- Я сама дойду!
- Я тебе пойду! - рассердился я. - Уже прошлась вчера сама, и какой результат? Стравила растяжение и теперь будешь опять валяться в постели. Поэтому скажи лучше спасибо за то, что носят на руках!
- Спасибо.
- Так-то лучше! - я подхватил подругу на руки и вышел с ней в прихожую.
Здесь я на ощупь обул старые осенние туфли, которые использовал для пробежек из одной квартиры в другую, открыл выходную дверь и вынес Люсю на лестничную площадку. Как назло снизу поднимались соседи, живущие на пятом этаже.
- С наступающим Новым Годом! - поздравил я остолбеневшую пару. - Не обращайте внимания, у девушки травма ноги.
Пройдя мимо них, я толкнул нашу дверь и занес подругу в квартиру. Здесь уже собрались обе семьи. Два сдвинутых стола ломились от совместной готовки наших матерей, у окна стояла шикарная елка, а телевизор отодвинули и немного развернули так, чтобы было видно всем, сидящим за столами.
- Куда тебя сгружать? - спросил я. - Может быть, лучше положить на тахту, и я тебя буду кормить из ложечки?
- Посади ее на этот стул, - показала мама. - Здесь будет удобней сидеть и не придется поворачиваться, чтобы смотреть телевизор. И давайте все садиться, уже скоро начнут показ фильма!
- Давайте, пока идут новости, покушаем, - предложил я. - А то я сейчас слюной изойду.
Мама принесла пюре, и все его себе наложили в тарелки. Потом то же сделали с мясом.
- Остальное берите сами, - сказала она, усаживаясь рядом с отцом. - Наконец-то!
Объявили наш фильм, и в обвешенный гирляндами ламп самолет начали грузиться деды морозы. Потом пошли титры, после которых показали заснеженную поляну с танцующими парами.
- Вы ешьте, пока все не остыло, - сказал я, видя, что все уставились в телевизор. - Интересное еще не скоро, а мы вообще чуть ли не в самом конце.
Пока танцевали ряженые, мы утолили первый голод. Потом с удовольствием послушали Пьеху. После ее номера Хохряков выбрал себе в качестве охотников Леонова с Анофриевым и выдавал им музыкальные инструменты вместо ружей. Напевая шуточную песню, они пошли в лес искать артистов. Потом была Белоснежка с гномами, игра на пиле и братья Мартьяновы со своим плюшевым тигром. Интермедия Мироновых была откровенно слабой, но все хохотали. После азербайджанского квартета "Гайя" наконец появилась троица комиков из "Кавказской пленницы". Сначала они просто бегали по лесу, а потом показали отрывок из фильма с песенкой о султанах. Я не столько смотрел фильм, в котором для меня не было ничего нового и почти ничего интересного, сколько всматривался в лица сидевших за столом. Им было интересно все, и все вызывало удовольствие. Выступление гимнастов и балет и я посмотрел с интересом. Первая серия закончилась русским танцем.
- Так когда покажут вас? - спросила Ольга. - Сколько еще ждать?
- Еще примерно через полчаса, - сказал я. - Смотри балет. Красиво танцуют. "Вальс цветов" из "Щелкунчика". Всегда его слушаю с удовольствием.
- А почему Пьеха поет еще раз? - спросила Ольга, когда зазвучал "Манжерок".
- Стань такой же, и тебя тоже будут показывать, как и ее, - сказал я. - Магомаев тоже будет петь два раза.
- Уж басню на Новый Год можно было бы не рассказывать, - сказала Надежда. - Наконец-то он закончил!
- Майя! - обрадовалась моя мама, любившая Кристалинскую.
Певица нам поведала об ушедшем детстве, и начался танцевальный номер.
- Это Шубарин! - вскочила Таня. - Смотрите, как он будет танцевать!
- По-моему, еще четыре номера, а потом будем мы, - припомнил я.
- А ты откуда знаешь? - удивилась Ольга. - Этот фильм первый раз показывают!
- Режиссер сказал, - соврал я. - Оттанцевал твой Шубарин, Танечка. Сейчас сыграет оркестр, а потом начнет танцевать толпа таких же шубариных, только черных.
- Это как? - не поняла сестра.
- Балет Дагомеи, - пояснил я. - Или то, что негры называют балетом. Да, соврал, там еще будет петь Адамо.
- Ой, мой рояль! - обрадовалась Люся. - Я на нем в нашем номере играла.
