- Здравствуй, - сказал Суслов, заходя в кабинет Брежнева. - Говорил с ним?
Еще совсем недавно они обращались друг к другу на "вы", но после последних событий Брежнев отбросил все формальности, окончательно включив Суслова в число друзей.
- Вчера посылал за ними машину, - сказал Леонид Ильич. - То-то у внучки было радости!
- Привязалась к ним?
- Я сам к ним привязался, особенно к Геннадию. С ним весело и интересно, даже не учитывая его знания. Интересная смесь мальчишки и взрослого человека.
- И что он сказал?
- Он считает, что лучше тебя этого не сделает никто. Так и сказал, что в Политбюро Михаил Андреевич - это самый принципиальный человек.
- Это как же он оценил мою принципиальность, если, по его же словам, меня совсем не знает? - хмыкнул Суслов.
- По отношению к детям. Он так и сказал, что о человеке можно судить по его детям. Потом вспомнил о моей Галине и смутился. Я его попросил уточнить, что именно он имел в виду, так он ответил, что ты ни Майе, ни Револию не помогал пробиваться. Всего в своей жизни они добьются сами. Дочери, говорит, мог дать квартиру без проблем, достаточно было одного звонка, а вместо этого пустил жить с семьей в свою квартиру. И еще сказал, что мне это будет трудно сделать. Вы, Леонид Ильич, слишком мягкий человек, особенно по отношению к друзьям. Вы их тянете за собой и не хотите видеть недостатков, а потом еще отстаиваете, несмотря на всю очевидность прегрешений.
- У него что, вообще нет страха? - удивился Суслов.
- Он боится, но старательно это скрывает. Но боится больше тебя, чем меня. Меня он раскусил и знает, что без веской причины я его не трону. Он у меня сейчас вроде совести: может говорить все, что хочет. Лишнего, правда, не говорит. Когда я спросил, были ли про меня анекдоты, он ответил, что были, но рассказывать не хотел. Не было в них, говорит, ничего смешного. Народ раздражали ваш возраст и немощность, их в анекдотах и высмеивали. А над чем здесь смеяться? Здесь плакать надо. Сделаете все, как надо, и не будет никаких анекдотов.
- Но ты из него хоть один все-таки вытянул?
- А как же. Про твои похороны. На поминках по Суслову выступает его лечащий врач и говорит: "Наш главный враг - склероз - вырвал из рядов строителей коммунизма лучшего сына отечества!" "Наш главный враг - недисциплинированность, - ворчит Брежнев, - мы уже час сидим, а Суслова все нет".
- Да, - сказал Суслов. - Действительно, нечему смеяться. Это не смешно, а страшно. Когда будешь в следующий раз говорить с этим любителем анекдотов, скажи ему, чтобы он меня не боялся. Будет нормально работать, во многом пойдем навстречу. Если подумать, он мог со своими знаниями без всякого риска и ограничений до конца жизни как сыр в масле кататься, а вместо этого, рискуя головой, полез спасать страну. Такое нельзя не оценить. Только уж больно тяжелую он для меня выбрал роль. Точно прозовут Аракчеевым или еще похуже - инквизитором. Он прав в том, что чистка нужна, а как чистить? Ну есть в его списке сотни полторы мерзавцев или тех, кто ими скоро станут. Скорее всего, если начнем копать, все подтвердится. А как быть с тысячами других, о которых ничего не известно? Нужно создавать аппарат контроля чистоты партийных рядов, а в него подбирать кристально чистых людей. Ты много таких знаешь? Я знаю десятка три, и все они на своих местах!
- Он высказал несколько мыслей. Если подумать, можно составить список мероприятий, призванных навести порядок в управлении в части того, что касается кадров. Но без периодической порки провинившихся все равно не обойтись.
- И пороть придется мне. Что он там еще придумал?
