— Заходи, Снегурочка! — Алексей помог жене снять шубу, вышел на лестничную площадку и несколько раз ее энергично тряхнул, выбивая снег. — Надеюсь, ты уже в наших рядах?
— Приняли, — сообщила Лида. — Билет выдадут позже. Проголосовали единогласно.
— Еще бы им не проголосовать! — засмеялся муж. — Ты бы на них потом отыгралась! Дураков нет обижать секретаря директора.
— Ты давно дома?
— Уже час. Изучаю материалы съезда.
— Ну и что там интересного? Колись, я уже тоже коммунист!
— Обновляют Политбюро. Отправили на пенсию Ворошилова, по состоянию здоровья освободили Андреева, а Молотова, как написано, перевели на хозяйственную работу. Ворошилова давно надо было убрать, Андреев, насколько я помню, начал терять слух, а Молотова, похоже, просто вытурили. До него еще никому хозяйственная работа не мешала оставаться членом Политбюро. Ему еще повезло: раньше живыми из Политбюро не уходили. За исключением этого, пока ничего интересного не нашел. Все депутаты выступают с поддержкой курса руководства на очищение партийных рядов. Но это было ожидаемо: большинство из них и выдвинулось после этой чистки. Да и закончилась она с месяц назад, так что задним числом почему бы и не одобрить. Тем более что вычищали всякую сволочь, и чистка проходила открыто и освещалась в печати. Попробуй что-нибудь возразить. Ладно, пойдем на кухню попьем горячего чая с домашним печеньем.
— И откуда у нас домашнее печенье? — осведомилась Лида. — Колись, кто у нас был!
— Да ладно тебе, колись, да колись! — делано возмутился Алексей. — Я и так от тебя ничего не скрываю. Ну пришла Вика, ну повалял я ее на диване, ну расплатилась она печением собственного изготовления — что в этом такого? А драться-то зачем?
— А чтобы ты меня не дразнил! Вику он валял, как же! У нее свой валяльщик есть, не хуже тебя. А для тебя она, по сравнению со мной, вообще старуха!
— По сравнению с тобой у нас все жены старухи. Хорошо хоть, что ты вроде прекратила молодеть. Местные к тебе уже привыкли, а все, кто приезжают по первому разу, недоумевают, что эта красивая девочка делает в приемной директора. Ты бы хоть обручальное кольцо носила и всем демонстрировала, а то Капицу будут черт-те в чем подозревать.
— Ты на мои пальцы посмотри! Я бы носила, если бы оно держалось на руке, а ювелиров здесь нет. Спроси у ваших мастеров, может быть кто-то возьмется обжать? Ой, как пахнет ванилью! Слушай, ты, наверное, почти все съел и оставил мне совсем чуть-чуть?
— Чтобы я объел свою жену? Ну съел десяток паучков, но в кульке еще пара осталась.
— Ах ты!
— Да шучу я, шучу. Вот тебе чай, вот печение. Садись, а я буду на тебя любоваться, а потом схвачу в охапку и унесу в спальню! В мое время утверждали, что от молодых девчонок в любви толку мало. Врали, наверное, чем больше ты молодеешь, тем больше я от тебя теряю голову!
— Я от тебя ее давно потеряла, — Лида доела печенье и передвинула свой стул ближе к мужу. — Леша, как ты думаешь, когда у нас будет ребенок? Так хочу малыша — сил нет! Ну что ему стоит? Вроде мы с тобой уже все сделали! Может быть, дело не в нем, а в ком-нибудь из нас?
— Меня проверить легко, — задумчиво сказал Алексей. — Позвать ту же Вику…
Последняя шутка привела к тому, что ему пришлось спасаться бегством. Убежал он в спальню, где все завершилось на недавно купленной двуспальной кровати. Устав, некоторое время просто лежали.
— Леш, — сказала Лида. — Вот закончите вы этот реактор, а дальше что?
— Наверное, наше КБ начнет доработку опытного реактора до серийного, а остальные займутся накопителями.
