— Смотри, бабочка!

— Ты что, никогда не видела бабочек?

— Наверное, видела, когда была маленькой, — Лида радостно проводила взглядом порхающего махаона, — но уже не помню. В городах их, кроме моли, не осталось. Слушай, а птиц сколько чирикает! А что это гудит?

— Пчелы это гудят, — ответил недовольный Алексей, которому восторги жены мешали сосредоточиться. — Видишь на лугу цветы? А пчелы с них собирают нектар.

— Ой! Это ведь стрекоза? — Лида побежала за большущей стрекозой, но первый же шаг с дороги оказался последним: длинные «шпильки» туфель проткнули дерн, и Алексей едва успел подхватить завалившуюся назад жену.

— Тебе сколько лет? — сердито сказал он. — А если бы сейчас разбила голову об асфальт? Даже простое растяжение добавит нам проблем, а их и без того достаточно! Попросил же вести себя тихо! Тебе в таких туфлях только козой скакать!

— Извини, я тебе больше не буду мешать. Скажи, ты уже что‑нибудь надумал? Может быть, нам послушать ваше радио? Давай я попробую поискать нужные станции коммуникатором?

— Не знал, что они могут работать как радиоприемник, — сказал Алексей. — Давай тогда пока уйдем с дороги. Держи куртки.

Жена взяла стянутые ремнем куртки, а он подхватил ее на руки и отнес на полсотни шагов от дороги.

— В траву не садись, запачкаешь платье, — предупредил он Лиду, поставив ее на ноги возле березы. — Придерживайся за дерево. Неважно мы с тобой одеты для прогулок на природе, а твои туфли — это вообще мрак. Но тебя босиком не пустишь: кожа на пятках, как у младенца.

— А зачем мы ушли с дороги? — спросила жена.

— А если кто проедет? — сказал Алексей. — Очень уж необычный у тебя приемник. Постоим здесь и попробуем хоть что‑нибудь узнать.

Минуты три коммуникатор издавал только слабый шум, но потом попалась первая станция, за ней вторая…

— Это что‑то американское, — сказал Алексей. — Уже можно слушать, но качество паршивое. Ищи передачи на русском. Все, останови!

Минут десять они слушали найденную станцию, потом перешли на другую, а напоследок попалась станция с хорошим качеством на французском. Он знал этот язык на вполне приличном уровне, поэтому послушал и ее.

— Выключай, — сказал он Лиде. — Не будем сажать батарею. Ты поняла, в какое время нас занесло?

— Сорок восьмой год?

— Четвертое июля сорок восьмого года, — подтвердил Алексей. — Еще жив Сталин, а я рожусь только через год. Тот, кто это сделал, — он показал рукой в небо — ничего не делает просто так. Значит, нам нужно было попасть именно сюда. Знать бы еще для чего. Но об этом у нас еще будет время подумать. А сейчас прежде всего тебя нужно куда‑то пристроить.

— Да, ты уже об этом говорил, — кивнула жена. — А зачем меня куда‑то пристраивать? Слушай, Леш, неси ты меня, наверное, опять на дорогу, все равно по ней ездят редко. А то каблуки проваливаются, и очень неудобно стоять.

— Давай объясню, — сказал Алексей, после того как перебрались на дорогу. — Нам с тобой нужно обязательно обзавестись документами. Без них мы в этом времени долго не погуляем. Первая же проверка, и все! Дело это непростое, но решаемое при условии, что есть деньги.

— Через твою службу?

— В мою службу лучше не соваться: сразу повяжут. И доказать здесь свои слова будет не легче, чем у вас.

— А описание реактора?

— Нужно еще дожить до того времени, когда его построят, и, желательно, не в камере. А если не заинтересовать серьезных людей, все мои микрофиши по науке могут попасть вообще не к тому, к кому нужно. Объявят галиматьей и куда‑нибудь сунут на хранение. Паспорта мы с тобой будем заказывать у преступников. Что сделала круглые глаза? Знаю я одну группу, которая довольно долго изготавливала паспорта и другие документы на вполне приличном уровне. Начали с подделки чужих паспортов, причем сразу после войны. А повязали их только в начале восьмидесятых. Все упирается в деньги, а вот их я отправлюсь добывать самостоятельно. Денег нужно много и не только для документов. Нужно оплачивать жилье и на что‑то жить.

