла по спине струйка липкого пота. Он приподнялся и тут же присел вновь, не чувствуя ног.

– Помогите, господин военный. – Хрипло окликнул его один из железнодорожников, осторожно поднимающий своего потерявшего сознание товарища.

Сергей осторожно, преодолевая брезгливость, ухватил дряблую руку раненого.

Вдвоем они с трудом подняли мужчину и вынесли в узкие двери фанзы.

Опустив бесчувственное тело на жухлую траву, остановились.

– Моя твоя режи. – Оскалил в улыбке кривые зубы желтолицый разбойник и добавил непонятное слово по-китайски.

Стоящие гурьбой хунхузы весело загоготали. Один из них поднял короткую винтовку с примкнутым к стволу плоским штыком и проорал, указывая на лежащего. – Плати нет, убивай.

– Что он говорит? – В ужасе застыл Круглов, пытаясь осознать смысл исковерканной фразы.

И тут произошло страшное. Китаец легко словно играючи коснулся слегка выпирающего из под натянувшегося сюртука живота железнодорожника.

Блестящее лезвие, словно хитрая игрушка фокусника, исчезло до половины, и вновь появилось наружу. А следом за ним, с легким шумом и всхлипыванием выглянуло нечто вишнево сизое. Мгновение, а потом из отверстия в животе хлынул фонтанчик темной почти вишневой крови.

Человек вздрогнул, распахнул глаза и задергался в мелкой дрожи, забрызгивая все вокруг мелкими каплями крови.

Хунхуз оскалился еще сильнее и шагнул к приказчику. Вскинул винтовку, и стремительно, словно дятел, заколотил окровавленным острием штыка в грудь приказчика. Он успел нанести не менее десятка уколов прежде чем мужик дернулся, выпучил глаза и медленно, как будто собираясь плясать барыню, развел в стороны мосластые ладони. Однако не закончил. Плавно опрокинулся на спину, коротко дернул ногами и затих.

Волна ужаса пронзила все существо вольноопределяющегося. Сергей втянул голову в плечи, и крепко, до боли в глазницах сжал веки. – Сейчас я проснусь, сейчас… – Забормотал он, но оборвал себя и лихорадочно зачастил первые слова молитвы. – Иже еси, иже еси…

Вспомнить, что дальше не сумел, да и не пытался. Вспыхнуло в плотно сжатых глазах багровое пламя. Внутренний взор озарился нестерпимо ярким светом, а в голове прозвучал звон могучего колокола. И в то же время увидел все происходящее с ним целиком, словно с высоты птичьего полета.

Веселящиеся хунхузы, кровавые пятна, расплывающиеся из под распластанных тел, и он сам, замерший перед готовым пронзить его штыком низкорослого убийцы.

Изображение стало расти, приближаться, набирать резкость. И вдруг в голове что-то лопнуло, взорвалось. А после наступила восхитительная ясность и пустота.

Сергей распахнул глаза, и едва приметно сдвинул плечо с висящим на одной нитке погоне чуть вбок. Едва заметно, однако этого хватило, чтобы стальное лезвие скользнуло по суровому сукну гимнастерки, не причинив ни малейшего вреда. Китаец, охнул, потерял равновесие и посунулся к пленнику.

Удар локтя вонзился прямо в поросший черными волосиками висок. Кость хрустнула.

Дальнейшее слилось в сплошную полосу. Рука Сергея скользнула вниз, пальцы сжались, обхватив ствол, мгновенный перехват, и разворот.

Передернуть затвор и наставить оружие на ватагу китайцев хватило доли секунды. Выстрел, рывок затвора, новый выстрел, и снова скупой стук затвора. Пять пуль, выпущенных почти с пулеметной скоростью отыскали свою цель, словно стрелок долго и тщательно выбирал мишень, а не стрелял с бедра.

Последнего из китайцев достал штыком. Плоское лезвие с хрустом вонзилось в обтянутую синей курткой спину рванувшегося прочь хунхуза, ушло на всю глубину. Легкий поворот кисти, и рывок. Китаец дернулся и повалился на своих товарищей.

Круглов замер, внимательно озирая поле сражения, задержал взгляд на неподвижных телах пленников, и вновь уставился на расстрелянных им хунхузах. Прошла секунда, другая, и вот один из недостреляных разбойников шевельнулся.

Сергей и сам не заметил, как вскинул винтовку. Выпад, удар, и мгновенное, с вложением всего веса удержание. Ствол дернулся, передав агонию умирающего.

– Кончено. – Прохрипел Круглов пересохшим голосом. – Вот так… А то хунхузы, хунхузы. Он не закончил.

Одна половина его сознания отлично сознавала, что произошло нечто из ряда вон выходящее, немыслимое. Он, вольноопределяющийся Сережа Круглов, вчерашний студент, и мямля, не обидевший за все свои двадцать два года и мухи, только что, совершенно хладнокровно и даже с некоторым изяществом убил шестерых. Казалось бы, ему следовало ужаснуться этому факту. Однако ничего подобного. Не дрожат руки, не подступает к горлу предательская тошнота. И полная, неколебимая уверенность в своей правоте и верности всего сделанного.

А другая часть естества совершенно независимо от него самого внимательно оценивает ситуацию. Прикидывает количество трофейных боеприпасов, стволов, пути возможного подхода подкрепления к выведенному из строя неприятелю, и конечно же просчитывает возможное развитие ситуации.

