— Алексей Николаевич, вас хочет видеть Лидия Владимировна.

— Хорошо, Сергей Владимирович, — ответил Алексей секретарю. — Сейчас товарищи выйдут, и пусть она заходит.

— Значит, мы отдаем старое продовольствие бразильцам и финнам? — сказал Прохоров.

— Только то, что осталось до восемьдесят пятого года заложения, — предупредил Алексей. — В остальном действуйте, как договорились. Все, товарищи, все свободны.

— Ну и какие у тебя вопросы? — спросил он вошедшую жену. — Семейные или служебные?

— Это когда я к тебе моталась в рабочее время по семейным вопросам? — сказала Лида. — Служебные они у меня, и сразу предупреждаю, что много.

— Это понятно, что много, — вздохнул он. — Ты у меня сейчас самый главный министр без всяких скидок на родственные связи.

— А что ты хочешь, если весь мир взялся изучать русский язык? — усмехнулась она. — Даже с учетом того, что от этого мира осталось, приходится крутиться. Ладно, это все лирика, давай заниматься делами.

— Давай, — согласился Алексей. — Излагай.

— Португальцы хотят прислать дополнительно двадцать тысяч студентов.

— Они хотят таким числом изучать русский или сэкономить на продуктах? — спросил Алексей. — У них же уже учится двадцать тысяч! Куда столько?

— За ними обучение русскому населения Мозамбика, — напомнила Лида. — Я тебе нигде не найду стольких знатоков португальского. Это в нашей части Африки все болтают по-русски, а остальные его не знают! Если с английским в ЮАР никаких проблем нет, то с французским в Конго уже есть. Много у нас французов? Где брать преподавателей? Нет, пусть уж лучше португальцы с бельгийцами сами обучаются русскому, а потом учат других. Причем лучше и для них, и для нас.

— Куда их пристроить уже придумала? — вздохнул Алексей.

— Эти отправятся в Киев, — сказала Лида. — Это я уже с киевлянами обговорила. А ты прекращай тяжело вздыхать! Я еще только начала. Вы почему задерживаете мое оборудование? Кого персонально брать за жабры? Чем дольше у нас просидят иранцы, тем больше проедят твоего продовольствия. А без оборудования они будут сидеть долго!

— Сегодня же разберусь и приму меры, — пообещал Алексей. — Электронная промышленность сильно перегружена. Сама же знаешь, сколько всего делается.

— Притормозите свои компьютеры! — рассердилась жена. — Или отложите запуск какой-нибудь ракеты! Я понимаю, что производство быстро не перестроишь, но я вам о своих потребностях уже который год твержу!

— Дорогая, кто же виноват в том, что твои потребности растут быстрее наших возможностей? — пошутил Алексей. — Все, не нужно на меня так сверкать глазами! Обещал, значит, сделаю. Что у тебя еще? Надеюсь, не австралийцы?

— Нет, те нашли достаточно учителей у себя и к нам с этим не обращаются. И слава богу! У меня в перспективе нехватка начальных классов. Пять лет назад сняли ограничения на рождение, и через два года ожидается наплыв первоклашек. Нужно этот вопрос включить в план обсуждения на Совете и принять меры. Время еще есть, а строить для детей лучше не в пожарном порядке.

— А учителя?

— Учителей у нас будет избыток в старших классах, временно поработают с малышами, потом заменим. А вот компьютеры для новых школ нужно внести в план.

— У тебя все?

— Нет, конечно, — улыбнулась Лида. — Еще много мелких вопросов, но я тебя ими загружать не буду. Ты сегодня не думаешь задерживаться? Тогда я отпущу свою машину и домой поедем вместе.

Жена ушла, и Алексей вызвал председателя Четвертого комитета, который занимался Европой.

— Что у нас по Англии, Герман Платонович? — спросил он. — Какой прогноз?

— У них холода продержатся лет на десять-пятнадцать дольше, — ответил председатель. — Пока восстановится Гольфстрим, да растает весь снег, которым ее засыпало… А что, по ней появились какие-то планы, о которых я не знаю?

— Наши англичане подняли вопрос о захоронении соотечественников. С Америкой с этим управились, теперь на очереди Англия. И желательно начать пораньше, пока там отрицательные температуры. Мониторинг по живым ничего не дает?

