— И для чего это по–вашему было сделано? — спросил Кузнецов.
— Я могу только строить предположения, — сказал Алексей. — Судя по тому, что с нами происходит, кто‑то не хочет, чтобы итогом развития человечества стали его гибель или вырождение. Сам он по каким‑то причинам действовать или не хочет, или не может, поэтому использует нас. Помимо перемещения во времени и молодости, была и помощь другого рода. Нам необыкновенно везло на участливых людей. Похоже, что эта сила их мягко подталкивала проявлять к нам сочувствие и оказывать помощь. Да и мне самому иной раз приходили в голову мысли, скорее всего, навязанные свыше.
— Примеры привести можете?
— В самом начале мне нужно было добраться до Москвы и где‑то переночевать. Документов не было никаких, а одет я был в костюм получше вашего. Представили такого типа, бегущего поздно вечером по обочине дороги в Москву? Возле меня тормознула машина с военными, которые без разговоров подвезли до города, а один из офицеров отдал ключи от своей квартиры, чтобы я мог переночевать. Пусть он хороший человек, а в квартире давно не было ничего ценного, все равно поступок нехарактерный. Когда меня забросило в будущее, большую помощь оказал один историк. Он скептически отнесся к моему рассказу, но тем не менее помог, причем дал мне не только информацию, которую я у него просил, но и книги по вашему времени. У меня не было никаких оснований считать, что вернусь обратно в прошлое, но меня словно кто‑то подталкивал под руку, заставляя изучать историю и готовить микрофильмы с книг.
— Что‑то я не понял, — сказал Кузнецов. — О каком будущем вы говорите?
— Об этом я еще не рассказывал. Я сам жил еще в Советском Союзе и был перенесен из семьдесят восьмого года в две тысячи шестьдесят пятый. Там уже узнал и о развале Союза, и обо всем, что было дальше. И фильмы смотрел, и в книгах об этом читал. А Лида сама из того времени. Мы там поженились и с тех пор вместе.
— Кем вы были в своем времени? — спросил Кузнецов.
— Я был офицером Главного разведывательного управления Генерального штаба, а Лида — дочерью одного из крупных промышленников. По настоянию отца окончила Промышленный университет и пару лет проработала директором одного из его заводов. Потом бросила.
— Почему?
— Я была у отца единственным ребенком, — пояснила Лида, — а ему надо было кому‑то все оставлять. Мужа у меня не было, детей — тоже, оставалась я сама. Но это не мое, хоть работала вроде неплохо. Я хотела рисовать, но в мое время это уже никому не было нужно.
— Насколько богат был ваш отец?
— Он входил в первую десятку олигархов России. А к чему этот вопрос? Той жизни уже нет и никогда не будет. Он, кстати, знал, что если у Алексея все получится, его мир исчезнет, и все равно помог. Если бы не эта помощь, нас бы здесь не было.
— Расскажите о книгах.
— Книг несколько, — начал Алексей, доставая пакет с микрофишами. — Четыре из них описывают жизнь четырех Генеральных секретарей партии. Фактически в них описана история СССР до конца века. Понятно, что дается и описание самых значимых событий в мире. Даже если наша история пойдет совсем по–другому, многое в мире повторится. И это будут не только такие природные явления, как засухи или наводнения, но и социальные изменения в самых разных странах. Поэтому книги по–прежнему представляют ценность. В пятой книге собрана информация по американскому супервулкану. Вам не все в них будет понятно. Мне пришлось для Сталина делать комментарии, отвечать на его вопросы и объяснять значения новых слов.
— Почти все эти записи сохранились, — сказал Кузнецов, — а вот сами книги мы так и не нашли. Непонятно, почему такой предусмотрительный человек, как Берия, ничего нам о них не сказал.
— У меня на этот счет есть предположение, — сказал Алексей. — У Берии книг просто не было. Он лишь прочитал их в Кунцево. Сталин наверняка передал бы книги Берии, если бы не внезапная смерть. Он знал, что в моей реальности умер в пятьдесят третьем году, поэтому и не торопился с передачей книг. Почему он прожил меньше, я не знаю. Я отдаю вам микрофиши, но прошу после снятия копий мне их вернуть.
