Прошел сентябрь. Я многого смог добиться за прошедшее время. Наконец начали расти мышцы, чем сразу же перед своими подругами похвасталась мать. Увеличились бицепсы, появились грудные мышцы и начало нарастать мясо на плечах. Ноги тоже окрепли и уже не были такими худыми. Весов дома не было, поэтому не знаю, какой я набрал вес, но рубашки стали тесноваты. Отжимался я уже полсотни раз и мог без остановки пробежать до железнодорожной станции и обратно, что и делал каждый день, когда по утрам не было дождя. А это в один конец было около трех километров. Теперь мне для занятий стали нужны гантели, о чем я и сказал отцу, получив сначала заверения в том, что на хорошее дело денег не жалко, а потом и сами гантели, как я и просил, по три килограмма. Асаны стали выполняться легко, а неделю назад я к ним добавил несколько дыхательных упражнений и упражнения на увеличение размеров грудной клетки. Еще раньше был интересный разговор с родителями.
- Папа, я хочу научиться петь! - сказал я отцу, когда он вечером после ужина прилег на тахту.
- И что для этого нужно? - спросил отец. - Яйца?
- С твоим голосом петь? - вмешалась в разговор сестра, которая как раз вышла с кухни. - Мама, слышишь? Гена решил стать певцом!
- Яиц не нужно, - ответил я отцу, проигнорировав ее наезд. - Чтобы укрепить голосовые связки и вообще улучшить голос я хочу использовать йогу.
- Но ты же и так делаешь эти свои асаны, - сказала с кухни мама. - Что еще нужно?
- У йоги много направлений, - пояснил я. - Я хочу использовать мантра-йогу. Поэтому с вами и разговариваю. Если я начну ее применять, не поставив вас в известность, подумаете, что я рехнулся.
- А что в ней такого? - забеспокоилась мама.
- Ничего страшного, - успокоил я. - Просто необычно. Мне будет нужно подолгу издавать звуки, которые называются мантрами. Вы не против?
- Хорошо, что у нас комнаты в разных концах квартиры, - сказала сестра. - Но все равно, когда начнешь издавать свои звуки, закрывай дверь. Мне и твоей гитары достаточно. И надо предупредить Платоновых, чтобы не пугались.
С того вечера я стал ежедневно тратить еще по полчаса на мантры. Гитара, которую ругала Таня, давалась мне тяжело. Видя, как я мучаюсь с самоучителем, отец договорился с одним из лейтенантов, живших в однокомнатных квартирах первого из наших домов, и он уделил мне пару вечеров, показав, как пользоваться инструментом, а заодно настроил мою гитару. Сейчас я по памяти пытался разучить одну единственную мелодию, и, кажется, наконец начало получаться.
С выполнением своего плана я тоже неплохо продвинулся. Вчера я записал все события девяносто восьмого года, закончив вторую тетрадь. В школе все как-то успокоилось. Незаметно для себя я выбился в лидеры класса, оттеснив Валерку Дегтярева. Мне это было не нужно, но не спорить же с классом, тем более что это лидерство проявлялось только в отношении одноклассников и никаких видимых преимуществ не давало. Я по-прежнему на большинстве уроков планировал свои вечерние записи и приносил домой в дневнике пятерки, радуя родителей. Были и четверки, но редко. Девчонки вроде угомонились, а Люся с Леной дружили, как прежде.
Сегодня было воскресенье, и на завтрак собралась вся семья. Обычно у нас во время еды было не принято разговаривать за столом, но по воскресеньям это правило частенько нарушалось.
- Мне Нина рассказала анекдот, - сказала мне мама. - Смешной. Самое интересное, что ей анекдот рассказал сын, который услышал его от тебя.
- Он всей школе анекдоты рассказывает, - выдала меня Танька. - Говорят, даже Новикову рассказал.
- Ты рассказал директору анекдот? - не поверила мама.
- А что, директор уже не человек? - прожевав макароны по-флотски, ответил я. - Подвалил ко мне в вестибюле и спрашивает, правда ли то, что я рассказываю в школе анекдоты. Я их к тому времени уже мало рассказывал, но не врать же? Потом спросил, приличные или нет и попросил рассказать один. Ну я ему и рассказал.