— Откуда там живые! — сказал председатель. — Больших запасов продовольствия у них не было, а морозы доходили до пятидесяти градусов. Спутники не зафиксировали ни перемещения людей, ни источников тепла. И ни на одной частоте никто не отвечает. Мы в Англию направляли несколько «Невидимок». Только снег и лед, нет там живых.

— Тем более, — сказал Алексей. — Пятьдесят миллионов тел быстро не захоронишь. Нужно запустить хотя бы один из их реакторов, расчистить дома для тех, кто будет этим заниматься, и забросить туда все необходимое.

— Сделаем, Алексей Николаевич.

— Теперь второе. Поляки как-нибудь реагируют на то, что мы заняли три четверти Польши? Кроме того протеста Грабинского что-нибудь было?

— Ничего не было. Куда им протестовать, когда их там осталось меньше ста тысяч человек! У нас поляков и то в три раза больше. А Грабинского вообще предупредили, что его ждет суд, и что судить будут наши поляки. Он сразу же заткнулся.

— Что по Франции? Я просил Первый комитет послать туда «Невидимок», но еще не получал от них результатов.

— Нам совсем недавно дали. Сохранилось три группы французов общей численностью в двести тысяч человек. У них там что-то вроде диктатуры. До тепла должны продержаться. На наши аппараты особо не реагировали. Правительственных каналов они не знают, но между собой радиообмен ведут. К общению с нами интереса не проявили.

— Ну и черт с ними. Там же тоже будет задержка с теплом?

— Не такая длительная, как в Англии, но будет. Они все-таки тоже сильно зависят от Гольфстрима.

День был насыщен работой и пролетел быстро.

— Первое лето без снега! — сказала Лида, когда они уже подъезжали к своему дому. — Николай, заверни к третьему подъезду. Возьмем сына отсюда, чтобы не бегать по дому. Валентин, я без твоих услуг обойдусь.

Телохранитель все равно вышел следом за ней и проводил в садик. Вернулись они через пару минут уже с Юркой.

— Пап, а когда поедем к слонятам? — спросил сын, очутившись в салоне машины. — За мной Васька соскучился!

— Неизвестно кто за кем больше соскучился, — проворчал Алексей. — Все, приехали, давай на выход. До свидания, ребята.

— Па, а когда вы будете выпускать зверей? — продолжил допытываться сын, пока поднимались по лестнице. — Меня возьмете?

— Спроси у мамы, — попытался Алексей перевести поток вопросов на жену, но не преуспел.

— Она ничего не знает! — отмахнулся Юрка. — Я спрашивал, так она отправила к тебе.

— Ладно, — сдался отец. — Не скоро мы их еще выпустим. Земля пока не прогрелась и им нечего кушать. И потом, мы их не сразу всех будем выпускать. Сначала самых мелких, за ними тех, кто покрупнее.

— А Ваську когда?

— Заходи в квартиру и снимай куртку, — сказал Алексей, открывая дверь. — Слонов будем отвозить в Африку, у нас для них слишком холодно. И это еще будет только года через три, так что твой хулиган пока остается здесь.

— И ничего он не хулиган! — взялся защищать друга сын. — Подумаешь, облил вас разок водой. Они все обливаются.

— Тебя они почему-то не обливают, — сказала мать. — А я больше в ваш слоновник не пойду.

— Ну мам, я с ними договорюсь и они тебя больше обливать не будут, — пообещал Юрка. — Только папу. И птицам скажу, чтобы не клевались.

Алексей с Лидой переглянулись: несмотря на рождение ребенка и возрастные изменения, отношения к ним животных не поменялось. А дружелюбие к их сыну было выражено еще сильнее: к нему липли даже птицы. Это пытались исследовать, но, как всегда в случае с их семьей, никакого объяснения не нашли. А запись того, как их пятилетний сын, умудрившийся забраться в вольер к тиграм, разъезжает верхом на одном из них, гуляла по бескрайним просторам Союза и уже за его пределами. Пока едва не сошедшая с ума от страха Лида влетела в вольер и стащила сына с полосатой спины, пока догадались спуститься в аппаратную и стереть записи с регистраторов, кто-то уже успел сделать копию.

— А отец, значит, может ходить мокрым? — спросил Алексей. — Давай, помогу разуться.

