- Совпадает? - спросил полковник милиции Илья Денисович Юркович.
- Триста девяносто восемь, - ответил Машеров. - Или он опять округлил, или еще не всех нашли.
- Два человека - это ерунда, - сказал Юркович. - Могла и пресса округлить.
- А что у нас по группе Сенцова?
- Все люди, упомянутые в записях за последние десять лет, реально существуют. Дальше проследить трудно. Все записи логически увязаны, явных ляпов они не обнаружили. Если все так и будет, это золотое дно. Остается решить, как лучше использовать.
- А что по Академии наук?
- Купревич пока подобрал в группу три десятка человек. За них он ручается. Фотокопии части первой тетради отданы на изучение. Работают в институте физики твердого тела и полупроводников. Работы только начаты, поэтому о результатах говорить рано. Что думаешь делать с мальчишкой?
- Какой он мальчишка! - усмехнулся Машеров. - Старше нас с тобой.
- Я сужу по поведению. Обидчив не в меру и склонен к крайностям: выложил все, не потребовав ничего взамен, привязан к этой девчонке... Может быть, он и прожил восемьдесят лет, но я его возраст почувствовал только по разговору.
- Я думаю, он еще потребует, - сказал Машеров. - Тетради - это только выписки всего самого важного. А сколько всего мог запомнить этот человек? Одни его записи рекомендаций чего стоят. Полторы сотни человек на ликвидацию! А ты говоришь, мальчишка!
- Я бы там тоже многих ликвидировал, - сказал Юркович. - Во всяком случае, если все написанное о них правдиво. Только кто их даст тронуть?
- Судя по записям, Андропов их тронет.
- Судя по записям, он и тебя тронет. А из этих он вычистит только часть, да и то лет через пятнадцать. Надо все-таки кое-кого из его ребят перетянуть на свою сторону. Без работы с комитетом будет очень сложно, а у меня еще по партизанским делам там много друзей, правда не в минском КГБ. Но устроить им перевод, я думаю, будет нетрудно.
- С мальчишкой нужно будет помириться, - сказал Машеров. - Твой ляп, ты и займись. Я думаю, он намеренно пошел на обострение. Теперь начнет выпендриваться и что-то требовать. Не вздумай на него давить. Все требования в разумных пределах нужно удовлетворить.
- А разумность его требований определять мне?
- Не сможешь ты, это сделаю я. Что у нас по апрелю, кроме этих торнадо?
- Новое правительство в Йемене, демонстрация в Ереване, переворот в Доминиканской республике и вторжение в нее США. Еще написано, что День Победы объявлен нерабочим.
- Когда будет последнее?
- Двадцать шестого числа.
- А торнадо уже завтра. В новости, наверное, попадет с опозданием, как и землетрясение. Он прав, такие вещи предсказать невозможно. Если эти торнадо появятся реально, лично мне никакие проверки уже будут не нужны. Тогда продолжишь набирать группу. Этих придется во все посвящать, разве что о моей гибели им знать не следует, и о самом мальчишке. Им придется частенько выполнять деликатные дела, и если что случится, мы с тобой их прикрыть не сможем, поэтому идти на это они должны сознательно.
Они ко мне приехали тринадцатого во вторник. Сам полковник остался в машине, а к нам в квартиру позвонил Семен. Я недавно пришел со школы, пообедал и включил телевизор, когда раздался звонок. Мама ушла к кому-то из соседей, остальных тоже не было дома, поэтому открывать пошел я.
- Привет, - сказал Семен, когда я распахнул дверь. - С тобой хотят поговорить.
- Ехать в Минск на ночь глядя?
- Никуда ехать не надо. Полковник сидит в машине. Сядешь, я ее отгоню, чтобы не мозолить всем глаза, и вы поговорите, а потом мы тебя вернем.
- Заходите, - пригласил я. - Сейчас переоденусь, тогда пойдем.