— Будешь продавать монеты коллекционерам?

— Это только как запасной вариант. После войны народ у нас жил бедно, и большинству было не до коллекций. Наверное, были и среди них богатенькие, но я таких не знаю, а искать — это время. Я ведь рассчитывал на восьмидесятые годы, а здесь никого не знаю и сам официально не существую. Хорошо еще, что многое запомнил с учебы. Есть в Москве группа не слишком законопослушных граждан, по которым я кое‑что помню. Большие любители золота, валюты и драгоценностей. Продавать им статеры — это расточительство, но вот царские червонцы продать можно. Они коллекционеров не сильно интересуют. Ну и пару сережек с алмазами. На первое время денег должно хватить. Но публика это опасная, а я пойду не по наводке, а сам по себе, поэтому принять могут по–разному. И зачем ты мне там нужна? Чтобы я не делал дело, а за тебя трясся? Я, если что, дам деру, а как далеко ты сможешь бежать на этих каблуках?

— И куда ты меня думаешь деть?

— Я думаю, что мы где‑то под Москвой. Вряд ли тот, кто нами играет, станет усложнять нам задачу, забрасывая к черту на кулички. Поэтому сейчас поищем съезд с дороги и пойдем искать деревню. Договорюсь с кем‑нибудь о тебе на несколько дней и буду добираться до Москвы.

— А если мы от нее далеко?

— А вот это будет плохо! — сказал Алексей. — Без денег и документов мы с тобой далеко не уедем. Не хотелось бы опускаться до банальной уголовщины. Но давай пока об этом не думать. Найдем деревню и все выясним. Судя по пустынному шоссе, сегодня воскресенье. Сколько сейчас, часов десять?

— Наверное, больше, — посмотрела на солнце Лида. — Смотри, вон там отходит дорога! Только на ней почему‑то нет асфальта.

— Как раз то, что нужно, — одобрил Алексей. — Обычная грунтовая проселочная дорога, и даже пыли не очень много.

— А как я пойду по ней на каблуках?

— Нормально пойдешь, — успокоил муж. — Дождей давно не было, и дорога, как камень. Главное, следи, чтобы каблук не угодил в какую‑нибудь трещину. Поломаешь свою шпильку, а мне тебя потом нести на закорках. Представляю, как на нас отреагируют в деревне. Мужики в костюмах вроде моего там не появлялись со дня ее основания, а такие, как ты, сродни космическим пришельцам. Не устала?

— Если бы не твои упражнения, ты бы меня уже нес, — ответила Лида, — а так я еще немного пройду. Эх, были бы туфли без каблуков!

К счастью, долго идти не пришлось. Минут двадцать дорога шла по лесной просеке, но потом лес закончился, и пошли поля. Дорога взобралась на невысокий холм, а с него спустилась прямо к деревне, недалеко от которой протекала небольшая речка. Дома стояли в линию вдоль дороги, а за ними до самой реки шли огороды. На дороге не было никого, кроме игравших в мяч мальчишек.

— Точно воскресенье, — сказал Алексей. — В полях никого, да и здесь не видно, чтобы кто‑то надрывал пуп. Ребята, а что никого не видно?

Мальчишки лет по девять и чуть старше, к которым обратился Алексей, оставили свой мяч и несмело приблизились.

— Так ведь обед, дяденька! — ответил самый старший на вид.

— А участковый у вас живет или бывает наездами?

— Дядька Степан здесь живет, — пояснил тот же малец. — Наездами он к соседям ездит на лисапеде. Считайте отсюда пятую хату, там он и будет.

— А Москва от вашей деревни далеко?

— Далеко! — вздохнул мальчишка. — На телеге не доедешь, только на машине.