— Я сам! — пропыхтел Юрка, отдирая липучки. — Пап, тебе что, жалко? Им же там за решеткой скучно, а вода теплая.

— Ладно, — согласился отец. — Потерплю. Рассказывай, что у вас там в садике нового.

— У нас новая девочка, — поведал сын. — Пап, я в нее, кажется, влюбился. И Петьке в ухо дал, чтобы он ее не дразнил.

— А как же он ее дразнил? — спросил Алексей. — Нужно ли было драться?

— Нужно! — сердито сказал Юрка. — Он ее китаезой назвал! А она японка. Она по-русски говорит плохо, но все понимает. Поняла, что он ее хотел обидеть и чуть не заплакала. Пришлось утешать.

— Тогда все сделал правильно, — одобрил Алексей. — И как же ты ее утешал?

— А мне никто про драку не сказал, — вмешалась Лида.

— Еще бы они тебе стали жаловаться, — усмехнулся муж. — И на кого? На нашего сына? Тем более, что он вступился за справедливость. Видел я его Петьку, и ты его должна помнить. Здоровый такой и нахальный парнишка на год старше нашего. Такие слов не понимают, хотя старайся, Юрок, рук не распускать. Из-за нашего положения родители жаловаться не прибегут, но лучше учиться бить не кулаком, а словом. Я тебя научу. Так что там с утешением?

— Я ее погладил по голове и поцеловал в щечку, — потупившись, объяснил сын. — Ей понравилось.

— Молодой, да ранний, — улыбнулась Лида. — Мультики смотреть будешь? Ну тогда до ужина телевизор твой, а мы с папой поговорим. Интересно, откуда в нашем доме пятилетние японки?

— Сейчас узнаем, — сказал Алексей, набирая код домоуправа на ручном коммуникаторе.

Пришел ответ и над его рукой появилось изображение симпатичной женщины лет сорока.

— Здравствуйте, Елена Викторовна! — поздоровался он. — Не скажете, кого из японцев к нам заселили?

— Есть одна семья, Алексей Николаевич! — почтительно ответила домоуправ. — Васильевы надолго уехали в Танзанию и сдали квартиру. В нее вселили семью Такаси. Это родственники последнего японского премьер-министра, приехавшие к одному из принятых нами детей. Семья, которая его взяла, живет у нас, так что и их поселили сюда же.

— Спасибо, — поблагодарил Алексей и отключился. — Теперь понятно, кто наша будущая невеста? А ты еще была против таких приездов.

— Мне это и сейчас не слишком нравится, — сказала Лида. — Пусть японцы решили строить у нас свою автономию, и мы им в этом не отказали, но трогать принятых в другие семьи детей…

— Во-первых, не так много осталось в живых их родителей, — возразил Алексей. — Эти тоже, скорее всего, какие-нибудь дальние родственники. Во-вторых, самых маленьких обычно не трогают, навещают тех, кто постарше и многое помнит. И, в-третьих, всегда требуется согласие новых родителей. Правда, я не слышал, чтобы кто-нибудь отказал. Ребята в массе прекрасно ассимилировались, но и приезжающим родственникам рады. Что в этом плохого? Ну уедет кое-кто в эту их автономию, ну и что? Наладим повсюду скоростную авиацию, будут летать в гости к новой семье, да и те тоже поедут к японцам. Да и комм у каждого на руке. Ничего, кроме пользы, не будет. Любые консерватизм и замкнутость не вечны, а наличие «наших японцев» размоет их еще быстрее. Традиции и культуру нужно в меру сохранять, не отказываясь от того хорошего, что есть у соседей, главное, не замыкаться в себе. Мне недавно показывали запись их прилета, когда встречали не дети, а бывшие с ними девушки. Видела бы ты, сколько было радости и слез! И их мужей целовали, как родных, хотя там почти все сплошь наши или американцы. Сейчас все меняются, японцы в этом не исключение.

— Да уж! — сказала Лида. — Если даже иранцы во многом изменились…

— Не слишком ты им верь, — поморщился Алексей. — Они начали меняться и будут продолжать двигаться в нужном направлении, потому что иначе окажутся в изоляции. Но это медленный процесс. Раньше, чем уйдет старшее поколение, серьезных сдвигов не будет. Австралийцы тоже демонстрируют дружелюбие, но пока это только слова. Посмотрим, что за этим последует. Сейчас начнется сближение европейцев, которым удалось выжить. Не совсем ясна позиция немцев. Скорее всего, они еще просто не разобрались в новых реалиях, а мы их пока не спешим просвещать.