Попытка Сережи впасть в прострацию не удалась. Второе я неуловимо, но жестко взяло управление телом и эмоциями в свои руки.

…Проверить карманы, собрать оружие, провиант. На все про все пять минут. Второе, просчитать ориентиры, выбрать направление, и уходить. Не забыть уложить всех, и правых и виноватых в фанзу, а затем подпалить.

… Хоронить некогда, а запутать возможных преследователей не помешает… – Сложились в план короткие, словно приказ мысли.

– Ротмистр отдельного корпуса жандармской стражи Михайлов. – Мужчина, сидящий за столом сдвинул бумаги, которые просматривал в тот момент, когда в кабинет ввели Сергея. – Присаживайтесь, господин Круглов. Располагайтесь, только вот сюда, на стульчик… Больно уж костюм ваш, того… Вы уж простите великодушно, что вынужден был определить вас на эти два дня под арест, голубчик. Однако…Судите сами, возможно ли тому, что вы написали без дознания верить?

Офицер вынул из ящика стола несколько скрепленных листков. Отставил их на длину руки и прочитал густо обведенный чернилами абзац: Вот…Примерно в семнадцать часов тридцать минут я снес убитых хунхузов и своих спутников в фанзу, а после подпалил строение. Дождавшись, когда огонь принялся, двинулся на юго- восток…

Часики, кстати, пристав в опись не внес, неужели запамятовал? -Ротмистр скупо улыбнулся.

Часов, у меня не было. – Отозвался Сергей, которому уже до крайности надоели неловкие попытки выловить несоответствия в его рассказе. Прошедшего за сутки по глухой Уссурийской тайге почти два десятка километров и чудом вышедшего к железнодорожному полотну вольноопределяющегося подобрала дрезина с объезжающими участок пути стражниками. Выслушав историю чудесного спасения его доставили в Уссурийск, а после, в плацкартном вагоне скорого поезда и во Владивосток. А вот теперь он уже третий день сидел в камере караульного помещения гарнизонной комендатуры на Беговой улице. Еще в первый день он чистосердечно изложил на бумаге все произошедшее с ним, а вот теперь ждал решения совей судьбы.

Да вы не сердитесь, голубчик. – Сменив тон, произнес ротмистр. – Все уже прояснилось. Прибыл ответ из Петербурга, доставлен и рапорт атамана казачьего отряда, коий был направлен в указанное вами место. Все подтверждается. Остается только аплодировать вашей удачливости и фортуне. Виданное ли дело… Семерых хунхузов один, голыми руками… А после не заплутал, выбрался… Чудо… Истинное чудо.

– Ваше благородие…, господин ротмистр. – Сергей покосился на свои заскорузлые, серые от грязи руки. – Возможно, теперь мне будет позволено как следует вымыться и поменять одежду. Простите грубость слога, завшивел уже.

– Непременно…, голубчик. Распоряжусь. Меня, кстати, Василием Степановичем звать… Прошу уж попросту, без чинопочитаний. – Жандарм глянул на торчащие в разные стороны волосы Круглова, на плохо промытую кожу лица. – А кто-же вас надоумил от гнуса глиной уберечься. Мошка сейчас страх как лютует. В получас так обработает, что и глаз не видать…

– Не знаю. – Вновь пожал плечами Сергей. – Когда в лес глубже зашел, увидел на откосе слой, ну и обмазался. Может, читал где?

А вы в студенчестве стрелковым делом увлекались? В обществе поди состояли? Наверное призы брали? – Мимоходом, как о чем-то малозначащем поинтересовался чиновник.

Господин ротмистр, Василий Степанович. – Не выдержал Сергей. – Вы ведь человек опытный, умный, много переживший. Отчего-ж другим в таком качестве, как сообразительность отказываете? За дурачка держать изволите.

– Это как? Объяснитесь, сударь. – Дернул пышным, кавалерийским усом дознаватель.

Сами обмолвились, что запрос из столицы вернулся. Наверняка и про настроения мои, да и предпочтения осветили. От раннего детства до самого последнего дня в качестве партикулярном… Так зачем спрашиваете, коли доподлинно ведаете, что я с оружием дел отродясь не имел.

Странное дело, щекастая физиономия жандарма порозовела. Он явно смутился проницательности собеседника. – Вот как? – Протянул он цепко взглянув на простоватое лицо бывшего студента. Отметил легкий пушок на щеках, и едва приметные юношеские ямочки. – А коль вы себя таким почитаете, скажите, отчего меня за умного человека держите? -С усмешкой произнес он, и двинул тяжелое кресло, почти касаясь им золоченого багета висящего на стене портрета государя-императора.

Сергей и сам слегка удивленный вырвавшимся словам, выдержал насмешливый взгляд. У него было достаточно времени, что бы обдумать произошедшие с ним перемены. Впрочем, по здравому рассуждению он списал их на перенесенный стресс. Избежав верной смерти, он справедливо решил, что пережил второе рождение. Оттого не слишком удивился возникшей в нем рассудительности и некоторой философичности.

– Отчего? – Повторил он, – не могу сказать… Я лучше озвучу свои наблюдения, а вы уж сами скажете, мог-ли я рассудить иначе.

