© Лев Алексеевич Исаков, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Третья книга серии «Русская война: Баснословия о первых князьях», сюжет, форму и содержание которой задала ПВЛ по избранному автором Лаврентьевскому списку, впервые открывает, что та преемственно Русская государственность, что в разные эпохи, сбрасывая и меняя кожи, существовала, как Русь=Российская Империя=СССР=Российская Федерация, с самого начала возникала как Евразийская, Субконтинентальная и Надэтническая, и это будет всегда, пока она остаётся РУССКОЙ.
© Лев Алексеевич Исаков, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Русская война: Баснословия о первых князьях – /монология еретика/
В 1998 году в умирающем журнале МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ молнией сверкнула статья Л. Исакова «ГЕНИЙ СТАЛИНА», поразившая специалистов вплоть до заявления генерала армии В. Варенникова «О НОВОМ СЛОВЕ В ИСТОРИОГРАФИИ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ВОЙН» России. Став основой монографии «РУССКАЯ ВОЙНА: ДИЛЕММА КУТУЗОВА-СТАЛИНА» (2012 г.), она впервые заявила М. Кутузова и И. Сталина как феномены социально-культурной инаковости европейскому фону их противников. Открывались двери в мир «ИНОГО ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ», равно оригинального и Русскому Миру отечественных упований и Обще – Цивилизационной Дороге европейской начитанности… Этот вывод реализовался в тематическом продолжение «РУССКАЯ ВОЙНА: УТЕРЯННЫЕ И ПОТАЁННЫЕ» о том, что не увидели, не разглядели, и не желают видеть…
Третья книга серии Русская война: «БАСНОСЛОВИЯ О ПЕРВЫХ КНЯЗЬЯХ», сюжет, форму и содержание которой задала ПВЛ по избранному автором Лаврентьевскому списку впервые открывает, что та преемственно Русская государственность, что в разные эпохи, сбрасывая и меняя кожи, существовала, как Русь=Российская Империя=СССР=Российская Федерация с самого начала возникала как Евразийская, Субконтинентальная и Надэтническая, и это будет всегда, пока она остаётся РУССКОЙ.
***
Президентская Библиотека Республики Беларусь приобрела книгу РУССКАЯ ВОЙНА: ДИЛЕММА КУТУЗОВА-СТАЛИНА
***
В 2013 году монография РУССКАЯ ВОЙНА ЗАНЯЛА 1-Е МЕСТО ПО ПОПУЛЯРНОСТИ исторических русскоязычных изданий в государстве Израиль, обойдя мемуары генерала Драгунского (2-е место) и маршала Жукова (5-е) и выйдя на 15-е место в общем составе 1289 названий реализованных произведений русской литературы.
***
В Российской Федерации книгу приобрели:
Библиотека РАН.
Государственная Публичная Историческая библиотека России.
Российская национальная библиотека/СПб/.
Научная библиотека Московского Гос. Университета им Ломоносова.
Научная библиотека Иркутского университета. Научная библиотека Московского университета им. С. Ю. Витте.
Библиотека Московского Педагогического Государственного Университета
Государственная универсальная научная библиотека Красноярского края.
Омская областная научная библиотека им. А. С. Пушкина.
Новгородская Областная Научная Библиотека.
Псковская универсальная научная библиотека. МЦБС им. М. Ю. Лермонтова/СПб/.
Вятская областная библиотека им. А. И. Герцена.
Всемирная каталожная система OCLC WorldCat извещает о приобретении книги своими корпорантами
1. The British Library, St. Pancras
London, NW1 2DB United Kingdom
2. Library of Congress
Washington, DC 20540 United States
3. Dartmouth College Library
Hanover, NH 03755 United States
4. Harvard University
Harvard College Library Cambridge, MA 02139 United States
5. Yale University Library
New Haven, CT 06520 United States
6. Columbia University In the City of New York
Columbia University Libraries New York, NY 10027 United States
7. New York Public Library
New York, NY 10018 United States
8. New York University
Elmer Holmes Bobst Library New York, NY 10012 United States
9. University of Pittsburgh
Pittsburgh, PA 15260 United States
10. Duke University
Duke University Library; Durham, NC 27708 United States
11. University of Chicago Library
Chicago, IL 60637 United States
12. University of Illinois at Urbana Champaign
Urbana, IL 61801 United States
13. University of Arizona
Tucson, AZ 85721 United States 14. UC Berkeley Libraries
Berkeley, CA 94720 United States
Кроме того книга заявлена в каталогах:
Библиотеки Университета штата Индиана/Блумфилд/ Библиотеки Университета штата Миннесота/Миннеаполис/.
University of Toronto Libraries,130 George Street, Toronto, ONM5S 1A5 Canada
От автора
Предуведомляя устремление по названию к определённому умонастроению, заранее предупреждаю, что не вкладываю в него какого-либо настораживающего смысла, подтекста, иронии; а и сверх того настроился написать нечто уютно-раздумчивое, покойное. От того и такое долгое старинное обозначение заводимого текста «баснословие» и в том же старинном, без язвительности и яду, с долей ожидания нечаянных удивлений.
Право, я даже не могу сказать по началу, во что это выльется: в статейку, обзор, эссе, род размазанной монографии из каких-то выловленных начал – знаю только, что через зыбкие полагаемые материалы начинают проступать контуры многих лиц, по большей части умерших, и это рождает грусть расставания, даже в сознании того, что ни я им, ни они мне не будут больше портить крови; впрочем, куда это заведёт, тоже не знаю…
Тема эта настолько обширна по сопричастности, заявленных мнений, выходам в иные разделы, настолько удобна к обозрению с иной точки зрения, поворота к иному камертону, выхваченному из текущего времени, что кажется и заезженной по 300-летнемй усмотрению, и всегда недосказанной; лёд, изрезанный коньками научности, а что под ним, твердь или бездна, никто не скажет…
А и задумается ли?
Предисловие
Летописные известия о первых древнерусских князьях от Рюрика до Игоря включительно давно уже стали натёртым нарывом для обращающихся к ним историков, и не оглашаются в общеупотребительный оборот по чисто прагматической причине: а с чего тогда начинать устроение курса русской гражданской истории в подрастающих некрепких головах, и как её начинать, Русскую Историю, будь то Великорусскую, Белорусскую, Окраинную, если единственное её предание свергается с пьедестала в исходном пункте, или приобретает такой оторванный вид от полагаемого её основания, что историк попадает в положение, худшее, чем контр – позиция Шлимана и Илиона: тот поверил мифу – этот убедился в ложности документа…
С каждым взмахом лопаты Шлимана к Трое развеивалось баснословие и возрастала достоверность – в нашем случае налицо другое: от историографического восторга А. Байера и Г. Шлецера /…по сравнению с этим наивные измышления германских хроник не более чем сказочные фантазии…/ до полного отрицания какой-либо достоверности начальных статей ПВЛ у Д. Иловайского; отрицание всей археографической истории памятника у А. Никитина; переписывание древнерусской истории под формат других, уже в рамках личного пристрастного произвола, источников, будь то иудео – хазарские переписки у Прицака, или алано – салтовская археология вкупе с генеалогией моравских княжеских родов окрошка у А. Кузьмина… Хотя последняя и достаточно выразительна, пальму первенства по демонстративности нынешнего состояния историографии древнерусской истории всё же являет «удвоение персонажей» в работах г-на Ярхо, обнаружившего Двух Олегов и Двух Игорей под канонической парой Олег – Игорь…
М-да, удвоение сознания это уже серьёзно не только в историографии.
Такой очевидный летописный текст обращается на глазах в Землю Незнаемую, из которой всё переписано, а по списанному всё перечёркнуто. Если Рюрик, Олег, Игорь, Ольга не варяги, то кто они, не имеющие славянского имясловия: Вагры, Хазары, Лехиты, Аланы, Вандалы, Готы?
Я не приукрашиваю и не шаржирую – уже налицо истории Руси Аланской, Вандальской, Лехитской, Угорской, Неманской; где же только затерялась Русь Русская?
Начало начнём с Начала
Ну-с, и с чего же начнём изложение нарастающего 300 лет постижения и уплотняющегося за ним хаоса?
Наверно, лучше всего с того, что его породило – сам текст ПВЛ, пока без разделений на списки, своды, редакции; в той ясной смысловой форме, в которой он был предъявлен европейскому научному сообществу в 1740-х годах старательными изысканиями приглашённых Петром Великим и приехавших уже при Екатерине Первой немецкими архивистами. Я особо выделяю их как «архивистов» за ту неоценимую роль для русской истории, ибо без них как таковой, т. е. как научной дисциплины, не бытия народа и социума, её бы не было вообще – когда старик Байер спустился в подвал архива Коллегии иностранных дел, его дела плавали по колено в воде. Два месяца он выносил на руках и сушил документы, заболел пожизненным ревматизмом, но спас материальный фонд будущих прений «норманистов» с «антинорманистами».
Для общих обозрений я выбрал наиболее канонический в приближении к идеалу школярских поучений, т. е. наиболее очищенный от родимых пятен жизненных потуг, Лаврентьевский список; при этом, чтобы не заморачиваться в спорах о разночтении древнерусских грамматик, в современном русском переводе под редакцией Д. Лихачёва, имея в виду главным не прочтение того или иного иносказания, а уровень общего понимания согласованности сюжетов и смысла эпизодов.
ПВЛ начинается с широкого всемирного обозрения «без годов».
Библейская «история народов» от потопа и прародителей Сима, Хама и Иафета сначала в единстве, потом по дерзкой попытке построить столп до неба разделённые на 72 «язык», рассеянные по 4-м сторонам света. В числе потомков Иафетовых, утвердившихся на севере и западе «сидят русские, чудь, и всякие народы: меря, мурома, весь, мордва, заволочская чудь, пермь, печора, ямь, угра, литва, земигола, корсь, летгола, ливы…».
По какой-то причине этот текст представился неудовлетворительным и редактор развил его дальше, но странно «От этих же 70 и 2 язык произошёл и народ славянский, от племени Иафета – так называемые норики, которые и есть славяне».
Т. о. по первому /в порядке следования/ заявлению русские входили напрямую в состав тех «72-х язык», на которые разделил Бог послепотопный «народ един»; по второму сначала/или произошёл народ славянский, при чём толи напрямую от «допотопного» племени Иафета, толи от смешения всех 72-х язык уже после потопа, толи от одного из 72-х, какого именно летописец не знает…
Далее логически в развитие второго положения следует изложение истории расселения славян «из Норик» по Дунаю, «где теперь земли Венгерская и Болгарская», как последнего пункта всеславянского единства; а уж «От тех славян разошлись славяне по земле и прозвались именами своими от мест, на которых сели»: это морава, чехи, «белые хорваты, и сербы, и хорутане»… А «когда волохи напали на славян дунайских…,то славяне эти пришли и сели на Висле и прозвались ляхами, а от тех ляхов пошли поляки, другие ляхи – лутичи, иные мазовшане, иные поморяне.
Также и эти славяне пришли и сели по Днепру и назвались поляне…». Далее следует хрестоматийное перечисление древнерусских или восточно – славянских племенных союзов: древляне, дреговичи, полочане, северяне; «те же славяне, которые сели около озера Ильменя, назывались своим именем славяне, и построили город, и назвали его Новгородом …И так разошёлся славянский народ, а по его имени и грамота назвалась славянская».
Развитием и детализацией сюжета о поселении славян на Днепре становится вставной связный рассказ об основании Киева Кием, Щёком и Хоривом при сестре их Лыбеди. Эпизод тем более интересен, что утверждает исходное Четырёхградие возникшего Киева. По тексту летописи три брата сидели в отдельных городках «у Боричёва взвоза, на Щекавице и Хоривице, «и построили город в честь старшего своего брата, и назвали его Киев».
Таким образом, по тексту КИЕВ был пристроен 4-м к 3-м наличным? Уже давно признано, что в данном этиологическом мифе присутствует два подтекста, один с участием божественных сущностей, знаменующих великое будущее города /Кий – Палица – Громовержец, Щёк – Змей, Хорив – Солнце/,а кто тогда Лыбедь? Несомненно такая же божественная сущность, т. е. как бы обязанная быть почтённой и горой, и городком. О «реальности» Лыбеди в мифологическом смысле говорит то, что 2-м мифологическим князем легендарных Киёвичей по «Сказанию о первых киевских князьях» стал Лебедян, что можно трактовать трояко:
1. как сын/порождение Лыбеди;
2. как выходец из её градца;
3. как свидетельство сохранения традиции матриархата наследования родового имущества по женской линии…
Вот любопытно, у Щёка Щекавица, у Хорива Хоривица – а как называлась гора Кия, полагаемая в современной Замковой горе Б. А. Рыбаковым, против чего не возражает и П. Толочко? И на каком сакрально – титульном месте возведён КИЕВ? Синойкизм сразу сомнителен – ещё в Олеговы времена Щекавица не входила в состав Киева, была загородным сакральным пастбищем. Старокиевская гора по археологическим изысканиям П. Толочко начала широко застраиваться не ранее 10 века. Но выразительно отстранена Лыбедь, лёгшая у подножья раздавивших её гор и градов ручьём Лыбедью…
В этом эпизоде присутствуют следы громадного идеологического преобразования: ритуальные фибулы 8–9 веков из Среднего Поднепровья с изображениями культа сакральных лебедей /гуси – лебеди русских сказок, приносящие детей, судьбу и смерть/ выразительно свидетельствуют о совершённом перевороте. Кстати, в каком, женском или мужском роде, транскрибировалось название древнейшего града на территории Киева во внешних источниках? Арабская КУЯБА и армянская КУЯВИЯ утверждают женский род названия, как и «Олегово назначение» города в МАТЕРИ ГОРОДОВ РУССКИХ… А и Киевом ли она звалась – традиция названия территорий в женский род, как и само слово «родина» очень против того остерегают. Это настолько мощное влияние этноисторического сознания, что когда русский социум обогатился латино – европейским определением PATRIA/ОТЕЧЕСТВО, оно немедленно русифицировалось в ОТЧИЗНУ…
И в прямой упрёк Борису Александровичу Рыбакову следует поставить, что «читая» этиологический миф, он не «увидел» его: корабль с тремя Братьями-Богами Земли, Неба и Безграничного Властвования ведёт – плывёт перед ним Лебедь Белая, Птица-Судьба, знаменуя необратимый раскол слитно-чётного мира; ведя который, она и уплывает из него, а скоро улетит в сказку, оставив неравновесный, троично-нечётный…
Следуют два сюжета, повествующие о последнем периоде Великого Переселения Народов, относящиеся приблизительно к 7–8 в. но с реминисценциями едва ли не 5 века.
Первый о ситуации в Подунавье: переселении болгар, «белых угров», авар; об аварских насилиях над прикарпатскими дулебами. Для древнерусской истории особенно важно свидетельство ПВЛ о появлении в составе восточных славян радимичей и вятичей, выходцев «из ляхов»; летописец оговаривается, что поляне и древляне вышли прямо из славян. Особо подчёркивается «и жили между собою в мире поляне, древляне, северяне, радимичи, вятичи и хорваты», которым сразу же сопоставляется другая группировка: «дулебы же жили по Бугу, где ныне волыняне, а уличи и тиверцы сидели по Днестру и возле Дуная. Было их множество: сидели они по Днестру до самого моря, и сохранились их города и доныне и греки называли их ВЕЛИКАЯ СКИФЬ». Налицо сложное взаимодействие 3-х субъектов текста. При этом одного слабеющего (дулебы) …После этого следует резкий пассаж о «смысленных полянах» и древлянах, живущих «звериным обычаем», пассаж вполне датирумый христианскими инвективами язычникам и ссылкой на хронику Георгия Амартола. По отсутствию каких-либо сведений о «смысленных» и «зверских» руссах у византийского автора можно сразу утверждать приклеивание внешнего текста к древнему прототипу.
Упоминание в тексте императора Ираклия и его войн с аварами позволяет выделить нижнюю границу в простейшей хронологии ориентации «раньше – позже» летописца: указанные эпизоды лежат в рамках окрестностей 626–643 годов, что приобретает некоторое значение для оценок времени основания Киева с точки зрения летописца – не позднее начала 7 века. Наличие поселений 5–8 в. на территории Киева археологически подтверждается.
Второй развёрнутый сюжет о хазарской дани мечами от полян знаменателен тем, что проясняет инвективу против древлян «после смерти братьев этих стали притеснять полян древляне и иные окрестные люди», и как следствие, подчинение хазарам полян /а также исторически радимичей и вятичей/.Можно предположить, что вследствие внутренних междоусобиц мощный племенной союз распался и стал добычей хазар, крайнего западного фланга субконтинентального каганата тюркютов. Кроме того постоянное следование связки поляне – древляне, даже в смысле логической пары – антитезы, свидетельствует об их особой роли в исторической ситуации Среднего Поднепровья.
Бросается в глаза выразительная зашоренность этих сообщений исключительно рамками Киевщины и её ближайшего соседства. Из арабских источников нам известно о наличии в области восточных славян мощного государственного объединения, предположительно называемого ВАЛИНАНА, под которым полагают Волынь; со столицей на неприступной скале, в которой просматривается Замковая гора современного Каменец – Подольска; достигшего равенства с Хазарским каганатом и Империей ромеев при правителе Маджаке и распавшегося по его смерти от соперничества наследников. Характерно, что если Средне – Днепровский союз племён в какой-то степени подвергся хазарской экспансии, то о подчинении территорий западнее Днепра источники умалчивают. В летописи об этом есть только краткое, но многозначительное упоминание: «бужане, прозванные так потому что сидели по Бугу, а потом ставшие называться волынянами» в эпизоде «Об основании Киева», сопоставляя который с заявлением, что «дулебы же жили по Бугу, где ныне волыняне» эпизода «О хазарской дани», можно полагать продвижение и подчинение бужанами дулебов, следствием чего стало оформление кратковременной державы Маджака, тем не менее остановившей хазарскую экспансию на Правобережье Днепра. После развала державы Маджака дулебы опять обрели независимость, возможно, только на части своей прежней территории в районе среднего течения Южного Буга.
Странноватое введение в Киевскую Русь
Следует признать, авторы «недатируемой части» ПВЛ достаточно развёрнуто описали исходную ситуацию оформляющегося представления об особой роли Киевского Приднестровья для восточных славян; в частности и для того, чтобы прямо перейти к изложению исторических событий оформления Древнерусской государственности, например, тем же подключением Рюриковой темы (что они позднее и сделают, но неудобно, и не к месту) …Они же поступают совершенно иначе!
Совершив громадный экскурс в праисторию от «норик» до «полян», летописец вдруг начинает заново теоретические разыскания «откуда есть пошла Русская Земля», привязывая генезис её вступления во всемирную историю к биографии посредственного византийского императора Михаила 3-го Пьяницы /…м-да, многозначительный акушер/; в каких – то мучительных потугах отыскивая по ведомым ему и не ведомым нам признакам знаменательную дату и наконец утверждаясь на 852 годе: «В год 6360 (852), индикта 15, когда начал царствовать Михаил, стала прозываться Русская Земля. Узнали мы об этом потому, что при этом царе приходила Русь на Царьград, как пишется об этом в летописании греческом»…
Сразу скажем, в дословном восприятии это самое удивительное утверждение летописца: в 852 году НИЧЕГО ИЗ СКАЗАННОГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ:
Михаил 3-й был объявлен в малолетстве императором в 842 году; стал фактическим правителем после переворота 856 года, когда была отстранена от власти его мать, а её советники перебиты;
Знаменитый набег Руси на Константинополь, столь широко отразившийся в источниках, произошёл не в 852, а в 860 году (о нём подробнее в разборе соответствующей годовой статьи)…
Правда, к подлинной дате русского набега есть боковой ход, если предполагать, что греческий прототип датировал событие не по Константинопольской эре с исходной датой 5508 г. до Р. Х., а по широко бытовавшей ещё в 9 веке Александрийской с исходной датой 5500 г. до Р. Х. Т. е. набег произошёл аккуратно 6360–5500=860 г.
Есть ещё т. н. «криптографический подход», если заранее полагать, что сообщение кодировано: тогда, если убрать все инсинуации про царя Михаила, получаем информативное сообщение: «В год 6360 (XYZ), индикта 15,….. стала прозываться Русская Земля. Узнали мы об этом потому, что …….приходила Русь на Царьград, как пишется об этом в летописании греческом»… Летописцу было важно сохранить знаменательный год под любой вывеской, а ссылка на греческий первоисточник гарантирует сохранение содержания. Безусловная истинность факта похода 860 года и очевидная ложность известия о воцарении Михаила, при этом легко саморазоблачаемая через проверку по ссылке на первоисточник делает это предположение допустимым.
Историки /и автор, как цензовый профессиональный историк/ относятся с изрядным скепсисом к «криптографическим» и «лингвистическим» выкрутасам, и только вызывающая грубость фрагмента, как будто летописец специально, даже с разбегу, сел меж двух стульев, побуждает принять в расчёт эту и возможность…
Как же прореагировали Историки, сменившие Летописцев… Немецкие просто ввели текст без комментариев в научный оборот – Русские немедленно ополчились на столь очевидный ляп, как например С. М. Соловьёв, без упоминания летописной коллизии вставивший 842 год в свой знаменитый компендиум… Страна наша велика и обильна но порядка в ней мало…
В 1950-х годах о странностях исходных датировок летописей, как производном от использования в византийских источниках разных стилей летоисчисления «От Адама»: Александрийской, Константинопольской, Болгарской, что не понимали летописцы, перенося их известия с свой текст и привязывая датировки к единственно Константинопольской эре, заговорил во весь голос С. Я. Парамонов в Австралии, принял в практику Б. А. Рыбаков в СССР.
НО…
Проблема оказалась значительно сложней, т. к. к 852 году оказалась привязана ВСЯ СИСТЕМА РАННИХ ДАТИРОВОК: через неё и относительно неё летописец переводил относительные даты ПОГОДНЫХ записей «по годам княжения» исходных источников в абсолютные датировки ОТ СОТВОРЕНИЯ МИРА летописных сводов. Вот выкладки летоисчисления сводчика древнейших известий: «а от первого года царствования Михаила до первого года княжения Олега, русского князя, 29 лет; а от первого года княжения Олега, с тех пор, как он сел в Киеве, до первого года Игорева 31 год; а от первого года Игорева до первого года Святославова 33 года; а от первого года Святославова до первого года Ярополкова 28 лет; а княжил Ярополк 8 лет, а Владимир княжил 37 лет, а Ярослав княжил 40 лет. Таким образом, от смерти Святослава до смерти Ярослава 85 лет; от смерти же Ярослава до смерти Святополка 60 лет». Кроме того, так русское летописание привязывалось к Христианскому Вселенскому Времени через исчисление лет от Константина Великого до Михаила 3-го по византийским источникам: «от Константина же до Михаила сего 542 года».
По каким-то обстоятельствам именно этот 6360 год от сотворения мира был особенно важен летописцу; разночтения в датах происходили от домыслов историков, гадающих об используемой им эре, а теперь и нередко назначающих такую от себя. Например, если наше предположение об Александрийской эре утверждается, то по всей хронологии пойдёт волна и например, явление Рюрика в на Северо – Западе переместится нас 862 на 870 год. И, например, П. П. Толочко уже оперирует с этой датой; К. Цукерман вообще переносит это событие на 895 год – толерантность в отношении всякой отсебятины настолько уже пропитала академическую среду, что оппонирующий ему П. Толочко против датировки не возражает, ибо сам не ангел… А возможностей к тому открывается немеряно: по подсчётам библеиста и математика 18 века А. де – Виньоля существовало около 200 стилей летоисчисления «от Сотворения мира»/«От Адама» с разбросом датировок от 3483 до 6984 года этого события от Рождества Христова, зачастую с неоднозначным определением исходной даты даже внутри одного стиля. Перечислим важнейшие, употребительные в интересующее нас время:
– так Александрийская Аниана считалась от 5501/5472/5493/5624;
– Антиохийская эра полагалась от 5507/5517/5969;
– Византийская Старая 3761/5504;
– Византийская Новая Константинопольская 5508 или 5509 в зависимости от мартовского или сентябрьского начала года;
– Болгарская 5504/5511;
– Ватиканская 4000/4713;
– по Секту Юлию Африканскому (эру которого С. Парамонов ошибочно полагал Константинопольской) 5500;
– по Феофилу 5507/5515;
– по 70-ти Толковникам 5872…
Поэтому влетевший экстатически вдохновлённый своим открытием энтузиаст-историк скоро жух и сникал в открывшихся обстоятельствах, и перебирался под благодетельную сень оказавшегося столь мудрым указа Николая Первого от 1850 года « по высочайшему повелению Е. И. В. запрещено подвергать критике вопрос о годе основания русского государства, ибо 862-й год назначен преподобным Нестором» , как то случилось с Б. Рыбаковым и С. Парамоновым. В противном случае история Государства Российского обращалась в форму неистовой романистики…
У автора начальных статей ПВЛ уже по тексту (я обращаюсь к Лаврентьевскому списку, как наиболее «скучному» в отношении выискивания подполья) была особая причина держаться 852 год – от этого года он отсчитывает срок в 29 лет до утверждения Олега общерусским князем. Какое-то известное ему и неизвестное нам обстоятельство завязывает начало царствования Михаила 3-го, утверждение Олега на престоле Матери Городов Русских – и в то же время делает неприемлемыми даты 842 и 856 года.
Пока можно основательно утверждать, что под рукой у составителя Первого /он же Начальный, Древнейший и т. д./ свода, на котором нарастали последующие продолжения, реализовавшиеся в частности и в Ипатьевском списке (из которого по современным представлениям возник Лаврентьевский, как сокращённы вариант под частные интересы), были ЗАФИКСИРОВАННЫЕ В КАКОЙ – ТО ФОРМЕ /ПИСЬМЕННОЙ ИЛИ УСТНОЙ/ СООБЩЕНИЯ О ПЕРВЫХ КНЯЗЬЯХ, датированные не по абсолютной шкале, а по годам их правления /в год ИМЯРЕК 1-й, 2-й, 3-й, 4-й… был поход, неурожай, комета, явились хазары…/
При этом отбор материала из наличных производился под особые ценностные ориентации летописца – определяющим для авторов было то, что они намеренно или в продолжение сложившейся у предшественников традиции писали историю ГОСУДАРСТВА И ГОСУДАРЕЙ с момента сложения Великой Киевской Руси, и для них Первый Князь Всея Руси ОЛЕГ, а не региональная мельтешня Рюрик, Синехус, Трувор, Аскольд, Дир. Их Alter Ego Русская Земля, а не перипетии проскочившей династии.
Следует особо выделить и подчеркнуть это уже подмеченное в ряде разборов обстоятельство: анонимные авторы ПВЛ, являясь клириками и монахами, были всецело охвачены событиями «мира», его коллизии водили их рукой, и утверждение русского православия присутствует в их труде только как государственный акт воления свободно избирающего духа; и пребывает в нём нравственной экзегезой людей, событий, деяний на примере почти недостижимого идеала, явленного например Житиём Феодосия Печерского. В своей центральной идеогеме это типическое следование эллинско – римской традиции не говорить голосом богов за деяния людей, видоизменённой только обстоятельствами оформления материала. Сам рационализм подхода укрепляет доверие к объективности эпизодов, представляемых ПВЛ, что так отлично от ситуации с источниками по европейскому «тёмному средневековью», где историчность эпоса о Дитрихе Бернском надо открывать из фактов биографии Теодориха Готского, а не наоборот.
С этой великодержавно – исторической точки зрения всё предшествующее является только приниженно – подчинённым к тому главному, чем было и видится политическое оформление Восточнославянского Киевского Великодержавия; и что снимает все предпочтения авторов – христиан в отношении язычника – объединителя. В то же время этот подход заставляет «нестора» отбирать и хранить из былей прошлого эпизоды восхождения к итоговому торжеству, как закономерное исполнение провиденциально – исторического предначертания: пусть люди слепы, да бог зряч…
Но эта же позиция навязывает естественные аберрации при взгляде на наличный материал, который бессознательно – пристрастно искажается к центральному пункту, в котором победитель получает всё; в том числе деяния и славу неуспевших. Несомненно, автор протографа ПВЛ знал и о походе 860 года, и о военной славе Осколда/воспользуемся омонимическим наблюдением Б. А. Рыбакова/, раз так САМОУПРАВНО ОТ ЗАРУБЕЖНЫХ ИСТОЧНИКОВ ПЕРЕПИСАЛ ПЕРВЫЙ НА НЕГО; и о провидческом принятии им христианства, СВИДЕТЕЛЬСТВО О ЧЁМ ПРЯМО ПРОРЫВАЕТСЯ В РЯДЕ СПИСКОВ – но предпочёл утопить его в толпе рюриковых бояр-приспешников… Но не вычеркнул из повествования знаменитый поход 860 (866) года, как открывший Русь внешнему миру, первый прорвавшийся луч восходящего светила.
И здесь надо обратиться к тому, в чём автор – компилятор, соединяя разные источники в единый целеустремлённый текст, не возобладал над материалом; и на чём больно ушибутся последующие историки, вплоть до попыток аннулирования ПВЛ как исторического источника – проводимая автором-«нестором» хронология.
Уже давно было замечено, что хронология и фактография ПВЛ имеют странно-несовпадающий характер; и что первоначально вполне разумно объяснялось, что исходные материалы не имели хронологии в абсолютных датах по принятой библейской эре «От сотворения мира», а датированы по годам правления, или знаменательным фактам внутри биографии русских князей, при этом не только Киевских; и лишь значительно позднее, едва ли не в начале 12 века были приведены к датировке по христианскому кругу в соответствии с Константиновской эрой, имеющей опорную дату сотворения мира 5508 год до Рождества Христова при мартовском стиле начала года и 5509 год при сентябрьском… И что породило ещё один источник ошибок: уже указанная множественность присутствующих в европейском обороте дат этого библейски-легендарного события, что совершенно не учитывалось летописцами, проводивших свои сравнения отечественных и зарубежных источников в предположении наличия в христианско-европейском обороте только Константинопольской Новой Эры.
Диво дивное – хронология начальных статей ПВЛ
По деликатному ли недоумению, или групповой субординации, но отчётливо бросающаяся в глаза катастрофическая нестыковка хронологии событий 842–988 годов, обращающая в равно предосудительное место весь документ, десятилетиями выводится за пределы широкого обозрения… Я не говорю критики: её, в предельно обозлённой форме было и особенно днесь, предостаточно. И зачастую принимавшей характер сорвавшихся на как бы мёртвого слона шавок.
Но так ли он мёртв?
То, что вчера кулуарно скрывали – нынче кулуарно приговорили: Ярхо, Кузьмин, Никитин, Галкина, иже с ними… Что уже вследствие этого имеет характер только частный, партийно-пристрастный, своекорыстный по внешности – при том, что преимущественно и наличествует как таковой.
Для чего Кузьмину ниспровергать ПВЛ в источниковедческом плане? Чтобы так /а иначе невозможно/ провести свою идею обращения фикции Олега Моравского в реальность Олега 2-го Русского, что возможно лишь передёрнув достоверность вполне материальных Несторовых свитков на фантом несуществующих умозрительных Богемских хроник, едва ли не менее «достоверных», чем Краледворские хроники, подделанные Вацлавом Ганкой.
Для чего эпигонам Артамоновской школки так необходимо погребение ПВЛ? Да чтобы на могиле Руси Варяжской воздвигнуть монумент Руси Хазарской в форме выскочившей из под неё Руси Аланской; а и станется, то и Венгерской, коли припомнить наблюдение Д. Иловайского над финно-угорской основой корня «ИГГ»/ (страшный, ужасный) омонима ИГОРЬ.
Вот вам и задача витязя на распутье трёх дорог: Лехитской от Герберштейна, Моравской от Кузьмина, Аланской от Галкиной – которые ведут на Четыре Руси: Руянскую, Неманскую, Дунайскую, Днепровскую (это уже в задачу академикам Абаеву и Седову, усмотревших место этнонима «русь» среди иранизмов)…
И как же вам всем нужна такая придушенная полемика – писк из-под камня и ответная сдающаяся тишина..
Ну так потолкуем по существу.
Но сначала несколько притушим ореол у крикунов.
1. Несообразности хронологии начальных статей ПВЛ были выявлены давно, и уже С. М. Соловьёв самоуправно менял в своём курсе «852 год индикта 15» на 842-й.
