— Ну и что показал наш китаец? — спросил Алексей. — Ваши материалы, Эдуард Константинович, я почитаю после. Расскажите своими словами самую суть.

— Суть в том, Алексей Николаевич, что после разговора с нашим китайцем лично для меня все еще больше запуталось. Судите сами. Он служил связистом на высокогорной радиорелейной станции. Насколько я понял, цепочка ретрансляторов была резервом на случай уничтожения космической связи. Он там сидел не один, а в компании трех солдат, которые охраняли эту станцию. Ему от нее разрешалось удаляться только в туалет, даже спал он в помещении, смежным с аппаратной. А вот солдаты отлучались часто. Неподалеку была небольшая деревенька, где покупали выпивку и по взаимному согласию валяли деревенских дев. Ну и продукты там для них часто оставляли, чтобы не переться в гору. Делать этому связисту там было абсолютно нечего, поэтому он днями напролет слушал эфир. Когда случилось извержение, для них ничего не изменилось, разве что потемнело, похолодало, да девы стали за развлечения требовать продукты. За пять дней до того, когда ушли солдаты, внезапно очистился эфир. Ни армейских шифровок, ни просто переговоров, ничего. Это было в тот день, когда Индия и Китай обменялись ядерными ударами. Если после этого кто-то и использовал радиосвязь, то только маломощные передатчики, которые он ловить не мог. Три дня они волновались, а потом солдаты отправились снимать стресс в деревню. На их беду туда добрался какой-то офицер, который уже был болен. Он им и рассказал, что повсюду свирепствует болезнь, которая косит людей, как траву. Никакие лекарства не помогают, не помогают даже противогазы. Его, во всяком случае, противогаз от заражения не уберег. Еще он сказал, что за пару дней до взрывов всех оповестили, что против противника будет использована смертельная болезнь. И сказали, что болеть ею будут только индийцы, а китайцев она либо не затронет совсем, либо просто почувствуют небольшое недомогание. Таким больным предписывалось не выходить из палаток и ожидать помощи.

— Генетическое оружие? — спросил Алексей.

— По описанию похоже, — сказал профессор. — Чистое генетическое оружие пока научились создавать только для негроидной расы. Других оно никак не затрагивает, разве что полукровок. А вот такое же оружие для азиатов, в той или иной мере затронет и европейцев. Если это так, понятно, почему не озаботились вакцинацией. Изготовить нужное количество вакцины при их численности, да потом еще незаметно и быстро обработать сотни миллионов жителей… У индийцев там наверняка была своя агентура, так что узнали бы. Но тогда непонятно, почему вместо легкого недомогания все китайцы взяли и умерли. Одним из непременных условий создания генетического оружия, является стабильность сконструированных микроорганизмов, а у китайцев были очень неплохие генетики. Не могли они так ошибиться. Я уже даже начал думать, одними ли атомными ударами они обменялись с индийцами? Может быть, и их противники вывели и применили такую же дрянь, но уже рассчитанную на китайцев? Если так, то мы рано успокоились. То, от чего погибли китайцы, нам угрозы не несет, а вот другая культура микроорганизмов может оказаться куда более стойкой и долгоживущей. Хотя лично я в это не верю. Никто не создает такие вещи, сами потом замучаются лечиться. Но проверить не помешает.

— И что было дальше с этим связистом?

