Мы только что вернулись со съемок "Голубого огонька", немного устали и были не прочь отдохнуть, но не получилось: пришли друзья. Было уже двадцать второе декабря, и до праздника осталась всего неделя.
- Ну как, снялись? - спросил Еременко. - Сколько песен?
- Спели одну песню и валяли дурака, - ответила Люся. - Хорошо получилось. Вообще "Огонек" получился веселым, первый раз снимали почти без сценария. Я думаю, зрители оценят.
- Вы так и не купили еще тапок? - спросила Белохвостикова.
- Забыл, - признался я, сбрасывая тапочки. - Надень мои. Заходите в комнату, сейчас поставим чай.
- Чай это хорошо! - сказала Бондарчук. - Талгат, давай сюда торт. Раз эта ненормальная семья пьет только воду, хоть подсластим жизнь тортом.
- Хочешь погибнуть в самом расцвете? - сказал я Бондарчук. - Это, Наташенька, смерть твоим зубам и фигуре.
- Ничего, - засмеялась она. - Выйти замуж я успею, даже может быть, не один раз, а потом пусть все гибнет! Скатерть стелить не будем?
- Обойдетесь, - сказала вышедшая с кухни жена. - Николай, раздвигайте стол. Вы, вообще-то, сегодня по поводу или просто так?
- Тебе нужен повод? - спросила Белохвостикова. - Сейчас придумаю. Окончание семестра подойдет? Нам, ребята, осталось учиться всего пять месяцев! А потом свобода!
- Свобода у нас была в детстве, - сказал я, разливая чай по чашкам. - Только никто ее не ценил, наоборот, все стремились стать взрослыми. Теперь у тебя, Наташа, впереди одни сплошные обязанности. На работе придется вкалывать, потом муж...
- Какой муж?
- А я знаю? Первый, второй, может быть, даже третий. С твоими внешними данными... И дети от первого брака, от второго брака...
- Люся, я твоего мужа сейчас загрызу! - пообещала Наталья.
- Грызть не дам! - сказала жена. - Это можно только мне. А тебе разрешаю его стукнуть. Только он твоей ладошки не почувствует, принести скалку?
- Если меня за каждую шутку бить скалкой, я быстро кончусь, - предупредил я жену. - Пострадает весь мир, но ты - в первую очередь. Послушайте, может быть, кто-то голоден? У нас, правда, кроме колбасы и паштета ничего нет, но бутерброды можно сварганить.
- Мы не голодны, - отказался Николай. - Поели у Наташи, а потом со съемок заявился ее отец и всех разогнал. Мы подумали, что вы уже дома, и не ошиблись. Так что хватит торта. Только включите телевизор, сейчас будут новости.
В ожидании новостей ели торт и говорили о новой песне Высоцкого. Осенью я попытался с ним сблизиться, побывав в театре на Таганке, но ничего не получилось. Познакомиться мы познакомились, но взаимной симпатии не возникло. Просто я еще раз убедился в том, что сам человек и его творчество - это совершенно разные вещи.
- Все-таки жалко, что наши не побывали на Луне! - сказал Талгат, смотревший выпуск новостей. - Луноход это здорово, но не то.
- Знаешь, в какую копеечку обошлась бы такая прогулка? - спросил я. - С полсотни Луноходов можно отправить, а толку - чуть, разве что престиж. А раз нас в этом обскакали, то и тратиться незачем. Правильно объявили, что приоритетным направлением будет создание большой орбитальной станции.
- Классный телевизор, - сказал Николай. - Как в форточку смотришь. Дорого только. Сейчас магазины завалили электроникой. Телевизоров пока мало, а приемников, проигрывателей и магнитофонов - море! И качество гораздо лучше того, что было раньше.
- Ерунда твои магнитофоны! - сказала Бондарчук. - Отец сказал, что скоро будет лекарство, которое восстанавливает сердце! Вот это здорово! По двести лет будем жить.
