На меня выплеснули два ведра ледяной воды. В сознание пытаются привести. Пришлось слабо застонать, показывая, что я начинаю приходить в себя. Интересно, когда им надоест? Уже вторые сутки доблестные немецкие контрразведчики выбивали из меня интересующую их информацию, но я пока молчал. Молчал, как белорусский партизан.

– Вставай, русская свинья!!! – потребовал всё тот же полковник. Бедолага, он уже вторые сутки не спал. Расколоть меня – это шанс! Шанс вознестись к облакам!!! Ведь поймать, да ещё и разговорить командира «Урала» – это невероятная удача, которая не снилась даже америкосам.

Командиром разведовательно-диверсионной группы «Урал» я стал почти два года назад. Через три месяца после начала Третьей мировой. Войны, идущей по сценарию Второй мировой. Так же, как наши предки, мы освободили свои земли и теперь пошли зачищать старушку Европу. Моя группа была необычной, притом – со всех точек зрения. Даже с таких точек, что не приснятся ни в каком кошмарном сне. Во-первых, мы все, кроме Борьки Зеймовича, закончили одну спецшколу «Валгалла». Во-вторых, из профессиональных военных в моей группе был ровно один человек – старший прапорщик Микола Ничипоренко. В-третьих, нашими прямыми командирами были два садиста первой гильдии, инвалиды головного мозга с рождения, монстры, которых боялись все, от рядовых до генералов: генерал-майор Ивлев, он же Барон, и полковник Зимин, он же Святогор.

– Вставай! – На меня вылили ещё одно ведро воды. Нервничает господин полковник. Торопится. Понимает, что скоро сюда набегут начальники, и его шанс улетучится.

– Саня, начинай медленно вставать, – скомандовал мне Полоз. – Пытать тебя он больше не будет. Не успеет. Наша цель уже приехала к бункеру.

– Парни на позициях? – поинтересовался я.

– Все как один, – подтвердил он. – Ждут твоего выхода.

Полоз. Он же «захребетник», он же – языческий дух, поселившийся в моём теле после одного весьма необычного рейда. Барон отправил мою группу проверить и зачистить развалины старого замка. Кто же знал, что этот замок когда-то давно принадлежал Владу Дракуле, и что америкосы именно в тот момент пытались этого самого Дракулу воскресить? Ну и вляпались мы… по самое не балуй. И порвали бы нас вампиры с оборотнями, кабы не герои сказок, живущие параллельной с нами жизнью и воюющие с давних пор. К счастью для нас, объединенная группировка языческой нечисти в тот же самый момент прибыла в тот же замок, чтобы оторвать голову Дракуле и компании, чем и спасла наши жизни. И не просто спасла, а подселила в тела четырех обормотов древних языческих духов. Я был одним из четверки. Мне достался Полоз (или я ему достался). В общем, здоровенная змеюка поселилась в моём теле, сделав меня сильнее, быстрее, выносливее, чем обычный человек. Именно языческие духи помогли нам выстоять в битве с кровососами, но навсегда привязали нас к себе.

Я ещё раз простонал и попытался подняться, опершись на руки. Видимо, делал я это слишком медленно, потому что два надзирателя подхватили меня, протащили до стула и усадили.

– Майор, ты меня слышишь? – Полковник Бергер схватил меня за волосы, и резко дернул вверх.

– Да, – прошамкал я разбитыми губами. Товарищи «фашисты» были старательными ребятами. И лупили меня гораздо качественнее отечественных палачей. После того как благодаря завистникам Барона мы выжили в битве с вампирами, вся группа загремела под следствие. Обвинили в невыполнении приказа и в трусости. Но Барон был очень не прост. Пока нас месили дознаватели, он провернул хитрую комбинацию, благодаря которой мы были полностью оправданы. В процессе «оправдания» выяснилось, что и наш Барон, и наш Зимин уже очень давно знают про существование языческих воинов. Более того, и тот и другой сами имеют «захребетников» очень высокого уровня.

– Так вот, майор, – удерживая меня за волосы, зашептал Бергер. – Даю тебе последний шанс. Через пятнадцать минут сюда прибудет генерал Штольценберг, и тогда тобой займется совсем другая служба. Тебе, упрямцу, что-нибудь говорит название «Аненербе»?

– Нет, – прошептал я.

– Плохо, – усмехнулся полковник. – А такая «фирма», как гестапо?

– Да.

– Это замечательно, что в школе ты хорошо учился. Так вот, ведомство Штольценберга – это современный аналог гестапо. После того как ты попадешь в их руки, наши парни тебе покажутся мелкими проказниками, а наша контора – курортом.

– Воды дай, – начал я тянуть время.

Он не спеша наполнил пластиковый стакан. Трясущимися руками я поднес воду к разбитым и опухшим губам. Кое-как выпил, расплескав половину.

– Ещё.

Полковник взял у меня стакан и, смяв его в руке, сообщил:

– Вода будет, если ты начнёшь хоть что-то говорить!

– Что именно? – Мне пришлось придать голосу максимально возможную замученность.

– Господи, – взвыл Бергер, – ну почему вы, русские, такие тупые?! Тебя, идиота, уже два дня бьют, задавая один и тот же вопрос: какова цель операции твоей группы?!

Я откашлялся, сел более прямо и ответил:

– Слушай сюда, фашист. Сейчас ты дашь мне попить, а когда придет твой «Шпицберген», я сам решу – кому из вас отдать свою невинность.

– Что отдать? – не понял он.

– С кем из вас сотрудничать, олух.

Бергер несильно зарядил мне по ребрам, но взял новый стакан и наполнил его водой.

– На, подавись.

Со вторым стаканом дело пошло намного лучше.

– И закурить, – потребовал я.

Немец прищурился, сплюнул и швырнул мне пачку. Руки были в наручниках, поэтому пачку пришлось поднимать с пола. Бергер дал мне прикурить и отобрал сигареты. Я затянулся и сразу же закашлялся. Докурить успел только до половины, когда дверь в камеру распахнулась, и вошёл Он…

* * *

– Майор, слышишь меня? Майор – это я. Нас всех повысили в звании и нацепили по ведру медалей.

– Майор, ты оглох? – продолжал шептать подполковник Карачев. Как же он меня достал за эти сутки!!! Подполковник был командиром штурмовиков ВДВ, которых нам придали (или – им нас придали) вместо морпехов Комарницкого. Барина и его янычар перекинули к морю, в естественную среду обитания, перекинули вместе с попами. А место морпехов заняли доблестные десантники, от поведения которых вне поля боя даже у меня волосы вставали дыбом.

– Майор, твою мать!

– Чего тебе, занудливый друг мой? – не выдержал я.

– А нас точно не заметят?

– Карачев, мама твоя лошадь, – зло зашептал Марся, точнее майор Сунгатов. Медалей Марсе насыпали только половину ведра, но вместо ожидаемого очередного капитана дали внеочередного майора.

– Ещё раз ты подашь голос, – продолжал Марся, – я тебя сам тут закопаю. Задрал уже. Целые сутки ноет. Захлопни пасть, я сказал!

Карачев, насупившись, заткнулся. Обиду подполковника можно было понять: ему приходилось подчиняться мабутяя, салагам и пиджакам. В переводе на нормальный язык это означало, что он – кадровый офицер воздушно-десантных войск, должен был выполнять приказы мобилизованных по случаю войны, не имеющих классического военного образования офицерам-пехотинцам, которые были младше его и по возрасту, и по званию.

– Саня, всё готово, парни на позициях.

– Выдвигаемся. Карачев, ещё раз повторяю: прикинулись ветошью и не отсвечиваете. Если вас заметят – раскатают, как Бог черепаху.

– А вас? – уточнил он.

– А нас не заметят. Вы вступаете в игру только в том случае, если за нами будет хвост. Всё понятно?

– Понятно, понятно, – вяло протянул он.

– Саня, – сплюнул Марся в сторону десантников, – спалимся мы с этими помощничками.

– Не каркай. Пошли.

В чем-то Марсель был прав. Подготовка у десантуры была отвратительная. Из всего штурмового батальона только у старших офицеров был настоящий боевой опыт, про рядовой состав можно было с грустью промолчать: из пятисот рыл личного состава лишь пятнадцать процентов были обстреляны. Остальных пригнали из учебок.

– Чего «не каркай»? – продолжал ворчать Марся. – Они же только в тылу герои. Береты на затылок, тельняшки наружу, лопатки вывернули и пошли. Штурмовики, мать их. По сравнению с парнями Комарницкого эти воины – детский сад, младшая ясельная группа с отставанием в умственном развитии. Ох, Барин, много бы я отдал, чтобы тебя вернули!

– Слушай, заканчивай ты гундеть. Офицеры же у них более-менее.

– Более-менее, – передразнил меня он, – бычьё самодовольное. Ни хрена не умеют, а форсу как у комиссарши.

– Ты Булгакова недавно читал? – Я был поражен литературными познаниями друга.

– Смотрел. У Зямы на компе «Собачье сердце» записано.

Около минуты он шел молча, а потом его снова прорвало:

– Ты вспомни про тех майоров. Майоров, Санек! Они же профессионалы!! А мы их, как детей…

А мы их, действительно, как детей…

* * *

Три недели. Всего три недели дал нам Барон на реабилитацию после «следствия». Я, Марся, Ильдар и Олег оклемались за неделю. У меня даже выбитые зубы выросли, чему я был несказанно удивлен. Олег вообще за три дня восстановился. Точнее, его Яга поставила на ноги. А вот другим парням было сложнее. Ильдар в кротчайшие сроки вылечил Зяму, и они вдвоем занялись остальными. При этом Зяма врачевал в рамках классической медицины, а Ильдара «попёрло» в народную. Он лечил травами. На мой вопрос об источнике его неожиданно появившихся знаний он ответил кратко: Волк.

Симбиоз «классики» и «трав» дал великолепный эффект: через три недели мы уже не походили на филиал дома инвалидов и начали восстанавливать боевые навыки. Микола гонял нас круглые сутки. В «Валгалле» так не муштровали. Когда наши показатели начали соответствовать «доследственным», Зимин привез нас в прифронтовую полосу знакомиться с сослуживцами. Именно тогда мы с грустью узнали, что вместо угрюмых и молчаливых морпехов нам достались весёлые десантники. В штаб он взял только меня и Марсю.

– Господа офицеры! – поприветствовал Зимин командный состав десантников, входя в кабинет командира батальона. – Прошу знакомиться: командир специального подразделения «Урал» майор Трофимов и его заместитель майор Сунгатов.

Как и положено по уставу, мы отдали честь и уселись на отведенные нам места. Офицеры, судя по их количеству, были не все. Командиром десантников являлся полковник Ложкин. Как потом выяснилось, мужиком он был грамотным, воевавшим всю жизнь, с небольшими перерывами на лечение. Заместителем по боевой у Ложкина числился огромный, чуть меньше Зимина, майор Донских, а лучшим другом Донских был майор Чагадаев, возглавлявший их разведку. Именно эти два офицера на протяжении последующих двух недель старательно отравляли нам жизнь. Среди присутствующих офицеров мы заострили свое внимание ещё на двух персонажах. Первый – подполковник Карачев, который, как позже выяснилось, был патологическим трусом, боявшимся самостоятельно принимать любые решения. И второй, к нашему удивлению – православный священник отец Сергий. Сергий занимал пост офицера-воспитателя, до посвящения в сан он был десантником, капитаном, а несколько наградных планок на его рясе говорили о его немалом боевом опыте.

– Господа офицеры, – продолжил Зимин, – с сегодняшнего дня группа «Урал» будет расквартирована в вашем расположении. У них есть две недели на приведение себя в форму после вынужденного отпуска.

После упоминания о «вынужденном отпуске» Зимин грустно хмыкнул, а Ложкин понимающе кивнул головой.

– Поэтому прошу оказывать им всяческое содействие. К прибытию групп «Закат» и «Север» «уральцы» должны полностью восстановиться.

Услышав о скором прибытии Коваля и Загребина, командира «северян», мы с Марсей весело переглянулись.

– Товарищи майоры, – обратился к нам Ложкин, – для решения возникающих вопросов обращайтесь к подполковнику Карачеву, а в случае его отсутствия – к майорам Донских и Чагадаеву.

Ещё десять минут ушло на согласование всяких мелочей, после чего мы покинули штаб.

– А как называется эта деревня? – поинтересовался Марся у Зимина.

– Это не деревня.

– А что это?

– Это пригород Брегенца.

– И нам сразу стало всё понятно, – протянул Марся.

– Ох, бестолочи, – вздохнул Зимин, – Брегенц – это столица федеральной земли Форарльберг. Не запоминайте это слово, а то мозги от перегрузки зависнут. Главное, запомните, что до границы с Германией всего пять километров!

– Мы счастливы!

– Заткнись, Марсель. Собирайте своих, и пошли, покажу, где вы будете обитать.

Через десять минут мы были на месте. Местечко оказалось очень живописным. Главной достопримечательностью было распложенное рядом кладбище. Мы удивленно уставились на Зимина. Он, заметив наши недоуменные взгляды, пояснил:

– Место на самом деле очень удобное.

– Так мы видим, – поддержал я Петровича. – Кладбище – это намек или оно нам для успокоения нервной системы?

– Сашок, вот только не говори, что оно вас как-то будет напрягать.

– Петрович, до знакомства с Дракулой и его компанией мы бы и внимания на него не обратили, а сейчас как-то неуютно.

– Это мягко сказано, – поддержал меня Ильдар.

– Расслабьтесь, парни. Это еврейское кладбище.

– Час от часу не легче! – моментально отреагировал Зяма. – Петрович, они же меня ночным сторожем назначат. Вечным. Заставят присматривать за земляками.

– Зяма, ты стал антисемитом? – притворно удивился Зимин.

– Нет, – настороженно ответил Борька.

– Тогда чего ты тут верещишь, как ограбленный еврей?! Посторожишь, не развалишься!!!

Мы вяло улыбнулись.

– Парни, расслабьтесь. Кладбище спокойное. Нет там ничего. Я проверил.

– Ну-ну, – буркнул Марся, – замок тоже был спокойным…

– Разговорчики! – прикрикнул Петрович. – Так, барахло разложите чуть позже, а пока проведём небольшую политинформацию. Итак, господа разведчики, пока вы балдели в госпитале и щупали прыщавых медсестер за целлюлитные окорока, все остальные воевали. В итоге часть Западной Европы уже зачищена, мы находимся в Австрии, а перед нами – Германия, мать её. Опять.

– Добьём фашистскую гадину в её логове Берлине!!! – торжественным тоном возвестил Мамелюк.

– Враг будет разбит!!! Победа будет за нами!!! – поддержал его Зимин. – Далее. Неделю назад китайцы полностью оккупировали Японию и окончательно закрепились на Тихом океане.

– А америкосы чего? – поинтересовался Олег.

– В панике твои америкосы. Про их активность в Евразии можно забыть. Кроме того, китайцы начали переброску сил на пакистано-индийскую границу, так что Пакистан и Афганистан можно вычеркнуть. Основная цель косоглазых – это Турция и Греция.

– А Ирак? – спросил я.

– Его тоже можешь вычеркнуть. Америкосы уже выводят оттуда свои войска. Захват Японии совпал с выходом наших войск на границы Германии и Италии. Швейцарцы, как всегда, в нейтралитете, так что и до Франции недалеко. Соответственно, немчуре и макаронникам ни разу не интересно, чтобы наша солдатня топтала их посевы, пила их вино и насиловала их женщин, поэтому они выступили с инициативой о мирных переговорах. Вашингтон и Лондон, естественно, против, но к их мнению уже никто не прислушивается.

– А насчет «насиловать их женщин», особенно немок, можно поподробнее? – нехорошим тоном попросил Борька.

– Зяма, ты жаждешь мести? Замученные немцами родственники взывают к отмщению?!

– Да положил я на родственников. Я жажду немок!

– Онанизмом перебьешься, – отрезал Петрович. – Согласно приказу Ставки – за изнасилование сразу ставят к стенке. О чем это я? А, переговоры! Немцы и итальянцы пытаются договориться с нашими, чтобы мы не входили на их территории, а наши требуют у них транзитного прохода войск к Атлантике и Средиземноморью.

– Будем валить англичан? – удивился я.

– Именно, – подтвердил Зимин, – Америка – Китаю, Англия – нам.

– Петрович, – я решил задать очень нехороший вопрос, – а если, к примеру, прилетит «ряктивный самолет» и принесёт «ядрёну бомбу»?

– Не прилетит, успокойся. Все прекрасно понимают, что ядерная война – это полный звиздец всем. Так что и дальше воюем по старинке.

– Успокоил. Теперь самый главный вопрос: для чего Барон собирает в непосредственной близости к границе Германии нас, «Закат» и «Север»? Немчура, когда узнает, если уже не узнала, нагонит в этот район всех спецов, что у них есть.

– Именно! – кивнул Зимин. – Немчура уже узнала и уже перебросила к границе всех, кто был рядом. И этот процесс продолжается.

– Так мы тут для заманухи? – предположил Микола.

– Правильно. Немцы уже ослабили свои позиции, сняв с других фронтов всех приличных спецов. Так что, пока Бундесвер будет ждать ваших подвигов тут, на других направлениях группы вроде ваших будут иметь неоспоримое превосходство.

– Петрович, то есть отпуск продолжается? – с надеждой спросил Марся.

Зимин так выразительно посмотрел на него, что всем сразу стало понятно – бездельничать нам никто не даст.

– Ваша задача – до прибытия «Заката» и «Севера» восстановить форму. Вместе с ними приедет Барон. С его прибытием и начнется основная заварушка. И последнее: воевать вы будете вместе с десантурой. Восемьдесят процентов из них в настоящих боях ни разу не были. Прошу об этом не забывать. Но даже не это самое поганое. Самое поганое – они вас боятся. От рядовых до подполковников. Боятся до дрожи в коленях и массового поноса. Поэтому будут вам гадить. Все. Будут провоцировать всех. Самоутверждаться будут, поэтому терпим до приезда Ивлева.

– Ха, – разочарованно начал Вартанчик, – так с Бароном две группы наших приедут. Тогда не только десантники, всё живое разбежится.

– Ты лично хочешь начистить кому-то рожу? – правильно истолковал слова Вартанчика Зимин.

– Пока нет, но, судя по твоим словам, такое желание очень скоро возникнет.

– Для тебя ещё раз повторю: до приезда Барона придется сдерживать «души прекрасные порывы». Дальше. Сашок, – как-то нехорошо ухмыльнулся Зимин, – ты в детстве учителем не мечтал стать?

– Я только космонавтом мечтал, – с подозрением ответил я.

– Жаль. Твоя мечта могла бы осуществиться.

– Санек, чего-то мне не нравятся его вопросы, – угрюмо бросил многоопытный Марся. – Сейчас какую-нибудь гадость сообщит.

– Ты прав, Пятачок!!! – весело подтвердил Петрович. – В общем, дети мои, Барон повелел вам из состава десантников сформировать группу прикрытия.

– Кого сформировать? – не понял Марся.

– Из кого?! – обалдел я.

– Группу прикрытия. Из местной десантуры, – медленно, как умственно отсталым, пояснил Зимин.

– А на хрена она нам? – вкрадчиво спросил Микола.

– Для идиотов поясню: каждый раз, когда выполнение боевой задачи сопряжено с прорывом линии обороны противника, что, к счастью, бывает нечасто, мы вынуждены просить о подобном одолжении соседей. Об отношении соседей к нашим просьбам я тактично промолчу, а вот о качестве помощи – оговорку сделаю.

Петрович закурил и продолжил:

– Когда проводы или встречу обеспечивают разведчики – всё более-менее гладко. Но, когда нам в помощь отряжают штурмовиков или, не дай бог, обычную солдатню, – тут хоть караул кричи. О том случае, когда встречающая группа мотострелков начала стрелять по Ковалю, и ему пришлось их гасить, помнят все. Так вот, чтобы в дальнейшем вам не пришлось воевать со своими, наш мудрый Барон повелел: отобрать среди десантуры сорок рыл и натаскать их на прикрытие. С руководством этот вопрос согласован. Дело за вами. Вопросы, возражения есть?

– Есть, – подтвердил я. – Обучением неофитов будем заниматься только мы или «северяне» и «закатовцы» нам потом помогут?