– Ну не томите, жду. – Ротмистр щелкнул серебряным портсигаром, вынимая папиросу. – Курить изволите?

– Итак. – Сергей решил прислушаться к голосу интуиции и приступил к изложению. – Судя по тому, как гравировка в ознаменование тридцатипятилетнего юбилея на вашем чудесном портсигаре стерта, пятый десяток вы уже с год как разменяли. Теперь о личном… Овдовели не столь давно. След от колечка на пальце еще не прошел. Однако примириться с тем еще не можете. Потому и дочку, она на супругу вашу покойную похожа, более всех почитаете. Фото ее ближе других у вас на столе. Человек вы жесткий. Складки на губах выдают. Но стараетесь казаться мягче. Когда для дела требуется, и простаком прикинуться не брезгуете. Теперь о другом. – Наблюдатель прищурился. – Не извольте гневаться, но не все, что скажу вам может понравится.

Ротмистр не ответил, а только махнул ладонью. – Гадайте уже…

– Служба ваша не задалась. Хотя с гвардии начинать изволили. Потому как на темляке знак виден… В пограничную стражу из гвардии перешли. Это по медалям и орденам прочесть смог.

А в жандармах недавно. Причины в том какие не могу судить, однако скорее личные. Все потому, что не в третье отделение, а в отделение к политическому сыску отношения не имеющему…

– Может достаточно? – Не выдержал оракул, заметив, как потемнело лицо слушателя.

– Хватит. – Угрюмо буркнул ротмистр. – Все правильно говоришь. Впрочем никакого секрета и нет. Все дело в зоркости. Логично. Хотя, признаюсь, не ожидал от столь юного человека этакой наблюдательности.

Верно отметили. Служил в приграничной страже… Хунхузов гонял, контрабандистов, спиртоносов. Грозой их считался на всем Приамурском крае…А Мария Петровна в прошлом году умерла. На пароходе из гостей…, а тут хунхузы. Признал кто-то в ней супругу мою. Там и порешили.

После и ушел. Не смог больше по закону служить… – Ротмистр с некоторой досадой прикусил ус, и щелкнул пальцами. – Разбередили вы молодой человек, рану… -Что до службы нынешней, тоже в точку… отдел мой шпионскими делами заведует… По мере сил стараюсь с этой напастью бороться.

Да вы не моргайте так. – Обратил Михайлов внимание на то, как изменилось лицо Круглова при этих словах. – Никто вас за шпиона не держит. Пустое. Японцы куда более грубо работают. Да им китайцев хватает. Они вообще себя здесь, словно у себя дома чувствуют.

– Отчего? – Сергей, чувствуя неловкость за свою невольную проницательность, поспешил увести разговор в другую плоскость.

А кому с ними воевать? Я да еще три калеки. Вот и весь полк… – Ротмистр поперхнулся. – Послушайте, как это вам удалось? Вместо того, чтобы допрос снимать, я вам сам душу раскрываю?

Василий Степанович…- Круглов взглянул на сидящего перед ним офицера с искренней симпатией. – Честно скажу, иной раз сам удивляюсь. Последние дни словно не я а кто-то другой… Лет на сто мудрее и опытнее. Не понимаю. Впрочем… если никаких претензий ко мне не имеется, скажите, когда я смогу продолжить путешествие к месту будущей службы?

Ротмистр придавил окурок в, покрытой глубокой патиной, исполненной в виде раскинувшего крылья орла, пепельнице. Аккуратно повернул массивную вещицу, возвращая ее на положенное место, и вдруг резко, почти без замаха швырнул ее в лицо сидящего напротив Сергея.

Увернуться от летящего в лицо снаряда оказалось весьма непросто. Однако тело отозвалось на внезапную угрозу вовсе без участия сознания. Круглов неуловимо дернул голову в сторону, и неуловимым, стремительным жестом перехватил кусок бронзы.

– Василь Степанович, неужто так на слова мои осерчал? – Позабыв от неожиданности об этикете, озадаченно спросил он, опуская орла на стол.

Ответил Михайлов не сразу. – Вот что… Если б кто сказал, не поверил. А теперь точно верю. Семерых – запросто. Верю…

– Хорошо, но теперь то я свободен? – Уже с досадой поинтересовался Сергей.

А вот теперь ты юноша не торопись. – Развел губы в улыбке ротмистр. – Будет у меня к тебе, господин вольноопределяющийся, серьезный, государственный разговор…

– Не буду ходить кругами. – Ротмистр вновь щелкнул застежкой своего матерого портсигара, вынимая новую папироску. – Предлагаю вам поступить на службу. В качестве секретного сотрудника…

Заметив, как вытянулось лицо слушателя, Михайлов поднял ладонь. – Не торопитесь спешить с ответом. Лучше выслушайте… Никто не предлагает вам сударь доносить на своих товарищей. Суть в следующем. Если вы меня внимательно слушали, то могли понять, что служба, которую я возглавляю, имеет несколько иное назначение: Противодействие шпионской и разведывательной деятельности… В первую очередь со стороны японского генерального штаба.

Вы даже не представляете, насколько высока осведомленность японцев – каждый мало-мальски значительный фактор из военной жизни крепости немедленно становился их достоянием, а нередко и печатается на другой же день в японских газетах.