Интересно, откуда Сергей Федорович о нем узнал? Это лекарство пытались создать с моей подачи, и год назад Келдыш в последний раз консультировался со мной именно по поводу него, поэтому я был немного в курсе того, как обстоят дела.
- Не получится у нас жить двести лет, - сказал я Наталье. - Это лекарство восстанавливает только сердце, а в человеке еще много всего, помимо него. Да и лечить нужно, пока человек не слишком состарился, а то толку мало.
Со мной именно так и было. Когда профессор биохимии Сольберг изобрел свой препарат в двадцать четвертом году, мой поезд уже ушел. Пару лет спустя в России его уже повсеместно применяли, и деньги на лечение у меня были, да толку-то... Я не знал точного состава, только то, что для его изготовления использовались два вида океанических водорослей и один из трех видов морских ежей. Основное лечение заключалось в инъекциях небольших доз препарата прямо в сердце. Если человек не был развалиной, его сердце полностью регенерировало за два-три дня. А вот глубоким старикам такое делать было почти бесполезно. Все равно, конечно, делали. Почему не сделать, если человек готов платить деньги? Пробовали его использовать и для других тканей, но эффект был во много раз слабей, а лекарство стоило очень дорого. Из отходов производства делали таблетки. Не такие дорогие и эффективные, но если применять их месяцами, эффект был неплохой. Их я пил.
Я записал в тетрадках и вид водорослей, и какие это были ежи, поэтому вскоре несколько научных коллективов занялись созданием нового препарата. Нужных водорослей в южных морях было... море. А вот с ежами было хуже. Нужные виды были редки. Для исследования их достали, для массового применения их надо было разводить. Этим, как я узнал, занялись во Вьетнаме. Я не завидовал исследователям. Из сотен соединений необходимо было выделить нужные, потому что наличие посторонних примесей снижало эффективность препарата и вредило сердцу. Три года шли бесконечные опыты. Наши биологи и фармацевты шли опытным путем, Сольберг, судя по тому что я о нем читал, с самого начала знал, что ему нужно. Это швед вообще был гением: почти все препараты, совершившие революцию в медицине, были созданы им. У нас таких гениев не нашлось, поэтому недостаток качества восполняли количеством, делая тысячи опытов. Келдыш ко мне приехал, когда работы уже дали первые результаты. Проблема была в том, что уколы нужно было делать очень точно, а выполнить такое, не вскрывая грудную клетку, не получалось. В мое время эта операция проводилась через грудную клетку с контролем аппаратурой УЗИ, о которой я в своих записях не упомянул. Пришлось садиться и описывать принцип работы ультразвуковых зондов.
- Все-то ты знаешь! - проворчала Бондарчук. - Люсь, почему он у тебя все знает? Что ни спроси, сразу готов ответ. Анекдотов откуда-то набрал столько, что диву даешься. Они у тебя когда-нибудь закончатся?
- Конечно, закончатся, - ответил я. - Вместе со мной.
- Я вчера ездила в Быково встречать мать, - продолжила Наталья. - Так там сейчас повсюду поставили ворота, которые реагируют даже на связку ключей. Пассажиров заставляют выворачивать карманы. Непонятно, зачем это нужно.
- Поймешь, когда какой-нибудь придурок захватит самолет с твоими родными и будет требовать вывезти его на Запад, - объяснил я ей. - Скоро и вещи будут просвечивать рентгеном, чтобы никто не возил чего не надо. Бомбу, например.
- Не было никогда такой ерунды! - возразила Белохвостикова.
- Все когда-нибудь происходит в первый раз, ребята, - сказал я. - Из-за Израиля мы со многими в мире испортили отношения, да и у нас в стране есть недовольные, так что всякое может быть. Лучше небольшие неудобства, чем гибель людей.
- Насчет ухудшения отношений ты узнал у Брежнева? - спросила Белохвостикова. - Я о таком в газетах не читала.
Наверное, о том, что мы близко знакомы с Леонидом Ильичом в Москве уже знали даже дворники, поэтому я это и не скрывал, тем более от друзей.