— Я тебя не об этом спрашиваю. Я хочу понять, где наше место в этой жизни. Ты все еще вспоминаешь не одно, так другое и часто даешь дельные советы. Но вечно так продолжаться не будет, рано или поздно ты выложишь все свои знания. Ты ведь не ученый, ты военный. А теперь еще и офицер ГБ. Тебя поставили заниматься наукой. А чего хочешь ты сам?
— А чего от жизни хочешь ты? — спросил он, притягивая к себе жену. — Насчет малыша можешь не повторять, я это уже слышал. Тебя устраивает работа у Капицы?
— Пока да.
— Ну и я тебе могу ответить примерно так же. Кто его знает, как повернется жизнь. Мы с тобой помолодели до предела возможного. Еще чуточку и потеряем право на самостоятельность, твое и так уже подвергают сомнению. У нас впереди целая жизнь, много всего можно будет поменять. И это еще при условии, что мы начнем взрослеть.
— Как это? — не поняла Лида.
— А вот так! Ты уверена, что мы и через двадцать лет не останемся такими, как сейчас? Я вот уже ни в чем не уверен. Кто его знает, что для нас запланировали на будущее? Может быть, из-за этого и откладывается твое материнство?
— Ты это специально говоришь, чтобы оправдать свою лень? — спросила она, стаскивая с мужа одеяло. — Я же вижу, что ты уже отдохнул! Кто врал, что теряет голову?
Заснули они в тот вечер поздно. Следующий день оказался богатым на неожиданности.
— Слышали, что только что передали по радио? — сказал вошедший в лабораторию Иван Синицин.
— Интересно, как бы мы это могли слышать при отсутствии радио? — спросил Сергей Остроумов. — Давай уже, излагай.
— Передали, что в Советском Союзе состоялось успешное испытание второй атомной бомбы! Вчера взорвали.
— О первой промолчали, отделались намеками, — сказал Алексей. — А сейчас заявили во всеуслышание. Я думаю это свидетельствует об успехе работ и уверенности руководства.
Вторую новость Алексей услышал от Капицы, когда по делу зашел в его кабинет.
— Минут десять назад услышал новость, — сказал ему Пётр Леонидович. — Сталин уходит.
— Как это уходит? — не понял Алексей. — Куда?
— Включил приемник, а там передают информационное сообщение съезда, — пояснил Капица. — Выступил Сталин и заявил, что не в силах больше занимать посты Генерального секретаря партии и предсовмина. Предложил доверить их Берии. Мол, он и так выполнял эту работу и выполнял прекрасно. Его попытались уговорить остаться, но не преуспели. Он вообще посоветовал не оставлять высших партийных и государственных постов тем, кому перевалило за семьдесят. Надо сказать, он меня приятно удивил. Сообщили, что съезд все утвердил. Как вы думаете, к чему это приведет?
— Хуже не будет, — ответил Алексей. — Берия и так всем заправлял. Скорее всего, следует ждать от него каких-то действий, направленных на увеличение его популярности. Цены там снизят или кого-нибудь реабилитируют. И взрыв второй бомбы подгадали к съезду. Наверняка Сталин донес до депутатов роль Берии в атомном проекте.
— Он действительно очень много сделал, — сказал Капица. — Ладно, перейдем к делам Центра. Я думаю использовать лабораторию Гольдберга для подготовки выпуска накопителей. Реактор достроят и без них, там дело только за строителями. Что скажете?
— Правильно думаете, — согласился Алексей. — В разработке КИП они не участвуют, а больше там пока ученые не нужны. Если что-то будет неясно при монтаже, они и так всегда смогут помочь. Только я вот остаюсь не у дел. Не понял я, если честно, как эта хрень накапливает электроны. Отдельные элементы мозаики понятны, но в голове в ясную картину не складываются. Так что помощи от меня будет…
— А вы не расстраивайтесь, — сказал Капица. — Не вы один такой. Из лаборатории Гольдберга в накопителях полностью разобрался только он сам. Там все довольно сложно. Но для вашей задачи это неважно. Нужно изучить все производственные процессы и дать свои рекомендации и замечания. До этого в такой работе вы неплохо помогали.