Через несколько минут мы подошли к стоявшей на бетонке машине и забрались внутрь. Семен съехал к сараям, развернул машину и поехал к выезду из городка.
- Здравствуйте, - поздоровался я с Седым. - Ну как торнадо?
- Хочешь сказать, что не слушал новости? - усмехнулся он.
- Слушал, - не стал отрицать я. - Теперь слушаю вас. Что вам от меня нужно?
- Постоянные консультации.
- И как вы себе это представляете? Что я, как челнок, буду постоянно мотаться из городка в Минск и обратно?
- Твоему отцу можно устроить перевод в Минск.
- Через управление кадрами? - спросил я.
- А тебе не все равно? В округе есть еще такое полезное управление, как политическое. Когда твоего отца демобилизуют?
- Месяцев через девять.
- Если у него будет желание, может продолжить служить, нет - уйдет на гражданку. Квартира останется за вами.
- Переведете двух майоров, - сказал я. - Естественно, квартирный вопрос после демобилизации должен быть решен у обоих. Летом у родителей отпуск, но я бы хотел поехать куда-нибудь на море с Людмилой. Ведомственных домов отдыха на побережье навалом, а вам будет только спокойнее. Я думаю, вам не доставит труда немного подучить меня мордобою. И еще одно. Денег у нас, благодаря моему писательству, достаточно, а скоро будет еще больше. Я бы хотел немного приодеть свою девушку, но есть сложности. Если я заявлюсь к ним со шмотками, ее мать может выбросить их в окно. Кроме того, хотелось бы выбрать что-нибудь получше. Поможете?
- Помогу. Экстерном сдать школу не хочешь?
- Пока нет. И нет большой необходимости, и из-за того, что я и так достаточно выделился.
- И из-за Люси?
- И из-за нее, - согласился я. - У нас все очень серьезно.
- Рано у вас это, - вздохнул он.
- Знаю, - ответил я. - Каждый из наших родителей уже высказался на эту тему, причем именно вашими словами и со вздохом. Вы мне все сказали?
- Вроде все. Да, еще одно: ты должен знать, что все свои поездки и сейчас, и в будущем будешь согласовывать с нами.
- Это понятно, - сказал я. - До свидания. Не нужно вашей машине здесь показываться лишний раз. Пару сотен метров я прекрасно пройду пешком.
Вечером я рассказал родителям о состоявшемся разговоре.
- Нам надо остаться, - сказал я расстроенной маме, - иначе на юг вы уедете без меня. И потом, зря ты туда рвешься. Квартиру нам дадут только через полтора года и все это время придется прожить с бабушкой и дедушкой. Нормально проживем пару месяцев, а потом начнутся ссоры и скандалы. Оно вам нужно? Вокруг степь, постоянные ветра и пыль. Только и того, что Дон, который через двадцать лет загадят. А ловить рыбу можно и в Минском море. Новыми друзьями вы не обзаведетесь, а почти все теперешние получат квартиры в Минске.
- А ты откуда знаешь? - оторопела мама.
- Знаю, - ответил я, решив наконец им все рассказать.
Если у меня все определилось с Машеровым, то большой опасности оттого, что они узнают, кто я на самом деле, я не видел.
- Папа угадал, когда сказал, что в меня кто-то вселился, только этот кто-то - это я сам в возрасте восьмидесяти лет.
Я подробно рассказал о событиях последнего дня моей жизни в тридцатом году.
- Сразу после "заселения" я был тем самым восьмидесятилетним стариком, но потом сознание ребенка начало постепенно менять мое, поэтому сейчас я нечто среднее из нас двоих. Память у меня осталась, но чувствую я себя лет на двадцать, не больше. Я помню все, что случилось за время моей жизни, поэтому представляю для Машерова большую ценность. Именно это я писал в своих тетрадках, а повести были только прикрытием.
- Так повести были не твои! - дошло до отца.