- Что-то узнал от него, об остальном додумался сам. Думать иногда полезно. Знаешь, сколько евреев в Соединенных Штатах?
- Никогда не интересовалась.
- По официальным данным их там сейчас миллионов восемь. Вроде бы немного, но в американском обществе это очень богатая и влиятельная группа. Их много в органах власти, юстиции, торговле, финансовом секторе, медицине и верхушке армии. Среди них очень сильна сионистская пропаганда. Для еврейского лобби лояльность по отношению к Израилю превыше всего, а лояльность по отношению к США зависит от того, насколько решительно США поддерживают Израиль. Если бы Америка отвернулась от еврейского государства и разорвала с ним "особые отношения", это лобби протестовало бы всеми мыслимыми способами. А теперь арабы с нашей помощью поставили на сионизме крест. И как, по-вашему, к нам после этого будут относиться? А ведь две трети всех евреев Израиля нашли пристанище в США. Остальные пополнили еврейские диаспоры в основных капиталистических странах Западной Европы. Результаты уже есть: все работы в рамках достижения безопасности и сотрудничества в Европе свернуты, а в США вдобавок к уже существовавшим торговым ограничениям ввели новые. В этом году они нам даже отказались продавать зерно. Мало того, что сами почти прекратили торговлю, пытаются давить на тех, кто этого пока не сделал.
- И чем это, по-твоему, закончится? - спросил Николай.
- ФРГ бойкот торговли с нами очень невыгоден, поэтому через несколько лет немцы на него наплюют, а потом то же сделают и остальные. Составят список товаров, которые нам нельзя продавать и на этом успокоятся. А нам главное - это привязать их к нашим газу и нефти. К хорошему привыкают быстро. Никто потом не захочет опять переходить на уголь, да и не останется ничего под него, все придется переделывать обратно. А этим можно будет воспользоваться. В самом деле, зачем мы им будем продавать нефть или газ за американскую валюту, на которую не сможем купить нужных нам вещей и оборудования? Только, прежде чем диктовать свои условия, к этому нужно хорошо подготовиться. Мы сейчас очень быстро развиваем экономику и уменьшаем зависимость от Запада. Если они будут и дальше валять дурака, проиграют все. Мы уникальны, как страна. Фактически мы могли бы почти совсем обойтись без внешней торговли. Не сейчас, а лет через двадцать-тридцать. Покупали бы только такие товары, как кофе и бананы. Конечно, невыгодно все производить у себя, а помимо выгоды у торговли есть и политические аспекты. Чем выше зависимость между соседями, тем меньше вероятность конфликтов. Война становится невыгодным делом.
- А зачем тогда было разрушать Израиль? - спросила Белохвостикова. - Сами себе навредили!
- Никто его у нас разрушать не собирался, - объяснил я. - Но все судят не по намерениям, а по делам. Ладно, вы что, пришли сюда слушать лекцию о международном положении?
- А как идут съемки фильма по твоему сценарию? - спросил Талгат. - Больше полугода снимают.
- Еще год будут снимать, не меньше, - ответил я. - Там очень много работы. Вы уже определились, где встречать Новый Год?
- Кто где, - ответил Николай. - У меня уже есть компания. Но на вечере в институте будем все. Вы ведь придете?
- Мы от коллектива не отрываемся, - сказала Люся. - Будем в обязательном порядке. Послушайте, после окончания института нам дадут отдохнуть. Нет желания сделать это вместе?
- Я хотел съездить к родителям... - заколебался Николай.
- Успеешь, - сказал я ему. - Я предлагаю совершить поход в горы с выходом к морю. Точнее, выйдем недалеко от озера Рица и автобусом едем в Сухуми. А там с недельку поживем дикарями на побережье. На все уйдет пара недель, так что будет у тебя еще возможность съездить домой. Оборудование возьмем напрокат, а инструктора я обеспечу.