— Зачем они вам? — удивился Кузнецов. — Вы всю информацию передали нам. Теперь это будет делом правительства.
— Давайте я попробую объяснить, — сказал Алексей. — Эти книги нельзя размножать и отдавать в работу многим. Знать о них и ими пользоваться могут лишь единицы, в первую очередь это вы, Вознесенский и, возможно, два–три ваших ближайших помощника. Я прав?
— Скорее всего, так и будет.
— Пятую книгу я бы не показывал вообще никому, кроме вас и Николая Алексеевича. Почему — сейчас поймете, но прежде поговорим о другом. Я уже один раз все отдавал в руки государства в лице товарища Сталина. И где это все? Если бы я не оказался предусмотрительным и не захватил второй комплект фотокопий, вам бы сейчас пришлось верить мне на слово. Вам должно быть понятно, что если бы я заявился к Сталину и начал ему объяснять такие вещи на словах, то быстро попал бы к товарищу Абакумову, да не на ковер, а в подвал. В более поздние времена таких сажали в психушку. Сейчас у власти нормальное руководство, почищена партия и взяты под контроль органы, но вы не можете дать гарантии, что так будет всегда. Природа у человека такая, что пока существует власть, люди будут продолжать за нее бороться. Кто будет на вашем месте через десять или двадцать лет? Меня не интересуют книги о генсеках, это просто доказательный довесок к пятой книге. Что бы ни делало человечество, в положенный час разразится катастрофа, и у нас есть все шансы к ней подготовиться. И не в спешке, что чревато большими потерями, а за сотню лет. Это даст нам возможность сохранить свое население и выбрать тех беженцев из других стран, которые окажутся полезными. А когда через пятнадцать–двадцать лет климат начнет возвращаться к исходному, перед нами окажется почти свободная от людей планета. Мы можем спасти даже часть растительного и животного мира, погибшего в катастрофе, и позже восполнить потери.
— А предупредить американцев не хотите?
— И не подумаю. Поймите, собрать жизненные ресурсы, чтобы кормить население Земли двадцать лет, все равно не получится. Если те же американцы начнут готовиться к катастрофе, они это будут делать в значительной мере за счет других. А об Америке и американцах я вам расскажу тогда, когда прочитаете книги. Сейчас вы мне все равно не поверите. Даже если бы у меня была возможность их спасти, я бы не стал этого делать. Отдельных американцев спас бы, всю нацию — нет. То же касается и многих стран Европы, в первую очередь Западной. Врагов спасают только блаженные. И мы им поводов к вражде не давали.
— Вы у нас, получается, будете вроде хранителей тайны? — сказал Кузнецов. — Даже если все так, как вы говорите, я не могу отдать такие материалы постороннему человеку, пусть вас выбрал хоть сам Господь Бог!
— Если хотите, можно сделать по–другому, — предложил Алексей. — В России была одна служба в ранге министерства. Название у него было длинное — министерство Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий. Поэтому в ходу было сокращение — МЧС. Это была военизированная организация, в которую входили пожарные, спасатели и работники гражданской обороны, обеспечивающие живучесть населения в войнах с применением оружия массового поражения. Можно создать что‑то подобное в ранге комитета при Совете министров. Пусть занимается землетрясениями, пожарами и другими бедствиями и потихоньку готовиться к Судному дню. Сейчас рано проводить какие‑то масштабные мероприятия. Слишком много должно пройти времени, да и возможности государства пока ограничены. Хватит и того, что будем строить реакторы, которые в будущем помогут выжить. Позже, по мере роста возможностей, займемся строительством необходимых подземных производств, закладкой в зоне вечной мерзлоты складов с продовольствием, ну и многим другим. Я думаю, для меня там найдется работа. Заодно буду хранить микрофиши.
— Старостин говорил о каком‑то приборе связи, — сказал Кузнецов. — Вы можете его продемонстрировать?