— Офицеру стало хуже, и к ночи он умер, а к утру заболели все солдаты и часть жителей. Связисту об этом сообщили по армейскому коммуникатору, который брали с собой. Он оказался сообразительным парнем и не стал ждать их возвращения. Собрал все продукты, которые были, и побежал в расположенную неподалеку пещеру отшельника. Там и просидел какое-то время, прежде чем выйти. Его искали по комму, но парень не отозвался. На следующий день умер один из солдат, второй после этого прожил еще три дня, а когда скончался последний из них, он не знает. Третий нашел в себе силы заложить камнями тела товарищей и ушел. Когда через месяц связист пришел на станцию, там никого не было, не было и продуктов. В деревне живых жителей тоже не осталось, а вот продукты были. Он собрал все, что смог найти, не побрезговал даже остатками замерзшей пищи, которую ели больные незадолго до смерти. Всем этим они питались вместе с отшельником, и никто не заболел. А потом, по его словам, отшельник заявил, что пришел конец миру, и он не видит смысла в жизни. После этого отказался есть и скоро умер. Там неподалеку действительно была могила, в которой лежало тело буддийского монаха, убитого ударом кинжала в спину. Смерть «уставшего от жизни» отшельника позволила бывшему связисту растянуть продукты до нашего появления. Он ведь не стал прятаться и сдался сам. В пещере к тому времени не осталось ни капли еды, а все, что было в деревне горючего, он сжег. Из рассказа можно сделать кое-какие выводы. Во-первых, болезнь могла передаваться контактным путем. Но это и понятно: при ее заразности так и должно быть. Во-вторых, с момента заражения человек жил от одного до семи дней. Семь дней я беру по офицеру. Получается довольно большой разброс. Ну и, в-третьих, микробы умирают со смертью носителя и не образуют эндоспоры. Я убежден, что в Китае сейчас безопасно, а вот Индию надо посетить и проверить. В тех штатах, где есть высокогорья, должен лежать снег, значит, и часть тел сохранится. Если надо, я готов туда слетать.

— Спасибо, Эдуард Константинович, — поблагодарил Алексей. — После вашего рассказа необязательно читать доклад, но я прочитаю. И вашу готовность буду иметь в виду. Сейчас вряд ли, а где-то через два-три месяца, возможно, такая экспедиция состоится.

Когда профессор простился и вышел, Алексей связался с секретарем.

— До совещания осталось десять минут. Еще никто не подошел?

— Только что вошел Александр Иванович, — доложил секретарь.

— Это кстати, скажи ему, чтобы заходил.

— Здравствуйте, Алексей Николаевич! — поздоровался вошедший Брагин.

— Здравствуйте, Александр Иванович, — сказал Алексей. — Садитесь ближе. Пока никого нет, обсудим один вопрос. Мы уже приняли около семидесяти миллионов беженцев, пора закругляться. Сейчас их подходит немного, но я ожидаю примерно через полгода еще одну волну. А нам с вами она уже ненужна.

— У них закончится продовольствие?

— Конечно. Как ни уменьшай порции, все равно запасов на все время ни у кого не хватит, если не заниматься производством продовольствия. Они это не мы, и восемьдесят лет еду не запасали. От тех, кто к нам пришел, известно, что никто в больших объемах не производит БВК или что-то другое. Немцы и болгары не в счет, они к нам не побегут.

— И что будем делать? — помрачнел маршал. — Если попрут валом, нам их будет трудно остановить. Полтора года принимали людей, а сейчас в них стрелять? А как на такое отреагируют уже принятые? Ведь не скроешь!

— Без крайней необходимости ни в кого стрелять не будем! — сказал Алексей. — Мы даже прием пока не прекратим, тем более что идут уже мало. Но на всеуслышание объявим, что больше никого брать не можем и не будем. А немцев попросим распустить слух о том, что мы минируем границы. Поставьте себя на их место. У нас прием беженцев идет только на польской границе, поэтому все идут через немецкие земли. Можно было бы пройти через Чехословакию, но они никого не пропускают и не стесняются применять силу. А если мы начнем всех беженцев заворачивать, куда они пойдут?

— В Польше им делать нечего, поэтому пойдут к немцам, — ответил Брагин. — А им такой радости тоже не нужно. Распустят они ваш слух — это без вариантов. Еще и сами начнут препятствовать.

— А нам надо будет все-таки усилить охрану границы. Мы не французы, чтобы отстреливать людей с вертолетов, но хоть часть завернем.

— А для них что так, что этак — одинаково! — высказался Брагин.