Поблагодарив ребят, пошли к указанному дому. С его хозяином столкнулись у калитки. Парень чуть старше двадцати лет в непривычной для Алексея милицейской форме вел к калитке велосипед. Увидев Самохиных, он прислонил велосипед к дереву, одернул гимнастерку и решительно направился к калитке.

— Майор второго управления МГБ Вербицкий, — назвал себя Алексей. — Вы здешний участковый? Предъявите документы!

Младший лейтенант в замешательстве остановился, потом поспешно расстегнул карман гимнастерки, вынул из него удостоверение и протянул Алексею.

— Участковый уполномоченный Степан Махров, товарищ майор!

— Возьмите, лейтенант, — вернул ему документ Алексей. — Вы должны здесь всех хорошо знать. Мне нужно на несколько дней оставить жену у приличных людей. Она у меня на сто процентов горожанка, корову и ту видела только в кино. А тут, понимаешь, загорелось ей пожить в деревне. Почему не сделать женщине приятно? Посоветуйте, к кому лучше обратиться. Естественно, я хорошо заплачу. Это всего дня на три–четыре и только для нее. Я думал отдохнуть вместе, но не получилось: срочная работа.

— Конечно, товарищ майор! — кивнул Степан. — Я думаю, можно поговорить с нашими соседями. Вот эта хата. Дети с ними уже не живут, но старики еще крепкие, и хозяйство у них неплохое. И им будет веселее, и ваша жена деревенскую жизнь попробует. Давайте я пойду с вами.

Дед Трофим — еще крепкий старикан лет семидесяти — большой радости не выказал, но и отказываться не стал, а вот его жена — полная, но очень живая женщина лет на десять моложе его, наоборот, искренне обрадовалась.

— Что там на пять дней, пусть и дольше остается! — сказала она Алексею. — Только обувка у нее неподходящая. Я поспрашиваю что‑нибудь у соседей, но обувка не платок, не всякая на ногу налезет. Что же вы свою жену в таком привезли?

— Постараюсь исправиться, — пообещал Алексей. — Если быстро обернусь, все сам привезу. Куда вы ее определите?

Хозяйка отвела их в комнату и оставила одних.

— Непривычно? — смеясь, спросил он жену, которая круглыми глазами осматривала свое новое жилище. — Тебя здесь ожидает много открытий, главное, постарайся дожить до моего возвращения. Давай я отберу червонцы, а ты выдели что‑нибудь из украшений, что не сильно жалко. А это у тебя что?

— Обоймы к твоему метателю, — ответила Лида. — Все я брать не стала, только с цветовой маркировкой. Думаю, тебе их хватит.

— Мне их теперь хватит на небольшую войну, — проворчал Алексей. — Спрячь получше, не дай бог, кто‑нибудь уколется. Все, червонцы я отобрал.

— Держи серьги, — она протянула ему золотые сережки с бриллиантами. — Как думаешь добираться?

— Черт его знает! — задумался муж. — В своем времени я бы без колебаний проголосовал на дороге, причем довезли бы без денег, и документы никто бы не спросил. А сейчас можно легко нарваться. Дед сказал, что до окраин Москвы километров тридцать. Можно было бы и пробежаться по темному времени, но не очень хочется. Одним словом, посмотрю. Вид у меня неподходящий для голосования на дорогах. Сейчас народ одевается просто, многие вообще ходят в военной форме, сняв погоны, а тут какой‑то тип в лесу, одетый как на дипломатический прием. Вот что бы ты подумала?

— Я вашей жизни совсем не знаю, но если все так, как ты говоришь, я бы не остановилась.

— Ага, — вздохнул он. — Трус промчится мимо, а остальные остановятся и потребуют документы. После войны был такой всплеск преступности и бандитизма! И еще будет из‑за амнистии. А я не имею ни малейшего понятия, какой режим контроля на въездах в Москву. Не хотелось раньше времени шуметь. Слушай, солнышко, через коммуникаторы можно связаться напрямую?