- И что? - заинтересовалась мама.
- Посмеялся и пошел в учительскую, наверное, рассказывать учителям. Как раз была большая перемена.
- А нам расскажешь? - спросил отец. - Говорят, смех продлевает жизнь.
- Да, пожалуйста, - сказал я. - Слушайте. Сын говорит матери, что больше не пойдет в школу. Она его спрашивает, почему, а он отвечает, мол, ну ее, эту школу. Опять Кузнецов будет бить учебником по голове, Васильев начнет из рогатки целиться, а Воронин будет подножку ставить. Не пойду. А она ему говорит, что ты, сынок, должен идти в школу. Во-первых, ты уже взрослый, сорок лет исполнилось, а во-вторых, ты же директор школы.
- И он смеялся? - спросила мама.
- Вы же смеетесь.
- И где ты их только берешь! - сказала сестра. - Наши мальчишки из него этих анекдотов десятка три вытянули!
- Чаще ходи в библиотеку, - посоветовал я ей. - Там, если хорошо покопаться, еще и не то найдешь.
- И все приличное? - спросил отец.
- Неприличного нет, - ответил я. - Есть недетские анекдоты, но я их никому не рассказываю. Ну, например, что мозги и грудь у женщины напоминает сообщающиеся сосуды. Чем больше одно, тем меньше другое.
- Глупый анекдот, - обиделась мать, у которой груди были приличных размеров. - Лучше бы тебе вообще это прекратить.
- Я его сам умным не считаю, - успокоил я ее. - И вообще я сейчас рассказываю анекдоты очень редко.
- А что ты все пишешь по вечерам? - спросила мама. - То никогда от нас никаких секретов не было, а теперь появились!
- Рассказы я пишу в жанре фантастики, - соврал я. - Но пока получается плохо. Как только из-под моего пера выйдет что-то хорошее, я тебе первой принесу почитать.
- Сильно разбрасываешься, - сказала Таня. - И спорт, и музыка, и петь скоро начнешь, а теперь еще и рассказы. В наш ансамбль записаться не хочешь?
- Мне и вальса хватит, - отказался я. - Где я буду танцевать вашу мазурку?
- А что за мелодию ты наигрывал вчера вечером? - спросила Таня. - Красивая. Я ее раньше не слышала.
- Разучиваю одну песню, чтобы спеть на дне рождения, - ответил я. - Я смогу на него пригласить друзей?
Мои дни рождения в обязательном порядке отмечались каждый год. Сначала садились за стол семьей, потом мы с сестрой уходили, а родители приглашали Платоновых и продолжали застолье уже сами, поставив на стол бутылку водки. Пили на таких посиделках чисто символически, и бутылки хватало на два-три раза.
- Конечно, пригласи, - согласилась мама. - Можно не только мальчиков.
- В него в классе половина девчонок влюблена, - засмеялась сестра. - Для того такие мышцы и качает. Только влюблены, наверное, не те. То портфели им таскал, а теперь после окончания уроков летят с Сергеем домой.
- Дожди, потому и летим, - сказал я. - Что за радость гулять по такой погоде? Я даже велосипед уже не беру.
- Мы, наверное, через год отсюда уедем, - сказал отец. - Когда я ездил в штаб округа, был разговор о моем переводе в Прибалтику с хорошим повышением в должности. Но подполковника мне уже не дадут, и года через два все равно уберут на пенсию. Так что я, если предложат, буду отказываться. Доработаю здесь сколько получиться, а потом поедем на Дон к старикам.