— Для них — может быть, а для нас? Кто только что плакался насчет стрельбы? Мало мы отказывали, выбрасывая людей на смерть по ту сторону границы? А ведь никого, насколько я знаю, не застрелили! Что же вы мне, Александр Иванович, нервы мотаете? Или думаете, что если я сто тридцать лет прожил, то мне уже по фиг чужое горе? Сами же знаете, что мы не можем взять их всех! В общем, продумывайте все, что можете предложить по своему министерству, я тоже подумаю и еще кое-кого озадачу, а потом соберемся и все обсудим.

— Алексей Николаевич, — связался секретарь. — Все собрались.

— Пусть заходят, — отозвался Алексей. — Еще одно, пока никто не зашел. Границу с финнами тоже нужно перекрыть. Мы им поставляем газ за так с условием, что их беженцев на нашей границе не будет. Но когда припрет, наплюют на все договоренности. А их там больше шести миллионов человек. Все, закончили. Здравствуйте, товарищи! Рассаживайтесь и начнем. Извините за то, что немного задержал. У нас с вами сегодня на повестке дня не горящий, но важный вопрос. Атмосфера через пару месяцев почти очистится от пыли и мы сможем в полной мере использовать космические средства наблюдения за планетой. В связи с этим я предлагаю организовать комитет, который займется сбором информации об ущербе, нанесенном катастрофой природе и населению во всех значимых для нас участках суши. Одними спутниками они не обойдутся, поэтому уже запущена программа производства большого числа летательных средств дальней разведки. Мы с вами должны знать, что творится в мире, и отслеживать все самое важное. Я думаю, что в этот комитет нужно отобрать профессионалов разведки и ученых из Института стратегических исследований. Всех остальных, кто будет нужен, они уже сами включат в постоянный состав или привлекут на временной основе. Помимо общих задач, у них будут и приоритетные задания. Есть подозрение, что китайцы и индийцы погибли от разных микроорганизмов, и это нужно будет обязательно проверить. Академия Наук внесла интересное предложение. По прогнозам через пять лет в таких африканских странах, как Замбия, останется не больше десяти процентов населения. Государственность в таких условиях не сохранит никто. Но тепла и света будет уже достаточно для выращивания овощей на грунте под пленочным укрытием. А еще через два-три года можно будет сеять зерновые без всяких пленок. У нас такие условия будут на десять лет позже.

— Они нам предлагают взять себе одну из африканских стран? — спросил министр иностранных дел.

— Правильно поняли, Алексей Павлович, — кивнул Алексей. — Без этого, конечно, можно обойтись, но если возьмемся, можем в изобилии обеспечить всех овощами. Кроме того, поможем остаткам населения занятой страны наладить нормальную жизнь. Да и нам продовольственные резервы не помешают. К этому времени уже можно будет использовать флот, а не все таскать «Ковчегами». К задачам нового комитета я бы еще отнес посылку нескольких экспедиций в Штаты. Там тоже нужно осмотреться, а заодно посмотреть, может быть, что-то нужно подкинуть кубинцам. Задача всем ясна? Персонально ответственность за создание нового комитета мы возложим на Василия Петровича. У него в КГБ кадров достаточно, но можно привлечь и армейцев. Только учтите, что создавать комитет будете вы, а подчиняться его руководство будет лично мне. Вопросов ко мне по этому делу нет? Тогда пойдем дальше. Как у нас дела с японцами, Игорь Юрьевич?

— Хорошо с ними обстоят дела, Алексей Николаевич, — ответил председатель Комитета по эмиграции Ханин. — Все бы так работали, мы бы горя не знали. Повезло в том, что у них в основном оказались разрушены верхние ярусы, где было очень мало людей, поэтому потери составили около восьмидесяти тысяч человек. Хотя докапывались до них долго. Этих перевезли в Хабаровск и в Спасск-Дальний. Наших каторжников оттуда пришлось убирать. На островах осталось всего двадцать тысяч японцев. Они готовят к отправке продовольствие и другие грузы, которые мы перебрасываем в занятые ими города. Во Владивостоке и Хабаровске налажено производство БВК, во всех трех городах уже действуют птицефабрики и теплицы. Немного продовольствия мы им подбросили. Это в основном мороженая рыба. Скота дали совсем чуть, пусть себе разводят на будущее. Фактически им теперь наша помощь не нужна.