— Можно, но очень недалеко. С изображением километров на десять, а в голосовом режиме в несколько раз дальше. Извини, точнее не скажу.

— Тогда постарайся меня без необходимости не вызывать, а то могут быть паршивые сюрпризы. Ну все, давай я тебя поцелую и побегу.

До того как начало темнеть, он дважды проголосовал, когда проезжавшие не внушали опасения. Видимо, опасения внушал он, потому что машины проехали мимо. Часто в обе стороны проезжали военные машины и несколько раз промчались грузовики, в кабинах которых не было свободных мест. Когда стемнело, он побежал трусцой по обочине дороги, не обращая внимания на изредка проезжающие автомашины. Когда по расчетам Алексея осталась половина пути, к его удивлению, рядом затормозила легковушка.

— Так и будете бежать до самой Москвы? — с насмешкой спросила молодая женщина в военной форме, приоткрывшая дверцу водителя. — Садитесь рядом, так и быть, подброшу.

— И не боитесь? — спросил он, забираясь в салон. — А вдруг я вооружен и очень опасен?

— Василий, он нам опасен? — спросила женщина.

— Не–а, — послышалось с заднего сидения. — Не будет он бузить, да и голову свернуть недолго.

— И намного вы сократили мой пробег? — спросил Алексей, не обращая внимания на подначки. — На час?

— А это смотря на то, куда вам нужно было бежать, — она опять заразительно засмеялась, вызвав у него улыбку. — До предместья, может, и на час, но Москва большая, а ночью бегать по ее окраинам… Я сама москвичка, но не стала бы этим заниматься. Заблудиться легко, да и небезопасно. Ладно, скажите лучше в знак ответной любезности, откуда вы такой взялись?

— Намекаете на костюм? — спросил Алексей. — Не хочу вам врать, а правде вы все равно не поверите. Но за помощь спасибо. Я уже сегодня вдосталь намотался, а нужно еще где‑то устраиваться на ночь. В гостиницы устроиться реально?

— Вы когда были в Москве в последний раз? — спросила женщина.

— Еще до войны. А сейчас приехал с женой к своим старикам в деревню.

— Воевали?

— Воевал, только с преступниками. Подавал заявление на фронт, но не отпустили.

— Тоже нужное дело, — одобрили с заднего сидения. — Сейчас этой сволочи расплодилось, как грязи.

— Ну что, Василий, пристроишь человека? — спросила женщина и представилась. — Капитан Ольга Смирнова.

— Ты в каком звании, человек? — спросил Василий.

— Тоже капитан, — ответил Алексей. — Алексей Вербицкий.

— Повезло тебе, капитан! — сказал Василий. — И бежать никуда не нужно, и тратиться на ночлег не придется. Сейчас Ольга тормознет по дороге, и мы тебя сгрузим у моей квартиры. Переночуешь, а утром закроешь дверь, а ключ положи под половик.

— И вы доверите свою квартиру первому встречному? — удивился Алексей.

— А там всей обстановки стол, стул и кровать с матрасом. Нет, вру, есть еще стакан. Если тебя устраивает такой номер, бери ключ. Ни в какую гостиницу ты не попадешь, тем более на ночь глядя.

— А как же вы?

— А у нас свои дела, — ответил Василий. — Если получится сегодня выспаться, мы найдем, где. А мне почему‑то кажется, что тебе нужна помощь. Ведь нужна?

— Не помешает, — вздохнул Алексей. — Спасибо вам, Василий.

— Мог бы еще добавить «товарищ майор», — проворчали сзади. — Подъезжаем. Сбавь скорость, Оля, здесь могут быть посты.

С полчаса поколесив по темным улицам, въехали в небольшой глухой двор.

— Вон тот подъезд, — показал рукой майор. — Держи ключ, капитан. Второй этаж, восьмая квартира. Соседи там все новые, так что тобой никто не заинтересуется. Удачи!