Вечером Самохины сами прослушали новости съезда по недавно купленному радиоприемнику. Ничего важного к утреннему выпуску добавлено не было.
— Теперь Лаврентий Павлович по объектам мотаться не будет, пошлет кого-нибудь другого, — с грустью сказала Лида. — Знаешь, а я, в отличие от тебя, по нему соскучилась.
Ее слова оказались пророческими: через неделю после окончания съезда вместо Берии на объект прибыл один из новых секретарей ЦК Капустин. Через десять минут после того как он зашел к Капице, туда же вызвали Лиду.
— Лидия Владимировна, — обратился к ней директор. — Где Алексей Николаевич? В лаборатории? Вызовите его, пожалуйста, и зайдите ко мне вдвоем.
Она вышла от Капицы и позвонила в лабораторию Гольдберга.
— Олег? Алексей далеко? Дай ему, пожалуйста, трубку. Леш, приехал секретарь ЦК, который сейчас у Капицы. Как я поняла, он будет нами заниматься вместо Берии. И директор для чего-то вызывает нас вдвоем. Подходи, я жду.
Для того чтобы появиться в приемной, Алексею потребовалось меньше пяти минут.
— Что за секретарь? — спросил он у Лиды.
— Яков Федорович Капустин, — ответила она. — Ребята с КПП передали данные, у меня его в списках не было. Наверное, из новых. Заходи первым.
— Лаврентий Павлович говорил мне о вашей молодости, но по личным делам я вас все-таки представлял старше, — сказал гость, с любопытством разглядывая Самохиных. — За содействие развитию науки комитет по Сталинским премиям при Совете министров наградил Алексея Самохина второй Сталинской премией в размере пятидесяти тысяч рублей. Возьмите медаль и диплом лауреата. Подождите, это еще не все. Кроме того, вы награждаетесь орденом Трудового Красного Знамени. Вот орден и свидетельство. К сожалению, Лидия Владимировна, лично для вас у меня ничего нет.
— Ничего, Яков Федорович, — улыбнулась она. — У нас в семье все на двоих. Мы можем идти?
— Вы давно с ними работаете? — спросил Капустин Капицу, когда Самохины вышли.
— С самого первого дня пребывания в Центре. До этого Алексей работал в той же лаборатории, но на одном из атомных объектов. А что в них вас заинтересовало?
— В первую очередь, конечно, возраст. По документам вашей секретарше двадцать один год, а я бы дал всего шестнадцать. Да и ее муж выглядит ненамного старше, просто очень хорошо развит.
— Я понял, что это люди Берии, — сказал Капица. — Всех, кто с ними работает, предупреждали, чтобы не вздумали интересоваться их личной жизнью. Даже подписку взяли. Я и не интересуюсь. Так что вам лучше справиться у него.
— Он сейчас сильно занят, — пояснил Капустин. — Мы говорили всего минут десять, причем обсуждали перечень моих задач, а не странности работников вашего центра. Меня послали в ознакомительную поездку и попросили вручить награды. Кто-то посчитал нежелательным вызывать Самохина в Москву. Ладно, не будем больше терять времени. Выделите мне кого-нибудь в сопровождение.
— Я вас сам провожу и все покажу, — сказал Капица. — Реактор почти готов, его сейчас обшивают преобразователями. Дело это долгое, а почему — сейчас увидите сами.
Второй раз в Центр Капустин приехал через три месяца.