— И что дальше?

— Ну ты и спросила, — засмеялся муж. — Тебе все перечислить по пунктам? Лет за сто нам нужно создать мощную цивилизацию и устранить все последствия катастрофы. Лет за двадцать развернем в космосе средства перехвата и уничтожения астероидов, а потом начнем делать жизнеспособные колонии сначала на Луне, а затем и на Марсе. Вот когда все это будет, можно смело говорить о том, что человеческая цивилизация не сгорит в огне какого-нибудь катаклизма. А потом шагнем к звездам. И многое из этого мы с тобой успеем увидеть. Знаешь, что мне на днях сказал профессор Шелихов? Мы с тобой меняемся, но в два раза медленней, чем должны. По его мнению, жить нам еще существенно больше ста лет.

— И причину этого он, конечно, не нашел?

— Не нашел. Регенерация у нас, кстати по-прежнему очень сильно ускорена, хоть уже не такая сумасшедшая, как была. И у сына то же самое.

— Вы резали Юрке пальцы? — спросила Лида.

— Успокойся, никто твоего сына не резал, сделали микроскопический надрез кожи, который он даже не почувствовал, а потом оценили скорость заживления. Она примерно в пятьдесят раз выше нормы.

— Значит, и жить он должен в два раза больше?

— Я думаю, что и он, и его избранница. Тебе дали то же, что и мне, позволив нам прожить жизнь вместе. Чем наш сын хуже?

— Интересно, на ком это закончится, — задумалась Лида. — Или ни на ком?

— Кто знает, что Он задумал? — пожал плечами Алексей. — Возможно, новый вид людей входит в Его планы. Наверное, в будущем люди все-таки найдут этому объяснение.

— Здравствуйте, Ольга Викторовна! — ответил Алексей на приветствие Ведущего социолога Службы иммиграции Немировой. — Чем обязан вашему визиту? Садитесь, пожалуйста.

— У меня несколько вопросов, Алексей Николаевич, — ответила Немирова. — Первый касается кубинцев, которых мы приютили по договору. Уже через пять лет на Кубе будут привычные для них условия и возможность сеять все, что сеяли раньше. Только почти никто из них не хочет возвращаться. И это касается не только молодых, некоторые из которых нашли себе пару среди наших, а вообще всех. Сейчас постепенно убираем все ограничения и увеличиваем жизненный уровень населения. Через три года должны ввести денежное обращение и отменить все ограничения на поездки. После этого их от нас придется увозить в связанном виде. Люди они прекрасные и работники хорошие, но их ассимиляция может вызвать недовольство руководства Кубы.

— Это меня не беспокоит, — ответил ей Алексей. — Пусть не беспокоит и вас. Мы их приютили и никакой пропаганды остаться не вели. Это за нас сделала жизнь. И они свободные люди, и вправе решать, где жить и трудиться. Пусть руководство Кубы с ними разбирается само, если у них будет такое желание. Но я не думаю, что они будут этим заниматься, скорее сами попросят включить их в Союз. И мы им в этом не откажем. С Латинской Америкой все равно придется разбираться, и кубинцы нам будут очень кстати. Что еще? Как у нас идет ассимиляция англичан и американцев?

— Американцы в наше общество вписались идеально, англичане немного более замкнутые, но никакого отторжения ни у кого нет. Они слишком многим нам обязаны и на родине потеряли вообще все. Многие из тех, у кого не было семьи, нашли себе пару или среди соотечественников, или среди наших. Лет через десять вы их от наших людей не отличите.

— А японцы?

— Если вы о детях, то они прижились хорошо. С малышами вообще никаких проблем, те, кто постарше, немного более замкнутые и чаще испытывают к приемным родителям не столько любовь, сколько благодарность. Некоторые из них, несомненно, уедут в автономию. Девушки, прибывшие с детьми, все вышли замуж и ассимилировались еще лучше, чем малыши. А вот взрослые японцы в автономии по-прежнему будут жить своим укладом. Они будут общительны и дружелюбны, но продолжат цепляться за обычаи своего народа. Ничего плохого я в этом не вижу. Это просто их национальная особенность. С европейцами все выйдет по-разному. Те кого принимали в прежние годы и разбрасывали по стране, в большинстве, прижились нормально, даже поляки. Наша политика национальной изоляции принесла свои плоды: никаких землячеств никто не создал, хотя многие по-прежнему поддерживают между собой связи. Если будем принимать сейчас большие группы вроде бельгийцев или португальцев, делать это нужно только на правах автономии. Будут жить компактно и перемешиваться с основной массой населения при поездках на работу и смене места жительства. Процесс очень длительный, но спешить с этим нельзя, да и нет никакой необходимости.