Сыграл оркестр Орбеляна, спел Адамо и отпрыгал негритянский балет.
- Мама! Вот они! - закричала Ольга.
Посмотреть наш номер было действительно интересно.
- Никогда не думала, что твоя затея удастся, - покачала головой Таня. - Вам помогали?
- Только свели с режиссером, - пояснил я. - Если бы он зарубил номер, никто не стал бы вмешиваться. Точнее, я никого не стал бы вмешивать. Слушай Магомаева. По-моему, это один из лучших наших певцов, если не самый лучший.
- С кем это он поет, с Мондрус, что ли?
- Почему все так плохо едят? - сказал я. - Скоро уже есть торт, а почти все закуски целые. Я же говорил, что нужно меньше готовить. Как хотите, а я поем. Печень трески никто не будет?
- Сейчас будут бить куранты! - сказала Люся. - Нужно выпить, а ты лопаешь!
- Я вам тоже плесну, - сказал отец, разливая по бокалам шампанское.
- А мне? - протянула свой бокал Ольга. - Хоть чуточку!
- Володя, дай ей самую каплю, чтобы только смочить язык, - сказала Надежда. - И мне только на донышко.
- Ну что, - сказал отец, поднимая бокал под бой курантов. - Год был для нас... удивительным и полным сюрпризов. Давайте выпьем за все то хорошее, что в нем было, а было его немало!
В половине первого Ольгу отправили спать, а остальные просидели за телевизором до двух часов. Смотрели праздничную программу, обсуждали наше выступление и продолжали подъедать закуски. Потом убрали со стола, разместив недоеденное по двум холодильникам, и разошлись по своим комнатам спать.
- Ой, а о бенгальских огнях забыли! - с сожалением сказала Люся, когда я ее перенес обратно в их квартиру и посадил на кровать.
- И хорошо, что забыли, - сказал я. - Их нужно жечь на улице. И вони не будет, и ничего не загорится. Да и что в них интересного?
- Когда ты так говоришь, я вспоминаю, что ты намного старше меня, - вздохнула она. - Слишком в тебе много рассудительности. Все-то ты знаешь, и ничего тебе не интересно.
- Я тебя предупреждал о своем преклонном возрасте? - спросил я. - Смотри, еще не поздно выбрать кого-нибудь помоложе и безрассудней. Правда, тогда тебе придется ждать еще два года. А мне - еще больше, пока подрастет Вика. Зато породнюсь с генсеком.
- Ах ты бессовестный! - она повалила меня на кровать и навалилась сверху. - Задушу! Не мне, так и никому!
Я кубарем скатился с ее кровати и поспешно отошел к двери, застегивая пуговицы на рубашке. Доиграемся когда-нибудь...
- Я пойду, а то твои родители из-за меня не ложатся, - сказал я отвернувшейся от меня Люсе. - Приду завтра, когда все проснутся.
- Уже уходишь? - спросила Надежда, которая стелила постель.
- Да, пора, - ответил я. - Спокойной ночи.
Странный вопрос. Что, уже можно не уходить? Я зашел в нашу квартиру и запер за собой дверь. Родители легли, но из-за меня не выключили торшер. Это сделал я, после чего на ощупь прошел в свою комнату и сел за стол. Слова подруги о возрасте почему-то больно царапнули душу. Неужели я действительно такой скучный и нелюбопытный? Или дело в том, что мне просто неинтересно многое из того, что составляет жизнь людей этого времени? Я стал молодым, но воспринимал действительность все же больше как человек двадцать первого века. То, что заставляло окружающих смеяться, у меня вызывало в лучшем случае только улыбку, да и в отношении многого другого планка оценки у меня была поднята выше, чем у других. Старость в этом виновата, или я просто видел слишком много такого, что современные люди даже не могли себе представить? Посидев еще немного, я решил не травить душу, а просто сделать выводы и почаще интересоваться мнением подруги, а не только руководствоваться своим пониманием того, что для нее лучше.
Несколько дней мы только отдыхали, потом Люся нехотя села изучать учебники, а я тоже возобновил свою работу. В воскресенье девятого нас отвезли к Брежневу. Он увел меня в свой кабинет, а в Люсю вцепилась Вика, которой было интересно, как нас снимали в фильме.
- Хочу поблагодарить, - сказал он, когда мы расселись по креслам. - Наступление американских войск во Вьетнаме захлебнулось. Если бы не поддержка с воздуха, оттуда вообще мало кто ушел бы. Бои еще идут, но успеха у американцев уже не будет. А потери очень большие, что у них, что у сайгонцев.