— Ну и прекрасно, — сказал Алексей. — Сделали доброе дело и при этом почти не потратились. Всегда бы так. Теперь поговорим о наших эмигрантах. Какие сводки за последние дни?

— По обоим пунктам приема в сутки не больше тысячи человек, — ответил Ханин. — Отсеиваем примерно треть.

— Отправляйте-ка вы, наверное, Игорь Юрьевич, половину ваших сотрудников в отпуск, — сказал Алексей. — Нагрузка на пункты сейчас будет небольшая, а людям нужно от такой работы отдохнуть. Потом они вернутся, и отдохнут остальные. Я уже говорил Александру Ивановичу, говорю и вам. С приемом беженцев будем закругляться. Возможности пока есть, хоть уже и немного, но слишком сильно разбавлять наш народ не стоит. Если будет возможность помочь кому-то еще, не принимая к себе, поможем, но без ущерба для себя. А теперь рассмотрим заявки министерств на производство новых видов техники.

— Спасибо за оборудование, — поблагодарила Лида. — Мы его пока используем только для изучения языка. Обучение ускоряется раза в три. Будет больше — попробуем и для других предметов.

— А как твоя реформа? — спросил Алексей. — Эмигранты не писают кипятком от счастья?

— Не знаю, я их об этом не спрашивала, — улыбнулась жена. — И о результатах судить еще рано. В школах вообще обучать по-новому начнем с начала учебного года, а то у школьников в голове будет каша. Да и самим учителям нужно разобраться. Леш, в сегодняшнем выпуске новостей была информация по Африке. Говорили то, что я уже слышала от тебя о том, что уцелело гораздо больше видов растительности и животных, даже крупных. Вы что, решили рассекретить часть информации Комитета?

— Нет смысла такое засекречивать, — ответил Алексей. — А людям позитивная информация пойдет только на пользу. Боюсь только что до тепла крупные животные не дотянут, их просто всех съедят люди. Жителей хоть и мало осталось, но когда это в Черной Африке были запасы продовольствия? Их там, наоборот, вечно не хватало.

— А может быть, тогда нам занять одну небольшую страну и подкормить тех, кто остался? Глядишь, и животных спасем. Жалко!

— Я не понял, кого тебе жалко, животных или африканцев? — засмеялся муж. — Открою тебе государственную тайну. Есть планы занять то, что раньше было республикой Замбия. Населения до взрыва было восемнадцать миллионов, а сейчас, насколько могли оценить со спутников, всего тысяч восемьсот.

— А почему так мало-то? — удивилась Лида. — Там же сильных холодов не было.

— У них, малыш, шестьдесят процентов жителей были горожанами. А после катастрофы власть почти сразу же потеряла контроль над ситуацией. Все развалилось на глазах, а города вскоре стали непригодными для проживания. Городское население побежало в деревню, а деревенским оно надо, когда нечем кормить собственных детей? А у них еще население неоднородно в этническом отношении. Одним словом, крови пролилось много, да и соседи не остались в стороне. А среди них еще две трети были больны СПИДом. Лекарство от этой дряни стоят дорого, откуда у них такие деньги? Так что вымирали они быстро, там ведь и людоедство было сплошь и рядом.

— И все это вы узнали только сейчас с помощью спутников? — с сомнением спросила Лида. — Колись, скольких жителей этой несчастной страны вы к нам притащили?

— Комитет доставил только несколько человек, — пояснил Алексей. — Брать больше нет никакого смысла. Центральной власти по-прежнему не существует, так что договариваться не с кем, просто узнали, что у них творилось. Хотели их забрать себе через пять лет для нужд сельского хозяйства, а теперь думаем, что дальше ждать не стоит: через пять лет там почти никого не останется. Язык у них английский, так что договоримся без проблем. Всех вылечим, подкормим и сохраним таким образом флору и фауну. Их соседей придется малость припугнуть, а то они жрать любят не меньше замбийцев, а какие там сейчас границы!