- И повести, и песни, - кивнул я. - По первоначальному плану мне нужно было приобрести известность. План поменялся, но это все равно помогло. Если бы не мое пение, я бы не попал в квартиру Машерова.
- И Москва нужна была для этого? - спросил отец.
- Да, папа. Только это был плохой вариант. Машеров, который должен будет возглавить страну, во всех смыслах предпочтительней. Извините, но я вам не буду говорить о своих делах. Поверьте, ни к чему хорошему это не приведет. И лучше, если Таня вообще ничего не будет знать.
- Люся знает? - спросила мама, которая на удивление быстро поверила рассказанному.
- Знает.
- Так когда мы умрем? - спросил отец.
- Вам лучше этого не знать, - ответил я. - Вы оба проживете долго и умрете из-за того, что медики неправильно поставят диагноз. У тебя не сразу распознают язву двенадцатиперстной кишки, а маму будут лечить от кисты, когда у нее причиной болезни будет герпес. Зная это, я уже могу сказать, что вы к своему немалому возрасту сумеете добавить еще лет по пять.
- А Таня? - спросила мама.
- Я ее переживу на несколько лет, - ответил я. - Из-за сахарного диабета. Я ей, конечно, со временем смогу кое-что подсказать, но, боюсь, это не поможет. Она всегда жила своим умом и не слушала вас, с какой стати она послушает меня?
- И как нам теперь к тебе относиться? - спросил отец.
- А это уж, папа, решать вам. Я как был, так и остаюсь вашим сыном. Больше доверяйте, а в остальном я бы не советовал что-то менять.
- А как же теперь твои книги? - спросила мама.
- Пока больше не будет ни книг, ни песен, - пояснил я. - Не из-за того, что кто-то против. Ни к чему мне сейчас выделяться. Получим деньги за вторую книгу, и я разорву договор с издательством. А песни мы с Люсей будем петь вам. А вот когда Машеров и его команда утвердятся в Москве, тогда посмотрим. Если из-за того, что в результате их деятельности и изменения будущего какую-то хорошую книгу или песню не напишут, это сделаю я. И не обязательно под своей фамилией.
- Родителям Люси что-нибудь будешь говорить? - поинтересовался отец.
- Что-нибудь буду, - ответил я, - а правду боюсь. Если даже поверят, вряд ли обрадуются тому, что их дочь связалась со стариком. Позже, когда мы с ней уже будем вместе, а они меня лучше узнают, они воспримут мои слова совсем по-другому.
- Может быть, ты и прав, - сказал отец. - Я ждал чего-то необычного, но не такого. Если бы ты нам рассказал сразу, я бы ни за что не поверил. И никакие рассказы меня не убедили бы. Слишком много ты читал разной фигни, а язык у тебя и раньше был неплохо подвешен. Скорее всего, повезли бы тебя к невропатологу.
- В таких случаях возят к психиатру, - хмыкнул я. - Потому я вам ничего и не говорил. Да, я договорился, что летом нас с Люсей отправят в дом отдыха. Так что планируйте ехать в отпуск без меня. И еще мне будут нужны деньги.
- Можешь брать, сколько нужно, - сказала мама. - Ты знаешь, где они лежат.
Следующий день был воскресным, поэтому утром я пошел к Черзаровым. Вытурив из комнаты Ольгу, мы в ней уединились, и я рассказал ей и о разговоре с полковником, и о том, что все открыл родителям.
- Боюсь, что твои родители к такой правде еще не готовы. Но что-то сказать все равно нужно. Как ты думаешь?
- Я их знаю, - сказала Люся. - Или не поверят, или поверят и перепугаются за меня. В обоих случаях будет плохо. А насчет перевода сказать можно. Отец, может быть, будет недоволен, а вот мама обрадуется.
Иван Алексеевич недовольства не проявил.