– Помогут. Не переживай, – успокоил Зимин. – Ещё что-то, кроме мата и оскорблений вышестоящих командиров, есть? Нет?! Тогда всё. Месса окончена. Одержимые – ко мне, остальные начинают раскладывать шмотки. А Зяма идет прочесывать кладбище…

Одержимые – это я, Марся, Ильдар и Олег. Так нас Микола прозвал, после того как мы рассказали о наших приключениях и показали «татуировки». Прозвище закрепилось. Если честно, поначалу я опасался, что остальные парни по тем или иным причинам отдалятся от нас. Первые же минуты после рассказа показали, что – нет. Все как один возжелали себе такие же «наколки». Особенно желал Зяма. Он очень сильно переживал, что из-за болезни пропустил такое приключение, и всё время требовал от нас наколку «Моше Даяна» во всю грудь и звезду Давида на спину.

– Сашок, ты видел среди офицеров местного попа, – то ли спрашивая, то ли утверждая, начал Зимин.

– Видел.

– Ваша задача: познакомиться с ним как можно ближе.

– Он пьющий?

– Можно сказать, что нет. Кроме того, он очень образованный человек и в меру строгий священник. Фортеля, которые вы откалывали с алкашами Комарницкого, с ним не прокатят.

– Петрович, – поинтересовался Ильдар, – а на кой болт нам сдался этот поп? Грехи наши он всё равно замолить не сумеет.

– Тут не о грехах речь. По данным Барона, а он, как вы знаете, ошибается крайне редко, отец Сергий – экзорцист.

От удивления у нас открылись рты.

– У меня было такое же лицо, когда Барон сообщил об этом.

– Петрович, а он нас кадилом не охреначит, если мы с ним наедине останемся?

– Нет, Сашок. Язычество для него, конечно, ересь, но с ним он бороться не будет. Тем более при попытке вас «атаковать», он погибнет.

– В каком смысле? – очередной раз удивился я.

– В прямом, родной, в прямом. Все подробности сосуществования с вашими «захребетниками» вам разъяснят Барон и Череп, который прибудет с ним.

– «Захребетники» – это наши «звери»? – спросил Марсель.

– Именно, – подтвердил Зимин. – Сейчас я лишь поясню: любой священнослужитель, любой истинной конфессии, который попробует провести какой-либо обряд, направленный на изгнание «захребетника», будет сразу уничтожен вашим «зверьем».

– А…

– Все подробности у Черепа, – не дав мне засыпать его вопросами, обрубил Зимин. – Ещё раз повторю: с десантниками не связываться, форму восстанавливать, с вэдэвэшным попом знакомиться. Меня направляют в Калининград. Приеду вместе с Бароном.

Ночь прошла спокойно. А в пять утра Микола поднял нас на первую пробежку. За дежурных остались Мамелюк, колено которого заживало очень медленно, и Зяма, который это самое колено и лечил. Через час, отмахав заданные Миколой десять километров, мы вернулись в расположение. Где нас ждал сюрприз. Мамелюк, довольный собой и жизнью, развалился в лежаке и курил сигару. Сидевший рядом с ним и также куривший сигару Борька заканчивал перевязку Димкиного колена. Зяма, как ни странно, был при этом в парадном кителе, на котором красовались новые майорские погоны, и в белых подштанниках. Около Зямы стояла пирамида из четырех чужих «калашей». Чужими они были однозначно, потому что мы все ходили с «никоновыми». Не дойдя до сибаритствующей парочки пятнадцати метров, мы увидели и хозяев «калашей». Из-за крайней палатки выбежала нестройная колонна из пяти человек. Четверо были рядовыми, а пятый, возглавлявший колонну, аж в звании младшего лейтенанта. У всех пятерых на правых рукавах присутствовали красные повязки, от чего у меня возникло подозрение о принадлежности «бегунов» к комендантскому патрулю. Помимо красных повязок, у «бегунов» было и ещё кое-что общее: у всех были разбиты рожи. В основном – справа. Колонна добежала до наших дежурных, остановилась и достаточно дружно, вытянувшись по стойке смирно, прогорланила:

– Товарищ майор медицинской службы Российской Федерации, господин кцин бриют нефеш Армии Обороны Израиля, сборная комендантской роты, участвующая в праздничном марафоне, посвященном Красному Кресту, Красному Полумесяцу и Красной Звезде Давида, закончила одиннадцатый круг. Разрешите продолжить движение?!

– Разрешаю, – вальяжно ответил Зяма и выдохнул в сторону бегунов сигарным дымом. «Сборная» продолжила забег. Дождавшись, пока они отбегут подальше, я рявкнул:

– Зяма! Мамелюк!!! Вы чего тут устроили?!

– А, командир, – вальяжно отвечал Борька, – да мы тут местную комендатуру к спорту приобщаем.

– Идиоты!!! Давно под следствием не были?! Мамелюк, у тебя от предыдущего следствия нога не зажила, вторую желаешь подрихтовать?!

– Саша, да не ори ты так. Какое следствие? Мы их так зашугали, что они не только про нас не настучат, но и забудут этот пробег, как кошмарный сон.

Я набрал в грудь воздуха, чтобы рявкнуть на них посильнее, но не успел.

– Зяма, а с каких это пор ты стал психиатром? – с усмешкой спросил Ильдар. – На родной Израильщине ты поменял специализацию?

Вопрос Ильдара задержал воздух в моих легких.

– Нет, не менял, – отвечал Борька, делая затяг сигарой. – Эти шлимазлы не смогли запомнить, как звучала моя должность и звание в Земле обетованной. Пришлось до психиатра опускаться.

– Ильдар, ты стал понимать иврит? – поинтересовался Макс.

– Видите ли, Максим, – Ильдар очень точно копировал акцент и интонации Боряна в те моменты, когда он вспоминал, что он еврей, – обитая на протяжении двух лет с этим поцем в одной палатке – я имею в виду нашего Бореньку, – даже зачуханный араб начнет понимать его «ридну мову».

– Учись, студент! – воскликнул Борька.

– Так, господа евреи и примкнувшие к ним христопродавцы, – прервал я увлекательную беседу своих прохиндеев. – Зяма, объясняешь, что тут произошло, а остальные заткнулись и думают как будем отмазываться.

Борька поднялся на ноги, прокашлялся, сигару передал Ильдару и начал:

– Ой, да гои еси (не «гой», а именно «гои»), добры молодцы. Расскажу я вам былину стародавнюю. Ста родавнюю, да правдивую. Как остались мы, сиротинушки, утром ранним да солнечным свою службу богатырскую нести. Короче, благодаря колену нашего симулянта, я балдею в расположении, делая вид, что лечу снайперскую конечность, так славно «обработанную» следствием. Чу! Послышался страшный то пот, затряслась земля, а солнце закрыли тучи!!! Из-за ближайших кустов появились пять всадников апокалипсиса. Точнее, один всадник и четыре оруженосца козлоногих. Все помытые, побритые, под горло за стегнутые. У оруженосцев повязки червоны, автоматы воронёны, ботинки, правда, засраны, но – вид дюже грозен. А военачальник их, тоже с повязкой на рукаве, со звездой на погоне, маленькой да плюгавой, при одном пистоле системы «Макаров» и в фуражке красивой. Очами косоглазыми «сверкат», дым из ноздрей «пускат», слюнями «брызгат». Подходят эти антихристы к двум воинам, о здоровье своем пекущимся, точнее – один печётся, второй тупо сигары переводит. Подходят, значит, и говорят человеческим голосом: «А покажите-ка нам, воины славные, свои аусвайсы. Ибо полоса прифронтовая, шпиёнов в окрестностях бегает много, а мы вас знать не знаем, ведать не ведаем. Кто такие? Почему наше кладбище оккупировали?»

Отвечает тут воин старший, да мудрый: «А не пошёл бы ты, недолейтенант, на хер? Аль не видишь: воин старший, знанием великим обладающий, собрата своего от большого недуга избавляет?»

Услыхав такой ответ воина могучего, обиделся на него антихрист в звании младлея, ножками затопал, ручками захлопал, да как заверещит голосом кастрата: «Да как ты смеешь так со мной говорить?! Со мной, с начальником комендантского патруля! Мы вас сейчас по рукам и ногам цепями пудовыми свяжем, в комендатуру отнесем, а там закроем во подвалы во тёмны во тёмны, да во глубоки. А потом пытать начнем пытками страшными да кровавыми. Хворому да убогому воину Христову – вторую ногу сломаем. А тебе, морда жидовская, обрезание сделаем, да такое, что достоинство твоё станет недостойным!»

Услыхал старший воин слова антихриста богомерзкие, опечалился шибко. А и как тут не опечалиться, если перхоть тыловая так неуважительно обращается к майору спецназа? И неважно, что майор в одном исподнем стоял. По майору всегда видно, что он майор. Даже в бане.

Опечалился он, значит, и как даст антихристу комендантскому в рыло кулаком могучим. Тот сразу с копыт и упал. Глядь, а оруженосцы козлоногие за автоматы воронёны хвататься начали. Пришлось и им в табло зарядить.

Оглядел воин старший поле боя – нет врагов боле. Все лежат бездыханны. Собрал он их автоматы воронёны да пистоль системы «Макаров» у младлея вытащил. А потом на всякий случай, пошел в палатку свою да надел форму святую, с погонами новыми да шевроном золоченым. Очнулись в скорости вороги поверженные, увидали погоны майорские да шеврон золоченый. Увидали да так на месте и обдристалися. И особо дристались они, глядя на шеврон золоченый, ибо начертано там: «УРАЛ!!!»

Стал думать воин старший: как наказать ворогов за поведение их богомерзкое? И ничего, кроме кастрации, в голову его мудрую не приходило. Но тут пришел на помощь младший собрат его, хворый да убогий. И предложил он, заботясь, видимо, о здоровье антихристов, устроить им почётный марафон вокруг кладбища в честь медицинской службы, к которой старший воин имеет непосредственное касательство. И побежали вороги за здоровьем своим вокруг кладбища, а богатыри-победители начали круги считать да присказку слушать. Тут и сказочке конец, а, кто слушал, с того десять шекелей!

Мы валялись от смеха, слушая былину Борьки.

– Термит, – сквозь смех обратился я к Леньке, – будь ласков, сходи ко мне в палатку, принеси китель «святой с погонами новыми да шевроном золоченым».

– А, п-п-п-п-п…

– Потому что ты ближе всех, – ответил я на его незаданный вопрос. Вздохнув, Ленька пошел.

– Санек, а тебе китель для чего?

– Скоро антихристы прибегут, и к этому времени мне нужно быть при погонах, дабы они смогли убедиться, что богатырей не только много, но и то, что они при немалых звездах.

– Термит, – вдогонку Леньке заорал Марся, – мой «пинжак с карманами» тоже захвати.

К тому моменту, как мы с Марсей оделись, из-за той же крайней палатки появились марафонцы. Бежали они тяжело. Видимо, тыловая жизнь плохо сказалась на их физической форме. Увидав, что количество «богатырей» многократно возросло, а кроме того, среди них прибавилось два майора, бегуны резко сбавили темп. Судя по всему, в их головах пошел мыслительный процесс на тему: «как выпутаться из очень нехорошей ситуации, в которую мы попали». Добежав до нас и не получив никаких замечаний, они тормознули напротив Борьки и срывающимися голосами дружно затянули:

– Товарищ майор медицинской службы Российской Федерации…

– Отставить! – прервал их доклад Зяма. – Рав-няйсь! Смирно!! Равнение направо!!!

Комендантские дружно выполнили команды Борьки.

– Разрешите представиться: командир специального диверсионно-разведывательного подразделения «Урал» майор Трофимов Александр Викторович, – сообщил я комендантским. – Это – мой заместитель майор Сунгатов. А та еврейская морда, что вам хлебальники разбила, – это майор медицинской службы Зеймович Борис Абрамович, он же «Зяма», он же «русский еврей».

После того как марафонцы услышали, командиром какого именно подразделения я являюсь, они сильно побледнели. Офицерик, было такое впечатление, собрался в обморок упасть, а рядовые, судя по виду, сильно жалели, что попали в комендатуру, а не на передовую. Мои парни с большим интересом наблюдали за реакцией комендантских.

– Интересно, – пробормотал Ильдар, – каких сказок им про нас наплели, что на выходе мы имеем такой шикарный эффект?!

– Лейтенант, ты живой? – осторожно, чтобы тот не рухнул в обморок, спросил я у офицера.

– Да, то есть так точно, господин майор!

– Зяма, ты их чем по голове бил? – видя моё замешательство от обращения «господин», спросил у Борьки Марсель.

– Честное благородное – только рукой, – поклялся Борька.

– А ты, Мамелюк?

– Я их вообще не трогал, – моментально ответил Димон. – Что я, псих – старшему по званию морду бить? Тем более офицеру! Тем более – чужому!!

– Зяма?

– Саша, клянусь крайней плотью – мордобоем занимался исключительно я! Димка даже встать не успел. Идея с марафоном его, тут темнить не буду, а по хлебалу – только я.

– Сашко, Зяма правду говорит, – подтвердил Микола, вплотную рассматривая повреждения «антихристов». – У всех повреждения справа, значит, бил левша. А левша из этих двоих только Зяма.

– Ладно. Следствие закончили. Теперь суд. Лейтенант, ты с нами?

– Что? – не понял тот.

– Ты можешь адекватно реагировать на мои слова?

– Так точно, господин майор!

– Твою мать, летёха, господа все в Париже. Обращайся по уставу.

– Так точно, товарищ майор.

– Слава Богу. Давай знакомиться. Кто такие? Чего тут нужно?

– Командир комендантского патруля северного округа Форарльбергской комендатуры, младший лейтенант Скирта, – отрекомендовался он.

Немного пораженный четкостью произношения словосочетания «Форарльбергская комендатура», я продолжил опрос:

– Чего тут забыли?

– По данному маршруту мы проходим два раза в сутки. Вчера днем никакого лагеря на этом месте не наблюдалось. Сегодня, обнаружив временные строения в виде палаток…

– Хорошо излагает, – порадовался Олег.

– …и заметив двух лиц мужского пола без форменных знаков отличия, строго следуя инструкции, мы подошли с целью установления личности указанных субъектов.

– Установили? – усмехнулся я.

– Никак нет, – грустно вздохнул Скирта.

Я отобрал у Ильдара остатки сигары, затянулся и продолжил:

– Тебя, младлей, по имени-отчеству как?

– Сергей Сергеевич, товарищ майор.

– В общем, Сергей Сергеевич, я тебе сейчас расскажу о возможных вариантах развития твоей дальнейшей судьбы, а ты сам выберешь понравившийся.

– Нострадамус ты наш, – вякнул Петюня.

– Для начала преамбула: о твоём халатном отношении к служебным обязанностям, выраженным в счете ворон на вчерашнем инструктаже, я умолчу. Чего ты на меня свои глазки пучишь? О прибытии в расположение десантников нашей группы вам не сказать не могли. На это косвенно указывает тот факт, что за прошедшую ночь комендантские патрули проходили мимо нас девять раз. И ни один дурак не стал приставать к нам с глупыми вопросами. Следовательно, на инструктаже ты или спал, или ворон считал, или писал письмо любимой девушке. Которая тебя, один хрен, не дождётся.

Скирта густо покраснел и робко спросил:

– Почему?

– Потому что ты, Сержа, мудак! – ответил за меня Вартанчик. – Ты бы и на фестивале мудаков занял бы второе место. Знаешь почему? Потому что ты – мудак!!!

– Продолжим. Обнаружив неизвестный тебе лагерь, ты ринулся выяснять, чей он. Это хорошо. Плохо другое – не выяснив, кто именно перед тобой щеголяет в исподнем, ты перешел к угрозам. Но и это не так страшно. Страшно то, что местный эксгибиционист майор Зеймович не только в одну харю настучал вам всем, приведя в бессознательное состояние, но и отобрал оружие. Как ты, надеюсь, понимаешь, потеря оружия на поле боя – а нахождение в патруле, да ещё и комендантском, это твоё поле боя – чревато военно-полевым судом и расстрелом. Это в худшем случае. В лучшем – разжалуют в рядовые и в штрафбат. Только не говори мне, что штрафных батальонов у нас нет.

Доблестный младлей стоял бледный, низко опустив голову. Руки его мелко дрожали. Рядовые, из числа патруля, стояли с открытыми ртами.

– Штрафбат касается только тебя. Твоих пацанят из патруля шлепнут сразу, без суда и следствия, возле комендатуры. Это – первый из возможных вариантов.

– А какой второй вариант, товарищ майор? – дрожащим голосом спросил один из рядовых.

Все дружно повернулись в сторону смельчака.

– А второй, мой смелый солдатик, сводится к обоюдному молчанию высоких договаривающихся сторон. Для тугодумов поясню: вы собираете свое оружие и валите отсюда, к нехорошей маме. При этом и мы, и вы делаем вид, что никогда друг друга не видели, что майору Зеймовичу вы не хамили, он не бил вас по мордасам, не отбирал оружие, и вы не бегали марафон. В противном случае мы вяжем вас по рукам и ногам, несём к вашему начальству и сдаем с заявлением о нападении пьяных военнослужащих из числа патруля на майора Зеймовича и старшего сержанта Гуреева.

– Но мы же не пьяны, – прошептал младший лейтенант.

– Не переживай, младлей, будешь, – пообещал я. – Ну так как, господа военнослужащие, будем решать?

– По второму варианту, – ещё тише прошептал офицерик.

– Вот и славненько. Зяма, отдай товарищам их причиндалы, и пусть топают с миром.

Зяма, предварительно разрядив и автоматы, и пистолет, вернул патрулю их оружие и пообещал:

– В госпиталь лучше не попадайте. Сгною всех. Патрульные схватили оружие и, не зарядив его, ломанулись в сторону штаба.

– Санек, как ты думаешь, сдадут они нас? – поинтересовался Марся, глядя вслед улепетывающему патрулю.

– К гадалке не ходи.

– И чего делать будем?

– Радоваться жизни и бить морду Зяме.

– А комендатура? – не отставал Марсель.

– Петюня, – позвал я радиста, – ты с какого момента писал нашу беседу?

– Как Зяма былину «затянул», так диктофон и включил. Такой шедевр необходимо сохранить для потомков!

– Вот! Хоть один истинный ценитель еврейского устного творчества нашелся!!! – порадовался Зяма.

– Слышь, ты, «Боян еврейский», ещё одна такая «былина», и я тебе сам морду начищу.

– В какой стране я живу?! – запричитал Зяма. – Таланта всяк норовит обидеть, а выпить никто не предложит…

Я смотрел на Борьку и прекрасно понимал: пугать его бесполезно. Пройдут сутки – и наш «русский еврей» опять вляпается в разборки, и я опять пойду его отмазывать. Этот процесс бесконечен. Как закат и рассвет, как смена времен года, как…

– Димон, собака, а ты как допустил подобное поведение со стороны майора Зеймовича? – вспомнил я про затихшего Мамелюка.

– Ты чего, командир, охренел?! – ответил тот. – Как я целому майору глотку заткну?!

– Ух, ты! – притворно удивился Ильдар. – Значит, как в госпитале спирт жрать и медсестер отбивать, так «мы все равные среди первых», мы все «бармалеевские», мы все «разведчики». А как бздюлей огребать, так «я человек маленький»?!

– Так, татарин, – заступился за напарника Олег. – Ты чего не в своё подразделение с разборками лезешь? Вон у тебя целый майорский еврей или еврейский майор беспредел чинит! Вот его и воспитывай!!!

– Опа! – принял вызов Ильдар. – Я вижу, рядовой состав начинает «опухать». «Гидра анархии» поднимает голову?!

– Брейк, – скомандовал я. – Закончили дурачиться. Микола, будь добр, узнай насчет жратвы. Зяма, Ильдар, осмотр всех бойцов. Мамелюк, Олег, проверяете оружие. Петюня, Вартанчик, где связь? Остальные чешем репу – из чего сделать летний душ. Ломанулись!

– Хохол, ты куда попёрся? – остановил Миколу Ильдар. – Ты – первый на медосмотр.

– Так я на кухню.

– Обождет твоя кухня. Болячки свои покажи, а потом вали хоть куда.

Микола, чертыхаясь, начал снимать футболку.

Через пару часов, плотно позавтракавшие и помывшиеся – за кладбищем обнаружился небольшой пруд, – сели мы думать: с чего начать? Пошёл мозговой штурм.

– Саша, – взял слово Мамелюк, – нам бы на стрельбище сходить. Я из „весла“ уже три дня не стрелял. Квалификацию не потерять бы.

– И штангу бы где-то раздобыть. Или гири, – попросил Вартанчик.

– Пилюлькины, а вам чего для счастья не хватает? – спросил я у медиков.