- В основном меры по сокращению льгот и привилегий и усилению ответственности за результаты работы. Отдельно стоят меры, призванные уменьшить приток в руководящие кадры детей, как он выражается, чиновников, в первую очередь партийных. Протекция в престижные ВУЗы, обучение в них бездарей, уклонение от армии и использование своего положения для того, чтобы выгодно пристроить сынка, и обеспечить его быстрый служебный рост.
- Меня прибьют, - сказал Суслов. - Если создать службу с такими полномочиями, в нее сразу полезет всякая шваль. Это ведь власть над властью! Мне придется больше бороться со своими работниками, чем делать дело.
- Наш консультант по этому поводу сказал, что если мы все будем делать келейно, так и будет. Поэтому борьба за чистоту рядов должна проводиться открыто, и нужно отстаивать равенство всех перед законом. Еще и слова Ленина мне привел о том, что совершивший преступление коммунист должен отвечать дважды: и как гражданин перед законом, и как член партии перед своими товарищами. А мы вроде эту ответственность с партийного руководства в его прошлой жизни фактически убрали. Только Машеров взялся наводить порядок, за что и поплатился.
- А теперь поплачусь я. Здесь еще хоть понятно, с чего начинать, а что делать со среднеазиатскими республиками, я пока даже не представляю.
- Давай собирать группу при ЦК. Причем работников ЦК в ней должно быть чуть. Надо набрать людей на периферии. Озадачить тех секретарей обкомов, в которых мы с тобой не сомневаемся. Пусть присылают своих людей, а потом отвечают за свои рекомендации. И надо начинать работу с членами Политбюро. В первую очередь нужно проинформировать Косыгина, Мазурова, Шелеста и Полянского. Этого хватит. И нужно присмотреться к работе Пельше в Комитете партийного контроля. У кого ни спрошу, никто не в курсе, чем они там занимаются. Похоже, что ничем.
- Как там молодежь восприняла ограничение в свободе?
- С пониманием. Да и нет там никаких особых ограничений. Три дня назад проехались по магазинам и накупили кучу всего на осень. Взяли и гитару, теперь развлекаются. Было уже две консультации ученых. Келдыш сказал, что сразу же прояснили много неясных моментов.
- Он что, специально не все писал?
- Я его тоже об этом спросил. Ответ был такой, что, по его мнению, все самое основное было написано, а если расписывать в подробностях, ему и года не хватило бы. Он и так не был до конца уверен, что все записи попадут в нужные руки. Мол, если ученые не хотят думать сами, сейчас он по ряду вопросов может свои записи дополнить.
- А как у них с любовью?
- Когда мы были одни, я у него спросил. Он мне ответил, что они будут терпеть. Но в ласках зашли далеко, это заметно. Надо будет действительно им помочь. Пускай разделываются со школой, а потом...
- Завтра приезжают ваши родители, - с грустью сказала Елена.
Я ее понимал: то, что для нас было радостью, у нее вызывало печаль. Не знаю, чем она занималась в Комитете, а с нами отдыхала, попробовав себя в роли матери. О себе она говорила неохотно, но мы все-таки допытались, что своих детей у нее нет. За прошедшие дни я еще раз проконсультировал Келдыша, и мы съездили за покупками. Поскольку вскоре мы должны были попасть в семьи, деньги не экономили. Себе я купил не слишком много, но Люсю приодели по полной программе. Купили и гитару, на которой я теперь по вечерам подбирал мелодии к песням, а потом мы их разучивали вдвоем. Елена была из тех немногих, кого посвятили в мою историю, поэтому ее совершенно не стеснялись. Так и проходили дни. С утра после медитаций и завтрака мы садились за учебники и, если не было визитеров, просиживали с ними до обеда. После него отдыхали, чаще всего у телевизора. Потом разучивали новые песни, занимались йогой, а я еще - и своей гимнастикой. Вечером ужинали и уединялись в одной из комнат. Разговаривали, целовались и просто сидели, обнявшись, мечтая о не столь уж далеком времени, когда Люсе исполнится шестнадцать. Пять месяцев это было и мало, и так много!