- Если это не твои фантазии, то было бы неплохо. Служить осталось недолго, а осесть все равно собирались в Минске. А теперь и квартиры не ждать. Получается, из-за тебя перетягивают и нас? Дочь, твой жених полон тайн и секретов. Кто бы мне раньше сказал, что с мальчишкой станут так носиться, ни за что бы не поверил. Наверняка твои таланты здесь ни при чем. Ты знаешь, в чем дело?
- Знаю, - сказала Люся. - Но вам не скажу. Запретили мне кому-нибудь говорить, даже вам. Но ничего плохого там нет.
- Хорошо было бы закончить здесь седьмой класс, - сказал я, когда мы одевались для прогулки. - Осталось меньше полутора месяцев. Как-то я не сообразил сказать об этом полковнику. Может быть, сам сообразит?
Отцу сообщили о переводе в середине мая. Днем позже о своем переводе узнал Иван Алексеевич. Через неделю прибыли офицеры, которые должны были их заменить. Несколько дней наши отцы передавали дела, а переезд организовали за неделю до окончания учебного года. Нам пошли навстречу и проставили четвертные и годовые оценки на несколько дней раньше.
- Жаль, - сказала нам Зинаида. - Хотелось бы работать с вами и дальше, но не судьба.
Я ее понимал. В нашей школе каждый класс постоянно обновлялся, и до выпуска в нем почти не оставалось тех, кто начинал учиться в младших классах. А тут еще лишаешься сразу двух отличников. Хоть у меня уже не было прежних отношений с ребятами, все равно расставаться с классом было жаль. Мы решили, что пусть редко, но будем сюда приезжать, тем более что мне, если попрошу, наверняка дадут машину.
- Без вас в школе станет скучно, - грустно сказала Лена, бросив на меня взгляд, которого я безуспешно ждал от нее несколько лет.
- Хорошо, что мы уезжаем, - сказала Люся, когда мы вышли из школы.
- Если из-за Лены, то можешь не волноваться, - успокоил я ее. - Все в прошлом, да и ее отца отсюда скоро переведут.
- А дыру в заборе так и не заделали, - сказала Люся, пользуясь ею в очередной раз.
- И слава богу. Сколько времени пришлось бы терять, каждый раз мотаясь в обход через проходную. Послушай, вам помочь собраться?
- Не нужно, - отказалась она. - Все уже собрано. Завтра приедет машина, а погрузить мебель помогут солдаты. Плохо, что вы уезжаете на день позже.
- Плохо, что квартиры на разных этажах, - сказал я. - Могли бы дать и на одной лестничной площадке, дом-то только заселяется. И отцам до службы далековато.
- Вот что в этом месте особенного? - спросила Люся, не слушая моего брюзжания. - Нет многого из того, что есть в крупных городах, а уезжать отсюда не хочется. Мы ведь сюда приехали раньше вас, я в эту школу пошла в первый класс.
- Вот тебе и ответ, - сказал я. - Ты оставляешь здесь свое детство. Обычно с детством расстаются с радостью и рвутся к взрослой жизни, а что потеряли, начинают понимать много позже. Скоро снимут фильм "Щит и меч", и в нем будет песня о том, с чего начинается Родина. Родина начинается с детства, с этой дыры в заборе. Ты права: ничего здесь нет особенного, кроме того что это место, где прошла самая беззаботная часть твоей жизни. Знаешь, как меня сюда тянуло? И ведь имел возможность приехать.
- А почему тогда не приехал?