– Машины, – ответил Ильдар. – До местного госпиталя километров пять. Нам бы там показаться. У Зямы в этом госпитале кореш служит. Он нас и к делу пристроит, и полезностями всякими поделится, – закончил Ильдар, намекая на спирт.

– Насчет «поделится» – это ты загнул, – поспешил огорчить его Зяма. – Там такой куркуль – снега зимой не выпросишь.

– Как звать «куркуля»?

– Заместитель главного врача Бронштейн.

– Лейба Давидович? – намекнул я на Троцкого.

– Нет, – усмехнулся Зяма, – Владимир Петрович.

– Тогда порешим так: я, Марся, Микола, Термит и Петюня сейчас выдвигаемся в штаб.

– А я з-з-з-з-з…

– Знакомиться с коллегами, – пояснил я Термиту. – Петюня будет пытать радистов, Микола выбивать у тыловиков машину, а мы с Марсей будем близко знакомиться с местными офицерами и рекрутировать жертв для группы прикрытия. Остальные: отсыпаются и следят, чтобы Зяма опять кому-нибудь в морду не за светил.

Двадцать минут потратили мы на сборы и выдвинулись к «заданным объектам». К этому моменту вокруг нас уже кипела армейская жизнь. Там и тут орали офицеры и сержанты, где-то рычала техника, нечасто мимо проезжали машины.

– Санек, – Марся щурился от утреннего солнца, – ты заметил, что первое любопытство, которое возникает у местных, сменяется неким ступором, если не страхом, когда они понимают – кто мы?

– Есть такое дело.

– Может, они нашего Миколу пугаются? – предположил Петюня.

– На себя посмотри, «квазимода», – вяло огрызнулся тот. – Сашко, зря вы с Марсей «парадку» надели. Это она так всех пугает. Местные же видят, что топают два мабутейских майора, надо поглядеть – кто такие? А у каждого из майоров на рукаве «Урал» написано. Тут и морпехи бы напугались.

– Сомневаюсь, – не согласился Марся. – Морпехи и без «парадки» знали – кто мы. И чего-то ни одна зараза не пугалась. Пёрли как носороги.

– Микола, в чём-то я с тобой согласен. Но есть пара нюансов. Во-первых, при знакомстве со штабными нам не придется объяснять, кто мы и откуда. По нам и так всё сразу видно. А во-вторых, что самое главное: ну не мог я друга своего лишить такой замечательной возможности – покрасоваться в новой форме. С майорскими погонами! С шевроном «Урал» на правом рукаве!!

– Чего?! – покраснев, затянул Марся под общий хохот.

– Шучу-шучу, – поспешил я его успокоить. – «Парадка» и погоны тут ни при чем. Я же понимаю, что всё дело в шевроне!!!

Помолчав, Марся заржал вместе со всеми. Подшучивая друг над другом, добрались до штаба.

– Микола, ждите тут, – попросил я. – Только помни про слова Зимина.

– Насчет самоутверждения местных?

– Именно.

Продвигаясь к кабинету подполковника Карачева, мы ощущали себя музейными экспонатами: все, кто нас видел, останавливались и очень внимательно рассматривали. Судя по реакции девяноста процентов зрителей, наш вид сильно не соответствовал той информации, что была сообщена местным. Разочаровали мы «аборигенов», но «аборигены» не разочаровали нас. Не первый раз мы сталкивались с подобной реакцией. Не первый раз нам придется доказывать факт того, что всё услышанное о нас – это не более чем детская страшилка. Реальность же – просто ужасна.

Увидев нас, подполковник Карачев вздрогнул. Мы недоуменно переглянулись. Испугался он, что ли? В любом случае – это хорошо! Нужно этим пользоваться!

– Здрав будь, воевода! – поприветствовал я Карачева. – Как служба? Не проказничают ли подчиненные, не одолевает ли враг постылый?

– Не мучает ли геморрой? Или прострелы в пояснице? – моментально поддержал меня Марся.

Пока он соображал, кому первому ответить, мы уже уселись за стол перед ним.

– Доброе утро, – наконец сообщил он. – Чем обязан?

– Видишь ли… э-э-э-э-э, – запнулся я, сообразив, что не знаю Карачева по имени. – Тебя, мил-человек, как звать-величать?

– Валерий Всеволодович. Но можно Валерий.

– Я – Александр, он – Марсель.

– Слушаю вас.

– Вопрос номер «раз»: нам полагается две легковые машины. Где бы их забрать? Вопрос номер «два»: связи у нас нет. Своего радиста мы привели. Куда его направить? Из той же серии будет вопрос о сапёре. Четвертый: как попасть на стрельбище? Наши снайпера закисли. Надо бы им удаль молодецкую потешить. И пятый: нам нужны люди. Человек сорок.

– Для чего? – удивился Валера.

– Баню будем строить, – вкрадчиво сообщил Марся.

– Какую баню? – опешил Карачев.

– Обычную. Русскую. С парилкой, бассейном и комнатой отдыха. А ещё сортир. На десять посадочных мест.

Карачев таращился на нас как на умалишенных. Шутка юмора не прошла.

– Валера, расслабься, – посоветовал Марся. – Шучу я. Люди нам нужны для тренировки группы прикрытия.

– Зимин сказал, что «в верхах» этот вопрос утрясен.

Валера судорожно вздохнул, отхлебнул чаю из кружки и, оправдываясь, затараторил:

– Машины я вам выпишу. Десять минут. Пойдете, в гараже получите. Радиста и сапёра проводит мой помощник. Насчет стрельбища – это тоже к нему. А вот людей дать не могу. Это не в моей власти.

– А в чьей? – поинтересовался Марсель.

– Это к майору Донских.

– Где его можно найти?

– Дальше по коридору. Последняя дверь налево.

– Хорошо, – кивнул я. – Давай так: ты сейчас бумаги на машины оформляй, а мы пока к вашему работорговцу сходим. Потом к тебе заскочим за бумажками и за помощником. Добро? Вот и славно.

Выйдя в коридор, Марся резюмировал:

– Блин, малахольный какой-то. Не дай бог с ним на задание идти.

– Не накаркай, – поёжился я. И ведь, как показало ближайшее будущее – накаркал-таки Марся, и очень сильно.

Из-за указанной Валерой двери раздавался хохот в раскладе на две луженые глотки. Я толкнул дверь, но она оказалась закрытой. Тогда Марся со всей дури саданул по ней кулаком. Дверное полотно задрожало, смех прекратился.

– Это кто там такой борзый? – озвучил свой вопрос хозяин кабинета.

– Это кто там такой тупой? – спросил я в ответ.

– Сова, открывай! – поддержал меня Марся. – Медведь пришел!

Судя по всему, товарищ Донских являлся самым грозным из офицеров здешней десантуры. И теперь этот товарищ пребывал в легком замешательстве от наглого тона гостей. Дверь осторожно приоткрылась.

– А, спецназеры пожаловали. Чего нужно?

– Открывай, мамаша, двери. Дочка пьяная пришла, – ответил я Донских и толкнул дверь. Она не поддалась. Донских упорно не желал пускать нас внутрь.

– Майор, если не хочешь нас впускать, то выходи в коридор. Через дверь мне с тобой разговаривать ни разу не охота, – попросил я хозяина.

Хозяин молчал. Хозяин с удивлением рассматривал «иконостасы» у нас на мундирах.

– Майор! – гаркнул Марся.

– А? – «проснулся» он.

– Ты впускать нас собираешься?

Донских помялся, но сделал шаг назад и полностью открыл дверь. Как и ожидалось, в кабинете был майор Чагадаев. Мы вошли вслед за хозяином.

– Господа десантники, наше почтение, – поздоровался я с майорами.

– И вам не хворать, – кисло ответил Чагадаев и так же, как и Донских, «зацепился» глазами за награды. Не обращая внимания на реакцию второго офицера, мы прошли к столу и спокойно разместились. Слово взял Марся:

– Мы к вам, профессор, и вот по какому делу, – порадовал он окружающих своими познаниями в творчестве Булгакова.

– Чего?! – одновременно спросили десантники.

– Марся, не дави интеллектом. Короче, мужики, ваш малахольный подполковник сказал, что в этом кабинете размещается самый богатый работорговец в вашем подразделении.

Десантура молчала. Мы ждали.

– Малахольный – это Карачев? – наконец спросил Донских.

Мы закивали в знак согласия. И опять тишина минуты на три.

– А про торговлю рабами я так и не понял. А ты, Руслан?

– Нет. Странные они, да? – поддержал Чагадаев друга.

– Короче, спецура, мозги мне не трахаем. А прямо говорим – чего приперлись?

– Тебя, майор, по имени как? – поинтересовался я у Донских.

– Для тебя, спецназер, я – майор Донских. А он, – Донских ткнул пальцем в сторону Чагадаева, – майор Чагадаев.

Я удивленно посмотрел на майора Донских. Глянул на Марсю, который с трудом прятал улыбку, и ответил:

– Тогда для вас, господа десантники, отныне, присно и во веки веков, я – Бармалей, а он, – я ткнул локтем Марсю, – Секач.

– Аминь, – подытожил Марсель. Вид у десантников стал несколько пришибленный.

– Так ты и есть Бармалей? – сдавленно спросил Чагадаев.

– Верно, майор Чагадаев. А теперь у меня к майору Донских вопрос интимного плана: мне нужны его бойцы. Рыл сорок. Будем из них «комитет по встрече и проводам» делать. Посему нижайше прошу выделить мне искомых солдатиков.

Донских, судя по всему, хотел ответить мне грубо и матом. Но известие о том, что перед ним сидят два офицера, которые, среди прочего, объявлены в международный розыск как военные преступники, не позволило воспользоваться свободой слова, гарантированной ему Конституцией. Он проглотил рвущийся мат и сдержанно ответил:

– Нет у меня свободных людей.

– Майор Донских, – самым елейным голосом начал я, – я не прошу дать лучших. Отдай кого не жалко. Ещё лучше – тех, кто ничего не умеет.

– В десанте таких нет! – с обидой, резко бросил Донских. – У нас служат лучшие!!!

– Тогда отдай худших из лучших. Наверняка в последнем пополнении есть такие. Мне много не нужно. Я не жадный. И офицера, самого завалящегося.

– Можно Гареева им спихнуть, – моментально сообразил Чагадаев.

– Помолчи, – рыкнул Донских.

– Вот! – поддержал я почин Чагадаева. – Первая жертва найдена. Давайте поморщим мозг и солдатиков найдем.

Судя по лицу Донских, он много, очень много чего хотел мне сказать. Но сдерживался, и это его бесило.

– Хрен с вами, – сдался он. – Найдете лейтенанта Гареева и отберёте вместе с ним сорок бойцов из последнего пополнения. Я распоряжусь.

– Спасибо, добрый человек, – поблагодарил его Марся. – Родина этого не забудет. Но и не вспомнит.

Донских молчал.

– Санек, – спросил Марся, когда мы вышли в коридор. – Надо бы узнать на всякий случай, чего же наплело местным их руководство про нас. Такой реакции я даже у пехоты не видел!

– Разберемся. Пошли к Карачеву.

У Карачева мы получили два распоряжения на машины и, забрав его замульку, вышли на улицу. Мои архаровцы сидели в тени. Тихо, мирно, как пай-мальчики. Жестом подозвал их к себе. Пока те, не спеша, двигались, поспешил познакомиться с заместителем Карачева. Замулька являл собой высоченного и худющего лейтенанта. Конопатое лицо, курносый нос, на котором держались очки с толстенными линзами, и умные глаза, в которых ещё светилось детское любопытство. Любопытство, не ведающее страха. Замульке было, максимум, года двадцать два.

– Лейтенант, тебя как звать?

– Исаев Николай, товарищ майор, – представился он.

– Очень хорошо. Давай, Исаев Николай, рассказывай: где у вас гараж, саперы, связь и стрельбище. И самое главное: где обитает первостатейный кусок дряни по фамилии Гареев.

– А откуда вы про Гареева знаете? – удивился он.

– Интуиция, помноженная на опыт, – сообщил я. Исаев ещё что-то хотел спросить, но подошли бойцы.

– Ну чего, командиры, будет нам счастье или самим придется всё выбивать? – грустно спросил Микола.

– Будет-будет, – обрадовал его Марся. – Сейчас лейтенант нам его и обеспечит.

– И бойцов дадут?! – не поверил Микола.

– А как же!

Хохол задумался, а потом с улыбкой поинтересовался:

– «Отходы»?

– Даже лучше!!!

– Инвалиды детства?

– Один инвалид: лейтенант Гареев.

– Такого ещё не было! – рассмеялся Микола.

– Считай, что это шанс повысить свои навыки воспитателя, – сообщил ему я. – Лейтенант, куда нам двигаться?

– К машине, – показал он рукой, с восхищением рассматривая Миколу.

Погрузившись в новенький «уазик», мы двинули обретать «счастье». Для начала высадили Петюню, потом Миколу. Последним был Термит. К месту обитания товарища Гареева мы ехали долго. Такое ощущение, что кругами. Наконец прибыли. Вышли. Осмотрелись.

– Ну Донских, ну сука!!! – было первой фразой Марси, когда он оглядел отданный нам на растерзание контингент.

– Это ты ещё летёху не видел, – хмыкнул я.

Мы прибыли в карантин. Тут отсиживались новобранцы. Но – было одно «но». Всем присутствующим буквально вчера исполнилось восемнадцать лет. Всем! Абсолютно!!!

Исаев сбегал к дежурному офицеру, передал приказ Донских и вернулся к нам.

– Скажи-ка нам, друг ты наш, а товарищ Гареев, которого нам продал Донских, чей-то сынулька или от природы дурак и тормоз?

Исаев посмотрел на меня, улыбнулся и вкрадчиво сообщил:

– Он, товарищ майор, от природы дурак, от тормоза рожденный.

– А кто у нас тормоз? – уловив намек, спросил Марся.

– А тормоз у нас, – летёха перешел на шепот, – генерал-майор Тухватуллин, заместитель командующего по тылу.

– А чего фамилии разные? Шифруются?! – поинтересовался я.

– Гареев его племянник, – открыл нам глаза лейтенант на суровую правду жизни. – Там всё семейство – дауны первостатейные.

– Берём? – спросил я у Марси.

– Естественно! – подтвердил тот и разразился зловещим смехом.

Исаев чуть испуганно посмотрел на него и, судя по всему, решился задать вопрос, который мучил его всю дорогу:

– Товарищ майор, а разрешите вопрос личного плана?

– Жги, лейтенант, – милостиво дозволил я.

– А правда, что всю вашу группу в психушках набирали?!

Я кое-как сдержался, чтобы не расхохотаться. Марсель отвернулся и беззвучно ржал.

– Ну, как тебе сказать, мой юный лейтенант, – я сделал паузу и свел глаза к переносице. Потом согнал со своего плеча несуществующего крокодильчика, бормоча «Ушел, ушел, ушел», громко икнул и ответил:

– Отчасти. Меня и майора Сунгатова из зоны особо строгого режима для тех, кому пожизненно дают, выдернули. А остальных действительно из дурки.

Марся начал ржать в полный голос. Исаев переводил взгляд с меня на хохочущего Марсю и обратно. Наконец до него дошло, что я издеваюсь над ним, и он, совсем по-мальчишески, захихикал.

– Тебе кто таких страшилок наболтал? – поинтересовался успокоившийся Марсель.

– Офицеры в штабе говорили.

– А чего ещё говорили?

– Что всю группу после крайней операции закрыли в дурдом. Но какой-то Барон вас выкупил за бешеные деньги.

– Так, чего ещё? – продолжал допытываться Марся.

– Что вся группа отъявленные маньяки и садисты. Что вас как карателей используют. Что вы мирных жителей пачками расстреливали.

– А перед расстрелом-то хоть насиловали?

– Кого? – не понял Исаев.

– Крупнорогатый скот! – вырвалось у меня. – Мирное население! Его мы насиловали перед тем как расстрелять?

– Только женщин, – сообщил лейтенант и подозрительно поглядел на нас.

– Ну хоть в гомосеки не записали! – возрадовался Марся. – Это всё или есть ещё что-то, заслуживающее нашего внимания?

– Вроде всё, – чуть смущенно ответил Исаев. Судя по всему, он собрался что-то спросить, но тут дежурный офицер явил нам господина Гареева, во всей его устрашающей красе.

Глядя на явленное нам тело, мне сразу вспомнился покойный Конь. Он же – полковник Жеребенков, которого Солодянкин подвел-таки под «вышку». На лице племянника заместителя командующего по тылу застыла вечная гримаса брезгливости. Брезгливости и отвращения ко всему живому. Судя по заспанной морде, их высочество только что вытащили из какой-то шхеры, где оно «давило на массу». Лейтенантик был высок и пухловат. Не жирный, а именно пухленький. Так что хотелось ущипнуть его за упитанную щечку, а потом пробить с ноги, чтобы стереть с его морды маску высокомерия.

– Лейтенант Гареев? – спросил я у него.

– Чё? – спросило их высочество. Дежурный офицер хмыкнул. Марся мгновенно зарядил Гарееву в «фанеру». Он, естественно, упал. Дежурный офицер удивленно округлил глаза, а Исаев восхищенно пискнул.

– Встать, – рявкнул я. Гареев приподнял голову:

– Тебе чего, майор, проблем захотелось? – поинтересовался он снизу.

Марся подскочил к нему и ударил кулаком в плечевой сустав. Гареев взвыл.

– Встать, – повторил я.

– Ты чё, сука! – завизжал он.

– Марся, друг мой нерусский, – я посмотрел на своего кореша, – вот скажи мне: почему у вас, у татар, всё так просто: или золото, а не человек – это я про Мулланурова и братьев Зариповых говорю аль про нашего Ильдарчика. Или – вот такое дерьмо?

– Это дурная монгольская кровь бродит, – пояснил Марся и скомандовал: – Встать!

– Я вам такие проблемы обеспечу… – начал запугивать нас лежащий племянник, но не успел. Марся ударил его в голову, и он отключился.

– «Уральцы», – ожил дежурный офицер, – а можно я вам ещё человек пятнадцать вот таких мудаков на воспитание отдам?

– У тебя денег не хватит с нами рассчитаться за оказанные услуги, – усмехнулся я.

Дежурный офицер в звании капитана улыбнулся и спросил:

– Мужики, а вы действительно не боитесь последствий?

– А нам, капитан, страх ещё в учебке ампутировали, – ответил Марсель. И продолжил: – Исаев, как только это чмо придет в себя – позови. А ты, капитан, строй своих пацанят. Выбирать будем.

Через две минуты перед нами в три шеренги стояли девяносто мальчишек, которые удивленно, а некоторые и со злорадством смотрели на лежащего без сознания Гареева.

– Вот что, парни, – я медленно шел вдоль строя, – мне нужно сорок человек. Из них мы скомплектуем группу. Те из вас, кому не повезет в нее попасть, в ближайшее время пройдут краткий курс обучения и в дальнейшем будут группой прикрытия разведывательно-диверсионной группы «Урал». Добровольцев прошу заткнуться и не дышать. Герои и панторезы мне не нужны. Смертников я отберу сам. Для начала, сынки, признайтесь: у кого есть разряды по легкой атлетике? Тот, кто желает признаться, – два шага вперед.

Из строя вышли шесть человек. Я вопросительно посмотрел на капитана. Тот утвердительно кивнул, подтверждая, что легкоатлеты вышли все.

– Хорошо. Далее: у кого есть разряды по борьбе. Под борьбой я подразумеваю самбо, дзюдо, вольную, классическую…

– А джиу-джитсу, товарищ майор? – спросил кто-то из задней шеренги.

– И джиу-джитсу, – согласился я. – В общем, борцы, два шага вперед.

К легкоатлетам вышли три человека. В том числе и поджарый парень из третьей шеренги, что спрашивал про джиу-джитсу. Среди борцов оказался бугай двух метров, весом килограммов сто десять.

– Сынок, – поинтересовался я у него, – скажи мне, только честно, ты бегаешь быстро?

– Нет, товарищ майор.

– Тогда, родной, извини. Встань обратно в строй. Парень с обиженным видом встал на место.

Я поймал недоуменный взгляд капитана и пояснил:

– Мне нужны «гончие». Или те, кто может ими стать. А из этого богатыря «гончая» не получится.

– Странные вы, – пробурчал капитан.

– Так, – обратился я к строю, – теперь выходят боксеры, рукопашники и, хрен с ним, кикбоксеры.