— Только в Замбию летали или еще куда? — спросила Лида.

— Была экспедиция в Индию. Летали в штат Уттар-Прадеш к Гималаям. Там сохранилось достаточно тел для работы наших биологов.

— Ну и что замолчал? Мне из тебя слова клещами тянуть? Узнали то, что хотели?

— Узнать-то узнали, — вздохнул Алексей. — Но ничего не поняли. И китайцы, и индийцы погибли из-за одной и той же болезни. Провели генный анализ бактерий, он идентичен. Похоже, кто-то пытался поставить запрет на три основные гаплогруппы китайцев, но не преуспел. Но тогда совершенно непонятно, почему пошли на такой самоубийственный шаг. Если хотели очистить Индию и избавиться заодно от своих лишних ртов, зачем эта затея с обменом атомными ударами? Ведь наверняка была вакцина и люди, которые должны были спастись, но погибли, попав под ядерный удар. Китайцы очень умны и все свои действия обычно тщательно продумывают, стараясь учесть все последствия. А в этой их войне я ничего, кроме глупости, не вижу. И это настораживает. Конечно, они оказались в отчаянном положении, но это еще не повод для коллективного самоубийства.

— А наш покровитель не мог эти микробы подправить? — предположила Лида. — Я думаю, его главная цель не в том, чтобы сохранить как можно больше людей, а в том, чтобы дать человечеству пинок для развития. А для этого его нужно в первую очередь объединить, ну и еще не потерять при этом духовность. Видно же, что то человечество, которое было до взрыва, объединиться не в состоянии.

— Не хочется мне все странности относить к действиям высших сил, — возразил Алексей. — Так можно вообще все объяснить божьей волей. Видно же, что он сам по какой-то причине ни во что не вмешивается, а действует только через людей.

— Ага, — согласилась Лида. — В твоем случае все сделал руками китайских генетиков. В нашей реальности, кстати, нормальных китайцев в Китае вообще не осталось. Не считать же нормальными тех мутантов, которые жрали каторжан. А об индусах мы вообще ничего не знали. Но если они сохранились, то в очень небольшом числе. Уж слишком много их было, да к тому же каждый третий из них — мусульманин. Без кровавой междоусобицы там не обошлось бы. А если правительству при этом не удалось бы сохранить контроль, то вообще тушите свет! Так что эти микробы немногое поменяли, разве что нам не пришлось отваживать от своих границ миллионов сто китайских беженцев. С точки зрения любого человека — это мерзость, но он-то не человек! Не убедила? Ладно, рассказывай, куда еще наведывались.

— Пока больше никуда. Точнее, автоматы много куда посылаем, а люди полетят в Штаты. Ну и на Кубу завернут. Мы с ними обмениваемся сообщениями, но посмотреть самим будет нелишне.

— А что сейчас делать в Америке? — с недоумением спросила Лида. — Там все засыпано пеплом, а сверху еще снег.

— Не все там засыпано пеплом, — возразил Алексей. — На юге Техаса его почти не было, да и снега там немного. Там, кстати, и будем делать базу. Не сейчас, а года через три. Но, вообще-то, меня больше интересуют некоторые города. Тряхнуло их, конечно, хорошо и не один раз, но многое должно было уцелеть. Пепел мог разрушить только крыши и верхние этажи, а подземные вообще должны сохраниться в неприкосновенности.

— Хотите пограбить?

— Грабят, это когда у кого-то отнимают насильно. Мы приняли одиннадцать миллионов американцев, у большинства из которых с собой вообще ничего не было. Считай, что это их наследство.

— Что тебя интересует, золото?

— Зачем нам сейчас золото? — удивился Алексей. — Его, конечно, тоже как-нибудь заберем. И не вам на украшения, а в первую очередь для нужд электроники. Но это не горит, пусть себе пока лежит там. Меня сейчас интересует другое. Ну, например, завод микроэлектроники в городе Чандлер штата Аризона. Информацию мы у них скачали, но сами долго провозимся. А если позаимствуем хотя бы часть оборудования, уменьшим время на производство новых процессоров в разы. А они у американцев лучше наших. Ну и еще кое-что в этом же духе.