- А нельзя сдавать экстерном не все сразу, а по одному предмету? - спросила Люся. - Так было бы гораздо легче.
- Вот чего не знаю, того не знаю, - ответил я. - Скорее всего, нельзя, но если нам пойдут навстречу, то никаких препятствий не вижу. Ты все равно учишь материал и сдаешь экзамены, просто это растягивается во времени. Сделать так для всех вряд ли получится, а в виде исключения, почему бы и нет? Сдал предмет и больше на него не ходишь, а используешь время для подготовки к сдаче следующего. У тебя память после медитаций усилилась? Ты ведь давно занимаешься медитациями, а я этот эффект почувствовал уже на третьем месяце занятий.
- Я не знаю, - неуверенно сказала она. - Спать стала меньше и меньше устаю, как ты и говорил, а память... Она у меня и раньше была очень хорошая. Нет, не заметила. Послушай, ты по родителям соскучился?
- И по родителям, и по сестре, и даже по тестю с тещей, - пошутил я. - Завтра они только приедут. Надеюсь, что контейнеры с вещами не задержатся, иначе нам судьба сидеть здесь еще несколько дней. Завтра, во всяком случае, еще не отпустят.
- А к Брежневу больше не поедем? Мне хочется увидеть Вику.
- Такая большая девушка и подружилась с такой малявкой. Не боишься, что она подрастет и отобьет мужа?
- Разница всего в два года, а ты от меня все равно теперь никуда не денешься!
- Вот так и теряют свободу! - вздохнул я. - Насчет Брежнева все будет зависеть от него самого. Мы ему нравимся, но у него полно своих дел и друзей, поэтому не рассчитывай на частые приглашения. Эти поездки могут помочь, а могут и навредить. Не ему, а нам. Генеральный секретарь у всех на виду, а нас возят правительственными машинами к нему домой. Нас самих уже тоже многие узнают, поэтому скоро по Москве пойдут гулять сплетни о новых любимчиках генсека. И твоя Вика наверняка не молчала. Брежневу на это наплевать, а я сразу не подумал ее предупредить, чтобы не болтала. И не факт, что она послушалась бы. Такой повод похвастать! Да ее разорвало бы, если приказали бы держать рот на замке.
- Никогда даже не думала, что может настать время, когда люди будут хвастаться знакомством со мной, - тихо засмеялась подруга. - Да еще родственница Брежнева, пусть даже малолетняя. А все ты!
Шутливая борьба, которая закончилась на ковровой дорожке, чуть не привела к срыву. Люся, сидя на мне верхом, наклонилась и поцеловала в губы. Очнулся я, когда она лихорадочно расстегивала мне пуговицы на рубашке, а мои руки сами ласкали ее там, куда я их раньше никогда не допускал. Сил сопротивляться желанию не было никаких. Как я смог остановиться сам и остановить ее, не знаю.
- Надо прекращать, - сказал я, стараясь не смотреть на пунцовую подругу, которая с ногами забралась на кровать и сидела там, обхватив себя руками. - Я еле удержался.
- Извини, - сказала она. - Не знаю, что на меня нашло. - Я тебе, кажется, на рубашке оторвала пару пуговиц. Я потом пришью.
Я немного посидел, чтобы прийти в себя и не показываться таким Елене, а потом ушел в свою комнату. Следующий день прошел как обычно, только вечером начались звонки. Звонили наши родители и сестры, которым дали наш номер телефона. В квартиры они заселились и вещи из контейнеров перевезли, но еще ничего не успели расставить.
- Главное, что есть кровати, - сказал мой отец. - Переночуем, а все остальное сделаем завтра. - Мы последние дни в Минске вообще ночевали на раскладушках. Вещи отправили заранее, а то их еще долго пришлось бы ждать. Вы там как?
- У нас все прекрасно, - отчитался я. - Завтра, я думаю, увидимся.
