Пенсионер Патрикеев, хотя и демобилизовался со службы по возрасту, но в душе считал себя все тем же старшиной — сверхсрочником, а потому жил по установленному за многие годы распорядку дня части. Подъем в шесть пятнадцать, зарядка, приборка, ну, а дальше согласно суточному плану. Звонок старенького ВЭФовского телефона, отвлекший бывшего прапора от наведения порядка в маленькой кухне, воспринял с некоторым осуждением. Он дисциплинированно дождался третьего сигнала и четко представился: — Патрикеев у аппарата. Слушаю.

Звонили от Михаил Степановича. Старый знакомец, часто уезжающий в длительные командировки, в очередной раз попросил приютить собаку. За беспокойство старик платил вперед, да и пес у него серьезный, воспитанный. Почти строевой. Потому, выслушав невнятно бормочущий в трубке старушечий голос, прапор сухо отрезал: — Жду вас в девять ноль — ноль, возле жилого помещения.

Назначив время, он решил совместить прогулку, которую именовал строевыми занятиями, со встречей. Поэтому, когда в девять ноль пять возле калитки небольшого домика появилась неопрятная старуха, ведущая на поводке громадную собаку, отставник не удивился.

— Здравия желаю, — Патрикеев внимательно осмотрел вверенное ему животное. — Визуально пес здоров. Нос мокрый, холодный, уши теплые, — бесстрашно потрепал бесстрашный прапор лохматую голову здорового, словно годовалый теленок, пса. Впрочем, узнав старика, Минька терпеливо выдержал испытание и даже слегка вильнул хвостом, признавая некоторое право временного сожителя на бесцеремонность. Время кормления, по распорядку: в восемь тридцать, в тринадцать и восемнадцать часов. Рацион согласован. Прогулка дважды в день. Патрикеев глянул на укутанную в ветхий платок старуху: — Передай Михаилу Степановичу, все будет в полном порядке. Он развернулся и скомандовал: — Рядом. Пес помедлил, но подчинился.

Бабка повздыхала, суетливо подхватила громадный пакет с разноцветными надписями и пошла по своим делам, постукивая клюкой по тротуарной плитке.

Оля, старательно исполняющая роль старухи, перевела дух, и снова вздохнула: «Отдавать Миньку полусумасшедшему отставнику не хотелось, но скрепя сердце вынуждена была признать правильность решения покойного. Сейчас нужно в первую очередь сменить образ и разобраться с «наследством» старого разведчика. А главное, определиться с жильем. Бродить с чемоданом, в котором лежал компромат и оружие, было просто опасно». Заметив небольшой скверик, в глубине которого виднелась пара заснеженных скамеек, она решительно направилась к ним.

Осмотр озадачил. В кейсе обнаружился паспорт на имя Светловой Марии Ивановны, проживающей согласно лежащим рядом, в прозрачной папке документом, в квартире приобретенной ею же, в прошлом месяце.

Зеленоватая корочка паспорта гражданки республики Кипр, где возле ее цветной, закатанной под пленку фотографии, значились труднопроизносимые имя и фамилия. Однако въездная виза владелицы этого документа была открыта еще в течение двух недель. А еще, в плотном даже на вид, неразрывном, запаянном под вакуум пакете обнаружилась, вложенная в блестящий пакет папка с какими–то документами. Читать адрес получателя на самоклеящейся цветной бумажке не стала. К чему забивать голову, главное, правильно переписать при отправлении. Задумчиво повертела в пальцах две кредитки. Одна наша, с логотипом Сбербанка, другая «Мастер Карт», оформленная на имя кипрской гречанки. На каждой простым карандашом выведены четким почерком цифры кода.

Что и говорить, Михаил Степанович предусмотрел все.

«А вот обычного грузовика и не уберегся, — огорченно подумала Оля. — К чему мне все это? Хотя, А здесь». Она поднялась, вновь старательно вошла в образ старухи, поправила платок, хлопотливо сбила с жакетки налипший снег.

