Проснувшись утром, я вспомнил о своих спортивных занятиях. В пристройке с котлом лежал какой-то железный хлам, поэтому я в нее сбегал посмотреть, не найду ли на время замену гантелям, а заодно разжег котел, отрегулировав газ с учетом вчерашнего опыта. Железо я нашел, но это были какие-то детали к котлу, грязные и неудобные для использования. Пришлось заниматься без груза. Закончив, я помылся уже теплой водой и пошел смотреть, что можно приготовить на завтрак. Наши женщины еще спали, а если бы и поднялись, я бы им завтрак не доверил. Ели бы мы тогда одну ветчину с хлебом или копченую колбасу. Проверив кухонный инвентарь, я обнаружил, что помимо кофемолки отсутствуют терки, мясорубка и разделочные доски. Можно было не дергаться и подождать, пока не появится прислуга, но я решил все это купить самому, а заодно попытаться сделать заказ на гантели. Жаль, что нам не сказали, в котором часу придут говорить, и теперь нельзя уходить из дома. Сделав ревизию своих запасов, я опять пустил в ход сало. Растопив его на самой большой сковородке, вывалил почищенную и нарезанную кружочками картошку и, переворачивая, чтобы не пригорела, обжарил. Вчера от запаха жареного сала проснулся один отец, сегодня они проснулись все.

- Картошка! - обрадовалась Ольга, как будто я приготовил невесть какой деликатес. - А с чем мы ее будем есть?

- Из мяса есть ветчина или колбаса, - перечислил я. - Еще есть соленые огурцы и хлеб. Если бы ты вчера не умяла все слойки, было бы что подать к чаю. Ты умеешь заваривать чай?

- Что его там заваривать, - пренебрежительно ответила она. - Зальешь кипятком и получишь заварку.

- Жаль, что мы не в Японии, - сказал я, разрезая ветчину на ломтики. - Там дворянок учат, как правильно заварить чай, а наши его умеют только пить, да и то причмокивают. Умывалась? Тогда садись, сейчас поешь, а потом накормишь отца. Чай я заварю сам.

Через полчаса все поели этот немудреный завтрак, поблагодарили повара, а отец после благодарности попросил его побрить.

- Ничего не могу толком взять в руки, - виновато улыбнувшись, сказал он мне. - Ты еще не бреешься, но, может быть, в той жизни...

- Я и там не брился этой штукой, - ответил я, взяв в руки опасную бритву. - Понимаешь, у меня сначала была электрическая, а потом кассетная. Ею можно было слегка порезать кожу, а этой ничего не стоит отрезать голову. Я тебя боюсь ею брить.

- Лежи небритым, - решила мама. - Я эту бритву тоже боюсь. На улицу тебе не идти, а мы твою щетину как-нибудь переживем.

Я вышел на крыльцо и увидел что-то копающего в палисаднике соседа. Чтобы не кричать, прошелся к их калитке, поздоровался и спросил, почему он не на работе.

- Не все же время работать, - засмеялся Николай. - Иногда надо и отдыхать, например, в воскресенье.

- Не скажете, здесь есть парикмахер? - спросил я. - Спрашиваю потому, что отец лежит небритый с простреленными руками, а я бритвой еще не пользовался и боюсь ему отрезать голову.

- Вот, значит, как! - сказал он. - Отлилась вам эта статья. По поводу вашего вопроса даже не знаю, что сказать. Здесь есть женщина, которая стрижет и делает дамам прически, но я не слышал, чтобы она кого-нибудь брила. У нас этим каждый занимается сам. С другой стороны, волосы тоже нужно подбривать... Знаете что, сходите к ней и поговорите, а моя жена вас проводит. Я бы это сделал и сам, но она дала задание вскопать клумбу, и вид у меня сейчас для копки, а не для визитов.

- Спасибо, - поблагодарил я. - Только хождение с вашей женой может плохо закончиться для моего здоровья. Она у вас слишком красивая, чтобы моя жена не отреагировала на такие хождения. Я лучше попрошу это сделать мать, заодно женщины познакомятся.

- Тогда я ее сейчас предупрежу, а вы зовите свою мать, - сказал он, воткнул в землю лопату и ушел в дом.