Гадая, чем вызвано непонятное доверие к незнакомому, можно даже сказать подозрительному, человеку, Алексей поднялся на второй этаж нужного подъезда, отпер выданным ключом обшарпанную дверь и включил свет. Да, майор ничем не рисковал: все плохое, что могли сделать с этой однокомнатной квартирой, с ней уже давно сделали, причем не по одному разу, разве что не спалили. Хотя в одном месте на кухне полы немного обуглены, так что, может, и жечь пытались. Как и говорил Василий, на кухне имелся стол, а в комнате стояла металлическая кровать с панцирной сеткой и худым матрацем. Еще в маленьком коридоре был стул без спинки, а на полке умывальника — стакан. Несмотря на все убожество квартиры, она для него была царским подарком. Пожалуй, стоило все‑таки переночевать в деревне и двинуться в Москву рано утром. И кого ему благодарить за везение? Того, кто наверху, или владельца этой квартиры? Алексей запер входную дверь, сунул в дверную ручку ножку увечного стула и лег спать. Раздеваться не стал: ткань костюма практически не мялась, да и пачкалась с трудом, а матрас в части чистоты доверия не вызывал. Ночью никто не пытался ломиться в дверь, и он неплохо выспался. Умывшись и выпив воды из‑под крана, Алексей с беспокойством осмотрел свое лицо, на котором уже была заметна щетина. Нужно было как можно скорее разжиться деньгами. Пригладив волосы ладонью, он вышел за порог, запер квартиру и положил ключ под грязный половик, запачкав при этом руку. Алексей сам родился в Москве и провел в ней большую часть своей жизни, но район, в котором очутился, не знал. Спрашивая дорогу, он за пару часов добрался до нужного дома. Рокотов как раз сейчас пустился в бега куда‑то на юг, поэтому этот адрес у Алексея был единственным. Он достал из кобуры метатель и засунул его за пояс, оставив расстегнутым пиджак, после чего вдавил кнопку звонка. Ждать пришлось пару минут.

— Вы к кому, молодой человек? — раздался из‑за двери старческий голос.

— Я к Самуилу Яковлевичу, — почтительно сказал Алексей. — Это вы? Мне о вас говорил Алексей Христофорович.

— А что вам нужно от Самуила Яковлевича? — продолжал допытываться голос за дверью. — Стоит ли это того, чтобы тревожить старого и больного человека?

— Я думаю, стоит! — решительно сказал Алексей. — Только так я вам суть дела не объясню, не могу я это делать на лестничной площадке!

— Ладно, заходите, — решил старик за дверью, щелкнув замком.

Дверь распахнулась, но вместо старика за ней оказался невысокий, крепкий парень. Алексей предполагал, что просто так его в квартиру не пустят, и не собирался давать себя обыскивать, поэтому успел взять в руку метатель. Увидев пистолет, парень рванул правую руку за спину и упал в коридор с парализующей иглой в плече. Вторым человеком в квартире был сам старик, который уже тоже успел вооружиться вальтером.

— Не стоит вам открывать огонь, Самуил Яковлевич, — примирительно сказал Алексей, отступив в коридор. — Шуму будет много, а меня все равно не достанете. И я сюда пришел не за вашей жизнью или для того, чтобы ограбить, а с деловым предложением. Мне срочно нужны деньги, и есть что вам предложить. Только я очень не люблю, когда на меня наводят пушку и начинаю нервничать. Ваш компаньон, кстати, жив и очнется через час.

— Мне не так много осталось жить, — с ехидством, за которым Алексей уловил страх, сказал старик. — С какой стати я должен вам верить? Пусть будут шум и милиция. Я получу срок за пистолет, но сохраню жизнь.

— Ну и что мне сделать, чтобы вы отнеслись ко мне, как к клиенту? — спросил Алексей. — Только не предлагайте мне разоружиться.

— Что вы принесли? — спросил старик. — Бросайте свой товар за угол, а я посмотрю, стоит ли иметь с вами дело. Входную дверь закрыли?