Добравшись к указанному в прописке дому, поднялась на третий этаж и остановилась возле аккуратной, но добротной двери. Ключ повернулся легко и, преодолев некоторую нерешительность, Оля вошла в прихожую. Прикрыв дверь, заглянула в комнату. Обстановка в квартире не слишком роскошная. Недорогая, пахнущая непередаваемым фабричным запахом, Икеевская мебель, чистая кухонька, кафельная плитка в сияющем белизной туалете.

Впрочем, разглядывать временное жилье было выше ее сил. Оля скинула чужой пуховик, следом стянула плюшевый ватник и начала разматывать всевозможное барахло, которое второпях разыскала в кладовой, чтобы придать себе вид габаритной старухи. Свалив пропотевшее тряпье в кучу отправилась на поиски ванной комнаты.

Сидя в залитой горячей водой ванне, вдруг с ясностью поняла, что все это произошло с ней. И арест, и побег, и остальное — не кадры из боевика, а реальные события. Апатия и тревога навалились с такой силой, что брызнули слезы. Жалость, страх и беспомощность, смешалось все. Неожиданная легкость, с которой удалось расправиться с насильником — вертухаем и проскочить мимо дежурного, можно было с полной уверенностью списать на немыслимую удачу и то, чему нет названия. Может быть, незримое участие погибшего наставника спасла ее, или это помощь высших сил? Тем не менее, сейчас, когда все осталось позади, она ощутила себя крохотной и слабой перед лицом сотен опасностей и угроз.

«Всерьез надеяться, что можно противостоять машине, шестеренками в механизме которой служат тысячи, а то и десятки тысяч человек, каждый из которых куда сильнее и опытнее неопытной артистки? «Раздавят и не заметят», — она размазала слезы и постаралась хоть чуть — чуть успокоиться.

«А что дальше? Жить в ежеминутном страхе? И совсем никого, кто мог бы посоветовать или помочь».

Однако понемногу первый приступ депрессии утих. Наскоро смыв пену и вытерев тело роскошным банным полотенцем, заботливо повешенным неизвестным доброхотом на блестящую трубу — сушилку, прошла на кухню. Новые, недавно распакованные предметы обихода.

— Спасибо, — Оля прошептала это, в который раз обращаясь к своему спасителю.

Заглянула в забитый деликатесами холодильник, но поняла, что не сможет ничего съесть. Навалилась усталость. Осторожно, держась за шелковистую поверхность стены, двинулась по коридору. Открыла дверь в спальню. Плотный шторы, уютная тахта, прозрачный пакет с коробками косметических принадлежностей, стоящий посреди туалетного столика, а рядом серенький пластик миниатюрного ноутбука. Сил удивляться не было. Добрела до кровати и со вздохом облегчения опустилась на пружинный матрас, застеленный клетчатым, точь — в–точь как в старом доме, покрывалом. Уснула мгновенно.

А ночью приснились давно позабытые события из детства.

…Раннее зимнее утро. Шестилетняя, закутанная в громадную шаль кроха, она собирает подмерзший хмель, который растет у забора.

Оля явственно, совсем как в реальности, почувствовала волшебный, казалось навсегда забытый запах жестких схваченных морозом колючих листьев, слабый аромат горечь похожих на маленькие еловые шишки, плодов.

…В избе тихо. Мерный перестук ходиков. Чугунный утюжок, вместо гирьки.

Громадная русская печь. Пыльный тулуп, разноцветное лоскутное одеяло, и подушка из старого валенка. Урчание одноухой кошки, пригревшейся рядом.

Запах щей и укропа. Холодный нос кошки у щеки. Оля уговаривает кошку не спать. Вечереет, огонь в печи догорел, поползли длинные тени от замерзших окон.

Все изменилось. Разом, вдруг. Даже во сне захлестнуло сердце давней тревогой.

…Клубы морозного воздуха. В дверях возник огромный огненно рыжий чужой человек. На незнакомце лохматая, черная шуба.

В руках огромный холщовый мешок, пропитанный темными, пятнами…

Оля вынырнула из тягостного сна, стерла капли холодного пота с лица.

— Ничего… Ничего. Теперь все будет хорошо, — произнесла вслух и села на смятой постели. Сон как ни странно прогнал вчерашние тревоги.