— Если заработает, — пожал плечами Алексей. — Понятия не имею, насколько разряжены накопители. Коммуникаторы у нас с собой.
Он вызвал Лиду, и она тоже включила связь. Их голографические изображения возникли на несколько секунд, потом замерцали и исчезли.
— Сдохли, — констатировала Лида. — Жаль.
— Значит, сделаем так! — решил Кузнецов. — Сейчас вам определят место для проживания. Перемещаться за его пределы пока будете под охраной. Это не из‑за недоверия к вам, а просто мера предосторожности. Позже прикрепим машину. Нам с вами еще долго работать, так что с вашей службой определимся позже. Пока обживайте квартиру. И составьте пояснительную записку по предлагаемому вами комитету. Его состав, задачи и необходимые средства.
— Сейчас я вас отведу в мой кабинет, — сказал Капустин Самохиным, когда они попрощались с Кузнецовым и вышли в приемную. — Подождете там, пока я договорюсь насчет квартиры. Как у вас дела с деньгами? Спрашиваю потому, что, скорее всего, мебели в квартире не будет. Я могу достать для вас казенную, только стоит ли? Вам там жить долго.
— Хватит у нас денег, — ответил Алексей. — Только организуйте машину и людей. Вы правы: казенная мебель нам не нужна. Да и, помимо мебели, нужно много чего покупать. Мы все оставили, когда уезжали, взяли только одежду и обувь.
Они спустились на один этаж и прошли в конец коридора. Капустин открыл дверь кабинета и пропустил их внутрь. Он сделал несколько телефонных звонков, после чего сообщил им о результатах.
— Нашел вам трехкомнатную квартиру на Арбате. Освободилась на днях на Поварской улице. Одна комната совсем небольшая, зато две другие очень просторные. Сказали, что даже осталась мебель.
— А куда делись хозяева? — спросила Лида.
— Ничего такого, о чем вы сейчас подумали, Лидия Владимировна, там не было, — усмехнулся Капустин. — Жила семейная пара лет под восемьдесят. На днях старик похоронил жену, а наутро умер сам. В этой истории странно, почему их не уплотнили, но это уже неважно. Сейчас поедем в гостиницу за вашими вещами, а потом на квартиру. Домоуправ нас будет ждать. Посмотрите, может быть, вас по первому времени и их мебель устроит. Говорят, что близких родственников у прежних жильцов не осталось.
Дом был явно еще дореволюционной постройки. Просторная прихожая, высоченные потолки и даже камин в одной из комнат, красиво украшенный изразцами. Сами комнаты тоже были просторными. Их размеры не сильно скрадывала громоздкая, но красиво сделанная старинная мебель. Были даже два ковра на стенах, и один лежал на полу в гостиной.
— Вовремя успели, — сказал Капустин и пояснил. — Обычно в случаях, подобных этому, все ценное из квартир быстро растаскивают, а здесь даже сабли на ковре сохранились. А обстановка богатая, видно, непростые старики здесь жили. Смотрите сами, что будем менять. Я этим с вами, естественно, заниматься не буду, пришлю людей.
— Знаете что, Яков Федорович, — сказал ему Алексей. — Давайте не будем с этим спешить. Мы здесь все хорошо осмотрим, а уже потом решим. В любом случае это не горит. А вот легковую машину завтра пришлите. Наверняка придется покупать разную мелочевку или продукты. К вам будет просьба. Не сейчас, а где‑то через месяц, привезти из Владимира хозяйку дома, который мы там снимали. Адрес я скажу.
— Зачем она вам сдалась? — удивился Капустин.
— Она одинокая женщина и привязалась к жене, как к дочери. Когда уезжали, мы обещали, если будет такая возможность, забрать ее к себе. Сейчас возможность появилась. И ей не будет так тоскливо, и Лиде с готовкой не возиться.
— Хорошо, — кивнул он. — Скажете, когда привозить. Машину я вам на завтра обеспечу, остался телефон.