2. Г-ну Кузьмину, уличающему авторов ПВЛ и академическое сообщество в «некритическом использовании» документа с 4—мя перемешанными хронологиями, я бы посоветовал обратить внимание на наличие 200 таковых с разбегом дат порядка 3 тысячелетий; и вдуматься, как должен был поступать русский сводчик ПВЛ, когда находил такое редкое и ценное описание факта отечественной истории в авторитетном иностранном источнике в отношении объявленной там даты?
Менять на свою? Но она преимущественно, а до принятия христианства и полностью, отсутствует… Или погружаться в дебри выявления и согласования из 200 наличных пульсирующих вариантов?
Право, он выбрал разумнейший путь: следовать источнику дословно, с чем никак не могут смириться его неразумные потомки, которым он, увы, передоверился развязать бантики сложившегося букета христианско-библейских хронологий.
3. Субъективные суедневно – политические и личностно – индивидуальные пристрасти сводчика ПВЛ? Это уже всецело задача историка, не архивиста-буквоеда, снять наложившуюся патину на полнокровие исторического. И примеры таких восхождений к живой основе текста есть… Но только ли к сводчику? А терзающему его критику? Если первый неповторимо единственный в своём видении, то гоняющихся за ним с мерой своей близорукости легион, и как и что они прочитают… Что не дочитал и не дочитает позвоночно – провославный Б. А. Рыбаков с довлеющей над его сознанием Троицей в тексте Чётно – Сознательного летописца пост – языческой эпохи Двоеверия?
Ну, так начали?!
Но тут сразу методологическая незадача: в каком порядке воспроизводить материал, в едином ли воспроизведении протокола ПВЛ, подогнанного, вылощенного, утверждающего каноническую непогрешимость текста, т. е. так, как он закладывался в обозрении 11–12 веков; или постатейным критическим разбором каждого пункта, т. е. через Вторичный Материал 1000-летней рефлексии, притянувшей и то, что вовсе не содержит, не полагает исходный текст – к чему он стоит в значительной мере уже только поводом. Идти от целого к частному, от доверия к настороженности – или через картину частных несовпадений, искажений, умолчаний увидеть то, что переписывает летописец под свои цели, что угнездилось у него в памяти, чему следует или отталкивается…
Кажется, это без выбора: первый путь пройден по большому счёту до конца – второй не начат, т. е. не заявлено даже попытки раскрыть в сумятице взбаламученного хаоса проступающего механизма нового порядка, призывающего смысла, если он, конечно, есть. Ведь история немало явила уже и неисторических, так и не реализовавшихся народов; и проходных к другим, состоявшимся – исчезновение которых никак не изменило бы исторический процесс, или присутствие которых ни в чём не меняет исторической картины, кроме что в форме рябления по краю. Но и навсегда ушедших и оставшихся: провиденциальная судьба Рима повисла, распятая на Рейне и Антониновых валах; звезда империи наследников Александра Невского висит на Нордкапе и Калифорнии.
…Итак, будем узко, скрупулёзно вычитывать статьи ПВЛ со всей возможной полнотой приложения и комментирования накопившихся к настоящему времени воззрений, подходов, прикидок, измышлений.
Начнём с очевидного: в 852 году, как трансформировали 6360 год от Сотворения Мира летописца продолжившие его труд историки, Михаил 3-й, один из малопочтеннейших императоров РОМЕЕВ (отнюдь не византийцев и греков), либо уже официально правил 10 лет с момента провозглашения, либо тянулся к власти, что займёт ещё 4 года – но отнюдь не «начал править» как то по утверждению летописца. А. Г. Кузьмин в разоблачительном порыве… На Кого? Справщика, который вытягивает хронологию из иностранных источников к недатированным событиям отечественных источников – или «невегласу» – ромею, сотворившему датированный текст, но без указания использованного стиля летоисчисления?
На справщика!
Впрочем, более образованный, чем киевский монах, он тут же показывает, что если использовать старовизантийскую эру, то получим корректную дату: 6360–5504=856.И это вполне исторически оправдано: в 7–9 веках в обороте ходили обе эры, и Старо и Ново – Константинопольская; одна по традиции, другая официально. В этом нет даже ошибки сводчика – он следует бюрократической букве декларации… А как он должен был поступить, по правилам, или нарушая правила – «все так делают»?
Для историка – не для склочника – в этом событии важны 3 стороны:
1. Летописец не выдумывает факт: в 856 году Михаил 3-й действительно взял власть в свои руки, отправив мать-регентшу в монастырь и уничтожив её фаворитов;
2. Он осведомлён и ориентируется в сцеплении событий истории Руси и Византии, хотя бы в общих чертах; и уверен в этом;
3. Ценностные ориентации сводчика лежат в области «жизни», а не «права»: он исходит не из «иллюзорности» провозглашения императора, а из реальности полноты его власти…
Как частное, следует отметить реакцию г-на Кузьмина, растянувшегося на ровном месте и делающего хорошую мину при плохой игре: «Но в 856 году Киевской Руси ещё не существовало, следовательно, византийские источники писали не о днепровских, а каких-то других русах»… В формальной логике это называется подменой предмета спора: летописец не связывает с 856-м (как и с 852-м) годом НИКАКОГО ПОХОДА, он выделяет ГОД ПРИНЯТИЯ МИХАИЛОМ 3-м полноты власти потому что «…при этом царе приходила русь на Царьград, как об этом писано в летописании греческом. Вот почему с этой поры начнём и числа положим…». При царе – не в 856 году! Т. о., поход – соавторская добавка г-на Кузьмина к отечественным и византийским источникам, смысл которой замутить факт ДОСТОВЕРНОСТИ ИЗВЕСТИЯ ПВЛ о начале императивного властвования Михаила 3-го. А сверхзадача «расширения» источника: «…Скорее всего, поход на Византию в 856 году совершили причерноморские русы, этническая природа которых не определена…», опровергая не собственную фикцию, а вполне реальный поход 860 года, на котором повисают и дохнут все радетели «Нерусских Русей».
Существенно другое: как перемена даты 852 на 856 год сказывается на общей хронологии ПВЛ, ведь именно от неё, как опорной, производится весь отсчёт лет вплоть до Святополка Изяславича, и истинность или ложность этой системы невозможно проверить до похода Игоря 941 года, хорошо документированного византийскими источниками? По логике автора Начального свода с переменой этой даты должны измениться и все последующие, и например Рюрик появляется условен в 866 году, а Олег становится киевским князем не в 882, а в 886 году…
Далее следует 5 годовых дат без текста… Вопрос без подвоха к археографам: где они видели такое расточительное использование столь дорогого писчего материала в средневековье? Писцы прибегали к титлам, сплошному тексту без разделения слов, сокращали имена, исключали знаки препинания, только чтобы втиснуть больше сообщений в поле письма – и вдруг проставляют годы без текста?…
Следующая информативная дата 858 год – Крещение Болгарии… Но крещение царя Бориса и его знати произошло в 864 году!?
Здесь не выручает ни старо-, ни ново-византийская эра, ни антиохийская – ошибка во всех случаях не менее 2 лет. Пока остановимся: причина ошибки не просматривается, умысел не ясен – так записал я на первом проходе…
И задумался на 2-м, а нет ли подходящей эры с началом СМ в 5502 г. до РХ?
Есть!
Эра Юлия Африканского в той форме, в которой она была впоследствии использованная для вычисления даты Рождения Христа!
Итак, 6366–5502=864, что и требовалось доказать.
Повторяюсь, в летописи стоит дата 6366 год, а в какой эре она записана?…Догадайтесь сами, Господа Хорошие!
Кстати, началом эры Юлия Африкана нередко называют и 5500 г. до РХ – впрочем, другие авторы утверждают её как эру Ипполита…
859 год. Варяги из-за моря берут дань с северо-западных земель; хазары с юго-восточных полян, северян, вятичей… А где радимичи, которых Олег застал в 885 году данниками хазар?
Два пустых года.
Для уточнения, все даты летописи преобразованы в современный вид в предположении, что они проставлены в ПВЛ по Новой Константинопольской эре; т. е. в тексте Лаврентьевского списка стоит 859+5508=6367. Корректно ли это предположение – не знаю. Есть сомнение.
862 год. Изгнание «плохих» варяг на Северо-Западе; междоусобица; призыв «хороших» варяг Рюрика, Синеуса и Трувора; уход Аскольда и Дира на юг и вокняжение в Киеве. П. Толочко по своим предубеждениям полагает, что в первоисточнике использована Антиохийская эра с опорной датой СМ 5500 год до РХ, т. е. явление Рюрика происходит в 870-м году – и определённо пролетел: датированные зарубежные источники ничего не могли сообщить о столь отдалённом и незначительном на европейском фоне событии. Эта дата плод собственных изысканий летописца, ВОЗМОЖНЫХ ТОЛЬКО НА ОСНОВЕ ВНУТРЕННИХ МАТЕРИАЛОВ.
Данные археологии отчасти разводят эту заявленную сумятицу событий: при раскопках в Ладоге были открыты следы уничтожения городища огнём, при этом данные дендрохронологии дали очень точную дату 860 год, с которой и связывают изгнание варягов за море.
***864 год/моя отсебятина, как иллюстрация фрагмента текста предыдущей статьи/ «…через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик…».
А право, какая-то странная статья, настоящий комплот событий, причём даже из разных лет; и потом: сначала «…избрались три брата…», а умерли «…Синеус и брат его Трувор…». Зачем педалировать второй раз, что Трувор брат Синеуса, когда они уже заявлены в составе ТРЁХ БРАТЬЕВ?
И далее пассаж опять к Рюрику, толи возврат к предыдущему, толи продолжение за «синехусами»: «…и были у него два мужа, не родственники, но Бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом…». «Род» в единственном числе, т. е. ПВЛ заявляет их сородичами, не уточняя степени отношений…
Так когда же произошёл исход Аскольда и Дира по летописи? В 862 или 864 году? До или после смерти Синеуса и Трувора?
Как будет излагать погодные события летописец: забегая вперёд – назад или стараясь придерживаться последовательности? Ответ очевиден, и этот перебой хронологии настораживает…
По последовательности изложения материала уход Аскольда и Дира на юг происходит в/после 864 года.
Прямо настораживает одно обстоятельство: три брата явились «со своими родами», но что стало с сородичами Синеуса и Трувора? Вообще, что это за странная конструкция ТРИ БРАТА СО СВОИМИ РОДАМИ? С семьями что ли? Но почему никто из Синеусовичей и Труворовичей не удержались на Изборске и Белозере? Вообще пропали, как роды!
Есть остроумное объяснение этому обстоятельству: автор Начального свода перепутал непонятные ему выражения некоего документа, написанного на старошведском языке, «сине-хус» и «тру-воринг» /свой дом и верная дружина/, приняв их за имена собственные – но как тогда привязались к фантомам вполне реальные Изборск и Белозеро? Впрочем, остроумие полностью пропадает в объяснении скоропалительности удаления «-хусов» и «-ворингов» из летописи – не находя продолжения своим измышлениям в документах, летописец быстренько уморил Рюриковых братьев… К просвещению специалистов по «старошведскому языку», автор/ы ПВЛ НИКОГДА НЕ ДОДУМЫВАЛИ КОНЦОВ К БИОГРАФИЯМ ДАЖЕ ПЕРСОНАЖЕЙ ПЕРВОГО РАНГА, КОЛИ ИХ НЕ ЗНАЛИ, оставив без оглашения ДАТЫ смерти и МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ могил Рюрика, Олега, Святополка Окаянного; в предельном случае ограничиваясь передачей слухов, НО ПРИ ЭТОМ ВСЕГДА ОГОВАРИВАЯСЬ. Творчество Рюриковых, Олеговых, Игоревых могил расцвело много позже, с 18 века, и особенно пышно в 21-м.
Приблизительно к середине 15 века на Руси закрепляется правило в случае естественной смерти правителя оповещать об этом подданных с обращением к свидетельству высшей силы «бог прибрал» и т. п., в конечном итоге оформившееся в стандартную формулу «почил в бозе»; и одна замена этой формулы в погодных записях ряда северных монастырей на «умер» стала основой бурно дебатируемой ныне версии о насильственном умерщвлении Ивана Грозного. Что подумал про себя книжник 1600 года, вычитав в свитке, что в один год ДВА БРАТА «УМЕРЛИ», А ТРЕТИЙ ПРИСВОИЛ ИХ ВЛАДЕНИЯ В ОБХОД РОДНИ? Даже в 17 веке знали, что Государь волен в любом звании, но не может ни возвести, ни лишить Княжеского Титула из-за тени следующих за ним сакрально-родовых прерогатив – Только Иссечь Род! И тот же Иван Васильевич, немало проливший всякой и всяческой крови, НЕ УНИЧТОЖИЛ НИ ОДНОГО РОДА БОЯР-КНЯЖАТ…
Остаётся констатировать безупречно установленное Б. Шахматовым техническое обстоятельство: весь эпизод с призывом варяг является позднейшей вставкой в исходный т. н. Начальный свод, сделанной весьма грубо вплоть до возникновения нечитаемости в тексте; по оценкам исследователя это случилось около 1139 года в правление последнего единодержца Древней Руси Мстислава Великого и осуществлено игуменом Выдубицкого монастыря Сильвестром. Значение этого событие всегда преувеличивают: «норманисты» как свидетельство Руси от Скандинавов, «антинорманисты» как свидетельство ложности всего эпизода с приглашением варягов. Но если интерпретация первых непрерывно оспаривается нарастающим валом открытий последних десятилетий, особенно археологическим материалом, который свидетельствует не о скандинавском, а о мощном западно – лехитском влиянии на Северо – Восток Древней Руси, то «антинорманисты» несколько неправомочно выводят из вторичности введения материала в устоявшийся текст ложность самого материала – известие может быть и значительно отставшим от события, но не ложным, и, например, тот же Шахматов после своего открытия от «норманизма» не отстал – хотя манипуляции с текстом всегда настораживают и должны настораживать…
Далее 3 пустых года 863, 864,865, что вполне загадочно, т. к. уж во всяком случае 864 год был заполнен переборкой земель и людишек после устранения «синехусов» и «труворов». В списке раздач Рюрика летопись указывает новые грады Полоцк, Ростов, сохраняет Белозеро; почему-то выпадает Изборск. Знаменательно поползновение на Полоцк, т. е. на земли кривичей, которые уж точно в «призвании варягов» не участвовали – т. е. налицо заявленная военно-насильническая акция.
Любопытно отсутствие в перечне раздач Изборска и Плескова/Пскова, который определённо существовал в 9-м веке. Не свидетельство ли это, что всё же «Синехусов род» удержался на Великой и Пскове? Это как-то косвенно подкрепляет легенду о принадлежности Равноапостольной Ольги к роду Синеуса и урочищу Выбутам…
А далее 866 (6374) год… По значимости летописного известия привожу статью полностью: «Пошли Аскольд и Дир войной на греков и пришли к ним в 14-й год царствования Михаила. Царь же был в это время в походе на агарян, дошёл уже до Чёрной Реки (дословный перевод топонима с греко-ромейского, коли неприлично признавать, что византийцы полагали себя РИМЛЯНАМИ – РОМЕЯМИ, и имели такое же отношение к грекам, как Помпей к Папандопулосу), когда епарх прислал ему весть, что Русь идёт на Царьград, и возвратился царь. Эти же вошли внутрь Суда, множество христиан убили и осадили Царьград двумястами кораблей, Царь же с трудом вошёл в город и всю ночь молился с патриархом Фотием в церкви Святой Богородицы во Влахерне, и вынесли они с песнями божественную ризу Святой Богородицы и смочили в море её полу. Была в это время тишина и море было спокойно, но тут внезапно поднялась буря с ветром, и снова встали огромные волны, разметало корабли безбожных русских, и прибило к берегу и переломало, так что немногим из них удалось избегнуть этой беды и вернуться домой».
Начнём с того, что прямо следует из ВПОЛНЕ ОЧЕВИДНОЙ КОПИИ ТЕКСТВА ВИЗАНТИЙСКОГО ПЕРВОИСТОЧНИКА:
1. Русы совершили то, что смогут повторить только в 1453 году турки-османы: прорвались во внутреннюю бухту Константинополя, предельно уязвимого с этой стороны – природные оползни делают невозможным замкнуть мощный крепостной обвод по берегу;
2. Налицо действительно чудо: громадная буря в отлично закрытой со всех сторон от ветров горами бухте…
По поводу этого известия ПВЛ г-н Кузьмин, уже поднаторевший в ПРИПИСЫВАНИИ ПВЛ известий, которых в ней НЕТ, открещивается фразочкой: «…под 6374 (866) ПВЛ сообщает о походе на Византию киевских князей Дира и Аскольда. Как было установлено, сведения об этом походе не находят подтверждения в византийских источниках и сама дата похода тоже может быть результатом легенд и позднейших хронологических расчётов. Вообще, сведения о походе Аскольда и Дира попала в летопись довольно поздно и заимствованы из Хроники Георгия Амартола, причём имена русских князей отсутствуют в оригинале и появляются только в древнерусском переводе хроники. В принципе, на этом основании принято считать, что никакого похода киевских князей на Византию в 866 году не было…».
Ах, как скачет щучка на горячей сковородке:
византийские источники не подтверждают – сведения об этом походе получены из Хроники Георгия Амартола;
имён русских князей в Хронике нет – поэтому похода не было;
принято считать… – но вот Голубинский, Ф. Кюмон, Б. Рыбаков, С. Парамонов, В. Кузенков, Г. Литаврин так не считают…
А теперь отбросив до следующего случая докучливого брехуна, в последние годы упраждняющегося в борьбе с «норманизмом» для утверждения «аланизма» – право, наблюдая подобного рода особей, убеждаешься в справедливости суждения Самюэля Джонсона «Патриотизм – последнее прибежище негодяев» в смысле последнего средства их мимикрии – …но обратимся к самому материалу летописи.
Известия о походе в позднейшей Хронике НЕ ГЕОРГИЯ АМАРТОЛА, А НЕКОЕГО ЛИЦА, ИМЕНУЕМОГО В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ПРОДОЛЖАТЕЛЕМ ГЕОРГИЯ АМАРТОЛА, восходят к авторитетнейшим свидетельствам патриарха Фотия и известиям из окружения сменившего его в 867 году патриарха Игнатия. При этом в полемических произведениях Фотия, прямого участника событий, дата похода не указана, и приходилось гадательно поместить её в промежуток его патриаршества 860–866 годов. При этом все ранние даты до 862 года были принципиально убийственны для старых и воскресших «норманистов», как свидетельствующие о Самобытной Руси до всяких Рюриков – поэтому поход затолкали в последний год патриаршества Фотия. Это был взаимоустраивающий плод молчаливого соглашения отечественных европетов и радеющих европейцев.
Уже в 1880-х годах авторитетный историк церкви Е. Голубинский доказательно установил, что поход имел место не в 866 году а в период 860–861 года.
В 1950-е годы, подметив, что исходные даты, получаемые авторами ПВЛ через балканские (византийские и болгарские по преимуществу) источники, поступают в двух различающихся системах, полагаемых им константинопольской и болгарской, а интерпретируются в одной, константинопольской, 860-й год как дату нападения руссов заявил С. Парамонов. Одновременно, на более широких основаниях, к этому выводу пришёл и Б. Рыбаков.
Увы им всем – ещё в 1896 году проблема датировки похода была снята полностью и окончате льно с точностью до дня Ф. КЮМОНОМ, открывшим т. н. «Брюссельскую Хронику», содержавшую краткие сведения о правлениях византийских императоров с перечислением важнейших событий их лет, и в частности указывалась точная дата набега руссов—18 июня 860 года.
Для полного каталепсирования всех добытчиков до СПЕКУЛЯЦИЙ НА ДАТЕ ПОХОДА следует заметить: в настоящее время ЭТО САМОЕ ТОЧНО ДАТИРОВАННОЕ СОБЫТИЕ ДРЕВНЕРУССКОЙ ИСТОРИИ – донесение венецианского посла Иоанна Диакона уточняет, прорыв в Суд состоялся на закате дня…
Для столь сумрачной эпохи «Тёмного Средневековья» поход необыкновенно богато документирован. О походе писали:
1. Патриарх Фотий в 2-х гомилиях и Окружном послании 866 года;
2. Никита Пафлогонянин в «Житии патриарха Игнатия», приводя важное свидетельство об одновременном с нападением на Константинополь разгроме побережья Мраморного моря;
3. Византийский посол Иоанн Диакон в своей «Византийской хронике» сообщает, что в то время как 200 русских кораблей атаковали Константинополь, 160 кораблей громили Принцевы острова, подтверждая известия Никиты Пафлогонянина;
4. Папа Николай 2-й в письме императору Михаилу 3-му напоминает ему русский поход 860-го года, как божью кару за суетное величанье…
Очень выразительно, что непосредственные свидетели и участники событий совершенно расходятся в оценке итогов похода с ПВЛ, т. е. с позднейшими византийскими хрониками. Патриарх Фотий никакой бури в Суде не заметил; кроме того никакого погружения плащаницы в море им не упомянуто – с ней был совершён только обход по линии крепостных стен. Чудом он объявляет добровольный уход руссов. Иоанн Диакон писал, что после недели грабежа окрестностей Константинополя и побережья Мраморного моря «русы», которых он называет «норманнами» т. е. «северными людьми», удалились с огромной добычей. У него же есть свидетельство, что разгром города был предотвращён выкупом, внесённым патриархом и богатейшими фамилиями Константинополя…
Все свидетели, к унынию «норманистов», указывают, что нападение было произведено с севера – остаётся переписать его на какую-то «другую русь», если так невыносима «русь русская». «Варяги» отечественных баснословий появятся на Новгородчине в 862 году, на Киевщине не ранее 864-го…
О впечатлении от набега руссов ярче всего свидетельствует текст 2-й гомилии патриарха Фотия…
2. Народ незаметный, народ, не бравшийся в рассчет, народ, причисляемый к рабам, безвестный – но получивший имя от похода на нас, неприметный – но ставший значительным, низменный и беспомощный – но взошедший на вершину блеска и богатства; народ, поселившийся где-то далеко от нас, варварский, кочующий, имеющий дерзость [в качестве] оружия, беспечный, неуправляемый, без военачальника, такою толпой, столь стремительно нахлынул будто морская волна на наши пределы и будто полевой зверь объел(Пс. 80 (79), 14) как солому или ниву населяющих эту землю, – о кара, обрушившаяся на нас по попущению! – не щадя ни человека, ни скота, не стесняясь немощи женского пола, не смущаясь нежностью младенцев, [36] не стыдясь седин стариков, не смягчаясь ничем из того, что обычно смущает людей, даже дошедших до озверения, но дерзая пронзать мечом всякий возраст и всякую природу. Можно было видеть младенцев, отторгаемых ими от сосцов и молока, а заодно и от жизни, и их бесхитростный гроб – о горе! – скалы, о которые они разбивались; матерей, рыдающих от горя и закалываемых рядом с новорожденными, судорожно испускающими последний вздох… Печален рассказ, но еще печальнее зрелище, и гораздо лучше [о нем] умолчать, чем говорить, и достойно [оно] скорее свершивших, чем претерпевших. Ибо нет, не только человеческую природу настигло их зверство, но и всех бессловесных животных, быков, лошадей, птиц и прочих, попавшихся на пути, пронзала свирепость их; бык лежал рядом с человеком, и дитя и лошадь имели могилу под одной крышей, и женщины и птицы обагрялись кровью друг друга. Все наполнилось мертвыми телами: в реках течение превратилось в кровь; фонтаны и водоемы – одни нельзя было различить, так как скважины их были выровнены трупами, [37] другие являли лишь смутные следы прежнего устройства, а находившееся вокруг них заполняло оставшееся; трупы разлагались на полях, завалили дороги, рощи сделались от них более одичавшими и заброшенными, чем чащобы и пустыри, пещеры были завалены ими, а горы и холмы, ущелья и пропасти ничуть не отличались от переполненных городских кладбищ. Так навалилось сокрушение страдания, и чума войны, носясь повсюду на крыльях наших грехов, разила и уничтожала все, оказавшееся на пути.
3. Никто не смог бы выразить словами представшую тогда перед нами «Илиаду» бедствий (Поговорка [Corpus paroemiographorum Graecorum / Ed. E. L. von Leutsch, F. G. Schneidewin. Go ttingen, 1839. T. I. P. 96, 256]; ср.: Theoph. Cont. V.98). И кто, видя все это, не признал бы, что излилась на нас муть из чаши, которую наполнил гнев Господень, вскипевший от наших прегрешений? Кто, старательно обдумывая все это, не пойдет через всю свою жизнь скорбя и печалясь вплоть до самого заката? О, как нахлынуло тогда все это, и город оказался – [38] еще немного, и я мог бы сказать – завоеван! Ибо тогда легко было стать пленником, но нелегко защитить жителей; было ясно, что во власти противника – претерпеть или не претерпеть [это нам]; тогда спасение города висело на кончиках пальцев врагов, и их благоволением измерялось его состояние; и немногим лучше, скажу я, – скорее же, гораздо тягостнее – было не сдаваться городу, чем давно уже сдаться: ведь первое стремительностью испытания, возможно, сделало бы незаметной причину не сиюминутного пленения; второе же, затяжкой времени превознося человеколюбие противников – якобы, до сих пор [город] не пал из-за их милосердия – и присоединяя к страданию позор снисхождения, мучительней делает взаимное ощущение пленения.
Помните ли вы смятение, слезы и вопли, в которые тогда весь город погрузился с совершенным отчаянием? Знакома ли вам та кромешная жуткая ночь, когда круг жизни всех нас закатился вместе с солнечным кругом, и светоч жизни нашей погрузился в пучину мрака смерти? Знаком ли вам тот час, невыносимый и горький, когда надвинулись на вас варварские корабли, [39] дыша свирепостью, дикостью и убийством; когда тихое и спокойное море раскинулось гладью, предоставляя им удобное и приятное плаванье, а на нас, бушуя, вздыбило волны войны; когда мимо города проплывали они, неся и являя плывущих на них с протянутыми мечами и словно грозя городу смертью от меча; когда иссякла у людей всякая надежда человеческая, и город устремился к единственному божественному прибежищу; когда рассудки объял трепет и мрак, а уши были открыты лишь слухам о том, что варвары ворвались внутрь стен и город взят врагами? Ибо неимоверность происшедшего и неожиданность нападения будто подталкивали всех выдумывать и выслушивать подобное, тем более, что такое состояние и при других обстоятельствах имеет обыкновение охватывать людей: ведь то, чего они особенно боятся, считают, не разбираясь, уже наступившим – хотя этого нет, – [40] а то, о чем они не подозревают, самоуправной мыслью устремляют прочь – хотя оно уже настигло их. Воистину, было тогда горе, и плач, и вопль (Ср.: Иез. 2, 10); каждый сделался тогда неподкупным судьею собственных грехов, не сетующим – дабы избежать обвинения – на клевету обвинителей, не требующим внешних улик, не прибегающим к вызову свидетелей для «торжества над злокозненностью»; но каждый, имея прямо перед собою гнев Гоподень, признал свое преступление и осознал, что оказался посреди угроз за то, что вел себя безумно вне заповедей, и, испытанием печалей отвлеченный от наслаждений, настроился на жизнь целомудренную, и преобразился и [для того, чтобы] исповедоваться Господу стенаниями, исповедоваться слезами, молитвами, просьбами. Ибо способно, способно общее несчастье и ожидаемое переселение [в мир иной] заставить осознать пороки, и прийти в себя, и совершенствоваться к лучшему поступками.
4. Но когда это началось у нас, когда осознание грехов мы поставили сами себе непреклонным судьею и, подсудимые, стали выносить приговор против себя в качестве оправдательного, [41] когда молебнами и гимнами мы стали призывать Божество, когда в сокрушении сердца стали приносить покаяние, когда с простертыми к Богу руками всю ночь взывали к Его человеколюбию, возложив на Него все наши надежды, – тогда искупили мы несчастье, тогда стали получать избавление от обступивших нас бед, тогда увидели угрозу сокрушаемой, и гнев Господень явно стал уноситься от нас; ибо видели мы, как враги отступают, а город, которому они грозили, спасается от опустошительного разграбления. Тогда… Когда же? Как только, оставшись безо всякой помощи и лишившись поддержки человеческой, мы воспряли душами, возложив упования на Мать Слова и Бога нашего, подвигая Ее уговорить Сына, Ее – умилостивить прегрешения, Ее право откровенной речи призывая во спасение, Ее покров обрести стеною неприступною, Ее умоляя сокрушить дерзость варваров, Ее – развеять их надменность, [42] Ее – дать защиту отчаявшемуся народу, заступиться за собственное стадо; и пронося Ее облачение, дабы отбросить осаждающих и охранить осажденных, я и весь город со мною усердно предавались мольбам о помощи и творили молебен, на что по несказанному человеколюбию склонилось Божество, вняв откровенному Материнскому обращению, и отвратился гнев, и помиловал Господь достояние Свое. Истинно облачение Матери Божьей это пресвятое одеяние! Оно окружило стены – и по неизреченному слову враги показали спины; город облачился в него – и как по команде распался вражеский лагерь; обрядился им – и противники лишились тех надежд, в которых витали. Ибо как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря, и мы были искуплены от предстоящего плена и удостоились нежданного спасения. Ибо Господь призрел не на грехи наши, но на покаяние, не беззакония наши вспомнил, но увидел сокрушение сердец наших и преклонил ухо Свое (Пс. 116 (114), 2) к исповеданию уст наших. [43] Неожиданным оказалось нашествие врагов – нечаянным явилось и отступление их; безмерным негодование – но выше разумения и милость; невыразим был страх перед ними – презренными стали они в бегстве; Божий гнев они имели причиною для набега на нас – Божье человеколюбие нашли мы теснящим их, отражающим их натиск.
***
Правда, уплывая, враги повели себя странно: сохранилась легенда, что проплывая мимо императорских дворцов Буколеона и Магнавры, русы осыпали их стрелами с серебряными наконечниками…
Вот так всегда и входим в Европу – только прорубившись… А потом сеем её серебром – мы не викинги!
Всё?
Ан нет, надо повиниться перед запятнанной честью г-на Кузьмина: ежели трудами нескольких поколений отечественных и зарубежных историков установлено, что заявляемый ПВЛ поход на Царьград 866 года в действительности состоялся в 860-м, то он вообще-то прав, утверждая, что в 866 году никакого похода не было… Правда, следуя его логике, не было похода и в 860-м году, раз его не было в 866!
Обратимся опять к подлинной дате ПВЛ, т. е. без интерпретации, к той, что в ней прописана: 6374 г. от СМ. Можно повторить старый трюк с подборкой подходящей эры, и например одна из трёх эр Феофила с датой СМ 5515 ПОЧТИ ПОДХОДИТ; но интересней другое: мы уже получали эту дату в обосновании причин, которые указывал летописец, почему он начинает повествование с царствования Михаила – главное, «…потому что приходила русь на Царьград…», и это событие единственно и заслуживало датировки… В тексте летописи есть важное указание, что поход состоялся на 14 году правления Михаила. Есть очень странное известие Никоновской летописи, давно и остро волнующее исследователей о каком-то неудачном русском морском походе на Византию 874 года, сорванном бурей и совершенно неизвестном по византийским источникам – а не накладка ли это тех 14 лет царствования Михаила на 860 (6360) год, заявленный в летописи «началом царствования Михаила» в то время как это была дата русского набега в его царствование? Двойной счёт одного события 860 года?
В оценочной части итогов похода летописец полностью воспроизводит содержание 2-й гомилии Фотия, т. е. вероятнее всего был с ней знаком, а смелое введение в византийский текст отсутствующих там сведений о руководстве походом киевских князей Аскольда и Дира говорит и о достаточно независимой позиции его как хрониста. С этим связывается и ещё один эпизод, странно неуклюжий во всём описании: непосредственные участники событий не упоминают о присутствии Михаила 3-го в городе, как и о каких-либо его действиях в эту пору – позднейшие свидетельства о его царствовании небезупречны, как исходящие от враждебной ему Македонской династии: император – Пьянница не совладел с паникой в столице… В то же время византийскими источниками документировано только одно прямое участие Михаила 3-го в вечной войне с арабами-агарянами, падающее на 863 год, т. е. в 860 году он вполне мог находиться в столице или её окрестностях, и его странно-неразумный бросок в одиночку от армии в город становился вполне естественным уходом за городские стены от нападения превосходящего противника. Сохранилась легенда: захваченный внезапным вторжением в загородной вилле, император спасся только благодаря доблести английских телохранителей, топорами проложивших ему путь к городу.