- Лучше гор могут быть только горы! - запел Талгат. - Я иду! Даже один пойду, если вы откажетесь.
- Я, пожалуй, тоже, - решил Николай. - Наших в студии надо поспрашивать, может быть, пойдут и другие. Шесть человек все-таки маловато.
- Ну и я пойду, - сказала Бондарчук. - Особенно если будут нести меня или хотя бы мой рюкзак.
- Я не против, но нужно посоветоваться с родителями, - сказала Белохвостикова. - А инструктор точно будет? Тогда, наверное, разрешат.
Посидев еще с полчаса, ребята ушли.
- Пойдем сегодня к родителям? - спросила жена. - Если честно, совершенно не хочется. Устала за сегодня. Занятия, съемка, эти посиделки. Давай сегодня раньше ляжем?
- Неудобно, - ответил я. - Два шага ступить. Ты давай убирай со стола и стели постель, а я всех навещу.
Через двадцать минут мы уже выключили свет и легли в кровать.
- Ген, - сказала Люся. - А мы сами еще куда-нибудь летом поедем?
- Я предлагаю съездить в Минск к Деменковым, - ответил я. - Мы их уже столько лет не видели. Заодно поздравим с заключением брака.
Пару месяцев назад Сергей прислал письмо, в котором сообщил, что вопреки желанию родителей Ирины, они поженились и сейчас живут вместе с его отцом.
- Я только "за". А в городок не заедем?
- Можно и заехать, - согласился я. - Только там ведь уже никого из ребят нет. Даже если кто-то из родителей еще служит, сами они учатся или работают в других местах. Разве что съездить посмотреть на дома и на школу, да прижаться щекой к деревьям, которые помнят тебя еще маленькой. Только для тоски по детству ты еще слишком молода. Вот лет через пятьдесят приедем и будем тереться о кору вдвоем.
Утром у меня с учебой не заладилось. В семь часов позвонили и без объяснений причин предупредили, что в институт отвезут только Людмилу, а я нужен по делу.
- Не иначе что-то случилось, - сказал я жене, когда мы спускались к машине. - Я подобных вызовов не припомню.
Рядом с шофером в приехавшей машине сидел охранник. Мы поздоровались, заняли места сзади, и шофер погнал машину к институту. Высадив Люсю, он через пятнадцать минут въехал в ворота на территорию Кремля. Сопровождающий о чем-то переговорил с охраной и вернулся к машине.
- У вас есть с собой оружие? - спросил он. - Давайте сюда, вам его вернут, когда поедете обратно.
Я молча достал и протянул ему пистолет. Надо было его вообще не брать. Он отнес мой ствол и сел в машину на этот раз рядом со мной.
После двух проверок документов меня пропустили в комнату для заседаний, в которой за большим столом сидели четверо. Я их всех знал: Брежнева и Суслова лично, а Косыгина и Громыко по фотографиям.
Я представил, как подхожу к столу и говорю им: "Здравствуйте, товарищи!", и мне стало смешно.
- Здравствуйте! - поздоровался я.
- Здравствуй, - повернулся Брежнев. - Что ты застрял в дверях? Быстро иди сюда и садись. Нужно кое-что обсудить. Андрей Андреевич, объясните ему в двух словах.
- Садитесь на этот стул, - показал рукой Громыко. - Вас вызвали вот из-за чего. Польское правительство было вынуждено объявить о повышении цен на ряд продуктов питания, что вызвало сильный рост недовольства. Противники коммунистического режима, используя это недовольство, организовали забастовки в большей части страны. По вашим записям недовольство удалось устранить, заменив Гомулку на Герека, но масштаб выступлений таков, что есть опасения неконтролируемого развития событий. Кое-кто предлагает использовать войска. Мнения разделились, а международный отдел ЦК затрудняется дать оценку событиям.
- Хотите, чтобы их оценил я? Как-то это все несерьезно.