— Я не идиот, — недовольно сказал Алексей. — Сразу все закрыл. Держите! В свертке полсотни золотых червонцев и пара сережек с бриллиантами в три карата, причем очень высокого качества. И учтите, что это только первая партия. Монеты у меня остались только коллекционные, и я вам их продавать не собираюсь, а украшения есть с гораздо большими камнями. Мне выгодней иметь дело с вами, чем искать другие каналы сбыта, но если окажетесь жмотом, на этом наше сотрудничество и закончится.

Некоторое время было тихо, потом старик предложил:

— Заходите в комнату, но держите пистолет стволом вверх. Потом одновременно уберем оружие. Чем вы стреляли в Андрея, если говорите, что он должен очнуться?

— Иглой с ядом, вызывающим временный паралич, — объяснил Алексей, осторожно входя в комнату. — Иглу потом придется вынуть из правого плеча. Неприятно, но в следующий раз не будет дергаться. Итак, товар подходит?

— Если все без подвоха, то с вами можно иметь дело, — сказал старик. — Посидите в комнате, а я выйду. Нужно проверить ваше золото и внимательно осмотреть бриллианты. Тогда все и оценим.

Оценил он все в тридцать тысяч рублей, бросив на стол перед Алексеем три пачки сторублевых банкнот.

— Я передумал продавать товар! — решительно сказал парень. — Я вас, Самуил Яковлевич, считал серьезным человеком, видимо, ошибся.

— Держите! — рядом с тремя пачками появились еще две. — Но это окончательная цена. Вы правильно сказали о качестве камней, иначе я бы не дал таких денег. Говорите, есть камни крупней?

— Они все крупней, — недовольно ответил Алексей, забирая деньги. — Серьги я принес на пробу. Надеюсь, в следующий раз обойдемся без стрельбы. Ваш партнер скоро очнется, поэтому я исчезаю. Разменяйте немного сотенных, а то у меня нет мелочи на транспорт.

— Я вам не меняла, — выразил недовольство старик. — Давайте сюда вашу сотню. Все, или нужно чего‑нибудь еще?

— Прощайте и не ждите в ближайшее время: я буду занят.

Следя за стариком и не поворачиваясь к нему спиной, Алексей прошел через прихожую на выход мимо начавшего подавать признаки жизни Андрея и с облегчением закрыл за собой дверь. Деньги имелись, теперь нужно было заняться паспортом, для начала своим. Он не знал нужных адресов, вспомнил только пару фамилий членов группы и то, что один из них работал в магазине канцелярских товаров в Калининском районе. Первым делом Алексей зашел в парикмахерскую и побрился, после чего подкрепился в столовой и занялся поисками. Расспросы и хождения заняли большую часть дня. Он уже начал терять надежду в то, что успеет до закрытия магазинов, когда наконец улыбнулась удача.

— Сапаров? — переспросила его молоденькая продавщица. — Если Федор Юрьевич, то это наш директор. Только его сейчас нет на работе и сегодня уже не будет. Вам нужно к нам подойти завтра к открытию, тогда точно застанете.

— Девушка! — взмолился Алексей. — Как бы мне узнать его адрес? Дело не служебное, а личное и до завтра ждать не может. Я часов через пять должен уехать из Москвы.

Девчонка адреса не знала, но он оказался известен продавщице, работавшей в другом отделе, поэтому уже через полчаса Алексей, проигнорировав лифт, поднялся пешком на третий этаж дома еще дореволюционной постройки и позвонил в нужную квартиру. Через пару минут за дверью прозвучали шаги, и мужской голос спросил, кого надо.

— Если вы Федор Юрьевич, то вас, — ответил Алексей. — К вам возникли вопросы по работе магазина, а вас почему‑то нет на месте! Я из районной плановой комиссии исполкома.

С той стороны двери сняли цепочку и открыли замок.

— Проходите, пожалуйста! — сказал открывший дверь полный мужчина лет пятидесяти, одетый в теплый халат. — А я, знаете ли, немного приболел. Уже конец рабочего дня, так что к врачу обращаться не стал. Вы меня удивили: не ожидал, что работа магазина заинтересует исполком. Неужели на нас есть жалобы?