— Как видите, мы сильно продвинулись с монтажом, — сказал ему главный инженер объекта, когда они зашли в реакторный зал. — Здесь осталось работы на четыре месяца. Нужно закончить с пластинами преобразователей и монтировать магниты. Вентиляторы для обдува и все оборудование уже готовы. В соседнем зале идет доводка контрольно-измерительной аппаратуры, остальное тоже принято. Здесь мы все закончим раньше срока. А вот силовые подстанции пока задерживают поставщики. Вы бы надавили на них, Яков Федорович! Там все делать на поверхности, хотелось бы закончить до зимы. И ЛЭП тянут очень медленно. А там две линии общей протяженностью около двухсот километров. Реактор хоть и экспериментальный, но энергию должен выдавать не хуже серийного. А пока мы не обеспечим минимальной нагрузки, его даже опробовать нельзя.
— Я посмотрю, чем можно будет помочь, — пообещал Капустин. — Мне сказали, что Самохин в генераторном зале, но я его что-то не вижу.
— Был здесь минут двадцать назад, но ушел к себе. Наверное, вы с ним разминулись.
— Тогда и я пойду к ученым. Нет, сопровождающего не надо, сам доберусь.
Алексей был в своем кабинете, сидел за столом и что-то записывал в тетрадь.
— Ну как у вас успехи? — спросил Капустин, после того как они обменялись приветствиями. — На объекте я уже был, хотелось бы узнать, чем занимаетесь вы.
— Накопителями мы занимаемся, — ответил Алексей, закрывая тетрадь. — Вы в полном объеме ознакомились с проектом?
— О накопителях читал, но мельком. У меня, кроме вашего Центра, еще три подобных объекта. И помимо этого есть дела, да и недолго я на этой работе.
— Вас накопители интересуют или лично я? — спросил Алексей.
— Вы меня тоже интересуете, — улыбнулся Капустин. — Я о вас спросил товарища Берию.
— И что же он вам ответил?
— Сказал, что в перечне моих работ вы не значитесь, а если меня заело любопытство, могу обращаться лично к вам. И было заметно, что на эту тему он разговаривать не хочет. Естественно, я его больше не беспокоил.
— Решили побеспокоить меня, — кивнул Алексей. — А цель? Что вами движет, только любопытство?
— Я могу рассчитывать, что этот разговор останется между нами? — спросил Капустин.
— Мне трудно вам что-то обещать, не зная темы разговора. Вы ведь знаете, что я офицер ГБ?
— Тема — это вы. Сейчас в руководстве партии и в правительстве появилось много новых людей. Естественно, что они интересуются всем окружением первых лиц. Это и для работы полезно и для собственного здоровья.
— И один из таких руководящих — это вы? Или вы выступаете от чьего-то имени? И непонятно, при чем здесь я? Да, я знаю Лаврентия Павловича, но к его близкому окружению не отношусь.
— Вы загадочная личность, Самохин! — усмехнулся Капустин. — И вы, и ваша жена. После того, как вы несколько месяцев были личными гостями товарища Сталина, о вас пошло много разговоров. Ни до вас, ни после он никому такого уважения не выказывал. И присвоение вам звания старшего офицера госбезопасности не осталось без внимания. Потом в копилку фактов легло покровительство Берии и ваши награды. Вы не ученый, но по вашим идеям трудятся три института. И еще ваша молодость, которая прямо режет глаза. Наверняка за всем этим скрывается нечто очень важное, о чем пока знают очень немногие.
— И вы бы хотели войти в круг знающих? — утвердительно спросил Алексей. — А чего ради я буду с вами откровенничать? Что это мне даст, кроме возможных неприятностей в будущем? Да, Берия разрешил мне кое о чем говорить, но то, что могло бы вас заинтересовать, как раз под запретом. А то, что я могу сказать, не принесет вам никакой пользы, только добавит к старым сплетням новые. А если дойдет не до тех ушей, может вообще оказаться опасным. Так что не буду я с вами откровенничать, вы уж извините. Да, докладывать о нашем разговоре я тоже не собираюсь.
— Жаль! — поднялся Капустин. — Я рассчитывал на другой ответ. Но вы еще хорошо подумайте. Я к вам не в последний раз приезжаю. Если передумаете, скажете сами. Вредить я вам не собираюсь, а польза может быть обоюдная.