Существует чрезвычайно искусно функционирующая сеть японского шпионажа.

Если говорить общё, то она охватывает весь Дальний Восток. Тут все – и офицеры Генерального штаба, не брезгующие содержать публичные дома, заниматься ремеслами и исполнять лакейские и поварские обязанности у наших офицеров; и чрезвычайно полная и остроумная рекогносцировка..

– А как вам, к примеру, такой факт? – Ротмистр взмахнул листком. – В донесениях указывается даже количество мешков зерна в том или ином дворе крестьянского хозяйства. Я уже молчу о картах и схемах подступов к крепости, и многочисленных съемках всех позиций.

Полиция сбилась с ног, задерживая шпионов во время работы; кого тут только не было – и фельдшера, и китайские фокусники, и знахари, и купцы, и бродячие музыканты… Да что там… к делу привлечены даже иностранные торговые фирмы, военные и коммерческие агенты Америки, Англии и Китая, китайские и корейские купцы, содержатели китайских публичных домов, хунхузы, отдельные китайцы и корейцы.

Михайлов оборвал страстный монолог, и в раздражении ткнул зажатый в пальцах окурок в многострадальную пепельницу.

– Не думайте, что это некие откровения. О таком положении знают почти все из местных… скажем так официальных лиц. А некоторые и сами не прочь заработать на этом, и смею заметить речь идет не о простых обывателях. Фигуры весьма и весьма высокопоставленные…

Сергей недоверчиво глянул на расстроенное лицо ротмистра.

– Да, да… Взять к примеру последнее дело. Полковник Ж… Будучи главным инженером, часто был и главным подрядчиком), при нем украли из строительного управления крепости планы фортов и батарей;

Я опрашивал его в качестве свидетеля… – Хранение секретных документов было ниже всякой критики… Был в связи с японским консулом X… Пользовался неограниченной властью. Обладатель ныне многомиллионного состояния.

Да что там… При нахождении в крепости я сам приобрел за деньги последний план телеграфных и телефонных сообщений. – Ротмистр вновь кивнул на стопку бумаг.

И так во всем…

А вот последние сведения… Японский коммерческий агент Казаками, которого я подозревал в связях с многими нашими офицерами спешно выехал на родину. На следующий день я провел обыск в его доме. И что вы думаете? В клочках старых газет случайно был найден телеграфный бланк с пометками карандашей на английском языке: новые форты – 12 тысяч рублей; минные заграждения 8 тысяч рублей; батареи 16 тысяч, подробная дислокация Владивостокского гарнизона 3 т. и т. д. всего на сумму 69 тысяч рублей.

А вскоре после этой находки я получил через начальника штаба крепости из Главной квартиры маньчжурских армий 10 планов фортов, батарей и общий план Владивостока.

Документы эти приобрел действительный статский советник Павлов через какого-то американца в Японии, примерно за 10 тысяч рублей.

– Каково? А? – Михайлов развернул лист прозрачного холста. – Впрочем, это только копия… Скорее всего, снятые с украденных…

– П-прошу вас, господин ротмистр… – Ошалев от обилия явно негласных сведений, попытался вставить свое слово Круглов. – Возможно мне не стоит знать столь пикантных…

– Отнюдь…- Усмешливо глянул ротмистр. – Неужели я похож на безрассудного болтуна? Теперь вы, господин вольноопределяющийся сами стали носителем сведений, составляющих государственную тайну. И ни в какой службе в ином качестве, кроме как моего сотрудника, применены не можете…

– А если я все таки не соглашусь? – Сергею крайне не понравился способ, к которому прибегнул его уговорщик.

Тогда вам будет предоставлена отличная возможность продолжить службу в куда более отдаленной от цивилизации местности, чем вы можете себе представить. – Скажем на севере Камчатского полуострова… Отличное место для сохранения военной тайны.

– Ну и каким же образом вы собираетесь использовать меня? – Вовсе не убежденный в окончательной победе своего оппонента поинтересовался Сергей, что бы получить временную отсрочку от принятия решения.

Поверьте… Я давно вынашивал эту идею… – Глаза ротмистра блеснули. – И готов был бы принять участие в ней самолично. Увы, моя личность слишком хорошо известна в определенных кругах.

Суть в следующем: Нужен человек, совершенно неизвестный в городе. Смелый, решительный, обладающий отменной реакцией и сообразительностью.

Мы подберем вам соответствующие документы, наряд, легенду. К примеру, выдадим за молодого инженера, прибывшего служить в крепость. Ваше образование и происхождение легко помогут достичь достоверности. В силу любознательности характера, вы естественным образом будете интересоваться китайскими традициями и стремиться изучить китайский язык. Не исключена и легкая авантюрность характера, склонность к легкомысленному времяпрепровождению.

Я постараюсь внедрить вас в окружение некоторых заведомо подозрительных лиц. А в первую очередь к коммерческому агенту Дайцинской империи Ли-тзьяо. Это бывший хунхуз, одно время стоял во главе нелегального китайского самоуправления, очень часто ездит на форты, и почти еженедельно отсылает донесения о положении Владивостока в китайское министерство иностранных дел.

А лучшим способом достичь этого будет… – Тут ротмистр едва приметно мигнул глазом, и продолжил, – будет публичный дом, известный под названием "Северная Америка". Содержит его американская подданная Жанета Чарлз.