— В квартире есть еще кто‑нибудь? — спросил Алексей.

— Нет, жена с детьми на даче, — ответил Сапаров. — Я не понимаю…

— Я не веду деловые разговоры в прихожей, — перебил его Алексей. — Может, пригласите в комнату?

— Проходите, — уже не скрывая беспокойства, сказал хозяин. — Садитесь в любое из кресел и говорите, что вам от меня нужно.

— Документы для меня и моей жены, — ответил Алексей, садясь на край кресла, — причем работу нужно выполнить качественно и быстро. Мне мой паспорт нужен уже сегодня, жену я привезу через два–три дня. И не нужно изображать недоумение или тем более возмущаться, этим вы только отнимите время у нас обоих.

— Как вы на меня вышли? — спросил Сапаров.

— Это неважно. Окажете мне услугу, получите деньги, и мы с вами расстанемся. Неприятностей с моей стороны у вас не будет.

— Десять тысяч за паспорт, — решился Сапаров. — Деньги платите сейчас. Вами займутся завтра, вашей женой — когда привезете.

— Устраивает все, кроме сроков по моим документам, — сказал Алексей. — Мне негде ночевать, а без документов…

— Доплатите пару тысяч, и ночлег вам обеспечат. Платите или я вас попрошу покинуть мою квартиру и больше в ней не появляться.

На следующий день еще дотемна он уже был в деревне.

— А я так волновалась! — плакала Лида, прижавшись к мужу. — Думаю, если что случится…

— Ну что может случиться с таким, как я? — сказал он, целуя ее заплаканные глаза. — Деньгами разжился, паспорт получил и даже насчет комнаты сговорился и уже оплатил. Так что завтра твоя деревенская жизнь заканчивается. Не надо плакать, лучше примерь туфли. И платье я для тебя купил, так что теперь сильно выделяться не будешь. Как ты здесь отдыхала?

— Вчера с женой Степана бегали на реку купаться! — похвасталась Лида. — И по траве ходила босиком. А еще помогала хозяйке.

— А на реку тоже бегала босиком или на каблуках?

— Нет, хозяйка взяла туфли у кого‑то из соседей. Сказала, что их дочь погибла в войну, а обувь осталась. Немного великоваты, но ноги не натерла.

— А как вообще впечатление от сельской жизни?

— Молоко вкусное, курочек жалко, а местный туалет поразил до глубины души.

— А что еще поразило, кроме туалета?

— Люди мне здесь понравились, Леша, не все, но большинство. О природе я не говорю: сам должен понимать.

— Ладно, хозяева не будут до ночи сидеть во дворе, дожидаясь, пока мы с тобой наговоримся. Поэтому о важном поговорим, когда завтра пойдем к шоссе.

— Леш! — она прижалась к нему. — Я по тебе, знаешь, как соскучилась?

— И как ты себе это представляешь? Ты это не можешь делать тихо, а через двери все слышно. Сеновал у них есть?

— Я не знаю, но корове сено давали.

— Давай потерпим до завтра? Хозяева снятой квартиры работают, поэтому нам никто мешать не будет.

— Ладно, — нехотя согласилась Лида. — Я тебя тогда отправлю спать на печь, а то рядом не усну. Только на ней сохнут вишни, надо будет убрать.

Утром позавтракали, тепло попрощались со стариками и ушли из деревни. Перед уходом Алексей положил им на стол пятьсот рублей.

— Мог бы дать и больше, — выразила недовольство жена. — Вон у тебя сколько денег!

— Мне не жалко, но этого и так много за те несколько дней, которые ты у них была. Разболтают, что я сорю деньгами, а наш Степан возьмет на карандаш. И на будущее запомни, что нам с тобой не стоит сильно выделяться.

Новые туфли оказались впору, а платье на Лиде смотрелось хорошо и не бросалось в глаза. Ее вещи Алексей завернул в куртки и нес в руке, держа за ремень.