- Мне сказали доставить вас по домам завтра после завтрака, - сказала Елена. - В ваши чемоданы все вещи не войдут, поэтому водитель что-нибудь привезет, потом ему вернете. Заодно поговорю с родителями и познакомлю вас с тем, кто будет за вами присматривать.
- Я только сейчас почувствовал, как мне осточертело сидеть в четырех стенах, и как я соскучился по родным, - сказал я Люсе утром, когда мы провели медитацию и пританцовывали от нетерпения возле кухни, одним своим видом торопя Елену с завтраком. - Почему мы с тобой так никуда и не выехали, кроме магазинов?
- Ты у нас голова, вот себе и задавай этот вопрос, - ответила подруга. - Уж в Москве, наверное, было бы на что посмотреть.
- Идите есть, торопыги, - позвала Елена. - Не терпится от меня сбежать?
- Дело не в вас, - сказал я ей. - Вас мы всегда рады видеть. Просто уже давно не видели родных. И казенная квартира, даже такая уютная, как эта, никогда не заменит дома.
- Да, - сказала Люся. - Приезжайте к нам. Честное слово, нам будет приятно вас увидеть.
- Спасибо за приглашение, - улыбнулась она. - Но я и без него, наверное, буду к вам иногда заезжать. В курсе ваших дел всего несколько человек в Управлении, а я одна из них.
К десяти часам к нам в квартиру поднялся водитель, принесший две большие сумки.
- Складывайте в них вещи! - скомандовала Елена. - Гитару я возьму сама.
Все было приготовлено заранее, поэтому много времени на сборы не ушло, и уже через десять минут мы спустились к машине. Города мы не знали совершенно, поэтому мелькавшие за окнами машины улицы нам ни о чем не говорили. Ехали с полчаса и свернули во внутренний двор большого пятиэтажного дома, построенного в виде буквы "П". Водитель подогнал машину ко второму подъезду, высадил нас и остался ждать Елену.
- У вас третий этаж, - сказала она Люсе. - У Геннадия двадцать девятая квартира, у тебя тридцатая, а у вашего куратора тридцать первая. Все, вперед!
Я пошел первый, держа в каждой руке по чемодану, следом поднималась Люся с двумя набитыми сумками, а замыкала шествие Елена с гитарой в руках.
- Давайте сначала к вам, - сказал я Люсе. - Здесь на три четверти твои вещи. Ну и, как джентльмен, я уступаю первенство даме.
- Надо было на первое место поставить меня, а не вещи, - сказала она. - Дверь не заперта, толкай.
Я нажал на дверь, открыл ее и первый вошел в пустую прихожую. Зайдя в комнату, я чуть не оказался опрокинутым на пол бросившейся мне на шею Ольгой.
- Мама! - они приехали!
Гостиная уже была заставлена привычной мебелью. Не было пока только ковров и отсутствовало пианино. Так я и думал, что они его продадут. Везти такой инструмент в контейнере без заводской упаковки - это почти наверняка его угробить.
Иван Алексеевич забрал у меня чемоданы, а Ольгу сменила Надежда. Потом они переключились на Люсю.
- Это кто же тебя так приодел? - спросила Надежда, осмотрев дочь. - Жених? Ты, как игрушка, даже трогать страшно.
С утра было еще не слишком тепло, поэтому Люся надела импортный шерстяной костюм, состоящий из любимой ею плиссированной юбки и жакета, под которым была белая блуза с отложным кружевным воротничком. Туфли тоже были из тех, что мы недавно купили.
- Это не я, - сказал я, поворачиваясь к прихожей. - Это государство. Елена Викторовна, заходите, пожалуйста. Представляю вам "Девушку с гитарой".
- Здравствуйте! - поздоровалась зашедшая в комнату Елена. - Это ничего, что я в туфлях? Я смотрю, никто не разувается.
- Ничего, - сказал Иван Алексеевич. - Помоем полы и постелим ковер, тогда будут тапочки, а пока можно и так.