— А это не он подключался? — спросил Алексей, показывая на обрезанный кусок телефонного провода в прихожей.
— Все‑таки сперли! — с досадой сказал Капустин. — Хорошо, что есть линия. Товарищ! Подойдите сюда!
— К вашим услугам! — подскочил к секретарю невысокий, полный домоуправ.
— Услуга от вас потребуется только одна! — сверля его взглядом, сказал Капустин. — Чтобы через час здесь стоял телефонный аппарат! Не найдете тот, который отсюда украли, поставите свой! Где второй комплект ключей? Давайте сюда. Здесь вы больше не нужны, идите заниматься телефоном. Алексей, я ухожу, а позже узнаю ваш номер и позвоню. Сами по городу не мотайтесь. Видели на углу столовую? Вот в нее можете ходить без охраны, больше никуда! Мне говорили, что у вас остался пистолет.
— Есть тот, который выдавали в министерстве.
— Вот и прекрасно. Я не смогу вам уделять много времени, у меня своя работа. Завтра подойдет прикрепленный сотрудник, с которым будете решать все дела. Скажите ему номер ствола, и он оформит удостоверение. И чтобы без оружия не выходили. Это и вас касается, Лидия Владимировна. Подарок товарища Сталина еще не потеряли? Пользоваться умеете?
— Не потеряла, — ответила Лида. — И пользоваться могу, даже есть разрешение. Только кобуры нет.
— Все вопросы завтра к тому, кто придет. Да, завтра же, часов в одиннадцать, перед тем как прислать машину, пришлют слесаря. Он вам поменяет замки во входной двери. Оружие из будущего у вас заберут. Начнете работать — вернут. Хранить его будете в служебном сейфе, квартира для этого не годиться.
Он уехал, а они сели на огромный диван в гостиной и посмотрели друг на друга.
— Очередная квартира! — сказала Лида. — Станет ли она по–настоящему нашей? Или и из нее придется уходить? А ты еще хочешь привезти сюда Ангелину!
— А ты не хочешь? Я ведь потому и не спешу, чтобы определиться с положением. Надо ей будет передать денег. Пусть заплатит соседям, чтобы присмотрели за домом. Ей здесь будет гораздо лучше, а тебе не стоять у плиты. Известная художница должна творить, а не печь булочки, пусть даже с ванилью. И спальня для нее есть. Пойдем хорошенько посмотрим свою. Мебель здесь старомодная, но красивая и добротная, поэтому нечего, я думаю, ее менять. А вот кровать нужно посмотреть. И часть домашней утвари нужно будет заменить. Сегодня составь список, а то заниматься этим завтра будет некогда. И ненужные нам вещи стариков нужно будет кому‑то отдать или просто вынести во двор. Кому надо, заберут.
Они с полчаса осматривали содержимое комода и двух шкафов, когда постучали в дверь.
— Вы сами сможете его подключить? — спросил домоуправ, протягивая Алексею телефонный аппарат. — Моя вина: не уследил, а соседи унесли. Больше ничего не нужно? Ну тогда я побежал!
Когда они уже определились с вещами, отложив целую кучу на отдачу, зазвонил подключенный Алексеем телефон, и звонивший Капустин продиктовал их номер. После этого сообщил свои номера для рабочего и домашнего телефонов и отключился.
— Вещи я вынесу позже, — сказал жене Алексей, — а сейчас вооружаемся и идем в столовую. Пообедаем, а заодно и поужинаем. Плохо, что нет холодильников и первый этаж. Был бы балкон, можно было бы хранить продукты и меньше мотаться по магазинам.
Столовая находилась рядом, большой очереди в это время не было, и поели очень хорошо. Проголодались, конечно, за полдня, но и готовили здесь вкусно.
— Всего два с половиной года прошло с тех пор, как мы сюда попали, а снабжение продовольствием заметно улучшилось, — сказал на обратном пути Алексей. — И не только в Москве, во Владимире тоже. Мы‑то заметить не успели, но я у ребят спрашивал. Понятно, что из хороших продуктов и готовка вкуснее. Я думаю, будем ходить кушать сюда.