- А к кому? Я не о жилье, проблем с гостиницами в Минске не было, а денег у меня хватало. Самое главное - это люди. Каждый из вас унес с собой кусочек моего детства, а в городке уже давно никого не осталось. А если бы даже кто и остался, я бы прошел мимо и не узнал. Для чего тогда приезжать? После распада Союза Белоруссии пришлось сокращать ту армию, которая ей досталась. Здесь, как я узнал, тоже убрали военных. А ведь армия давала людям возможность заработать на жизнь. Здесь слишком многое изменилось. Я посмотрел фотографии этого места, сделанные из космоса. Прошелся от Минска по железной дороге и почти сразу же нашел городок по стадиону. Нашел и нашу улицу в три дома, школу и многое другое. В вашем городке много всего понастроили, а на его окраинах вырос большой дачный поселок. Даже сосны, которые меня помнили, стали вдвое выше. Наталья Платонова выложила фотографию нашего дома, и я на нее посмотрел. Я тебе потом объясню, о чем говорю. Я посмотрел на неухоженный дом и пустую улицу и окончательно понял, что никуда не поеду. Даже этот забор с дырой исчез. Ну пришел бы я к школе, прислонился щекой к стене... Поплакать я мог и дома, а сердце у меня уже тогда было не очень... Возвращаться нужно к людям, а лучше оставить прошлое в прошлом, хотя это только доводы рассудка, а эмоции с рассудком не дружат. Это ведь свойственно не только людям. Я как-то читал о старой лошади, которую просто выгнали умирать. Так вот эта доходяга прошла несколько тысяч километров и пришла умирать туда, где впервые появилась на свет. Ее опознали по клейму.
- Говорят, что кошки привязываются не к людям, а к жилью.
- Все это ерунда. Значит, такие хозяева, что к ним не стоит привязываться. У нас в семье больше тридцати лет были кошки. Родоначальница этой кошачьей династии жила двадцать лет. Для нее в жизни главным был я, а не те квартиры, которые мы довольно часто меняли. Кошки эгоистичны, но у этой не только была потребность в том, чтобы я ее ласкал, она хотела дарить ласку мне. Она могла долго и старательно вылизывать мне уши. Однажды я забыл ее на ночь во дворе. Она обиделась и ушла. Соседи видели, как Дашка, опустив голову, шла со двора на улицу. Я ее потом искал по всему городу, но так и не нашел. Ладно, хватит об этом. Чем займемся? Домой идти неохота, там сейчас голо и уныло, даже телевизора нет.
- Продали?
- Отец одному лейтенанту своей службы продал комбайн за пятьдесят рублей. Наверное, отдал бы и так, только он не согласился. В Минске купим новый. Давай пройдемся по лесу? Погода прекрасная, а в Минске леса нет, когда еще сюда выберемся!
Мы сидели вдвоем на одном лежаке и смотрели на море. Оно уже успокоилось после шторма, который был позавчера, но вода еще была мутная и лезть в нее не хотелось. Ничего, к завтрашнему утру она отстоится, да и водоросли с пляжа уберут.
Нас привезли в Дом отдыха "Сосновый", принадлежащий Министерству внутренних дел СССР, пять дней назад. Место было сказочно красивым. Дом отдыха стоял у самого моря, окруженный прекрасным парком и сосновой рощей, и спуск к воде занимал минуты. Приехали мы сюда в сопровождении Семена, который оказался старшим лейтенантом милиции. Хвостом он за нами не ходил, но старался надолго не выпускать из вида. Детей здесь не было, поэтому мы вызвали интерес отдыхающих, тем более что нас сразу узнали. Люсю подселили в двухместный номер, где отдыхала майор милиции откуда-то с Урала, а мы с Семеном разместились в таком же номере в соседнем крыле.
- Красота! - сказал Семен, когда мы разложили вещи. - Если бы не вы, хрен бы я сюда попал! Здесь в основном старшие офицеры, да и то по большей части москвичи. Послушай, Геннадий, если с вами что-нибудь случится, мне лучше домой не возвращаться, поэтому хотите вы или нет, я постараюсь все время быть поблизости. Можете обращать на меня внимание не больше, чем вон на ту елку, можете даже целоваться - я это как-нибудь переживу. Главное, чтобы вы без меня не отлучались с территории и не лезли в воду. Договорились?
- Договорились, - согласился я.