— Через месяц уже вторая годовщина извержения, — грустно сказала Лида. — Небо еще сероватое, но солнце уже светит вовсю. А все равно прежней радости я у людей не вижу. И вряд ли дело только в затянувшейся зиме. И наши такие же, хотя, в отличие от эмигрантов, не потеряли близких. На всем теперешнем поколении словно лежит печать Йеллоустона. Может быть, их дети это в себе изживут.

— Излишне драматизируешь, — не согласился муж. — Вернется тепло, и мы снимем все ограничения. Понемногу люди оттают. Хотя нам еще лет тридцать чистить мир и возрождать его к жизни, так что, может быть, кое в чем ты и права.

— Леш, а беженцев больше точно не будет? Эта бойня, которую устроили немцы… Мы к ней не имеем отношения?

— Прямого — нет, — ответил Алексей. — Косвенно мы в ней виноваты, потому что прекратили прием беженцев и всем об этом заявили. Многие поверили и решили умирать дома, а тем, кто не поверил и наплевал на предупреждения, помогли умереть немцы.

— Восточные или западные?

— Там были солдаты западных, хотя вряд ли сами немцы сейчас придают значения идейным разногласиям. Их объединила общая беда. А стреляли потому что беженцы пошли в их города. Фактически они всю грязную работу выполнили за нас. Мы не можем строить стену на границе или ее минировать. И что остается? Стрелять? Вот тебе дали автомат и приказали стрелять в толпу людей, вся вина которых в том, что они хотят жизни для себя и своих детей. Стала бы ты это делать? А тебе сто тридцать лет, даже больше. А у нас в армии мальчишки. Мы ведь финскую границу перекрыли без помощи армии. Точнее, перекрываем сейчас. Граница тянется на тысячу триста километров, но тысячу можно сразу выкинуть. На север просто никто не попрется, особенно сейчас.

— Если не солдаты, то что?

— На расстоянии сто метров одна от другой устанавливаем стационарные лазерные установки. Наводятся и стреляют на движение взрослого человека. Ребенок пройдет, если будет идти один. Всех постоянно предупреждаем по радио и передали письменно в Хельсинки. Они пока соблюдают договор и к нам не идут, вот только надолго ли их хватит?

— Три тысячи установок! Когда закончите?

— Еще пара месяцев.

— Что-то мне расхотелось с тобой разговаривать, — встала с дивана Лида. — Когда-нибудь люди все равно обо всем узнают. Понять они смогут, простят ли?

— Мораль и действия правителя и обычного человека сильно отличаются! — сказал муж и тоже поднялся с дивана. — Разница в мере ответственности и цене ошибки. Они несоизмеримо разные, поэтому и руководствуемся мы совершенно разными мотивами. Мне не все равно что обо мне скажут или подумают люди, и какая обо мне останется память. Но я просто не вижу, как можно спасти народ, который я считаю своим, не пожертвовав при этом чужими. И я на эту работу не рвался.

Он ушел к себе в кабинет, включил лампу на столе и сел в глубокое кожаное кресло. На душе было гадостно и тоскливо. Жена бы сейчас выплакалась, у него это не получалось. Его давил гнет ответственности, и сознание того, что он спас сотни миллионов жизней, не снимало вины за то, что приходилось делать сейчас. Рассудком он понимал, что прав, что ничем не обязан тем людям, которые проклинали его, падая от немецких пуль под Мюнхеном в красный от крови снег, но душу жег стыд. И он ненавидел того, кто дал ему долгую жизнь и заставил нести этот крест. Нельзя столько взваливать на одни плечи! Он пробовал молиться — это не помогло, проклинал — с тем же самым результатом. До сих пор жена поддерживала его во всем, сегодня он впервые почувствовал ее отчуждение. Она все прекрасно понимала, но это было рассудочное понимание, ее сердце такого не принимало. И от этого ему было еще больней. Он знал очень многих, которые выполнили бы его работу не хуже его самого, не испытывая при этом особых терзаний. Тогда почему же он? Ладно, последуем совету древних и не станем терзаться там, где от этого никакого толку… По крайней мере, попробуем. Он мысленно дал себе еще пятнадцать лет. Надо их как-нибудь вынести. А если его не освободят и после этого, он освободится сам.