Увы, в летописном эпизоде статьи 866 года о Чуде Влахернской плащаницы вполне различимо переписывание такого же легендарного события 6 в., когда буря уничтожила аварский флот; и откуда идёт одноимённый праздник почитания этой реликвии, зачем то переписываемое отечественными авторами на события 860 года.
Понятно, почему держится даты 866 года летописец: определивши для себя начало царствования Михаила 852 год, и зная, что набег совершился на 14 году правления Пьянницы, он и получает 866 год. Но давайте заявим во всеуслышание и другую сторону событий – желаем или не желаем мы, но ПЕРВЫМ «НОРМАНИСТОМ» НА РУСИ БЫЛ АВТОР-«НЕСТОР» НАЧАЛЬНЫХ СТАТЕЙ ПВЛ; т. е. в его датировке есть и другая, не информационная, а декларативно-политическая сторона: он необходимо должен держаться, а и сверх того, подгонять к дате 866 года все другие, т. к. в 860 году варягов на Руси не было вообще, ни канонически проводимого Рюрика, ни отставляемых Аскольда и Дира… Можно гадать, почему «Нестор» не подогнал дату появления Рюрика к походу 860 года, а предпочёл подстроить поход под прибытие варягов, но это уже за пределами возможностей объективного исследования…
В сущности, вся «норманисткая теория» в этом пункте разлетается вдребезги и г-н Кузьмин, если бы он был цензовым учёным, т. е. таким же человеком со своими политическими, идеологическими, эмоциональными пристрастиями как и прочие, но сверх рамок этих пристрастий следующий истине в том приближении, которое являет правда наличного исторического материала, он должен был приветствовать это открывшееся обстоятельство, а не шарахаться от него, вплоть до того, что, разоблачая небывалые походы 852 и 866 годов, он старательно обходит в своих опусах реальный поход 860 года. Единственный шанс у «норманизма» остаётся только утверждать, что «русь», штурмовавшая в 860 году Константинополь, не «русская» – но это для классического «скандинавского» норманизма неприемлемо в принципе, как случившееся до «Рэриков Датских» и «Синехусов Шведских»; а вот для неклассической толпы «аланских», «хазарских», «угорских» и проч. широко открывает двери – и Аланский Шлецер влетает в полемику полоумным Кузёмкой.
Подведём итоги: в 860 году некая этно – государственная «Русь», находящаяся в Причерноморье, наносит мощный удар восокоорганизованной военной машиной по крупнейшей столице европейского мира. После этого только одна причерноморская государственность, уже персонифицированная Киевская Русь, многократно повторяет эти порывы – все остальные претенденты на «русь» 860 года: салтовские аланы, моравские рутены, балтийские руги, далматинские неретвляне пропадают напрочь, вероятно во стыде от содеянного… Это не навевает на какие-то размышления?
Особо к г-м Галкиной и Кузьмину: вы когда-нибудь видели осетина в бурке верхом на лодке – не на скакуне? Может, напомните непросвещённым, в каких морских битвах отметился чешский и моравский, да и болгарский вкупе с венгерским флоты, коли талдычите про набег с Эльбруса и Дуная?
Итак, подстановка 866 года на место 860 имела жизненно важное значение для «норманизма», овладевшего Мстиславом Великим /причин тому, и основательных, можно указать немало, но так как они не разродились историческим итогом, оставим их в покое/…Но это обозримо, легко вскрывается, пока не обратились в пепел татарщины и османщины харатьи и свитки – но что заслонялось этим грубо механическим подлогом?…
6375 (867) – пусто.
6376 (868) – Начал царствовать Василий 1-й Македонянин… Странное известие в РУССКОЙ ЛЕТОПИСИ, без каких-либо привязок к отечественным событиям. Такое впечатление, что идёт заполнение пустого места текстом, или это сохранённый остаток чего-то бывшего. В качестве частного примечания: в византийской истории это событие идёт под 867 годом, что вполне допустимо по наличию двойного датирования в зависимости от мартовского или сентябрьского начала года.
6377 (869) – Крещена была вся земля Болгарская… Включение этого события в историю языческой до 988 года Древней Руси можно расценить, как христианские ориентации летописца, а несовпадение дат – Болгария в лице своих верхов крестилась в 864 году – как привязку этого события к Константинопольскому собору, окончательно утвердившему особое автокефальное положение болгарской церкви в составе восточного, а не западного христианства.
И тут самое время вернуться к нашим делам – но через византийский источник. В Окружном послании патриарха Фотия 866 года есть очень знаменательный фрагмент…
…. изгнав нечестие и утвердив благочестие, питаем мы добрые надежды возвратить новооглашенный во Христа и недавно просвещенный сонм болгар к переданной им вере.
Ибо не только этот народ переменил прежнее нечестие на веру во Христа, но и даже для многих многократно знаменитый и всех оставляющий позади в свирепости и кровопролитии, тот самый так называемый народ Рос – те, кто, поработив живших окрест них и оттого чрезмерно возгордившись, подняли руки на саму Ромейскую державу! Но ныне, однако, и они переменили языческую и безбожную веру, в которой пребывали прежде, на чистую и неподдельную религию христиан, сами себя с любовью поставив в положение подданных и гостеприимцев вместо недавнего против нас грабежа и великого дерзновения. И при этом столь воспламенило их страстное стремление и рвение к вере (вновь восклицает Павел: Благословен Бог во веки! (ср. 2 Кор 1:3; 11:31; Еф 1:3)), что приняли они у себя епископа и пастыря и с великим усердием и старанием встречают христианские обряды…
В списке поместных епископий Константинопольского патриархата Русская епископия числилась до 895 года…
И облегчая себе жизнь, воспользуюсь компиляцией на эту тему иеродиакона Никона (Лысенко) вместе с указанной у него к данному тексту библиографией.
Ряд исследователей, в разное время рассматривавших исторические свидетельства о крещении россов (митрополит Макарий (Булгаков), М. Д. Приселков, академик Б. Д. Греков, М. В. Левченко, академик Б. А. Рыбаков, профессор МДА И. Н. Шабатин, академик X. Ловмяньский (ПНР) и др. (13), считали, что под россами следует понимать днепровских славян и что крещение россов, о котором говорят источники, происходило в Киеве… Первым, кто обратил внимание на возможную связь истории крещения россов и духовно-просветительской миссии святых равноапостольных Кирилла и Мефодия среди славянских народов, был академик В. И. Ламанский (14). На основании критического разбора Паннонского жития святого Кирилла этот исследователь пришел к выводу, что знаменитая хазарская миссия святых братьев была в действительности русской миссией. По мнению В. И. Ламанского, святые Кирилл и Мефодий побывали в 861 г. в Киеве, и под воздействием их проповеди киевские россы, которые недавно еще осаждали Константинополь, приняли крещение. Точку зрения В. И. Ламанского разделял А. В. Карташев (15). Наличие связи между походом россов на Константинополь, хазарской миссией Константина Философа (святого Кирилла) и крещением россов, упомянутым в Окружном послании патриарха Фотия 867 г., отмечает академик Б. А. Рыбаков (16).
13) Макарий (Булгаков), архим. Указ, соч.; Приселков М. Д..Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X – XIII в. СПб., 1913; Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953;Левченко М. В. Очерки истории русско-византийских отношений. М., 1956; Рыбаков Б. А. Предпосылки образования Древнерусского государства. – В кн.: Очерки истории СССР III – IX вв. М., 1958; Он же, Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. М., 1963; Он же. Киевская Русь и русские кряжества XII – XIII вв. М., 1982; Шабатин И. Н. Основные проблемы истории раннего христианства в нашей стране. Машинопись. Москва, 1965; Ловмяньский X. Русь и норманны. М., 1985.
14) Ламанский В. И. Славянское житие св. Кирилла как религиозно-эпическое произведение и как исторический источник. – Журнал Министерства народного просвещения, 1903–1904, т. CCCXIIV – CCCLIII; отд. изд. – Пг., 1915.
15). Карташов А. В. Очерки по истории Русской церкви, с. 76–92.
16) Рыбаков Б. А. Предпосылки образования Древнерусского государства, с. 817–819.
К списку указанных авторов я бы прибавил М. Брайчевского, по наличествующей у него исчерпывающей полноте библиографии вопроса – в содержательной части он только тиражирует представления Б. А. Рыбакова 1960-х годов, подмазывая их русофобской (в отношении великороссов) Костомаровщиной. Его собственные попытки, например, реконструировать гипотетическую «Аскольдову летопись», предположение о существовании которой было выдвинуто Б. Рыбаковым на основе наличия необычных текстов в Никоновской летописи, оказались грубо натянутыми. Выдвигая мнение о существовании «русской эры» в летописании с опорной датой 860 год, он определённо не понимает различия «эры» и «знаменательного события истории» чего бы то ни было; заявляя началом «русской эры» год первого крещения Руси, не могущий состояться ранее 861 года, присваивает в качестве репера 860-й, год русского набега на Константинополь…
В отношении текста г-на Лысенко следует сразу предупредить, что за скобками изложения мнений авторов академического круга он впадает в лихорадку пописать историю от себя, с чем его и оставляю.
В настоящее время вопрос приобрёл уже актуально-политическую злободневность, после того как Украинская Православная Церковь Киевского патриархата причислила князей Аскольда и Дира к святым Православной Церкви, с чем медлит Московская Патриархия, несмотря на то, что в 1866 году в России неофициально, но торжественно уже проводились чествования 1000-летия Первого крещения Руси.
Вообще на промежуток 860–866 годов завязано столько событий и суждений о них, при этом уже зачастую за пределами канонического текста ПВЛ, например историчность т. н. «Русского каганата», что может быть, только общий взгляд на проблемы НЕ ИСТОРИИ, А ИСТОРИОГРАФИИ САМОГО ТЕКСТА хотя бы частично прояснит картину.
С года 6378 (870)
До года63878 (878)
ПУСТО…
Да вот только в Никоновской Летописи присутствует:
870 год – Прибыл Рюрик в Новгород;
872 год – Убиён бысть от болгар Осколдов сын… Того же лета уби Рюрик Вадима Храброго и ины многих изби новгородцев съветников;
873 год – Роздал Рюрик города: Полоцк, Ростов, Белозеро… Того же лета воевал Осколд и Дир полочан и много зла сътворише;
874—Иде Осколд и Дир на греки… Възвратишеся Осколд и Дир от Царьграда в мале дружине и бысть в Киеве плач велий;
875—Того же лета избиша множество печенег Осколд и Дир. Того же лета избежаша от Рюрика из Новгорода в Киев много новгородских мужей…
Мы уже получали даты 870 и 874 год, как даты появление Рюрика на Руси и Аскольдов поход 860 года, если полагать, что вместо Константинопольской эры, применяемой летописцем, старовизантийский автор первоисточника использовал Александрийскую; это тем более возможно, что даже первые списки ПВЛ составлялись спустя 120–150 лет после событий, и были почти легендарными сказаниями для «несторов»… Но важно, что в составе легко узнаваемых событий присутствуют и совершенно новые, чисто внутренние, невозможные к извлечению из сторонних источников. Автор этих статей, находясь в русле основных редакций ПВЛ, тем не менее сдвигает канонические даты (появление Рюрика на Руси, Аскольдов поход) на 8 лет, что рождает сильнейшее подозрение в оригинальном использовании эр, вероятнее всего Константинопольской и Александрийской; или строит свою хронологию на пересчёте событий не от 852, а от 860-го года, именно этот извлекая «началом царствования Михаила» из какого-то собственного источника. При этом сводчик Никоновской летописи находится всецело в области идеологии ПВЛ: он собирает материалы к истории Древнерусской империи Руси, а не той или иной частной прежде бывшей на её территории государственности. И ПОЛНОСТЬЮ ПОВТОРЯЕТ ТОТ ЖЕ ФОКУС С ДАТОЙ ПОХОДА 860 ГОДА (по его системе датировок должного иметь место в 868 году) …Достаточно перейти к базовому 852 году, как все статьи этого интригующего фрагмента аккуратно встанут на соответствующие места в ПВЛ. Но при этом оформляя динамичную картину ярко выраженного Двоецарствия… Чего так стараются обойти сводчики ПВЛ.
Посмотрим, что получится, если совместить данные Лаврентьевской и Никоновской летописей; обозначим добавления по Никоновскому списку/+/
852—воцарение Михаила
853—
854—
855—
856—
857—
858—крещение Болгарии
859—варяги взимают дань на севере, хазары на юге
860—
861—
862—призвание Рюрика (+)
863—
864—Асколь и Дир утверждаются в Киеве /+убиён от болгар Осколдов сын)
865– (+раздал Рюрик города…)
866—Поход на Константинополь (+идее Осколд и Дир на греки…)
867– (+того же лета избиша множество печенег Осколд и Дир…)
868—начал царствовать Василий
869—крещена была вся земля болгарская
870—
К оценочной части можно добавить следующее: сводчик Никоновской летописи, следуя в общем фарватере ПВЛ, в то же время игнорирует её утверждение о «боярстве» Аскольда и Дира при Рюрике; вообще не упоминает о какой-либо связи между ними: для него это суверенные соперники – соискатели среднерусского водораздела, земель кривичей.
По новому начинается видеться проблема «пустых лет» в ПВЛ: это не годы без событий, неведомые сводчику, в позднейших погодных записях северных монастырей простодушно отмечаемые иноками «А в году … ни коли не было» – это оставленные места под ВЕДОМЫЕ СВОДЧИКУ СОБЫТИЯ, ДА ПРО КОТОРЫЕ ОН УМОЛЧАЛ, но не взял греха на душу, не отнекивался незнанием, как и не распылился ложной вестью. В этом смысле ПВЛ, её первые статьи, остались авторской «рыбой», пущенной в воду без мяса и зубов; а судя по вставкам в Никоновском списке это была изрядная «щука». Но утаённая от широких заводей официального летописания, проскользнувшая в те заветные «книжицы» и «тетрадочки», а то и затаившаяся в родовых преданиях и легендах, что искал, собирал и заботливо переписывал Василий Тимофеевич Татищев – и что сторонне влияло на изложение древних эпизодов уже иными повествователями…
Это настолько интересный момент, что к нему одновременно обратились такие недюженные авторы, как С. Я. Парамонов и Б. А. Рыбаков.
Сообщение Никоновской летописи о неудачном походе 874 года поколебало уверенность С. Я. Парамонова в Аскольдовом походе 860 года в том плане, что он обратил внимание на отсутствие в Византийских источниках 860–866 годов известий о руководителях похода; тем более странном, что они же должны были быть оглашены после этого как принявшие христианство. Между тем они везде были скрыты как анонимная «русь». Это ещё более загадочно, что не диктовалось условиями внутренних источников, а иных причин как – то не наблюдалось. Игнорируя столь заметную 8-летнюю зацепку в датировках ПВЛ и НЛ, сразу наводящую на мысль об использовании 2-х эр, Константинопольской и Александрийской, и естественной путанице, порождающей удвоение событий под разными датами, он начинает трактовать сообщение НЛ как вполне оригинальное, не связанное с ПВЛ, а отсутствие свидетельств в византийских источниках о русском набеге 874 года объяснил тем, что русский флот погиб до боевых действий от бури, поэтому войны, как и известий о ней в византийских источниках, не было. Это кажется слегка натянуто… Кроме того, что молодецкий корабельный дружинный набег выглядит как-то неестественно на общем фоне обстановки, что рисуется другими сообщениями НЛ на тот же период: вместе с беженцами конфликт в Новгороде перекидывается на Киев; война за Полоцк; острейшее столкновение со степью – первый зафиксированный выход печенегов к русской границе… С современной точки зрения ситуация в степи вообще рисуется предельно опасной: гонимые печенегами венгры разгромили городища «Салтовской Алании» /Русколань современных «русопетов с аланским лицом»/, направляясь к Днепру; вслед за ними выходят печенеги—100–150 тысяч всадников начинают топтать границу Киевщины…
Б. А. Рыбаков взглянул на сообщения НЛ с более широкого и продуктивного основания: в событиях 873–875 гг. Киев выступает суверенным организованным государством с вполне сложившимися политическими ориентациями и традицией, чего, например, не наблюдается в действиях «Олеговой Руси» рубежа 9—10 веков. В этом смысле он Единственная Государственность восточных славян в Западной Евразии, и утвердить их политическое единство можно только через него. Обратив внимание на отразившиеся в польской хронике Я. Длугоша известия недошедших южнорусских летописных известий о местной династии киевских князей, ведущих своё происхождение от Киёвичей 6–7 века «Сказания, кто впервые стал княжить в Киеве», завершением которой и предположил правление дуумвирата Аскольда и Дира; впрочем, возможно уже не прямых потомков Кия – Щёка – Хорива – Лыбеди, а принятых продолжателей по вымиранию старой династии. Тут появляется множество ходов, в частности выдвигается предположение об усыновлении/ побратимстве представителя старой династии Дира и находчика Аскольда – во всех известиях более активной стороной выступает Аскольд, с другой стороны кем-то проведано о преклонном 70-летнем возрасте Дира. С толикой объективности о 2-м персонаже известно два факта: в день переворота 882 года он был убит «наверху», во дворце, в отличие от Аскольда, павшего на берегу Днепра; необычно, порознь находятся их могилы: Аскольдова в 11 веке показывалась у Никольской церкви «на Олмином/Ольжином дворе», Дирова за Орининым монастырём. Самое естественное объяснение этому, если факт крещения киевских князей в 9 веке имел место, то всё же крестился только один А/Осколд, Дир остался язычником. По названию церкви, полагая, что она построена в 9 веке самим Аскольдом в честь своего небесного патрона, Б. Рыбаков гипотезировал христианское имя Аскольда как Николай. В настоящее время археологи /П. Толочко и др./ утверждают, что церковь была построена неким Олмой или самой княгиней Ольгой около середины 10 века, но тоже в память первого князя-христианина. Здесь же и была первоначально похоронена равноапостольная княгиня, впоследствии перезахороненная в Десятинной церкви. Впрочем есть масса других правдоподобных утверждений, в частности из факта существования уже до 945 года церкви святого Ильи, где присягала на верность русско-византийскому договору христианская часть дружины Игоря, выводят следствием, что Аскольд мог креститься под именем Ильи, или это было крестильное имя Дира. Знаменательно, что в эпосе Древней Руси Св. Николай /Микула Селянинович/ и Св. Илья/Илья Муромец/ выразительно доминирующие фигуры всего христианского средневековья.
Следует признать блестящим наблюдение Б. Рыбакова, обратившего внимание, что в источниках южнорусского происхождения имя Аскольда приводится в редакции ОСКОЛД, и связавшего его с топонимом ВОРСКОЛД /современная Ворскла/ и ОСКОЛ на территории исторической Северы, через которую, что очень важно, проходил 2-й, неизвестный и неконтролируемый византийцами, выход в Азовское и Чёрное море по реке Молочной и Северному Донцу. В этом случае мы имеем скорее всего дело с «уличным» именем – прозвищем ОСКОЛД/с ОСКОЛА/ (как Волгарь – С Волги). Подлинное имя традиционно таилось, как пароль-заклинание, дающее власть на носителем. Необоснованным выглядит привязка топонима и антропонима к пашенным скифам – сколотам и дезавуирование Дира в качестве субъекта дуумвирата: территория сколотов всегда привязывалась к Правобережью Днепра; славянский царь Дира известен по армянским и опосредованно от них по арабским источникам.
Кстати, а не является ли РЮРИК таким же уличным РЕКЛОМ по городу РЕРЕГУ в землях ободритов, коли следовать Западнославянскому НОРМАНИЗМУ происхождения Старорусской Государственности? Есть летописное свидетельство, что некая девица ПРЕКРАСА из города Плескова, просватанная неким ОЛЕГОМ за племянника ИГОРЯ, стала после этого именоваться ОЛЬГОЙ, под каким именем и вошла в русскую историю, как РАВНОАПОСТОЛЬНАЯ ОЛЬГА, хотя по таинству крещения назвалась ЕЛЕНОЙ… ПРЕКРАСА – ОЛЬГА – ЕЛЕНА. Вплоть до 13 века крестильное имя, как главное судьбоносное, старательно таилось, а в обиходе были статусные славянские имена для знати в том числе и в документах, и уличные «рекла» для простонародья, что несомненно исходит из глубоко сохраняемой традиции.
ПОДВЕДЁМ ИТОГ тексту с 852 по 878 год: всё его содержание подвешено на двух датах 860 и 866 годов и ссылаясь на византийские источники, автор-«нестор» ПВЛ необходимо должен был ставить и дату ВИЗАНТИЙСКОГО ИСТОЧНИКА 860 год, которой нет в хронике Продолжателя Амартола, но она есть в других источниках – он же, уточняя византийское сообщение своими сведениями о руководителях похода, ПРОСТАВЛЯЕТ ВОПРЕКИ СВОИМ ЗАЯВЛЕННЫМ ИСТОЧНИКАМ 866-й… В этом пункте летопись принимает какой-то полуспекулятивный характер. Следует коснуться заявленной М. Брайчевским т. н. «Русской эре» хронологии русских летописей с опорной датой 860 год – это совершенная натяжка желаемого до действительного. В наличном материале летописания её нет уже по тому, что этот год НИЧЕМ НЕ ОТМЕЧЕН ДЛЯ КИЕВА; настоящая дата русского похода на Константинополь 860 года, к которой привязано и другое знаменательное событие Первое Крещение Руси стала известна в 1880—90-х годах, в широкий оборот вошла в1950-х – все предыдущие привязки такого рода были ориентированы на КАНОНИЧЕСКУЮ ДАТУ 866 ГОДА, вплоть до юбилея Тысячелетия Крещения Руси 1866 года, очевидно неверного: КРЕЩЕНИЕ ПРОИЗОШЛО ПОСЛЕ ПОХОДА, Т. Е. НЕ РАНЕЕ 867 ГОДА… Предельно интригует, что в отличие от первой т. ск. базовой даты, ВТОРАЯ ИМЕЕТ НЕКОТОРОЕ ПОДТВЕРЖДЕНИЕ В ВИЗАНТИЙСКИХ ИСТОЧНИКАХ: В ЖИТИЕ ПАТРИАРХА ИГНАТИЯ НИКИТЫ ПОФЛОГОНЯНИНА УКАЗЫВАЕТСЯ, ЧТО ИМЕННО ИМ ПРИ ИМПЕРАТОРЕ ВАСИЛИИ 1-м УЧРЕЖДЕНА «РУССКАЯ ЕПИСКОПИЯ» В 867 ГОДУ: именно в 867 году Василий Македонянин свергает Михаила 3-го, Игнатий замещает Фотия. Это рождает сильнейшее подозрение, что инок – летописец ПО ЭТОМУ СОБЫТИЮ ЦЕРКОВНОЙ ИСТОРИИ ВЫЧИСЛИЛ ДАТУ ПОХОДА НА КОНСТАНТИНОПОЛЬ И ПОЛОЖИЛ ЕГО НА 866 ГОД… Естественно, апологет Дома Святого Владимира объявить подобного основания своим расчётам, как и о самом факте Крещения Руси в 867 году, БАЗОВОМ АКТЕ РУССКОЙ ИСТОРИИ, не мог; как не мог и вполне умолчать: таковым заявляется предшествующий Первому Крещению поход. Как не привязать к этому таимому событию столь пристальное внимание ПВЛ к дате воцарения Василия 1-го, и к утверждению Болгарской автокефалии на Константинопольском соборе 869–870 годов, где была подтверждена и «русская епископия» в составе Константинопольского патриархата…
879 год – Умер Рюрик и передал княжение своё Олегу, родичу своему, отдав ему на руки сына Игоря, ибо тот был ещё очень мал.
Давайте скажем честно – это совершенно недопустимо для проникнутого родовыми ориентациями сознания росса-славянина 8—12 веков: только с Мономаховых съездов 11 века утверждается правило ограничения родового лествичного права передачи престола по старшинству в целом роде; и только Иван Грозный окончательно отсёк боковые ветви рода от права престолонаследия по старшинству, заперев его в государевой воле и семье. Древнерусский обычай не знал регентства: князь либо был, как малолетний Святослав, либо его не было! Весь фрагмент – переписывание событий 9 века под установления Мономашичей – Ольговичей 12-го. Рисуемая ситуация отчасти возможна только в одном случае: если Олег сородич не Рюрика, а его жены, матери Игоря, подобно дяде – вую Добрыне при Владимире Святославиче. Но этому решительно противоречит длительный срок Олегова правления, не менее 33 лет по материалам летописи. Объективные данные свидетельствуют – в 979 году Северо-Западная Русь обрела себе князя…
6388 (880) – пусто…
6389 (881) – пусто…
6390 (882) – классическое: Поход Олега на юг через Смоленск и Любеч с варягами, словенами, чудью, мерей, весью, кривичами огромной военно – политической экспедицией. И если в Смоленск он «вошёл» и «принял власть», то Любеч пришлось «брать». Уже это настораживает против «хитрости» о якобы имевшем место маскараде войска под «купцов», но вполне свидетельствует о широком предательстве в киевской верхушке – вероломное убийство Аскольда и Дира, объявленных зарвавшимися не по чину и роду вассалами… По Лаврентьевской летописи убийство обоих князей произошло на берегу у подножия Угорской горы, на которой похоронили Аскольда «на той могиле Ольма поставил церковь святого Николы». Дира схоронили в другом месте за позднейшей «церковью святой Ирины». Обряд похорон не указан, как и судьба семейств правителей, сидевших на престоле не менее 18 лет даже по известиям ПВЛ.
Т. о. летопись объективно свидетельствует об исторической материальности князей/правителей Аскольда и Дира, отметившихся хотя бы в форме могил, и кажется косвенно намекает на их особый религиозный статус – нет сообщения об обычном языческом обряде похорон, даже уничижительном для самозванцев, каковым было бы ритуальное четвертование; странное посмертное разделение могил соправителей. Про Рюрика и Олега ПВЛ не может указать даже и могил – единственно от Игоря осталось Поганое Болото около Искоростеня, на которое бросили его разорванные берёзами останки.
883 год – покорение древлян;
884 год – покорение северян;
885 год – покорение родимичей…
Загадочная фраза «и властвовал Олег над полянами и древлянами, и северянами, и родимичами, а с уличами и тиверцами воевал…» – как же тогда с иными землями, по статье 882 года которым «установил дани и словенам, и кривичам, и мери, и установил варягам давать дань от Новгорода по 300 гривен ежегодно ради сохранения мира, что и давалось варягам до самой смерти Ярослава»? В перечне нет чуди, т. е. Приладожья, и веси, т. е. Ростова и Белозера – как это? Наложение дани это утверждение вассалитета при внутренней автономии – КОГО? Вполне дословно рисуется ситуация, что «княжит» Олег только над Средним Поднепровьем, как своей законной военной добычей, благоприобретённым доменом – остальное НЕ ЕГО. Известна позднейшая местная династия Рогволода в Полоцке, единственная в Древней Руси не причисленная к Рюриковичам, и не менявшая престола. Г-да норманисты провидели тут некоего Рогвальда – более естественно обратить внимание на вполне очевидную читаемость имени Рог-Волод, Владеющий Рогом. К сведению не помнящих родства: окованный серебром рог для священных возлияний был таким же символом САКРАЛЬНОЙ ЧАСТИ КНЯЖЕСКОЙ ВЛАСТИ (точнее сопричастности СВЯТОСТИ), как и ПЕРНАЧ означение его НАСИЛЬНИЧЕСКОЙ ПРЕРОГАТИВЫ.
В качестве лёгкой разрядки: приписываемые Олегу слова о Киеве «будет он матерью городов русских» совершенная чушь и по внешности – нечто мужского рода осчастливлено беременностью; и по историческим реалиям: ликующий патриархат везде утвердил мужской род, и возникавшие города, в отличие от дедин-земель, ВСЕГДА ИМЯСЛОВИЛИСЬ В МУЖСКОМ РОДЕ, исключая феномены местной неславянской традиции, как то было в случае с Ладогой, Вологдой, Костромой, Рязанью, Москвой… В последнем случае налицо победа традиции над привнесённым – Юрий Долгорукий основал не Москву, а «град Москов». Фраза о «Матери городов русских» вынесена из той поры, когда на просторах Западной Евразии хороводились Валинана, Куявия, Славия, Артания и не позже переходного периода, уловленного Арабскими источниками 8–9 века, отметившими у восточных славян Куябу, Джерваб, Селябе (Киев, Чернигов, Переяславль). В отношении этой традиции даже Кий с его Киевом и Киевцем только чужеродный насильник-узурпатор.
С 886 года
по 897 год…
Прописан только 887 год – «царствовал Леон, сын Василия, который прозывался Львом, и брат его Александр, и царствовали 26 лет»…
Следует отметить скромные познания автора статьи в «иных языках»: Леон и Лев имеют одно и то же значение «… – царь зверей», т. е. автор записи русак. Познавательно другое: считая 26 лет от 887 года (в летописях первым считался указанный год) получаем опорную дату 912, значимую для летописца, которой он что-то проверяет, или настраивает свою хронологию в соответствие с византийским источником.
В год 6405 (898) – «шли угры мимо Киева горою, которая теперь называется Угорской, пришли к Днепру и стали вежами: ходили они так же как теперь половцы…», развиваясь в пространное сообщение о крушении Великоморавской державы, об утверждении Венгерского великодержавия. Далее огромный пассаж о Моравской миссии и создании славянской письменности братьями Кириллом и Мефодием, о поддержке этого акта папой Николаем 1-м (не назван по имени); о возвращении Кирилла от моравов и его просветительской деятельности в Болгарии; о епископстве Мефодия в Паннонии, его просветительной деятельности и переводе книг для западных славян.
Статья содержит дважды повторённое доктринальное положение летописца:
«Был един народ славянский: славяне, которые сидели по Дунаю, покорённые уграми, и моравы, и чехи, и поляки, и поляне, которые теперь зовутся русь».
И развёрнутое, оформленное далее под одной шапкой, но тоже двучастное: «ИЗ ТЕХ ЖЕ СЛАВЯН И МЫ, РУСЬ»:
«…А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались русью, а прежде были славяне…» – это, так сказать, широкая декларация на перспективу 11–12 веков;
Но здесь присутствует и второе, узко – этнографическое нисхождение:
«…хоть и полянами назывались, но речь была славянской. Полянами прозваны были потому, что сидели в поле, а язык был им общий – славянский».
Т. О. летописец отражает реалии 12 века, когда этноним «русь» уже охватил в умозрениях всё восточное славянство; но отчётливо помнит и время, когда он был соотнесён только с южными полянами; и новгородцы, отправлявшиеся в Киев, «ехали в Русь»…
Право, в совокупности налицо спор «антинорманиста» с «норманистами» из 12 века, как и с «варяжским» введением к летописи.
Странно другое: грубое нарушение летописцем хронологической последовательности изложения событий: развёрнутый эпизод царствования Михаила 3-го Пьянницы (842–867) Моравская миссия Кирилла и Мефодия внесён в годовую статью лет правления императора Льва 6-го Мудрого (886–912)…
Впрочем, в статье присутствует выразительный лексический и смысловой шов. Начало статьи вполне отстранённо информативное и объективно:
«Шли угры мимо Киева горою, которая прозывается теперь Угорской, пришли к Днепру и стали вежами: ходили они так же как теперь половцы. И, придя с востока, устремились через великие горы, которые прозвались Угорскими горами, и стали воевать с жившими там волохами и славянами. Сидели ведь тут прежде славяне, а затем Славянскую землю захватили волохи. А после угры прогнали волохов, унаследовали ту землю и поселились со славянами, покорив их себе; и с тех пор прозвалась земля Угорской»…;
Вдруг меняется на скомканный из разных событий и выразительно недостоверный фрагмент: «И стали угры воевать с греками и попленили землю Фракийскую и Македонскую до самой Селуни», поразительный уже тем, что НИЧЕГО ПОДОБНОГО НЕ БЫЛО: совершая грабительские набеги до Атлантики и отметивши эпизодом о вожде Батонде, постучавшим боевым топором в ворота Константинополя, венгры героически-кочевого периода НИКОГДА НЕ ПЛЕНЯЛИ НИ ФРАКИИ/БОЛГАРИИ НИ МАКЕДОНИИ/ СЕРБИИ… как и других мест за пределами дунайской «пусты», где не было условий для отгонно-кочевого скотоводства.