Вышли ещё двое. Итого: десять. Негусто.

– Товарищ майор, разрешите обратиться? – за говорил высокий парень, что стоял первым в перед ней шеренге.

– Говори.

– А баскетболисты вам не нужны? Я могу долго бегать.

– Ох, умница ты моя долговязая, – похвалил я его. – Так, кто связан с подвижными видами спорта или любит их, два шага вперед!

К отобранным присоединились ещё одиннадцать человек. Половина есть. Даже чуть больше.

– Капитан, – позвал я дежурного, – теперь сделаем так: ты сам выберешь тех, кто пойдет с нами. Тех, что получше, – оставляй себе, а похуже – нам. Только откровенных идиотов, пожалуйста, не подсовывай.

Капитан пошел вдоль строя, а сзади раздался стон приходящего в себя Гареева и возглас Исаева:

– Товарищи майоры, он очухался! Мы подошли к лежащему лейтенанту.

– Встать, – повторил я команду. Лежащий продолжал стонать.

– Вставай, проклятьем заклейменный, – поторо пил его Марся.

Гареев кое-как поднялся и затравленно уставился на нас.

– Начнем сначала. Лейтенант Гареев? – поинтересовался я.

– Да, – ответил он и тут же получил сильнейший удар в левое плечо.

– Тебя, козленыш, твой высокопоставленный родственник разве не научил, как по уставу необходимо общаться со старшими по званию? – зло процедил Марся.

Сказать, что лейтенант был напуган, – не сказать ничего. Судя по его мордочке, с ним никогда так не обращались. Было ощущение, что он вот-вот заплачет.

– Дубль «три», – продолжил я. – Лейтенант Гареев?

– Так точно, товарищ майор, – затравленно прошептал он.

– Не слышу.

– Так точно, товарищ майор, – громко, сорвавшись на визг, ответил Гареев.

– Неплохо. Значит, так, дряни кусок, по приказу Донских ты поступаешь в наше распоряжение. По замыслу майора, ты должен возглавить группу десантников, приданную нам для обучения и дальнейших боевых действий. Приговор этот окончательный и обжалованию не подлежит. Ты это понял?

– Так точно, товарищ майор, – чуть веселее ответил лейтенант.

– Но, глядя на тебя, я не горю никаким желанием отдавать тебе в подчинение солдат. В подчинение я бы тебе и черепаху не доверил. Всё равно она от тебя сбежит. Будем считать, что ты временно понижен в звании до рядового. Поэтому завтра в пять тридцать утра ты вместе с остальными должен быть в нашем расположении. Ориентиром для тебя будет старое еврейское кладбище. И запомни, дурашка, любое твоё движение или слово, идущее вразрез с уставом, немедленно повлечет телесное наказание. И родственник твой тебе не поможет. Попытка вытащить тебя из наших цепких рук обернется для него крахом карьеры. Уяснил?

– Так точно, товарищ майор. Уяснил.

– Умница. А пока постой по стойке «смирно».

– Смирно, – крикнул Марся и отвесил тому пенделя.

Не став вмешиваться в обучающий процесс, я обратил свое внимание на капитана и процесс отбора. Процесс был почти завершен, и предо мной предстали чудо-богатыри! От вида богатырей я впал в меланхолию: почти все, кого отобрал «добрый» капитан, являли собой картину «Бахвальские крепыши». Как они в ВДВ попали? Я уже не спрашивал о том, как они вообще медкомиссию прошли…

– Всё готово, – отчитался довольный собой и жизнью капитан.

– Вижу, – вздохнул я. – Парни, те, кому не повезло попасть к нам в рабство. Постройтесь в две шеренги.

Пацанята довольно резво построились.

– Слушайте сюда. Завтра в пять часов для вас будет подъём. В пять тридцать вы должны, как один, стоять пред нашими грозными очами. Форма одежды: ботинки, штаны, тельняшки и пустые рюкзаки. Командиром первой шеренги, она же – первый взвод, я назначаю любителя баскетбола. Командиром второй шеренги, она же – второй взвод, люби теля джиу-джитсу. И напоследок: лейтенант Гареев временно понижен в звании до рядового. На его приказы – плевать с Эйфелевой башни.

Я оглянулся на пару Марся – Гареев. Последний как раз вновь получил от Марселя в «фанеру».

– Разойдись, – скомандовал я «избранным», а сам пошел к Марсе.

– Ну что, друг мой, как наш доблестный лейтенант?

– Привыкает к тяготам и лишениям, – ухмыльнулся Марсель.

– Хорошо. Летёха, ты про «завтра» всё понял?

– Так точно, товарищ майор, – бодро отрапортовал он.

– Завтра и проверим. Пошли, Марся. Ну, Исаев Николай, вези нас обратно.

– Каким маршрутом поедем, товарищ майор? – поинтересовался у меня он.

– В смысле?

– Я полагаю, первыми нужно забрать сапера и связиста, а потом в автопарк?

– Правильно полагаешь, молодца!

Исаев чуть покраснел от похвалы и резво стартовал. Подъезжая к хозяйству саперов, мы заметили нездоровую суету, не свойственную представителям данной профессии.

– Наверно, Лёнька опять мину на «неизвлекаемость» установил, – предположил Марсель. – Как тогда, в «Валгалле».

Я лишь неопределенно пожал плечами. Как только мы вышли из машины, из здания к нам практически выбежал седовласый майор.

– Это вы командиры того придурочного заики?! – взревел он.

– Если мина установлена на «неизвлекаемость», то не верьте. Это пустышка, – быстро ответил я ему.

Майор резко остановился, не дойдя до нас три метра, развернулся и припустил обратно в здание. Мы не спеша последовали за ним.

– Слышь, ты, малахольный, – слышался крик майора, – там твои командиры приехали. Сказали, что мина твоя – пустышка. Так что отпускай заложников и выходи.

– Не понял! – воскликнул Марся. – Каких, в пень, заложников?!

Мы, теперь уже поспешая, миновали холл и ломанулись по коридору, ориентируясь на голос майора.

Перед входом в некое помещение стояла куча народ у, в том числе – пара бойцов в брониках и с автоматами. Всего я насчитал одиннадцать человек. У четверых были сильно разбиты лица. Очень сильно. Чувствовался в повреждениях след Шуровкина. Точнее, не самого Шуровкина, а человека, прошедшего его школу.

– Саня, – Марся с улыбкой смотрел на пострадавших, – думается мне, это Ленька их приложил.

– Согласен. Вопрос в другом: чего смогли учудить местные, чтобы довести нашего Термита до такого состояния?! Он же не просто – спокойный удав. Он – три спокойных удава. Майор, – окликнул я седовласого офицера, который уговаривал Леньку «отпустить заложников», – если объяснишь, чего случилось, поможем тебе разрешить сложившуюся ситуёвину.

– Вы, вообще, кто, уроды? – накинулся на нас он.

– Мы, отец, «уральцы», – пояснил Марся. – А ты кто?

И в очередной раз я порадовался за местное «сарафанное радио»: как только прозвучало название нашей группы, все матюки, которые седой майор собрался на нас вывалить, сразу застряли у него в глотке, а вокруг нас образовалась пустота.

– Это, – уже другим тоном начал офицер, – забирайте своего заику и валите отсюда.

– С удовольствием, – сообщил я. – Но для начала мы бы хотели услышать «занимательную историю про мальчика Бобби, который очень любил деньги».

– Про кого? – не понял майор.

– Отец, – вмешался Марсель, – не слушай ты его. Расскажи, чего тут у вас стряслось. И, если с вашей стороны нет никакого криминала, мы уйдем.

– Криминала?! – раздался возмущенный возглас прапорщика, что сидел с разбитым лицом. – Да вашего придурка самого посадить нужно!

– Спокойно, граждане, – не согласился я, – давайте выслушаем показания товарища майора. А потом примем решение.

Майор нервно дернул головой, достал сигарету, откашлялся и заговорил:

– Пришёл, значит, ваш пацан. Представился. Всё честь по чести. Я его отправил документы оформлять. Ну порядок у нас такой. А тот мудак, который сегодня на оформлении сидит, начал над ним ржать. Пацан ваш терпел-терпел, а потом говорит, но уже без заикания, мол, ещё хоть слово, и он тут всё разнесет. Микрюков, который на приёме сидит, ещё сильнее ржать начал. Да ещё и корешей своих позвал, придурок. А дальше, – майор нервно затянулся, – слышу крики, и из кабинета народ по одному вперед башкой вылетает. Короче, парень ваш Микрюкова и кореша его там оставил, а остальным морду разбил и выкинул на хрен.

– И всё? – спросил я.

– Да если бы, – вздохнул майор. – Он к ним две мины привязал, а детонаторы к двери прицепил. Если кто войдет – всё взорвется к едреням!!!

Я наклонился к прапорщику с разбитым лицом:

– Это тебя, что ли, Термит отоварил?

– Да, – хмуро ответил он.

– Поздравляю.

– С чем?

– Сегодня у тебя, а также у всех, кто вылетел в коридор, второй день рождения. Шансов отправиться на тот свет у вас было как никогда много. А теперь самый главный вопрос: скажите мне, господа сапёры, где он взял мины и детонаторы?

– Видимо, в каптёрке, – задумчиво протянул майор.

– А там они откуда? – не сдавался я.

– Действительно, – опешил тот, – а откуда в каптёрке детонаторы и мины?!

Присутствующие начали недоуменно переглядываться.

– Может, с собой принес? – предположил кто-то.

– А откуда он всё это взял? – хитро спросил Марся.

Народ замолчал. Наконец до майора дошло:

– Так он нас на понт взял?

– Очень на это похоже, – подтвердил я.

– Ох ж, ты, мать твою, – выругался майор и со всей силы пнул закрытую дверь. Та врезалась в какое-то препятствие, и тут же раздался крик:

– Не толкайте дверь!!!

– Микрюков, это ты, что ли? – спросил майор.

– Я, блин, кто же ещё, – подтвердили из-за двери.

– Чего орёшь?

– Так мне в лоб дверью прилетело!!!

– Микрюков, ты не переживай. Мины и детонаторы у него не настоящие. Мы сейчас аккуратно дверь откроем и вас освободим.

– Какие мины? Какие детонаторы?! – завопил невидимый нам Микрюков. – Эта сволочь нас связала и возле двери поставила.

– А сам он где?

– На подоконнике сидит. Ржёт.

Я отстранил от двери майора, рвущегося освобождать своих подчиненных, и крикнул:

– Термит, ты там?

– Да.

– Лёнька, оттащи этих недоумков от двери и открывай.

– Ага.

За дверью послышалась возня и приглушенный мат заложников.

– З-з-з-з-заходите.

Майор тут же ломанулся внутрь. На полу, в позе низко бегущих египтян, привязанных жопка к жопке, расположились два прапорщика. Рядом с ними стоял улыбающийся Термит. Народ, как увидел эту живописную композицию, так и покатился от смеха.

– Лёня, ты всё сделал, что хотел? Термит закивал головой.

– Тогда валим отсюда. Нам ещё Петьку и Миколу забирать. А эти паразиты могут отмочить номера и по хлеще!

Пользуясь суетой и непрекращающимся хохотом, мы выскользнули на улицу. Уже в машине я скомандовал:

– Исаев, на максимальной скорости к радистам!!!

Тот резво стартовал. В хозяйстве радистов всё было спокойно. Медленно, можно сказать, робко, мы просочились внутрь здания. Дежурный сержант, что сидел у входа, вскочил и поинтересовался:

– Товарищи майоры, вы к кому?

– Около часа назад к вам прибыл наш радист. Нам бы его найти.

– Это тот, кого Петром звать?

– Именно.

– Он в радиомастерской. Вниз по лестнице и направо.

В радиомастерской мы увидели пятерых человек вместе с Петюней. Точнее, увидели их ноги и задницы. Всё остальное было погружено в какой-то здоровый металлический шкаф. Из этого же шкафа раздавался голос нашего Петьки:

– Так вот, – бубнил он, – если эти хреновины соединить напрямую, минуя главный блок, мы получим нужное усиление сигнала. Но это чревато перегревом цепи, что лечится, как вы уже поняли, отсутствием внешней крышки и обычным напольным вентилятором.

– Как всё просто, – удивленно произнес кто-то.

– Просто, просто, – ворчливо загундел другой голос. – Сами додуматься не могли?! Второй месяц нас начальство сношает, а проблема решается за десять минут. Олухи вы, братцы мои.

– Нас такому не учили, – начал оправдываться третий голос.

Не дожидаясь продолжения разборок, я решил сообщить о нашем присутствии:

– Здравия желаю, хозяева. Мне бы радиста своего забрать.

Народ медленно попятился назад, выбираясь из нутра шкафа. Через минуту перед нами стояли полковник, два майора и капитан. Все связисты.

– День добрый, товарищи майоры, – поприветствовал нас полковник. Судя по голосу, это он называл остальных олухами. – Вам кого?

– Нам бы, товарищ полковник, радиста нашего забрать, если он тут всё закончил, – ответил я и показал на стоящего позади них Петьку.

– Так это вы командиры Петра? – уточнил полкан.

– Так точно, товарищ полковник.

– Меня, майоры, Евгением Вадимовичем звать, – представился он, – можно без чинов и регалий.

– Александр.

– Марсель.

– Очень приятно, – по очереди пожал он нам руки. Судя по его тону, ему действительно было приятно. – Александр, – полковник присел на край стола. – Скажу вам прямо: таких спецов, как ваш Пётр, я не встречал! У него просто энциклопедические познания предмета!!! Я понимаю, что вы нам его не отдадите, но и не попросить о помощи я не могу.

– О какой помощи, Евгений Вадимович?

– У нас куча устаревшей техники, которая не хочет нормально работать. Новую нам, естественно, не дают. А мои оболтусы, – он кивнул в сторону своих подчиненных, – старую чинить не умеют. Ваш Пётр не только знает, как с ней работать, но и за десять минут, без диагностической аппаратуры, при помощи лома и какой-то матери, выявил причину неполадки и удивительно простым способом её устранил. Поэтому слёзно прошу вас одолжить нам вашего Петра для проведения ремонтных и наладочных работ.

– О каком периоде времени идет речь? Вместо ответа полковник вопросительно уставился на Петюню.

– Петька, – я глянул на своего «связьнюка», – всё прогрессивное человечество смотрит на тебя. Сколько тебе нужно времени?

– Сань, – прищурился тот, – если ковыряться по восемь часов в день, за два дня управлюсь.

– А если в свободное от службы время? – сразу уточнил я.

– Ну дней за шесть, – протянул он.

Я перевел взгляд на связистов, но озвучить своё предложение не успел.

– Скажите, Александр, – полковник крайне удивленно, как и его офицеры, смотрел на меня. – Такое дикое нарушение субординации – я про обращение рядового к офицеру – является нормой в вашем подразделении?!

– Так точно. Мы же разведчики. К тому же заканчивали одну спецшколу. А там нас дрючили оптом. И на звания не смотрели.

– Это что за учебное заведение такое? – заинтересовался он. – Не «Валгалла» ли?

Мы выразительно молчали. Полковник сообразил, что спросил лишнее, и сразу перевёл разговор в прежнее русло:

– Так что вы там про сроки говорили?

– Евгений Вадимович, мы с удовольствием одолжим вам нашего гения, но с рядом условий.

– Так-так-так, – заинтересовался он.

– Во-первых, работать он будет после шести часов вечера. Днем нам необходимо восстанавливать навыки после продолжительного перерыва.

– В госпитале были? – сочувственно поинтересовался полковник.

– Нет, – усмехнулся я. – Под следствием. Всей группой.

Евгений Вадимович прищурился и, что-то вспоминая, поинтересовался:

– Не вас ли, судари мои, в невыполнении приказа обвиняли, потом под «дурку» подвести пытались, а потом вообще освободили?

– Нас, – ошарашенно подтвердил я.

– Не удивляйтесь, Александр, – не дал он мне озвучить вопрос об уровне его информированности. – Мы – связисты. Всё, абсолютно всё проходит через нас. А уж такая весть, как «залет», если так можно выразиться, подчиненных самого Барона, не могла пройти мимо меня!

– Вы знакомы с Ивлевым?

– Лично – нет. Но очень много о нём слышал. Так, а что у вас «во-вторых»?

– Во-вторых, – промямлил я, всё ещё находясь под впечатлением от информированности связиста. – Во-вторых, кормёжка этого героя полностью ложится на вас.

– Само собой, – согласился он.

– И в-третьих, норма рабочей жидкости для протирки контактов должна быть на пятьдесят процентов выше нормы, – вкрадчиво намекнул я на спирт.

– Эх! – радостно воскликнул полковник и хлопнул ладонями по коленям. – Приятно иметь дело с человеком, знающим терминологию, к тому же не жадным! Все ваши условия приняты. К какому времени нужно подготовить первую порцию рабочей жидкости?

– К завтрашнему вечеру, – ответил я. На этой приятной ноте мы расстались.

– Сань, ты чего такой добрый? – поинтересовался Петюня, когда мы вышли на улицу. – Про укрепление связей и организацию системы информаторов можешь не говорить.

– В свете произошедших событий нам необходимо зарабатывать положительное мнение о нас.

– Микола кого-то порвал?

– Если бы! Термит с местными сапёрами схлестнулся.

– И?! – крайне удивлённо протянул Петюня.

– Всё ограничилось мордобоем и угрозой взрыва.

– Ну он хоть победил?

– Победил-победил, – проворчал я. – Сегодняшняя победа Зямы и подвиг Термита нам ещё боком вылезут. Надеюсь, хоть Микола не отличится.

– А он может! – жизнерадостно подтвердил Петька.

К моему огромному облегчению, в автопарке всё было тихо: ни суеты, ни групп захвата, ни жертв, ни разрушений. В процессе поиска нашего хохла мы натолкнулись на не очень трезвого прапорщика. Тот, стараясь дышать в сторону, пояснил, что нам нужно идти «на песню». Мы прислушались. Где-то рядом звучал дуэт в зюзю пьяных солистов. «Нiч яка мiсячна, зоряна ясная» выводили певцы, одним из которых точно был наш Микола.

– Кажется, пронесло, – облегчённо выдохнул Марся.

Немного покружив по автопарку, мы вышли к белому кирпичному строению в два этажа. На двери красовалась табличка «Заместитель начальника автопарка ст. прапорщик Базюк В. Ю.». Из открытого окна этого строения и неслись финальные строчки украинской народной песни.

Мы подкрались к окну.

– А шо, куме! Гарно мы с тобой спиваем?! – поинтересовался неизвестный нам субъект.

– А то!!! – подтвердил Микола.

– Ещё по одной?

– Ни. Мене хватит. Скоро мой командир прыидить, шо ругаца буде.

– Та тю на него!

– Це на твоего – тю, – ответил Микола, – а мого не трогай! Вин у мене хороший!!!

– Ну ни, так ни, – не стал спорить местный земляк нашего хохла.

– Микола, – зашептал я в окно, – алкаш пархатый. В нарядах сгною, синь хохляцкая.

Вместо ответа Микола взял со стола початую бутылку, долго на нее смотрел, а потом поинтересовался у собутыльника:

– Юрьевич, а с чего ты гонишь? – судя по всему, интересуясь: из какого продукта произведена та бурда, что они пили.

– С картоплю, – ответил тот.

– Странно, – почесал макушку Микола.

– Чего странно?

– Натуральный продукт, а глюки пошли, – задумчиво ответил наш хохол.

– Какие глюки? – встрепенулся Юрьевич, забыв про «ридну мову» и явив чистейшее произношение русского языка.

– Так, показалось мне, что командир меня обругал.

Юрьевич на мгновение задумался, а потом резко повернулся к окну:

– Здра-а-а-а-авствуйте, – испуганно протянул он, увидав наши рожи, и ткнул Миколу в бок. Микола неспешно повернулся, сфокусировал взгляд на нас и абсолютно трезвым голосом сообщил:

– О! Сашко с Марсей пришли. Как сходили, командиры?

– Здравия…. – попробовал было отрапортовать прапор, но Микола цыкнул на него:

– Ша, плесень тыловая! Тебе рот открывать ещё нельзя! Так – как сходили?

– Результативно, – усмехнулся Марся. – Машины будут?

– Обижаешь! – ответил Микола и показал две связки ключей. – Новые «Тигры»!

Мы с Марсей обалдевше переглянулись.

– Откуда такая щедрость?

– Так земляка встретил, – с хитрым прищуром начал объяснять Микола, – вот он мне и отвалил с барского плеча.