Я вернулся домой и нашел всех женщин, которые о чем-то беседовали в гостиной. При моем появлении они почему-то замолчали. Меня обсуждали, что ли?

- Мама, не хочешь познакомиться с соседкой и прогуляться? - спросил я. - Здесь есть женщина, которая работает парикмахером, а Лена покажет, где она живет. Поговори, возможно, она побреет отца.

- Та самая Лена, которая в твоем вкусе? - спросила жена. - Тогда я тоже схожу. Надо же оценить твой вкус!

- Я тоже не буду сидеть дома! - заявила Ольга. - Ты все равно никуда не уходишь, вот и проследишь за отцом. Эта женщина делает дамам прически?

- По словам Николая, это ее основная работа, - ответил я. - Пойдемте, я вас познакомлю.

После моих слов женщины занялись наведением марафета, и выйти мы смогли только полчаса спустя. Николай уже вскопал свою клумбу и переоделся в костюм, а Лена тоже надела красивое платье и даже бусы. Или у них было принято наряжаться по выходным, или нарядились к приходу моей матери. Я всех познакомил и поспешил вернуться домой. Как выяснилось, спешил я не зря: у нашего крыльца стоял пожилой, худощавый господин среднего роста с грубоватым лицом и пышными усами.

- Вас же просили никуда не уходить, - недовольно сказал он. - Уже минут пять жду.

- Сами виноваты, - ответил я. - Надо было хоть приблизительно сказать время или позвонить перед выходом. Мы только что вселились, и появились вопросы, которые нужно решать. Я и вышел-то на несколько минут. Дома сейчас только отец, а женщины ушли.

- Мне ваши женщины не нужны, - сказал он. - Давайте я быстро поговорю с вами и вашим батюшкой, да пойду. У меня сегодня, знаете ли, тоже выходной.

- Заходите, - пригласил я, распахнув дверь. - Идите за мной.

Мы зашли в спальню, где лежал отец и сели на стулья.

- Я ваш цензор, - сказал нам гость. - Зовите Александром Евгеньевичем Нарышкиным. Основная моя работа - это проверка переписки и входящих посылок, а такие беседы бывают очень редко. У нас осталось всего два незаселенных дома, а последний раз заселялись с полгода назад.

- А исходящих посылок не бывает? - спросил я.

- Правильно поняли, - кивнул он. - Мне и с вашей перепиской мороки хватает, хоть пишут редко. Здесь живут только проверенные люди, которым нет смысла вредить, но мы должны исключить любую случайность. Письмо, в отличие от посылки, проверить не очень сложно, но тоже приходится возиться, поэтому будет просьба писать не слишком часто.

- А как приходит входящая корреспонденция? - поинтересовался я. - Неужели на этот адрес?

- Что вы, как можно! - ответил цензор. - Вот возьмите адрес, который нужно указать. По нему вам будут писать, а потом наши люди все переправляют сюда. С почтой все ясно? Тогда поговорим о режиме. Выхода из лагеря для вас не будет - это должно быть ясно, а вот в рабочий городок выходить можно. Там у нас церковь, да и вообще жители двух поселков много общаются. Людей здесь мало, поэтому сословные различия для многих стираются, тем более что в рабочем городке живет много образованных людей. Нужно говорить о том, что доступа к уголовным нет?

- Нам эта публика не нужна, - ответил отец. - Главное, чтобы у них не было к нам доступа.

- Их очень хорошо охраняют, - сказал он. - На вышках даже есть пулеметы. Им живется очень неплохо, и попыток побега нет, хотя им, в отличие от рабочих, освобождения не обещали.

- А рабочих освободите? - спросил отец.

- А как же иначе? - удивился цензор. - Производственные секреты знают единицы, и они будут с нами работать уже свободными, а остальные получат заработанные деньги и смогут очень неплохо устроиться. Конечно, все это только после победы.

- А если ее не будет? - глядя ему в глаза, спросил я.

- Это вряд ли, - ответил он, - но и при таком финале, вас всех освободят и дадут возможность уехать. Не будет какой-то необходимости все здесь зачищать, поэтому вам даже помогут, насколько это будет в наших силах. С режимом все ясно? Тогда поговорим о вашей работе. Давайте начнем с вас, Сергей Александрович. Это ничего, что я к вам обращаюсь без титула? У нас их здесь используют только в общении с теми, кому претит простое обращение. Таких здесь немного, но они есть.