— Третья воронка, — сказал Петр. — И полно бронетехники. Чья это, арабов или Израиля?

— Кажется, арабская, — остановил кадр Олег. — Притормози разведчика.

«Невидимка», летевший в двухстах метрах от земли, резко сбросил скорость. На большом панорамном экране проплывала покрытая снегом земля, на которой то здесь, то там виднелись воронки и сгоревшие танки и бронемашины. Повсюду, припорошенные снегом, лежали тела.

— Неплохо поработала авиация Израиля, — сказал Петр. — Уже двадцать километров одно и то же. Смотри, обломки самолета. Это точно израильский. Еще один. А здесь сразу два.

— Это их сняли электромагнитной пушкой. Видишь, лежит на боку? Небольшой шарик на трех километрах в секунду прошьет самолет насквозь. А когда их тысяча, хрен увернешься. Мама моя!

«Невидимка» перелетел гряду холмов, и их глазам открылась долина, забитая боевой техникой.

— Не меньше тысячи единиц, — оценил на глаз Петр. — А это уже израильские танки. Ствол у них гораздо длиннее. Сколько же здесь всего! Странно, многие машины не имеют заметных повреждений. У них же была защита от химии?

— Этот тип танка герметизирован, — ответил Олег. — Газы ему по фиг. Здесь было что-то другое. Слушай, а у арабов были нейтронные заряды? Что-то уровень радиации опять скакнул.

— Думаешь, взорвали над ними? Может быть, надо потом проанализировать характер излучения. А фон все время скачет. Израильтяне взорвали с три десятка бомб в Сирии и Египте, да и арабы постарались. Вряд ли Израиль бомбил себя сам ядерными зарядами. Сбрось еще скорость, сейчас будет столица. Вот она. С виду целая.

— Толку-то. Тел на улице мало, но они есть. Раз не убрали, значит, это некому было делать. Наверное, когда закончилось пища, просто остались в домах. Морем из-за припая не уплывешь, авиация вся погибла, да и куда лететь или плыть?

— Если не считать Ирана, весь регион вымер, — подвел итог Петр. — Давай покружим над городом, может быть, все-таки остались живые. А потом дай разведчику команду на возвращение.

Два «Ковчега» поднялись с аэродрома Гаваны и, набирая скорость, полетели в сторону Техаса. Один из них должен был забрать тела погибших американцев для захоронения у подножья Монумента Памяти. Девяностометровая, облицованная гранитом игла монумента уже была готова, а до второй годовщины извержения оставалось пять дней. Тела нужно было отобрать по возможности в разных штатах, поэтому экипажу предстояла нелегкая работа. У экипажа второго экранолета, на котором летел Джед Уолш, было другое задание. Нужно было посетить завод, производивший микропроцессоры, и оценить степень сохранности его оборудования. От Гаваны до нужного им Чандлера было четыре часа лета, болтать с десантниками было не о чем, а Виктор Сивцов, которого Джеду дали в напарники, уже спал в своем кресле. Посмотрев на русского инженера, Джед решил последовать его примеру. Их обоих разбудил один из десантников.

— Просыпайтесь, парни! — сказал он. — Минут через пять прибываем. Под нами уже Аризона.

Драки не предвиделось, но десантники все равно забирались в свои чудовищные скафандры, делавшие их похожими на киборгов из американских фильмов. Джед выглянул в иллюминатор и увидел метрах в трехстах внизу проплывающую белую равнину. Быстро промелькнул засыпанный снегом городок, а через пару минут полета вдали показались небоскребы Чандлера. «Ковчег» подлетел к отдельно стоявшему зданию в тридцать этажей и стал опускаться. Воздух турбин сдул снег и поднял вверх тучу вулканической пыли. Когда «Ковчег» мягко осел на шасси, видимость снаружи была нулевая.