Когда пришли домой, он в два приема вынес вещи стариков во двор и сложил все на лавочку, предварительно смахнув с нее снег. После этого Лида занялась уборкой, а Алексей менял ей воду в ведре и вытирал пыль там, где она сама не доставала.
— Хватит! — наконец сказал он, отбирая у нее тряпку. — Отдохни, и так все блестит. Позже разложим вещи, а сейчас я займусь кроватью. Застелем ее гобеленом, поменяем белье, а завтра купим новые одеяла. Список покупок составила? Значит, будем отдыхать.
Через час они уже легли в кровать и Алексей, притянув к себе жену, поцеловал ее в губы.
— Леш, — задыхаясь после поцелуя, сказала она. — А если квартиру прослушивают, а я начну…
— Вряд ли, — ответил он. — А если слушают, черт с ними! Пусть завидуют!
Говорят, что на новом месте плохо спиться. Самохины этого не заметили. После долгих ласк и бурного финала они быстро заснули и проспали до рассвета. После подъема привели себя в порядок и до прихода слесаря успели сходить позавтракать. Сразу же, как только он заменил оба замка, приехал порученец Капустина.
— Сергей Анатольевич Вехлин, — представился он, показывая заодно свое удостоверение. — Майор. Временно прикрепили к вам. Есть какие‑то проблемы?
— Я вас видел в министерстве, — сказал ему Алексей. — Заходите в комнату. Может быть, обойдемся одними именами? Мы с вами в одном звании, я от своего, правда, отказался.
— Не имею ничего против, — ответил Вехлин, заходя в гостиную. — Здравствуйте, Лидия Владимировна.
— Тогда и я для вас просто Лида, — улыбнулась ему Самохина. — У нас, Сергей, по вашей части пока вопросов нет. Разве что найти мне кобуру для этого красавца.
Она протянула ему свой пистолет.
— «Вальтер–ППК», — он прочитал дарственную надпись Сталина и почтительно вернул ей оружие. — Сегодня же сделаю. Номер вашего ствола, Алексей?
— Держите, — Самохин передал ему лист бумаги. — А это оружие, которое до времени нужно припрятать. Ни стрелять, ни разобрать ни у кого, кроме меня, не получится. Машина у нас есть?
— Да, я вам оставлю ту, на которой приехал. Подбросите меня, а потом пользуйтесь.
По магазинам ездили полдня, но купили все, что было в списке, и многое из того, что Лида забыла в него внести. Дома долго раскладывали покупки, а потом пошли обедать.
— Иди дорисовывать свою Ангелину, — сказал Алексей жене, когда вернулись домой, — а я начну работать над пояснительной запиской для Кузнецова. Вообще‑то, не делается такая работа на дому. Хотя я у них нигде не числюсь и грифов на свою записку ставить не собираюсь, надо будет завтра потребовать у Сергея сейф.
За пару часов работы черновик пояснительной записки был готов. Алексей потратил еще минут двадцать, переписывая ее начисто, потом вложил в заранее купленный конверт, заклеил и подписал адресат. Конверт был вручен на следующее утро Вехлину, который приехал в одиннадцать и привез Лиде кобуру.
— Передам, — сказал Сергей о конверте. — Держите свое удостоверение. Чем сегодня думаете заниматься? Машина нужна?
— Черт его знает, — сказал Алексей. — Задание я выполнил, а другой работы пока нет. И жена не будет весь день стоять за мольбертом. Достали бы вы, что ли, хоть билеты в какой‑нибудь театр? А то мы уже два года трудимся, как заведенные, и ни разу никуда не выбрались.
— Впечатляет! — сказал Вознесенский. — Я прочел все четыре книги. Первая читается легче других. Почти все понятно, и в пояснения лазить не нужно. Если правда то, что в ней написано, мы с тобой им действительно обязаны жизнью, да и все остальные пострадали бы из‑за этой сволочи. Ты знаешь, я Лаврентия недолюбливал, хоть он мне помог подняться. Но после прочитанного на многое начинаешь смотреть другими глазами. Без чистки руководства все так и закончилось бы, как описано в твоих книгах. И Сталин Берию только поддерживал, всю грязную работу он проделал сам.