Мне он нравился. Как только я стал своим, отношение ко мне парней Юрковича изменилось, как по волшебству. Я даже с Виктором Васильевым общался нормально. А чего на него злиться? Что приказали, то он и сделал. Сам полковник свое обещание выполнил, в результате чего моя подруга изрядно прибарахлилась. Жили мы все тогда по части одежды довольно скромно, и шкафы от нее не ломились. Купил и привез он все сам, и денег у меня за покупки не взял. И с Иваном Алексеевичем поговорил, так что скандала мои подарки не вызвали. Надежда наоборот оказалась довольной, видимо, я ее еще все-таки плохо узнал. Сейчас на Люсе красовался закрытый купальник, тоже купленный полковником.
- Жаль, что сегодня такая грязная вода, - сказала моя подруга. - Я ведь на море была всего два раза в жизни, да и то в один из них мне было пять лет, так что я почти ничего не запомнила.
- Всегда завидовал тем, кто живет у моря, - сказал я. - А многие из них не видят в нем ничего особенного, да и купаются редко. А я ездил при малейшей возможности, пока позволяло здоровье. Завтра вода еще не будет кристально прозрачной, но уже сможем купаться. Послушай, как твой майор? Допроса с пристрастием не устраивала?
- Очень деликатно поинтересовалась, каким ветром нас сюда занесло. Я прикинулась дурочкой и перевела разговор на другое. Больше она не пристает. Я узнала, что здесь сейчас отдыхает заместитель Тикунова. Это их министр.
- Видел я его, - сказал я. - Он приехал вместе с женой и столкнулся с нами, когда шли в столовую. Мое присутствие его здорово удивило, он даже хотел заговорить, да супруга помешала, видимо, здорово проголодалась. Но мне кажется, что он еще поинтересуется. Я спрашивал у нашей дежурной по этажу. Были здесь до нас дети, но один раз, когда отдыхал сам министр с семейством. Надо бы придумать что-то такое, чтобы не бегать от него все оставшееся время отдыха.
- Может быть, им спеть? - предложила Люся. - Пианино здесь нет, но можно и под гитару. Если и гитары нет, можно попросить Семена и он смотается за ней в Туапсе.
- Мысль неплохая, - согласился я. - Только выходить к ним с нашим репертуаром... Всего три песни, да и то одна из них детская. Анекдоты им, что ли, рассказать? Про милицию? Боюсь, не все поймут. И первым, кто их не поймет, будет этот зам.
- А если ты им споешь ту песню, что пел мне?
- С ума сошла? Тогда нас, если не выгонят, друг к другу близко не подпустят. Эх, не хотелось мне снова светиться, но придется. Было бы здорово не только заткнуть этого зама, но и вообще расположить к себе здешних отдыхающих. Здесь, почитай, одно начальство. Как говорит моя мама, связи лишними не бывают. А в нашем государстве пословица о друзьях приобрела особый смысл. Ну это о том, что не имей сто рублей... Знаю я одну песню, от которой в семидесятые годы будет в восторге вся милиция. Послушай. Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд, как будто не видна...
- Здорово! - оценила Люся. - Я иду к Семену.
- Пойдем вместе, - сказал я. - Вон он присматривает за нами со спасательной вышки. Скорее всего, любуется на твой купальник или смотрит, чтобы мы не перевыполнили норму по поцелуям.
- Ты бессовестный! Всего один раз и поцеловались!
- А мне и одного раза хватило. Пришлось потом лезть в воду и там отсиживаться. Тебя такую обнимать - все равно что голую. А потом или в воду, или зарываться в песок.
- Будем целоваться в воде. Семен! Можешь спуститься?
- Что вам, королева? - Семен в два прыжка очутился на пляже.
- Ноги о булыжники побьешь, супермен, - сказал я ему. - Слушай, у нас проблема. Здесь можно достать гитару?
- В клубе должна быть, - сказал он. - Что вы затеяли?
Я рассказал, что.