— Иранцы?

— Только деловые контакты. Мешать их с нашими людьми нельзя. У них все преобразования пока больше на стадии намерений. Посмотрим, что из этого выйдет. То же и с австралийцами. Там хоть нет ислама, но очень мутное руководство. Кроме того, наши англичане еще долго будут помнить их лагеря, и мы вынуждены с этим считаться.

— У меня к вам будет просьба, — сказал Алексей. — Мне нужен прогноз по поводу наших отношений с мексиканцами. Специалисты по Мексике есть в Первом комитете. Информации по Латинской Америке они уже собрали много, так что материал для анализа у вас будет. Это последний регион, по которому много вопросов. С Аргентиной отношения просто замечательные, с Бразилией — тоже, но там правительство контролирует только треть территории. Остальное — это такая каша… Населения осталось очень мало, но в разы больше, чем в Африке, и этих капустой не купишь. А как-то строить с ними отношения будет нужно. И даже не как-то, а так, как нам нужно. А для этого прежде всего надо хорошо разобраться с тем, что там у них творится. Кроме них остаются только островные государства Юго-Восточной Азии и Алжир. Но на островах мало кто остался в живых, и они потерпят, а в Алжире после катастрофы совсем рехнулись на почве ислама. Никаких дел с иноверцами они иметь не желают и всех неверных убивают на месте. Мы их, наверное, изолируем от остальных, пока мозги не заработают как положено. В стране девяносто процентов пустыни и горы, но жителей там осталось мало, так что пусть живут по своей вере и к другим не суются. И руководство Ирана предупредим, чтобы не вздумали с ними общаться. У вас ко мне есть вопросы? Тогда не буду больше задерживать, а то рабочий день уже заканчивается.

— Закрывается, понимаешь, с интересной женщиной, — сказала жена, которая вошла в кабинет после ухода Немировой. — А родная жена должна ждать в приемной, пока они закончат. Бросай все дела, и поехали домой.

Когда машина въехала во двор дома, увидели возле подъезда садика уже одетого сына, державшего за руку девочку на половину головы ниже его. Рядом стояла одна из воспитательниц.

— Здравствуйте! — первой поздоровалась она с Самохиными. — Ваш сын проявил инициативу. Дышат свежим воздухом и ждут вас. А родители Норики сейчас должны подъехать.

— Нори, это мои папа и мама, — представил родителей сын. — Они очень хорошие. Алла Владимировна, вы идите, а мы Нори сами отдадим родителям.

— Да, да, — подтвердил Алексей. — Мы их дождемся и отдадим ребенка.

Малышка с большими глазами, тонкими чертами лица и выглядывавшей из-под капюшона черной челкой была само очарование. Она низко поклонилась Алексею с Лидой, прижав при этом ручки к груди. Отдав таким образом дань уважения взрослым, она вернула руку ухажеру. Рядом с машиной Самохиных остановился другой электромобиль, из которого вышла молодая пара, сразу же устремившаяся к крыльцу. Узнав Алексея, они подошли и поклонились.

— Рады видеть родителей Юри! — на довольно чистом русском сказал мужчина. — Ваш сын очень настойчивый молодой человек. Раньше Норико была только нашей, а сейчас мы у нее уже на втором месте!

Он говорил серьезно, но глаза при этом смеялись.

— Алексей и Лида Самохины, — сказал Алексей. — Рады видеть родственников почтенного Сатоми Морисима. Это был достойный человек. Кем он вам приходится?

— Он брат моей матери, — поклонился мужчина. — Спасибо вам за добрые слова! Мы Сэдэо и Мияко Такаси.

— Рады знакомству, — вступила в разговор Лида. — Вы сейчас никуда не спешите? Тогда мы приглашаем вас к себе.