А далее через переход «и стали воевать с моравами и чехами» знаменитый ПОЛЕМИЧЕСКИЙ монолог: «БЫЛ ЕДИН НАРОД СЛАВЯНСКИЙ…»…
Перечитывая раз за разом это первое историческое заявление «антинорманизма» в НОРМАНИСТКОМ ИСТОЧНИКЕ, начинаешь ощущать какую-то цельность и иной смысл документа, оформляющего систему особого посыла.
Вокруг каких утверждений метётся мысль летописца?
1. Русь – часть славянства, выделенная и особо названная в особицу от него лишь варягами;
2. К моравам из славянства восходит русская грамота;
3. Грамоту просили славянские князья Ростислав, Святополк и Коцел, чтобы читать святые книги и «истолковать слова книжные и смысл их», «ведь не знаем мы ни греческого, ни латинского языка»;
4. Когда же пришли братья Кирилл и Мефодий, «начали они составлять славянскую азбуку и перевели Апостол и Евангелие. И рады были славяне, что услышали они о Величии Божьем на своём языке…» – но «Некие же стали хулить славянские книги, говоря, что ни одному народу не следует иметь свою азбуку, кроме евреев, греков и латынян…»;
5. Услышав об этом, папа римский осудил тех, кто хулит славянские книги, сказав так «Пусть хвалят бога все народы… Если же кто бранит славянскую грамоту, да будет отлучён от церкви, пока не исправится; это волки, а не овцы, их следует узнавать по поступкам их и беречься их. Вы же, чада, послушайте божественного учения и не отвергните церковного поучения, которое дал вам наставник ваш Мефодий»
6. Константин отправился учить болгарский народ, а Мефодий остался в Паннонии и стал её епископом «на столе святого Андроника, одного из 70 учеников святого Павла»; и «посадил двух попов, хороших скорописцев, и перевёл все книги полностью с греческого языка на славянский за шесть месяцев, начав в марте, а закончив в 26 день октября месяца»;
7. И «воздал хвалу и славу Богу, давшему такую благодать епископу Мефодию, преемнику Андроника; ибо учитель славянскому народу – апостол Андроник»;
8. Но «к моравам же ходил и апостол Павел и учил там: там же находится и Иллирия, до которой доходил апостол Павел и где первоначально жили славяне. Поэтому учитель славян – апостол Павел, из тех же славян и мы, русь; поэтому и нам, руси, учитель Павел, так как учил славянский народ и поставил по себе у славян епископом и наместникомАндроника»…
9. «А СЛАВЯНСКИЙ НАРОД И РУССКИЙ ЕДИН»
КАКОЙ ВЫВОД?
1. Св. Павел принёс слово божие славянам и поставил им епископом св. Андроника;
2. Преемник св. Павла на римском престоле Папа Римский, благословивший Мефодия на божественное учение и церковное поучение славян и поставил от себя епископом и наместником св. Мефодия;
3. Русь едина со славянством;
4. КТО ГЛАВА РУССКОЙ ЦЕРКВИ…?
М – да…
Ограничимся частными замечаниями.
В– первых, ничто не ново под луной: оказывается, задолго до изысканий ак. О. Трубачёва в лексикологии летописец уже знал о Дунайской прародине славян, и во всяком случае о Славянской Паннонии как очаге западного славянства; и в опережение проф. А. Клёсова вполне согласно с его изысканиями в ДНК – генеалогии трактовал о северо – западных Балканах, как исходном очаге оформления славянской праобщности.
Во-вторых, истинный просветитель славян Мефодий: именно он принёс Слово Божие народу славянскому, к которому относятся «славяне, которые сидели по Дунаю, покорённые уграми, и моравы, и чехи, и поляки, и поляне, которые теперь зовутся русь» – в перечне НЕТ БОЛГАР, т. е. с точки зрения автора фрагмента они исключены из славян и, т. о., их учитель Кирилл В ЦЕЛОМ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ПРОСВЕТИТЕЛЕМ СЛАВЯН И ТЕМ БОЛЕЕ РУСИ.
В-третьих, варяги для него играют скорее отрицательную роль, т. к. от них идёт противопоставление полян – руси и славянства, т. е. Руси и Европейски – Христианского мира; Руси и Рима…
Право, это такой же западнический «норманизм», только в форме «славянизма»… Т. е. генетически СЛАВЯНОФИЛЬСТВО возникло КАК ФОРМА ЕВРОПОЦЕНТРИЗМА сиречь УЛАВЛИВАНИЯ В ЕВРОПОМРАЧЕНИЯ, в налично исторической форме Римско – Католические…
Окончательная ликвидация богослужения на славянском языке около 1000 года в Моравии и Чехии никакого значения для него не имеет.
В год 6407 (899)
по
год 6409 (901) – НИЧЕГО
В год 6410 (902) – Леон-царь нанял угров против болгар…
В год 6411 (903) – когда Игорь вырос, то сопровождал Олега и слушал его, и привезли ему жену их Пскова, именем Ольгу.
Тут материалов для комментария не меряно.
Сколько лет было Игорю, если он родился в 879 году?
903—878=25—не слишком ли поздно спохватились? В средневековье возраст гражданской дееспособности для мужчин составлял 14 лет, для женщин 12, или по первым месячным…
Кстати, а сколько ему было лет в 882 году, когда Олег вынес его на руках киевлянам, потому что тот не стоял на ногах – «младенец бо сущ»?
882—879=3—в этом возрасте дети действительно «не стоят», а носятся метеорами на ногах…
Княжич-наследник «сопровождает» только князя, даже если и имеет похвальную черту «слушаться» кого-либо…
В отношении Ольги надо бы переводчикам со старославянского на русский и ак. Д. Лихачёву быть объективней: родом она по летописи из ПЛЕСКОВА, который ПСКОВОМ станет через столетие… И например, г-н А. Н. Никитин на основе этой фонемы делает вывод, что Русская Равноапостольная княгиня родом не из Русского ПСКОВА, а из Болгарской ПЛИСКИ, и принцессой староболгарского дома, уже принявшего христианство, т. е. христианкой уже до появления на Руси и в статьях летописи. Именно поэтому прорастает христианскими храмами Киев в Игорево время; за «матнее наследство» будет вести свою знаменитую Балканскую кампанию её великий сын Святослав. Можно бы добавить, что столь смущающий исследователей эпизод с влюблённостью византийского императора в 54-летнюю княгиню и её ловким уклонением через крещение в Константинопольской Св. Софии приобретают черты некоего правдоподобия, если полагать, что на историю встречи русской княгини с Константином Багрянородным наложился давний романтический эпизод из юности болгарской царевны. НО… полное молчание источников вне лингвистических ходов г-на Никитина.
В год 6412 (904)
по
год 6414 (906) – ПУСТО
Век десятый ползёт за девятым…
В год 6414 (907) – «Пошёл Олег на греков, оставив Игоря в Киеве: взял же с собою множество варягов, и славян, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи: этих всех называли греки «Великая Скифь»…
М-да, это уже чрезмерно: весь список следует сразу разделить на недостоверную, сомнительную и реальную часть.
К определённо недостоверным относятся известия о вятичах, примученных Киеву только при Святославе; хорватах, покорённых лишь Владимиром.
К сомнительным следует отнести дулебов и тиверцев, которых окончательно принудил к подчинению Свенельд 10-летней осадой их столицы Пресечена уже в Игоревы времена.
К возможным, если не считать немыслимым переброску многотысячных военных контингентов на1500—2000 км. по дебрям и лесам без дорог: варяги, славяне/словене, чудь, кривичи, меря, древляне, родимичи, поляне, северяне, т. е. ополчения условно полагаемых Рюрикова и Олегова доменов…
«…И с этими всеми пошёл Олег на конях и в кораблях; и было кораблей числом 2000. И пришёл к Царьграду: греки же замкнули Суд, а город затворили. И вышел Олег на берег, и начал воевать, и много убийств сотворил в окрестностях города грекам, и разбили множество палат, и церкви пожгли. А тех, кого захватили в плен, одних иссекли, других замучили, иных же застрелили, а некоторых побросали в море, и много другого зла сделали русские грекам, как обычно делают враги…»
Вам это ничего не напоминает из предыдущего текста?
А КАК ВАМ вот этот фрагмент 2-й гомилии патриарха Фотия 860-х годов: «…О кара, обрушившаяся на нас по попущению! – не щадя ни человека, ни скота, не стесняясь немощи женского пола, не смущаясь нежностью младенцев, [36] не стыдясь седин стариков, не смягчаясь ничем из того, что обычно смущает людей, даже дошедших до озверения, но дерзая пронзать мечом всякий возраст и всякую природу. Можно было видеть младенцев, отторгаемых ими от сосцов и молока, а заодно и от жизни, и их бесхитростный гроб – о горе! – скалы, о которые они разбивались; матерей, рыдающих от горя и закалываемых рядом с новорожденными, судорожно испускающими последний вздох… Печален рассказ, но еще печальнее зрелище, и гораздо лучше [о нем] умолчать, чем говорить, и достойно [оно] скорее свершивших, чем претерпевших. Ибо нет, не только человеческую природу настигло их зверство, но и всех бессловесных животных, быков, лошадей, птиц и прочих, попавшихся на пути, пронзала свирепость их; бык лежал рядом с человеком, и дитя и лошадь имели могилу под одной крышей, и женщины и птицы обагрялись кровью друг друга. Все наполнилось мертвыми телами: в реках течение превратилось в кровь; фонтаны и водоемы – одни нельзя было различить, так как скважины их были выровнены трупами, [37] другие являли лишь смутные следы прежнего устройства, а находившееся вокруг них заполняло оставшееся; трупы разлагались на полях, завалили дороги, рощи сделались от них более одичавшими и заброшенными, чем чащобы и пустыри, пещеры были завалены ими, а горы и холмы, ущелья и пропасти ничуть не отличались от переполненных городских кладбищ…»?
Чьё возмущение воспроизводит Летописец – Русин?
Но навозну кучу разгребая… В ТЕКСТЕ, ОФОРМЛЕННОМ «ДРЕВНЕРУССКИМ НОРМАНИСТОМ» НЕ ПОЗДНЕЕ 12 ВЕКА, СОХРАНЯЮЩЕМ СЛЕДЫ ДРЕВНЕГО РАЗЛИЧЕНИЯ ПРИЛАДОЖЬЯ И ПОДНЕПРОВЬЯ, ЭТНО – ПЛЕМЕННОЙ АВТОНОМИИ, ЧЁТКО ВЫДЕЛЕНО РАЗДЕЛЕНИЕ ЭТНОНИМОВ «ВАРЯГИ» И «РУСЬ»: ПЕРВОЕ КАК ЭТНОС, ВТОРОЕ КАК ВОСТОЧНО – СЛАВЯНСКИЙ СУПЕРЭТНОС, НО СВЕРХ ТОГО ПО СООТНОШЕНИЮ ОБЩЕГО К СОСТАВУ ЧАСТЕЙ ДАЖЕ ЕВРАЗИЙСКИЙ – ВОЗВЫШАЯСЬ НАД ЧАСТНОСТЯМИ ВАРЯГОВ, КРИВИЧЕЙ, МЕРИ, ЧУДИ, ПОЛЯН, ОХВАТЫВАЯ ИХ, ЭТНОНИМ СТАНОВИТСЯ ТОПОНИМОМ И ПОЛИТИКОНОМ… ЛЕТОПИСЕЦ ВПОЛНЕ ОПРЕДЕЛЁННО ЗАЯВЛЯЕТ, ЧТО РУССКИЕ ЭТО ТЕ, КОГО ГРЕКИ НАЗЫВАЮТ «ВЕЛИКАЯ СКИФЬ», Т. Е. ГОСУДАРСТВО И ТЕРРИТОРИЯ «СКИФИЯ», НЕ СКИФЫ КАК ТАКОВЫЕ… НО ПО ЭПИТЕТУ «ВЕЛИКАЯ» УЖЕ И СВЕРХ ЭТОГО, ЧАСТЬ СВЕТА, СУБКОНТИНЕНТ, ОСОБЫЙ МИР – ЕЩЁ В СЕМАНТИКЕ СОБРАВШИХСЯ СЛОВ, НЕ В СОЗНАНИИ ЛЕТОПИСЦА – МОНАХА…
Хотя как сказать, на уровне мечтаний, обаяния, играющего воображения – ВЕЛИКАЯ СКИФЬ – уже есть. КАКИЕ-ТО НИТОЧКИ СОЗНАНИЯ УЖЕ ПОТЯНУЛИСЬ…
Далее хрестоматийное, русь ставит корабли на колёса, и привычная к волокам на междуречьях, подняв паруса, пошла… Тут летописец определённо путается в описании операции – атака «по суху аки по морю» на городские стены 40-метровой высоты никого бы не испугала; цель, и смертельно опасная, была внутренняя бухта Константинополя, прорыв в которую разом парализует всю систему обороны огромного города. Способ атаки, действия флота по берегу СОВЕРШЕННО РУССКИЕ, никем более не повторимые от соседей, но привычные на Руси от Васьки Буслаева до Петра Великого, отработанные на реках и междуречьях Западной Евразии…
Далее греческая капитуляция и согласие на мир на всех условиях «руси»…
Судя по цитированию текста о «дани на 2000 кораблей: по 12 гривен на человека, а было на каждом корабле по 40 мужей…», никто из авторов учебников и околоисторических фэнтези не дочитал статьи даже до 1/3… Послы Олега «Карл, Фарлаф, Вермуд, Рулав, Стемид» выговорили дань «на 2000 кораблей по 12 гривен на уключину, а затем дать дань для русских городов: прежде всего для Киева, затем для Чернигова, для Переяславля, для Полоцка, для Ростова, для Любеча и для других городов: ибо по этим городам сидят великие князья, подвластные Олегу»…
Разберёмся в заявленных и согласованных размерах дани.
1 гривна 11 века содержало около 160 грамм весового серебра, т. е. запрос составлял умопомрачительную сумму 0.16*12*40*2000=153600 кг., что естественно вздор.
Пересчёт на уключины сразу упирается в вопрос, какие? Для рулевых или тяговых вёсел? Или для всех? В последнем случае при половинном составе гребной команды неимоверная сумма уменьшится до 76800 кг., что тоже немыслимо.
Только счёт по рулевым вёслам (обычно 2 носовых и 2 кормовых, т. е. 4 совокупно; на больших кораблях 6 или 8) приводит к обозримым размерам дани. Полагая наиболее удобный для военных операций на Черноморье корабль типа запорожской чайки на 4 рулевых уключины, получим и размер дани
0.16*4*12*2000=15360 кг…
Это уже возможно, но… тоже невероятно, если учесть, что мир Новгорода покупался всего за 300 гривен, т. е. за 48 кг. серебра в год – здесь дань за 3200лет?!..
Вам не кажется, что Олеговы 2000 как-то уж очень кратны Аскольдовым (? – ставим вопросительный знак, кроме ПВЛ никто не сообщает имена вождей русского набега 860 года) 200 кораблям?…
Раскроем небольшую недомолвку – в настоящее время специалисты – историки полностью отвергают наличие русского похода 907 года: нет никаких известий об атаке русского флота на Константинополь в 907 году, как и о проходе русских конных дружин через Болгарию, в ту пору не славянское, а МОЩНОЕ ЕВРАЗИЙСКОЕ государство гуннов – кутригуров и южных славян Самуила Великого, христианского потомка ханов Кубрата, Омортага, Крума, Тервеля; с 904 года развернувшее неумолимое наступление на Царьград. Увы, без флота, которого НИКТО, КРОМЕ ВИЗАНТИИ И «РУСИ», НА ПОНТЕ ЭВКСИНСКОМ/«РУССКОМ МОРЕ» НЕ ИМЕЛ… Это заранее предрекало неважный итоговый результат.
Итак, если идентифицировать описание 907 года с его поразительно реалистичными деталями техники и тактики РУССКИХ НАБЕГОВЫХ МОРСКИХ ОПЕРАЦИЙ последующих эпох 860-м годом, то мы получаем важные подробности того давнего события, в частности, размеры дани, полученные за снятия осады Константинополя – около полутора тонн серебра; и кроме того убеждаемся, что под рукой у летописца были и иные, не византийские, источники; и может быть его вставка имён Аскольда и Дира в известия о событиях 860-го года достаточно объективна.
Посмотрим, что ещё можно извлечь из баснословной части статьи о «походе—907». Датирующий характер имеет оговорка летописца о дани «для Киева, затем для Чернигова, для Переяславля, для Полоцка, для Ростова, для Любеча и для других городов: ибо по этим городам сидят великие князья, подвластные Олегу» – множественные «великие князья» появились на Руси значительно после окончательного утверждения раздела Древнерусского Великодержавия на наследственные равноправные уделы 5 внуков Ярослава Мудрого на Любечком съезде 1097 года, положившего правило «Кождо держить очьчину свою». Арабские источники 9 века указывают о наличии у восточных славян только трёх важных центров государственной власти: Киева, Чернигова и Переяславля-Южного – всё остальное очевидная приписка позднейшего времени. Очень выразительно отсутствие в списке Новгорода, принимающее характер прямой эскапады в эпизоде с парусами «И сказал Олег, сшейте для руси паруса из паволок (шёлковые) а славянам копринные (крапивные) – и было так… И подняла русь паруса их паволок, а славяне копринные и разодрал их ветер: и сказали славяне: возьмём свои толстины, не даны славянам паруса из паволок». «Норманисты» покроя Европейского Университета СПб вычитали здесь противопоставление «норманнской руси» восточному славянству, старательно затыкая уши на этническую группу «ильменских СЛОВЕН», которые и подразумеваются в походе Олега, если с больной головы не вообразить, что он поднял на Царьград весь Славянский Мир – впрочем, и это ближе к дословному филологическому, не историческому, «смыслу прямо по тексту», нежели упование, что «славянами» здесь названы все не «варяги – русь». Простое представление, что в данном случае налицо традиционное давнее противопоставление «славян – новгородцев» «киянам – полянам – руси» сверх их толерантности и вразумления.
Впрочем, само исключение Новгорода из списка, т. е. из состава престолов «великих князей», как и резкая эскапада «не шелка вам, а толстины» позволяет ещё более уточнить время вставки – вскоре после изгнания князя Всеволода Мстиславича в 1136 году, открывшего начало становления особой республиканской форме государственности Господину Великому Новгороду.
И некое уточнение: по отсутствию факта похода—907 откуда взялась столь образная его деталь: «Щит на воротах Царьграда», настолько необычная, что последующие хронисты, пытаются расширить её значение, уже не взятие города, а «защита города»? Этот совершенный вздор, живописное дополнение отечественной палитры европейской практикой Крестовых походов: ворвавшиеся в 1099 году в Иерусалим бандиты – рыцари вешали щиты на дверях приглянувшихся домов, которые уже громили и насиловали индивидуально…
Теперь, если удалить из сообщения недостоверную часть относительно не имевшего места «похода 907 года», весь материал статьи сожмётся до констатации результатов посольства «Карла, Фарлафа, Вермуда, Рулава, Стемида» в Константинополь, и текста заключённого ими договора с византийскими императорами Леоном и Александром. Имена послов вполне достоверны, они участвовали в переговорах и заключении общего договора – соглашения 911 года. Текст договора свидетельствует о выдающемся внешнеполитическом успехе Олега; как и об особых условиях его заключения.
Итак, выборка из договора, приводимая летописцем: «Когда приходят русские, пусть берут содержание для послов, сколько хотят; а если придут купцы, пусть берут месячное на 6 месяцев: хлеб, вино, мясо и плоды. И пусть устраивают им баню – сколько захотят. Когда же русские отправятся домой, пусть берут у царя на дорогу еду, якоря, канаты, паруса и что им нужно… Если русские явятся не для торговли, то пусть не берут месячное; пусть запретит русский князь указом своим приходящим сюда русским творить бесчинства в сёлах и в стране нашей. Приходящие сюда русские пусть живут у церкви святого Мамонта, и пришлют к ним от нашего царства, и перепишут имена их, тогда возьмут полагающееся им месячное, – сперва те, кто пришли из Киева, затем из Чернигова, и из Переяславля, и из других городов. И пусть входят в город только через одни ворота в сопровождении царского мужа, без оружия, по 50 человек, и торгуют, сколько им нужно, не уплачивая никаких сборов»… Особо субординированное выделение Киева, Чернигова и Переяславля, подчёркнутое древнее, отмеченное арабскими источниками ещё в 8–9 веках, общегосударственное значение этих столов у восточных славян подтверждает время составления документа давней эпохой «Днепровского Трёхградья», вплоть до 12 века традиционное пребывание ближайших наследников Великокняжеского Киевского Престола… И объективно свидетельствуя о незначительности Северо – Запада и Новгорода в усмотрениях государственной политики времени его подписания, кроме как династических свар.
Возможен ли был такой неравноправный договор Великой Империи Ромеев с новоявленным варварским лоскутным государством?
На рубеже 9—10 веков Византия находилась на грани издыхания: вековая война с багдадским халифатом на суше и на море от Армении до Сицилии; Гражданская война с иконоборцами в Малой Азии, громивших одну византийскую армию за другой… И особо страшное нарастающее наступление Первого Болгарского царства, открытое Симеоном Великим.
Византия гнулась и истекала кровью под страшными ударами:
883 год – арабы уничтожили византийскую армию Стиппиота в Малой Азии;
893 год – Симеон Великий разгромил византийского полководца Криса, пленил императорскую гвардию и отрезал им носы;
896 год – болгары разгромили византийскую армию у Булгарофигона; осадили Константинополь;
898 год – арабский флот евнуха Рагиба разбил византийскую эскадру у берегов Малой Азии, сжёг корабли, отрубил головы пленным;
902 год – арабы захватили и разграбили Димитриаду в Фессалии;
904 год – арабский флот ренегата Льва Триполитанина овладел Фессалоникой; страшась закрепления халифата в Европе византийцы уступают Северную Грецию и Албанию Симеону Великому;
912 год – болгары заняли Фессалонику;
913 год—2-а месяца осаждают Константинополь;
914 год – взяли и закрепили за собой Адрианополь; по условиям заключённого перемирия болгарская граница установлена в 20-км от Фессалоники;
917 год – полное уничтожение византийских армий в битвах при Анхиале и Китасиртах;
918 год – захват болгарами Средней Греции с Фивами…
920—922 год – «болгарская армия предприняла одновременное наступление на два фронта: на востоке она преодолела пролив Дарданеллы и осадила город Лампсак в Малой Азии, на западе же завладела всей территорией до Коринфского перешейка. В 921 году болгары снова овладели Адрианополем, который Симеон продал Зое в 914 году, и опять подступили к Константинополю. На востоке болгарское войско, маневрировавшее около Константинополя между 11 и 18 марта 922, встретилось с византийским при Пигах. Ромейская армия была под командованием ректора Иоанна и Пота Аргира. В её состав входила и императорская гвардия. Фланги византийцев поддерживал флот во главе с друнгарием флота Алексеем Муселе.
В битве ромеи не смогли удержать стремительного наступления болгар. Часть византийских солдат была убита, остальные в том числе Алексей утонули в бухте Золотой рог.
У Симеона была могучая армия, но он понимал, что для завоевания Константинополя нужен и сильный флот, чтобы нейтрализовать византийский и окружить великий город с моря.»…
Кто мог дать Тысячекорабельные Флоты победительному Христианизированному Гунну? Только Халифат и Русь…
И сколь малой была цена за отвращение этой угрозы неравноправным торговым договором, если Византия уже выплачивала унизительную дань, зафиксированную византийско-болгарскими договорами, и Симеону и его преемнику Петру с 896 года…
Да, договор был – войны не было…
Насколько тесно были завязаны в ту пору Русь и Болгария, говорит хотя бы тот факт, что Северо – Восточная граница державы Кубрата – Симеона проходила по линии Южного Буга, и разгром Симеоном мадьярского племенного союза Арпада на ней весной 896 года снял венгерскую угрозу с Киева, заставив финно-угров бежать из Южно-Русских степей в Европу…
Курица не птица – Болгария не заграница.
Год 6416 (908) ОТСУТСТВУЕТ
В год 6417 (909) – ПУСТО;
В год 6418 (910) – ПУСТО;
В год 6418 (911) – Явилась на западе большая звезда в виде копья /… А это уже абсолютный датирующий маркер – и кроме того свидетельство наличия собственной традиции погодных записей хотя бы «чуд и див»/.
В год 6419 (912) – Послал Олег мужей своих заключить мир и установить договор между греками и русскими, говоря так /далее воспроизводится текст договора/: «Список с договора, заключённого при тех же царях Льве и Александре. Мы от рода русского – Карлы, Инегелд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид – посланные от Олега, великого князя русского, и от всех, кто под рукою его – светлых и великих князей, и его великих бояр, к вам, Льву, Александру и Константину, Великим в Боге самодержцам, царям греческим, для укрепления и для удостоверения многолетней дружбы, бывшей между христианами и русскими, по желанию наших великих князей и по повелению, от всех находящихся под рукою его русских. Наша светлость, превыше всего желая в Боге укрепить и удостоверить дружбу, существующую постоянно между христианами и русскими, рассудили по справедливости, не только на словах, но и на письме, и клятвою твёрдою, клянясь оружием своим, утвердить такую дружбу и удостоверить её по вере и по закону нашему… /далее постатейное изложение договора/».
Этот вступительный фрагмент к обширному социально – правовому документу подвергся воистину 200-летней историко – филологической дыбе на предмет отыскания или опровержения в нём доказательств «исходного норманизма» Древнерусской государственности по составу языковых принадлежностей имён послов, извлекая из них германские, или иранские, финно-угорские, тюркские корни, коли трудно извлечь из них понятно-славянские – право, с таким подходом следовало бы оценивать национальный или евроманический характер Петровских преобразований по процентному соотношению Лефортов, Гордонов, Брюсов и Девиеров на Меньшиковых, Ромодановских и Головиных в составе его сотрудников! На каком же уровне исторического материала проводятся эти «экспертиезы», подбрасывает материал к размышлениям содержание огромного академического «Словаря русского языка 11–17 века», обратившись к которому, я не нашёл там Карны, женский дериват Карна, столь заметный на выпуклом фоне «Слова о Полку Игореве», где он присутствует столь выразительно – КАРНА и ЖЛЯ, оплакивающие гибнущие русские дружины… Оставим эту сентенцию о сапожниках, возымевших вкус судить выше сапога, обратимся к содержательной части преамбулы договора 912 года.
Если материалы т. н. «похода—907» вполне критичны и в целом, и в частностях за пределами Русско-Византийского договора 907 года, то повторение ряда конструктов этой вставки во вполне надёжном документе 912 года требует самого серьёзного внимания. Преамбула, представляющая цели и намерения договаривающихся сторон полагает и особо точное протоколирование ранга и прерогатив субъектов договора в тех социальных образованиях, от которых они выступают: некая полузагадочная «Русь» и вполне обозримая Византийская Империя Ромеев – поэтому «Карлы – Стемиды» должны были по возможности кратко, но со всей достаточной полнотой воспроизвести в тексте социальный типаж того лица, кто уполномочил их на переговоры, доверенной прерогативой которого они их ведут.
Очень выразительно во всём тексте договора проводится использование термина «русь», «русский»: это не этноним и не социокон, а обозначение суперэтнической государственной принадлежности, понимаемой особым образом как слитная всеобщность: «Мы от рода русского» почти в смысле Бориса Полевого «Мы советские люди» – открывая договор, она оглашается высшей прерогативой над всеми прочими уполномочиями, равноценная божественной. Это идеогема социума, реализующая себя в политиконе. Столь разноязычные корневые основы имён послов, выявленные лингвистами за вековую полемику, весьма это подтверждают.
Но так ли прямо, в рамках вневременного, т. е. обломавшего по длительности путешествия через социумы-миры многоцветие значения слова, реализован этот мировоззренческий посыл? На всём тексте договора доминирует парадигма «русский» – «христианин»; «великими в Боге самодержцами» утверждена византийская сторона – а где инвектива высшей силы с русской стороны? Она сразу возникает, если только посыл «мы от рода русского» будет прописан – в соответствии со смыслом – чуть по другому: «мы от Рода Русского», сразу восстанавливая целостность явленных сторон на всех уровнях, от послов и придворных до Русского и Христианского Богов… А И. И. Срезневский и Б. А. Рыбаков получат столь желанное им подтверждение теории об исходном единобожии восточно – славянского социума-пантеона, но не в Перуновом громе и молнии, а в Роде, одновременно и боге, и главе-прародителе пантеона, и олицетворённом пантеоне; столь удобном в применении к христианскому и иному единобожию.
Но прерогатива небесная должна быть реализована в прерогативе земной.
Очень точно воспроизведённый статус и прерогативы византийской стороны: «Лев, Александр и Константин, Великие в боге самодержцы, цари греческие» – требовал такой же точной верификации и русской стороны в переговорах, а она оказалась значительно сложней. В рамках преамбулы Олег заявлен главой федерации, выступающий не только от себя, «великого князя русского», но и от подручных ему «светлых и великих князей» и от «его великих бояр», что заявляет контур и политической, и феодально – сословной лестницы с вполне очевидным ограничением самодержавия верховного сюзерена не только автономией территорий с собственными «светлыми и великими князьями», но и согласием своих «великих бояр». От заявленного вотума 3-х социальных институтов и открываются переговоры русской стороной. И византийская сторона, без сомнений немало поднаторевшая с 860 года в восточно – русских делах, признаёт правомочность русских послов на ведение переговоров в такой атрибуции. Ту же социально – политическую ограниченность прерогативы «великого князя русского» демонстрирует и процедура заключения договора 944 года, принятого на совете князя с дружиной и клятву соблюдения которого принес не только Игорь, но и его дружина на роте оружием – вполне очевидно, что императорская гвардия в Константинополе ничем этим не озадачивалась.
Родовое начало, терзающее себя поиском взаимопреемлемого компромисса общеродовой справедливости и неравенства человеков в нём, ярко выразилось в заявленной договором первой правовой норме: «Об этом: если кто убьёт, – русский христианина или христианин русского, – да умрёт на месте убийства. Если же убийца убежит, а окажется имущим, то ту часть его имущества, которая полагается по закону, пусть возьмёт родственник убитого, но и жена убийцы пусть сохранит то, что полагается ей по закону».
Уже в рамках дипломатической стороны политики бросается в глаза ещё одно обстоятельство: договор обсуждался и был принят в момент болезни и около смерти императора Льва Философа, когда его малолетний сын Константин был провозглашён наследником при регентстве императора-соправителя Александра, что выразительно прописано в тексте – но было бы естественно, что такая же норма была означена и в отношении Олега, человека преклонного возраста, правившего уже 30 лет; естественно и разумно на фоне крайне опасной внешне-политической обстановки для византийской стороны было бы ожидать, что Константинополь предохранительно обяжет верности договору и наследников Олега, настояв на оглашении их имён в тексте документа – этого нет.
Олег, при полной документированной объективности, выступает в непроницаемой семейной, родовой, национальной анонимности: «аки благ, аки наг, аки нет ничего»…
Впрочем, в ЛЛ, после текста договора 912 года стоит живописное предание о смерти Олега Вещего от его любимого коня; там же утверждается нахождение его могилы на Щекавице; но то, что это далеко отстоящая от событий вставка свидетельствует подразумеваемый летописным описанием обряд похорон трупоположением, что было не принято вплоть до 970-х годов, и летопись особо отмечала пожелание княгини Ольги не делать ей языческой тризны. С лёгкой руки ак. Б. А. Рыбакова, эпическое предание о смерти Вещего князя от его любимца стали трактовать как оценочно-негативное, но более естественным выступает в эпизоде назидательный фатализм: «О судьбы не убежишь», «Что на роду написано»…
Выйдем за пределы вылизанной от недомолвок ЛЛ: русские летописцы указывают 3 места могил Олега: в Киеве, Ладоге и «за морем»… т. е. нигде. Но далее в ЛЛ есть очень выразительное замечание: «И было всех лет его княжения тридцать и три», т. е. с 879 года Олег не регентствовал, а КНЯЖИЛ… И кому передаст престол?