Я знал, что его демобилизуют в феврале следующего года. В той жизни это у меня вызвало радость, сейчас я ничего, кроме грусти, не испытывал. Не хотелось мне уезжать из этого микрорайона в лесу, но, как и в прошлый раз, от моего желания ничего не зависело. Ладно, до этого еще больше года. Я задумался. Мою ложь насчет написания рассказа следовало чем-нибудь подкрепить. Написать, что ли, что-нибудь из того, что запомнилось особенно хорошо? А что? Мальчишкой я прочел массу рассказов, особенно в журнале "Техника молодежи", но почти все они были, на мой искушенный взгляд, откровенно слабы. И что самое главное, я не знал, когда что написано. При прочтении меня это просто не интересовало. Позже я уже не любил читать рассказы, предпочитая большие по объему произведения. А перестроечная литература вообще не годилась. Попробуй, например, принести в любую редакцию что-нибудь вроде "Фугу в мундире". Разврат и махровая антисоветчина! Отец мигом вылетит из армии, а на то, что сделают со мной, у меня просто не хватало фантазии. Отца и так чуть не выперли из армии, когда он после поездки на Украину высказался о сельскохозяйственной реформе Хрущева. О его словах стало известно нашему особисту - пьянице и большой сволочи. Завели дело, и отца спасла только отставка Хрущева, которому в вину вменили как раз его реформы. Мне вообще претило выдавать чьи-то произведения за свои, по-моему, это ничуть не отличалось от обыкновенной кражи. Но потом я все-таки решил, что ради спасения мира можно немного поступиться принципами. И, потом, если у меня все получится, реальность должна будет измениться, как и жизни миллионов людей, причем в первую очередь именно в нашей стране. Если даже все писатели моей реальности останутся писателями и здесь, напишут они, скорее всего, совсем другие книги. Я решил не связываться с рассказами, а позаимствовать у Головачова небольшую повесть "Хроновыверт". Там один из главных героев как раз мальчишка, и нет антисоветчины, так что в редакции должны съесть. Помнил я ее не дословно, а процентов на девяносто. Ничего, дописать самому будет несложно. И совесть немного успокою: все-таки внес хоть какой-то труд. Решив, что запись по моему плану может подождать, я достал последнюю чистую тетрадку и начал быстро заполнять ее текстом, ненадолго задумываясь в тех местах, где что-то забылось. На улице опять пошел дождь, так что никуда идти не хотелось и можно было работать до вечера. Вообще-то, я любил ходить в дождь по лесу, надев старую плащ-палатку. Но это летом, а не сейчас, когда уже сильно похолодало. В повести было страниц пятьдесят, и я надеялся закончить ее за неделю без ущерба для остальных занятий. А на тетрадь для своих записей сегодня же попрошу деньги и завтра после школы куплю.
В понедельник на большой перемене часть школьников разбрелась по коридорам, остальные остались в своих классах. Дождя не было, но не было и желающих переобуваться и брать пальто из гардероба. Все уличные прогулки на переменах закончились до мая. Я тоже вышел в коридор, подошел к стоявшим особняком Люсе с Леной и пригласил их на день рождения.
- А кто еще будет? - спросила Лена.
- Из девочек думаю пригласить Иру со Светой, а из ребят только Сергея с Игорем.
- Мы придем, - кивнула Люся. - Когда день рождения?
- Еще не скоро, - ответил я, уточнил дату и вернулся в класс, где за своей партой сидела Зимина.
- Света, - обратился я к ней. - Приглашаю на день рождения. Еще больше месяца, но я решил сказать заранее.
К моему удивлению, она отрицательно покачала головой.
- Я бы хотела прийти, но не приду. Ты ведь приглашаешь не из-за того, что действительно хочешь меня видеть на своем празднике. Не беспокойся, я не обижусь.