Глянула на часы: «Восемь». Прошлепала по теплым доскам наборного паркета в кухню и, отыскав пакет с растворимым кофе, включила поттер.

А после кружки ароматного напитка полегчало. Исчез тягостный осадок ночного сна, поблекли вчерашние тревоги. «Ничего, и мы еще повоюем, — припомнила любимую поговорку деда. — И правда, что это я расклеилась? Пока счет три — ноль. И козырь, да какой, в кармане. Ну, а если подумать, то это просто убойная карта», — она вынула пакет и осмотрела со всех сторон. Надпись, сделанная рукой Михаил Степановича, предупредила: «При вскрытии содержимое самовозгорается». Адрес. Ничем ни примечательный городок в самом сердце России, славный разве что своим воздушно — десантным училищем и многовековой историей, улица, дом. И получатель. Простая и незатейливая фамилия. Петров В. М.

«Интересно…» — Оля вспомнила увиденный на столе аппарат и вприпрыжку побежала в спальню. Ноутбук, мощная двухъядерная машина, ровно загудел, прогоняя тесты, и выдал знакомую миллионам картинку скошенного холмистого поля. Ткнула пальцем в иконку, и, чудо, открылся сайт поддержки. Набрала поисковик и, после довольно долгих блужданий по ссылкам, сумела — таки найти адресную книгу искомого городка. Ты смотри, все верно. Петров В. М. телефон, адрес.

Сохранив страницу, задумчиво откинулась на теплые пластины приятно согревающей спину батареи: «И что это мне даст? Да все. Если этот В. М. не просто почтовый ящик, а лицо, обладающее информацией, или, как говорят, связной, вот пусть и связывает меня с теми, кто способен решить мои проблемы. Если для неведомых начальников покойного деда пара пустяков изготовить настоящие документы и приструнить зарвавшегося губернатора, то уж разобраться с несправедливым заключением под стражу — не проблема. Никто и не говорит о шантаже. Но почему именно почтой? А вдруг он переехал? Я обязана убедиться, хотя бы позвонить», — схитрила Оля.

«А пока, стоит заняться собой», — недолгое знакомство с содержимым высыпанной на кровать косметики показало — дед поступил весьма мудро. Он выбрал хорошего и грамотного консультанта. «Вот только один минус, — огорчилась она, с отвращением разглядывая сваленное в прихожей тряпье. — Неужели вновь придется натягивать грязные вещи, а как иначе? Чтобы купить более — менее подходящую для молодой женщины одежду необходимо попасть в магазин. Денег, кроме лежащих на карточке, ни рубля». Вспомнила о широком жесте, когда вытряхнула все содержимое чужого бумажника:

«Да и ладно. Те деньги, после этого скота, все равно, что грязь…» — без всякой логики махнула рукой Оля. В раздумье прошла в комнату. Остановилась возле громадного экрана плазменного телевизора и, с внезапным озарением, потянула в сторону дверь шкафа — купе, притаившегося в углу. — Мама моя, — охнула от удивления. — Михаил Степанович, да чтобы такое упустил?

Пацан выскочил из подъезда, пнул удачно легшую под ногу пивную банку и, спрятав руки в карманы куртейки, двинулся прочь. Доведись стороннему наблюдателю всмотреться в удаляющегося от дома паренька, сто к одному сказал бы — обычный тинэйджер, чуть субтильный, но в целом ничуть не отличимый от тысяч сверстников. Модные, искусственно застиранные и потертые джинсы чуть мешковатого покроя, утепленные кроссовки и солнечно — рыжие волосы, торчащие из — под спортивной шапочки с логотипом известной фирмы.

Оля незаметно глянула на свое отражение в витрине: «Все вроде правильно. Хотя, кто их знает, этих малолетних? Проколоться можно на самом безобидном. Неправильно заправленной толстовке или шнуровке обуви. Да что и говорить? Сверстник раскусит на раз. Ну, в крайнем случае, посмеется лоховскому прикиду. А вот остальные, можно сказать с уверенностью, ничего не заподозрят. Не зря же она столько времени провела возле телевизора, прыгая по молодежным каналам отслеживая повадки и наряды современных деток».