– Ну добро, – хмыкнул я и кивнул на недопитый пузырь: – Ты тут закончил?

– Закончил.

Микола повернулся к Юрьевичу:

– Ежели кто обижать станет – только свистни… Два земляка душевно попрощались, и мы двинули в сторону машин.

– Микола, ты чего «про помощь» этому «куску» пообещал?

– Он, Сашко, к одной крале, из штабных, любовью большой воспылал, – начал пояснять Микола, – и всё у него было хорошо, пока не появился конкурент из десантуры. Тоже прапор, но с продовольственного склада…

– Высокая трагедия, – рассмеялся Марся.

– …до мордобоя у них ещё не дошло, – продолжал Микола, – но десантник грозит, что приведет с собой подмогу. Юрьевичу, ясен пень, никто помогать не станет, вот я и намекнул ему, что могу подсобить за умеренную плату.

– Тонко сработал, – похвалил я своего хохла. – А как про «высокую трагедию» узнал?

– Я же разведчик! – выпятил грудь Микола. – И водку пить я начал не с Юрьевичем, а с его подчинёнными. От них и узнал. А вот и машины!

– Микола, я тобой горжусь!!! – похвалил я его и за находчивость, и за добытые машины.

Пока осматривали «Тигры», пока заправляли, пока выбирались из автопарка, рассказал обо всём произошедшем. Вопреки моим ожиданиям, Микола похвалил Термита:

– Молодец, Лёнька! Правильно всё сделал! Я чего скажу, командир: все тыловики, от поварят до начальников складов, переведены сюда из резервных частей десять дней назад. Все! Поэтому они наглы до неприличия. И им, баранам, нужно объяснять, что с солдатней нужно быть хитрым, но вежливым, а не борзым и высокомерным. Это уже не первый случай. На прошлой неделе двух тыловых офицеров отметелили.

– А особисты? – поинтересовался я.

– Тишина. Особисты пришли с десантурой. Есть мнение, что именно особисты тех офицериков и «уработали». Поэтому Лёнька всё сделал правильно!

– Ты только ему об этом не говори, – попросил Миколу Марся.

– Добро.

Подхватив Леньку и Петюню, мы отправились к своим. Появление «Тигров» вызвало нездоровый ажиотаж. В итоге одной машиной завладели Зяма и Ильдар, вторую отстояли Олег и Димка. Прежде чем отпускать и тех и других к тыловикам, я публично «высек» Лёньку, введя всех в курс дела, предупредил о наглости тыловиков и сообщил, что завтра утром прибудет группа салаг-десантников.

Остаток дня прошел без жертв и происшествий. Медики побывали в госпитале, снайперы на стрельбище. И те и другие добились нужного им результата. После отбоя сели с Марсей, Миколой и Олегом составлять «учебный план». В итоге: Марся и Олег постоянно спорили, Микола высказывал мудрые мысли, я их просто записывал. На двадцать третьей минуте составления плана в лесу, до которого от нашего лагеря было метров пятьдесят, хрустнула ветка. Я остался очень доволен и своей реакцией, и реакцией своих бойцов: из-за стола, где мы расположились, сдуло всех и сразу. Когда разум вернул контроль над телом, я обнаружил себя стоящим за мешками с песком, которые парни успели частично разложить вокруг лагеря, и наблюдающим за лесом через прицел автомата. Беглый осмотр показал, что Марся залег левее, справа Микола уже развернул пулемёт, а Олег нырнул далеко в темноту в сторону леса.

– Хой! – раздалось из леса. Мы облегченно выдохнули. «Хой» – это условный сигнал бойца в охранении, который ликвидировал опасность.

– Вартанчик, чего там? – послышался из темноты голос Олега.

– Марся, подсвети, – попросил Микола.

В луче прожектора, направленного на границу леса, появился Вартанчик, который тащил на себе чьё-то тело.

– Олег, замени, – скомандовал Микола. Тот сразу же нырнул в лес, временно сменяя Вартанчика на посту. Вартанчик максимально быстро добежал до лагеря и аккуратно уложил тело на землю.

– Твою мать! – Марся первым осмотрел пленного.

– Твою мать! – поддержал я приятеля, разглядывая отца Сергия, лежащего без признаков жизни.

– Марся, Ильдара сюда! Бегом!!! Вартанчик?!

– Не переживай, командир. Я его просто вырубил, – успокоил меня тот.

– Рассказывай, – попросил я.

– Смотрю, со стороны штаба идет тело. Идёт спокойно. Не прячась. Но, как только он дошел до поворота, так резко нырнул с дороги в лес. Минуты три наблюдал за лагерем, а потом начал красться, если так можно сказать, через лес в вашу сторону. Оружия при нём я не заметил, поэтому решил для начала вырубить. Как только он наступил на ветку, я его и выключил. Пригляделся, вроде – священник. Решил, что, прежде чем резать – тебе покажу.

– Молодец! – похвалил я. – Давай на пост. Через сорок минут я тебя сменю.

– Хорошо, только отолью, – и метнулся в сторону сортира.

– Готово, – отчитался Ильдар за моей спиной о проделанной работе. – Пациент скорее жив, чем мертв. Но головная боль пройдет не скоро.

Я повернулся к пленному священнику. Отец Сергий уже сидел на заднице, потирая ушибленный затылок, и угрюмо рассматривал моих архаровцев, собравшихся вокруг него.

– Какого хера, батюшка?! – вместо приветствия поинтересовался я. – Убить же могли!

– И тебе – вечер добрый, сын мой, – степенно отвечал святой отец, морщась от боли. – И вам, дети мои, доброго вечера, – поздоровался он с остальными.

– Здрасте, – послышалось недружное приветствие.

Отец Сергий, кряхтя, поднялся, отряхнул рясу и с усмешкой спросил:

– А чего же не убили?

– А вы не с той стороны шли, – ответил Ильдар и пояснил повернувшемуся к нему батюшке: – Шли бы со стороны кладбища – встретили бы майора Зеймовича. А он сначала режет, а потом спрашивает.

– Зеймович – еврей? – поинтересовался батюшка.

– Махровый, – подтвердил Ильдар.

– Учту.

Он оглядел всех присутствующих, остановил взгляд на мне и предложил:

– Майор, как насчет исповедаться?

У меня от удивления открылся рот, а бойцы покатились от смеха. Когда ржач – по-другому это не назовешь – стих, я поинтересовался у недоуменно оглядывающегося священника:

– Вы знакомы с отцом Алексием? Сергий задумался и уточнил:

– Это морпеховский священник?

– Да, из бригады Комарницкого.

– Только заочно. А к чему ты вспомнил про этого алкаша?

– Ностальгия замучила, – уклонился я от ответа. – Насчёт исповеди – вы серьезно?

– Абсолютно.

– Боюсь, недели не хватит, чтобы перечислить все мои грехи. К тому же мне через полчаса в караул идти. Менять того героя, что вас по черепу отоварил. Но о причинах вашего странного появления я послушаю с большим интересом. Прошу за стол.

Расселись. Микола, хозяйственный наш, быстро притащил чайник и галеты.

– Вещайте, батюшка. Публика у ваших ног. Сергий отхлебнул из кружки и начал:

– Весь штаб жужжит о ваших сегодняшних подвигах. Такого ажиотажа и разброса мнений об одной группе лиц я не слышал никогда!

– Конкретика будет? – из-за спины священника спросил Ильдар.

– Извольте: местные саперы требуют ареста и расстрела вашего подрывника. Термит, кажется, его позывной. Связисты поют дифирамбы вашему Петру и просят его наградить. Завхоз обвиняет старшего прапорщика, – он кивнул в сторону Миколы, – в саботаже, ибо четверо подчиненных оказались пьяны после его появления в автопарке, а Базюк отдал вам новые «Тигры», которые завхоз планировал оставить себе. Офицеры из карантина намекают на необходимость направить к вам на обучение всех моральных уродов, прибывших с последним пополнением, вне зависимости от звания. Начальник стрельбища просит ваших снайперов назначить инструкторами, хотя бы временно. А из госпиталя пришла телефонограмма за подписью Бронштейна. Дословно не помню, но смысл таков: «На нас сошла благодать Божья!»

Я оглядел свое притихшее воинство. Воинство мерзко улыбалось.

– Санёк, – окликнул меня Марся, – ещё Макс и пулемётчики не отличились! Непорядок!

Он посмотрел на моё сосредоточенное лицо и продолжил:

– Расслабься. Ты же помнишь истину: если бардак нельзя предотвратить – его нужно возглавить!

Никак не прокомментировав слова Марси, я спросил у батюшки:

– А Ложкин чего?

– Послал всех по известному маршруту и велел с жалобами, похвалами и рационализаторскими предложениями в отношении вас обращаться к полковнику Зимину, когда тот вернется из командировки.

– Карт-бланш получен! – радостно воскликнул ещё не отличившийся Макс.

Я тихо выругался.

– Святой отец, а какая злая сила притащила вас к нам в столь поздний час? Только не говорите мне, что любопытство привело.

– Любопытство, конечно, присутствует, но не это основная причина. Депеша мне пришла час назад. Срочная. По линии моего ведомства. Вот я и собрался.

– А нас к себе пригласить – не проще было? Мы бы мигом прискакали. Мы не гордые.

– Пока не нужно, – загадочно ответил он.

– Хорошо, – удивился я. – А подкрадывались для чего? Мы же на самом деле могли прирезать.

– Решил тряхнуть стариной, – улыбнулся он. – Я же тоже разведчиком был.

– Падре, – заговорил Марся, – вы, видимо, давно им были. Подкрадываться вы разучились совсем.

– Грешен. Каюсь, – снова улыбнулся Сергий.

– Святой отец, а подробности депеши будут? – вернул я разговор в нужное русло.

– Будут. Но, боюсь, сын мой, в караул ты не скоро попадешь.

– Макс, – рявкнул я в сторону переводяги, пытавшегося по-тихому свалить в палатку, – так как ты сегодня не отличился, даю тебе эту возможность: пойдешь вместо меня менять Вартанчика.

– Алло, командир, – сразу набычился Макс, – почему я? Есть ещё два достойных, жаждущих подвига пулемётчика!

– Засохни, стрелочник. В отличие от тебя – они жаждали его молча. Не подавая звуковых сигналов. Поэтому ноги в руки – и марш собираться!

– Понял, – вздохнул Макс.

– Правильно про вашу группу говорили, – глядя на удаляющегося Макса, резюмировал Сергий, – никакой субординации!

Он перевел взгляд на меня, собрался и начал:

– Я не знаю, в курсе вы или нет, но я занимаюсь экзорцизмом, – он вопросительно посмотрел на нас. – Вижу, что в курсе. Значит, что это такое, вам объяснять не нужно. Так вот при нашем знакомстве в штабе у Ложкина я ощутил присутствие очень сильных языческих духов. Для себя решил, что показалось. Но после сегодняшнего письма из епархии понял, что был прав. Скажи мне, майор, ты и трое твоих бойцов действительно носят боевые языческие символы?

Вместо ответа я снял перчатку с правой руки и задрал рукав, демонстрируя Полоза. Сергий широко перекрестился и уточнил:

– А у остальных?

– У остальных: Орел, Секач и Волк.

– Откуда они у вас?

– Разве в письме нет этих сведений?

– Есть, но мне хотелось бы услышать подробности.

– Давайте так, святой отец: вы рассказываете версию епархии, а я сообщаю – соответствует она действительности или нет.

Он немного помялся и пересказал содержание письма. К моему удивлению, сведения, изложенные в нем, полностью соответствовали действительности. Ещё десять минут Сергий терзал меня уточняющими вопросами, а потом сообщил истинную цель своего визита:

– Мне поручено провести небольшой инструктаж.

– На какую тему? – с сомнением спросил Ильдар.

– На тему: «Безопасное сосуществование языческих духов и человека при нахождении в святых местах».

– Думаете, Череп не знает того, что знаете вы? – поинтересовался я.

– Череп – это генерал Черепанов? – уточнил Сергий.

– Он самый.

– Знает. И знает гораздо больше. Но мне приказано провести инструктаж. Скажу честно: я не в восторге от возложенной на меня миссии. Была бы моя воля – я бы изгнал этих духов из вас, но я не только пастырь. Я ещё и воин. А на данный момент ваше «зверьё» выступает на одной стороне с вами. Поэтому я потерплю.

– И сохраните себе жизнь, – вступил в беседу Олег, вернувшийся из леса.

– Ты, нечестивец, мне угрожаешь? – очень нехорошим тоном спросил Сергий.

– Предупреждаю, – с насмешкой ответил Олег и уселся вплотную к Сергию. – Сила нашего «зверья» такова, что каждый из них в состоянии убить вас в одиночку.

Святой отец собрался что-то ему ответить, но я решил пресечь разгорающийся спор:

– Замолкли оба! Дискуссию о силе православия, силе языческих духов и ставки на результаты их стол кновения закончите и сделаете после войны! Святой отец, проводите свой инструктаж, только ради всего святого: не скатывайтесь к проповеди. Нам всем, – я показал рукой на своих бойцов, – есть что возразить!

Сергий поджал губы, сплюнул и нехотя продолжил:

– В общем, так: как и любые сущности, обладающие некоей силой, ваше «зверьё» имеет сильные и слабые стороны. Про сильные вам расскажет Череп, – Сергий снова перекрестился, – а я заострю внимание на слабых. Их, к сожалению, всего две. Первая – при нахождении в святом месте любой истинной конфессии ваше «зверьё» теряет все силы и блокируется внутри вас. Иными словами, при на хождении в храме, мечети или синагоге вы становитесь обычными людьми. Максимум, на который способно «зверьё» в таких местах, – это общение с вами. Поэтому, если в ходе боевой операции вы планируете штурм или разведку святого места, – Сергий перекрестился, – учитывайте, что использование «зверья» или станет невозможным, или прекратится, если вы на момент проникновения будете одержимыми. Я ясно излагаю?

Вопросов не последовало. Сергий продолжил:

– Вторая слабая сторона – это экзорцизм. Вас правильно предупредили, что любая попытка изгнания вашего «зверя» повлечет гибель Воина Христова, совершающего отчитку…

– Чего совершающего? – вклинился Олег.

– Отчитку, – пояснил батюшка. – Отчитка, или чин над страждущими от духов нечистых, – это и есть экзорцизм.

– Понял, не дурак. Дурак бы не понял, – скороговоркой выпалил Олег.

– Продолжим. Избежать гибели и изгнать беса экзорцист может в одном случае – одержимый вводится в обряд изгнания на финальной стадии. Сразу поясню: при обычной отчитке одержимый присутствует на протяжении всего процесса. Логичным завершением является изгнание. В вашем случае меняется порядок читки и увеличивается время. Экзорцист начинает читку без одержимого, концентрируя все силы и внимание на одном месте. Дойдя до финальной части, он просто ждет, когда одержимый попадёт в это место. Сам случайно придёт или же его внесут туда. Как только одержимый попал в это подготовленное место, обряд завершается за три минуты. Как вы, надеюсь, поняли, описанный мною способ очень напоминает хорошо подготовленную засаду. Вопросы есть?

– Есть, – сразу оживился я. – Если одержимый попадает в засаду, его «зверь» также блокируется внутри человека?

– Правильно.

– Сам одержимый в этот момент обездвиживается в силу читки или необходима помощь со стороны?

– Нужна помощь. Я же специально оговорился, что его могут внести.

– Подготовку описанной вами засады можно обнаружить простому человеку?

– Если знающий нюансы человек окажется в нужное время и в нужном месте.

– А «зверьё» может учуять?

– Может.

– А как же тогда готовить засаду? Я говорю не о том случае, когда жертву принесут. А о том, когда он сам вляпается. Существуют способы маскировки?

Сергий уважительно, как мне показалось, посмотрел в мою сторону.

– Только один: подготовка читки в святом месте. Энергетика, исходящая от святого места, аналогична той, что появляется во время подготовки к читке. Поэтому «зверьё» не сможет заметить ритуал.

– То есть в святом месте нужно расположить что-то очень ценное, чтобы заманить туда одержимого?

– Именно. Или просто захватить одержимого рядом со святым местом.

– А если это святое место не относится к православию и к христианству вообще?

– Не имеет значения. Ритуал изгнания может провести любой священнослужитель истинной конфессии в святом месте любой конфессии. Все признаки будут одинаковы. Я могу провести читку и в мечети, и в синагоге, и в буддистском храме. Ещё вопросы есть?

– Не вопросы, святой отец. Их можно назвать промежуточными выводами. Коих два. Первый: обучая нас «технике безопасности», если так можно сказать, вы косвенно указываете на то, что кто-то, кто воюет на противоположной стороне, обладает такими же знаниями, что и вы. А следовательно, может устроить охоту на таких, как мы. Я прав?

– Прав.

– Второй: рассказывая о технике «засадной войны», вы, опять-таки косвенно, описали совместную операцию одержимых и экзорцистов по отлову и уничтожению одержимых, воюющих на стороне противника.

– Чего? Как это? Ты серьёзно? – загомонили бойцы.

Проигнорировав их вопросы, я продолжил:

– Я прав, святой отец?

– Прав, – очень тихо согласился Сергий.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – задумчиво протянул Олег. Остальная общественность молчала. Судя по лицам моих оболтусов, нам всем в голову пришёл один и тот же вопрос, который я и озвучил:

– А теперь, внимание, – правильный вопрос: на нас будут охотиться экзорцисты противника при поддержке их одержимых?

– Да, – почти шепотом ответил Сергий.

– Значит, ваше начальство велело вам, священнику Русской православной канонической церкви, вступить в сговор с бойцами диверсионно-разведывательного подразделения, одержимыми языческими духами, с целью поиска и уничтожения военнослужащих противника, являющихся одержимыми, или, хуже того, ликвидации священнослужителей иных конфессий, состоящих на службе в рядах противника и взаимодействующих с одержимыми?

– Звучит как приговор, – пробубнил Ильдар, а Сергий молча кивнул и закрыл лицо руками.

– Сочувствую вам, батюшка, – похлопал Сергия по плечу Микола и поставил на стол литровую бутыль с самогоном.

Выпили все. Даже Сергий. А потом ещё по одной. Мы обсуждали вырисовывающиеся перспективы, а Сергий молчал. Мы допили самогон, а он молчал. Ильдар принес спирт, который моментально выпили, а Сергий пил и молчал. А потом он уснул. Прямо за столом. И его аккуратно перенесли в палатку к медикам и положили на кровать Ильдара, а Ильдар ушел на старое еврейское кладбище менять на посту ничего не подозревающего русского еврея Борьку Зеймовича.

В пять утра нас, как обычно, поднял Микола. Умылись, размялись и полшестого встретили заспанных и озябших десантников. Микола вместе с Вартанчиком и Марсей натолкал в их пустые рюкзаки камней, килограммов по двадцать на брата, и погнал и нас, и их на пробежку. Потом были завтрак и инструктаж, поход на стрельбище и опять пробежка. Обед, полуторачасовой отдых, пробежка и снова стрельбище, пробежка, ужин и инструктаж. К восьми вечера полуживых десантников на грузовике увезли в их расположение.

По такому графику и потекли оставшиеся до прибытия «Барона и компании» дни. Отец Сергий больше к нам не приходил, а когда мы выбирались в штаб, старательно нас избегал. Лейтенант Гареев не пережил тягот и лишений подготовительного периода и на пятый день убыл в тыловой госпиталь с очень редким для фронта диагнозом «нервное истощение». Диагноз ставил Зяма, и я сильно подозревал, что «нервным истощением» он завуалировал тяжелое сотрясение мозга (Микола не удержался), ушиб грудной клетки (а не нужно было переводчику дерзить), множественные ушибы голени и бедра левой ноги (Марся лоу-кик отрабатывал). В общем, загнобили мои архаровцы блатника. Майоры Донских и Чагадаев старательно вставляли свои палки в наши колеса, чем достали нас «по самое не хочу». То грузовики для десантуры зажмут, то стрельбище занято, то кухня не желает их кормить вместе с нами – и так далее и тому подобное. Мы с Марсей уже начали было подумывать о нарушении приказа, полученного от Петровича, как однажды, в один прекрасный день…

– Товарищ майор, можно вопрос? – во время послеобеденной сиесты окликнул меня Егор, командир второго учебного взвода. Тот самый, что владел джиу-джитсу.

– Валяй, Егорище, – милостиво разрешил я.

– А когда нас рукопашному бою учить начнут? – После озвученного вопроса к нам начали подтягиваться и остальные десантники.

– А должны начать учить? – вяло поинтересовался я.