До этого она содержала подобное заведение в Порт-Артуре пополам с какой-то испанской авантюристской, кажется, по фамилии графиня Бевэт; дом этот был закрыт за шпионство.

Эта приятная во всех отношениях дама имеет привычку быть на содержаниии только у постоянных клиентов. Причем имеет к выбранным ею лицам некоторую своего рода привязанность и верность. Сначала она жила с лейтенантом флота Бахтиным, он в этом доме жил безвыходно, вел ее домашние приходо-расходные книги. – Михайлов заметил, что слушатель начал проявлять признаки нетерпения и заторопился. – Так вот… Когда по моему представлению лейтенант Бахтин выслан из крепости, то Чарлз очень быстро сошлась с инженером Любомиром Гердец – это серб, венгерский гусар, окончил политехникум в Вене, во Владивостоке занимался подрядами у инженера Жигалковского, заведуя важными работами по укреплению Русского острова.

С большими трудностями я сумел депортировать инженера из страны. И вот теперь у мадам никого нет. Она находится в свободном поиске…

Сергей, весь опыт общения с прекрасным полом которого сводился к весьма непродолжительным свиданиям со знакомыми курсистками, почувствовал, что его уши слегка порозовели.

Господин ротмистр, но к чему все это? Столь сложная интрига… Я вовсе не готов дать свое согласие.. – Оговорился он, – просто любопытно.

Михайлов провел указательным пальцем, расправляя свои роскошные усы. – Дело в том, что не за горами весьма решительные события. Я имею в виду военное решение конфликта… Это к слову ни для кого не секрет… Однако в условиях военного времени все резиденты японского генерального штаба будут немедленно депортированы из Владивостока.

– Ну и? При чем тут я?

– А для чего мне после вычислять ее заново? Куда проще создать ее самому. – Закончил Михайлов. – Мы создадим своего резидента…

– Понятно…- Разочарованно протянул Круглов. – Ну, хорошо, а дальше?

А дальше… Глобальная дезинформация… – Ротмистр явно уселся на любимого конька. – Не забывайте, Японцы плотно работают и с Германской разведкой. Мы сможем…

– Извините, господин ротмистр, я, конечно не достаточно владею обстановкой, но…- Сергей на мгновение задумался, подбирая слова, – если бы все было так просто…, но мне кажется дело куда более запущено. Начать с того, что даже находясь в караульном помещении я сумел выяснить весьма пикантные подробности, касающиеся расположения и дислокации наших войск. Как быть с этим каналом?

– Что вы имеете в виду? – Вскинул брови Михайлов.

– А вот… – Сергей вытянул из кармана сложенную вчетверо газету. – Последний номер "Русского инвалида", в этом номере, как и в ряде предыдущих, напечатано объявление, призвавшее высылать материалы к годовщине того или иного полка.

А вот и очередные отклики на него. Кстати, здесь имеется не только точный адрес расположенной во Владивостоке Н-ской части, но и краткая история ее существования. Я уже не говорю о званиях, должностях и фамилиях командиров и офицеров… – Сергей протянул газету ротмистру. – И вообще, разве это нормально, когда в караульном помещении истопником работает натуральный китаец?

– Крыть нечем. – Михайлов развел в стороны руки. – Все так… Но если с этими случаями бороться практически невозможно… По ряду причин. То… мы можем перекрыть этот поток лишь в месте, где он из тысяч ручейков собирается в единую реку. По возможности заменить особо ценные сведения правдоподобной дезинформацией, а заодно выявить и самих информаторов.

– Итак? – Каково будет решение? – Взял он быка за рога. – Да или нет?

– Прежде всего, я вовсе не боюсь ваших завуалированных угроз отправить меня в самое захолустье. – Отозвался Сергей. – Однако… Мне нужно подумать. Это слишком ответственное и непростое решение.

– Хорошо. – Сегодня я отправлю вас обратно в караул, а завтра вызову снова. – Не стал упрямиться Ротмистр. – Не подумайте, что это недоверие. – Там вы будете наименее подвержены возможности быть узнанным… впоследствии, – он хитро усмехнулся, и добавил, – в случае вашего согласия.

Окончив беседу, ротмистр вызвал в кабинет унтер-офицера. -Доставьте господина вольноопределяющегося в казармы второго полка. Передайте поручику Лыжину мою просьбу… Разместить с возможными удобствами, обеспечить бельем. Да, и главное… пусть сводят господина вольноопределяющегося баню.

Он повернулся к стоящему у дверей Сергею. – А с вами господин Круглов, я не прощаюсь. До завтра.

Сопровождаемый унтером, Круглов уселся в легкую пролетку, сидящий на козлах ездовой взмахнул вожжами, и экипаж двинулся по неровной, улице.

Миновав новое здание универсального магазина Кунста и Альберта, пролетка спустилась вниз к зданию штаба флотилии.

Глядя на едва заметный в густых кронах деревьев купол маленькой, словно игрушечной, триумфальной арки, выстроенной на дороге, ведущей к набережной, Сергей искренне удивился своеобразию местного пейзажа.

– Как они тут живут? Куда ни глянь, только море да сопки.?