- Мне сын уже говорил, - сказал ему отец. - Не имею ничего против. Так что вы для меня придумали?

- Вы специалист в российском законодательстве, с ним и будете работать. Вам передадут необходимые материалы, а ваша задача оценить указанные законы и предложить свои правки, в соответствии с пожеланиями заказчика. Вы у нас такой не один, поэтому можете писать что вздумается. Потом с вашими предложениями будет работать специальная комиссия. Понятно, что все это только после вашего выздоровления. Теперь с вами, Алексей Сергеевич. С завтрашнего дня вы выходите на работу. Вы ходили по территории?

- Вчера прошелся, - ответил я. - В парке не сидел и по всем улицам не ходил, но общее представление получил.

- А вам больше ничего и не нужно. Возле парка стоят два четырехэтажных дома. В левом нижний этаж отдан под столовую, а в верхних работают наши ученые. В правом доме, на первом этаже, располагается гимназия. Детей у нас немного, поэтому мы не стали вводить раздельного обучения. Классы и без того небольшие. Верхние этажи занимают инженеры и те, кто им помогает. Одним из таких помощников вы и будете. Поднимитесь на третий этаж в одиннадцатый кабинет к старшему инженеру Владимиру Петровичу Фролову, а дальше будете делать все, что он вам скажет.

- Я тут уже кое с кем познакомился, - сказал я. - Естественно, начал расспрашивать. Мне сказали, что из-за режима здесь сквозь пальцы смотрят на многие секреты. Мол, все равно никому ничего передать нельзя...

- Не совсем так, - возразил он. - Поймите нас правильно. В этом городке не чьи-то шпионы, от которых мы оберегаем секреты. Большинство жителей с ними работает. Они не просто нанятые специалисты высокой квалификации, а наши сторонники и единомышленники. Наши проекты для многих - дело жизни. Конечно, изоляция напрягает, но все понимают, что это вынужденная мера. Поэтому я не столько выискиваю что-то злонамеренное, сколько смотрю, чтобы случайно не проскочило что-то для нас опасное, на что писавший просто не обратил внимания. Ищу и скрытые вложения, но больше потому, что так положено. Но это не значит, что любой из вас должен знать все секреты проекта. Знают то, что нужно по работе. Если кто-нибудь проговорится, или просто услышите разговор, не предназначенный для ваших ушей, вас за это никто наказывать не станет, но такое не поощряется. Что вам можно знать, а что - нет, будут решать те, с кем вы будете работать. Им и задавайте свои вопросы. Если ко мне больше ничего нет, я, пожалуй, пойду. Только сначала один вопрос: вы привезли какое-нибудь оружие?

- У нас два пистолета, револьвер и сотни две патронов, - ответил я.

- Целый арсенал, - удивился он. - Вообще-то, ввоз оружия на территорию запрещен, и у всех его изымают раньше. Вам почему-то сделали послабление, и я об этом буду говорить с Кулагиным. А сейчас соберите все стволы и боеприпасы в какую-нибудь сумку и принесите мне. Сумку я вам потом верну.

Я собрал оружие и проводил цензора до калитки. Он ушел, приветливо кивнув возвращающимся женщинам. Проводил я трех дам, а встретил четырех. Парикмахершей оказалась невысокая, стройная женщина лет сорока, которую можно было бы назвать миловидной, если бы не чересчур длинный нос. Я поздоровался, пропустил женщин в дом и зашел сам. Мама с гостьей пошла к отцу, а мы заняли гостиную.

- Кто это от нас выходил? - спросила Вера.

- Здешний цензор, - ответил я. - Рассказал о режиме и о нашей работе, забрал оружие и ушел. Тебе, кстати, надо бы написать отцу. Он может ответить и даже прислать посылку, а нам разрешены только письма.

- Это мы уже знаем, - сказала жена. - Лена рассказала. Мама у нее узнала, что можно было сходить в церковь на литургию, но было уже поздно. Я, наверное, в следующее воскресенье с ней пойду.