- А операции "Боло" не было? - спросил я.
- Нет, они свою авиацию в Северный Вьетнам больше не посылают.
- Значит, реальность уже сильно изменилась, - сделал я вывод. - Все остальные прогнозы по Вьетнаму, скорее всего, можно выбросить в корзину. Теперь события там пойдут по-другому.
- Кое-что могут и повторить, - сказал Брежнев. - Ладно, этим занимаются, и все на контроле. Давай поговорим о вас. С какого возраста в твое время разрешали вступать в брак?
- По закону общепринятый возраст устанавливался в восемнадцать лет. При наличии уважительной причины он мог быть снижен органами власти для обоих супругов до шестнадцати лет, а в исключительных случаях еще больше. Этот предельный возраст в разных местах устанавливался разный, обычно это четырнадцать-пятнадцать лет.
- Совсем сошли с ума, - сказал он. - Женить детей! Я могу понять, когда шестнадцать лет, да еще в виде исключения, но четырнадцать это ни в какие ворота не лезет.
- Это не было распространенной практикой, - пожал я плечами. - В основном выдавали девчонок, да и было это больше на Кавказе или в Азии. В самой России и в шестнадцать выходили редко, чаще всего из-за беременности. Паспорта у нас давали с четырнадцати лет, а когда их заменили электронные документы, то с тринадцати. И паспорт был не свидетельством совершеннолетия, а просто удостоверением личности.
- У нас сейчас готовится новый закон о браке, - сказал Брежнев. - Там органам местной власти будут даны права снижать брачный возраст на два года. Как раз, как ты говоришь, в исключительных случаях. Но его должны принять только в следующем году. Единственное законное основание для вашего вступления в брак - это решение Президиума Верховного Совета. Часто его указы и постановления носят закрытый характер, поэтому слухов о вас пойти не должно. Я поговорил с товарищем Подгорным, так что с этой стороны сложностей не будет. И регистрацию брака мы проведем. А вот сообщать всем на свете о вашем браке я бы не стал. Вы как собираетесь жить, отдельно?
- До восемнадцати лет я думаю жить вместе с родителями.
- Тогда вообще не вижу проблем. Когда в силу вступит новый закон, ни у кого не возникнет никаких вопросов, да и вы к тому времени будете старше. Надеюсь, ты детей не планируешь? Это правильно. Значит, через месяц мы вас поженим, а квартиру получите позже. Супругами вы будете только для родных, всем прочим об этом знать не обязательно.
- Свидетельство этого подпольного брака хоть дадите? - спросил я. - Или все только на словах? А то у матери Люси случится инфаркт.
- Все будет совершенно законно, в том числе и документы. Просто не хочется привлекать к вам ненужного внимания. Одно дело - ваши выступления или твои книги, и совсем другое - постановление президиума высшего органа власти. Я бы это вообще не затевал, если бы не видел, что вы скоро поженитесь без всякого ЗАГСа.
- К захвату посольства в Пекине приготовились? - спросил я, чтобы перевести разговор.
- Вывезли всех лишних, в первую очередь женщин, - ответил он. - Остальным придется перетерпеть.
- А с Солженицыным что-нибудь планируют делать?
- А что бы ты с ним сам сделал? - с любопытством спросил он.
- Мне трудно сказать, - задумался я. - Я об этом человеке слышал и читал самое разное, а вот его произведения так ни одного и не прочитал. Я понимаю, что для многих этот тип, все равно что геморрой в заднице. Только вот за границу я бы его не то что не изгонял, вообще не пускал бы. Сколько потом на нас выльет помоев этот святоша. В январе он должен дописать свой "Архипелаг ГУЛАГ", в который потом нас всех будут тыкать мордой.
- Ты его не любишь, но решение перекладываешь на других, - заключил Брежнев. - Почему? Не хочешь пачкаться?
- А за что его любить? - сказал я. - Человек старательно выискивает самое плохое в нашей жизни, не желая замечать ничего хорошего. Мы и сами знаем, что репрессии - это раны на нашей истории. А этот умник запускает в эти раны свои руки и все растравливает. И кому это нужно? Его, понимаешь ли, два раза обидели. Один раз, когда раскулачили родню, а второй, когда арестовали за несдержанный язык, после чего он разочаровался в коммунизме. Достаточно посмотреть на то, кто его потом финансировал и делал совестью русского народа, чтобы раз и навсегда определить свое отношение. Может быть, я к нему пристрастен, но я его не люблю.