Краска, забившая седину, придала волосам отвязный цвет восходящего солнца, а обесцвеченные ресницы и брови, вкупе с едва заметным гримом, изменили до полной неузнаваемости. Признать в угловатом подростке прежнюю Олю не сумел бы самый опытный физиономист. Центральный телеграф встретил многоголосым гомоном и суетой. Гортанные голоса рассказывающих о своем житье азиатов переплетались с чокающе — распевным говором жителей сибирской глубинки.

Выстояв недолгую очередь к автомату междугородней связи, заняла место разгоряченного джигита, скормившего последний жетон, и набрала код и номер. Обернулась к двери, прикрывая плотнее, и наконец услышала спокойный мужской голос. — Слушаю, — отозвался невидимый собеседник.

— Здравствуйте. Могу я услышать Петрова?

— Да, — человек отозвался все также спокойно и невозмутимо. — Петров у аппарата. С кем имею честь?

Оля проглотила комок и произнесла заготовленную фразу.

— Меня попросил связаться с вами Михаил Степанович. У него есть для вас пакет.

— Ну, так чего же он сам не позвонил? — резонно поинтересовался Петров.

— Михаил Степанович погиб два дня назад. И оставил мне письмо, в котором был ваш адрес. Но я не могу отправить посылку сама. Небольшая проблема. Поэтому отыскала ваш телефон и звоню, — Оля прервала сумбурное объяснение.

— Как это случилось? — спросил голос. — И кто вы?

— Встречный грузовик. Не успел отвернуть. А я родственница.

— У деда не было родных, — с легкой укоризной сказал собеседник. — Кто вы?

— Мне сложно объяснить все по телефону. Скажем так. Он назвал меня своей внучкой. — Да я в курсе… Документы, которые он мне передал…

Не зная как закончить, замолчала.

Абонент тоже затих. Наконец уточнил: — Сложности? Связанны с бумагами? Или с гибелью?

— Все вместе, — не выдержала Оля. — Короче, у меня нет возможности их отправить. Если нужны, могу отдать, но здесь.

Телефон пискнул, требуя очередной жетон.

— Что это? — мгновенно среагировал Петров.

— Автомат монету сожрал, — ей надоело тянуть. — Так как? Выбрасываю?

— Погоди. Думаю, — абонент помолчал еще несколько секунд. — Хорошо, я приеду. Прилечу завтра, — уточнил Владимир. — Там у вас в центре театр стоит еще? — припомнил он символ города.

Оля хмыкнула: — А как же?

— Тогда ровно в шесть возле третьей колонны. А если не срастется, то на следующий день в то же время, — тоном, отвергающим возможные возражения, уведомил далекий собеседник и повесил трубку.

Банкомат увидела издали. Сунула карточку, набрала код. Несколько несложных процедур, и на экране появилась сумма, доступная к получению.

«Хватит с избытком, — Оля набрала запрос, а еще через пару минут вошла в раскрывающиеся автоматически двери магазина.

В отделе спорттоваров без особых трудов выбрала отличный скейт, защитную экипировку и рюкзачок. Кататься она выучилась, когда репетировала роль в постановке какого–то современного автора. Впрочем, особых вершин достичь не сумела, да это и не требовалось. Миновала центральную площадь, запруженную авто, и неожиданно оказалась перед зданием старого ТЮЗа. Задумалась возвращаясь в памяти к недавнему прошлому. По сути, все, что связывало ее с этим домом, виделось едва ли не сном. Миновала завешанный растяжками фасад и завернула в старенький сквер, доставшийся театру от времен советского прошлого.

Ряды бронзовых табличек с именами никому не известных подпольщиков, попавших под раздачу в восемнадцатом году, и выведенными в расход восставшими чехами возле сохраненной потомками для истории стены из потемневшего от времени кирпича.

В парке Оля любила прогуливаться в перерывах между дневными спектаклями. Засаженные елями дорожки, тишина и покой, которые не мог разрушить даже чудовищно бездарный монумент в виде торчащей из камня руки с каменным же факелом. Что должно было олицетворять эта абстракция, Оля никогда не задумывалась. Впрочем, и сейчас она заглянула в скверик скорее по привычке, чтобы убить время до встречи. Повернулась и, оглядев пустынную аллею, развернулась, собираясь выскочить на оживленный проспект, и столкнулась со стоящим за спиной мужчиной.

