Океан отступил, и волны едва набегали на берег. Я шёл по влажному песку. Пройдя метров сто от одних каменных уступов до других, обернулся: следы моих кроссовок были целы и невредимы, ни одна волна не смогла добраться до них. Я улыбнулся, словно в этом была какая-то моя заслуга.

Чуть уловимые на ветру терпкие запахи северной тундры смешивались с дыханием Баренцева моря. Мне говорили, что, уехав, я затоскую по этому воздуху, которого больше нигде нет, раньше, чем по всему остальному. Вот я и вбираю весь букет ветров полной грудью, словно пью холодную воду в жаркий день. А воздух кружит голову, наполняя каким-то неведомым чувством. И, наполненный им, я прислушиваюсь, как размеренный бег волн да шелест ветра сплетают прозрачную мелодию. Ничто и никто не удерживает её. Она здесь по собственной воле. Потому что ей тут хорошо, спокойно и свободно.

Разлитые в воздухе вечерние краски скользят по первой изморози на болотах и озёрах, огибают сопки и камни и растворяются между ними, шёпотом поделившись с ветром тайной своего свечения. Кто захочет, тот обязательно разглядит их.

Я подставляю лицо солнечным лучам. Между вечным светилом и мной – бегущая по волнам оранжевая дорожка, связавшая нас в этот миг через миллионы километров и миль. Вообще-то сейчас уже конец августа. Почти осень. Всё вокруг говорит о скорой зиме, полярной ночи, арктических морозах и ураганах. Но это потом. А пока густое алое солнце качается на волнах у кромки горизонта, готовясь на время укрыться за ним, чтобы через несколько часов вынырнуть из воды как ни в чём не бывало. Это главное – обязательно вынырнуть. А иначе и быть не может. Так всегда было – тысячи, миллионы лет, – и так будет. В этих краях с иными мерками и появляться не стоит. Так что придёшь сюда через пару тысяч лет, а солнце всё равно вынырнет в этом месте, и кто-нибудь обязательно будет смотреть на него, и никуда ничего не денется.

Вообще-то, когда я приехал сюда, таких закатов вроде бы не было? Или я просто не замечал их?

Трудно сказать. Не помню. В любом случае теперь я знаю точно, что они есть. А это уже немало.