- Я уже не девушка и гитара не моя, - улыбнулась она, отдавая мне гитару. - Я капитан Елена Викторовна Белова. Вот документы.
- Ого! - сказал отец Люси, возвращая удостоверение. - Госбезопасность! Что же это они натворили?
- Ничего страшного, - поспешила их успокоить Елена. - Они задействованы в одной государственной программе. Давайте куда-нибудь уединимся и поговорим об этом подробно.
Беседовали они минут десять в одной из двух небольших комнат, после чего опять вышли к нам. При этом Иван Алексеевич посмотрел на меня... странно так посмотрел, как я мог взглянуть на инопланетянина, а Надежда выглядела какой-то пришибленной, что ли.
- Ребята, - сказала нам Елена. - Берите вещи и инструмент, и пошли к Геннадию.
Мои нас всех зацеловали, конечно, кроме Елены.
- Настоящая красавица! - высказалась мама по поводу внешнего вида Люси. - Гена, ты нам представишь нашу гостью?
- Это Елена Викторовна Белова, - сказал я. - Все остальное она вам о себе расскажет сама. Вы еще тоже не постлали ковер? Тогда мы не будем разуваться.
- Да, конечно, - сказал отец. - Проходите все в комнату и садитесь. Сейчас поставим чай.
- За чай спасибо, но мы только что из-за стола, - отказалась Елена. - У меня к вам недлинный, но важный разговор, а внизу ждет машина, так что сверх необходимого я задерживаться не буду. - Я капитан госбезопасности, вот удостоверение.
Отец посмотрел удостоверение и вернул его Елене.
- Мы вас слушаем, - сказал он. - Никому не нужно уйти?
- Нет, мой разговор для всей вашей семьи. Ольгу уже можете считать своей. Если эти молодые люди не передумают, то по достижении обоими шестнадцати лет им разрешат вступить в брак.
Интересное дело, родителям сказали, а нам не могли? Отец воспринял новость довольно спокойно, сестра на нас вытаращила глаза, а мама, видимо, решила, что Люся беременна, и перепугалась.
- Это не то, о чем вы подумали, - сказала ей Елена. - Геннадий с Людмилой заняты в важной государственной программе, поэтому должны жить в Москве. С этим связан и ваш перевод. Реальной опасности для них не существует, но в связи с особой важностью программы мы должны исключить любую случайность, могущую им навредить. Поэтому в течение этого года их самостоятельное передвижение будет ограничено. Забирать их в школу будут наши сотрудники. Школа отсюда недалеко, но возить их в нее будут на машине. Обратно будут возвращаться так же. Если нужно будет куда-либо съездить, звоните по этому телефону, и мы присылаем машину с охраной. Если нужно выйти во двор или недалеко в какой-нибудь магазин, обратитесь к соседу из тридцать первой квартиры. Это наш пенсионер, который большую часть времени будет дома. Он вам составит компанию. Федор Юрьевич еще не стар, хороший боец и имеет оружие. Ваш сын собирается сдать школу экстерном. Если это у него получится, появится возможность заняться им всерьез, научить по-настоящему защищать себя и подругу и вооружить. Тогда можно будет меньше их опекать. Когда они поженятся, получат квартиру. Вот все, что я вам хотела сказать. А теперь, я должна познакомить ваших детей с соседом. До свидания. Ребята, идите за мной.
Сосед оказался невысоким, но широкоплечим мужчиной, выглядевшим лет на пятьдесят с хвостиком. Светлые, стриженые "ежиком" волосы, грубые черты лица и внимательные серые глаза.
- Здравствуй, Леночка! - сказал он Елене. - Это мои подопечные?
- Да, Федор Юрьевич, это они. Геннадий и Людмила. Я вас оставляю и ухожу. Люся, при вызове или поездке в школу приедет эта же машина. Отдашь шоферу сумки, это его личные. До свидания, ребята, надеюсь скоро увидеться.