Больше в этот день они не встречались, а вечером Капустин уехал.
— Захотелось сладкого? — спросил Алексей жену, когда она ему вечером к чаю положила начатую плитку шоколада.
— Я не покупала, — ответила она. — Это Капустин подарил. Он сегодня вокруг меня больше часа вертелся, засыпал комплиментами вперемежку с вопросами. Отвечать не хотелось, пришлось изображать дурочку. Он меня быстро раскусил и отстал.
— У меня с ним тоже был разговор. Шоколадом он меня не кормил и не обхаживал, а задал вопрос в лоб. Расскажи ему кто мы и откуда. Я его вежливо послал.
— А зачем мы ему сдались?
— Я думаю, он и сам этого не знает. О нас в Москве ходят слухи из-за Иосифа Виссарионовича и наших странностей. Кое-кто предполагает, что за всем этим скрывается что-то важное. А знание — это сила. Не слышала такого выражения? В нашем случае это так и есть. Но я с ним откровенничать не стал. Если вдобавок ко всем остальным слухам пойдет гулять слух о пришельце из будущего, который сыпет идеями направо и налево, это может кое-кого заинтересовать. Не сейчас, понятно, а когда СССР оставит всех позади. Мне во всем этом не понравилось то, что к нам обратились вопреки желанию Берии. Он, правда, прямо не запрещал, но высказал неудовольствие. Раньше этого любому хватило бы с головой. В чем причина? То ли позиции Берии не так крепки, как кажется со стороны, то ли во власть пришла молодежь, которую еще толком не били.
— Молодежь! — фыркнула Лида. — Капустину под пятьдесят.
— Неважно. Они толком не напуганы, а сейчас еще усилен контроль над органами со стороны нового ЦК. А Берия во всем вынужден опираться на них. Вот и начинаются вольности.
— И чем это может нам грозить?
— Пока, я думаю, ничем. Вот если вслед за Сталиным уйдет и Берия, тогда может быть плохо. Придут новые люди, которые рано или поздно начнут разбираться с его делами. И одно из таких дел — это мы с тобой. Тот же Капустин приедет, а у нас за спиной никого нет. Думаешь, он по-прежнему будет деликатничать? Еще и мой отказ припомнит. И эта молодость, которая может выйти боком. Не понимаешь? Если кто-то из них узнает, что мы реально стали молодыми, нужно будет делать ноги. В руководстве молодых раз, два и обчелся, а власть это не гарантия долгой жизни. И никто не поверит в то, что это нам дано свыше. Самое малое — это начнут исследовать в какой-нибудь закрытой клинике, и не факт, что мы из нее выйдем. А ведь может кончиться и допросом в подвалах Лубянки.
— Почему кончиться? — вздрогнула Лида.
— Потому что то, что от нас останется, на свободу не отпустят. Я говорю не для того, чтобы тебя пугать, просто ты должна это знать. Нужно будет подготовиться к тому, чтобы срочно покинуть Центр. Мы с тобой расслабились, а для нас расслабляться опасно. Все наше благополучие, вся безопасность держатся только на одном человеке.
После этого разговора прошло больше четырех месяцев. Пришло лето, заканчивался октябрь. Когда Алексей в середине июля попытался достать путевки на море, ему отказали, сославшись на директора.
— Я здесь ни при чем, — сказал ему Капица. — Не хотел вас расстраивать, но было письмо за подписью Капустина. Вам предписывается на время летнего отпуска не покидать Центр. Обоснование — производственная необходимость. Чушь, но выполнять придется. Если можете что-то сделать, попробуйте, у меня такой возможности нет.
Поначалу Лида сильно расстроилась, но им и без поездки удалось неплохо отдохнуть. В лесах вокруг Центра было много земляники и грибов, а во время одной из вылазок нашли небольшую лесную речку с холодной, но чистой водой, к которой стали часто приходить купаться. Капустин за все время приехал только один раз. Лида держалась с ним подчеркнуто холодно, а с Алексеем он не встречался. Реактор полностью закончили, в том числе и подстанции, а сегодня наконец подключили и вторую ЛЭП. На завтрашний день был запланирован пробный пуск реактора.