— Убедился?
— На липу не похоже. Уйма фотографий, которые пуп надорвешь подделывать, да и фантазии на написанное ни у кого не хватит. А если еще работала их связь… Все это слишком сложно для чьей‑то игры. И потом у него ведь не только эти книги были, ученые от них тоже немало получили.
— Была еще одна книга, которую я тебе пока не давал.
— И в чем причина?
— Понимаешь, первые четыре книги, несмотря на изменения в истории, содержат много полезного. Полезного для нас с тобой и для тех, кто будет на нашем месте в этом столетии. А вот последняя не дает в этом плане никаких преимуществ, но позволит нашим потомкам собрать все человечество в одном государстве. Точнее, его остатки. Через сто лет разразится страшная катастрофа, после которой уцелеет только каждый десятый житель Земли. Если к ней как следует подготовиться, можно сохранить свое население и получить для него почти пустой от людей мир. Так вот истинная цель Самохина и того, кто его послал, как раз и состоит в том, чтобы сделать нас инструментом объединения и основой нового человечества. Не дать развалить СССР, сделать его сильнее других и подготовить к катастрофе. Стоит об этом узнать другим, и в следующем веке разгорится такая битва за ресурсы, что выживших не будет совсем. Дело в том, что Соединенные Штаты должны погибнуть. Погибнет почти четыреста миллионов американцев, а их территория станет непригодна для проживания. А мир в то время будет уже достаточно плотно заселен. Исключением будет только наша страна. Догадываешься, к чему это приведет?
— И кто же это послал Самохина?
— Он считает, что это некто вроде бога.
— Ты что, серьезно? Он, часом, не свихнулся от всех передряг?
— Исключительно здравомыслящий молодой человек. Действительно молодой, больше восемнадцати не дашь, хотя здоровый, как лось. И похоже, что они с женой такими молодыми и останутся. Самохин считает, что это не подарок, а средство дожить до катастрофы и сделать все, что от них требуется. А мы с тобой убедимся, прав он или нет. Нужно только подождать лет пять и посмотреть на их внешний вид. Он мне много чего говорил, пересказывать не буду, пущу запись, а ты послушай.
Он включил воспроизведение и они оба минут двадцать слушали записанный разговор.
— Возьми пятую книгу, — сказал Кузнецов, передавая Вознесенскому тонкую сшивку фотографий. — А это рассуждения Самохина по поводу нового комитета. Почитай, я думаю, его создание будет нелишним. Самохину его, конечно, не доверим, но поручить ему отдел можно. Пусть работает на будущее. И эти… микрофиши отдам ему на сохранение. В том, что он говорит, есть резон. Почитай, обдумай, потом обсудим. И нужно еще очертить круг работников, которых полезно будет частично посвятить в историю с книгами. Конечно, ни о Самохиных, ни о пятой книге никто ничего знать не должен. Если создадим комитет, в курсе будет только его руководитель.
— Ты с этим Алексеем уже несколько раз общался. Как он тебе? — с интересом спросил Вознесенский, укладывая все в портфель.
— С ним интересно, — задумчиво сказал Кузнецов. — Одно дело читать краткие выжимки, изложенные в виде книг, другое — говорить с тем, кто жил в те времена, которые в них описаны. Он очень много знает, а кое‑что испытал на собственной шкуре. Если не давить авторитетом, он говорит то, что думает, и неплохо аргументирует свое мнение. Так он категорически против того, чтобы экономическая выгода приносилась в жертву политическим интересам. В отдельных случаях и очень ненадолго друзьям можно пойти на уступки, но это не должно становиться системой. Помогать нужно, но нужно брать за свою помощь достойную цену. Друзья, которых нужно подкармливать, для него ничем не лучше врагов. И в книгах мы с тобой прочитали, чем оборачивается такая дружба. Он настаивает, что все ресурсы государства должны быть направлены на внутренние нужды. Если мы станем сильнее других, если наш народ будет жить лучше остальных, то никакой пропаганды коммунизма не потребуется. Я с ним не во всем согласен, но кое в чем он меня убедил.