Я хотел посмотреть ей в глаза, но девочка успела отвернуться, а я вернулся и сел за свою парту. Я действительно не горел желанием ее приглашать, но как она об этом догадалась? Почему-то сразу испортилось настроение. Вот надо было мне к ней подходить? Решил сделать как лучше, а только расстроил и ее, и себя. Лучше нам с ней вообще не общаться. Я попытался остаток перемены заняться медитацией, чтобы успокоить нервы, но из коридора в класс вернулись почти все мальчишки, и сразу стало шумно. После уроков я сбегал в магазин за тетрадкой и купил заодно чернила. Прибежав домой, немного пописал повесть, потом сделал перерыв и выполнил асаны, после чего занялся мордобоем. Я разучивал всего три простые связки блок-удар и пару ударов ногами. Неправы те, кто говорят, что от занятий без спарринга нет никакой пользы. Надо быть идиотом, чтобы отрицать пользу учебных схваток с партнером, но без нее нельзя обойтись тогда, когда вы ведете бой с профессионально подготовленным противником. В большинстве драк все решает один единственный пропущенный удар. Поэтому я и поставил своей задачей отбить удар, нанесенный по любому уровню и тут же самому ударить противника. Не получится отбиться, придется положиться на ноги. Зря я их, что ли, тренирую? Первые же упражнения показали, что у меня недостаточно растянуты связки. Выполнить удары с нужной скоростью не получалось, а после их выполнения начали болеть руки. Решив, что на сегодня достаточно, я занялся писательским трудом, пока мама не позвала на ужин. После ужина почти час описывал девяносто девятый год, закончив его записью об уходе в отставку Ельцина. Пальцы правой руки уже почти не уставали, и на них начали образовываться мозоли.
Я не уложился в неделю, мне их понадобилось две, причем пришлось покупать еще две общие тетради. Я пронумеровал исписанные тетради и отдал их маме.
- Старался писать разборчиво, - сказал я ей. - И прямую речь оформлял так, как в книгах, чтобы удобней было читать. Отдаю на твой суд.
Маме понадобилось чуть больше трех часов, чтобы прочитать сто сорок тетрадных страниц, после чего она, вся заплаканная, обняла меня и сказала, что ничего лучше в своей жизни не читала.
- Если не напечатать это, - говорила она, бережно держа в руках тетради. - То что тогда вообще печатать? Только я там многих слов не поняла.
- Я же давал объяснения в сносках, - удивился я. - Покажи хоть одно непонятное слово.
- Вот! - она перевернула несколько страниц. - Субквантовый уровень. А в сноске у тебя написано, что это уровень ниже мира элементарных частиц. А я и частиц-то тех уже не помню.
- Вредно читать одни детективы, - сказал я. - Ты когда-нибудь читала фантастику?
- Что-то было в университете, но уже не помню. И одну вещь Беляева прочитала, когда нечего было читать. Про отрезанные головы.
- Ладно, - обнял я ее. - Не бери в голову. Если рукопись заинтересует издательство, они по ней еще пройдутся с ручкой. Что не нужно - уберут, что неясно - дополнят.
Вторым читателем был отец. Несмотря на головную боль, он осилил мое произведение за один вечер и забрал его утром на работу.
- Отдам его в штабе нашей машинистке, - сказал он мне. - Она в свободное время отпечатает. Так будет гораздо лучше читать, чем разбирать, что ты там написал.
Через три дня он принес домой две не очень толстые стопки листов.
- Сначала прочитала сама, а потом все распечатала под копирку, - сказал он. - Завтра четверг, пусть мама съездит в Минск и попробует это куда-нибудь пристроить.
Первая поездка окончилась неудачно. Мама нашла редакцию издательства "Беларусь", но ей сказали, что в ближайшее время по плану никакой фантастики печататься не будет и посоветовали обратиться в отделение издательства "Молодая гвардия".
- У них есть серия "Научная фантастика и приключения", так что там у вас рукопись скорее возьмут, - сказал ей один из сотрудников. - Они и сборники печатают, а у вас, я смотрю, рукопись на полноценную книгу не набирается. Мой вам совет, если с ними ничего не получится, отдайте в редакцию любого журнала, где печатают фантастику. Если вещь стоящая, они возьмут. В деньгах, может быть, проиграете, но на вашем счету будет публикация, а иные журналы читает гораздо больше людей, чем прочтет изданную книгу.
Нужное издательство находилось недалеко, не пришлось даже пользоваться транспортом. Но четверг у них оказался неприемным днем.
- Отправьте по почте, - посоветовал ей вахтер. - А хотите отдать лично, приезжайте завтра.
Мама поехала на следующий день, выстояла небольшую очередь и отдала один отпечатанный экземпляр, положив рядом и общие тетради.
- Сын проверил текст на листах и не нашел ошибок, - сказала она редактору. - Но, может быть, возьмете и рукописный текст?