В год 6421 (913). После Олега стал княжить Игорь. В это же время стал царствовать Константин, сын Леона. И затворились от Игоря древляне по смерти Олега…
Сколько лет Игорю «Рюриковичу» было бы в 913 году?
Очень просто:913–879=34 года как минимум… Очень хороший возраст для правителя.
А если это Игорь «Олегович»? Загадка без разгадки…
Г-н Кузьмин вкупе с г-ном Ярхо в России, и г-н К. Цукерман во Франции единодушно заявляют о наличии «хронологической дыры» в ПВЛ приблизительно в одно поколение в промежутке 862–945 годов приблизительно 25–30 лет, СТАРАТЕЛЬНО СКРЫВАЕМОЕ ЛЕТОПИСЦЕМ, что становится очевидным каждому цензовому историку – преподавателю после прочтения 3–5 систематических курсов гражданской истории на уровне несколько выше пересказывания литературно окрашенных эпизодов. Их собственная новизна в отношении того, что было наговорено и написано к середине 19 столетия заключается только в способах заполнения этой дыры. Г-да Кузьмин – Ярхо полагают наличие лакуны между Олегом и Игорем деяний 940-х годов, и заполняют её новыми персонажами – г-н Цукерман, «не размножая сущности», сдвигает дату появления Рюрика на Руси на целое поколение, с 862 на 895 год; вполне резонно отмечая, что указываемая ПВЛ междоусобица на Северо-Востоке после изгнания «плохих варягов» в 860-м году не могла так быстро кончиться и агрессивно полагая, что она затянулась на целое поколение. В обоснование этого положения можно добавить, что даже приглашённый Рюрик смог пересесть с Ладоги в Новгород только к 872-му году ценой гражданской войны с Вадимом Храбрым… Но это уже иная история, нежели та, что написана в ПВЛ.
Идея г-на Кузьмина проистекает из простого наблюдения, что наличный материал летописи в разных списках более или менее основательно рисует и Рюрика, и Олега вполне суверенными полноправными князьями из одного рода, т. е. оформляющими две ветви династии. И добавим от себя, в значительной мере разведённые и географически: Северные Рюриковичи и Южные Ольжичи, при вполне очевидном доминировании южан с 882 года. Но вместо того, чтобы гипотезировать это положение в уповании на грядущий материал, г-н Кузьмин начинает интерпретировать под него наличные сторонние источники, в сущности набирая из них то, что ему пригодится, и в этом следовании выйдя на семейную хронику моравских графов Жеромских, впрочем, утраченную уже к 18 веку, и возводимую им к совершенно гипотетическим Моравским хроникам 10 века, КОТОРЫХ НИКТО НЕ ВИДЕЛ. Итогом подобных изысканий стало обнаружение в дополнение к историческому Олегу Вещему ещё одного Олега Второго, отметившегося в Моравии в 920-х годах, а г-н Ярхо отыскал к тому же и Второго Игоря, но предшествующего Игорю Историческому… Уф!
Сделаем собственное гипотетическое предположение: наличный материал престолонаследия «великого князя русского» в развившихся княжеских родах начиная с Святослава, впервые оставившего после себя 3-х исторических претендентов на престол неопровержимо свидетельствует о господстве родовой прерогативы престолонаследия по старшинству во всём роде; на довлеющую традицию лествичного права. Т. е., по смерти Олега престол наследовал «по закону Русскому» не его сын, а старейший в роде, каким кажется более предпочтительный кто-то из Рюриковичей, полагая, что в 913 году тому было бы не менее 34 лет, а по исчезновению следов какой-либо деятельности Рюрика после 872 года и не менее 44 лет. Вполне правдоподобно, что где-то около 935 года происходит очередная смена правителя, но уже скорее по Олеговой линии, более вероятно получившей старшинство в роде… Не будем далее развивать эту тему, оборачивающуюся счётом умозрительных вариантов и художественной беллетристикой, но отметим, что летописцы были чрезвычайно заинтересованы привязать Игоря Старого именно к Рюриковской ветви, в стремлении к чему они совершают грубо-неряшливый подлог, являя князя, погибшего в 945 году, в акте 879 года, а по совокупности едва ли не 872-го.
Отметим то, что очевидно: не мог Игорь «Рюрикович» 882 года быть тем же Игорем, лихо прыгающим с корабля на корабль горящего русского флота 941 года. И та Ольга-Прекраса из Плескова, что в 903 году расплела свою девичью косу как его жена, т. е. родившаяся не позднее 890 года, не могла быть матерью 6-летнего Святослава, что бросит копьё в древлян в 946 году. В этом случае она совершила бы подвиг, больший своего разгорячившегося старичка, родив сына-первенца в возрасте 940–890=50 после 37-летнего бездетного пребывания в браке. Это уже по разделу матерей-девственниц и зачатию от Святого Духа…
По историчности Игоря, Ольги, Святослава середины 10-го века вопрос может быть поставлен только в форме: на биографию какого лица растянули их судьбу и покрыли их именами? Был ли это тёзка Игоря Старого, или, совершая подлог, летописцы положили лакуну и на его имя? «Рюрикович» ли он, что кажется более соответствует праву, и на чём настаивает летопись – или «Ольжич», что выглядит естественней по очевидному верховенству Олега, но отдаёт узурпаторством; впрочем, столь обычным у киевских потомков древних носителей Двузубца? Произошло ли всё по Правилам, или как принято на Руси, по Исключениям из правил?
Хотя как сказать… Олег обрёл Южную Русь не по родовому праву наследования, а взял на копьё, как добычу – «а что с бою взято, то моё и свято», – уже в ту пору отделённую в большей части от общеродового котла. Вступает в силу самый эффективный инструмент социального преобразования всех норм и институтов – историческое насилие. Кстати, это очень напоминает позднейшую практику того же Новгорода: «помочи» в приискании приглашённому князю собственного стола по истечению срока «ряда», если будет «в воле нашей и люб», как на то сыскали войском Галицко-Волынский стол знаменитому Мстиславу Удалому.
Некоторые предпосылки к решению подсказывает одно наблюдение: держава Олега как то не очень владеет Северо-Западом: даже в фиктивном походе 907 года тот участвует виртуально, риторическим перечислением «словен, чуди, мери» и совершенно не упомянут в списке градов, на которые истребована дань. Налицо всё то же отчуждение Севера и Юга, и утвердившись в Киеве, Олег попал в ситуацию Аскольда и Дира – Русская Равнина по прежнему разделена, а инаковость частей опять копит враждебную энергию…
Ах, как было бы просто и логично по деривату Олег – Ольга утвердиться, что она его дочь и наследница Южной Руси, в ту пору как Игорь сын Рюрика и наследник Северной Славии; и их браком завершается оформление контура общей государственности Западной Евразии – если бы не Вполне Исторические Двойники 940-х годов… Кстати, оба заявляемые «северянами», один по роду «Рюрикович», вторая по родине псковичанка из Выбутов.
Князь Игорь и Летописный Пузырь
Итак по летописи – слегка повторимся…
В год 6421 (913). После Олега стал княжить Игорь. В это же время стал царствовать Константин, сын Леона. И затворились от Игоря древляне по смерти Олега.
В год 6422 (914). Пошёл Игорь на древлян и, победив их, возложил на них дань больше Олеговой. В этот же год пришёл Симеон Болгарский на Царьград и, заключив мир, вернулся восвояси.
Совпадает – летописец определённо не склонен превозносить успехи болгар.
В год 6423 (915). Пришли впервые печенеги на русскую землю и, заключив мир с Игорем, пошли к Дунаю. В то же время пришёл Симеон, попленяя Фракию… захватил город Адрианов…
Летописец определённо «писатель», не «читатель» – о войне и победе над печенегами сообщает уже статья об Аскольде 875 года… Сообщение о византийских делах относится к событиям 914 года; впрочем, тут возможна техническая ошибка из-за разницы в «мартовском» или «сентябрьском» начале года.
В год 6424 (916).
по год 6427 (919). ПУСТО.
В год 6428 (920). У греков поставлен царь Роман. Игорь же воевал против печенегов.
В год 6429 (921).…
по год 6436 (928). ПУСТО.
В год 6437 (929). Пришёл Симеон на Царьград, и попленил Фракию и Македонию, и подошёл к Царьграду в великой силе и гордости, и сотворил мир с Романом-царём, и возвратился восвояси.
НО… Все указанные события произошли на 7—12 лет раньше. В 929 году Симеон Великий уже два года покоился в могиле… Поиск подходящей эры, восстанавливающей подлинную датировку событий, предоставляю любителям.
В год 6438 (930).…
по год 6441 (933). ПУСТО.
В год 6642 (934). Впервые пришли на Царьград угры и попленили всю Фракию. Роман заключил мир с уграми.
Совершенно корректное сообщение.
В год 6444 (936)…
по год 6448 (940). ПУСТО.
В год 6449 (941). Пошёл Игорь на греков. И послали болгары весть царю, что идут русские на Царьград: 10000 кораблей…
Поход вполне достоверен, отмечен византийскими источниками, НО… Сколько лет было Игорю «Рюриковичу», когда его охватил боевой зуд?
941—879=62 (?) – при том, что в расчёт объективно надо бы брать в качестве даты рождения последнего «Рюриковича» 872 год…
За все предыдущие 28 лет правления он отметился в нескольких незначительных военных кампаниях БЕЗ ОСОБЫХ УСПЕХОВ: кроме древлян и печенегов стоит добавить10-летнюю кампанию по примучиванию дулебов, которую он в конце концов перекинул на усмотрение Свенельда вместе с добычей… – а в целом следовал линии Олега не выходить за пределы чисто местных интересов Приднепровского домена, слегка паразитируя на соседних драчках.
Курочка по зёрнышку клюёт и сыта бывает… – И вдруг подняты огромные ресурсы, двинуты тысячекорабельные флоты, брошены армии через моря?! И не только в Европе: в 941–944 годах русы обрушились военно-морскими экспедициями на спящее каспийское подбрюшье халифата, поражённого видом выплывающих сотен кораблей с той стороны, откуда столетиями вылетали лишь кочевые орды.
ЭТО БЫЛ ОПРЕДЕЛЁННО НЕ ТОТ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ В 913 ГОДУ ЗАНЯЛ СТОЛ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ РУССКОГО.
К. Цуккерман совершенно прав, утверждая, что некое новое лицо явилось в русской политике в 940-х годах – но это… всё тот же Игорь, только принявший киевский стол не в 913, а в 941 (?!) году в соответствии с его теорией «сдвига» начала древнерусской истории с 862 на 895 год…
Сдвиг то тут есть…
А право, чисто французское наполеоновское: утром на престол, в полдень в поход пошёл – ввяжемся в драку, там будет видно!
Далее описание яростной кампании по какому-то византийскому источнику: «стали воевать страну Вифинскую, и попленили землю по Понтийскому морю до Ираклии и до Пафлагонской земли, и всю страну Никомедийскую попленили, и Суд весь сожгли… и по обоим берегам Суда захватили немало богатств», заставив византийцев бросить против Руси все наличные силы, обнажив обе границы империи: «…с востока – Панфир-деместик с сорока тысячами, /с запада/ Фока-патрикий с македонянами, Фёдор-стратилат с фракийцами,… Феофан же встретил их в ладьях с огнём и стал трубами пускать огонь на корабли русских» – в редкое исключение империя в этом году не воевала ни в Европе, ни в Азии, ни на Среднем море… По тому, как Игорь ушёл на 10 кораблях к Керченскому проливу, радетели «Морских Аланий» делают вывод о хазарской подоплёке набега – узнать о втором пути из Руси в Чёрное море по Молочной и Донцу они не удосужились и по сей день… Но в этой связи как-то по новому вырисовывается внезапный русский набег 941года на Каспийское побережье халифата – а не оторвывшийся ли это компонент Игорева войска, не смирившийся с поражением и повернувший от Донца и Молочной на Дон и Волгу в поисках Доли и Добычи, как то сделал великий Стенька в 1667 году, отбитый от Азова?…
В год 6450 (942). Симеон ходил на хорватов, и победили его хорваты, и умер, оставив Петра, своего сына, князем над болгарами.
В этом ПРЕУДИВИТЕЛЬНОМ СООБЩЕНИИ содержится ТРИ ЛЖИ: неудачный поход на хорватов состоялся в 926 году; Симеон Великий умер в 927 году; в 927 году его сын Пётр короновался ИМПЕРАТОРСКОЙ КОРОНОЙ – его титул официально признала Византия… Самое удивительное, что незначительное событие следующего года прописано вполне правильно:
В год 6451 (943). Вновь пришли угры на Царьград и, сотворив мир с Романом, возвратились восвояси.
…Право, какие-то избирательные провалы в памяти у летописца…
В год 6452 (944). Игорь же собрал воинов многих: варягов, русь, и полян, и словен, и кривичей, и тиверцев, – и нанял печенегов, и заложников у них взял, – и пошёл на греков в ладьях и на конях, стремясь отомстить за себя. Услышав об этом, корсунцы послали к Роману со словами: «Вот идут русские, без числа кораблей их, покрыли море корабли». Также и болгары послали весть, говоря: «Идут русские и наняли себе печенегов». Услышав об этом, царь прислал к Игорю лучших бояр с мольбою, говоря: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и ещё к этой дани». Также и к печенегам послал паволоки и много золота. Игорь же, дойдя до Дуная, созвал дружину, и стал с нею держать совет, и поведал ей речь царёву. Сказала же дружина Игорева: «Если так говорит царь, то чего нам ещё нужно, – не бившись, взять золото, и серебро, и паволоки? Разве знает кто – кому одолеть: нам ли, им ли? И с морем кто в союзе? Не по земле ведь ходим, но по глубине морской: всем общая смерть». Послушал их Игорь и повелел печенегам воевать Болгарскую землю, а сам, взяв у греков золото и паволоки на всех воинов, возвратился назад и пришёл к Киеву восвояси.
Сразу настораживает необычный вид перечисления состава войска: варяги точно и недвусмысленно отделены от «руси»; но и «русь» дистанцирована от славянской части войска, которая заявлена перечислением по древним территориально-племенным объединениям: поляне, кривичи, тиверцы, подбрасывая материальных дровец в костёр «норманистко – скандинавских», «норманистко – аланских», «норманистко – лехитских» прений. Даны то, Мурмане или Вагры вкупе с Ранами-ободритами острова Руян/или аланами разгромленной салтовско-мячковской культуры/или балто-славянской окрошкой «Неманской Руси» ходили в Игорев поход на Царьград по морю аки по суху? К этому следовало бы причислить «Русский каганат», гипотезируемый на период 830–860 годов К. Цукерманом и В. Седовым в районе Поочья или на Средне-Русском водоразделе… Но тогда проблема уходит в область безбрежного.
Очевидна неполнота списка славянской части войска: нет даже ближайших к Киеву территориально-племенных объединений северян, древлян, родимичей, обычных в войсковых перечислениях уже Олеговой поры. Новгород представлен одними ильменскими словенами, без ритуально демонизирующих размеры войсковых масс «чуди, мери, веси».
Можно предполагать, что названиями главных племенных союзов уходящей эпохи /поляне, словене, кривичи, тиверцы/ летописец обозначал Южную Приднепровскую, Северную Новгородскую, Среднюю Смоленскую и Юго-Западную Днестровскую Русь, порядком перечисления указывая их значимость в составе государства.
Но обосновано выглядит и предположение, что в походе участвуют не все этно-племенные территории, а те, которые были тесно охвачены великокняжеской властью или понесли относительно меньшие потери в страшном разгроме 941 года; и указанием только главных территориально-племенных единиц летописец скрывает массовое уклонение территорий от войны – тогда состав умалчиваемых этно-племенных объединений свидетельствует об остром конфликте Киева и Земель. Об этом же свидетельствует и уклончивая позиция дружины.
Возникает вопрос, на кого направил Игорь нанятых и уже оплаченных печенегов: на кочевых «чёрных болгар», занимавших степи от Дона до Днепра, через которых византийцы зачастую получали известия о движении «руси», в том числе и флота через днепровские пороги – или на Балкано-Карпатскую державу Омортога-Симеона, восточная граница которой проходила по Южному Бугу, и в отношении успехов которой летописец проявляет заметную неприязнь вкупе с симпатией к их непримиримым врагам венграм. Употребление топонима «Болгарская земля», используемого для устойчивых территориальных субъектов вместо этнонима, применяемого к мятущимся кочевым социумам /в данном случае были бы просто «болгары»/ указывает скорее на Балканы-Дунай. В отличие от чисто морского похода 941 года комбинированный наземно-морской характер похода 944 года подтверждает, что Болгария с самого начала полагалась вовлечённой в боевые действия… К этому следовало бы добавить вопрос – а чем расплатились с другим наёмно-профессиональным компонентом войска, указанном в перечислении состава: «варягами» и «русью» – в этой связи начинает по новому вырисовываться и подоплёка большого Каспийского похода 944-го года, кроме прочего знаменательного тем, что в летописи его нет, имена его вождей неизвестны, и если бы не арабские источники, мы бы ничего о нём не знали.
И ПОДЛИННЫЙ ПИР ДЛЯ ИСТОРИКА…
В год 6453 (945). Прислали Роман, и Константин, и Стефан послов к Игорю восстановить прежний мир. Игорь же говорил с ними о мире. И послал Игорь мужей своих к Роману. Роман же созвал бояр и сановников. И привели русских послов, и велели им говорить и записывать речи тех и других на хартию.
«Список с договора, заключённого при царях Романе, Константине и Стефане, христолюбивых владыках.
Мы – от рода русского послы и купцы, Ивор, посол Игоря, великого князя русского, и общие послы: Вуефаст от Святослава, сына Игоря; Искусеви от княгини Ольги; Слуды от Игоря, племянник Игорев; Улеб от Володислава; Каницар от Предславы; Шихбер Сфандр от жены Улеба; Прастен Тудоров; Либиар Фастов; Грим Сфирьков; Прастен Акун, племянник Игорев; Кары Тудков; Каршев Тудоров; Егри Евлисков, Воист Войков; Истр Аминодов; Прастен Бернов; Явтяг Гунарев; Шибрид Алдан; Кол Клеков; Стегги Етонов; Сфирка; Алвад Гудов, Фудри Туадов; Мутур Утин; купцы: Адунь, Адулб, Иггивлад, Улеб, Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Туробид, Фуростен, Бруны, Роальд, Гунастр, Фрастен, Игелд, Турнберн, Моне, Руальд, Свень, Стир, Алдан, Тилен, Апубексарь, Вузлев, Синко, Борич, посланные от Игоря, великого князя русского, и от всякого княжья, и от всех людей Русской земли. И им поручено возобновить старый мир, нарушенный уже много лет ненавидящим добро и враждолюбцем дьяволом, и утвердить любовь между греками и русскими.
Великий князь наш Игорь, и бояре его, и люди все русские послали нас к Роману, Константину и Стефану, к великим царям греческим, заключить союз любви с самими царями, со всем боярством и со всеми людьми греческими на все годы, пока сияет солнце и весь мир стоит. А кто с русской стороны замыслит разрушить эту любовь, то пусть те из них, которые приняли крещение, получат возмездие от Бога вседержителя, осуждение на погибель в загробной жизни, а те из них, которые не крещены, да не имеют помощи ни от Бога, ни от Перуна, да не защитятся собственными щитами, и да погибнут они от мечей своих, от стрел, и от иного своего оружия, и да будут рабами во всю свою загробную жизнь…»
Какой роскошью собираемого этнического богатства Руси – Евразии разворачивается перечень Игоревых послов: имена славянские, тюркские, германские, финно-угорские, индо – иранские, балто-литовские, сино – кавказские в оттенках, переливах, переходах, смешениях: Либиар Фастов, Ятвяг/исправлено редактором из Явтяг/ Гундарев, Грим Сфирьков, Стегги Етонов, Мутур Утин…
Всё
Добро
Земного Шара
Собрала наша ошара—
Оттого цветём,
Русскими
Слывём!..
Но вернемся от риторики к прозаике исторического.
Форма декларации документа сохранилась такой же как и в договоре 907 года «Мы от рода русского – и т. д.», но стилистика изменилась, это уже по контекстно-смысловой окрашенности декларация не от Бога Рода, а от На-Рода Русского, чего нельзя не признать понижением в идеологической статусности, тем более, что далее Единым Богом и для Ромеев и для Руси прокламирован Бог Византийцев, а Перун заявлен признаваемой высшей силой только для «некрещёной руси» – объективно он спущен на уровень ангелов – архангелов. Ему можно возносить молитвы, приносить клятвы как святому-покровителю недалёкого будущего, но он в «руце божьей», а по заслонению Всеобщего Рода Частно-Функциональным Воинником Перуном в процедуре обеспечения нерушимости договорного акта им становится Бог Христиан. В практически осязаемом смысле это значило, что процесс христианизации Руси зашёл уже так далеко, охватил такие высокие сферы, что Константинополь имел основания настоять, а Киев добровольно соглашался принести клятву на соблюдение верности договору и по христианскому, и по языческому обряду. Очень выразительно, что в тексте договора христианские идеологические моменты везде проставлены на первое место перед языческими.
В целом наблюдается заметная сдача позиций в отношении договора 907 года. В частности, в нарушении предыдущего договора объявлен всегда виноватый «враждолюбец дьявол», но кары небес в случае нарушения заключаемого теперь прописаны только русской стороне.
Резко усилилась заявляемая прерогатива «великого князя русского», остальные носители этого родо-сакрального титула названы обобщающее – уничижительно «всяким княжьём», что вряд ли было прилично даже и при некоторой разнице стилистических окрасок в 10-м веке в отношении 21-го; при этом, в отсутствие конкретного приложения титула, непонятно, сохранился ли на Руси статусный титул князя вне великокняжеской семьи, хотя бы в роде; а под «княжьём» скрыты члены его семейства? Или последнее «терминование» брошено титулованной знати, как указание полагаемого её места? Упоминание 2-х племянников Игоря свидетельствует, что у него были по крайней мере один или два брата, но об их статусе можно судить только относительно, по местам в списке. Слуды определённо выше Прастена Акуна, но связано ли это со счётом старшинства в роде его или его отца – сказать невозможно.
В целом договор заключался от имени трёхчленной социальной структуры: Великого Князя Русского, Его бояр, Всех Людей Русской земли, при внешней привлекательности свидетельствовавшей, что идёт процесс «опускания верхов в низы»; родоплеменной аристократии в служилую знать, принижение младших ветвей династии относительно старшей, младших сыновей великокняжеской семьи относительно старшего сына-наследника, который уже выше по статусу и своих дядей и матери. Необычно на этом фоне относительно высокое положение женщин, не только княгиня Ольга, но и какая-то Предслава, и безымянная «жена Улеба» имеют собственных послов. В то же время состав посольства, наличие массы делений, автономных и индивидуальных представительств, всех этих частных крючков и ответвлений свидетельствует, что заявленная централизующая модель в достаточной мере декларация, нежели достигнутое состояние.
В перечне имён послов, записанных на слух византийскими чиновниками-греками, скорее всего хорошо квалифицированными в отношении славян, но столкнувшихся впервые с русским именным разнотравьем можно и должно предполагать немалое число ошибок, фонетических, грамматических и даже смысловых, но в то же время вряд ли в составе посольства был «Улеб от Володислава», безымянная жена которого была представлена в нём собственным послом. Можно предполагать, что в перечне послов утрачен фрагмент «ХУZ от Улеба», к которому парой является «Шихберн Сфандр от жены Улеба». Т. е. в договоре начинают проступать два владетеля Володислав и Улеб, к ним же можно отнести Предславу – три субъекта внутренней ситуации на Руси, которые не документированы в каком-либо родстве с Игорем, великокняжеской семьёй, или великокняжеским родом… Впрочем, эти поиски жене мужа имеют уже второстепенное значение: два субъекта договора, представленные собственными послами, Володислав и Предслава, т. е. обладающие некоторой долей даже внешнеполитической суверенности хотя бы на уровне соблюдения традиции, налицо. Начинает интриговать другое: Володислав и Предслава вполне очевидные славянские статусные имясловия, т. е. появляется некоторая уверенность в наличии местных славянских династических линий; а если прибавить к ним Святослава, то очевиден и процесс нарастающего развития и укрепления автохтонной династической традиции. Вполне очевидно, что имясловия Игорь – Ольга построены на совершенно других принципах нежели Володислав – Предслава, в то же время носители этих титульных имён скорее всего принадлежат к их, и даже возможно к предыдущему поколению, т. е. протоколирование социального статуса именным идентификатором в их случае не связано с семейной ситуацией смены типа имясловия Игорь-> Святослав в великокняжеской семье, оно не следовало, а опережало её. Представляется, что в данном случае налицо прямое распостранение – заимствование западно – славянской социальной практики, где статусное имясловие на «…слав», «…полк» утвердилось уже к 9 веку, да и на «…мир», если принять во внимание «МойМИРА» Моравского, откуда так близко и до русских «ВладиМИРОВ»; при этом оно шло через голову великокняжеского двора; а учитывая имена племянников Слуды и Прастен Акун /возможно христианин/,в определённой степени и вне великокняжеского рода, объективно становясь формой объявления и утверждения родо-племенных и территориальных династий в качестве субъектов феодального общества, притязаний на федератное «княжение» в нём.
В прикладной части договора ещё раз подтверждён статусный ранг Древнерусских градов-столов: «…сперва те, кто от города Киева, затем из Чернигова, и из Переяславля, и из прочих городов», начисто отметая претензии Новгорода на какое-то особое положение – заявляемый РЮРИКОВИЧЕМ Игорь никаких привязанностей и пристрастий к Северо-Западу не демонстрирует, Новгорода просто не замечает – видит только «словен».
Картину очень сложного состояния русского общества рисуют статьи договора о гаранте его нерушимости в лице высшей силы, необходимо касающиеся идеологической основы правосознания субъектов.
Зафиксированное в тексте свидетельство русской стороны: «Мы же, те из нас, кто крещён, в соборной церкви клялись церковью святого Ильи в предлежании честного креста и хартии этой соблюдать всё, что в ней написано, и не нарушать из неё ничего… А некрещеные русские кладут свои щиты и обнажённые мечи, обручи и иное оружие, чтобы поклясться, что всё, что написано в хартии этой, будет соблюдаться Игорем, и всеми боярами, и всеми людьми Русской страны во все будущие годы и всегда», – указывает, что христианизация Руси достигла уровня узаконенного Двоеверия в обществе и едва ли не проникла в великокняжескую семью. Принимая во внимание, что несторианство процветало в степи от Китая до Крыма в 6–9 веках, арианство у готов проповедовалось с 4 века и сохранилось в Крыму до 12-го, было бы странно, если бы они не коснулись Руси уже в 6–7 веке, значительно раньше крещения Аскольда-Николая. Впрочем, что теоретизировать, историки русского православия тихонько признают, что Владимирово христианство имело ИЗРЯДНЫЙ НЕКАНОНИЧЕСКИЙ арианский оттенок. Материально существенно другое, христианская часть дружины Игоря принесла присягу в СОБОРНОЙ церкви Св. Ильи, т. е. в храме, где богослужение совершается ВЫСШИМ ДУХОВНЫМ ЛИЦОМ В РАНГЕ ОТ ЕПИСКОПА ДО ПАТРИАРХА. Можно вполне усомниться летописному объяснению этого обстоятельства: «то была соборная церковь, так как много было христиан-варягов». Такое мощное идеологическое гнездо могло оформиться только за многие десятилетия распостранения вероучения в широкой городской массе. Вот любопытно, было ли это как-то связано с «русской епархией» Константинопольского патриархата 866 года, переставшей упоминаться в списках после 895 года; или процесс развивался самостоятельно, на иной основе, возможно несторианской или арианской?
ВПРОЧЕМ,945-й год вообще резко выделен тем, что ему посвящены целых две статьи: сразу по концу текста договора следует почти стандартное окончание-эпилог, дословно повторяющий статью 907 года: «Игорь же начал княжить в Киеве, мир имея ко всем странам», но который сразу превращается в пролог: «И пришла осень, и стал он замышлять пойти на древлян, желая взять с них еще большую дань».
Последнее нельзя оценить иначе, как экстраординарная кара за какие-то прегрешения: размер дани всегда фиксируется с первых сообщений летописания: Олег назначает северянам лёгкую дань «меньше хазарской», велит радимичам платить «столько же», как и хазарам… Отсутствие древлян, мощного, второго после полян, территориально-племенного союза-объединения Южной Руси в списке участников похода 944 года наводит на подозрение, что непосредственным поводом к конфликту послужило возмущение плачевными итогами похода 941 года с гибелью всех земских ополчений; и отказ от участия в более чем сомнительной военной акции 944-го – истоки же следует искать в постоянном соперничестве Искоростеня с Киевом. В редчайшее исключение летопись без всяких недомолвок титулует предводителя древлян Мала КНЯЗЕМ. Историки почему-то зациклились на «деревянной» летописной версии этнонима «древляне – живущие в деревах» и совершенно не слышат её «стариковской» ноты «древние/древле (искони) – живущие», что несомненно ближе к истине самосознания этноса. Вечное: Отцы и Дети…
В год 6453 (945). В этот год сказала дружина Игорю: «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдём, князь, с нами за данью, и себе добудешь и нам». И послушал их Игорь – пошёл к древлянам за данью и прибавил к прежней дани новую, и творили насилие над ними мужи его. Взяв дань, пошёл он в свой город. Когда же шёл он назад – поразмыслив, сказал своей дружине: «Идите с данью домой, а я возвращусь и похожу ещё». И отпустил дружину свою домой, а сам с малой частью дружины вернулся, желая большего богатства. Древляне же, услышав, что идёт снова, держали совет с князем своим Малом: «Если повадится волк к овцам, то вынесет всё стадо, пока не убьют его; так и этот: если не убьём его, то всех нас погубит». И послали к нему, говоря: «Зачем идёшь опять? Забрал уже всю дань.» И не послушал их Игорь; и древляне, выйдя из города Искоростеня, убили Игоря и дружинников его, так как было их мало. И погребён был Игорь, и есть могила его у Искоростеня в Деревской земле и до сего времени.
В летописи в сущности приведены 2-е версии конфликта с древлянами: Игорь замышляет взять с них дань, больше прежней – дружина требует содержания, вероятно недополученного против обычного, требует похода за данью… Но только С КОГО? Вот в этом пункте начинает проступать явственное рябление в смысле сообщения: и время – осень, и отсутствие имён конкретных данников в требованиях войска свидетельствует, что полагалось традиционное осеннее-зимнее «полюдье» – Игорь обратил его в давно замышляемую карательную экспедицию против древлян, на которых теперь возложили ВСЮ ОБЩЕГОСУДАРСТВЕННУЮ ДАНЬ НА СОДЕРЖАНИЕ ВОЙСКА за 945 год! Изъятие ресурсов проводится едва ли не теми же методами, какими Иван Васильевич Грозный донимался Новгородских измен в 1570 году… То, что организованного сопротивления, при наличии территориальной власти и администрации местного князя Мала, не было оказано, свидетельствует, что поход воспринимался именно как КАРА за какие-то объективные прегрешения; например, за неучастие в походе 944 года…
Но это так сказать текущая «порка» – обращением в будущее и на постоянной основе является фрагмент «прибавил к прежней дани новую»… По летописи некий «Игорь» в 914 году уже «возложил на них дань больше Олеговой»… Разумеется, это семантические оттенки, но ДОСЛОВНО исторический Игорь 945 года не просто увеличил размер наличной дани, а наложил в дополнение к «старой» дани ещё какую-то «новую». Только этим можно объяснить его непостижимый роковой поворот к Искоростеню после роспуска дружин: он вознамерился, «поразмыслив», забрать объявленную уже «новую дань» следующего года и за прошедший год, чем взорвал наконец древлянское долготерпение…
Две согнутые Берёзы Покляпые да Поганое болото, куда бросили разорванное тело князя стали на то воздаянием… Ярость расправы свидетельствует, что это был вырвавшийся из под контроля бунт низов, «…бессмысленный и беспощадный» – куда как расчётистей было бы, захватив князя, держать его заложником против порывов ярившейся власти, выторговывая права и поблажки… «Не приведи Бог видеть Русский Бунт…!» /А. С. Пушкин/
Попытки отговорить великого князя; многократно демонстрируемая древлянскими верхами гибкость и уступчивость; отмечаемое в тексте убийство Игоря, как дело не «Деревской земли» в целом, а «Искоростеня»; особая ярость Карательницы – Ольги именно против него создают косвенную, но цельную картину произошедшего. Есть одно выразительное обстоятельство: во всём тексте совершенно отсутствуют сведения об участии и роли в восстании князя Мала, о его дальнейшей судьбе: по законам эпическим и вассальным его участь должна быть прописана брутально беснующимися красками – ан НИЧЕГО!