- Вообще-то, ваше присутствие здесь вполне легально, - сказал он. - Все проводили через Москву, так что на любопытство некоторых можно наплевать. С другой стороны, если есть возможность его заткнуть... Но ты же больше не хотел петь?
- Выступать на конкурсах и концертах мы однозначно не собираемся, но если нужно для себя, почему бы и нет? Какого-то вреда я от этого не вижу, а польза может быть. Только нужно найти место, где можно было бы репетировать.
- Идите переодевайтесь, а потом пойдем в клуб, - решил он. - Все равно вы в грязную воду не полезете.
Через полчаса мы расположились в открытом по нашей просьбе клубе. Здесь были две гитары, и обе неплохие. Мелодию я подбирал два часа до самого ужина, а Люся выучила слова и теперь о чем-то разговаривала с Семеном, пока я терзал гитару.
- Все, - сказал я. - Мелодию я подобрал. Давайте отдадим ключ и пойдем ужинать, а завтра после купания опять придем тренироваться. Выучим эту песню и повторим остальные. А потом уже надо будет говорить с руководством Дома.
Утром вода была теплой и прозрачной, поэтому на пляже было полно народа. Я плавал хорошо, а вот Люся боялась заплывать далеко, поэтому мы плескались в самом дальнем конце пляжа метрах в пяти от берега. Уходить не хотелось, но мы сделали над собой усилие и отправились в клуб. До обеда успели спеть все песни по паре раз, а "Службу" - раз десять.
- Для самодеятельности сойдет, - удовлетворенно сказал я. - Семен, можно договариваться. Четыре песни, ну и я еще немного посмешу публику. Минут в сорок, я думаю, уложимся.
- Все-таки хочешь рассказать анекдоты? - спросила Люся, когда мы шли обедать.
- Песни это хорошо, но мало, - ответил я. - Я давно заметил, что у всех есть потребность смеяться, и к тем, кто ее удовлетворяет, совсем другое отношение, чем ко всем прочим. Их любят и редко принимают всерьез - это, по-моему, как раз то, что нам нужно.
- А что хочешь рассказать? - поинтересовалась подруга.
- Да вот, например, это. Останавливает гаишник машину. Смотрит, в ней за рулем мужик, на заднем сидении спит женщина (жена по всей видимости) и рядом с мужиком сидит теща. Гаишник обращается к мужику и говорит: "Поздравляю! Вы проехали эту трассу без нарушений и получаете денежный приз!" Тут просыпается жена. Смотрит - около машины стоит гаишник. Жена говорит мужу: "Я же тебе говорила, чтобы ты пьяный не садился за руль!" Гаишник ему: "Что, вы пьяны? А ну-ка, уважаемый, выйдите-ка из машины". А теща говорит: "Ну вот, я же говорила что на ворованной машине далеко не уедем".
- Смешно, - рассмеялась Люся. - А разве они дают премию за хорошую езду?
- Может быть, и не дают, но смеяться будут. Есть и гораздо более смешные анекдоты, но большинство из них рассказывать нельзя - не поймут. Поэтому сегодня вечером посижу и отберу десятка два тех, что получше.
Что можно сказать о концерте? Жаль, не было пианино, но мы и так очень неплохо спели, а песня о милиции вызвала бурные аплодисменты. Пришлось ее тут же исполнять вторично. Анекдоты тоже пошли "на ура", причем над ними смеялись гораздо сильнее, чем в мое время. Концерт сделал свое дело. Раньше на нас смотрели с любопытством, но никто не подходил. После концерта перезнакомились с очень многими. Нас поздравляли, благодарили, а многие в конце разговора совершенно искренне предлагали обращаться, если что. Подошли даже зам с женой. Обращаться он не предлагал, но смотрел благожелательно и пожалел, что не догадался взять с собой внучку. Можно было отдыхать совершенно спокойно и укреплять наиболее полезные знакомства. Это было нетрудно: анекдотов я знал много.