Стукнул падающий на гранитную плитку предмет.

— Твою… — грязно выругался неосторожный пешеход, разглядывая лежащий под ногами телефон. Нагнулся и пощелкал кнопками. — Сломал, козел? — повернулся парень к Оле.

— Мобилу мне кончил… — с неожиданной злостью выругался здоровяк. Грязно — серая шапочка, натянутая до самых бровей, нечистая угреватая кожа на грубо скроенном подбородке и бездумные, мутные, словно у сонной рыбы, глаза.

Он ухватил светловолосого паренька за ворот и потянул вглубь парка.

— Мобилу гони, ты понял? — с угрозой навис гопник над жертвой.

— Ну? — рука мутноглазого дернулась, в кулаке мелькнул нож. Тонкое лезвие уперлось в бок неловкого пацана. Громила поднял глаза и осмотрел окрестности. Успокоенный отсутствием свидетелей, добавил в голос жути: — Требуху выну, порежу, сука.

Оля, уже придя в себя, вновь удивилась. Никакого страха, дрожи в коленях. Как, впрочем, и ненависти к грабителю. Только четкое понимание: «Настроен решительно и готов ткнуть стальным жалом при любом признаке несогласия».

— Нету мобилы… — скривилась она в плачущей гримасе. — Я заплачу… Сколько надо? — потянула руку в карман. — Вот, у меня есть, — сжала ладонь и, выцепив несколько тысячных банкнот, извлекла на свет. Глаза кирпичномордого дернулись. Заветные бумажки сулили новую дозу ширева. На душе у него потеплело, всплыла новая мысль: «Валить надо сучонка. Бабки у него еще есть, и не заложит».

Ослабил нажим, и потянулся к груди жертвы, собираясь рвануть безвольное тело на себя.

Ладонь ухватила воздух. Только что стоящий неподвижно паренек исчез. А собственная рука, сжимающая нож, вдруг, изменив траекторию, вильнула и с силой вонзилась в его же живот. Как такое могло случиться, убийца даже не успел понять. Охнул и, ощущая, как расплывается по телу слабость, опустил глаза, тупо следя, как капает из раны кровь. Нож, легко пропоров кожу и толстую вязку свитера, вошел в тело по самую рукоять.

Бандит попытался выдернуть его, но почувствовал, как шевельнулось что–то глубоко внутри, и подкатила к горлу тошнота. Не сумев удержать спазмы, забыв про торчащий в теле нож, сглотнул сладковато соленый, словно кусок ржавого железа, комок.

Пошатнулся и, увлекаемый неудержимой силой, упал на бурый снег.

Оля, на автомате исполнившая уход и подбивание, с некоторым недоумением смотрела на распластавшееся тело. Она не собиралась завершать проведение приема. Поворот вышел так удачно, что нападающий сам напоролся на острое лезвие. Впрочем, на тренировке она даже и не задумывалась, что будет итогом отрабатываемого действия.

Нагнулась к хрипящему широко открытым ртом верзиле, и попыталась повернуть тело. Рука соскользнула с гладкой кожи и, зацепив несуразную шапчонку, открыла свежебритую, с подсыхающими порезами, шишковатую голову. И тут ее обожгло узнавание. Мелькнули перед глазами высокие шнурованные крестом бутсы, пятнистые штаны, а главное, это перекошенное от возбуждения лицо, и лысый, страшный своей матовой бледностью, череп насильника.

Отпрыгнула прочь, глядя на бандита, прижимающего ладони к животу, из которого торчала рифленая ручка ножа — бабочки. Вспомнился и сам нож, порхающий всплеск лунного света на острых краях. И боль.

Она замерла, не в силах сдвинуться с места.

А бритоголовый дернулся и затих. Он лежал на спине, глядя вдруг просветлевшими глазами в чистое весеннее небо, по которому плыли белые, до боли в глазах белоснежные облака.