- Не замечал за тобой особой религиозности, - сказал я. - Да и за мамой такого не водилось. Иконы в доме были, но вы ни одной из них с собой не взяли.

- Мама взяла, - сказала мне Ольга, - и я свою детскую икону Богородицы тоже забрала. Это ты у нас свою оставил. Крест хоть не забыл надеть?

- Я его не снимал, поэтому и не забыл, - улыбнулся я. - Ладно, вы мне лучше скажите, какое впечатление от прогулки?

- Нет у меня пока особых впечатлений, - вздохнула Ольга. - Чисто, удобно и аккуратно, но прожить, никуда не уезжая, десять лет... Не знаю, я бы, наверное, не смогла.

- Просто у тебя пока нет любимого человека, - возразила Вера. - Если будет муж и появятся друзья, многое можно перетерпеть. А у здешних есть цель и важная работа. Без дела, конечно, трудно. Да, Лена мне тоже понравилась. Только учти, что для тебя это ничего не меняет. Я не ревнивая, но если дашь повод...

- Не дам я тебе повода, - успокоил я ее. - А насчет дела... Не знаю, найдут ли нам в понедельник кухарку, но до ее появления надо дожить и не помереть от голода. Столовая сегодня выходная, все магазины - тоже. Надо посмотреть, что можно приготовить из наших продуктов. У нас три женщины, которые маются от безделья, вот и попытайтесь приготовить хотя бы обед. Резанную колбасу можете не предлагать. Если будете совсем беспомощными, я могу помочь, но постарайтесь управиться своими силами. Мне интересно, что у вас получится. Можете перед готовкой помолиться.

- Нашел развлечение! - сердито сказала жена. - Как я тебе что-то приготовлю, если не помню, как это делать? Только переведу продукты, а ты откажешься есть! Давай ты будешь говорить, что и как делать, а мы сделаем.

- Говори за себя, - заявила Ольга. - Я лучше помою посуду.

Мы болтали до тех пор, пока не закончила работу парикмахер. Мама ушла ее провожать, а я зашел в спальню к отцу. Он лежал гладко побритый и приятно пах незнакомым мне одеколоном.

- Быстрее бы вылечиться! - сердито сказал он, увидев меня. - Так надоела эта беспомощность! Хотя не представляю, чем здесь буду заниматься, разве что по вечерам играть в карты с такими же бездельниками.

- Тебе же предложили работу? - удивился я. - Чем она тебя не устраивает? Вроде по твоей должности.

- Я вел надзорную работу, - сказал он, - и законы знаю достаточно для ее выполнения, но такие, как я, законотворчеством не занимаются. Мнение-то я выскажу, толку-то! Наверное, мне эту работу подсунули, чтобы не рехнулся от безделья. Это у тебя будет настоящее дело. Чем думаешь сегодня заняться?

- Готовкой, - ответил я. - Полный дом женщин, и ни одна не умеет готовить! Ольга сразу отказалась, мама еще не знает, а Вера согласилась готовить, но под моим руководством. Чувствую я, что все придется делать самому.

- Мать не трогай, - предупредил он. - Она в своей жизни, наверное, даже ни разу не резала хлеб. Порежет себе пальцы, а у нас даже нет йода и бинтов. Сделайте с Верой хоть что-нибудь, а завтра надо все-таки постараться найти кухарку.

Как я и думал, готовить мне пришлось самому. Вера начала чистить к супу картошку и сразу же порезала палец. Я по этому поводу неудачно пошутил, вызвав слезы. Палец забинтовали полоской какой-то чистой ткани, а я доварил суп и вышел во двор. В десяти шагах от меня за низким забором возился с цветами наш второй сосед, которого я до этого еще не видел. Это был массивный мужчина лет семидесяти с огромными залысинами, седыми и слегка вьющимися волосами и лицом киноактера Гафта. Не полная копия, но очень похож.

- Здравствуйте! - поздоровался я, подходя ближе. - Может, познакомимся?

- Здравствуйте, - отозвался он, тоже подходя к забору. - Вы, видимо, младший князь Мещерский Алексей? О вашем приезде уже всем известно. Сбежали после статьи?