- Слушай, Геннадий! - раздраженно сказал Брежнев. - Сейчас трудно сказать, что явилось причиной расхождений, но обстановка очень серьезная. Никто не говорит, что твое мнение будет учтено, но мы хотим его услышать! Давай, не тяни время.
- Мое мнение, что Польша - это гнойник. Никогда она не была нашим союзником или другом, и не будет. Корни неприязни, которая никуда не делась со строительством социализма, в последних трех сотнях лет нашей истории. Мы уничтожили саму идею "Великой Польши", а потом и вовсе подгребли ее под себя, заставляя плясать под свою дудку. Сколько крови пролилось с обеих сторон! У поляков, как и у любого народа, есть замечательные люди, сам же народ в своей массе националистически настроен. Для поляков существуют только поляки. Они свою страну очистили и от немцев, и от евреев, причем уже при социализме. Свой общественный строй они не выстрадали, им его навязали, и прочной социальной основы у него нет. В моей реальности они притихли не из-за замены Гомулки, а из-за того, что Герек нахапал кредитов и у нас, и на Западе, позволяя им жить в долг. А когда в восьмидесятом пришла пора возвращать долги, пришлось опять менять руководство, вводя, по сути, военное положение. И родилась "Солидарность"! Я прекрасно помню, как мы им гнали караваны с продуктами, а они избивали наших водителей и жгли грузовики со сливочным маслом! Все вложенные в них деньги пропали. К нам тогда приходили стойки для ЭВМ из Польши. Так прямо на электронные блоки гадили! Откроешь, а там засохшее дерьмо! Это Ярузельский мог применить силу, он был свой! Попробуйте это сделать вы. Вряд ли Войско Польское будет так же спокойно смотреть на оккупацию страны, как смотрела в моей реальности чехословацкая армия. Мы умоемся кровью, и зальем ею всю Польшу. И что потом? Ну задавим мы их еще раз. Смысл?
- Подпустить американцев к нашим границам? - спросил Суслов, с неприязнью глядя на меня. - И хороший пример всем остальным!
- Вы на меня зря смотрите, как на врага народа, Михаил Андреевич! - рассердился я. - Мне это нравится не больше вашего. Предложите выход! Их, собственно, только два: или давить поляков, не жалея ни их, ни себя, или кормить и лелеять тридцать миллионов человек, большинство из которых спят и видят, как бы вогнать вам в спину нож. Есть еще один вариант - не делать вообще ничего, пусть они сами разбираются. Какой это к чертям социализм, который должен держаться на наших штыках или подкармливаться нашим маслом! Мы свой строй выстрадали, поэтому и смогли столько выдержать и выстоять в тяжелейших условиях. Придут американцы? Ну и что в этом такого? В моей реальности они тоже пришли и даже хотели притащить свои ракеты, якобы от иранцев. Потом передумали. А знаете почему? Не из-за того, что исчезли классовые противоречия, плевать они на них хотели! Мы сейчас для американцев враги, и капиталистическая Россия тоже другом не стала. Мы для них в любом качестве будем конкурентами, мешающими строить американский мир. Только сам мир изменился. Слишком сильно оказались связаны самые разные страны. И рвать эти связи можно только тогда, когда ты уверен в результате, да и то может быть больно. Накопили горы оружия, затратили на это сумасшедшие ресурсы, но так и не пустили его в ход. Пусть и сейчас что-нибудь притянут. У нас что, нечем ответить? Я думаю, это выйдет дешевле, чем подкармливать Польшу. А пример для других... Даже в восемьдесят девятом полякам долго было ой как несладко! Кто-то разбогател, а большинство положило зубы на полку. Потребовалось не так уж много времени, чтобы "Солидарность" бастовала уже против своего президента. И все это с учетом наших вложений, сейчас им придется еще хуже. Сейчас Польша получает наши товары, в том числе и нефть, практически за бесценок. Пусть попробуют их заработать. Со временем они, конечно, оклемаются. А нам надо работать так, чтобы друзья смотрели не на этих отщепенцев, а на нас самих! Смотрели и завидовали! Если будем жить лучше других, вам и аппарат пропаганды не понадобится! И мы в этом направлении начинаем двигаться, и двигаться быстро.