— Придется минут десять подождать, — сказал им майор, бывший старшим в десанте. — Пыли не очень много, и она быстро осядет, а до вечера еще далеко.

Десятью минутами ожидание не ограничились: пришлось подождать вдвое больше, после чего они, надев маски от пыли, вышли из «Ковчега» следом за десантниками.

— Часть стекол вылетела, — сказал Виктор, показав на кучу битого стекла вокруг здания. — Наверное, разбились при землетрясении.

— Плевать, — ответил Джед. — Нужное нам оборудование на минусовых этажах. Там все должно сохраниться. Разве что прорвало водопровод или замкнула проводка, пока еще было электричество. Фонарь взял? Ну и пойдем, парни в своих скафандрах, наверное, застрянут на лестнице. Да и кого здесь опасаться? В здании полно пыли, а на ней любой оставит следы. Вот и посмотрим.

Пыли действительно было много, но в вестибюле никто не наследил. Людей видели, но лежавших уже два года замерзшими у одной из наружных дверей. Лифты, понятное дело, не работали, поэтому инженеры нашли лестницу, и стали по ней спускаться, подсвечивая себе фонариками. Десантники за ними не пошли и остались наверху, слушая их разговоры. Пока связь не гасла. Минусовые этажи порадовали: все оборудование на пяти уровнях выглядело новым и неповрежденным. Был и большой склад уже готовой продукции.

— А вот это мы прихватим, — сказал Виктор, оглядывая большой штабель коробок с процессорами. — Только нужно вытряхнуть наших бравых десантников из их скорлупы и пусть таскают. Мы вдвоем надорвем пуп.

— А тел здесь совсем нет, — заметил Джед. — Наверное, все выскочили после землетрясения наружу, там их и накрыло. Ладно, пошли быстрей. Нужно со всем управиться до вечера.

Десантники раздеваться не стали, поступили проще. Они, помогая друг другу, сняли со скафандров кучу вооружения, сразу став в два раза меньше. Но килограммов по двести каждый нес, как пушинку.

— Больше не можем, — отмахнулся один из них от Джеда. — Чтобы не перевернутся, вес нужно правильно распределять, а это долго. Проще лишний раз сбегать.

За пять часов бесконечных хождений вверх-вниз очистили весь склад готовой продукции, заложив в «Ковчеге» все свободное пространство. Оставили лишь узкие проходы. Командир экипажа с неодобрением смотрел на этот бардак и, как только закончили, сразу же взлетел.

— Готовьте карманы для премии, — сказал десантникам Виктор. — По моим прикидкам забрали не меньше двух миллионов процессоров. Руководство оценит.

— Толку от той премии! — проворчал Джед. — Она еще пятнадцать лет будет лежать на счете.

Ворчал он для порядка, на самом деле ему было приятно и из-за премии, и из-за того, что просто пришли и забрали огромной ценности груз. Было в этом что-то волнующее. Наверное, подобные чувства испытывал один из его предков, который, по семейным приданиям, был пиратом, когда потрошил купеческие корабли.

В другие здания города никто не совался. Десантники немного прошли по одной из улиц и, встретив на перекрестке десяток сгоревших автомобилей и лежавшие повсюду тела, повернули обратно. Мертвый город давил на сознание, поэтому все были рады переключиться на переноску коробок. С еще большей радостью они улетели бы сразу после осмотра, но бросать находку не хотелось.

— Пепла сантиметров пять, — сказал Виктор Джеду. — И это в полутора тысячах километров от вулкана. А в пятистах километрах его уже с метр. Ученые по фото со спутника как-то умудрились оценить. Там все здания под его весом сложились, как карточные домики. Представляешь, что будет, когда потеплеет и пойдут дожди? Все вокруг будет отравлено на десятки, если не на сотни лет. Я слышал, что разрабатывают планы, как собрать пыль и сбросить ее обратно в Йеллстоун. Там сейчас озеро лавы в десяток квадратных километров. Сожрет и не подавится, только сумасшедшая работа на десятки лет.