- Пришлось, - ответил я.

- Вы, князь, сделали большое дело, но сделали его глупо, что не удивительно, если учесть ваш возраст, - усмехнувшись, сказал он. - Непонятно только, о чем думал ваш отец. Если уж решились на такое, то убегать нужно было до выхода статьи, а не после. Тогда и он был бы здоровым. Да, я Дан Евгеньевич Суханов. Когда-то был профессором химии.

- Почему когда-то? - не понял я.

- Потому что меня вместе с женой почти тридцать лет назад похоронили на Новодевичьем кладбище. Здесь и кроме нас есть живые покойники, только мы одни из самых первых. Не хотите зайти и поболтать со стариком? У меня есть неплохой набор вин на любой вкус. Сам я их уже не употребляю, держу для более молодых друзей. Продлим, так сказать, знакомство. Здесь теперь редко можно увидеть нового человека, а друзья малость надоели. Что за интерес вести беседу, если заранее знаешь все, что тебе могут сказать? Идите в калитку, там открыто.

Я воспользовался приглашением и через несколько минут сидел в гостиной соседа. Его дом по планировке и отделке немного отличался от нашего и почему-то производил впечатление нежилого.

- Неуютно? - понял он мое состояние. - С тех пор как два года назад умерла жена, я на все махнул рукой. Еще кое-что делаю по работе, но так, по инерции, а здесь не живу, а доживаю. Если дотяну, через три года исполнится восемьдесят. Что так удивились? Молодо выгляжу? Это у нас семейное.

- А чем вы занимаетесь? - спросил я. - Или это секрет?

- Конечно, секрет, - хмыкнул он. - Только об этом секрете все знают. Я сейчас, наверное, самый крупный в империи специалист по ядам. Вы очень быстро узнаете, что их изготавливают в промышленной зоне, так что никаких таких секретов я вам не открыл. Состав - это секрет, куда эта отрава уйдет - тоже секрет, хотя многие уже догадались.

- Вы делаете химическое оружие? - дошло до меня.

- Не совсем оружие, но можно назвать и так, - подтвердил он. - Что, не нравится?

- А кому такое понравится? - сказал я. - Эффективность у газов небольшая, а восстановим против себя весь свет!

- Молодой человек! - строго сказал бывший профессор, наставив на меня палец. - Никогда не беритесь судить о том, в чем вы не разбираетесь! Низкая эффективность у хлора, которым немцы травили своих кабре в африканских колониях! То же самое можно сказать и о горчичном газе. Они в этом убедились на собственном опыте и сумели убедить остальных. Мы тоже подписали эту конвенцию, так что никто никаких газов применять не собирается. Их из-за больших объемов трудно доставить в нужное место, а на применение влияет погода. Подул ветер, и где ваш газ? Я вам говорил не о газах, а о ядах! Бельгийцы лет двадцать назад применили какой-то сильный яд в Конго. Там вспыхнула эпидемия болезни, после которой не оставалось выживших. К чести бельгийцев нужно сказать, что они попытались как-то помочь. Когда заболели и умерли присланные на помощь аборигенам врачи, все такие попытки прекратились. Зараженный район окружили солдатами, а в деревни пустили тех же солдат, но в закрывающих тело костюмах и с фильтрующими масками на лицах. Они незаметно отравили все источники питьевой воды и ушли. Точное число отравленных неизвестно, но сами бельгийцы говорили о пятидесяти тысячах человек, точнее, негров. Кто-то все же не отравился и попытался удрать из этого могильника, но их убили солдаты. Деловой подход? И трудно их осудить, потому что, убив эти пятьдесят тысяч обреченных негров, бельгийцы спасли сотни тысяч, а может быть, и миллионы еще здоровых!

- И как вы собираетесь травить солдат? - спросил я.

- Я - никак, - ответил он, - а как это будут делать наши хозяева, меня не касается. И почему вы думаете, что травить будут солдат? Армия неплохо защищена, мобильна и не привязана к какому-то месту. А вот население, особенно городское... Если очень сильные яды распылить в разных местах большого города, выжившее население в него потом калачом не заманишь! А в городах осталось жилье, все запасы и транспорт! Если такая диверсия произойдет во многих крупных городах какой-нибудь страны, наступит экономический крах. Ее правительству будет не до войн на чужой территории, а армия из-за отсутствия снабжения не вынесет длительной позиционной войны. Главное - выдержать первый удар!