– Ну наших в ДШБ учат.

Я задумчиво поглядел на пацанят и очень вкрадчиво спросил у Егора:

– Скажи мне, Егорище, а для чего тебе или твоим сослуживцам, волею случая попавшим к нам в рабство, рукопашный бой?

– Ну как, мы же – спецназовцы. Мы должны уметь!

– Парни, – я уже обращался ко всем, – запомните всё, что я вам сейчас скажу. Запомните и передайте другим.

Парни сгрудились поближе.

– Для начала приведу простой пример: Егорка, если у тебя заболит зуб, к какому врачу ты пойдешь?

– К стоматологу, естественно, – с недоумением ответил он.

– А почему не к окулисту или не к гинекологу?

– Так они врачи по другим органам и другим болезням!

– Вот! Запомни свой ответ! А теперь касательно рукопашки. Как говорил наш инструктор в спецшколе, самый злой инструктор: «Лучший прием в бою – это автомат Калашникова». Ещё он любил говаривать, что самый эффективный способ уничтожить противника – это навернуть ему дубиной по черепу, когда он спит.

Пацанята заулыбались.

– К чему, собственно, я процитировал Флагмана отечественного рукопашного боя, Матерщинника первой гильдии, Рыцаря без страха и упрека, Сади ста и Доброго православного христианина, Карпа, поднявшегося по водопаду, и прочее и тому подобное? Начнем с автомата. Егорище, ты, как я заметил, неплохой боец. На сегодняшний день ты уработаешь любого из вашей группы. Но вот представь: сидишь ты в тылу врага, и на тебя выходит группа противника из десяти человек. И каждый из них размером с нашего Миколу. Что ты можешь противопоставить из своего арсенала джиу-джитсу? Ни хре-на! К Миколе ты даже подойти не сможешь на расстояние удара. Его и дубиной не убьешь. Что же ты будешь делать?

И Егор, и пацанята задумались, поглядывая на Миколу.

– Я вам скажу, что вы будете делать: или сваливать максимально незаметно, или стрелять. Соответственно, вся ваша рукопашная подготовка одномоментно, со свистом, улетела коту под хвост.

– А ваша? – робко поинтересовался кто-то из десантников.

– И наша, – согласился я. – Применительно к Миколе есть только один прием: выстрел в голову из укрытия с применением бесшумного оружия.

– А почему из бесшумного?

– Потому что, если вы шмальнете из обычного и промахнетесь, жить вам останется очень недолго. Соответственно, вы должны очень хорошо стрелять, чему мы вас учим вторую неделю. А на случай промаха вы должны ещё и хорошо бегать, чему мы вас также учим. Это относится и к истине про «дубину»: вы должны очень хорошо стрелять и ещё лучше бегать. Это и есть ваша дубина. Не руками махать, а бегать и стрелять!

К нам подошел Петюня, задумчиво поглядывающий на дорогу.

– Товарищ майор, – не сдавался Егор, – но я видел ваши тренировки по рукопашке. Вы вчера своим бойцам какую-то связку показывали. Какую-то неправильную связку.

– Глазастый ты мой, – усмехнулся я. – Теперь возвращаемся к началу нашей лекции. Вспоминаем про стоматолога, иными словами – про… – Закончить я не успел, потому что Петюня резко выдохнул:

– Наши!!!

Я повернулся в сторону дороги, но ничего не увидел.

– Слушай, – шепотом велел мне радист. Я напряг слух. Где-то за лесом слышалась песня:

Кто-то недружно, но на редкость душевно выводил «Песню о Щорсе». Обратив внимание на нас с Петюней, застывших в позе суслика в степи, высматривающего опасность, общественность начала принимать ту же позу. Через пару минут громкость песни усилилась, и из-за леса показалась гужевая повозка с четырьмя пассажирами. Три пассажира сидели в повозке, а четвертый ехал верхом на лошади, которая эту телегу и тащила. За повозкой, горланя революционную песню, двигался разномастный строй. Я вытащил бинокль. Верхом на лошади восседал Барон. В повозке сидели: неизвестный мне возница, Петрович и некто, сильно напоминающий раввина. Во главе строя шел Коваль, за ним, с пионерским флагом на длиннющем древке, шел Загребин, командир группы «Север», а дальше двигался строй «закатовцев» и «северян». Немногие свидетели этого парада стояли с открытыми ртами. Я посмотрел на своих прохиндеев и рявкнул:

– Становись!!! Марся, флаг!!!

Народ засуетился, а Марся встал как вкопанный:

– Какой флаг?! Нет у нас флага!

– У меня есть флаг! – спас положение Зяма.

– Марся, с тебя древко. Зяма, тащи!

Парни ломанулись выполнять указание командира. Я оглядел бойцов: десантура давно построилась и со смехом наблюдала за потугами спецназа изобразить нечто напоминающее шеренгу. Среди моих шла толкотня и ругань. Причиной ругани был вопрос относительно построения. Микола заявил, что ему «плювать с ЭйфелЁвой башни» на право офицеров стоять первыми, и нужно строиться по «выслуге лет». Термит, чей рост перевалил за метр восемьдесят, жестами объяснял, что ему плевать даже на «ЭйфелЁву башню», и строимся строго по росту, невзирая на звания и срок службы, а Макс и Ильдар, молча, пытались втиснуться перед Миколой, который их выкидывал из строя.

– Санёк, – ко мне подбежал Марся, – флаг готов.

– Маладца! Давай в строй!

– Только там загвоздка одна…

– Марся, потом. Давай становись уже! – Эх, лучше бы я посмотрел на флаг…

Марся моментально восстановил порядок, расставив всех по росту. Я разместился перед шеренгами и замер в ожидании. Через две минуты гужевая повозка с тремя пассажирами и наездником остановилась от меня в пяти метрах, а позади повозки выстроился «сводный отряд спецов». Я подождал, пока Барон спешится, и рявкнул:

– Смирно!!! Равнение на центр!!!

И, приложив лапу к уху, промаршировал к Ивлеву. Он также взял «под козырек».

– Товарищ генерал-ма… – На «майоре» я споткнулся. На плечах Барона красовались погоны генерал-лейтенанта. – …Ма…ма…мать ети, лейтенант! – закончил я озвучивать воинское звание Ивлева. – Сводный отряд спецгруппы «Урал» и подразделения прикрытия ВДВ для торжественной встречи построен. Командир отряда майор Трофимов.

– Хорошее звание он мне придумал, а, Петрович?! – обернулся к стоящему возле повозки, смотрящему куда-то в небо и с трудом сдерживающему смех Зимину. Барон повернулся и так же, как Петрович, задрал голову.

– А это что за порнография?!

Тут я вспомнил, что Марся предупреждал меня о «загвоздке» с флагом. Я зажмурился, повернулся к строю и посмотрел на «флагшток». Марся со своей частью задания справился хорошо: к телескопической удочке, украденной у Пашки, была привязана футболка нашего Ильдара, которую ему подарил Зяма. А на футболке была напечатана увеличенная до максимального размера советская почтовая марка. Марка была тематическая. Была она посвящена советской гинекологии, о чём имелась соответствующая надпись. Под надписью было написано «6к» – цена марки, «1968» – год выпуска марки, в правом нижнем углу слова «Почта СССР», а посередине очень подробно была изображена женская матка с частью маточных труб и частью влагалища. Эту футболку Зяма подарил Ильдару на «День акушера-гинеколога». Эту же футболку эта сволочь нацепила на удочку и сейчас с самой серьёзной мордой держала в руках. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул. Петрович не выдержал и заржал. К нему присоединился Барон и остальные.

– Зяма сработал? – сквозь смех поинтересовался Барон.

Я кивнул головой в знак согласия.

– Вольно, – выдохнул Барон и протянул мне ру ку для приветствия.

– Вольно, – скомандовал я своим, и бойцы рину лись в сторону прибывших.

Спустя два часа, когда были выставлены дополнительные палатки и народ по-тихому уже дерябнул «за встречу», в штабную палатку были приглашены: Коваль и Загребин с заместителями, я, Марся, Микола и, ко всеобщему удивлению и Борькиному испугу, сам Зяма. Перед входом в «штаб» Марся повернулся к Зяме и предупредил:

– Молись, козленыш. В случае чего – у меня ру ка не дрогнет…

Борька показушно сглотнул, изображая испуг, и огрызнулся:

– Топай давай, председатель расстрельной ко манды.

За большим столом, стоящим посередине палатки, расположились Барон и Зимин. Перед ними стояла початая бутылка коньяка, пара банок тушёнки и буханка черного хлеба. Некто, похожий на раввина, сидел в углу и молился. Ни возницы, ни лошади с телегой не было, так как все трое были местными и были наняты Бароном для эффектного появления в нашем расположении.

– Стаканы там, – показал на коробку возле двери Петрович. – Проходим и присаживаемся.

Взяв по стакану, мы разместились за столом. Петрович молча разлил коньяк и поднял стакан:

– За встречу, ребятушки!

– За встречу, сынки! – поддержал Барон.

– За встречу! – откликнулись мы.

Коньяк оказался первостатейным. Барон достал сигару, откусил кончик, долго ее раскуривал, а потом начал:

– Рад видеть вас, «уральцы»! Вижу, устроились вы неплохо. Про работу с десантниками расскажете потом. Мне скоро ехать в штаб, поэтому быстро введу вас в курс дела. Завтра сюда прибывает большая группа генералов. Нас среди этой банды пустобрехов интересуют две личности. Первая – это профессор Черепанов, который проведет среди вас инструктаж. Второй личностью, интересующей нас, является генерал-полковник Юнусов, – Барон с подозрением нас оглядел, выискивая тех, кто знает или слышал про Юнусова. Убедившись, что, кроме вялого интереса, не последовало никакой реакции, он продолжил: – Официальная версия его прибытия – инспекция командного состава ВДВ. Неофициальная – отбор офицеров в очень специальную школу, по сравнению с которой «Валгалла» – это санаторий с усиленным питанием. Поэтому приказываю: при любых его попытках заманить вас ту да – посылать товарища генерал-полковника в пеший эротический тур. За последствия не бойтесь. Сашка, – Барон ткнул в меня сигарой, – к тебе и к Марселю будет особое внимание. Коваль, ты тоже будь готов. Он товарищ настойчивый, может и второй раз попытаться. Кстати, чуть не забыл! На завтра же, в честь приезда высоких гостей, намечен военно-спортивный праздник.

Со стороны Коваля, его зама – Андрюхи Бойченко, который, как и Коваль, был профессиональным военным, и нашего Миколы послышались приглушенные матюги. Мы озадаченно уставились на них.

– Дмитрий Михайлович, – робко поинтересовался Марся, – а что такое военно-спортивный праздник?

– А тебе Коваль, Андрюха и Микола объяснят, – усмехнулся Барон. – Ну всё, братцы мои, я поехал.

– Товарищ генерал, – тормознул я Ивлева, – а Зяму на кой черт вызывали?

– Точно! – хлопнул себя по лбу Барон и скомандовал: – Все дружно посмотрели в угол палатки. В углу мы видим практически библейскую картину: «Раввин, молящийся за победу избранных и примкнувших к ним гоев».

Раввин, восседавший в углу, недовольно посмотрел на Барона.

– Собственно, ради этого интересного человека я Зяму и вызвал! Зяма, голос подай!

– Гав-гав, – выдал Борька.

– Боренька, – елейным голосом начал Барон, – ты, помнится, мечтал о татуировке Моше Даяна и Маген Давиде. Так вот считай, что твоя мечта осуществилась. Старец в углу, что выглядит старше пирамид, прибыл сюда с целью сотворить из тебя одержимого, чем обречь твою душу на муки адовы! Прошу любить и жаловать: раввин Сруль Шмулевич!

– Мир вам, дети мои, – поприветствовал нас раввин. Голос его никак не вязался с внешностью. Таким голосом, низким, хриплым и – людоедским, что ли, незабвенный Комарницкий материл своих морпехов.

– Здравствуйте, – озадаченно протянули мы.

– Зяма, ты в его полном распоряжении, – велел Барон, довольный произведенным на всех эффектом.

– Ага, – пробубнил обалдевший Борька.

Как только Барон вышел, раввин встал, осмотрел нас хмурым взглядом и скомандовал Борьке:

– Ну что, дряни кусок, пошли, подышим.

– Это он сейчас кому? – поинтересовался у присутствующих Зяма.

– Тебе-тебе, шлимазл мелкий, – подтвердил Шмулевич.

Борька шумно выдохнул, что свидетельствовало о его «закипании».

– Сейчас прольется чья-то кровь, сейчас прольется чья-то кровь… – тихо запел Коваль.

– Слышь, ты, свинья с пейсами, – сразу пустился в оскорбления Зяма, – мне, трижды заработавшему Великое отлучение, плевать…

– Боря, твой дед был цадиком? – не обращая внимания на оскорбления Зямы, перебил его раввин.

– Предположим, – протянул тот.

– Тогда, трижды шлимазл, закрой свой поганый рот и топай на выход. Пообщаемся без свидетелей!!!

А потом он выдал монолог на иврите. Длился монолог минуты полторы. За эти полторы минуты Зяма покраснел, побледнел, едва не кинулся на раввина с кулаками, плюнул в его сторону, смачно выматерился, но – вышел. Раввин молча последовал за ним. Мы, открыв рты, проводили пару «избранных» взглядом. Ещё через минуту Коваль задумчиво протянул:

– Я не знаю, что это за кадр, но на всякий случай начинаю его бояться! Так опустить Зяму и не получить по морде может лишь не только очень языкастый, но и очень смелый человек…

– Бойтесь его, – улыбаясь, посоветовал Петрович. – Очень бойтесь.

– Петрович, кто это? – спросил Марся.

– Тебе же Барон сказал – это раввин Сруль Шмулевич.

– Я не глухой, – огрызнулся Марся, – конкретику давай.

Петрович хмыкнул и ответил:

– Чтобы не пускаться в долгие объяснения, скажу коротко: он, как и отец Сергий, экзорцист, но от иудаизма.

– Поэтому он такой борзый? – продолжал опрос Марся.

– Нет, мой наивный друг. Борзый он потому, что уделает любого из вас голыми руками. А одержимых – одной рукой.

От удивления у нас открылись рты.

– Подробности будут? – поинтересовался я.

– Нет, – отрезал Петрович. – Когда он «обратит» Зяму, сами всё и увидите. И почувствуете.

Слово «почувствуете» прозвучало как-то зловеще…

– Так, Бармалей, – Петрович повернул беседу в рабочее русло, – собирай десантуру и пошли на стрельбище. Покажете, чему их научили.

Мы медленно поднялись, я бы сказал нехотя поднялись, и вышли из палатки. Недалеко стоял задумчивый Ильдар.

– Саня, куда этот старый еврей повел Зяму?

– Хороший вопрос, друг мой. Я сам не знаю.

– Не к добру это… – неопределенно вздохнул Ильдар, переживая за своего напарника.

Зяма вернулся через три часа, сразу после того, как мы приехали со стрельбища. Петрович остался доволен нашими результатами и милостиво разрешил остаток дня посвятить безделью. А Зяма был крайне задумчив и крайне молчалив. Особенно всех напрягал тот факт, что задумчивость и молчаливость были на фоне заплывшего глаза и красного, оттопыренного от хорошего удара уха. Он сел возле входа в свою палатку и минут сорок что-то бормотал. Было ощущение, что он спорит сам с собой. Что именно он бормочет, мы разобрать не смогли, так как Ильдар не подпускал нас к Борьке ближе чем на два метра.

Наконец Зяма пришел к консенсусу, поднялся и громко оповестил всех присутствующих:

– А, долбись оно конем! – помолчал и добавил: – Всё равно в рай не попаду… да, командир?!

– Стопудово! – подтвердил я не озвученную Борькой мысль.

– Татарин, – Зяма обратился к Ильдару, стоящему возле него, как сторожевой пес, – братка ты мой верный. Дай закурить и пошли помощь мне окажем. Ухо болит. А я тебе налью коньячку кружечку.

Когда медики скрылись в палатке, ко мне подошел Коваль:

– Саня, что происходит в этом мире?

– Зяма выбрал ад… – ответил я очень серьёзно. Так серьёзно, что Коваль замолчал и как-то испуганно на меня посмотрел. – Леха, не забивай голову. Всё равно там все встретимся. Ты лучше про военно-спортивный праздник расскажи.

– Про праздник… – протянул крайне задумчивый Коваль. Потом он тряхнул головой, приходя в себя, и обычным тоном сообщил: – Военно-спортивный праздник, друг мой, это когда приезжает толпа проверяющих, от полковника и выше, а проверяемые, от полковника и ниже, демонстрируют свои достижения в беге, стрельбе и, самое главное, в строевой подготовке!

– Надеюсь, в противогазах бегать не придется? – поинтересовался Марся.

– Главное, чтобы не в ОЗК, – добавил подошедший Бойченко.

– Бег, друзья мои, – продолжал Коваль, – это не самое страшное. Самое страшное в том, что основная масса проверяющих – это мудаки первой гильдии, которые ничего не знают и ничего не помнят, профессионально лижут задницы своим начальникам и спят и видят, как бы до чего докопаться. Поэтому настоятельно советую: всем, кто в звании ниже майора, из расположения не выходить, а если выходить, то только в сопровождении командиров. Лучше в сопровождении Петровича. До Петровича ни один дурак не докопается.

– А про Юнусова что скажешь? – спросил я.

– А что тут сказать? Подойдет и прямым текстом предложит пройти обучение в его школе. Будет красочно расписывать возможные перспективы, в случае отказа начнет пугать. И уговаривать, и пугать будет крайне убедительно. Поэтому предлагаю цитировать любимого командира и посылать на три веселых буквы. Кстати, Саня, а почему ты не спрашиваешь про школу Юнусова? Марся вон как от любопытства лопается.

– Так мне уже кое-кто глаза приоткрыл… – уклонился я от прямого ответа.

– Петрович случайно проболтался? – усмехнулся Коваль.

– Судя по всему, как и тебе когда-то, – поддержал я Леху.

– Слышьте, панторезы-секретчики, – не выдержал Марся, – вы рассказывать будете?

– Пошли, – хлопнул я Марсю по плечу, – открою тебе страшную тайну…

Следующее утро преподнесло массу сюрпризов. Во-первых, с подачи наших заклятых друзей Донских и Чагадаева, подученных нами десантников отправили обеспечивать безопасность прибывающих генералов. Во-вторых, наша попытка совершить утреннюю пробежку была сорвана комендантским патрулем, возглавляемым лупоглазым майором. Сорвана прямо у нашего лагеря. Майор бешено вращал глазами и визжал, что любое перемещение в данном секторе до двенадцати часов запрещено. На его визг вышли заспанные Барон и Зимин. Барон, вникнув в суть происходящего, сообщил хмурому Зимину: «Он меня утомил», – и удалился обратно в палатку. А Петрович отогнал нас подальше и что-то быстро объяснил майору. Тот смолк и максимально быстро испарился. Петрович проводил его хмурым взглядом и велел:

– Физкультура отменяется. Всем чистить форму и обувь, – после чего ушел спать.

В-третьих, мы остались без завтрака, так как покидать расположение до двенадцати часов нам было запрещено.

Ближе к обеду, когда три группы, голодные и злые, сверкая как медные тазы, были построены возле командирской палатки, перед нами выступили с торжественной речью отцы-командиры. Барон явился в парадной форме, весь увешанный наградами. У присутствующих отвисли челюсти. Ивлев толкнул речь минут на десять, существенно обогатив наш словарный запас матерных слов. Удовольствие от его выступления получили все. Оно было посвящено предстоящему визиту генералитета и нашему месту в этом судьбоносном событии. А Зимин, как всегда, был лаконичен:

– Если хоть один гамадрил бесхвостый – это я про вас – залетит на чём-нибудь сегодня – порву всю группу. Увижу рядового без офицера – сразу вешайтесь. Даже в сортир ходить в сопровождении офицера. Выдвигаемся к штабу, участвуем в торжественном построении и так же, организованной бандой, отступаем в расположение. В бой не ввязываться. Пленных не брать! Пошли, соколики!!!

И мы пошли.

Добрались и построились без жертв и разрушений. Так же, без потерь, отстояли построение. Но вот отступить мы не успели. Зимин почти вывел группу с центральной площади, когда нас развернул курьер от Барона. Возле штаба в ожидании томились Барон и Черепанов. Барон подозвал к себе меня, Марсю, Ильдара и Олега, а остальную банду оставил под охраной Петровича вне зоны слышимости.