«Вот и все», — мелькнуло понимание, но не испугало. Он ощутил даже непонятное облегчение от того, что все позади. Позади страшные ломки и поиски новой дозы. Стоят в глазах непонятные фигуры. Смутно знакомые, машут и улыбаются. Словно зовут. Выдохнул, уходя в вечность.

Но ничего этого Оля не видела. Едва сумев перебороть себя, сорвалась с места и выскочила из тихого парка. Пробежала несколько десятков метров и, не сбавляя темпа, нырнула в подземный переход, ведущий к станции метро. Еще минута, и она уже стояла в просторном вестибюле, невидящими глазами следя за подползающим к станции поездом.

Кто знает, могла ли она избежать того, что случилось? Возможно. Стоило лишь в последний момент отпустить захват, и ничего бы этого не произошло. Но, с другой стороны, остановило бы это упыря? И не оказался бы он удачливее в очередном выпаде? И тогда на том самом месте в грязном снегу лежать ей. Так о чем разговор?

Однако убеждение помогало плохо. Все же она — не прошедший спецподготовку боец. И одно дело — вывести из строя бескровно, другое — видеть, как выходит по капле жизнь.

Домой вернулась поздно. В сумятице чувств уехала на другой конец разбросанного по приличной площади мегаполиса, и в себя пришла, только когда забрела в незнакомый район новостроек.

На встречу с гражданином Петровым отправилась загодя. И, едва приблизилась к месту встречи, поняла: «Вот так и случаются провалы у дилетантов».

Вместо ожидаемого зрелища величественной колоннады увидела громадный забор. Построенное в середине сороковых годов здание давно хотели отреставрировать и, наконец, собрались. А новоявленная разведчица не удосужилась проверить место встречи. Она задумчиво уставилась на расписанные рекламой и граффити бетонные плиты: «Хорошее дело. И что теперь? Пробраться на стройку, конечно, можно, и даже постоять какое–то время возле зашитой в леса колонны, но каково это будет выглядеть?» — Скажите, здесь продается славянский шкаф? — раздался за спиной уверенный, едва различимо усмешливый, голос. Дернулась, уходя с линии атаки, но, поняв, что никто не собирается на нее нападать, уставилась на незнакомца.

Среднего роста, в неброской, серого цвета, куртке и с неприметным рюкзачком — сумкой за спиной, он не походил на связного. Нарисованный воображением образ разваливался на глазах. Однако присмотрелась и с удивлением сообразила, что, при всей своей среднестатистической внешности и габаритах, мужчина никак не походил на мелькающих в метро и в транспорте обывателей. Уверенностью или непонятной четкостью жестов, однако…

— Ну что? Осмотрела? — поинтересовался незнакомец. — Ладно, не буду мучить. Я — Петров Владимир Михайлович. Мы договаривались встретиться вон у той колонны, — кивнул он за ограду.

— Оля, — отозвалась она. И только тут сообразила, что не сообщала собеседнику о себе ничего. А голос, поставленный сотнями репетиций, был мальчишеский. Да и внешность. Она вновь уставилась на гостя.

— Ты хочешь спросить, как я угадал? — понял взгляд Петров. — Это элементарно. Время ровно шесть, а кроме тебя в округе ни одной живой души. Ну, а остальное не интересно. Маскарад может обмануть не слишком наблюдательного человека. Но есть моменты, которые женщине ни за что не спрятать. Например, естественную реакцию на неожиданность. Пожалуй, церемонию знакомства можно считать оконченной? — подвел черту недоразумению он. — Куда теперь?

— Не в гостиницу же, — подтвердил собеседник и уточнил: — Адрес?

Он развернулся и направился к стоянке такси.

— Садись, — кивнул на машину, стоящую последней. Опустился на сидение рядом с водителем и назвал улицу.

— После поговорим, — пресек он Олину попытку. Остаток пути ехали молча.

— Странно все. — Войдя в дом, Петров огляделся, по хозяйски скинул куртку и, отыскав под вешалкой пару тапочек, прошел на кухню.

— Присаживайся, Оля, — кивнул на стул. — Рассказывай. С самого начала. И без пропусков. Ты ведь хотела, чтобы я приехал? Поэтому садись и рассказывай.