— И в чем же? — спросил Вознесенский.
— Помнишь, была дискуссия о возможной продаже технологии новых реакторов? Не сейчас, а лет через двадцать. Мы, мол, себе обеспечим первенство, а потом еще подработаем на патентах. Иначе они все равно до всего дойдут сами.
— Помню, конечно. Я тогда сказал, что это несвоевременный разговор. Пройдут эти двадцать лет, тогда будет видно.
— Он утверждает, что подобное было бы большой ошибкой. Весь цикл производства и сборки реакторов хорошо прикрыт, поэтому что‑то узнать очень сложно. То же связано и с накопителями. И там все гораздо сложнее. Реакторы и накопители очень скоро позволят неузнаваемо изменить армию, транспорт, производство, в том числе и сельскохозяйственное, и быт населения. Никакая газификация, например, не будет нужна. Протянуть линию электропередачи, это не тянуть газопровод с его подстанциями. А вот нашим друзьям и на Запад газ поставлять нужно. Это и источник валютных поступлений и политический рычаг. Ну об этом тоже читали. Если отдать наши секреты, этот газ никому не будет нужен. И отношение к нам будет соответствующее. Хотя сейчас, когда мы вырвемся вперед, недовольства будет много.
— Плевать! — сказал Вознесенский. — Танк на накопителях идет до тысячи километров. Не нужны заправщики и привязка к базам снабжения. У них же не только двигатели электрические, уже есть наработки по электромагнитной пушке и боевым лазерам. И попробуй его поджечь! Конечно, если повредить накопители, от танка мало что останется, но они так прикрыты, что сделать это очень сложно. И такой выигрыш почти во всем. Есть сложности в переводе на электричество реактивной авиации, но конструкторы утверждают, что это дело времени. А после армии возьмемся за гражданский транспорт. Электромобиль меньше обычного авто, гораздо дешевле и не отравляет воздух. Делиться этим с кем‑то? Спасибо, я читал, как все вооружения, которыми мы снабжали союзников, потом использовались НАТО. Нам хоть кто‑нибудь что‑то дал, чем‑нибудь поделился? Сами копировали с их образцов. Так что Самохин прав: будем сильными, и ни одна собака не гавкнет. Американцев не больно‑то кусали, а у наших все пятки были обгрызены, хотя мы давали для этого гораздо меньше поводов. Нам бы только быстрее восстановить экономику, тогда мы очень многих сможем удивить.
— Можешь меня поздравить, — сказал Алексей, не дожидаясь вопроса жены. — Теперь я начальник Управления продовольственных резервов и один из четырех замов нашего министра.
— Все‑таки министерство, не комитет? — спросила Лида. — И чем ты будешь официально заниматься?
— Решили, что лучше создать министерство. А заниматься буду продовольствием. Нужно создать продовольственные резервы на случай стихийных бедствий и ядерных войн. А если таких войн не случится, съедят в следующем веке. В мое время такие резервы тоже были, правда, не в тех объемах, в каких нужно нам. Хранили продовольствие, а когда хранить было уже нельзя, пускали в продажу, заменяя свежим. Нас такая система не устраивает — слишком много мороки, а с нашими будущими объемами это вообще нереально.
— Ты же сам говорил, что заниматься продовольствием еще рано.