Обустройство, мытье и приведение в порядок обмундирования вовсе не оставило времени на размышления. Лишь поздно вечером, когда Сергей с наслаждением вытянулся на кровати одного из убывших в караул солдат, он смог восстановить в памяти детали странной беседы.

"Что и говорить, ему вовсе не улыбалось играть ничьей роли. Будь то агент господина Михайлова или резидент Японского генштаба. И чем дольше он рассуждал, тем сильнее склонялся к мысли о невозможности такого сотрудничества. Впрочем, останавливал его вовсе не страх быть раскрытым, или постыдность оказания услуг жандармскому корпусу. Этот аспект беспокоил его в последнюю очередь. За те несколько часов, которые он успел провести, за пределами караулки, пришло четкое понимание бессмысленности такой акции. Он оказался ошеломлен обилием снующих вокруг китайцев. Манзы, казалось, были повсюду. Неужели можно их отличить, а тем более понять, что скрывается под внешне безразличными, угодливыми улыбками? Перед подобной армадой даже битва благородного идальго Дон Кихота с ветряными мельницами выглядит куда более прагматичной.

– Будь, что будет. – Рассудил он, уже засыпая. – Камчатский край тоже российская земля, и там люди живут…

– Вставайте, вставайте, господин вольноопределяющийся. – Разбудил его громкий голос поручика, который, добросовестно исполнив распоряжение ротмистра Михайлова, разместил его в казарме, просторном, с высокими потолками зале, уставленном двухъярусными кроватями. – Не хотел вас будить…, да велено всех… Приказ коменданта, собрать всех годных… Да одевайтесь скорее, на ходу расскажу.

Сергей натянул форму, подпоясался и выбежал во двор. На площадке перед зданием уже стояло десятка два солдат и несколько унтер-офицеров. Похоже, что вызвали всех, кто находился в полку.

– Построиться. – Рявкнул подпоручик, выйдя из помещения последним. – Слушай команду, – продолжил он, когда солдаты встали в неровную шеренгу. – Поступаете в распоряжение господина помощника полицмейстера для выполнения особо важного задания. – Получить оружие. Разойдись.

Сергей, толкаемый со всех сторон молчаливыми серыми фигурами, двинулся в сторону караульного помещения. Выдача винтовок и подсумков с патронами заняла несколько минут. А вскоре все вновь стояли в строю.

– На ле-во… Скомандовал Подпоручик. – Шагом марш. – Отряд из тридцати человек двинулся по булыжной мостовой в сторону виднеющегося в разрыве крепостных строений морю.

Спустившись на пристань, солдаты промаршировали по деревянному настилу и погрузились на небольшой пароходик на обшарпанной скуле которого виднелась надпись "Свирь".

Разместившись на корме суденышка армейцы принялись ожидать отправления.

– Вот тебе и… – С некоторой озабоченностью подумал Круглов усевшись на теплый от солнца брус, вокруг которого был туго намотан толстый, пахнущий йодистой настойкой канат.

– Эй, служивый… С кнехта сойди-ка. – Бросил ему пробегающий мимо матрос в жесткой робе. – Примета плохая.

Поняв, что требование относится именно к нему, Сергей перебрался на низенькую скамеечку, и прислонился к переборке.

– А…, господин вольноопределяющийся, и вас под одну гребенку… – Вдруг повернулся к нему сидящий рядом господин в штатском. – Вы меня и не заметили… Вас вчера в ведомство господина Михайлова доставили. Мы с ними соседствуем… Позвольте представиться. Коллежский асессор Шкуркин. Павел Васильевич. Помощник Владивостокского полицмейстера. – Так понимаю, в некотором роде ваш будущий коллега.

– От неожиданности Сергей поперхнулся… – К-какой коллега?

– Ну, в некотором роде. – Ничуть не смутился собеседник. – Василий Степанович мне давеча отношение принес на откомандирование… некоего вольноопределяющегося Круглова в распоряжение розыскного отделения…

– Они, конечно секретничают… Однако, мимо нас, грешных кхе-кхе, никак не пройти.

– Тсс.- Господин сощурил ресницы, и едва приметно мигнул. Так, что сразу было и не понять то-ли у него случился тик, то-ли просто моргает.

– Простите, господин Шкуркин… – Сергею показалось неловким обратиться к чиновнику по имени отчеству, а отчего спешка?

– Дело и вправду сверх важное… – Глянул на суетящихся у причала матросов, отдающих швартовые концы. – Поступили сведения, что на острове Русском, это здесь неподалеку, в полутора часах хода… видели хунхузов. Их джонки вошли в залив Холувэй, и причалили к берегу.

– Давненько так близко в наши края не заходили… А третьего дня пароход из Порт-Артура ограбили. Капитана убили… Несколько наемных сторожей за борт выбросили. Всех под чистую обобрали… И скрылись. Теперь как говорится, повадился кувшин по воду ходить. Если их сейчас не прихлопнуть, они много бед могут принести. А в полку, как на грех, никого.

– В Сучан убыли… На манеры. Вот и вынуждены были, кого только смогли снарядить.

Помощник полицмейстера посерьезнел. – Впрочем, тут уж не до разбора.

– Как вы говорите, залив называется? – Переспросил вдруг Сергей.

– По разному, китаезы Холувэй зовут, а наши переиначили в Холулай, -отозвался полицейский чиновник,- а отчего интересуетесь? Неужто у вас, в столицах, слыхали?