- Ты помнишь наш разговор насчет выступлений? - спросил Леонид Ильич. - Что-нибудь надумал?
- Готовим большой концерт на весну, - сказал я. - Или к первому мая, или к девятому. Все примерно на полтора часа. Пристегиваться к чужим выступлениям не хотелось бы, поэтому готовы выступить где угодно, лишь бы сделали запись. А уж ее потом можно прокрутить на телевидении. Все должны закончить к середине марта, так что, в принципе, праздников можно не ждать.
- Я поговорю с Сусловым, - пообещал Брежнев. - Он что-нибудь придумает. Ладно, пойдем есть торт и пить чай. Сегодня у внучки двойной праздник: вы и "Наполеон".
День рождения Люси, как по заказу, пришелся на воскресение двадцать шестого февраля. Естественно, что на нем присутствовала и Вика. Что она подарила подруге я узнал только вечером после окончания праздника.
- Смотри, - Люся разжала ладонь, на которой лежали два золотых кольца. - Примерь свое, а то я со своей меркой могла ошибиться. Мое надевается идеально.
- Мне мое тоже нормально, - сказал я. - Как же ты умудрилась измерить мой палец?
- Не скажу, - помотала она головой. - Вика сказала, что нам и в ЗАГС не придется ездить. Все документы подпишем задним числом. Я, конечно, рада, но так хотелось побыть невестой, надеть белое платье... Почему-то хочется плакать.
- А кто нам мешает сыграть свадьбу через год с небольшим? - сказал я. - И платье у тебя будет, и все остальное. И друзья к тому времени наверняка появятся. А сейчас и приглашать некого. Разве что Брежнева с Сусловым.
Я добился своего: она рассмеялась.
- Есть еще вариант, - предложил я. - Можно пригласить почти все милицейское начальство Москвы. Мы их всех по "Сосновому" знаем. Люди ответственные, и никому ничего не раззвонят. А вот насчет Вики не уверен.
- Зря ты к ней так относишься, - защитила подругу Люся. - Она никогда не сделает ничего, что пойдет тебе во вред. Знаешь, что она мне сказала? Я, говорит, вас обоих люблю, но Гену - больше. Жаль, что я так поздно родилась. Вот так! И дед с ней говорил, так что можешь быть спокоен: не будет она ничего болтать.
- И когда же вас будем женить? - подошел к нам Иван Алексеевич.
- Скоро, папа, скоро! - сказала Люся. - Вот, посмотри на подарок Брежнева. Только наш брак зарегистрируют, а свадьбы пока не будет, просто посидим все вместе.
- А что так? - удивился он.
- Не хотят, чтобы мы в этом выделялись, - пояснил я. - Скоро должны принять новый закон о браке, тогда и сыграем свадьбу задним числом. А пока никому из посторонних об этом знать не стоит.
- А если будет ребенок? - спросила Надежда, которая слышала наш разговор.
- Мы пока не хотим детей, - сказал я. - Но если вдруг так получится, просто прекратим скрывать наш брак. Он совершенно законный, так что чего-то бояться или стыдиться здесь нечего. Или вам не нужны внуки?
- Я сначала окончу институт, - покраснела Люся, - а потом будем думать о детях.
Все произошло на редкость буднично. В очередной приезд Елена предложила нам написать заявления на вступление в брак, а через день привезла книгу регистрации и оформленное свидетельство. Мы расписались и забрали книжечку, которая одним фактом своего существования полностью меняла наши отношения.
- Пойдем, огорошим твою маму, - предложил я. - Или начнем с моей?
- Я что, жена? - до конца не веря написанному, уставилась она в свидетельство.
- Пока только формально, - сказал я. - Если родители со мной кое-чем поделятся, сегодня станешь настоящей. Что, не рада?
- Ты даже не представляешь, как я рада! - ответила она. - Просто сердце просит праздника, а мне тебя отдали, как билет в кино.
- Давай сначала скажем матерям, а потом я с кем-нибудь из парней куратора пробегу по магазинам, и вечером устроим пир! Вот тебе и будет праздник. Пусть пока не будет пышной свадьбы, зато с нами разделят радость самые родные и близкие люди.
Надежда обрадовалась до потери сознания.
- Что это? - спросила она, когда дочь протянула ей наше свидетельство.