- При чем здесь сын? - не понял редактор. - Это не ваша вещь?
- Повесть написал мой сын! - сказала она. - Он учится, поэтому ее вам привезла я. Честно скажу, что не люблю фантастику, но его книгу прочла с интересом. И вовсе не из-за того, что писал сын. Эту вещь уже прочитали несколько человек, и всем понравилось. Не понравится вам, я ее повезу другим.
- Оставьте ваш адрес, - сказал редактор. - В месячный срок мы вас уведомим о результатах.
Это было шестого ноября, а двенадцатого пришло письмо из издательства, где сообщалось, что рукопись они берут, опубликуют в ближайшее время в составе сборника, а нам нужно подъехать в редакцию для оформления договора. Там же сообщалось, что оплата рукописи в пять авторских листов составит ориентировочно семьсот пятьдесят рублей.
- Ты ее сколько писал? - спросил удивленный отец. - Две недели? За две недели почти четыре моих зарплаты!
- Я ее две недели переписывал начисто, - сказал я ему. - А придумывал больше двух месяцев.
Хоть семья из-за моей писанины получала большие деньги, я видел, что отец ушел на службу расстроенный. Я его понимал. Когда сам тяжелым трудом зарабатываешь небольшую, в общем-то, зарплату и видишь, что кто-то другой гребет деньги лопатой, это огорчает. То, что этот кто-то его сын, большой роли не играло. Не скажешь же, что это чужая книга, что писалась она дольше, а писателю тоже нужно на что-то жить. И сюжеты ему на голову с дерева не падают, их еще нужно придумать. Впрочем, вечером он уже был прежним, шутил и прикидывал, что бы мне купить на день рождения.
Как я потом корил себя за то, что вовремя не предупредил мать не распускать язык при подругах о моем писательстве! Когда я узнал, что она им все рассказала, встал раньше и смог перехватить Игоря и договориться, что он будет нем как рыба. Толку-то! Все всем раззвонил Витька Платонов. Я попросил сестру с ним поговорить, но она опоздала. Кто-то из десятиклассников успел спросить у Валерки Дегтярева, что он знает о моих книгах, поэтому первое, что я услышал, зайдя в класс, был радостный вопль Ромки: - Писатель пришел!
- Вам что, больше нечем заняться? - недовольно спросил я обступивших меня одноклассников. - Ребята, будьте людьми! Вы же видите, что я не хочу об этом говорить!
- Книгу дашь почитать? - спросил Валерка.
- Когда она у меня будет, тогда дам, - пообещал я. - Черновик никому показывать не буду, издательство еще может в нем что-то поменять.
- Так это что, правда? - удивилась Лена.
- По-моему, я еще никому в этом учебном году пока не соврал, - ответил я ей. - А про книгу не хотел говорить. Давайте рассаживайтесь по местам, нечего вокруг меня толпиться!
Прозвенел звонок, и все нехотя разошлись по партам. Как назло, первым уроком была литература. Я знал, что меня кто-нибудь заложит Зинаиде. Так и вышло.
- Что у тебя, Смирнова? - спросила классная, увидев поднятую руку.
- Зинаида Александровна! Ищенко написал книгу, которую будут печатать!
- Что, правда? - вопросительно посмотрела на меня Зинаида.
- Повесть включена в состав сборника, - недовольно ответил я. - Должны выпустить зимой.
- А что ты тогда такой мрачный?
- Для равновесия! - буркнул я. - Вокруг меня слишком много веселых. Я об этой книге в школе никому не болтал!
- И о чем книга?
- Фантастика, - ответил я. - Самый несерьезный жанр. Его даже в школе не изучают.
- Пока не изучают, - сказала классная, поразив меня до глубины души. - Надеюсь, когда книга выйдет, ты ее принесешь в класс, и мы прочитаем. Объем большой?
- Нет, - ответил я. - Всего пятьдесят страниц. Я ее не очень долго писал.
- Тем более, - кивнула она. - Так, тишина! Продолжаем урок.