– А вы и то знаете, что я из Петербурга?- Изумился Круглов.

– Мы, милостивый государь на то и поставлены, все ведать. – Заважничал Шкуркин. – Да не хмурьтесь вы… Я ведь бумаги ваши прросмотреть обязан…

– Ах, ну да. – Кивнул Сергей, который в то же время никак не мог отделаться от засевшего в мозгу названия. – Что-то знакомое? Хотя, откуда?

Он мотнул головой, отгоняя несуразные мысли, и взглянул на удаляющийся берег. Пока они беседовали, судно успело отчалить и неторопливо двинулось мимо снующих возле берега лодчонок и катерков.

– Вы сударь главное не тушуйтесь. – Решив проявить участие к странному, неизвестно отчего приглянувшемуся жандармскому ротмистру, новобранца. – Держитесь возле остальных, под пули, ежели что не лезьте, все и обойдется. Я, сам поручиком служил. Хлебнул, как говорят…, пороху… смею заметить. А место там глухое, необжитое.. – Вернулся он к разговору про бухту со странным названием. – Деваться им некуда. В лесу их солдаты живо выловят.

Разговор прервался. Сергей, которому все было в новинку, с интересом глядел на проплывающий мимо маяк, на летающих у кормы чаек, на блестящие в свете утреннего солнца гребни волн.

– Теперь можно и подремать. – Зевнул полицейский чин. Поднял воротник серого пыльника и прикрыл глаза.

– А все-таки странно, – вдруг произнес он, – вы, потомственный дворянин, человек образованный, и вдруг отправляетесь вольноопределяющимся? Пусть и первого разряда, но все-же? Мой вам совет, молодой человек, подавайте прошение на испытание… Уверен, что вам легко удастся пройти экзамен кадетских классов. Если повезет, то можете выйти в подпоручики. Поверьте, это куда лучше, чем… – Он оборвал себя и глянул на командира воинской команды, выбравшегося с нижней палубы.

Поручик придирчиво оглядел сидящих на корме солдат и приблизился к полицейскому чину. – Какие будут распоряжения, господин коллежский асессор?

– По моим данным хунхузов человек десять, от силы пятнадцать. Стоит захватить как можно больше живыми, что бы дать острастку всем этим манзам…, но это, конечно в самом удачном случае… Да что я вам рассказываю, не впервой.

Лыжин понимающе кивнул, и развернулся кругом, направляясь в каюты.

– А что, неужели так много среди местных китайцев сочувствующих этим разбойникам? – Вступил в разговор Сергей, видя, что его сосед не расположен продолжать дремоту.

– Увы…, хватает. Да по совести, дело вовсе не в сочувствии, а в психологии. – Оторвался от наблюдения за волнами полицейский. – Китайцы отличаются высоким чувством долга перед семьями. Отправляясь на заработки они оставляют их на родине. А хунхузы этим отлично пользуются. Запугивают, а если это не действует, то и попросту расправляются с женщинами и детьми. Да и самих манз не щадят. Миллионка это страшное место. Вы еще не в курсе, но скоро сумеете сами убедиться. Только бога ради, прошу, ни при каком случае не заходите в эту клоаку. Сгинуть там, что рюмку водки выпить. И никто и никогда концов не отыщет. Что уж говорить, если даже мы, полиция туда не рискуем входить на этот участок без крайней необходимости. А если и случается, то лишь крупными силами.

А впрочем, тут нужно отметить, что среди всех манз самые благонадежные это гольды. Корейцы приезжают сюда целыми семьями, и весьма натерпелись и от китайцев и от японцев. Они хотят стать полноправными жителями.

Шкуркин поежился. – Прохладно, однако. Последние погожие деньки стоят… – И без перехода заключил. – Из всех китайцев самый лучший, это господин Тифонтай… Впрочем, какой он китаец, только по рождению. А так вполне благонамеренный подданный Российской империи. Православный. Николай Иванович Тифонтай.

– А отчего тогда китаец? – Удивился Круглов. – Поправил стоящую между колен трехлинейку, и заинтересованно глянул на рассказчика.

Так он самый натуральный китаец и есть. Цзи Фэнтай.

Прибыл в Россию в 1873 г. Сперва был переводчиком, потом открыл торговлю меховыми изделиями… Да так что вскоре стал самым крупным торговцем во всем Приморье. Живет то в Хабаровске, то здесь, во Владивостоке… – Асессор развел губы в предвкушении нечто весьма занимательного, и продолжил. – Дело это было в одна тысяча восемьсот девяносто первом году. Государь император, во время своего визита во Владивосток совершая прогулку по улицам города случайно зашел в мастерскую Цзи Фэнтая и обнаружил, что китаец очень хорошо говорит по-русски.

Цесаревич попросил Цзи помочь ему купить пушнину. Китаец тут же сказал цесаревичу, что у него есть друг, который занимается продажей, и, если он хочет, они могут сейчас же отправиться за покупкой. Николай согласился, и когда они пришли к другу Цзи Фэнтая, он увидел, что действительно товар был высокого качества, а цена – справедливой. Но цесаревич вышел на прогулку, не захватив с собой денег.