- Можешь нас поздравить, мама! - сказала Люся. - Мы теперь муж и жена! А это свидетельство о браке.
Сознания Надежда не потеряла, но ей явно стало плохо, поэтому я помог теще лечь на диван, а Люся сбегала на кухню за водой.
- Ну что вы, мама! - сказал я. - Мы ведь давно говорили о том, что это скоро случится.
- Роди дочь, а потом ее воспитай, умник! - слабым голосом ответила она. - А потом к тебе подходят и говорят, что она уже не твоя и суют под нос бумажку с печатью!
- Я ее за тридевять земель не увожу, - возразил я. - И вашей дочерью она из-за замужества быть не перестанет. А к дочери получите еще и сына. Чем плохо?
- Всем хорошо, - сказала она. - Плохо только то, что у вас все слишком рано. А от такого сына, как ты, только дура откажется.
- Тогда вы полежите, а мы пойдем обрадуем мою маму, - сказал я, видя, что ей стало лучше. - А потом я сбегаю по магазинам и наберу продуктов. Посидим вечером и семейно отметим.
Моя мама в обморок падать не стала. Поначалу она нам просто не поверила, а когда внимательно рассмотрела документ, прослезилась и принялась нас целовать, называя Люсю дочкой.
- Мам, - сказал я. - Я сейчас побегу в магазин и принесу все, что нужно, а вы с Надеждой все потом по-быстрому нарежете и накроете столы. Я думаю, ничего такого готовить не нужно, обойдемся закусками. Сходи пока к Черзаровым, посмотри, оклемалась ли Надежда.
- А что такое? - всполошилась мама.
- Слишком много радости за один раз, вот ей и стало немного нехорошо.
Мама, как была в домашних тапочках, побежала к подруге, а я взял из шкатулки достаточно наличности, прихватил на всякий случай пистолет и пошел одеваться.
- Я пойду с вами! - решила Люся. - Подождите, я быстро.
Я позвонил в квартиру куратора, и мне открыл дверь один из парней, которого звали Вадимом.
- Вадим, - сказал я ему. - Нужно срочно организовать застолье. Помоги быстро смотаться в гастроном и набрать всякой всячины к столу. - Или Игоря позови, мне без разницы.
- Подожди в подъезде, - ответил он. - Я сейчас оденусь.
- Я взяла сумки, - сказала уже одетая жена. - Мог бы и сам подумать! Идет кто?
- Сейчас Вадим соберется, - сообщил я. - Пошли пока в подъезд. Пока его нет, буду тебя целовать, чтобы не тратить попусту время.
До гастронома было рукой подать. Все продукты я покупал сам, а своего телохранителя попросил купить бутылку водки.
- Что отмечаете? - спросил он.
Эти ребята из Комитета, как в свое время Сергей, поначалу относились ко мне... не очень, хотя свои обязанности выполняли добросовестно. Потом, когда мы лучше узнали друг друга, отношение изменилось. Им я спокойно мог открыть великий секрет своего бракосочетания. На их службе болтливость не приветствовалась, да и без этого трепачами они не были. Но все равно ведь не поверят.
- Все прогрессивное человечество отмечает третьего марта день писателя, - пояснил я. - А я уже, можно сказать, тоже писатель. Эх, бухну!
- Трепло! - высказался он обо мне. - Сумку поднимай выше, а то грохнешь бутылку об ступеньки, чем бухать будешь?
Он тащил одну самую тяжелую сумку, а вторую оставил мне.
- Я и одну-то брать не имею права, - пояснил он. - Взял только потому, что один ты надорвешь пуп, а с меня потом спросят. Но одна рука у меня обязательно должна быть свободной.
К нашему приходу обе матери, объединив усилия, уже провели ревизию холодильников и составили вместе столы.
- Что вы таскаете мебель! - рассердился я. - Времени еще вагон, я бы пришел и помог!
- Ты и так помог, - сказала Надежда. - Две неподъемные сумки, как только тащил! И водку продали? Ты, случайно, в магазине свидетельство о браке не предъявлял?
- Толку его предъявлять без фотографий, - засмеялся я. - У меня есть персональная охрана, она и помогла. А Люся нам помогала морально.
Наши отцы, как почти всегда, возвращались со службы вместе. Мы как раз заканчивали сервировку столов и мотались из квартиры в квартиру, не закрывая дверей. Первая их увидела Оля и тут же побежала докладывать нам.
- Что у вас здесь творится? - спросил мой отец.