Сколько раз я читал, что известность мешает жить знаменитостям, причем не только за бугром с его папарацци и наглой прессой. На излишнее внимание жаловались даже наши актеры в советское время. Я такое назойливое внимание к своей персоне в полной мере испытал в тот день. Я выдержал, хотя к концу дня был близок к тому, чтобы пойти к директору и отпроситься с уроков. Я знаю, он бы меня отпустил. Я выдержал, а на другой день было уже легче. И внимания немного меньше, и я к нему уже как-то притерпелся. Несколько раз я ловил на себе полные недоумения взгляды Лены. Казалось, она во мне что-то ищет и не находит. Я обратил внимание, что в последнее время стал относиться к своей соседке по парте гораздо спокойнее. И слава богу! Видно же, что я ей не интересен. Наверное, мучается вопросом, что со мной произошло. Ну и ладно. Когда сестра говорила родителям, что в меня влюблена половина девчонок, она сильно преувеличила. Света меня откровенно избегала, а Люся вела себя со мной, как и со всеми остальными. Но появились другие претендентки на мое внимание, причем целых пять. Я старался держать их на расстоянии и при этом никого не обидеть. Пока это удавалось.
На день рождения отец с матерью подарили мне часы "Победа" с поздравительной гравировкой на корпусе. Это было во вторник. Я заранее подал им хорошую мысль - отметить мой день рождения в выходной, поэтому вечером мы посидели семейно, а друзей я позвал к двум в воскресенье. В пятницу отец по делам службы уехал в Минск и смог выкроить время пробежаться по магазинам, причем деньги особо не экономил, поэтому стол у меня по тем временам был богатый. Родители все сделали и ушли отсиживаться на второй этаж к Платоновым. Таня чмокнула меня в щеку и тоже исчезла, а я, одетый в недавно купленный костюм, сел на тахту и стал ждать гостей.
Первой пришла Люся.
- Здравствуй! - сказала она, переступив порог. - Поздравляю!
Я взял у нее из рук сверток с подарком и помог снять пальто, чем изрядно удивил. Под пальто оказалось платье из синей шерсти, которое я на ней еще не видел. Оно было прекрасно пошито и выгодно подчеркивало достоинства фигуры. Хоть Люся была младше меня месяца на четыре, она уже начала округляться в нужных местах. Для взрослого парня она продолжала оставаться девчонкой, но меня равнодушным не оставила.
- Прекрасно выглядишь, - подарил я ей стандартный для моего времени комплимент, заставив смутиться.
- Садись на тахту, - сказал я, тоже садясь. - А почему ты без Лены? Она что, не придет?
- Она думала, - замялась Люся. - Но в последний момент...
- Передумала, - закончил я фразу. - Причина, случайно, не во мне?
- Во мне, - сказала девочка, заливаясь румянцем. - Она сказала, что не хочет мне мешать, а ты... в общем, ты ей не нужен. Извини.
- За что ты извиняешься? - спросил я. - Все, что ты мне сказала, я знал и так. Значит, не судьба. Я ведь тоже в последнее время изменил к ней отношение. Бог с ней и ее восьмиклассником. Наверное, будь мы все постарше, это воспринималось бы больнее, сейчас мы еще только входим в такой возраст.
- Я уже вошла, - сказала она, поднимая на меня глаза. - Я ведь раньше на тебя никакого внимания не обращала. Ну симпатичный, но еще совсем...
- Пацан пацаном, - закончил я за нее. - Вы, как говорят, развиваетесь раньше нас, а я был оболтусом. Да и остальные наши мальчишки не намного лучше. Смирновой, например, это до лампочки, а вам с Ленкой уже нет.
- До какой лампочки? - не поняла она.
- Так говорят, когда хотят подчеркнуть, что что-то неважно. Не обращай внимания. Люся, мы через год отсюда уедем. Ты же умная, часто дружба в нашем возрасте выливается во что-то серьезное?
- Может быть, и не часто! - упрямо сказала она, вздернув подбородок. - Все зависит от самих людей и силы их чувств. Через год нам всем будет пятнадцать. Что такое три года? А потом я могу к тебе приехать, только позови! Раскрасневшаяся, взволнованная девчонка похорошела, в ее глазах была надежда, и я подумал, почему бы и нет? Я любил свою жену и прожили мы с ней хорошо, но повторять жизнь не собирался, по крайней мере, пока.