- Значит, все пустить на самотек? - спросил Брежнев.
- Я вам такого не говорил, - запротестовал я. - Пусть разбираются сами, но это не значит, что своим польским товарищам нельзя подсказать и помочь. Но не слишком сильно и один раз. Гомулку в любом случае нужно менять, хотя бы на того же Герека. А Герек пусть договаривается с Валенсой. Хочет принять участие в управлении? Почему бы и нет? Только пусть поможет выбраться из кризиса. Иначе на фиг он такой красивый нужен. Правительство пойдет на уступки, но и профсоюзы должны помочь. А воевать не советую. И ребят много потеряем, и репутацию угробим еще больше, чем американцы после Вьетнама. Там убивали каких-то азиатов, а здесь убьем поляков, а они почти европейцы.
- У вас есть, что еще добавить? - спросил Громыко.
- Есть, - зло ответил я. - Зачем меня притащили в Кремль? Нельзя было поинтересоваться моим мнением как-то иначе? Сказали бы, и я надиктовал все на ленту! Долго продержится версия о ваших любимчиках, если студента ВГИКа будут таскать консультировать правительство? А это видели с полсотни самых разных людей, и всем вы рот не заткнете, кто-нибудь все равно что-то ляпнет. И охрана узнала о том, что скромный киношник таскает ствол. Нельзя было сразу предупредить, куда меня повезут, чтобы я его вообще не брал? Я понимаю, что вам нужно срочно принимать решение, но час-другой роли не играет.
- Не заводись, - сказал Брежнев. - Всему виной спешка и нервотрепка. Немного не додумали, но ничего такого страшного нет, что-нибудь придумаем. Ты в институт?
- Да, но сначала съезжу домой. Не хватало мне еще для полного счастья, чтобы в институте увидели оружие.
Когда я приехал на учебу, все наши были в студии.
- Как идут съемки? - спросил Герасимов. - Татьяна давно не звонила, вся в делах и заботах.
- Я тоже была в Бутырке, - подсказала мне жена свою версию моего отсутствия. - Жуть!
- Здорово все оборудовано, - сказал я. - И работают с энтузиазмом. Хороший должен получиться фильм.
А Лиозновой после учебы придется звонить и упрашивать, чтобы подтвердила мое присутствие на съемках, если вдруг позвонит учитель. Еще не хватало, чтобы он уличил меня во лжи.
Больше меня из-за Польши никто не беспокоил. В газетах было упомянуто о недовольстве части поляков временно возникшими трудностями, а на телевидении об этом не говорили совсем. Как я узнал позже, диалог с оппозицией позволил приглушить недовольство и прекратить забастовки. Цены немного уменьшили, предоставили ряд свобод профсоюзам и организовали при правительстве консультативный комитет по экономическим вопросам, куда вошли Лех Валенса и кое-кто еще из числа оппозиционеров. Вот и прекрасно, пусть попробуют не болтать, а работать.
Учиться мы прекратили за три дня до праздника и начали готовиться к студенческому вечеру. Программа была простая: сначала концерт силами актерского факультета, потом чаепитие и танцы. Выступали, понятно, не все. Отбор выступавших вели сами студенты в своих студиях. Мы на вечере спели две новые песни. Возраст уже не ограничивал наш репертуар, поэтому проблем с выбором песен не возникло. Первой была "Снег кружится", а второй - "Мечта". Жена, как всегда, играла на рояле, а я рядом профессионально терзал гитару и выкладывался полностью, потому что для "Мечты" голос у меня был немного слабоват.
- Вслед за ней, за мечтою иду я, все сильней в мыслях тебя я целую.
Может быть, в снах коротких ночами, может быть, я тебя повстречаю.
Закончились последние слова припева, и нам стали бешено аплодировать. Все-таки выступать в студии это одно, а стоять вот так перед публикой, которая не жалеет рук, чтобы выразить свой восторг - это совсем другое дело.