— Как ты думаешь, заработает? — спросила Лида за ужином. — Столько трудились, столько всего угрохали, представляешь, что будет в случае неудачи?
— Не будет неудачи, малыш, — успокоил он ее. — Реакция будет, это уже проверено. Может быть ниже мощность, или откажет что-нибудь из оборудования, но это неприятность, а не провал. Я думаю, что завтра все будет хорошо. Конструкция должна работать, а сделано все на совесть.
— А накопители у вас все же получились здоровые, — сказала Лида. — Я вчера к вам заходила, так Олег показывал. Килограммов десять весит!
— Зато местная промышленность освоит без труда, — возразил Алексей. — Потом понемногу уменьшат размеры, главное, что все работает. В электромобили уже ставить можно. А если закрепить за спиной, можно использовать и для оружия.
В эту ночь во многих квартирах Центра спали плохо, а наутро в аппаратной собрались те, кому было поручено осуществить пуск. Аппаратную для безопасности устроили в небольшом отдельно стоявшем доме, и ее оборудование на время испытаний дублировало диспетчерский пункт реактора. Здесь же был Капица и все три его заместителя, в том числе и Алексей. Они не участвовали в пусковых работах, поэтому сели так, чтобы никому не мешать. В час дня начали. Первыми включились вентиляторы охлаждения реактора, и все услышали шум выбрасываемого наружу воздуха. Потом в реактор подали ионизированный дейтерий, и включили магнитную ловушку.
— Подали напряжение, — сказал Капица. — Сейчас включат излучатели…
— Пошла реакция! — сказал кто-то из испытателей. — Температура корпуса растет, фон излучения низкий. Можно было работать и внутри.
— Там сильный шум от вентиляторов, — возразил старший группы. — Лучше уж отсюда. Внимание, температура корпуса растет. Подключайте первую подстанцию! Уже пятьсот. Вторую подстанцию!
Через полчаса старший группы испытателей подошел к Капице.
— Пётр Леонидович, — реактор работает на треть мощности. Больше по этим двум ЛЭП не передашь. Температура корпуса шестьдесят процентов от максимально-допустимой.
— Получается, что полная мощность всего три тысячи мегаватт, — подсчитал Капица. — Мы рассчитывали на пять. Надо улучшать преобразователи. Какая температура выбрасываемого воздуха?
— Больше восьмидесяти градусов.
— Выбрасываем уйму тепла, — сказал Алексей. — Хватит чтобы отопить небольшой город. Надо станции строить рядом с городами, все равно никакой опасности нет.
— Дадим свои рекомендации, — кивнул Капица. — Ну что, товарищи, позвольте поздравить всех с успешным пуском первого в мире термоядерного реактора! Считайте, что мы с вами за полтора года построили четыре ДнепроГЭСа! Испытания будем продолжать. Реактор пусть работает, отключать только при возникновении аварийной ситуации или если отключатся потребители. Синхронизация прошла?
— Да, товарищ директор, — ответил один из испытателей. — Все выходные параметры по станциям в норме.
— Сейчас бы выпить! — сказал кто-то из инженеров.
— Все вечером! — повернулся к нему Капица. — Устроим в столовой торжественный ужин. Заслужили!
Никто об их успехе не напечатал в газетах и не сообщил по радио, но на третий день в Центр приехал сам Берия с большой свитой, в которой находился и Капустин. После их отъезда группу руководителей и главных специалистов Центра наградили орденами Трудового Красного Знамени и Сталинскими премиями, а все, кто работали на объекте, получили крупные премии. Алексей получил еще один орден и пятьдесят тысяч рублей.
— Даже мне расщедрились на две тысячи, — похвасталась жена. — Вношу в общую копилку!