…Далее эпическое повествование о тройной мести княгини Ольги сватающим её за князя Мала древлянам: первых 20 похоронила живьём в ладье в Киеве; второе посольство «лучших мужей» сожгла в бане в Киеве; и наконец, с малой дружиной перебила 5000 древлян, заманив и опоив на тризне по своему мужу в Деревской земле; тризне, её указом проведённой древлянами… Вполне эпическое повествование переходной эпохи, соединяющее родовую обязанность кровной мести с христианской троичностью повторения ритуала. Можно ли что-то извлечь из него?
Из самого назначенного летописью обряда Игоревой тризны, проведённой по нему ДРЕВЛЯНАМИ, следует, что от мздоимца – князя не было даже останков, в противном случае Ольга обязана была бы истребовать даже малейшую оставшуюся часть к тризне-погребению в Киеве, или ином родовом месте, к прочим могилам предков – тризна сакрально-родовой обряд и может проводиться только сородичами над сохранившемся телом. В совокупности это свидетельствует в пользу страшной расправы и Поганого Болота, поглотившего князя бесследно без огненного очищения – путь на Тот Свет по исходным древним славяно – русским воззрениям лежал через воду, т. е. реку, озеро, болото.
И, пожалуй, два наблюдения, читаемые из текста: летопись, расписывая сватовство древлян Ольги за Мала, НИЧЕГО НЕ ГОВИТ О САМОМ МАЛЕ, т. е. выводит его и его ближайшее окружение из под прямого обвинения, а и более того, из под всякого обвинения вообще; и косвенно свидетельствует о переговорах, длившихся всё зиму 945–946 гг., без «ладей» и «бань» – великокняжеской администрации чрезвычайно важно было расколоть лагерь восставших: текст летописи неопровержимо свидетельствует, что расправу над мятежниками Киев вынужден был осуществлять в одиночку, ни одна сторонняя дружина в событиях не упомянута, симпатии земель были явно не на стороне Киева.
Можно полагать и 3-й вывод: зимой началось бегство части древлянской знати на Ольгину сторону: весьма вероятно дезертировал и сам Мал…
В год 6454 (946). Ольга с сыном своим Святославом собрала много храбрых воинов и пошла на Деревскую землю. И вышли древляне против неё. И когда сошлись оба войска для схватки, Святослав бросил копьём в древлян, и копьё пролетело между ушей коня и ударило коня по ногам, ибо был Святослав ещё ребёнок. И сказали Свенельд и Асмуд: «Князь уже начал; последуем, дружина, за князем». И победили древлян. Древляне же побежали и затворились в своих городах. Ольга же устремилась с сыном своим к городу Искоростеню, так как те убили её мужа, и стала с сыном своим около города, а древляне затворились в городе и стойко оборонялись из города, ибо знали, что, убив князя, не на что им надеяться. И стояла Ольга всё лето и не могла взять города. /… Далее известный, многократно повторяемый в эпосе разных эпох и народов и эпизод с «троянской данью возмездия» в 3 воробья и 3 голубя от каждого двора и…/…А как взяла город и сожгла его, городских же старейшин забрала в плен, а прочих людей убила, а иных отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить дань.
И возложила на них тяжкую дань: две части дани шли на Киев, а третья в Вышгород Ольге, ибо был Вышгород городом Ольгиным. И пошла Ольга с сыном своим и с дружиной по Древлянской земле, устанавливая дани и налоги; и сохранились места её стоянок и места для охоты…
Сообщение свидетельствует о крайней опасности возмущения «Деревской земли», о предельном напряжении сил, потребовавшемся для его усмирения – как и о недостаточности применения одной только военной организации: взять Искоростень насильническим напором /другие источники говорят о 5-месячной безуспешной осаде/ так и не удалось. Участь городских старейшин подтверждает: город, его неприступный в прочих условиях детинец на каменном эскарпированном останце правого берега реки Уж, были взяты в результате сговора и капитуляции верхов. Кровавая назидательная баня была устроена исключительно рядовым участникам восстания и городским низам… Крайне избирательно было распределено налоговое бремя: «тяжкая дань» была наложена только на Искоростень, по другим градам, можно полагать, она была меньше, а то и вообще облегчена, разрывая единство «Деревской земли» и экономически удушая Искоростень, как территориальный центр этно – племенного союза. Кстати, в этом месте летописец проговорился, употребив вместо «Деревская/в деревах/земля» топоним «Древлянская /старобытная/ земля», реально соперничавшая с «полянской» Киевщиной: данные археологии свидетельствуют о широкой связи региона не только с восточнославянскими землями, но и с Великой Моравией, Венгрией, Малой Польшей, Балтийским регионом, Арабским Востоком; по единообразию вооружения – со Средней и Северной Европой в целом / П. Толочко/. Вот любопытно, сознательно или «в простоте» летописец постоянно как бы путает «Древлянскую землю» Древней Руси с «Деревской пятиной» средневекового Новгорода?
Очень интересно сообщение о распределении дани: «две части шли на Киев, а третья часть в Вышгород Ольге, ибо был Вышгород городом Ольгиным». Последнее естественно понимать как раздел дани на доли: Великокняжескую Государственную «на Киев» и Частно – Феодальную «Ольге» по «месту». Но вот что значит выражение «был Вышгород городом Ольгиным»? Это её наследство в «отчину»? Выделенная обычаем и «законом русским» вдовья доля на кормление? Свадебный выкуп «вено» в своеобразной форме дара-залога, как то было с Ладогой при женитьбе Ярослава Мудрого на Ингигерде Злой?
Увы, Игорь и Ольга 941–946 года являются не только в девственной чистоте от родовых и семейных связей, но и от каких-либо национально – территориальных привязанностей, как и их признаков.
Право, делать какие-либо предположения, это вступать на такие шаткие мостки, что невольно закрадывается подозрение, не шаг ли это к гаданиям на кофейной гуще – но есть ли иной путь?… Мы вступили в ситуацию, когда новые источники, кроме археологических, стали прогнозируемо невозможны, и только изощрёнными методами, воистину «источниковедческой дыбой» можно уличить что-то в старых – пусть так…
Сомнение определённо возникает в отношение «вотчины»: это подразумевает какую-то традиционную связь, генеалогические привязки в виде династических мифов – ничего этого в наличии нет. Кроме того это указывало бы на невысокий статус семейства будущей великой княгини – в отсутствие каких-либо сведений о таковом предпочтительней полагать его повыше…
«На кормление вдовы»? Но малый срок от нечаемого убийства Игоря до разгрома Искоростеня как-то не вяжется с относительно долгим процессом отделением имущества «княжого рода» – хотя как сказать: Игорь уже бросался в смертельно опасные авантюры 941и 944 годов, мог и призадуматься в канун хотя бы второй из них…
Относительно просто выглядит ситуация в случае «вено/дара-залога», чему подыгрывает и Исторический и Лингвистический мифы о стороннем Южной Руси происхождении Ольги из Плескова/Плиски… Или из Плеснеска на территории дулебов в землях древних бужан, 7-километровые циклопические валы которого снискали ему славу самого большого фортификационного сооружения в славянском мире 8—13 веков – по крайней мере в утверждениях путеводителей.
В год 6455 (947). Отправилась Ольга к Новгороду и установила по Мсте погосты и дани, и по Луге – оброки и дани, и ловища её сохранились по всей земле, и есть свидетельства о ней, и места её и погосты, а сани её стоят в Пскове и поныне, и по Днепру есть места её для ловли птиц, и по Десне, и сохранилось село её Ольжичи до сих пор. И так, установив всё, возвратилась к сыну своему в Киев, и там пребывала с ним в любви.
…В совокупности это значило проведения экстренных мер по упорядочиванию лоскутного собрания территорий в нечто более государственно – органическое. Можно согласиться с П. Толочко, что Ольга является истинной создательницей основ Древнерусской государственности из льнувшего конгломерата, но с добавлением одного замечания: на путях достижения взаимопреемлемого согласия великокняжеской власти и территорий. Рисуемый им террор и избиение древлянской знати совершенно не вписывается в эту линию – Ольга спешила предупредить Искоростень в Новгороде, Пскове, т. е. в Северном домене «рюриковичей», по Десне у северы, по Днепру у кривичей, по Мсте у чуди, по Луге у ижоры…
В год 6456 (948)…
…По год 6462 (954) – ПУСТО
В год 6463 (955). Отправилась Ольга в Греческую землю и пришла к Царьграду…
Далее баснословия об уклонении от домогательств императора Константина Багрянородного через крещение и т. д. – отставим это.
В приведённом тексте 2 ЛЖИ, по византийским источникам описавшим визит с точностью до дней недели он состоялся в 957 году; Ольга не пришла, а приплыла с караваном судов, и крепко запомнила, как византийцы держали её в Суде, не пуская на берег… – тут она была не права, это скорее всего являлось необходимым карантинным мероприятием.
…А право, пикантная деталь, 54 летний император – философ склоняет к любви 67-летнюю бабушку /по сверке дат рождения наличных исторических субъектов/…
Констатируем по наличному тексту: византийские источники, а среди их авторов и сам император Константин, не упоминают о такой «мелочи», как крещение «архонтиссы скифов»; тема переговоров, как о них известно: утверждение митрополии в Киеве и сватовство византийской царевны за Святослава – немыслимы были даже для заявления от нехристиан. О том, что Ольга явилась в Константинополь уже христианкой, свидетельствует и присутствие в её свите священника…
В год 6464 (956)…
…По год 6471 (963) – ПУСТО
Широка ты широта поднебесная – глубоки омута Днепровские…
В год 6472 (964). Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых, и быстрым был, словно пардус…
– Далее хрестоматийное «Иду на ВЫ» – вежливые были тогда ребята… А я попадаю в двусмысленное положение, выбрав самый вылизанный, и ещё переведённый на современный русский язык филологическими девочками академика Д. Лихачёва, т. е. ещё раз причёсанной под сторонний «смысл» в меру его уловления, список ПВЛ; и всё, чтобы не играться в «ошибки перевода», «несовпадения исторической и современной семантики», а как они там уж «филологически положили» т. е. в следовании «кесарю – кесарево, слесарю – слесарево»… – и напоролся на такой ущербный фрагмент, что рассмотрение его обратится в углубление и критику не ПВЛ, а её вылупившегося уродца, Лаврентьевского списка. Поэтому дальнейшие замечания по непосредственному тексту, имейте в виду, несли бы заранее предугаданную долю предвзятости в отношении общего, подобно тому, как по одному изложению судить о грамотности, памятливости и разумению всего класса. В преодолении её насколько возможно без выхода на свободное изложение придётся всё шире и шире обращаться к сторонним материалам и мнениям по итогу получив ещё более извращённого урода, уже двухголового, одна голова которого морщится на землю, другая воет на небо. Тьфу!
Остаётся по другому. Общий обзор, и особое внимание тому, что думала – недодумала историческая ша…, простите, наука; что обговаривают в кулуарах и умалчивают в собраниях; а и о том, что тревожит само по себе.
В ЛЛ перепутано, перемешано, а потом ещё и подправлено усилиями сводчика к сколько-нибудь удобоваримому виду всё: покорение вятичей, открывавшее Болгаро-Хазарскую кампанию, поставлено после неё, и вдобавок разрезано: перед кампанией возложение дани – после завершения разгрома хазар военная операция; по тому же принципу события Дунайского и Балканского походов 968–971 года старательно перетасованы друг с другом в результате чего после «почти-взятия Царьграда» русские уходят с Балкан… Болгар Серебряных Камских, Чёрных Причерноморских и Крумовых Балканских он тем более не различает.
Поэтому минуя ЛЛ…
Летописцы – христиане почти сквозь зубы, через себя, только сгибаемые мощным дружинно – военным началом древнерусской государственности, приводят сообщения о подвигах и деяниях, летучей комете-судьбе последнего языческого князя-героя; только почти прощают его и прямо-таки соболезнуют Руси, оказавшейся под его рукой.
В сущности о дате его рождения мы можем судить-полагать или противоречить только по двум датам ПВЛ, приводимым и в Лаврентьевском списке: в 946 году метнув копьё-копьецо он открыл битву с древлянами, а всех лет его правления 28 т. е. 972—28=944, а как мы знаем, Игорь погиб осенью-зимой 945 года. Ошибка минимальна. По второй дате, и указанию, что в 946 году Святослав был очень мал, год его рождения полагают в промежутке 940–943 годов, при этом ранее более употребительна была дата 943, но в последнее время более склоняются к 940-му году, как более реальному в свете биографии Игоря, и более применимому к копьецу 946-го – я бы добавил и одну этнографическую деталь: в русских крестьянских семьях и в начале 20-го века мальчиков впервые сажали верхом на коня в возрасте 5 лет. В ряде сторонних источников указывается, что у Святослава был младший брат Глеб/Улеб, и скорее всего он и был младенцем 943 года. Святослав всегда, в том числе и в международном договоре 944 года назывался старшим сыном – наследником Игоря, чем подтверждается молодость родителей, и косвенно ставится под сомнение сообщение той же ЛЛ о многожёнстве Игоря – его дети от других жён неизвестны. Очень знаменательно, что уже при рождении Святослав утверждён в своём княжом праве присвоением ему статусного славянского имени, которое не дано заявляемому младшему брату.
По сохраняемой неукоснительно даже петровскими уставами 18 века русской военной традиции «в городовой службе с 11 лет, в полевой с 14» рыцарское наездничество князя началось с 954 года и не позднее 958 (если придерживаться более старой даты 957–961). Дату реальной возмужалости Святослава в 954–958 году подтверждает и Ольгино сватовство византийской принцессы в 957 году – ранее 16—18-летнеговозраста жених выглядит скоропалительно.
Эпопею Великой Восточной кампании 958–968 годов я сознательно обхожу стороной: она, её итоги, и значение уже для другой, Великорусской истории, украдена и прямо-таки зарезана ПВЛ на их общих страницах – жаждущих отсылаю к своей давней программно-теоретической статье «Линии Игоря и Святослава в древнерусской истории»…
В согласии всех источников одной из жён Святослава была некая Малуша, заявленная «ключницей» Ольги, что вполне почётно – «хранительница добра княжого дома», и те же великие Каролинги вышли из мажодомов двора Меровингов, но такому простому объяснению претит высокий, и на многое намекающий статус его сына, получившего имя-титул Владимир, что было бы вполне необычное на фоне матери Малуши и деда по материнской линии Малка Любечанина; если бы не мужской род самого имени деда, когда всё восточно – славянское некняжое окружение от смердов вплоть до боярской знати носило имена в женском роде по «родине», не по «отечеству»: Добрыня, Путята, Ходота, Бермята… Заветное слово уже сказано: из факта умолчания судьбы Мала Древлянского, и непостижимого возвышения некой Малуши и брата её Добрыни делается вывод, что это ни кто иные, как семейство Мала, получившего в обмен за Искоростень Любеч, дарованную плату за неслыханное родовое предательство. И не этим ли объясняется странное понижение имени-статуса от отца к сыну: Княжому сопричастное МАЛК мужского рода, самоценное по себе, к нетитулованной знати ДОБРЫНЯ женского, возносимой и низвергаемой Княжой Волей…
Впрочем, не так уж просто сложено это имя – титул ВЛАДИМИР, дословно означающее владение и миром-социумом и миром-согласием, соборность; это накликание покоя, а не владение «славой» – «полками». Только биография конкретного лица добавила в его звучание литавренную ноту. В настоящее время признано, что русский «Владимир» породил германского «Вольдемара» через династические связи детей Ярослава Мудрого, т. е. это был бы «социальный новояз», если б не исторический «Вадим» Храбрый – специалисты по антропонимике усматривают в нём сокращённую форму всё того же «Владимира»…
Иоакимова летопись даёт разъяснение по поводу других сыновей Святослава: Ярополк и Олег были детьми от «главной» представительской жены, безымянной «угорской княжны», имя которой христианские книжники вытравили бесследно. И знаменательно, что как и в паре Святослав – Улеб, княжое имя Ярополк получил только старший. Но и более того, по статусу оно наивысшее среди всех трёх: мир-согласие значил не много в кругу боевых петухов; Олег выделен из общего круга только мужским родом имени.
Естественно, жёны были язычницы, и это создавало особую семейно – политическую ситуацию: в случае крещения Святослава одна должна была уйти, и было очевидно, что эта участь ждёт скорее Малушу, чем Главную, но ещё более очевидно, что все браки, заключённые до крещения, становятся неправоспособным сожительством, и возможен выбор сторонней новой жены – та же византийская или болгарская царевна, – дети которой и становятся единственно законными престолонаследниками; что сразу поднимает вопрос об участи всех детей Святослава, не только о судьбе и жизни Владимира при его подмоченном праве престолонаследия. Уже из одного этого понятна диктуемая самим чувством самосохранения отчаянная борьба всех присных Святослава за его «староверие» против христианских увещеваний свекрови – с чем он был вполне солидарен.
В год 6475 (967). Пришёл от царя Никифора Калокир патрикий из Корсуня, и говорил Святославу: «Даёт тебе золота 15 кентинариев (495 кг.) царь, коли пойдёшь на болгар, как отец твой обещал по договору, а я от себя скажу, будет тебе вся их земля, которая люба, коли сделаюсь я императором ромеев – только помоги. И вся казна царская тебе будет…»… так должен был начать годовую статью 967 года летописец ПВЛ, следуя сообщениям византийских источников, например, Истории Льва Диакона, о подоплёке начала Дунайско – Болгарской кампании Святослава… То, что хвалили как императорскую мудрость Никифора Фоки в 967 году в Константинополе, и проклинали там же в 969 году, как умопомрачительную глупость выжившего из ума знаменитого полководца, ухватившегося не за своё дело…
Но чем же мерил князь – воин свой поворот от впервые открывшейся перспективы Великорусского Мира, когда в результате блистательной 10-летней Восточной кампании граница с Днепра и Десны была передвинута на Волгу, Терек, Кубань, Азово – Черноморское побережье, и открывалась перспектива лёгким занятием Крыма оформить контур Западно – Евразийского великодержавия, единственный гарант существования этносов и социумов на пространстве великих равнин от Саксонского Леса до Тихого океана?
Самая главная загадка этой войны, с кем и за что же всё-таки воевал Святослав на Балканах, если после разгрома и пленения царя Петра со всем семейством, и в том числе с наследником царевичем Борисом, он заключает союзный договор с Первым, после смерти которого в 969 году подтверждённый Вторым. С 969 года это была коалиционная война Русских, Болгар, Венгров и Печенегов против Византии, охватившая большую часть европейских земель империи вплоть до пригородов Константинополя; и какие цели ставил князь, установив военный контроль над несколькими ключевыми пунктами Северо-Восточной Болгарии, но полностью сохранив администрацию и гражданскую власть болгарской династии Крумовичей на всей территории страны?
В том же 968 году какое-то чрезвычайное событие заставило князя спешно вернуться с Балкан, основанием к чему летопись заявляет первое нападение печенегов на Киев. Исправим счёт, не факт: даже по тексту ЛЛ начиная с Аскольда это было бы Третье «Первое» Нападение Печенегов. Событие было настолько важное, что князь задержался на Руси до 969 года, что объясняют будто бы новым хазарским походом и разрушением Итиля, что вполне логично отвергает крупнейший специалист по истории хазар М. Артамонов – впрочем, спор имеет академический характер, т. к. местоположение Итиля не открыто, археологический материал отсутствует. Удивляют фантазии гг. историков: в наличии огромной военной акции на Балканах броситься в головокружительный поход через переполненные отчаянными степными удальцами степные пространства в 1500 км. – при максимальной концентрации общерусских сил в 1111 году Владимир Мономах смог углубиться не более чем на 400 км. на восток от Днепра…
М-да!
Куда как более естественным выглядит внутриполитическая причина, представляемая Житиём Равноапостольной Ольги, в крещении Елены, где приводится сообщение о расправе и казни Святославом – язычником младшего брата – христианина Глеба/Улеба… Не было ли сделано попытки сменить языческую линию династии христианской по отсутствию князя с дружиной на Руси и вполне очевидному сочувствию правительницы Ольги к христианам? П. Толочко установил факт разгрома христианских храмов Киева в Святославово время, датировав событие 971 годом, что свидетельствует о малом уважении почтенного археолога к письменным источникам – в 971 году Святослав вёл отчаянную войну на Дунае и в низовьях Днепра: разгром храмов при нём мог состояться только в 968–969 годах. В 971 году эту акцию мог провести только Ярополк; возможно, как месть за покушение на права престолонаследия детей Святослава. Завершением мрачных историй 969 года становится смерть Ольги – исполнение Святославом посмертной воли матери похоронить её по христианскому обряду священником в церкви Святого Николая «на Ольжином дворе» ещё раз подтверждает, что князь – сокол к разгрому христианских храмов, в том числе и церкви Св. Николая, непричастен… Для него, жившего на переломе меча между небом и землёй, в том не было достойного противника – в данном случае летопись совершенно права: «ибо для неверующих вера христианская юродство есть».
Последним политическим актом Святослава в древнерусской истории становится распределение земель в управление между сыновьями: Киев и Полянская земля достаются Ярополку, как наследнику великокняжеского титула; Владимир получает Новгород и Северо-Запад; Олег утверждается над важной и богатой Древлянской землёй с новой столицей-градом Овручем.
Следует признать, распределение наместничеств совершенно не совпадает с традиционным. Из Днепровского Трёхградья почтён только Киев, ни старопамятный Переяслав, ни быстро поднимающийся в значении Чернигов, через который идут все прямые связи через обретённую степь вплоть до Таматархии/Тьмутаракани и нововзятого у хазар Корчева/Керчи.
Впервые почтён князем-наместником Новгород, только с этого времени поднятый в какую-то политическую реальность от рюриковых баснословий. Вполне очевидно, что это была почётная ссылка – удаление «славянской» ветви династии от «угорской», от опасной близости к Киеву.
Назначение младенцу Олегу древлянской земли было разумно, как средство пресечь местные сепаратные поползновения, которые по его возрасту не могли через него реализоваться; в то же время, разрывая единство Староолегова Киевского домена, умеряло чрезмерное сосредоточение власти в руках Ярополкова окружения.
По распределению столов, значение которых определялось во всю историю политического единства Древней Руси не богатством земель, а географической близостью к Киевскому Столу очевидно и распределение права на престолонаследие в порядке Ярополк-> Олег-> Владимир, при обычных условиях исключавших надежды Владимира и «славянской» линии династии на верховную власть, а при простом служебно-административном «наместничестве» делавшей проблематичным и её сохранение в составе дома, как и даже само существование.
Следует особо подчеркнуть: Святослав рассадил своих сыновей по землян не князьями, а Великокняжескими наместниками – Великим Князем Русским был и оставался только он один. Даже агитирующий против него летописец не может вытравить этой ноты Восходящего Великодержавия из приписываемой ему речи: «Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае – ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли – золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мёд и рабы».
Это любопытное построение, вполне ложное, т. к. в полное отрицание заявленному Святослав держал свою ставку не в «Переяславце», в котором полагают бездумно ошибочно и Предслав, сохранявший во всё время кампании статус и значение СТОЛИЦЫ БОРИСА 2-го, и Переяслав Малый где-то в устье Дуная – Святослав же держался, в нарушение всего за него прописанного, в Доростоле… Но то Святославово зерно, что пытаются опорочить, в нарушении всех замыслов сводчика текста сохранилось: «хочу жить в Переяславце на Дунае – ибо там середина земли моей» – оно вполне разумно в географическом и геополитическом смысле, если полагать в нём то, что оно и утверждает: Единодержавие Руси и Болгарии от Верхней Волги до Ионических островов: напомню, северной границей Великой Евразийской Болгарии Симеона были Карпаты, южной Коринфский перешеек, западной Пешт и албанское побережье Адриатики, восточной Южный Буг и Черноморское побережье… И средостение этого единства лежит на Нижнем Дунае! Это, знаете ли, заявка на Санкт – Петербург 10 века; и куда как более обоснованная…
И понятно, как на это Святославово, Становящееся на крыло, Полётное ополчились все: Русский феодализм, подминаемый превосходящей его суть Сверхнациональной Государственностью; Болгарская Тщивость, изживающая себя в выморочных наследниках Аспаруха – Симеона; Дряблое византийское завистничество к Безоглядно-Юному порыву в канун её последних агонических самоубийственных судорог; Выморочная мелкотня народцев и народишек, сатанеющих на возрастающее мощное тело, Шильничество людишкиной ненависти к Нестерпимый Блеску Гения в глазах…
Остаётся только извлечь это из текста летописи…
Вот как оборачивает общую подлость на невиновную голову летописец: «Заключив мир с греками, Святослав в ладьях отправился к порогам. И сказал ему воевода отца его Свенельд: „Обойди, князь, пороги на конях, ибо стоят у порогов печенеги“»…
Давайте-ка теперь по рассудку, не по летописцу:
1. Скажите, как перевозить войска, состоящее в подавляющей своей массе из пехоты – именно так характеризуют военную организацию Святослава все византийские авторы, признавая превосходство руси в пешем бою и слабость в конном – т. е. пешее ополчение земель? По суху или по морю? Лошадями или кораблями?
2. Где и кем заготовлены те тысячные табуны коней, на которые пересядет вся пешая рать?
3. Бросить земское ополчение и бежать крысой в отай? Уйдёт ли Крыса от степного Длинного Уха, разом поднимающего вихрь полосующих сабель?
4. Как встретит Крысу Русская Земля?
…Право, княжой меч полез бы из ножен при первых словах Свенельда…
Слов не было – были дела: «…Свенельд же пришёл в Киев к Ярополку».
…Русская дружинная знать совершила неслыханное предательство – бросила князя на походе, презрев своё звание: дружинники не просто воины князя, но его друзья, столующиеся за его столом, думающие с ним одну «думу крепкую», а на край судьбы положившие: «Где твоя голова ляжет, там и свои головы сложим»…/из той же ЛЛ/.
Остаётся только по судебно – протокольному определиться, где совершилось предательство.
Сразу можно сказать, что дойди Свенельд до устья Днепра вместе со Святославом, он бы попал в общую могилу, воеводой ли перед строем смертного полка – Крысой ли, бегущей по степи: коней не было, а коли бы чудом достались – степное Длинное ухо неизбежно навело бы степную охоту на зверя-подранка.
Т. е. единственно возможный район расхождения пешей рати и немногочисленной конницы был в Болгарии, как и возможный сухопутный путь: минуя степи на север через Болгарские в ту пору Карпаты, и далее на восток в Русь…
Можно полагать, что Свенельд не успел предупредить, а Ярополк перехватить войском район порогов в 971 году до ледостава, и Святослав вынужден был зимовать на Белобережье в устье Днепра – но весной 972 года волоки на порогах должны были быть заняты войском вне всяких предупреждений – умолчаний Свенельда уже потому, что это была ежегодная процедура открытия торговым караванам «пути в грек». У Святослава же выбора не было: зимуя на Белобережье, он уже нарушил договор 944 года, запрещавший русским оставаться на зиму в устье Днепра, и развязывал византийцам руки уничтожить его «по закону»…
Что испытал высокодумный сокол-князь, когда увидел на порогах вместо железного блеска строя русских полков сгущающуюся степную тучу?… Семья его предала!
И в последней битве на пороге вокруг страстотерпца-героя, впервые прозревшего великую Русь – Евразию от Камы до Адриатики, лёг не цвет русской феодальной знати конных дружин, а безвестные пешцы – ополченцы земель: Людоты, Путяты, Ходоты, Мстиши, Микула, Никиты, Андрюхи… Смертью своей покрывая для будущего мелькнувшую тень Руси – Евразии, но и предрекая Руси Древней, Не Услышавшей, и Святую Софию, и Слово о полку Игореве, и Покрова на Нерли, и Катастрофу и Крушение Этноса 1237 года…
Через три года, «В год 6483 (975). Однажды Свенельдич именем Лют, вышел из Киева на охоту и гнал зверя в лесу. И увидел его Олег, и спросил своих: «Кто это?» И ответили ему: «Свенельдич. И, напав, убил его Олег…»
– За что?!
– В ВОЗДАЯНИЕ ЗА СВЕНЕЛЬДОВО ПРЕДАТЕЛЬСТВО ОТЦА…
Братоубийцы…
В год 6481 (973). Начал княжить Ярополк.
В год 6483 (975). Олег Святославич демонстративно убивает Люта Свенельжича.
Это прямая демонстрация не только против слуги – предателя, но и брата – отцеубийцы…
В год 6485 (977). Пошёл Ярополк на брата своего Олега в Деревскую землю. И вышел против него Олег, и исполчились обе стороны. И в начавшейся битве победил Ярополк Олега… Далее гибель юного князя—16 лет – во рву Овруча; плач Ярополка над телом брата…
Отцеубийца стал и Братоубийцей – как говаривал некий г-н Бонапарт: «Это хуже чем преступление – это ошибка»; Третий стал Вторым и Единственным не запятнанным Святославовой кровью…
Владимир бежит за море, вполне обоснованно в общем мнении (что ждать от Отце– и Братоубийцы…) – «а Ярополк посадил своих посадников в Новгороде и владел один Русскою землёю», что становится нападением на «отнее завещание».
В год 6488 (980). Владимир вернулся в Новгород с варягами и сказал посадникам Ярополка: «Идите к брату моему и скажите ему: „Владимир идёт на тебя, готовься с ним биться“»… Благородное объявление святой мести за Отца и Брата.
Отставим эти Владимировы «играния под Святослава», от которых он скоро отстал – вот что действительно важно: «…Рогволод пришёл из-за моря и держал власть свою в Полоцке, а Туры держал власть в Турове, по нему и прозвались туровцы» – это опять проступают следы местных династических линий, достаточно укоренённых, чтобы от них возникали этнонимы, и влиятельных, чтобы родниться с великокняжеской фамилией, как это случилось с дочерью Рогволода.
Перепетии кровавой междоусобицы…
«…И пришёл Ярополк ко Владимиру; когда же входил в двери, два варяга подняли его мечами под пазухи… И так убит был Ярополк».
«…И стал Владимир княжить в Киеве один, и поставил кумиры на холме за теремным дворцом: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, и Хорса, Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Макошь…» – столь известная реформа создание общегосударственного пантеона языческих богов, которая так прописана и разобрана в том числе и мной в паре аналитических работ, ан, всё рождает новые подозрения. Реформа действительно была, но не в том смысле, который ей преимущественно приписывается: сбор всех под одной крышей… простите, около великокняжеских окошек, а определённо иной: уже достаточно давно ряд исследователей, например Котляревский, замечали в наличном материале восточно-славянского язычества пережиточные следы давнего сонарного теоцентризма, который теперь волевым актом был переменён на Перунизм – в представленном в летописи материале очень просто до грубости: помещением Перуна на место Гелиоса-Хорса… Т. е. исследователи определённо преувеличивают теологический креационизм Владимира: пантеон уже сложился, отвечая ценностным ориентациям Славянина-Пана, Микулы Селяниновича и Васьки Буслаева в одном лице – Малушин выборзок переставил его персонажи под свои замашки. Это же подтвержает и «топорное обновление» Добрыней святилища Перыни под Новгородом, где переменён только Центральный персонаж – остальной порядок пантеона остался без изменения. Отсылаю благосклонного читателя к моей работе «Теософемы Збручского Идола» в авторском сборнике «Неопалимая купина». К моему сожалению, изданный в Германии, он реализуется в России по запредельной цене.
Но одна сторона старинного культа была в противовес общей тенденции наоборот усилена: покровительство властителям, как носителям упорядочивающего солнечного начала. Вспомните Солнечную и Лунную династию Ригведы – и оживите её аналогиями отечественного Владимира Красное Солнышко. Впрочем, эта фигура эпоса может иметь куда как более древние, чисто сакральные корни и конкретный исторический персонаж мог просто приклеиться к ней.