- Заходите, подопечные, - посмеиваясь, сказал Федор Юрьевич. - Обувь снимайте, под вешалкой тапочки.
- Вы давно въехали? - спросил я.
- На пару недель раньше твоих родителей, так что успел обжиться. Садитесь. Меня не посвящали в ваши дела, но, судя по тому что сказали, ваши жизни очень важны. Если с вами что-то случится, мне лучше будет застрелиться самому. Вы вроде не шалопаи и должны понимать, что это не игры, что все серьезно. Давайте договоримся вот о чем. Во всех случаях, когда вам будет нужно куда-то ненадолго уйти или порознь, или вместе, вы обязательно обращаетесь ко мне. Если меня почему-то нет дома, дождитесь. Если мне нужно будет надолго уйти, в квартире будет замена. В конце концов, у вас должен быть номер телефона. За вами не следят постоянно, но если заметят нарушение режима, начнут опекать плотно. Можете мне поверить, что ничего приятного для вас в этом не будет.
- Я считаю такие меры предосторожности излишними, - сказал я. - Но мы обещали не нарушать режим и будем держать слово. Мы не собираемся вас подводить.
- Хорошо, если так, - кивнул он. - Хотите торт?
- Сами балуетесь или купили для нас? - спросил я.
- Для вас, но и сам съем кусочек.
- Тогда хотим, - сказал я. - Только по маленькому кусочку.
- А что так? - поинтересовался он, заводя нас на кухню. - В тех редких случаях, когда меня навещают внуки, они вдвоем съедают целый торт.
- Торты - это сплошной вред, - пояснил я. - У меня будут портиться зубы, а у Люси - фигура.
- Так уж и испортится! - возразила подруга.
- На сколько частей резать? - спросил куратор, достав из холодильника небольшой торт.
- На четыре, - предложила Люся. - Что я такого смешного сказала?
- Просто вспомнил анекдот, - сказал я. - Одна девушка спрашивает свою подругу, на сколько частей резать торт, на четыре, или на восемь. "Конечно, на четыре" - отвечает подруга: "Восемь это слишком много. Ты же знаешь, что я на диете".
- Ничего смешного, - ответила подруга, с удовольствием поедая свой кусок. - А торт вкусный. Ешь, ничего твоим зубам от одного раза не будет. Спасибо, Федор Юрьевич, мы побежим домой, а то долго не видели родных.
- Конечно, - сказал он. - Вы можете заходить не только по делу. Если будет желание...
- Давай сейчас разбежимся по семьям, а позже встретимся, - предложил я. - Меня сейчас начнут пытать...
- Я хотела предложить то же самое. Я побежала, держись.
Первой за меня взялась мама.
- Геник, скажи честно, у вас с Люсей правда ничего такого не было?
- Не было, - ответил я. - Я же вам обещал.
- А почему такая охрана, если нет опасности? Или есть?
- Просто перестраховка. Честное слово, никакой опасности нет.
Я пошел относить вещи и знакомиться со своей новой комнатой, и здесь меня взяла в оборот Татьяна.
- Не хочешь мне ничего сказать?
- Сядь! - сказал я ей, показав на кровать. - Вижу, что уже созрела поверить во все что угодно. Ты понимаешь, что дело серьезное и языком болтать нельзя?
- Я что, совсем дура? Если нас из-за тебя перетягивают в Москву, и тебя даже в школу собираются возить под охраной, значит, все очень серьезно. Ты ведь родителям сказал?
- Сказал, хоть и не сразу. Они сами признались, что сразу мне не поверили бы. А тебе хотел сказать позже. Я прожил восемьдесят лет, умер, и в момент смерти вся моя память передалась мне же, но в четырнадцать лет. Я твой брат, но приобретший память взрослого человека из будущего. Так вот в знании этого будущего и заключается моя ценность. Извини, но большего я тебе сказать не могу, просто не имею права. Я и родителям сказал только это, ну и еще чуточку об их жизни.