- Заходите оба в нашу квартиру, там и узнаете, - сказал я. - Не объяснять же вам все на лестничной площадке.
Едва они вошли в прихожую, как Люся вручила своему отцу наше свидетельство.
- Не знаю, как моя дочь проживет с тобой свою жизнь, но скучать ей не придется, - сказал мне Иван Алексеевич. - Я за последний год уже разучился удивляться.
- Значит, выполнили то, что обещали? - сказал мой отец, в свою очередь рассматривая наш документ. - Ну что же, поздравляю обоих! Ого, какой стол! Давай, Иван, мой руки, я смотрю, у них уже все готово.
- Сейчас Таня придет, и начнем, - подтвердил я.
Сестра пришла минут через десять после отцов.
- Вы что здесь затеяли? - удивилась она.
- Свадьбу, - сообщил я. - Держи и читай, ты у нас последняя, кто не в курсе дел. Только учти, что о нашей свадьбе распространяться пока не стоит.
- И здесь обошел! - с завистью сказала она. - Ну, братик! Поздравляю обоих! Жаль, что нельзя устроить нормальную свадьбу.
- Еще устроим, - пообещал я. - Давайте все к столу. Люся, неси кольца!
Наша свадьба длилась два часа, и впервые на моей памяти Надежда выпила несколько рюмок водки и захмелела. Иван Алексеевич отвел жену в свою квартиру и уложил спать, а потом вернулся и незаметно сунул мне в руки маленький сверток.
- Тут два размера, - шепнул он мне. - Будь с ней нежней, совсем ведь еще ребенок.
- Спасибо! - тихо ответил я. - Не беспокойтесь, все будет хорошо.
Он вздохнул и тоже ушел, забрав с собой Ольгу.
После того как убрали посуду и начали расходиться на отдых по комнатам, мой отец, молча, сунул мне в руки завернутые в бумагу презервативы. Он меня прекрасно знал, поэтому проблем с выбором размера у него не было.
- Ну что, жена! - сказал я, закрывая дверь в свою комнату. - Вот мы с тобой вместе и на всю жизнь. Люсенька, да ты дрожишь! Золото мое, не хочешь - не будем. У меня и кровать для двоих маловата. Давай я тебя провожу в твою комнату!
- Дурак! - ответила она. - Да, дрожу! Так сделай так, чтобы не дрожала! Ты же можешь!
И я сделал.
Проснулся я еще до звонка будильника, который ставил для себя отец. Кровать была даже меньше той полуторной, какие были в мое время, и мы лежали на боку, обняв друг друга. Было жутко неудобно, но вчера я этого не заметил. Нужно будет сегодня обязательно поменять кровать. И книгу нужно быстрее заканчивать, пока не потратили все запасенные деньги. У меня затекла рука, на которой лежала жена, и я едва пошевелил ею. Люсе этого хватило для того, чтобы проснуться. В первое мгновение она спросонья не поняла, где находится, но потом ее глаза вспыхнули радостью и для меня все, кроме нее, исчезло.
Свой первый экзамен за десятый класс жена поехала сдавать в четверг тридцатого марта. К этому времени я написал книгу и отправил ее в редакцию "Молодой Гвардии", предупредив, что к тексту будут добавлены иллюстрации. Сергею ушло объемное письмо с выдержками из текста, по которым я предлагал ему нарисовать иллюстрации. Я даже кое-что набросал сам, чтобы показать ему, как я себе их представлял. Наша концертная программа тоже была полностью готова. Вот свою работу для проекта я выполнил пока только наполовину, но до лета должен был все закончить. Теперь дело было за Люсей.
Русский она сдала на отлично и сразу же договорилась насчет литературы. Не знаю почему, но ее бывший ухажер к ней больше не подходил. Наверное, все-таки оказался умным парнем, и понял, что ему ничего не светит. У Брежнева мы были всего один раз, зато еще три раза к нам приезжала Вика. Леонид Ильич приготовил Люсе в подарок золотые сережки и расстроился, потому что она не прокалывала ушей и серьги не носила.
- Я и клипсы не люблю, - сказала она на всякий случай. - От них уши болят. Не надо, Леонид Ильич, никаких подарков. Вы нам и так уже подарили кольца и возможность быть вместе! Спасибо!
- Сам необычный, и жену себе нашел под стать, - пошутил Брежнев. - Первый раз вижу женщину, которая отказывается от украшений. Возьми, отдашь матери.