Профессионально интересно другое: Владимир изменил великокняжеский родовой знак, добавив в Рюриков Двузубец третье центральное жало, создав тот пресловутый Трезуб, которым ныне играются – тешатся 16-летние дяди и 60-летние юнцы. Самое простое предположение, что этим зубом Владимир вписал свой род по матери в династически закреплённый символ – во всяком случае так расценил эту акцию Святополк, когда опять вернулся к Святославову Двузубу, что препятствует полагать во Владимировом Трезубе христианскую Троицу … Сокол – Ререг, летящий вниз головой? Это для безмозглого укропа – Владимир всё же был древнерусский человек… Любопытно, что такую же оппозицию Трезубу проявлял из детей Владимира и знаменитейший князь-рыцарь, князь-герой Мстислав Владимирович Тмутараканский, сохраняя в качестве своего родового знака Двузуб, с которым и вышел на поле битвы у Листвена.
Под 981–987 годом ЛЛ приводит целый ком военно-политических известий. Они настолько перепутаны и несуразны по наложениям и перерывам во времени, что делать к ним какой-либо комментарий, а тем более выводы это судить о крокодиле и курице по яйцу. Можно только разделить на группы эти явленные летописцем несвязные судороги успехов и провалов.
По западному рубежу:
В год 6489 (981). Пошёл Владимир на поляков…/завоевание городов Червенской Руси/
В год 6491 (983). Пошёл Владимир против ятвягов, и победил ятвягов, и завоевал их землю.
На востоке:
В год 6489 (981) …в том же году победил Владимир и вятичей и возложил на них дань – с каждого плуга, как и отец его брал.
В год 6490 (982). Поднялись вятичи войною, и пошёл Владимир, и победил их вторично.
В год 6492 (984). Пошёл Владимир на радимичей… Были же радимичи от рода ляхов, пришли и поселились тут и платят дань Руси, повоз ведут и доныне.
КАМЕНЬ ПРЕТКНОВЕНИЯ:
В год 6493 (985). Пошёл Владимир НА БОЛГАР в ладьях с дядею своим Добрынею, а торков привёл берегом на конях; и победил болгар. Сказал Добрыня Владимиру: «Осмотрел пленных колодников: все они в сапогах. Этим дани нам не давать – пойдём, поищем себе лапотников». И заключил Владимир мир с болгарами…
Ряд исследователей основательно трактуют по привязке русских ладей с торчесской конницей Поросья, что поход совершён в земли Дунайской Болгарии, скорее всего в её северо – восточный прикарпатский анклав с выходом к устью Дуная, убедительно доказывая малую вероятность привлечения торчесских вождей к дальнему походу в область Волжской Болгарии при наличии постоянного кочевого соперничества тех с соседями-печенегами; и если бы не краткая фраза из произведения «ПАМЯТЬ И ПОХВАЛА КНЯЗЮ РУССКОМУ ВЛАДИМИРУ» монаха Иакова «… и серебряных болгар победил; и хазар, пойдя на них, победил и дань на них положил», что выстривается в логичную схему восстановления Святославова контроля над линией Оки-Волги – быть по сему!
Мне представляется, что надуманную антитезу «Либо Дунай – Либо Волга» надо разорвать: Руси нужно и то и другое; и естественно было бы предполагать, что было два похода, один к Дунаю, другой на Волгу – оба к Святославом завещанному и по его следам. Само оформление летописного сообщения, приписываемая болгарам клятва «Тогда не будет между нами мира, когда камень станет плавать, а хмель тонуть» ориентирует на Дунайскую Болгарию – волжские болгары, как известно, приняли в 922 году ислам…
Рискну развить эту тему: в военно – политических акциях Владимира Языческого есть определённая система:
1. Он как бы восстанавливает унаследованное от предков или намеченное ими, в частности, движение к Червенским городам и в Западное Побужье ряд исследователей приписывает уже Ольге (И. Дыбо);
2. Распределение его акций образуют вид сознательных качелей Восток – Запад или Запад – Восток…
981—Запад – Поляки…
982—Восток – Вятичи…
983—Запад – Ятвяги…
984—Восток – Радимичи…
985—Запад – [Дунайские] Болгары…
[986—Восток – Хазары…] – разумеется, это не могло не затронуть и серебряных болгар, и в Памяти Иакова они логично стоят рядом. И вполне естественно появляются в следующей годовой статье, выразительно отделённые от тёзок дополнительным описанием…
В год 6494 (986). Пришли болгары магометанской веры, говоря… – далее первый эпизод т. н. выбора и испытания вер; и последующие за ним: Немец, Еврей, Грек-философ.
Анонимность датировок визитов Немца и Еврея уже само по себе свидетельствует, что у летописца нет под рукой никакого подходящего материала, он только логически достраивает их к чему-то подобному из болгарского; и окончательно добивает «Греком – философом», легко распознаваемыми Кириллом и Мефодием «хазарской» и «моравской» миссий 861–866 годов. Кстати, сама применённая летописная форма «хазарский еврей» становится разоблачающим анахронизмом после бегства правителей Хазарии в Хорезм/Ширван в результате разгрома каганата Святославом, и вынужденного принятия ими ислама в 969–970 годах – не было больше влиятельных «хазарских евреев»: стали как все, везде гонимыми «просто – евреями».
Только нечто Волжско-Болгарское случилось в 986 году; некое посольство, с которым сговаривались о делах важных, как то: пропуск русских купцов Волжским путём в страны халифата и булгарских по «меховому пути» Центрально-Русского водораздела в Среднюю Европу и т. д.; и выспрашивали об интересном: как живёшь, во что веруешь, как богов и плоть ублажаешь…
В год 6495 (987). Созвал Владимир бояр своих и старцев градских; и сказал им… Статья кончается знаменательными словами: «Сказали же бояре: „Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы его бабка твоя Ольга, а была она мудрейшей из всех людей“. И спросил Владимир: „Где примем крещение?“. Они же сказали: „Где тебе любо“»…
Укрепляющееся в научной среде с 19 века убеждение, что христианизация Древней Руси была одной из сторон процесса саморазвития социума, и охватила до полутора столетий только от знаменательной даты крещения Аскольда в Николаи в 861/866 году, а куда как более естественно полагать это событие лишь знаковым маркером давно развивающегося процесса, едва ли не с той поры, как отвергнутые Своими и Чужими несториане, ариане, пелгусианцы ушли в дали неведомые, рассыпались от Ирландии до Кореи… убеждение, что этот процесс был непрерывен и экспромты, как в него при Аскольде и Ольге, так и от него при Олеге, Святославе, и прямо-таки гротескно соединившиеся во Владимире, лишь свидетельствуют о его постоянстве – освобождают меня от крючкотворного следования извивам его перипетий. Выделим из него то, что стало ферментом уже в другом, социально – политическом вареве.
Любопытно, что византийские источники никак не отметили столь важного события, как крещение крупнейшего государства Европейского мира. Такое впечатление, что вплоть до Ярослава Мудрого Русь для них не вполне христианская, или уже и до Владимира не вполне языческая…
Исторически насущным, не археографическим, является ответ на вопрос, кто стал женой Равноапостольного Владимира Святого в 988/989 году: порфирородная ли царевна Анна, единственная сестра императоров Константина и Василия 2-го, или Анна «Болгарыня» нескольких списков ПВЛ там же объявленная матерью Бориса и Глеба, одна из внучек болгарского царя Петра, ПОЖИЗНЕННО НОСИВШЕГО ВСЕМИ ПРИЗНАННЫЙ, В ТОМ ЧИСЛЕ И ВИЗАНТИЕЙ, ИМПЕРАТОРСКИЙ ТИТУЛ… Последуем не тексту ПВЛ, а заключению византинистов М. Сюзюмова, А. Каждана, Г. Литаврина, что это была всё-таки сестра… А может и нет!
Но кроме прочих проблем крещение и брак Владимира с «византийской царевной» 988/989 года заложил династическую мину под державное здание: безусловная христианская моногамия не только требовала аннулирования полигамных браков, но и лишала наследуемых прав прижитых в них детей…
Первое было исполнено роспуском Владимирова гарема с выделением отставленным жёнам, что им положено по «закону русскому» во вдовьем праве.
Кто же были жёны Владимира – Соломона Страстолюбца руссих летописей?
В сущности их было 3, и только 2-х из них мы знаем по имени: Рогнеду Полочанку и Анну Византийскую, и лишь о Первой известия вполне достоверны, даже и в легендарно окрашенной части. Про остальных можно доверять, со скидкой на ошибки переписчиков – сводчиков, только указаниям их национальности; вполне сомневаться приписанным в позднейших списках именам; и совершенно не доверять указаниям на их высокое европейское статусное положение, принимая во внимание, что замужество христианки за язычником строжайше запрещалось с 5 века, и неизвестно в практике, кроме экстраординарных случаев, с 6-го. Все эти «грецини», «чехини», «болгарыни» были в общем случае захваченные рабыни-наложницы, как то прямо прописывает летопись о жене Ярополка, захваченной гречанке, красавице-монашке, подаренной Святославом сыну – не будем копаться в степени достоверности этого принижающего старшего наследника Святослава известия: главное, что эта практика была распостранена.
Итак, жёны Владимира и дети от них, числом до 13 сыновей и 10 дочерей:
Рогнеда: Изяслав (+), Мстислав (+), Ярослав, Всеволод;
[Предислава: ] «Грециня»: Святополк;
[Аллогия/Олова: ] «Чехиня» [/из Варягов]: Вышеслав (+);
[Мальфрида: ] «2-я чехиня»: Святослав;
[Милолика/Анна: ] «Болгарыня»: Борис, Глеб, [Станислав (+), Судислав, Позвизд];
СПОРНО:
[Адель: ] «[Чехиня/Немка]»: Мстислав Тмутараканский;
ЗАГАДОЧНО:
Анна-Царевна, Византийская: [Феофано, Мария-Добронега]
Начнём с того, что сразу бросается в глаза: а где сыновья Анны-царевны, за которых столетиями держали Бориса-Романа и Глеба-Давида, ныне переписанных на анонимную «Болгарыню»?
Самое разумное из всего, мной читаного, написал по этому поводу В. Т. Татищев, ссылаясь на на Иоакимову летопись: «Анну царевну Нестор сказует греческую, что в великом сумнении погрешности, часть II. н. 184. Бориса же и Глеба он положил от болгорины, а от царевны Анны никого не показал, н. 163, а сей (ИЛет.) царевну Анну сказует мать Бориса и Глеба, то мню, конечно, сия царевна была болгорская, а Василию и Константину сестра внучатая, как н. 163 сказано.», т. о. возводя «Анну-царевну» к какой-то принцессе пленённого византийцами в 972 году болгарского ИМПЕРАТОРСКОГО ДОМА; по жене болгарского императора Петра 1-го Марии, дочери византийского императора-соправителя Христофора Лакапина, связанного родственными узами с византийским; и ВНУЧАТОЙ СЕСТРЕ ИМПЕРАТОРОВ Василия и Константина, внуков Константина 7-го и Елены Лакапин; и которую русские книжники то путают с одной из дочерей Романа 2-го и императрицы-трактирщицы Феофано/ Анастасии, родителей Василия, Константина, Зои и Анны, то правильно указывают на государственную идентификацию титула: «болгарыня»…
Таким образом, две строчки можно слить в одну:
Анна-Царевна, Болгаро-Византийская: Борис, Глеб, [Станислав (+), Судислав, Позвизд, Феофано, Мария-Добронега] … В неприкосновенности оставим неканоническую сомнительную часть списка имён, мелькнувших в привязке с ней в том или ином своде – к ним вернёмся по случаю…
И если по преимущественно невысокому положению жёны не возражали отойти В ТЕНЬ с парой – тройкой селец – городков /больше всех пришлось отрезать Рогнеде – удел по отцу Полоцк, ставший наследственным по удалению вместе с ней сына Изяслава, положившего начало ПЕРВОЙ МЕСТНО – ФЕОДАЛЬНОЙ ДИНАСТИИ РЮРИКОВИЧЕЙ/,то ситуация с сыновьями стала подлинно головоломной. Их единство в роде – стае поддерживалось только правом на Великокняжеское престолонаследие, сдвигающееся по изменению старшинства в роде – перемещение же рюриковичей на место территориально-племенной знати означало делить и кромсать державу по уделам; вместо старых этно-племенных расколов наряжать новые княже-феодальные?
Между тем христианский закон был неумолим – вне церковного брака детей нет!
Только обретённый в церковном браке сын правопреемник по наследству… Прогнать прочих?
Обратить всех остальных сыновей в рвущихся к Мести и Месту волков-изгоев?
Ситуация была столь очевидной, что вплоть до последних лет правления Владимир тянул разгласить этот секрет полишинеля, если Анна была Царевна и мать Бориса и Глеба – решение было объявлено незадолго до смерти, что сразу вызвало восстание старших сыновей, и одновременно старших в линиях, Святополка Туровского и Ярослава Новгородского в 1014 году. Святополк попал в заключение с женой, дочерью польского короля Болеслава 1-го, и духовником княгини католическим епископом Рейберном – из чего русопеты православия делают вывод о «борьбе с католической экспансией», не удосуживаясь узнать, что до схизмы 1054 года христианская церковь была едина; и Владимир, как до того Ольга в 962 году, сам пригласил католических прелатов, прикидывая, не проще ли иметь дело с Римом по вопросам церковной автономии… – ему, утвердившему государственный культ языческих богов; поменявшему язычество на православие; а перед смертью повелевшего устроить разгульное языческое отпевание, это было нетрудно. По освобождению Святополк удалился в Польшу – Рейберн умер в заключении.
Впрочем, есть и иное объяснение: Владимир ждал и тянул до последнего дня жизни Анны Царицы, умершей в 1011 году; ждал мальчика… Кстати, а не была ли эта ситуация очевидна всем: если у Анны, воцерковлённой жены – христианки рождается мальчик, именно он станет Великим Князем Русским – ведь удаление других жён уже перечеркивало права детей от них? А с её смертью они возрождались – и на традиционном праве, по старшинству в роде. И все как бы успокоились, когда по достижению положенного возраста, ещё до смерти, стало очевидным, что детей больше не будет…
Но случилось нечто, нарушившее всякий порядок, вызвавшее возмущение старших сыновей – остальным яриться было явно не с руки, их очередь вообще могла не наступить: уже умерли, не дождавшись заветного старшинства 4 брата Владимировича, место сыновей начинают занимать внуки, как Брячислав на место Изяслава… Если Борис был заявлен наследником, как о том пишет ПВЛ, но не являлся сыном Анны-христианки – это означало войну… Разве не очевидно было это изощрённому чёрствому старику, много раз переступавшему через кровь, братьев, веру, жён и детей…
В год 6522 (1014) … И сказал Владимир: «Расчищайте пути и мостите мосты», ибо хотел идти войной на Ярослава, на сына своего, но разболелся.
В год 6523 (1015). Когда Владимир собрался идти против Ярослава, Ярослав, послав за море, привёл варягов, так как боялся отца своего… Между тем печенеги пошли походом на Русь, Владимир послал против них Бориса, а сам сильно разболелся; в этой болезни и умер в июля 15 день…
Кажется, на пути разбора коллизий ситуации, традиции и права решение не просматривается – надо взглянуть с более широкого основания.
А и что бы случилось, если бы Анна Болгарская была освидетельствованной Порфирородной царевной; и Борис и Глеб прописались сыновьями её во всех Списках, Житиях, Памятях – склонились ли перед Христианским законом Незаконнорождённые Владыки Земель, каждая из которых больше Кастилии с Арагоном, Прованса с Бургундией, Дании с Фризией, и уж точно всех вместе взятых англо-саксонских королевств Англии??? Которые ведут походы и войны, неизвестные Киеву, и заключают союзы и договоры, не откладывающиеся в Летописания Руси, так что о рейде русского корпуса через Закавказье в Византию 1029 года узнают из Константинополя, а о морских походах Мстислава Владимировича на Каспий 1030-х годов узнают из Ширвана…
Но как началась 2-я Ярославова Гражданская война после 1-й Владимировой – название вполне условно, только потому, кто выиграл…?
Летопись вполне однозначно указывает зачинщиком Святополка убийством Бориса Ростовского и Глеба Муромского, объявленных и канонизированных при Владимире Мономахе первыми святыми русской церкви, и Святополка Древлянского, почему-то этой чести от Ярославичей не удостоившегося.
Вполне очевидно, что это не так; и даже с чисто юридической точки зрения Гражданская война началась с Ярославова Новгородского мятежа 1014 года. Летописец утверждает далее, что Святополк захватил власть, узурпировав права… Кого? Здесь летописец прибегает к эффемии о «любви» Владимира и киевлян к юному Борису – это правовое основание? По утверждению летописи более подробных списков утверждение Святополка оспаривали Ярослав Новгородский, Брячислав Полоцкий, Мстислав Тмутараканский, но:
…Брячислав очень скоро получает от Святополка Переяславль под Киевом /или Южный Древний на Роси – различить невозможно/; в боевых действиях он отметился в 1020 году… Нападением на Ярославово Новгородское наместничество; и более того, «вся дни живота своего», как сказано в летописи, продолжал воевать с Ярославом…
…Мстислав вмешивается в события в 1024 году… Полным разгромом Ярославовых войск Всея Сброда Всей Европы при Листвене; только после смерти Мстислава в 1036 году Ярослав переводит свой двор из Новгорода в Киев!
В сущности, это была война сына Рогнеды против сыновей других матерей…
Летописец не решается сказать, двуличит и мямлит, что хотел бы, чтобы всё основывалось на Христианском праве церковного единобрачия и пристало к Борису /если он ему подлежит/, но не может проговориться, ибо живёт из рук «неправых» источником власти Ярославичей; неправых даже в родовом праве «по старшинству»: сама летопись признаёт, что Ярославу было в 1015 году 27 лет, а Святополку, которым мать-гречанка «непраздна была» в 980 году 35…Его сверстники, старший сын Рогнеды Изяслав, «чехинин» Вышеслав, уже умерли… Это было тем более важно скрыть, что убедившись в подвохах христианского права единонаследия «в детях» на фоне русского родового «дети всегда законнорожденные», Ярослав решительно перешёл к родовому «лествичному» праву наследия по старшинству в роде – как тут мешали грехи молодости…
Ведь в сущности он вёл войну против всех, даже и внутри Рогнедова клана, если принять в расчёт, что Брячислав был его племянником, сыном единокровного и единоутробного старшего светоча-брата Изяслава, по легенде заслонившего мать от пьяного Владимирова меча…
По тексту летописи неразрешимость этой коллизии осознаёт и Борис, как, впрочем, и Глеб: летопись самыми живыми красками описывает, как он слагает с себя все права, отдаётся на волю брата, полагаясь найти в нём отца – какой политический смысл превращать послушного покорившегося подданного в жупел справедливого мятежа? Конечно, человеческое состоит из равных долей сросшихся Ума и Безумия – но второе уже по другому ведомству…
Поэтому как не прислушаться к известиям исландских саг, которые уже лет двести с 1834 года раскалывают научное сообщество, слава богу, не вырываясь на улицу; вокруг которых ломали копья О. Сенковский и Н. Котляр, М. Свердлов и Е. Рыдзевская, А. Лященко, А. Назаренко и С. Михеев, а сегодня переполняется И. Данилевский и отбивается Т. Джаксон… Впрочем, имя им легион!
Суть да дело таковы: в 1834 году историк – полиглот Осип Сенковский перевёл на русский язык исландскую «Сагу о Хрольве Гаутрекссоне» из так называемых «Саг о древних Временах»; и сагу «Прядь об Эймунде», входившей составной частью в «Сагу об Олафе Харальдсоне», и идентифицировал Эймунда саг с предводителем варягов, нанятым на службу Ярославом в 1014–1015 году.
В сагах подробно рассказывалось об участии Эймунда с отрядом из 600 викингов в междоусобной войне конунгов Ярицлейва из Хольмгарда, Бурицлава из Кунигарда и Вартилава из Полтескью:
…«Эймунд сказал: «Если вы хотите поступить по-моему, то я скажу вам, если хотите, что я задумал. Я слышал о смерти Вальдимара конунга с востока из Гардарики, и эти владения держат теперь трое сыновей его, славнейшие мужи. Он наделил их не совсем поровну – одному теперь досталось больше, чем тем двум. И зовется Бурицлав тот, который получил большую долю отцовского наследия, и он – старший из них. Другого зовут Ярицлейв, а третьего Вартилав. Бурицлав держит Кэнугард, а это – лучшее княжество во всем Гардарики. Ярицлейв держит Хольмгард, а третий – Палтескью и всю область, что сюда принадлежит. Теперь у них разлад из-за владений, и всех более недоволен тот, чья доля по разделу больше и лучше: он видит урон своей власти в том, что его владения меньше отцовских, и считает, что он потому ниже своих предков. И пришло мне теперь на мысль, если вы согласны, отправиться туда и побывать у каждого из этих конунгов, а больше у тех, которые хотят держать свои владения и довольствоваться тем, чем наделил их отец. Для нас это будет хорошо – добудем и богатство, и почесть.»
Для лингвиста – полиглота с отличной начитанностью в исторических текстах не составило труда определиться с реконструкцией имён обратно в русско – славянский: Ярослав, Брячислав и… Борислав т. е. Борис в его полной форме: на больших искажениях в 2-х последних именах отразилась их относительная редкость, наложение польских аналогов, например Вартислав Поморский, трудность передачи гласных дифтонгов и йотированных гласных, особенно в составе слогов. В то же время наличие базовой «Р» совершенно исключает возможность услышать в «Бурицлаве» «Болеслава», чем так тешатся «лингвисты из желания» опровергнуть – исторический материал надо брать таковым, как он есть, а не претворять в объект поварского искусства под то, что хочется. Как иначе оценить такую фразочку у Т. Джаксон: «Конунга Бурицлава традиционно отождествляют со Святополком…»
Да, уже 200 лет без десятка, и всё не могут «отождествить».
А ведь это из текста 5-томной хрестоматии для воспитания студентов-историков работе с первоисточниками – или тому, что можно сотворить из первоисточника?
М-да!
Саги, особенно «Прядь об Эймунде», содержали развёрнутое изложение участия варяжских наёмников в русской междоусобной войне на протяжении 1015–1023 годов, в частности подробно повествовали, как по поручению Ярицлейва люди Эймунда убили Бурицлейва, проникнув в его лагерь ночью накануне битвы, и в деталях, совпадающих с подробностями летописного описания расправы с Борисом на Альте. Более того, ряд известий саги разъясняют и делают вполне логичным какое-то сумбурное повествование летописи, в частности, совершенно непонятную причину двухкратного визита убийц к месту преступления, и такое же двойное убийство Бориса, сначала на Альте, затем по дороге в Вышгород; наличие странного «обезглавленного трупа верного Борисова слуги-угрина по имени Георгий, которого не узнали…»… Сага с шокирующей достоверностью сообщала, что проникнув в шатёр Бориса, люди Эймунда отрезали ему голову, с которой и скрылись, предъявив впоследствии Ярицлейву, который «покраснел, и спросил: могут ли они за такую же плату достать ему и труп для достойных похорон». Эймунд, полагая, что после гибели князя его войска разбредутся, отправился на поиски и действительно нашёл тело, которое осталось на месте снятого шатра неузнанным. Ярицлейв похоронил брата с должными почестями…
О. Рапов обратил внимание, что сообщение саги бросают новый свет на летописное известие:
В год 6525 (1017). Ярослав пошёл в Киев, и погорели церкви.
– и сделал вывод, что никакого убийства князя Бориса в 1015 году не было; что только к 1017 году Ярослав Новгородский и разгромил и убил Бориса Киевского, который во исполнение воли отца толи по закону, толи по самоуправству родителя сел на престол Великого Князя Русского в 1015 году. Но это сразу поднимало и решало вопрос, кто убил брата Бориса Глеба Муромского: в начавшейся междоусобице тот принял естественно сторону брата и устремился к нему, но выход Ярославовых войск к Любечу в 1016 году перерезал путь по Днепру, на котором его и перехватила Ярославова засада… Кто убил Святослава Древлянского остаётся под вопросом: летопись указывает, что он бежал в сторону Венгрии и погиб в Угорских горах – более естественно предположить, что начавший бойню братьев Ярослав уже не останавливался, избавляясь от соперников в ближайших землях к Киеву.
Можно ли полагать Ярослава способным на такие семейные преступления, перед которыми бледнятся и Брунгильда, и Ричард 3-й, и Иван 4-й? Что нам достоверно известно о нём, как о человеке? Где совпадают оценки летописи и саг?
А и чем он выделяется на общем фоне от Ярополка до Владимира:
Ярополк, убивший брата Олега; Владимир, предательски убивший уступившего ему власть брата Ярополка; Святополк, заявленный убийцей Бориса, Глеба и Святослава; Ярослав,22 года моривший на хлебе и воде брата Судислава, убивший принесшего ему престол посадника Константина Добрынича, отравивший по намёкам летописи победившего и пощадившего его брата Мстислава… Право, если вы в одночасье зарезали брата – вы Окаянный, если вы 20 лет гноите его в колодезном порубе на свечке, воде и горшке каши – вы Мудрый!
Летопись и Сага в общем рисуют одинаковый внешний и психологический портрет Ярослава: тщедушный, болезненный, хромой с детства; боязливый, но умеющий собраться; подозрительный, честолюбивый, завистливый и злопамятный; скупой до жадности, но не теряющий здравомыслия; любознательный… Всё, разумеется, в разных стилистических оттенках: сага пишет «трусливый» – летопись об осторожности, сага пишет «скупой» – летопись о рачительности… Летопись пишет об остром уме и широком кругозоре – Сага напирает на умение слушать и принимать советы умной жены Ингигерды Злой. Летопись намекает, что всё плохое было от жены; сага трубит, что от неё было всё доброе.
И как естественно было после свержения и убийства Бориса и кровавой бани, устроенной братьям, явиться в 1018 году восстановителем закона и справедливости, Святополку, опираясь на помощь тестя Болеслава 1-го Храброго/2-й будет Смелый/… И приказать патриотически истреблять польские отряды, как только тесть вознамерился сам сесть на Руси и начал разводить войска по городам…
В 1019 году на Альте происходит решающая битва Ярослава и Святополка, первый привёл с собой варягов – союзниками второго выступают печенеги: Святополк разбит, ранен, бежит… Бежал ли? Любопытно, как ответил /по саге/ Ярослав на предложение Эймунда убить Святополка: «…не буду делать этого, но не буду и мешать, если кто сойдётся с ним грудь к груди…». А в саге есть странно повторяющийся эпизод с убийством «Борицлейва» в шатре, но чуть-чуть по другому: князь попадает в засаду на просеке; его шатёр подхвачен согнутым деревом, уже не дубом, и заброшен в чащу – никаких манипуляций с телами не было, кажется их бросили на растерзание зверям: этим можно объяснить пропажу каких-либо известий не только о посмертной судьбе останков Святополка, но и его жены, дочери польского короля Болеслава 1-го … В этой связи нельзя не обратить внимание, что описание убийства «2-го Борицлейва» как-то более ближе к версии засады на пути бегства: военный стан на просеках в лесу не раскладывают.
Уже давно, в сознании или недоумённо, обращено внимание, что в непосредственной близости к событиям 1015–1019 гг. имя Святополка не несло ценностной неприглядности, подобно имени Ирода Великого; и сын Ярослава «Мудрого» Изяслав преспокойно называет своего первенца-наследника СВЯТОПОЛКОМ, что в наличии всех условий, оглашённых ПВЛ, неприлично и даже оскорбительно к семейной памяти, и так продолжается весь 11 век: поношения и завершающий их этический запрет легли только в 12 веке вместе с поновлениями текста ПВЛ летописцем Сильвестром при великом князе всея Руси Мстиславе Великом…
Очень интересно отношение исторического «бомонда» к материалам саг: отвергая их в целом, даже самые цензовые представители цеха очень внимательны к их частностям, и например, вокруг утверждения саг об обмене Полоцка на Киев между племянником Брячиславом и дядей Ярославом разгорелась целая полемика; и вполне академический М. Свердлов подтвердил возможность этой операции, если подразумевать не обмен территорий, а обмен правами на получаемые с них налоги, развернув положение, что до 1036 года Ярослав был не Великим Князем – Автократором, а преимущественно Старшим в роде, при этом вполне очевидно сменяемым после смерти богатырём Мстиславом, становящимся тогда уже и юридически, и фактически Великим князем – и нет ничего необычного, если избегая опасной заслоняющей близости Мстислава он поставил в Киеве наместника, племянника Брячислава, заодно лишив того на какое-то время опоры на преданный Изяславовой ветви Полоцк; как и обезопасив от головокружительных порывов Мстиславовым мечом. Но понравится ли такое положение Ирине – Ингигерде, с 1020 года вдруг ставшей дарить Ярославу по сыну каждые три года…
Одним из убедительнейших доводов против материала саг является обнаружение денежных монет Святополка, т. н. сребреников, при отсутствии денежных знаков Бориса… Это действительно опускало бы саги до литературно – эпического моря, если бы на монетах стояли даты – но при идентификации только именем князя следует признать, они могли чеканиться в любой период на протяжении 1015–1019 годов, в том числе и во «второе» летописное 1018–1019 годов княжение Святополка, как и в «первое» 1015–1016. Их незначительное количество (найдено около 20 экземпляров), и в подавляющем большинстве в регионе Киева (в Белоруссии в настоящее время найдено лишь 2-е – больше нигде), позволяет оценивать их только как способ политической демонстрации. Впрочем, можно предполагать организованное изъятие и перечеканку монет Святополка его противниками в последующие времена.
Налицо патовое положение.
С другой стороны отыскание хотя бы одной Борисовой монеты или материала с его печатью решительно изменит ситуацию, обратив излитературенную гипотезу в исторический факт… И типун мне на язык – вдруг за «Велесовыми книгами» появятся «Борисовы диргемы»! Но было ли у Бориса время для таких частно-мирных дел: ведь гражданская война Севера против Киева была заявлена Ярославом уже в 1014 году и должна была вспыхнуть немедленно по смерти Владимира в 1015-м между уже изготовленными полками Ярослава и собирающемуся к тому Владимировыми дружинами во главе которых даже по летописи стоял Борис/Роман Владимирович?..
Пока же в косвенное опровержение не события, а адекватности его изложения в сагах можно привести следующее обстоятельство: один из выразительных персонажей саги Ирина – Ингигерда стала женой Ярослава только в 1019 году т. е. никак не могла быть задействована в событиях 1015–1018 годов. Это подтверждается не только успешными изысканиями ряда историков по поводу наличия безымянной первой жены Ярослава, захваченной поляками и уведённой в Польшу в 1018 году; но и рождением первого сына Ингигерды от Владимира в 1020 году… Как-то невольно хочется добавить это справкой из Н. Карамзина: «Илия Ярославич, князь новгородский, старший сын великого князя киевского Ярослава Владимировича от первого его брака с неизвестной, а не от брака с Ингигердой. Когда родился – неизвестно, но в 1019 г. Ярослав, заняв великокняжеский стол, вместо себя посадил в Новгороде Илью, который умер в следующем же 1020 г…» /восходит к Новгородской 1-й летописи младшего извода/.
М-да, как-то синхронно у них: умер-родился… Или родился – умер?…
И другой, из святцев, касательно Первого сына от Ингигерды и Первой жены в «радости и горе»: «В 1439 году святитель Евфимий, архиепископ Новгородский, установил творить 4 октября память святому князю Владимиру и погребенной рядом с ним святой Анне Новгородской, первой жене князя Ярослава, ошибочно принятой за мать князя Владимира.»
М – да, а это уже к нравственным устоям Князя Мудрого…
Впрочем ведь и Ингигерда разорвала помолвку с любимым красавцем – богатырём Олавом Харальдссоном, которому уже вышила и подарила свадебный белоснежный плащ, как только замаячила богатствами Гардарика, оценив любовь в подаренную новым женихом Альдейгьюборг – Ладогу…
…Нет такого мерзавца, который не нашёл бы свою мерзавку /русская пословица/.
Ах как хочется развязаться с этими подвохами, но к женщинам придётся вернуться: развившаяся в последние десятилетия болезнь привязать свой околоток к тому или иному персонажу отечественной истории породила попытку всё же утвердить грешную Ирину – Ингигерду в качестве святой Анны Новгородской, той же Ингигерды в 3-й её ипостаси, кающейся, монашеской; а для этого растянуть срок её жизни за 1054 год, дату кончины мужа, т. к. при живом супруге жена не могла уйти в монастырь, разве только не монашествуются оба. Успокойтесь в ваших попытках хотя бы строкой ПВЛ:
В год 6558 (1050). Преставилась княгиня, жена Ярослава…
…Ах, как не надо зарекаться!..