Полицейский уперся ладонью в щеку, став крепко похожим на деревенскую кумушку. – Тогда Цзи Фэнтай сказал: "Ничего, вы забирайте товар, я дам вам деньги в долг". Цесаревич однако распорядился, чтобы товар принесли ему на следующий день. На другой день Тифонтай, взяв пушнину, отправился по назначенному адресу и только тогда узнал, что имел дело с наследником российского престола.

Шкуркин мечтательно, словно кот, вспомнивший о миске со сметаной, сощурился. – И тогда Цесаревич сказал Цзи Фэнтаю: "Сегодня ты стал моим другом, а как насчет того, если я дам тебе должность?". Однако китаец отказался. Тогда цесаревич присвоил Цзи Фэнтаю высший купеческий титул, и уже в 1986 г. Цзи представлял российское пушное дело на всемирной Нижегородской ярмарке…

Вот такая история. Тифонтай сейчас куда больший русолюб, чем многие из наших…

Ну вот и прибыли. – Заметив, что их судно, обогнуло выдающийся в море каменный утес, вошло в полукруглую гавань.

– Приготовиться. – Раздался голос поручика. – По моей команде, как только подойдем лодки причалят к берегу, прыгай в воду и выбирайся на сушу. Растянуться в цепь. Первое отделение на право, второе на лево. Зарядить оружие. Окончил он инструктаж.

Солдаты зазвенели затворами, вставляя обоймы с патронами в магазины.

Круглов с интересом проследил за приготовлениями нижних чинов и довольно неловко повторил их действия.

Судно приблизилось к заросшему густой растительностью берегу. Матросы сноровисто подтянули к борту три шлюпки, до этого тянувшиеся за кормой.

Подойдя к омываемым прибоем камням, шлюпки замерли. Солдаты горохом посыпались в неглубокую воду, стараясь как можно быстрее выскочить на берег.

– Эй, господин вольноопределяющийся. – Окликнул прапорщик недоуменно озирающегося Сергея. – Вам приказываю находиться здесь. – Будьте наготове, в случае, если… в общем, наготове. – Стрелок я так вижу из вас никакой, да и к полку вас, судя по погонам еще не приписали. Не хватало еще… – Он не закончил, выдернул из кобуры наган, и побежал вперед по заросшему густой травой склону, отдавая на ходу короткие приказы следующим за ним солдатам.

– Вот и здравствуйте. – Чувствуя себя отчего-то обманутым, вздохнул Круглов. Он оглянулся, и присел за поросшим бурыми водорослями камнем, выставив наружу ствол винтовки.

С того самого момента, как их судно вошло в залив его преследовало непонятное чувство. Словно он уже видел этот суровый пейзаж. Как будто во сне?

Вдалеке прозвучал первый выстрел, а следом, словно посыпались в пустое ведро хрусткие горошины и другие.

– Они там воюют, а я? – С горечью подумал Круглов, выглядывая из укрытия. И тут его взгляд наткнулся на мелькнувшее в прибрежных зарослях пятно. Кто-то бежал по лесу. Сергей всмотрелся и сумел разобрать серовато синее одеяние. В руках беглеца виднелось нечто, похожее на оружие.

– Хунхуз? – Сергей дернул затвор, пытаясь загнать патрон в ствол. Затвор глухо клацнул, подался назад, и вдруг застрял на полпути. Очевидно закрыться ему мешал патрон, неудачно вставленный в магазин.

– Ах, ты…- Круглов дернулся, и не придумав ничего лучше, вскочил на ноги и кинулся следом за исчезающим в зарослях разбойником. Бежать по склону оказалось н7а удивление легко. Ноги словно сами отыскивали нужный путь. Он обогнул каменистый откос, и выбрался на более пологий участок. Удачно срезав участок пути преследователь сумел почти вдвое сократить расстояние до хунхуза.

Тем временем бандит замер, и принялся ковырять почти отвесную стену.

– Чего это он? – Удивился Сергей, продолжая взбираться на скалу. Наконец сумел выбраться на относительно ровный участок и потянулся к висящей за спиной винтовке.

В горячке он совсем позабыл о том, что она не заряжена.

И тут хунхуз и сам заметил солдата. Он вскинул винтовку и выстрелил. Пуля визгнула совсем рядом.

От неожиданности Сергей выронил оружие, торопливо нагнулся за упавшей на камни винтовкой и с радостью обнаружил, что переклинивший затвор встал на место.

Сергей прижал приклад к плечу, замер, и спустил курок. – Хунхуз, вздрогнул, взмахнул руками, и полетел с высокого склона, на торчащие из воды камни.

– Неужто попал? – Сергей, забыв от радости перезарядить оружие, рванулся на верх. Он взбежал к месту возле которого останавливался хунхуз и с удивлением заметил высовывающуюся из расщелины кожаную сумку. Выдернув торбу, заглянул внутрь и заметил несколько свернутых в трубку листов. Грубые, изготовленные из пергамента свитки оказались испещрены кривоватыми иероглифами. А в середине виднелся рисунок.

– Ерунда какая-то… – Круглов, куда более заинтересованный сейчас лежащим на скалах бандитом, торопливо сунул торбу назад в камни. Подумал, и после некоторой паузы и запихал бумаги за пазуху. После… разберемся, если придется. Выкинуть всегда успею. – Рассудил он и принялся осторожно спускаться по скользким камням вниз.