– Приветствую, господа одержимые, – улыбнулся Череп.

– Здравия желаю… – в ответ затянули мы, но нас прервал Барон:

– Так, бойцы, дурью не маемся. Перед вами сейчас не генерал, а языческий воин. Поэтому говорим просто, но с уважением.

Череп усмехнулся и спросил:

– Все со своим «зверьём» поладили? – Не получив отрицательных ответов, он продолжил: – Завтра вечером мы зайдем к вам в гости…

– Мы? – перебил его Олег.

– Ядвига тоже приехала, – угадал ход мыслей Олега Череп. – Нужно поговорить с ребе и оценить объём работы.

– Какой работы? – спросил я.

– Будем, Сашок, из твоих бойцов делать одержимых, – ошарашил меня Череп.

– А из «Заката» и «Севера»?!

– Нет. Их трогать нельзя.

– Рожей не вышли? – поддержал разговор Ильдар.

– Когда нас с вами слишком много в одном месте – это нехорошо! – загадочно ответил Череп.

– Типа, критическая масса будет превышена? – вставил слово Марся.

– Что-то вроде того, – так же неопределенно ответил Череп. – Ребятушки, – он оглянулся по сторонам, – ваш непосредственный начальник, гений конспирации, выбрал не самое удобное место для разговора. Поэтому дождитесь завтра. Тогда все и узнаете.

– Свидание окончено, – с улыбкой сообщил Барон. – Саня, Марся, останьтесь, а остальные свободны.

Череп вальяжно ушел в здание штаба, Олег и Ильдар в кротчайшие сроки телепортировались под опеку Зимина, а Барон, не обращая на нас внимания, продолжал кого-то искать в толпе военных. Наконец его взгляд выискал нужную личность, и он жестом приказал следовать за ним. Через минуту мы стояли рядом с полковником Ложкиным и ещё одним генералом-десантником. Судя по форме, генерал был из проверяющих. Барон представил нас вэдэвэшному генералу и сразу сообщил:

– Это, Иван Александрович, мои янычары, которые твоих пацанов нашей науке учат.

– Ах, вот оно что! – сразу сообразил тот. – Приятно познакомиться, «уральцы».

Он пожал нам руки и тут же начал допрашивать меня и Марсю, периодически спрашивая подтверждение у Ложкина. Наша беседа уже подходила к завершению, как:

– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться к товарищу генерал-майору? – Рядом с нами появились Донских и Чагадаев.

– Разрешаю, – чуть удивленно ответил Барон.

– Чего вам, орлы?! – с чувством гордости за своих бойцов поинтересовался Иван Александрович. Его гордость можно было понять: на фоне майоров-десантников мы с Марсей выглядели как бухенвальдские крепыши. Про внешний вид можно было не говорить. Если проводить аналогию с автомобилями, то на фоне десантуры мы были как два старых «москвичонка» рядом с новыми «роллс-ройсами».

– Товарищ генерал-майор, – бодро начал Донских, – сегодня в финале военно-спортивного праздника будут показательные выступления ДШБ. Мы с майором Чагадаевым, в целях укрепления дружбы между нашими родами войск (он кивнул головой в нашу с Марсей сторону), решили выступить с предложением о проведении двух товарищеских боев между мною и майором Чагадаевым со стороны ВДВ и майорами Трофимовым и Сунгатовым со стороны спецназа пехоты.

Десантный генерал секунд тридцать переваривал услышанное, а потом протянул:

– Вы с ними подраться, что ли, хотите?

– Не подраться, товарищ генерал-майор, а провести две схватки по рукопашному бою, – поправил генерала Донских.

– Ну я и говорю: подраться! – не согласился Иван Александрович. И сразу спросил у нас: – Чего скажете, пехота?

– Только с разрешения товарища генерал-лейтенанта, – моментально ответил я, надеясь, что Барон зарубит эту инициативу на корню.

– Михалыч, – многозвездный десантник с усмешкой и нескрываемым превосходством посмотрел на Барона: – Позволишь воинам потешить удаль молодецкую?!

– Потешить удаль… – Ивлев многозначно хмыкнул. – А давай спросим у самих воинов: Марсель?

– Так нам, татарам, всё едино: что резать, что трахать, лишь бы кровь рекой, – выпалил Марся с нескрываемой радостью. Кулаки на эту парочку у Марси чесались давно.

– Сань, а ты как? Одолеешь Донских?

– Ну я как-нибудь постараюсь, – протянул я в ответ.

– Тогда не вижу никаких препятствий для такого финала праздника. Два боя между профессионалами – это всегда красиво!

– Так, – радостно потер руки старший десантник, – неплохо бы тотализатор организовать! Михалыч, ставочку сделаешь?

– Непременно, – заверил его Ивлев. – Александрович, давай я Зимина позову, и пусть они с Ложкиным всё оговорят, а мы пойдем искать других, желающих сделать ставку.

Барон позвал Зимина. Кратко ввел его в курс дела и спешно удалился вместе с десантным генералом.

Петрович хмуро посмотрел на радостную морду Марси, на мою кислую физиономию, на взбешённого Ложкина, на недоумевающих десантников и спросил последних:

– Вам, придурки, жить надоело? – Те озадаченно молчали. Не дождавшись ответа, Зимин обратился к их непосредственному командиру: – Ложкин, твою мать, мы о чём с тобой договаривались? На кой черт я запрещал своим охламонам трогать твоих парней?! На кой?! Чтобы сейчас мои публично сломали твоих?! Чего ты молчишь, стратег хренов?! Ты же умный мужик! Ты не можешь не понимать – что именно произойдет сегодня вечером!

– Петрович, – со свистом выдохнул Ложкин, – не разрушай мне мозг и нервы. Лучше давай искать пути обхода.

– А нет их! – отрезал Зимин. – Твои мудаки перед начальством свою инициативу озвучили! Что мы теперь этой многозвездной банде скажем: что четыре профессионала нажрались немытых слив и теперь не могут встать с горшка? Поздно пить «Боржоми»!!!

Барон, собака бешеная, скорее всего уже всем растрепал о предстоящем бое…

Услыхав такой комплимент в адрес Барона, от испуга присели и Донских с Чагадаевым, и даже Ложкин. А Петрович продолжал свой монолог:

– …и гарантированно ставит он на своих. Заведомо зная, что остальные поставят на твоих обалдуев. И, естественно, проиграют.

– Товарищ полковник, – попытался подать голос Донских.

– Молчи! Молчи, придурок!!! – накинулся на него Ложкин. – Вы не понимаете, что именно вы натворили?! Я вам на кой черт давал сводку информационного центра на группы Ивлева?! А? Бараны!!! А вы их в стол положили или задницу ими подтерли?! Если бы вы мозгами, так же как и мышцами, работали, то прочитали бы, что «уральцы» в тройке Барона – это ликвидаторы. Не многоопытный Коваль, не «северяне», которых натаскали на разведку, а «Урал». Убийцы они, профессионалы экстра-класса!!! И вы, два долбадонта, которые никого и никогда руками не убивали, вызвали на поединок, рыцари, мля, двух профессиональных убийц, которые голыми руками кучу народу положили. И не простой солдатни, а таких же профессионалов, как и они!!! И что мне теперь делать? Похоронки на вас оформлять? Чагадаев, разведчик недоделанный, что ты мямлишь про спорт? Это для вас спорт. А они – умеют только убивать! Диктую заглавными буквами: У-Б-И-В-А-Т-Ь. Петрович, – Ложкин резко сменил и тон, и собеседника, – придумай что-нибудь!!!

– Боюсь, тут уже ничего не придумать, – вздохнул Зимин. – На губу сажать бесполезно: генералы всё равно оттуда вытащат. Сломать кого-то из них – тоже не вариант: поставят других на замену. Не знаю, как твои десантники, но этих, – Петрович хмуро посмотрел на нас, – лучше не менять.

– Почему? – с тоской в голосе спросил Ложкин.

– Потому что другие завалят твоих раздолбаев со стопроцентной гарантией. А этим можно приказать.

Зимин пригляделся к Марселю, морда которого сияла как в день получки, и резюмировал:

– Ну Трофимову-то точно можно приказать…

– Петрович, – продолжил завывать Ложкин, – получается – выхода нет?

– Выход всегда есть, – философски отозвался тот, – просто нужно его искать в правильном направлении.

– И где оно?

– Скорее всего, тут, – пробормотал Зимин, хмуро глядя на довольного Марсю. – Сунгатов!

– Чего? – отозвался мой друг, разглядывая Чагадаева с видом мясника, узревшего очередную тушу.

– На меня смотри, чучело! Марся послушно повернул голову:

– Я весь во внимании!

Присутствующая десантура испуганно сглотнула. С Зиминым никто, даже старшие по званию, не решались разговаривать таким образом. Ему даже замечаний никто не делал. А тут припухший майор имеет наглость так разговаривать с самим Святогором!

Петрович отвесил Марсе несильного подзатыльника и приказал:

– Сунгатов, посмотри внимательно на тело майора Чагадаева. Посмотри, чучело! Видишь, у него две руки, две ноги и одна башка. На данный момент его скелет не имеет травм, так же, как и внутренние органы. За печень – гарантии не дам, но всё остальное в удовлетворительном состоянии. Так вот, по окончании схватки его состояние не должно существенно отличаться от нынешнего. Наличие рук и ног, а также целостность его костей проверю лично! И, не дай бог, Сунгатов, чего-то не будет хватать… Порву, как Тузик грелку!

Ложкин удивленно переводил взгляд с Петровича на Марсю и обратно. Угроза Петровича произвела на Марсю иной эффект, нежели ожидал Ложкин.

– Мне его взасос, что ли, целовать? – поинтересовался Марсель, намекая на прямой запрет Зимина на нанесение средних и тяжких телесных повреждений Чагадаеву.

– Можешь даже в задницу, – отреагировал Зимин, – добро даю только на болевые и удушающие. Стоп! Отставить удушающие!!! Только болевые. А теперь скройся с глаз моих, татарин злой.

Дождавшись, когда Марся добрался до остальной нашей банды, Петрович обратил внимание на меня:

– А ты, друг мой, чего затихарился?

– А чего мне голос-то подавать? Я всё понял: удушающие не применять, кости не ломать. Целовать только в задницу!

– Э-э-э, нет, мой хитрожопый друг… – затянул было Петрович, но закончить мысль не успел, так как со стороны наших групп раздался дружный хохот. Мы посмотрели в сторону парней: хохотали все. Судя по довольной морде Марси, он только что ввёл всех в курс дела. От группы отделился Коваль. Подбежав, он быстро спросил:

– Петрович, эти психи действительно вызвали Саню и Марсю на бой?

– Сам в шоке, – подтвердил тот. Коваль с усмешкой оглядел десантников:

– Даже морпехам не приходила в голову подоб ная безумная идея… вы бы ещё Миколу на схватку вызвали… эх, весело сегодня будет!!!

Проводив Коваля взглядом, Петрович, судя по всему, забыл обо мне, так как заговорил с Ложкиным:

– Короче, небесная пехота, я сделал всё, что смог. Остальное зависит только от вас, но падать предлагаю после первого удара…

Подойдя к ожидающей нас веселой толпе спецов, мы обнаружили отсутствие Миколы, Петюни и Зямы.

– Так, – рассвирепел Зимин, – где эти олухи?

– Петрович, дыши глубже, – посоветовал Коваль, – они на разведку умотали.

– На какую разведку? – не сразу сообразил я.

– Данные о ваших противниках собирать, бестолочь, – пояснил Леха.

– А-а-а-а-а, – протянули мы с Зиминым.

После прибытия в расположение Петрович вызвал меня, Коваля и Загребина к себе, и до самого вечера мы были заняты составлением учебного плана для десантуры. А остальная шайка-лейка была занята приготовлением к предстоящему турниру. Приготовления сопровождались смехом, матом и беготней. За полтора часа до времени «жо» и часа «икс» в палатку вошел Марся и оповестил:

– Господа спецназеры, пора выдвигаться. Саня, тебя Микола проинструктирует относительно Донских.

Петрович хмыкнул и дал команду выдвигаться. До стадиона добрались на двух грузовиках, полученных Миколой от Базюка. Грузовики были очень кстати, так как бойцы набрали много непонятного мне барахла. Микола вкратце поведал мне, что Донских является кандидатом в мастера спорта по боксу, неоднократно выигрывал турниры в своей тяжелой весовой категории. Поэтому бить майора руками в голову и вообще бить его руками он, Микола, считает нецелесообразным. Предложил работать ногами по верхнему уровню и по той же голове или укладывать Донских в партер и там ловить на болевой.

А на стадионе праздник достиг своей кульминации – десантура блистала на показательных выступлениях. Разбивание кирпичей, шифера и бутылок меня интересовало мало, поэтому я начал разминку. Пока выполнял необходимый минимум, прикинул планы на бой: Донских уже знает, что я в большей степени самбист. Следовательно, будет работать с дистанции, не пуская меня в ближний бой, который чреват для него захватами и бросками. Скорее всего, он или его окружение понимает, что и ногами я «машу» неплохо, следовательно, голову он будет закрывать особенно тщательно. И что мы имеем в «сухом остатке»? Лоу-кики, от применения которых в реальном бою нас тщательно отговаривали инструкторы «Валгаллы» и моё любимое, очень эффективное, лучшее в мире СамБО. Хотя есть ещё удар коленом в печень, который мне поставил Коваль. Леха был адептом тайского бокса, что при его габаритах было очень необычно. Поставил он мне его качественно. До Бату Хасикова, конечно, далеко, но офицеры морпехов падали с завидной регулярностью. Значит, если зашуганный речами Зимина и Ложкина «товарисч» Донских будет работать от обороны, отобью ему, к нехорошей маме, ногу, напугаю хай-киками, а когда он свыкнется с мыслью о защите нижних конечностей и башки, пробью ему печень. Ну и партер при первой же возможности.

– Сашко, пора, – окликнул меня Микола.

Бойцы наших групп выстроили живой коридор, оттеснив зрителей. Через него я, в сопровождении Миколы, и двигался на ринг.

– Марся где?

– Готовится, – усмехнулся хохол.

На ринге меня уже ждал Донских. Был он в тельняшке, спортивных штанах, естественно, в голубом берете и почему-то в берцах. Кулаки голые, даже обмоток нет. Ну нашим легче. Я занял место в своем углу. На середину ринга вышел майор с микрофоном, изображающий ведущего.

– Кульминация сегодняшнего вечера!!! – растягивая слова на манер америкосовских ведущих начал он. – Первая схватка между офицерами двух родов войск! Четыре настоящих спецназовца продемонстрируют нам свое искусство боя!!! Встречайте бойца первой пары! В синем углу представитель ВДВ майор Донских!!!

Зрители, большинство которых были десантниками, восторженно взвыли. Подождав, пока зрители утихнут, тот начал перечислять тактико-технические характеристики моего противника, количество его спортивных побед и прочую мутотень. Пока ведущий восхвалял Донских, я поискал глазами Барона. Как и ожидалось, Ивлев разместился в первых рядах вместе с прочим генералитетом. Рядом с ним, с самой угрюмой мордой, восседал, как ни странно, Зимин. Ещё более странным было то, что остальные многозвездные товарищи к его присутствию отнеслись нормально и общались с ним как с равным, а некоторые – даже заискивающе. Барон же сиял как олимпийский рубль, всё происходящее его явно забавляло.

– А теперь перейдем к представлению второго бойца первой пары, – добрался до моей затасканной персоны ведущий. Продолжить он не смог: на ринг выпрыгнул Коваль. Лёха был в парадной форме, весь обвешанный медалями. Он спокойно подошел к испуганному ведущему и аккуратно вытащил из его руки микрофон.

– Дорогие друзья, – пророкотал он в микрофон, – я прошу прощения за мою наглость, но я гораздо лучше представлю своего боевого товарища. Итак! В красном углу защищает честь особых разведывательно-диверсионных групп «Урал», «Закат» и «Север» командир группы «Урал» – майор Александр Трофимов по прозвищу Бармалей!!!

Наших бойцов было в сотни раз меньше, но вой они подняли замечательный! Коваль поднял руку, парни сразу затихли.

– Краткая характеристика бойца, – Леха прошелся по моим необходимым характеристикам, упомянул про СамБО, а когда дошел до моих спортивных побед, случилось неожиданное:

– Из официально зарегистрированных спортивных побед у майора Трофимова есть только нокаут полковника Зимина!

Все, кто знал, о ком идет речь, ошарашенно уставились на Петровича, который кивком головы подтвердил слова Коваля. Донских, как мне показалось, побледнел.

– Из официально зарегистрированных боевых побед – имеется в виду – в рукопашном бою, на личном счету нашего бойца тринадцать уничтожен ных солдат и офицеров противника. Количество уничтоженных противников в группе подсчету не поддается!!!

Лёха ещё что-то страшное и кровавое рассказывал про меня, а я ехидненько улыбался, глядя на Донских. Дурашка, не верь ты Ковалю. Врёт всё полковник. За всю войну рукопашная схватка у меня была всего одна, и результат её выражался в одном убитом болгарском лейтенанте. Глупый офицерик, судя по всему, был в самоходе и выперся на меня неожиданно для нас обоих. Пришлось его задушить. А Коваль тем временем закончил запугивать Донских и передал микрофон рефери. Другой моложавый майор затараторил относительно правил проведения схватки, его я слушал вполуха. Моё внимание было приковано к Донских, который уже не скрывал страха. Странный человек. Проявить инициативу, а потом потеть с перепугу. Не понимаю. Рефери наконец закончил свою «молитву» и обратился к Донских:

– Боец готов?

– Да, – выдохнул он.

– Боец готов? – вопрос ко мне. Ответить я не успел.

– Бармалей, – со стороны генеральской «ложи» раздался рык Барона, – у тебя две минуты.

Я непонимающе уставился на Барона. Тот улыбался самой гадостной из своих улыбок.

– Сашок, чего ты тупишь? – вступил в разговор Зимин. – Ты должен за две минуты положить Дон ских. Ивлев именно такую ставку сделал.

Последние слова Петровича потонули в хохоте остальных зрителей первого ряда.

– Твою мать! Донских, сука, падай сразу, – только и смог сказать я, сдерживая рвущийся наружу мат. – Микола, как пройдет первая минута – просигналь.

– Боец готов? – повторил свой вопрос рефери.

– Готов, – прорычал я.

– Бой!

Я резко сократил дистанцию и навернул противнику в ухо ногой. Он, конечно, заблокировал удар, но его всё равно мотнуло в сторону. Не давая ему опомниться, наношу удар в бедро опорной ноги. Попал, как в учебнике: Донских сразу же подсел на «пробитую» конечность. И снова ногой в голову, снова в блок, и снова противника мотает. И опять лоу-кик в ту же ногу. И снова качественное попадание. Замечаю, как соперник уже готовит блок в районе головы, поэтому повторяю лоу-кик. Донских заваливается на бок, и между нами бросается рефери. Первый нокдаун, счет открыт.

Отвлекаюсь от своего соперника, и тут же до меня долетает тот ор, что царит среди зрителей. Десантура гудит и свистит, а среди этого шума четко вырисовывается:

– Урал! Урал! Урал! – Это кричат наши спецы.

Поворачиваюсь к своим командирам: Барон улыбается. Поймав мой взгляд, он красноречиво чиркает большим пальцем по горлу. Я перевожу взгляд на Петровича, он коротко кивает, подтверждая «точку зрения» Ивлева. Странно.

– Шесть, семь, – ведет отсчет рефери. На цифре «восемь» Донских поднялся.

– Бой, – звучит команда.

Снова лоу-кик. Мимо, но Донских начинает «прятать» ноги. Все его мысли сосредоточены на отбитой ноге.

– Сашко, минута! – долетает до меня голос Миколы.

Делаю обманное движение, противник снова закрывает голову, а я прыгаю коленом вперед и попадаю. Донских вскрикнул и начал оседать. Пока рефери не оттащил меня от него, прыгаю ещё раз и наношу удар коленом в челюсть. Голова противника резко мотнулась назад. Всё. Поворачиваюсь к противнику спиной и иду в свой угол.

– Микола, время?!

– За полторы минуты управился. Молодец! Через канаты к лежащему майору уже перепрыгнули два врача и толпа секундантов.

– Не убил? – с усмешкой поинтересовался Микола.

– Нет. Максимум – челюсть сломал.

– Саня, ты красавец! – похлопал меня по плечу подскочивший Коваль. – Не зря я тебя полгода натаскивал! Ну уважил!!!