— Им рано заниматься для катастрофы после взрыва. Мы с тобой сильно поменяли всю историю. У нас атомных войн не было, сейчас я их возможности не исключаю. И стихийные бедствия никуда не денутся, например, засуха в семьдесят втором. Так что продовольствие будем по мере возможности собирать. В первую очередь — это зерно. Но будем работать и на перспективу. Нужно озадачить ученых вопросом длительного хранения продуктов в условиях вечной мерзлоты. С зерном больших проблем нет, а вот мясо, рыба и жиры… Я этим никогда не занимался и не специалист, но уверен, что проблем будет много. Положи в морозилку холодильника кусок мяса или рыбы, а потом попробуй из него что‑нибудь приготовить через несколько лет. Съешь, конечно, если не будет ничего другого, но в морозилке больше десяти градусов и мясо не хранится пятьдесят лет. В вечной мерзлоте, насколько я помню, не такие уж низкие температуры. Просто так мясо не положишь, оно успеет подпортиться раньше, чем полностью промерзнет. Даже если закладывать уже замороженное, с ним перед этим нужно что‑то делать. Вот пусть ученые и подумают, что именно. И с самой мерзлотой нужно разобраться и найти подходящие места, близкие к транспортным магистралям. Промышленным выращиванием грибов в пещерах можно будет заняться уже лет через пятнадцать. Подвести электричество, и вперед!
— Все так просто? — усомнилась Лида.
— Конечно, нет, — он обнял жену. — Нет людей, нет опыта, пока нет вообще ничего, но есть твой муж! Так что, даешь грибы! Хлореллой пока заниматься не будем, кормами из нефти — тоже. Всему свое время.
— Что, людей совсем нет?
— Ну почему совсем? Из Министерства внутренних дел перейдут люди, которые занимались пожарной охраной, Пономаренко передает мне несколько своих спецов из министерства заготовок, кое–кого отрываем у Федотова и других министров. Но остальные штаты придется заполнять самим. Деньги выделены, помещения и транспорт уже тоже есть, осталось найти нужных специалистов. Этим и буду заниматься в первую очередь. А как дела у тебя? Портрет Ангелины в музей отвезла?
— Отвезла. Приняли и тут же при мне повесили рядом с остальными картинами. Ты знаешь, ведь возле них все время полно людей. И смотрят не только на портрет Сталина, но и на все остальное. Повесили портрет Ангелины, так народа еще больше набежало. И это Третьяковка! Они смотрели на картины, а я смотрела на них и думала, насколько эти люди отличаются от тех, кого мы оставили в моем времени. Конечно, не все у нас были дерьмом и не все здесь ангелы, но разницу чувствуешь сразу. Здесь люди живут, там они существовали.
— Ты еще не решила, что будешь рисовать? Тогда мой тебе совет: нарисуй себя. Я не шучу. Если бы во мне была хоть капля твоего таланта, я бы вообще рисовал только тебя. Люди всегда стремились запечатлеть красоту, а ты ею наделена в избытке, и телесной, и духовной.
— И когда же ты все это рассмотрел? Неужели сразу, как познакомились?
— Сразу я увидел только красивую перепуганную женщину, — засмеялся муж, — потом холеную светскую стерву, а все остальное…
— Я не могла себе позволить такую роскошь — быть самой собой. Во всем мире был лишь один близкий человек — это отец, но он мало уделял мне внимания. Близких подруг не было, так, приятельницы. За все в жизни нужно платить, пришлось и мне заплатить одиночеством за миллиарды отца. Думаешь, что я в тебя так вцепилась? Видел, какие меня окружали мужчины? И на тусовках у подруг они все были ничем не лучше. А в тебе я сразу почувствовала, помимо силы, еще внутреннюю чистоту! Я видела, что тебе не нужна и боролась за тебя, как могла! Сначала была только постель, потом я поняла, что просто не могу тебя отпустить. Что ты уйдешь, и для меня все кончится. Все случилось как‑то быстро, я не могла этому противиться, да и не хотела. Как ты думаешь, это не он нас толкнул друг к другу?
— А если даже и так? — Алексей с нежностью посмотрел ей в глаза. — Что это меняет? Какая разница, чем вызвана любовь, если она уже есть? Любовь к тебе придает мне силы, заставляет бороться за будущее. Возможно, будь я один, плюнул бы на все и постарался просто лучше устроиться в жизни. Так что, может быть, ты права, но для меня это не имеет никакого значения.