— Деньги лишними не бывают, — сказал Алексей. — А у нас их больше ста тысяч. Лишь бы в чью-нибудь светлую голову не пришла мысль о денежной реформе. Что же это ты к Лаврентию не подошла? Заметила, что Капустин был какой-то дерганный? Точно ждал, когда мы побежим жаловаться.
— А что к нему подходить, — со скрытой обидой ответила жена. — Он с тобой за руку здоровался, мог бы и сам пригласить. Значит, так надо!
— Зря на него обижаешься, — заступился за Берию Алексей. — Видела, какой он за собой хвост приволок? Не хватало еще, чтобы глава партии и государства с нами где-нибудь закрылся и точил лясы. Тебе мало тех сплетен, что уже есть?
Прошло девять дней, и мир рухнул. Все началось с сообщения о смерти Сталина. После отдыха и лечения его самочувствие улучшилось и вот такое… Многие просто отказывались верить услышанному. Во вторник девятого декабря он, как обычно, поздно лег, а утром его мертвым обнаружила приехавшая на дачу дочь. Диагноз консилиума медиков был единодушным — вождь умер от острой сердечной недостаточности. По всей стране был объявлен день траура, повсюду были вывешены скорбные флаги.
— Как же так? — растерянно говорила Лида. — То прожил до пятьдесят третьего, а сейчас умер на три года раньше?
— У меня только одно объяснение, — сказал ей Алексей. — Мы очень сильно изменили будущее, судьбы многих людей, в том числе и его. А в его возрасте толчком к ухудшению состояния может стать что угодно. Люди иной раз и от радости умирают. А он сделал все, что хотел. Лишь бы его смерть опять не использовали для расправ и сведения счетов. Надеюсь, Василий на этот раз не станет валять дурака.
— Светлану жалко! — вздохнула Лида. — Неужели она опять уедет из Союза? И как это еще скажется на положении Берии. Власть ему Сталин передал, но постоянно поддерживал.
Три дня москвичи и многочисленные делегации прощались со Сталиным, после чего его гроб доставили к Мавзолею Ленина и после траурного митинга занесли внутрь. Никаких гонений, арестов или отставок высокопоставленных лиц не последовало. Даже его лечащих врачей никто не тронул, что уже само по себе вызвало удивление.
После похорон Сталина работа в Центре вошла в привычную колею. Реактор, к которому спешно тянули еще две ЛЭП, работал без сбоев, а небольшая смешанная группа ученых и инженеров разбиралась в результатах испытаний и готовила свои рекомендации по увеличению выработки энергии и удешевлению конструкции. Одновременно в правительство был послан отчет о результатах работ по накопителям с предложениями по развертыванию их производства и областях применения. Вскоре из Москвы затребовали специалиста по накопителям с образцом, и Капица отправил Михаила с парой готовых изделий и хорошей охраной. Через неделю Гольдберг вернулся обратно.
— Готовьте карманы для премии, — сказал он, появившись в лаборатории. — Мы своими изделиями всех поразили. Правда, до гражданских электромобилей дело дойдет не скоро, но военную технику хотят перевести на электричество. Не всю и не сразу, но многое. В ближайшее время определят завод, а нашей задачей будет помочь запустить производство. В дальнейшем таких заводов будет еще два или три.
На этот раз Сталинских премий почему-то не было, но всем дали по пять окладов. За десять дней до Нового Года лабораторию перебросили куда-то на Северный Кавказ. Алексей, как заместитель Капицы, остался в Центре. Пётр Леонидович простыл и Новый Год провел в кровати, а Самохины отпраздновали его только вдвоем. Был большой стол, уставленный деликатесами, была нарядная елка, не было только одного — праздничного настроения.