— Теперь можно и поговорить, — сказал он, когда перевалили холм, и деревня скрылась из виду. — Сейчас поймаем попутку и доберемся до Москвы. Первым делом веду тебя делать паспорт. Вот, можешь посмотреть мой. Делают очень прилично, при простом осмотре не придерешься.

— Вербицкий Алексей Николаевич, — прочитала она. — А фотография паршивая.

— Их такие и делают на паспорта, — пояснил муж. — Я в паспорте поменял только фамилию. Тебе сделаем так же, чтобы не путалась. Потом отведу тебя на квартиру, и вместе подумаем, что нам нужно купить из вещей в расчете на пару месяцев.

— А почему только на пару? Это ничего, что я все время задаю вопросы? А то ты сам ничего не объясняешь.

— Сейчас объясню. Москва — город особенный, а время, в которое мы попали, делает его для нас еще более неудобным. Просто так мы сюда можем приехать только в гости и очень ненадолго.

— А чем неудобно время?

— Тем, что сейчас очень жесткий контроль населения. А я еще плохо знаю его особенности и не имею никаких связей. Читал книги, смотрел несколько кинофильмов, да кое‑что изучал, а этого мало. Если мы будем долго жить на одном месте, быстро привлечем внимание. Выяснить после этого, что мы не прописаны и нигде не работаем, будет несложно. И за незаконное проживание, и за тунеядство с нами разберутся быстро и жестко. Если неплохо живешь и при этом нигде не работаешь — значит вор. Почти всегда так и есть. Я думаю, что месяца через два мы с тобой вообще уедем из столицы. Нетрудно найти много мест, где можно неплохо устроиться. Но все это только тогда, когда сделаем дело.

— Хочешь кому‑нибудь передать микрофиши?

— Только один комплект, — ответил Алексей. — А кому… Ты не задумывалась, почему мы попали именно сюда? Лида, ты ведь читала все книги Валентина, неужели так сложно сделать вывод?

— Сталин? — предположила она.

— Не только. Давай положим куртки в траву и немного посидим, а то уже скоро дойдем и не успеем поговорить. Что ты можешь сказать обо всей верхушке государства в первые годы после смерти Сталина?

— Пододвинься, а то жене и присесть негде. Вела себя твоя верхушка, как пауки в банке, причем начали грызть друг друга еще при жизни вождя, а после его смерти там вообще никого порядочного не осталось.

— Вот ты и ответила, — довольно сказал Алексей. — Приятно, когда у тебя такая умная жена. Действительно, они все перегрызлись, а уцелевший Хрущев такого натворил, что остается только удивляться тому, что при Брежневе еще так много успели сделать, прежде чем все начало валиться. Денежная реформа и эти нефтепроводы, через которые мы качали нефть себе в убыток, целина и идиотские новшества в сельском хозяйстве, разложение советской номенклатуры и конфронтация с Западом.

— И ты его хочешь утопить?

— Его утопить несложно, — вздохнул Алексей. — Главный вопрос в том, кто будет вместо этого утопленника. Какая у нас была раскладка по силам?

— Сейчас скажу, — задумалась жена. — Если по книге, то были три группы. Первая — это экономисты, управленцы и хозяйственники, лидером которых был Жданов. Вторая — это партийные бюрократы во главе с Маленковым и Хрущевым. А между ними была еще группа оборонной промышленности и спецслужб. Ее представлял Берия.

— И кто из них тебе больше нравится? — спросил Алексей.

— Никто не нравится, мерзавец на мерзавце, и у всех руки по локоть в крови!

— У тебя очень поверхностный подход, — улыбнулся Алексей. — Я бы сказал, что чисто женский. Понимаешь, в то время находиться у власти и не запачкаться было нельзя. Кто‑то этим грешил больше, кто‑то меньше, но чистых рядом со Сталиным не было. Хрущев потом кричал, что он не подписывал расстрельные списки, а на поверку выяснилось, что по его распоряжению хорошо почистили архивы. Такое время и такие люди. И не все те, кого расстреливали и высылали, этого не заслуживали. Политических лидеров нельзя оценивать так же, как соседей по лестничной площадке. Вот взять Берию…