- И как же их распылять? - похолодев, спросил я.

- Эк вас перекосило! - неодобрительно сказал он. - Они хотят потравить большую часть нашего населения наркотиками, а вы распускаете слюни! Не слышали о тройственном пакте? Конечно, ведь вы только что приехали! Так вот, чтобы вы знали и меньше их жалели. Есть жутко секретное соглашение между Великобританией, Францией и Германией о разделе нашей империи. Но главное даже не в том, что они ее хотят растянуть на куски, а в том, что одновременно запланировано радикальное сокращение численности коренного населения. Сколько его сокращать и какими средствами, в пакте не уточнили, так, обозначили намерения. Это политика, молодой человек, а в ней никогда не было ничего порядочного!

- И сильные у вас яды? - спросил я.

- Разные, - ответил он. - Есть такие, капля которых убивает тысячу человек! Конечно, вы эту каплю не разделите на дозы, но если взорвете большой бидон... В природе существует много очень сильных ядов, беда в том, что все их можно получить в мизерных количествах из живых существ. Создать искусственно не получается, или они выходят золотыми. А у нас такое получилось! На это ушли годы, пришлось даже поехать в Южную Америку за всякой ядовитой дрянью. Ловили даже лягушек и медуз. У нас не получилось точно воссоздать природные яды, но мы создали свои, еще более смертоносные! Были большие проблемы с их хранением, но мы справились.

- Здесь не работали с ракетами? - задал я очередной вопрос.

- О каких ракетах идет речь? - не понял профессор. - Об осветительных? А зачем с ними работать?

- О ракетах вы не знаете, - сказал я. - Самолеты могут летать недалеко, и их нетрудно сбить. Так как же доставлять отраву на место? Снаряды?

- Как вы узко мыслите! - попенял мне разговорившийся профессор. - Я уже вам говорил, что об этом никому точно не известно, но думали многие и потом поделились своими мыслями с другими. Вы это все равно услышите, поэтому могу сказать и я. - Допустим, я хорошо знаю английский язык.

- Допустим, - согласился я. - Я его тоже неплохо знаю.

- Не перебивайте, - недовольно сказал он, - иначе не буду рассказывать. Одного языка мало, поэтому меня готовят, обучая всему, что знает чистокровный англичанин. После этого снабжают документами и деньгами и переправляют, скажем, в Лондон. Я там покупаю дом и живу несколько лет, притираясь к местным. Могу даже жениться. А потом мне переправляют бидоны с отравой и взрывчаткой, а я их ставлю на крышу своего дома или еще куда-нибудь. У нас здесь много инженеров, занятых радио, так что взрыв можно устроить и дистанционно. Возможно, все до времени хранится в каком-нибудь подвале.

- Жуткий вариант, - сказал я. - Мне в нем видится самое слабое звено - это люди. Вживаясь в чужую жизнь, можно изменить к ней отношение и отказаться от таких планов. Вы представляете, сколько заплатят тому, кто отдаст ваши баллоны властям?

- Мы этим занимаемся тридцать лет, - напомнил он. - А теперь представьте, что где-то собрали маленьких мальчишек и лет за двадцать воспитали в них жестких и непримиримых бойцов, фанатично преданных кому-то из наших хозяев. Жизнь европейцев им чужда, как и они сами, а если в них еще разожгли ненависть и дали большие деньги... Ведь надо быть идиотом, чтобы уверится в том, что тебя за предательство завалят золотом. Скорее всего, что-то заплатят, но вряд ли много. А отношение будет как и к остальным русским, даже хуже. Предателей не любит никто, хоть ими и пользуются.

- А здесь делается что-то еще, кроме отравы? - спросил я.

- Что-то вы совсем скисли, - неодобрительно сказал профессор. - Учтите, что почти все, что я вам рассказал, - это вымысел. Может быть, все будет совсем не так, как фантазировали местные мыслители. А делают много чего и не только у нас. Не удивлюсь, если узнаю, что кое-что изготавливают на столичных фабриках. Это, конечно, дороже, но у нас не все можно сделать. Я обещал вам вино, но совсем заболтался и забыл.