- Давай дружить, - согласился я, - а там посмотрим, что из нашей дружбы получится. Сходи в ванную комнату, умойся. А то сейчас придут ребята, а ты такая красная, как будто мы здесь целовались.
- А ты можешь меня поцеловать? - спросила она, поднявшись с тахты.
Вот убейте меня, но в этом вопросе ничего, кроме любопытства, не прозвучало. И это Люська! Точно от любви даже у самых умных девчонок мозги запекаются.
- Как-нибудь потом, - неопределенно пообещал я. - Живо брысь в ванну! Ты Игоря не знаешь? Сергей, даже если что увидит, будет молчать, а этот разболтает даже то, чего не было. Не сразу, так со временем.
Только она ушла в ванную комнату, во входную дверь постучали. Пришли Сергей с Игорем. Оба жили в соседнем с нами подъезде третьего дома, поэтому прибежали без пальто.
- Сейчас Люся помоет руки, - сказал я им, принимая подарки, - потом идите мыть вы. Если руки чистые, садитесь сразу за стол. Подождем еще немного Иру и начнем. Остальные приглашенные прийти не пожелали.
- Им же хуже! - сказал Игорь, посмотрев на стол. - Здорово тебе все приготовили.
Только мы все расселись за столом, пришла Ира. Она меня поздравила, с моей помощью сняла пальто и пошла мыть руки.
- Больше никого не будет, - сказал я, когда она зашла в комнату. - Садись, и давайте начинать.
Нас было мало, а ребята еще и переели всяких вкусностей, так что мой праздник прошел скучновато. С час ели, потом включили проигрыватель, немного сдвинули стол и потанцевали. Игорь без особого удовольствия танцевал с Ирой, которая была одного с ним роста, я все время приглашал Люсю, а Сергей поставил стул возле комбайна и менял для нас пластинки. Все было не так, как я рассчитывал, поэтому за гитарой я не ходил и разученной песни не спел. Когда мне надоело танцевать, посидели на тахте, и я рассказал несколько анекдотов. На этом все и закончилось. Ребята попрощались и убежали домой, а я позвонил Платоновым и попросил передать родителям, что мы уже закончили и уходим. Мы втроем оделись, и я пошел провожать девочек до дома. Сначала проводили Иру, а потом я повел свою новую подругу к дому, который часто мне снился когда-то очень давно. Правда, снилась мне совсем другая девочка. Почему в жизни все так глупо устроено? Вот идет рядом со мной девчонка, которой я не безразличен. Не красавица, но симпатичная и очень умная, а меня это почти не волнует. И дело не в возрасте: во времена моей старости такие уже вовсю крутили любовь и открыто жили с парнями по большей части на год-два старше себя. Я такого не одобрял раньше, и сейчас не собирался идти дальше поцелуя в щечку. Всему свое время. Жаль, что не пришла Лена, но с этим ничего не поделаешь. Что мне для ее симпатии еще осталось сделать, в космос слетать? Значит, этот парень из восьмого класса ее сильно зацепил. Я знал, что ее отца переведут в Томск через год после нашего отъезда. Наверное, она тоже будет страдать и писать письма. Боль не становится меньше, если болящий молод. Конечно, через это проходят многие, я сам когда-то прошел и не умер, но что-то в сердце осталось на всю жизнь. Оно не мешало мне жить тогда, мешало теперь. Советы и доводы разума в таких случаях не помогают. Много вам поможет совет, если у вас разболелся зуб? Но в случае с зубом можно пересилить страх и сходить к стоматологу. В любви, даже несчастной, никто не хочет расстаться с болью. Я в этот вечер захотел. Хотеть - значит мочь. Кто это сказал первым? Я покопался в памяти и не нашел ответа.
- Ты меня поцелуешь? - спросила Люся, когда я ее довел до подъезда.
Вот неугомонная! Я взял ее за плечи, притянул к себе и, игнорируя подставленные губы, поцеловал в щеку.