- Офигеть! - сказала она. - Вот почему ты стал вести себя, как взрослый. Сразу вся придурь исчезла! А Люся?
- Люся идет ко мне довеском. Она кое-что знает и очень важна для меня, поэтому заодно носятся и с ней. Если с ней что-нибудь случится, мне все будет по фиг!
- Расскажи, что со мной будет.
- Я не знаю. В той реальности твоя жизнь пошла совсем по-другому. Я бы сказал, что она не очень удалась, хотя у тебя на этот счет было свое мнение, или ты просто не желала это признавать. Пока могу тебе лишь посоветовать не спешить с замужеством и слушать старшего брата. Что вскинулась? Я тебя в четыре с половиной раза старше и могу, в принципе, обойтись без образования.
- Постой, выходит и песни не твои, и книги ты не сам писал?
- А чьи же еще? Назови автора! Молчишь? Вот молчи и дальше. Все равно я тебе не скажу больше, чем сказал. Позже, если приобретешь дурные привычки в питании, как это было в прошлой жизни, дам совет. Послушаешь, может быть, не заболеешь сахарным диабетом. Ты, вообще-то, чем думаешь заниматься?
- Я из-за переезда в этом году никуда не успеваю поступить. Придется куда-нибудь устроиться работать.
Она ушла, а я задумался, где могли установить микрофоны. В то, что этого не сделали за те две недели, когда квартиры стояли пустые, я не верил. Но так просто их не найти. Вот где бы я их установил? Скорее всего, просверлил бы стены со стороны квартиры нашего куратора и вел бы запись. Придется всех предупредить, чтобы не болтали лишнего, а обычную болтовню пусть пишут. И надо будет купить магнитофон. Включил погромче и разговаривай себе на здоровье. Слава богу, цифровой обработки звука еще не придумали. Я вышел из комнаты и пошел на кухню.
- Мам, - обратился я к матери. - Что там с выпуском книги?
- Совсем забыла! - сказала она. - Выпустили твою книгу. Мы твой экземпляр забрали, и Тане удалось купить три книги. Больше не получилось: их все расхватали. Деньги тоже забрали. Из-за переезда их на книжку не положили, поэтому бери из шкатулки. Что-то хотел купить?
- Да, - сказал я. - Хочу купить магнитофон. Ладно, это не горит. Я побежал к Черзаровым.
- Пришло сообщение из Турции, - сказал Брежнев. - Все, как в распечатках. Сильное землетрясение и больше двух тысяч погибших. Надо решать насчет этого урагана. Кубинцев, по крайней мере, нужно предупредить. Фидель, если попросить, промолчит.
- Там, кажется, больше всего досталось Гаити, - сказал Суслов. - Но с Дювалье у нас никаких контактов нет и не будет, да и не поверит там никто.
- От "Инесс" и кубинцам досталось, - Брежнев взял распечатку. - Сотни погибших, сто пятьдесят тысяч беженцев. Там у них был потоп. Надо срочно увеличивать группу, действующую на заграницу и готовиться к американским бомбардировкам Ханоя. До декабря вся техника и люди должны уже быть там.
- Число людей с допуском постоянно растет, - недовольно сказал Суслов. - А нужно еще создать группу по катастрофам, связанным с техникой. И Глушкова придется подключать, у них там было несколько аварий с ракетами. Необходимо потрясти Комитет, особенно его первое и шестое управления. Пусть Семичастный дает людей. И нужно будет придумать какую-нибудь легенду вроде той, которую белорусы придумали для нас.
- Кто поверит в этот бред? - спросил Брежнев.
- А это не бред? - показал рукой на распечатки Суслов. - Нужно быстрее подключать людей, чтобы не заниматься этим самим. Если я займусь кадрами, помогать не смогу. Да и у тебя другой работы достаточно. Есть проверенные профессионалы и вовсе не обязательно, чтобы они знали источник информации. Их дело отрабатывать директивы.