- Ничего страшного, - успокоил я его. - Я, Дан Евгеньевич, вообще не пью.

- Больны? - сочувственно спросил он. - Нет? Похвально, но странно для вашего возраста. Уже уходите? Жаль. Приходите ко мне в любое время без приглашения. Как выздоровеет отец, передайте, что я его тоже пригласил.

Домой я вернулся в подавленном состоянии. Я почему-то сразу уверился в том, что рассказанные мне домыслы имеют очень много общего с реальностью. Если это так, то будущее вырисовывалось страшное. Миллионы погибших горожан, паника и полный хаос. Война будет и в этом случае, но Суханов прав в том, что нужно будет выдержать только первый натиск. Не станут с нами воевать, когда не останется тыла. Армии вернут домой, чтобы навести хоть какой-то порядок. Но это вражда и ненависть с основными государствами Европы, и не на годы, а как минимум на сто лет. Одно дело, когда ты сам где-то в Африке травишь негров, и совсем другое, когда травят тебя. А ведь после такого развалится вся колониальная система, и весь мир полностью изменится.

- Очень похоже на правду, - сказал отец после того, как я пересказал ему разговор с профессором. - Если удалось получить такие яды, то остальное - это только вопрос времени и денег. Турции нетрудно будет дать по зубам, а одна Япония на нас не полезет. Даже в случае каких-то успехов, она захваченное не удержит, может и свое потерять. Остаются одни Американские штаты. В Америку никакую отраву не повезут, но и они одни у нас много не навоюют. А вот воспользоваться случаем и перехватить колонии своих союзников янки могут. На все сразу у них не хватит сил, но большую часть возьмут, а потом так усилятся, что доставят много неприятностей. И еще одна неприятность будет в том, что через некоторое время подобные яды будут у многих. И не так уж сложно будет все повторить и привезти отраву в наши города. Жить в изоляции?

- Такие яды не так просто создать, - сказал я. - В мире старика их сделали еще более сильными, но на это затратили огромные средства и много времени.

- Здесь тоже долго работали, но ведь сделали, - возразил отец. - Найдут и время, и деньги, и умные головы.

- Вот тогда и пригодятся мои знания, - сказал я. - Я очень много знаю, и если нам дадут время усилиться, никто тогда на нас с кулаками уже не полезет.

Подошло время обеда, и я без всякого аппетита поел суп с ветчиной и, оставив Ольге мыть тарелку, ушел в свою комнату и лег на кровать. Я хотел обдумать все, что узнал, разложить по полочкам и понять, к чему приведет мое вмешательство. Чем дольше я думал, тем больше мне все здесь не нравилось. Если верно то, что мне рассказал профессор, то все кончится гонкой вооружений в первую очередь с Американскими штатами. Да и европейские государства рано или поздно придут в себя и к ней подключатся. Неужели мы обречены на борьбу с ними? И мои знания дадут лишь временное преимущество. Пока еще мы сможем все сделать! Многое все равно не получится держать в секрете, иначе толку от него...

- Что ты такой мрачный? - спросила Вера. - Узнал что-то неприятное?

- Узнал, что бог нас зря создавал, - ответил я. - Столько жадности, злобы и ненависти к себе подобным, сколько их у людей, больше нет ни у каких других существ.

- Хороших людей больше! - возразила она. - И вообще в жизни много хорошего. Расскажи, что тебя так расстроило. Может, тебе наврали, и не стоит себя так изводить.

- Может быть, малыш, - согласился я и, притянув ее к себе, начал целовать.

- Не сейчас, - она оттолкнула меня и отодвинулась к краю кровати. - У тебя получился очень вкусный суп, которым я объелась.

- Хорошо, - согласился я. - Отложим на потом, а сейчас просто полежим, и ты мне расскажешь о своей жизни. Позор: женился и почти ничего не знаю о своей жене. Вечером я буду досказывать о себе, а сейчас послушаю тебя.

Она подобралась поближе, положила голову мне на грудь и начала вспоминать детские годы. На время тяжелые мысли были забыты.