Ведь если в 1019 году Первая жена «Анна Новгородская» была жива, пребывая в плену, брак Ярослава и Ингигерды был незаконным, а ВСЕ ДЕТИ ОТ ЭТОГО БРАКА НЕЗАКОННОРОЖДЕННЫМИ! Единственным законным наследником престола и титула Великого Князя Русского в христианском праве являлся 12—13-летний князь Илья Ярославич Новгородский…
На том же основании, что брак Эдуарда 4-го с Элеонорой Батлер не был расторгнут в момент бракосочетания его с Елизаветой Вудвиль, дети от второго брака принцы Эдуард и Ричард были лишены актом парламента права на престолонаследие, и Ричард Глостер стал Ричардом 3-м. Виноват ли Ричард в гибели племянников, как то писал Холлиншед и живописал Шекспир – или это дело Генриха 7-го Тюдора, как полагают сейчас большинство англичан, а иные уже с 18 века?… «В 1933 году могила была вскрыта для научной экспертизы, которая подтвердила, что кости действительно принадлежали двум детям, вероятнее всего, мальчикам лет 12–15, находившимся в близком родстве. Косвенно это свидетельствует против Генриха VII, так как, если бы преступление совершил Ричард, то убитым детям должно было быть 10–12 лет. В последние годы были обнаружены архивные счета, из которых явствовало, что деньги на одежду и питание для принцев выделялись казной. Последняя такая запись обнаружена от 9 марта 1485 года.» – Ричард погиб 22 августа 1485 года…
Бедный Илья Ярославич Новгородский…
Участь его решена!
Да, многомудр был Ярослав Владимирович, много возвышаясь над окаянностью Святополка Владимировича/Ярополчича: мятеж на отца, 2-я Гражданская война, 5 убитых и 1 пожизненно заключённый брат, 1 постриженная жена, 1 умерщвлённый сын… И переписав это на брата – противника?
Англичане до этого додумаются лишь через 500 лет…
Ходы в семейные тайны и плохие дела…
Вернёмся к отложенному до случая: вот список, который требует небольшого разбора:
Анна-Царевна, Болгаро-Византийская: Борис, Глеб, [Станислав (+), Судислав, Позвизд, Феофано, Мария-Добронега]…
Кроме канонических Бориса и Глеба он содержит имена, которые в той или иной степени привязаны к «болгарыне», т. к. в сущности создаётся странная ситуация: русское летописание буквально лучится гордостью по поводу породнения рюриковичей с представителями императорской династии, поднимают тонус утверждением, что сестра императоров Македонской династии стала супругой Владимира, называют её в тексте Владимировой царицей – и полное отсутствие, когда дело доходит до указания имён детей: там она только «болгарыня». Наиболее удобоваримой на настоящее время представляется вывод В. Татищева, что это действительно и сестра и царевна, но по болгаро-армянской линии Крумов-Лакапинов; но зачем вдруг заслоняться от вполне реальных титулов и статусов, пусть они и болгарские? Почему такое расхождение: в церковных житиях Борис и Глеб дети византийской августы – в церковно-гражданской ПВЛ только безымянной «болгарыни»?
Само по себе напрашивается объяснение, что это искоренение «Рогнедовичами» законных правообладателей «Царевичей», вслед за мечом – пером! И оставив этот пункт, как достигший предельной на сегодняшний момент достоверности перейдём к разбору самого списка.
Начнём с Бориса-Романа и Глеба-Давыда. Имена гипотетических «Царевичей» выглядят интересно, с подтекстом. Так Борис, в полной форме Борислав, статусное славянское имя, княжеского достоинства; крестильное совпадает с именами Романа 1-го и Романа 2-го Лакапинов; но кроме того дословно означает «Римлянин=Ромей=Роман». Но ещё более интересно, что Борис, это воцерковленное имя первого славянского святого, болгарского царя Бориса 1-го Святого крестителя Болгарии. Сложнее выглядит ситуация с младшим братом: в форме Глеб в настоящее время имя заявляется из германских языков, но с подходящим значением «милый, угодный богам»; в форме Улеб, упоминаемой в летописи в сюжете о младшем брате Святослава Игоревича, оно этимологически не прочитано, а прямое тождество проводить явно преждевременно. Г-да «филологи», манипулируя мгновенно возникающими у них, как «бог из машины», законцами, как – то закрывают глаза, что в данном случае происходит почти невероятное: замена «согласной» на «гласную». Куда как более вероятно, что если это передача чужестранного имени, то гласная воспроизводит гласную. Но ситуация ещё интересней, в старо-норвежском языке произносится «У» в той позиции, где в современном русском произносится «О» по расщеплению дифтонга «ОУ»; и имя «Олаф» в русском воспроизводстве вообще-то в норвежском выговаривается как «Улав». Возникает сильнейшее подозрение, не переставлены ли тут имена, и нашему «Глебу» присвоено значение скандинава «Улеба»? Крестильное имя очевидно: библейский Давид в русской форме Давыда со значением «любимый, возлюбленный [богом]». Но к чему такое «возведение в квадрат»? Резкая выразительная отстранённость от Бориса и Глеба на фоне прочих «…полков» и «…славов» задаёт и полагает другой посыл – и по христианскому освящению значения первого имени не то ли положено в принцип второго? Не в легендарного ли Глеба – Улеба, в Житии Роавноапостольной Ольги названного её младшим сыном – христианином, казнённым язычником Святославом, назван и Глеб Муромский; кроме прочего свидетельствуя и об историчности прототипа по наличию этно – исторической русской традиции наименования внука по деду.
Эти соображения заставляют с подозрением относиться к остальной части списка, как построенной на иных принципах, иногда полностью несовместимых как с утвердившейся окончательно славянской статусностью, а то и с христианским посылом, ярким примером чего следует признать Позвизд. О высоком статусном ранге последнего свидетельствует только мужской род имени. По совокупности следует его исключить.
Метрономом к славянизированной части списка является указание летописи на юный возраст святых князей-царевичей в момент гибели: в интервале оценок 25–16 лет. То обстоятельство, что в момент гибели оба святых князя-царевича были холостые позволяет сократить интервал, приблизительно 18–19 лет для Бориса и 15–16 лет для Глеба. К этому косвенно подводит и выделение им уделов в 1010 году, которое не могло бы состояться, кроме фиктивного присвоением поступающих доходов с прижизненно переданного наследства, до достижения 11-летнего возраста «городовой службы» у младшего Глеба. Кроме прочего этим обстоятельством можно объяснить отсутствие Глеба рядом с братом в 1015 году – обычно в 16 лет князь-наследник впервые объезжал – представлялся своему «имению»; впрочем, этот срок полного вступления во владельческие права начинался с 14 лет и так, например, «по древним узаконениям» проводил раздел имения между малолетними братьями и сёстрами 4–9 лет по смерти родителей Андрей Болотов, единственный достигший 14 лет… Т. о. из списка можно исключить Станислава Смоленского, получившего наместничество ранее 1010 года.
Остаётся несчастный Судислав, трагедия которого пересилила даже Ярославовы симпатии летописца. Назначение ему последнему наместничества в Пскове в 1014 году в очевидное наказание и ущемление Ярослава, как и то, что Ярослав проглотил это унижение, не сгонял обидчика, и кстати, основателя псковского сепаратизма от Новгорода, свидетельствует о наличии за спиной ничем во всю живописно – кровавую эпоху, кроме личной трагедии не проявившейся фигуры, другой мощной тени, и две летописных записи под 1036 годом проясняют её:
В год 6544 (1036). Мстислав вышел на охоту, разболелся и умер…/в других более полных списках ПВЛ: «…и разгорячился, и испил квасу ковш, и упал замертво, а квасник пропал, а сказывают, до того был квасником на поварне у Ярослава»/…
…В тот же год посадил Ярослав брата своего Судислава в темницу во Пскове – был тот оклеветан перед ним…/проверка клеветы продолжалась 24 года/
Т. о. Судислав переходит в единоутробные братья Мстиславу Владимировичу Храброму; и если присоединить к тому нередко присутствующего в вариантах ПВЛ при той же матери Станислава, оформляется линия:
[Чехиня] / [Немка] / [Адель]: Станислав, Мстислав, Судислав…
А перед непредвзятым автором возникает вопрос, что же случилось с их семействами и потомством? Мстислав – богатырь телом и духом при безымянной жене-«аланке» имел только одного сына «Евстафия», умершего раньше отца, и при этом по христианскому имени пребывая в монахах, в то время как уродец Ярослав объявлен в 7 сыновей и 3 дочерей только учтённых по бракам; а его дед Владимир породил 13 сыновей и 10 дочерей? Между прочим, наследственность передаётся преимущественно по мужской линии … Судислав продемонстрировал к тому же необыкновенную родовую выносливость в своём 24-х летнем нечеловеческом заключении: никогда не выводимый на свет; получая на спускаемой верёвке горшок каши, ковш воды на день; да свечку с библией «на час малый для укрепления духовного»; да рубаху и портки на год, которые сгнивали на теле до срока – всё это в кромешной тьме мокрого поруба – колодца … И умер ПОСЛЕДНИМ ИЗ ВЛАДИМИРОВИЧЕЙ!
Между прочим, даже если считать, что на княжение он был возведён по 11 году жизни, то в 36-м ему было бы 33 года, а и назначенный по первому писку и то в 22 года – и он всё бессемейный…?
А бесследно растворившаяся линия Станислава Смоленского?..
Мудрый, Мудрый был князь Ярослав Владимирович!
А насколько он был Великим Князем Всея Руси?
При сыновьях первое широкое социальное восстание 1068 года, потеря Белой Вежи – Степи…
При внуках 3-я Гражданская война, окончательно разорвавшая политобразование «Древняя Русь» в культурологическую неопределённость. Потеря Тмуторакани – Кавказа и Корчева – Крыма…
Положим хромцу в счёт и 3 пропавших ветви расцветавшего нового княжеского рода, поставленного Владимиром на крепости – перепутья Руси: Тмуторакань, Смоленск, Псков…
Кстати, в «Мудрые» он был произведён только в 18 веке…
Остаются дочери, которые попали в прямой список детей от Анны – Византийки кажется по принципу «гипотезы на гипотезах» и на основе иностранных источников по преимуществу: отечественные летописцы к женской половине княжеского рода относились чисто по русски: «баба с возу – кобыле легче».
Блистательная судьба Марии – Добронеги/в русском написании она Доброгнева/,королевы польской в 1042–1087 годах, будила предположение о чём-то особом в её происхождении, что и вызывает попытки вывести её из детей Анны-царицы для чего отнести её рождение ранее 1011 года. Т. е. она пошла замуж 31 года как минимум, что в общем-то возможно, но предельно сомнительно по нормам средневековья – на невольничьих рынках вплоть до 19 века женщины с 18 лет шли по прогрессирующе нисходящей цене… И ещё менее вероятно, что она смогла прожить до более чем 76-летнего возраста. Оставим это альтернативной истории.
Феофано, жена посадника новгородского Остромира попала а переделку из-за необычного имени, упоминании в записи-похвале заказчику и его жене в известном «Остромировом евангелие» и благородном пристрастии польского историка Анджея Поппэ к российским сюжетам. Из пометки о заказчике, что тот «близок»/родня/ князя Изяслава Ярославича, он строит родство-«близость» по линии жены, а оттуда недалеко и доскочить, минуя «Ярославичей», и во «Владимировичи»… То, что польский историк заявляет необычным – присутствие женского имени в исключительно безымянной Женской части Руси – свидетельствует только об одном, об исключительности отношения священника-писца Григория к этой женщине, отнюдь не о её особом статусе. Исключительной была бы ситуация, если дочь царицы, носительница доли императорского наследования, выходит замуж за нетитулованного вельможу. Исследователь прошёл мимо того, что само просилось в руки на доскональное плодотворное исследование: необычайно высокое титульное имясловие мужа: ОСТРОМИР – сравните аналог ВЛАДИМИР. И возникшее по особой ситуации, немало озадачившей родителей – ведь имя более нигде не появляется, не закрепляется. Имя возникает и из пожелания, и наличной ситуции; того, что желают в обыденном. Уже вследствие этого можно утверждать, что «Судислав» никак не предполагался на «царство», только в «славные судии»… «Мстислава» заповедовали на грозный ответ, «Станислава» отпускали в свободный полёт на куда угодно и в чём угодно…
И коли сталось, исправился бы вполне очевидный подлог, проникший в летописи и генеалогии: новгородские посадники Вышата и Ян Вышатич с их слов прописаны в сына и внука Остромира – надо бы напомнить, что от титульной знати женский род имён мужчин-потомков невозможен; перевод имени в женском роде нетитульной знати в мужской род возможен был только через оглашение крестильного имени, что мы и видим в парах Добрыня – Константин Добрынич, Вышата – Ян Вышатич… Впрочем, это же может служить основанием к другой догадке – а не осуществлялось ли таким образом «детронизация» и раститулование территориально – племенной аристократии, смещаемой в дружинно-поместную, и отстаивающей свои статусные права переходом к христианскому имясловию с «отчеством», которое впоследствии отольётся в московско-боярское право «…вича» по приказной формуле «впредь Такому-то писаться с ВИЧЕМ», чем указанное лицо уравнивалось в правах с боярами-«княжатами». И не этим ли объясняется непостижимая расправа Ярослава Мудрого с его преданнейшим боярином, посаженным Новгородским «посадником» Константином Добрыничем, который и исполчил ему новгородские земли, и дважды вводил в Киев; но и вырвал Правду Ярослава «для всех мужей земли Русской», и оглашением своего самодостаточного «мужеского» христианского имени восстановил наследственное титульное право в деда Мал/к/а – это было уже опасно, а в совокупности и очень опасно…
Если всё же обратиться от женского имени, чрезвычайно редкого, сразу напоминающего беспутную красавицу-императрицу Феофано – Анастасо константинопольских дворцов и кабаков, то этому противоречит, что она должна была пережить к моменту записи конец Владимировой, всю Ярославову, и начало Изяславовой эпохи – а вернее бы всего просто сгинуть вместе с Мужем – Остромиром не позднее 1036 года: такое семейство было совершенно нестерпимым. Всем.
Можно признать одно наблюдение польского коллеги плодотворным: публичное христианское имясловие жены Остромира выразительно свидетельствует об её европейских, не местных и не языческих, корнях.
И уже без домыслов, но в пику т. н. «филологам» и «антропонимикам» – скажите на милость, что значит имя ОСТРОМИР? Остро заточенный что ли? И на кого? На весь НЕМИР?… Господа хорошие, вы что-либо знаете о дифтонге О/У, в форме которого и присутствовали гласные О и У до расщепления дифтонга на рубеже 14–15 веков? А коли непонятно, объясняю явственнее: не было в Древнерусском языке имени «Остромир» – было и в древнерусском и в старославянском общее имя УСТРОМИР, с вполне очевидным смыслом УСТРОИТЕЛЬ МИРА, и выразительным статусным посылом. Сверьтесь, чёрт вас побери, по западнославянским и особенно моравским источникам!
С конца на Начало…
Приступая к работе, я достаточно точно определился, что полагаемое комментирование материала общей части ПВЛ, в самом хрестоматийном виде представленной в Лаврентьевской летописи, и в филологически выверенном переводе комиссии Д. Лихачёва со старославянского на русский, как и заявляемых мнений о нём, будет касаться только текста летописи в концепции автора – «Нестора», истории Древнерусского Великодержавия, полагаемого с 866–882 годов, «когда Русь знать стали» и «когда Киев стал матерью городов русских»… Но подобно тому, как летописец не мог удержаться в своих пределах, и вынужден был обращаться не только к Ноевым временам становления языковых семей, и славянам из Норик, но и к материалам о Старо-«Киевой» династии 3-х братьев и Лыбеди – я обнаружил множество неудобств, что говоря о «Рюрике» и «Рюриковичах», в общем не сообщаю о генезисе самой династии, хотя бы в рамках прояснения используемого термина. В то же время выставить этот материал во введение – пролог, это заранее закрепить некую точку зрения на труд летописца, который создавал повествование о Руси, а не Околотке, которая для него зыбилась тайной – как остаётся и сейчас… Вводим этот материал, когда это плодотворное недоумение уже насторожилось, а внешнее разъяснение становится к нему в той или иной мере слова, слова, слова…
В летописном «Сказание о Словене и Русе и городе Словенске» представленном в сотне списков, в и том числе и используемых в данном случае Новгородской 3-й и 2-й летописи: «предками русского народа называются князья Словен и Рус, потомки князя Скифа, правнука Иафета и праправнука Ноя. По преданию, в 3099 году от сотворения мира (2409 год до н. э.) Словен и Рус со своими родами начали уходить в поисках новых земель с берегов Чёрного моря и через 14 лет вышли на берега озера Мойско Ильмень, где Словеном был основан город Словенск (современный Новгород Великий), а Русом – город Руса (современная Старая Русса). „Сказание…“ даёт объяснения гидронимов и топонимов в районе Новгорода от имён родственников Словена и Руса, упоминает о расселении славян в то время до Белого моря и Урала, военных походах на Египет, Грецию и другие „варварские“ страны. Здесь отражена привычная народная этимология средневековых словено-русов.»
…Любопытно, что сторонники развиваемой в последнее время теории «Русского каганата на Средне – Русском водоразделе 8–9 веков», К. Цукерман и др. фактически обратились ко 2-й части этого сообщения… – им бы следовало обратить внимание на появившийся археологический материал славяно-русского заселения Самарской Луки уже к 3 в.
Потомком Словена заявляется внук Вандала Буревой, имя деда которого в настоящее время связывают с западно-поморскими славянами-вендами, традиционно враждебными германцам – готам.
Буревой не очень основательно идентифицируется с «русским вождём» славянских нападений на черноморское побережье и византийские владения в Крыму Бравлином из Неаполя /дословно Новый город»/ 830–840 гг. Привязка всецело на совести Г. Вернадского, увидевшего в Буревое-Бравлине «норманнов – первоткрывателей» Пути из Варяг в Греки.
Потерпев тем не менее поражение от варягов, Буревой удаляется в какую-то «Карелию», оставив вместо себя сына Гостомысла, фигуру уже историческую: в «Правде Ярославичей» есть ссылки на его «Указ о ловах и перевозах». Летопись старательно принижает его до старейшины, но мужская форма имени при очевидном статусном значении, как и демонстрируемое им право передачи власти удостоверяет его более в княжеском достоинстве, подобном скандинавским конунгам-королям, утверждаемым тингом…
Гостомысл прогоняет варягов за море, но в войне гибнут все его 4 сына. По его предложению сход утверждает наследником сына от средней из 3-х дочерей Умилы, бывшей замужем за князем Годлавом Ободритским, потомки которого, правители Мекленбурга, сохраняли славянские имена до 16 века. Выбор не старшей или младшей дочери в эпосе необычен – здесь присутствуют следы нарушающей реальности. Вспомните историю о дочках Гонории, Регане и Корделии короля Ллира Валлийского, у нас известного как Лир…
Процесс передачи власти завершается по летописи в 862–870 гг.; К. Цукерман отстаивает 895 год.
Рюрик, закрепившийся в Ладоге в 862 году, в 869 утверждается в Словенске, предательски убив местного князя-старейшину Вадима Храброго после 10-летней безрезультатной войны (всё повторяю из источников – совместимость дат понужайте сами). По другим сведениям, во время избиения погибли оба – во всяком случае известия о Рюрике с этого времени прекращаются. Сгорел и Словенск, в стороне от которого заложили Новый Город. Попытки найти столицу ильменских словен, ориентируясь на древнее святилище Перынь, результата не дали. Можно согласиться со сторонниками её существования и отличия от Новгорода уже потому, что славянское вселение в Приильменье отмечается археологически уже началом 8 века, а Новгородские материалы датируются с высокой точностью не ранее 2 половины 9-го., уступая по древности даже Псковским.
С 869 по 879 год новгородскими землями правила его жена Эфанда, выводимая, скорее на безрыбье, из варяг – но особенности имени говорят об англо-саксонских корнях правительницы, учитывая обилие Эдвардов, Эдуардов, Эдгаров, Эдмундов, Этельредов в англо-саксонской знати эпохи Гептархии (Семикоролевья); кстати, имевшей какое-то особое пристрастие к охоте и травле своих правителей.
В 879 году она умирает, оставляя родившегося незадолго до того мальчика Игоря на попечение своего родственника Олега… Кто был отец ребёнка, и не тот же ли это Олег – гадайте за себя сами.
В 882 году – Откуда Есть Пошла…
…Как и мнения о ней, и в этой форме она стала основой другого баснословия, которое, обернувшись Европой, вернулось в Россию само – самой новинкой так чувствительных к европейскому поветрию приват – академических ушей.
Суть да дело таковы: в 1549 году имперский посол Сигизмунд Герберштейн публикует на Западе свои знаменитые «Записки о Московии», вполне объективные, как наблюдение разведчика над будущим противником, Великим Московитом. Герберштейн прикидывал способы к поражению потенциального врага; рассматривал его организацию, традиции, историю; определял сильные стороны, выискивал слабые; не испытывал симпатий и не впадая в антипатию – на войне как на войне… «Записки о Московии» произвели сильное впечатление, и до конца века выдержали не менее 10 изданий на латинском, немецком, польском языках, легли на столы дипломатических ведомств Вены, Рима, Лондона, Мадрида и Парижа.
По итогу, Записки приобрели выдающееся историографическое значение: в частности, наблюдения Герберштейна над германизировавшимся славянским населением Вагрии, знакомство с семейными преданиями, традициями и архивом владетелей Мекленбурга, ожившими во впечатлениях от посещения Московии положили начало Западно – Славянской разновидности Норманизма, что с лёгкой руки отечественных авторов 18–19 веков обратилось в РУССКИЙ АНТИНОРМАНИЗМ. Как говаривала в своё время доцент М. Нюркаева: «Всё смешалось в Доме Славянском…».
Обстоятельный дипломат – разведчик, Герберштейн привёл и обширные выписки из просмотренных им летописей о становлении великорусской государственности, отождествляемой с правящей династией Рюриковичей – столь необычные новости о варягах, Рюрике, Олеге, Игоре широко разнеслись по Европе.
В начале 17 века лидер моравских протестантов граф Жеротинский, планировавшийся своими сторонниками в какое-то подобие Моравского Принципала, обратился к укрывавшемуся в его владениях просветителю Яну Амосу Коменскому с пожеланием написать генеалогию его рода и предоставил доступ к личным архивам. Генеалогия появилась – из неё следовали интересные вещи, родоначальником графов Жеротинских объявлялся СЫН РУССКОГО КОНУНГА ОЛЕГА, тоже ОЛЕГ (Олег Олегович значит…), немедленно получивший титул короля Моравского. Появился он в Моравии под закат Великоморавской государственности приблизительно в 928 году и удалился после поражения от венгров в Польшу и/или на Русь, где по «изысканиям» чешского исследователя умер в 967 году, напоследок поспешествовав принятию христианства княгиней Ольгой. Само сочинение Я. А. Каменского не сохранилось, но его переложение и выдержки, приведённые в польской «Церковной Истории» Христиана Фризе, написанной уже в конце 18 века, дошли до наших дней, обернувшись букетом самых разнузданных спекуляций умопомрачающих «альтернативных историй»… Увы, профессиональные авторы, в отсутствие плодотворных парадигм, зачастую перебарщивают и самых размашистых дилетантов. «Умножая категории» Н. Филин проводит очередное разделение и извлекает из Олега Моравского Елея Муровленина, телепортируя из сыновей Вещего Олега в братья княгини Ольги Равноапостольной и т. д.
Раздвоение сознания достигает степени клинического обострения у В. Ярхо, который уже и к Игорю пристраивает двойника (Игорь Игоревич значит…) и таким образом начисто решает проблему зияния 913–941 годов в историческом материале.
А. Г. Кузьмин, пустивший моравскую мифопоэзу в научный оборот, обосновывал её предположением о сохранении в архивах Жеротинов глаголической «Богемской хроники», которой никто не видел – но старославянские тексты на основе глаголического письма 10 века существовали, т. е… Могла и вестись, и сохраниться! Право, это уже как накликание фантомов новой Краледворской Хроники…
Отставляя в сторону весь этот вполне фантастический бред расписавшихся сивых меринов отметим для себя, что некое очень серьёзное обстоятельство заставляют сводчика ПВЛ неимоверно растянуть биографию вполне исторического Игоря Старого, лихо перепрыгивающего с корабля на корабль во время морской битвы 941 года в Суде, только-только около 940 года обзавёдшегося сыном – первенцем Святославом (а летопись в других списках упоминает и ещё одного, Улеба); жадного и смелого до одурения – до 68-летнего (а по растяжке до последнего «летописно – достоверного» Рюрикова 869 года и 78-летнего) патриарха, который под конец жизни зачудесил так, как не смог бы и его сын-герой даже в огненные 16…
Это настолько бросается в глаза, что как только появились какие-то чудные вести из Моравии об Олеге Моравском вкупе с Ильёй Муравленином, научное сообщество бросилось на них с почти неприличной жадностью.
М – да…
Не примет ли скоро процесс «удвоения персонажей» вполне патологический характер: ведь тогда и Оль – Олечек тоже должно быть не менее Двух: не могла же дама, вышедшая замуж в 903-м году, (т. е. не менее 11 лет по сроку первых менструаций, что в старорусском быту свидетельствовало: в «жёнки гожа») в 957 году, т. е. бабушкой 68 лет, соблазнить императора Константина Багрянородного? – Умереть 80-ти лет в 871 году она могла…
А может быть, присесть, осмотреться, одуматься? Вот материалец, подбрасываемый Д. И. Иловайским через столетие: корневая основа «Иг» присутствует и в северо-германских и в финно-угорских языках, восходя к каким-то промежуточным стадиям от ностратической языковой общности к современным языковым семьям – нет ли тут свидетельства смены династии: «ИГов норманнских» сменили «ИГи угорские», или уж совсем точно «Ингварей» оттёрли «Игори»?…Занятно, что воюя с болгарами, Святослав как-то очень легко дружился с венграми – и никак не отличался от них своим гуннским оселедцем, кроме числа: венгерские вожди носили их три; впрочем, есть свидетельства, что и Святослав имел их два, как и его Родовой Двузубец…
Заключение
Итак, я достаточно прошёлся по двум первым столетиям древнерусской истории, имея проводником ПВЛ Лаврентьевского списка; многократно натыкаясь на необозначенные сюжеты или возникающие вдруг из невозмутимой гладкости текста распутья и недоумения, а то и очевидные оборванные тупики – всё более вынуждаемый обращаться к внешнему знанию, уподобляясь… Кому? Сыщику, изобличающему и излавливающему изворачивающегося лгущего преступника; всё более убеждающегося «Ничему и никому нельзя верить»? … Нет, коллеге-археологу, отыскивающему затерянный в дебрях город, а то и пытающемуся разобраться в его стёртых контурах; который должен, есть – вот они: но что значат донесённые молвой от них слова? И принуждённый лопатой и аэрофотосъёмкой искать и доставать через настоящее прошлое, зная, что город есть уже и в той молве…
ПВЛ исторический источник особого рода: удивительно переотложенные, притёртые, обтёсанные в прямое значение сюжеты всё время покрывают нечто более значительное, чем открываемая частная истина или обман, всё время глубже, чем представляющийся настоящим ландшафт.
Столь непостоянная, неосновательная в ближайшем восприятии, она оказывается несущей материалы для куда как более простёртых и дальних постижений.
Обратите внимание, все самые глубокие и вызывающие теории последних десятилетий возникали не из противопоставления, а из следования ПВЛ.
Её утверждение «славянов из Норик» стало исходным опорным пунктом лингвистически обоснованной теории О. Н. Трубачёва о дунайской прародине славян, и сразу в двух диалектных различиях: западной у Балатона и восточной в районе Муреша-Тисы.
Чёткое отделение лехитов, из которых изошли вятичи и радимичи, от поляков и полян, вне внимания и использования В. Седова подтверждает его теорию об исходном «Славянском острове» в южных районах Прикарпатской Польши, который правильнее было бы назвать «Лехитским», может быть в том же отстаиваемом им «треугольнике» Висла – Вислока – Бескиды, откуда они расходились уже в Поляки, Бужане, Вятичи, Радимичи…
Из летописной легенды о прародителях северо-русского населения Словене и Русе К. Цукерман во Франции извлекает теорию о «Русском каганате» середины 9 века с центром в районе современной Старой Руссы; В. Седов в России строит такую же для Средне-Русского водораздела.
Вслед за Б. А. Рыбаковым, который первым начал, пытался начать, читать ПВЛ в обеих её ипостасях, в тексте и подтексте, и обнаружившим в летописном предании об основании Киева в Три Мужа и Одну Даму свидетельство наличия южно-«русской» княжеской династии 7–9 веков – начинают воспринимать как нечто более материальное в свидетельствах новгородских списков о наличия «Вандала, деда Буревоя»; сейчас как отражение мощного вхождения сушей и морем «западных лехитов» – «вендов», установленных археологически для Северо-Западных районов России 8–9 веков – а далее?… Этот пример с новгородско – псковскими материалами, кстати, очень выразителен как Шлиманы-Наоборот: лопатой открывали заново то, что было давно прописано пером – надо бы только уметь читать.
А как много ускользает от обозрения замороченных «остепенённой очевидностью» умов…
Например, Лыбедь, сестра-ведун, плывущая (я всё же видел, что лебеди плавают) перед челном Трёх Братьев в этиологическом мифе об основании Киева – и Перынь, святилище на Волхове, прямо и очевидно отторгающая навязанного ей «Перуна» в том виде, в котором он был насильственно внедрён туда топором на место древне – бывшего божества в 980 году таким недобрым Добрыней, и им же снесённым в 989 году в полное подтверждение: то не бог, то дерево – как святилище она была осквернена и уничтожена в 980 году. Но свидетельством о чём-то из древнейшей поры осталось Созвучие Перынь и Фьёргун, Матери-скалы Тора, германского Перуна, как и производное от кельтского Тараниса…
Из обилия этимологий имён старо-киевских князей: индо-германских, ирано-аланских, финно-угорских, тюркских, славянских следует только одно: они не германские, не аланские, не угорские, не тюркские, не славянские…
А по сколь многому глаз скользит без внимания, как по чему – то плоско обыденному: «От этих же 70 и 2 язык произошёл и народ славянский…». До срока.
Поэтому я скептически отношусь к идее восстановления т. н. «Аскольдовой летописи», существование которой предположил Б. Рыбаков, восстановление на основе совпадающих текстов разных сводов ПВЛ предложил С. Парамонов (Лесной) и энергично поддержал М. Брайчевский; а вариант такого творчества представил М. Брайчевский, в общей оценке оказавшийся неудачным… Как возможно соединение текста и подтекста материалов разных сводчиков, если, даже следуя букве оригинала, они меняют подтекст уже местным добавлением, нередко изменяющим взгляд на оригинал, и отнюдь не всегда в ухудшение смысла. И как вы определите, что не потеряли из известий «Аскольдовых времён» сводчики, которые, как установлено, не вполне копировали, но и выбирали из материалов предшественников то, что соответствовало в большей степени стоящим перед ними целям и задачам, при этом по всему материалу летописей, в том числе по той части, которую можно полагать «Аскольдовой». Более того, можно сразу утверждать, что именно эта часть при задающей «рюриковской» направленности потомков Владимира Мономаха была и в наибольшей степени истреблена и искажена; и проникала в тот или иной список только как местное и частное исключение; и этот материал, как и уже собственные оригинальные дополнения сводчика, при следующих переписях расходился по спискам в меру своей популярности, а внутри списков фильтруясь в соответствующие годовые статьи…
Т. е. ПВЛ ОБРЕТАЕТСЯ ВСЕМ БОГАТСТВОМ СВОХ СВОДОВ, и даже только в своей «Аскольдовой части» может быть воссоздана лишь соединением всех наличных списков… А и одной ли ПВЛ? – Но итоги разбежавшегося расширительного подхода продемонстрировала история с биографией Олега Моравского, он же Илья Муромец из рода графов Жеротин…