- Жаль, что вы не выбрали эстраду, - сказала Белохвостикова, когда мы вернулись за столик к друзьям. - Хороших артистов больше, чем хороших исполнителей. А песни у вас - это чудо!
- Так мы же не отказываемся петь, - сказала Люся. - А хорошего никогда не бывает много. Вот пойду в декрет, буду только петь.
- Что, уже? - спросил Николай. - А как же кино?
- Нет, это я говорю вообще, - порозовела жена. - Когда-то ведь будут дети. Давайте помолчим, а то мешаем другим.
- Пить чай под Новый Год - это маразм! - проворчал Талгат, когда закончился концерт, и началось чаепитие. - Николай, доставай рюмки.
Еременко достал четыре маленькие рюмки, которые Нигматулин заполнил чем-то розовым из маленькой бутылочки.
- Коньяк, - пояснил он мне. - Вам не предлагаю. Пейте свой чай. Можете выпить и мой, я не возражаю.
- Я лучше съем твое пирожное, - сказала Люся. - С коньяком оно не сочетается, а с чаем в самый раз.
На танцах я жену не видел. Ее как забрали у меня в самом начале, так и перехватывали друг у друга до окончания вечера. Я не сильно расстроился: пусть у нее будет хоть какое-то разнообразие, а красивых девчонок на вечере было много, так что я не пострадал.
Когда все закончилось, я позвонил насчет машины и вместе с остальными начал приводить актовый зал в первозданный вид. Нашего шофера не было, поэтому прислали дежурную "Волгу". Я поговорил с шофером и, прежде чем отвезти нас, он развез по домам наших друзей.
- Прекрасно отдохнули! - сказала жена, когда зашли в квартиру. - Хорошо, что сегодня только тридцатое и завтра будет целый день подготовиться к празднику. Уже почти час, давай быстрее спать.
- Сегодня был разговор насчет детей, - сказал я. - Как долго мы с ними будем тянуть? У тебя какие планы на этот счет?
- Очень хочу малыша! - ответила Люся. - Только давай еще немного подождем. Должна же я сняться хоть в одном фильме! А с маленьким ребенком можно сниматься только в эпизодах.
Этот Новый Год отмечали точно так же, как и прошлый, разве что смотрели праздничную программу по новому телевизору.
- Когда будут внуки? - спросил Иван Алексеевич. - До окончания института осталось всего ничего. Или мы их раньше от Ольги дождемся?
- Я через год тоже буду поступать во ВГИК! - заявила Ольга. - Хочу быть артисткой!
- Внуков раньше, чем через год-два, не ждите, - ответила Люся. - Вы у меня еще молодые, так что потерпите.
- Давайте допьем шампанское, - сказала моя мама. - Последний тост. Выпьем за прошедший год! Он и для нас был хорошим и вообще... Война во Вьетнаме закончилась, а новых войн, слава богу, нет.
Действительно боевые действия во Вьетнаме закончились на четыре года раньше, чем в моей реальности, но война в Индокитае еще шла. В Камбодже убивали налево и направо, правда, уже сами камбоджийцы.
- Смотрите, какая чудесная погода! - сказала Люся, когда убрали со стола и уже собрались расходиться по квартирам. - Никто не хочет гулять? Какой снег пошел!
- Я пойду с вами! - решила Ольга.
- Больше никто не хочет? - спросила жена. - Тогда мы пойдем одеваться.
Через десять минут мы втроем вышли из подъезда и остановились, решая куда идти. Крупные хлопья снега, кружась, падали в почти полном безветрии. Сильного мороза не было, так, градусов десять.
- Пошли пройдемся в сторону школы и назад, - предложила Ольга, ухватившая меня за левую руку.
Люся взяла за правую, и мы вышли со двора. Далеко уйти не получилось: мы дошли только до поворота к скверу, когда путь преградила компания подвыпивших парней.