— Сидим, как на похоронах, — в сердцах сказала Лида. — Праздник, а на сердце тревога, все время ждешь беды. Разве так можно жить? Слушай, Леш, давай все бросим и уедем куда-нибудь далеко-далеко? Денег много…
— А ребеночка ты уже не хочешь? — спросил Алексей. — Я бы сам с удовольствием все бросил, но пока Берия у власти, и нам ничего не угрожает, надо держаться. Ну сбегу я сейчас и что? Забыла уже, что я не только зам у Капицы? Из моего министерства не убегают. Из него даже уволиться трудно. Искать нас будут однозначно. Тот же Берия с них шкуру спустит, если не найдут. А я тех изготовителей фальшивых паспортов сдал, а других не знаю. И зимой подаваться в бега трудно.
— А если попросить Берию? — жалобно посмотрела на мужа Лида. — Пользы от нас уже особой нет, неужели не поможет?
— Может быть, и поможет, — задумался Алексей. — Совсем без присмотра вряд ли оставит, но уволить из органов может. Его присмотр я бы пережил, это не то что сейчас, когда о нас знает уйма народа. Только как ты думаешь с ним связаться? Он сам здесь может вообще больше не появиться, а нам к нему ходу не будет, даже если приедем в Москву. Разве что попытаться через Светлану… Она с ним в последнее время перед нашим отъездом вроде больше не собачилась.
— А если через Капустина? — предложила Лида. — Скажешь ему, что ответишь на вопросы после того, как он нам поможет связаться с Лаврентием. Ведь необязательно потом говорить все. Если уйдем в тень, это будет не так страшно.
— Можно попробовать. Только вначале поговорю с Капицей. Давай завтра к ним сходим вдвоем. Ты развлечешь Анну Алексеевну, а я с ним объяснюсь.
Утром первого Лида замесила тесто и испекла пирог с земляничным вареньем. С этим пирогом и направились в квартиру директора, где их с радостью встретила Анна Алексеевна.
— Молодцы, что пришли! — сказала она, принимая блюдо с пирогом. — Это у вас что? А пахнет-то как! Обувайте тапки, полы холодные. Заходите в гостиную, а я сейчас поставлю чай. Муж у себя, если хотите, можете зайти.
— Давайте я вам помогу, а мужчины пока пусть общаются друг с другом, — предложила Лида. — А мы потом зайдем.
— Хорошо, что вы пришли, — обрадовался при виде Алексея Пётр Леонидович. — Не люблю жаловаться или признаваться в собственных слабостях, но мне как-то тоскливо. Дети и друзья далеко, а здесь только подчиненные. Начал сходиться с Гольдбергом, так и его забрали. А с вами интересно поговорить.
Он сидел на своей кровати, одетый в теплый халат и укутанный еще пледом.
— По-моему, в вашем присутствии в Центре больше нет необходимости, — сказал ему Алексей. — Скоро здесь вообще будут не нужны ученые, тем более вашего масштаба. Я тоже уже не нужен, поэтому хотел бы подать рапорт о переводе, а перед этим поговорить с вами.
— Правильно решили, — одобрительно кивнул Капица. — Вы можете быть кем угодно, но наука это не ваше. Вы принесли много пользы, но только за счет чужих знаний, ничего своего вы в науку не внесете. И не нужно на меня обижаться за правду, просто надо искать свое.
— Да я и не обижаюсь, — сказал Алексей. — Сам так же думаю. Я хороший военный, этим и займусь. Что скривились, не любите армию? А зря! Армия необходима в любом государстве, и общество должно содержать свою, если не хочет кормить чужую. Это не я придумал. Чтобы избавиться от армии, нужно изменить природу людей.
— Мне с вами трудно спорить, — примирительно сказал Капица. — Уже проверено. У вас всегда найдутся примеры на все случаи жизни. И то, что мне что-то не нравится, еще не значит, что я не признаю его полезности. Только постарайтесь не дать погибнуть таланту вашей жены! Она художник от бога, а работать может очень редко. Если меня освободят от этой ссылки, я свой портрет покажу признанным мастерам. Она его выполнила просто здорово! А картина, которую вы привезли с моря? На мой взгляд, она не хуже картин Айвазовского.
Дверь в комнату распахнулась и на пороге появилась бледная Лида.
— Только что передали по радио, что Берия убит!