Пропустив Лехину похвалу мимо ушей, я повернулся в сторону генералитета. Столько изумленных военачальников я не видел ни разу. У некоторых даже рот был открыт. Из этой обалдевшей массы выделялись, естественно, Зимин и Ивлев. Ивлев собирал с проигравших деньги, а Зимин их тщательно пересчитывал, делая соответствующие отметки в блокноте. Лица у обоих выражали глубочайшее удовлетворение. Интересно, сколько они выиграли? И сколько ещё выиграют?!

За спиной раздался сдавленный стон: Донских привели в сознание. Через канаты уже подавали носилки. Ко мне подошел Ложкин:

– Майор, ты совсем охренел?

Я молчал, глядя на него исподлобья.

– Чего ты молчишь, скотина? – наконец закричал Ложкин. – Ты что наделал?!

– Он выиграл, Ложкин, – вместо меня ответил Барон. То ли уже собрал весь выигрыш, то ли решил прийти мне на помощь.

Ивлев пронырнул под канатами, встал передо мной и продолжил:

– Ложкин, отставить. Твой боец жив. А это – главное.

Барон повернулся ко мне:

– Молодец, Саша. Твоя победа – это знак качества на системе обучения «Валгаллы», это показатель уровня подготовки моих групп!

Я ухмыльнулся:

– Скоро ещё один знак качества выйдет. Не перестарался бы он.

– Да, – протянул Ивлев, – Марселька может… Ложкин, ты ещё тут?

– Так точно.

– Ты, мил-человек, врачей своих далеко не убирай. Сейчас Сунгатов биться выйдет. А он, в отличие от Трофимова, действительно много народу голыми руками положил.

На Ложкина было больно смотреть. Весь его вид выражал и боль за поломанного майора, и стыд за плохую, как оказалось, подготовку бойца, и желание оторвать мне что-нибудь из нужного.

Мы покинули ринг вслед за Донских, точнее – за носилками, на которых его вытащили с ринга. Горячка боя уже прошла, и голова начала работать в обычном режиме, поэтому факт присутствия только Коваля и Миколы и отсутствия остальной шайки-лейки меня насторожил.

– Так, негодяи, а где остальная шобла?

– Скоро узнаешь, – загадочно протянул Лёха. Через три минуты ведущий вновь оказался на ринге. Чуть ошарашенно поглядывая в мою сторону, он затянул монолог о втором бое. Более красочно (выступление Коваля произвело на него впечатление) он расписал Чагадаева, упомянув о его спортивных победах. Про боевые не сказал ни слова. Закончив восхвалять десантника, ведущий вопросительно посмотрел на Лёху. А тот шагнул к канатам, наступил на нижний канат, приподнял средний и верхний, сделав своеобразную калитку.

И в эту калитку нырнул… Зяма! Глядя на него, я потерял дар речи. Наш еврей был в черном шикарном костюме, черных лакированных туфлях и в, мать ее, бабочке! Но!!! Под пиджаком была не белая рубаха, а тельняшка. Это сочетание несочетаемого било по глазам и вызывало смех. Зяма вытащил у офонаревшего ведущего микрофон, раскланялся на четыре стороны и объявил:

– Its show time!!! Дамы и господа, леди энд джентльмены, мадам и месье, сеньоры и сеньориты, товарищи и…товарищи!!! Имею честь представить второго бойца второй пары сегодняшнего боя! Итак, встречайте: заместитель командира особой разведывательно-диверсионной группы «Урал», майор Российской армии Марсель «Секач» Сунгатов!!!

Тут же погас весь свет, а в сторону выхода из подтрибунных помещений ударил луч прожектора. Одновременно в громкоговорителях раздалось:

Но вместо ожидаемого:

Вдруг зазвучала третья строка первого куплета «Хаванагилы»:

И пошёл проигрыш, который становился всё тише, а из подтрибунных помещений уже без музыкального сопровождения зазвучало:

Эта песня, точнее ее припев, была нашей командной «кричалкой» в «Валгалле». Во время выполнения групповых силовых упражнений (таскание бревен или перекатывание бэтээра) мы орали именно её. Остальные курсанты довольствовались стандартными криками «про спецназ», а мы, выпендрёжники, начинали петь «Дубинушку».

В луче прожектора появились Макс и Мамелюк. Макс держал в руках всё ту же телескопическую удочку, с «Гинекологией СССР», а Мамелюк пёр большой плакат, на котором было написано «Урал». За ними, образовав своеобразное кольцо оцепления, шли мои бойцы. В середине кольца двигался Марся, перед ним шёл Вартанчик, на плечи которого Марся положил руки и мелко подпрыгивал во время движения. За Марсей, массируя ему плечи, шел Ильдар, а позади Ильдара двигался Термит, держа что-то непонятное на вытянутых над головой руках. Группа завывала «Дубинушку» и медленно двигалась к рингу. Все парни, кроме Марси, были без кителей, поэтому присутствующие зрители могли лицезреть морпеховские тельняшки, позаимствованные нами у бойцов Комарницкого. А Марся… своим видом мой друг детства порвал психику не только своему сопернику, но и вообще всем присутствующим. Во-первых, он был в белом медицинском халате. Во-вторых, он был то ли в шортах, то ли в трусах. В-третьих, на его голове было мокрое полотенце. И в-последних, во рту у него была раскуренная сигара. Добравшись до ринга, парни остановились. На ринг влез Макс, потом Мамелюк и только после этого соизволил подняться Марся.

– Встречайте!!! – прогорланил Зяма, и откуда-то справа в воздух взмыло штук пятнадцать освети тельных ракет. Пока присутствующие наблюдали за ракетами, Зяма продолжил: – Прежде чем более подробно представить нашего бойца, я бы хотел выразить благодарность спонсору. Огромное спасибо заместителю главного врача местного госпиталя доктору Бронштейну, предоставившему костюм, обувь и бабочку ведущему, но зажавшему белую рубаху.

Зрители ответили дружным смехом.

– Но вернемся к нашему победителю… э-э-э-э… – я хотел сказать, к нашему бойцу… – Борька подробно и красочно расписал все героические параметры Марселя, особо выделил количество уничтоженных противников, не забыв добавить, что тот давно и на голову опережает остальных бойцов группы по числу совершенных убийств.

– Среди прочего, наш боец, – продолжал разрывать психику присутствующим Зяма, – выставляет и свой чемпионский пояс! Термит, твой выход!

На ринг выскочил Термит. В вытянутых руках он держал «чемпионский пояс». Пояс был сделан из сидушки от унитаза, обернутой фольгой. Показав «пояс» всем зрителям и насладившись их хохотом, Ленька аккуратно, чтобы не выбить сигару, надел «пояс» на шею Марси. Марся вскинул вверх руки, и мои начали скандировать:

– Секач, Секач, Секач!!!

А Марся передал сигару Ильдару, снял «пояс», полотенце и халат. Присутствующие заржали с новой силой. На Марсе были берцы, белая с дырками майка, именуемая в народе «алкоголичка», и ярко-красные, с белыми крупными цветами семейные трусы, доходящие ему почти до колен.

Всё тот же судья кое-как справился с хохотом и сквозь рыдания спросил у Чагадаева:

– Боец готов?

Чагадаев кивнул головой. Судья повернулся к Марселю и, булькая от смеха, поинтересовался:

– Готов?

– Всегда готов! – отозвался Марся и тут же спросил: – А правила поединка повторить?

– Иди в задницу, – еле сдерживаясь, ответил судья и, убедившись, что секунданты покинули ринг, возвестил:

– Бой!

Судя по тому, как кинулся в атаку десантник, он решил работать «первым номером». От шикарнейшего удара ногой в корпус Марся просто ушел перекатом в сторону. Чагадаев моментально выполнил «вертушку», но опять мимо: Марсель просто отклонился назад. И дальше в том же духе: Чагадаев атаковал, Марся уклонялся. Он не ставил блоков, не пытался контратаковать, он просто уходил от ударов. Зрители начали невольно свистеть и гудеть, а десантный майор понял, что от ударной техники проку нет, и прыгнул Марсе в ноги. Тот, судя по всему, этого ждал, поэтому резко сместился вправо. Чагадаев запутался в собственных ногах и растянулся на ринге. Я посмотрел на секундомер: прошло почти четыре минуты первого раунда из пяти. Интересно, чью установку на бой выполнял мой друг?

– Марся, время! – рявкнул с трибуны Зимин, тем самым отвечая на мой вопрос.

А Марся, не поднимая рук, начал сближение с Чагадаевым. Чагадаев воссиял ликом и сделал замах рукой.

– Как ему сейчас будет больно! – сообщил за моей спиной Коваль.

Чагадаев ударил, целясь в голову. Однако его удар был встречен ударом Марселя. Марся выполнял свою «коронку». Он долго ее отрабатывал – годами. Смысл был прост: вместо блока ударить соперника в кулак, наносящий удар. С одной стороны – просто, а с другой – попробуй повтори!!! У меня из десяти попыток получалась одна. И это – в лучшем случае. Инструкторы в школе долго пытались выбить из Марси эту дурь, но потом плюнули, прониклись идеей и все шесть месяцев «ставили» ему этот прием. Получилось. От подобного «сюрприза» у противников ломались запястья, пальцы, суставы и кости кистей. Про мышцы никто не вспоминал. После двух сломанных морпеховских рук Комарницкий лично проверил на собственной шкуре этот прием и, запретив своим бойцам связываться с Марсей, ушел, матерясь, в медсанбат.

– Зовите доктора, – согласился я с Ковалем. А на ринге раздался еле слышный хруст и хорошо слышный вскрик. Однако бой продолжился. Судья не понял, что один из бойцов уже травмирован, а Марся не дал Чагадаеву просигнализировать об этом. Он схватил десантника за поврежденную руку и дернул на себя. Чагадаев попытался ударить свободной ле вой рукой, но был схвачен за запястье. Пользуясь тем, что он ниже десантника почти на голову, Марся прижался к нему, чуть выставил левое колено вперед и, удерживая захваты, поднял руки (и свои, и чужие) в стороны, перехватился ближе к локтевым сгибам и начал тянуть. Со стороны это было похоже на эле мент танца, однако гримаса боли на лице Чагадаева подтвердила мою догадку – Марся решил порвать десантника в прямом смысле этого слова. Сила рук у моего друга была феноменальной. Поэтому все, кто его знал, поняли, что сейчас у десантника будут порваны мышцы, связки и, возможно, повреждены суставы. До Чагадаева это уже тоже дошло, и он закричал от боли.

– Марсель, заканчивай, – проревел Зимин.

Он и закончил: ударил Чагадаева головой в челюсть и разжал руки. Десантник рухнул на ринг, и к нему тут же ринулся Ильдар.

– Можешь не считать, придурок, – огрызнулся он на рефери, открывшего счет, – он уже не встанет. Костян, – это команда медику Коваля, – бегом сюда.

На ринг, оттеснив офонаревшего рефери, высыпали медики трёх наших групп и, отпинывая всех кого можно, начали накладывать шины.

– И йоду ему в глаза закапайте, – посоветовал подошедший Зяма.

– Уйди, неверный! – усмехнулся Ильдар.

– Саша, глянь на генералов, – пробубнил позади меня Коваль. Я повернул голову.

Напротив генеральской трибуны с самой довольной рожей лица стоял Марсель. Рядом с ним, что-то нашептывая ему на ухо, Зимин, а Барон, сияя как медный таз, собирал с очень хмурых генералов свой выигрыш. На ринге Ильдар и компания закончили бинтовать Чагадаева и осторожно его вынесли. Борька вытащил в центр ринга ведущего и вручил ему микрофон.

– Микрофон полностью в твоей власти! Ведущий откашлялся и очень грустно возвестил:

– Во втором бою победу нокаутом одержал представитель спецгруппы «Урал» майор Сунгатов.

Наши парни встретили это известие радостными криками.

– Финальный счет поединков, – продолжал май ор, – два – ноль в пользу «Урала».

И опять дружный радостный ор. Тут на ринг выбрался неизвестный мне генерал-полковник.

– Это Юнусов, – сообщил Коваль.

Юнусов был чуть выше Барона, был черноволос и смугл кожей. Перемещаясь по рингу, он чуть прихрамывал. На его лице был большой шрам от ожога, по форме напоминающий пятиконечную звезду. Юнусов жестом потребовал у ведущего микрофон и хорошо поставленным голосом, очень похожим на голос Барона, обратился к присутствующим:

– Дорогие друзья! Я благодарен хозяевам за пре красное шоу, подготовленное ими. Особую благодарность я бы хотел высказать бойцам «Урала»! Так сильно я давно не смеялся, кроме того, я ещё не встречал такого уровня рукопашной подготовки у непрофессиональных солдат. У местных десантников есть при мер, на который необходимо равняться, а всем остальным можно радоваться тому, что в наших рядах воюют такие замечательные бойцы! Всем спасибо!!!

За Юнусовым потянулись другие генералы, которые несли подобную же мутотень. Потом было награждение почетными грамотами. На награждение Марся вышел в халате и с «чемпионским поясом», чем заслужил аплодисменты и очередной взрыв хохота. По окончании праздничного салюта, подготовленного саперами наших групп, Зимин оперативно вывез всех в расположение, приказав никуда не выходить и выставить усиленное охранение. А сам убыл.

Мы уже были готовы завалиться спать, когда нетрезвый Зимин привез ещё более нетрезвых Ивлева и Юнусова, а также неизвестного нам полковника. Коваль, как старший по званию, метнулся к Петровичу для рекогносцировки. В итоге в командирскую палатку были приглашены я, Марся, Коваль и Загребин. Выпив с командирами за красивую победу и выслушав массу комплиментов от Юнусова, мы, наконец, добрались до самого главного:

– Так, – возвестил он, – Коваль, сучара мелкий, меня уже послал, поэтому его спрашивать не буду. Загребин, твоя группа хоть и показала блестящие результаты в двух крайних операциях, но с тобой нет смысла общаться. Ты ещё недостаточно опытен и не пропитан кровью на нужном уровне. Стало быть, «уральцы». Как я понял из ваших сегодняшних боев, завалить этих напыщенных индюков вы смогли бы секунд за десять. Однако обошлись малой кровью, следовательно, умеете не только быстро убивать, но и прятать свое умение от других. Это говорит о том, что вы не только сильны, но и хитры. Что очень мне импонирует. Поэтому предлагаю прямым текстом – пройти обучение в моей спецшколе. После окончания школы вы получите подполковников и такую подготовку, что любой противник будет для вас вроде назойливой мухи. Если, конечно, останетесь в живых, – усмехнулся он.

Я посмотрел на Зимина и Ивлева. Петрович курил, улыбаясь чему-то своему, а Барон тихо кемарил. Скорее всего, делал вид. Поймав мой взгляд, Зимин чуть заметно кивнул головой. Поняв, что поддержка с его стороны нам обеспечена, я ответил:

– Товарищ генерал-полковник, прежде чем отправить вас по тому же маршруту, что и Коваль, я бы хотел кое-что, во-первых, пояснить, а во-вторых, спросить.

– Изволь, – как-то нехорошо хмыкнул Юнусов.

– И я, и мой друг непрофессиональные военные. Нас призвали на войну. И по её окончании мы планируем вернуться домой, к своим гражданским профессиям. Поступление в вашу школу – это билет в один конец. Ни меня, ни Марселя это не прельщает.

Юнусов молчал. Я продолжил:

– Теперь – вопрос: кем является тот полковник, которого вы притащили с собой?

– Он является вашим билетом, – тоном людоеда ответил Юнусов.

– В какую сторону? – спросил я, хотя начал догадываться – что услышу в ответ.

– В нужную вам, – рассмеялся генерал-полковник, – если сумеете его одолеть, то три приказа о направлении Коваля, Трофимова и Сунгатова в мою школу я просто сожгу. Не сможете одолеть – завтра уедете со мной.

Вот это новость! Я ошарашенно уставился на Барона.

– Что ты смотришь на меня, как монашка на сутенера, – рассмеялся проснувшийся Барон, – задача проста, как три рубля одной монетой: уделаете полкана – останетесь тут. Не уделаете – поедете повышать квалификацию.

– У генерал-полковника есть такие полномочия? – чуть напряженным тоном спросил Коваль.

– У него, Алексей, такие полномочия, что он мог приказать мне и Петровичу лично доставить вас к нему. Однако же выпендривается Каратель. В демократию играет.

– Чай кто-нибудь будет? – не в тему спросил Марсель. Не дождавшись ответа, он налил себе большую кружку.

– Огнестрельное оружие можно использовать? – продолжал допытываться Коваль.

– Конечно, нет.

Я задумчиво посмотрел на Марселя, прихлебывающего горячий чай мелкими глоточками, но отказался от чая в пользу коньяка. Не до чая мне было. Взял пузатую бутылку, набулькал себе полстакана, посмотрел на пустой стакан Коваля и потрогал его за руку, предлагая коньяк. Лёха выспрашивал Барона про правила поединка, поэтому ответил кивком. Набулькал и ему.

– Так, с правилами поединка всё более-менее понятно, – прогундел Коваль и потянулся за своим стаканом. Не донеся руку до него, он тихо скомандовал: – Начали.

В то же мгновение в лицо юнусовского полковника прилетела порция обварного кипятка – это привет от Марселя. Он ещё не успел закрыть лицо руками, как между его лбом и неполной бутылкой коньяка состоялась торжественная встреча, организованная мной. Он ещё не успел упасть, как его сбил с ног и откинул в угол палатки любимый «коньячный» стол Барона, направленный твердой рукой Коваля. Стол у Барона был знатный. Из настоящего дуба. На нем можно было и водку пьянствовать, и в шахматы с шашками играть. Поединок завершился за три секунды. И раздалось:

– Сбылась мечта идиота! – намёк Марси на использование кипятка при нападении.

– Низко пошел. К дождю, наверно, – мой комментарий «полёта» полковника.

– Учить он нас, мля, собрался, – бурчал Коваль, двигаясь к лежащему полковнику. – Чтобы нас чему-то учить, мозги, мля, нужно иметь. Мозги, – Леха нанес контрольный удар полкану в голову, – хитрость и диплом, сука, «Валгаллы»!

– Барон, сигарету дай, – позевывая, попросил Зимин.

– А ты её у Лешки попроси. Пачка, кажется, вместе со столом улетела, – Ивлев оглядывал окрестности в поисках потерянных сигарет. Не нашел и заворчал на Коваля: – Лёха, засранец, на кой ты стол-то кинул? Всё разлил, стаканы разбил, не дай бог, стол поцарапал…

– Для хорошего дела и стола не жалко, – улыбнулся Коваль, ставя стол на место.

Промолчали только Юнусов, ошалевше переводящий взгляд с Барона и Петровича на нас и обратно, неизвестный нам полковник, находящийся в глубокой отключке, и улыбающийся Загребин, над которым пролетел и кипяток, и бутылка, и стол. Коваль бросил на стол свою пачку сигарет и уселся на прежнее место.

– Загребин, – Петрович прикурил очередную сигарету и вытащил из-под своего стула новую бутылку конька, – возле входа ящик – там стаканы. А «розочку» свою можешь выкинуть.

Димка швырнул в сторону поверженного полковника кусок разбитой бутылки и достал стаканы. Барон разлил коньяк. Мы подняли стаканы.

– Значит, ребятушки, остаться решили, – улыбнулся он. – Добро. Уважили! А давайте, сынки, выпьем за нашего Мудрого Пескаря. Это ж сколько времени прошло, а его подготовка творит такие чудеса!

– За Карпа! – поддержал Петрович.

– За Шуровкина! – выдохнули мы, чокнулись и выпили. Барон отобрал у Зимина сигарету, затянулся, выдохнул дым в сторону Юнусова и обратился к нему:

– Согласись, Артурчик, если бы тогда, в Африке, с нами были эти парни, САСовцы не только отсосали бы у нас взахлеб, что они, в принципе, и сделали, но ещё и денег бы нам отсыпали, лишь бы мы свалили к соседям! Да очнись ты! Проиграл твой поединщик. Гони приказы и бери стакан!

– В Африке? – переспросил Юнусов, взяв стакан. Потом он вышел из оцепенения и уставился на Барона:

– Димка, скотина, ты же знал, что они так сработают?!

– Естественно!

– Но как?

– Что как? – не понял Барон.

– Как они согласовали свои действия? Не было ни условных сигналов, ни жестов. Команда Коваля только активировала механизм. Поэтому я и спрашиваю: как?!

– Артурчик, – усмехнулся Барон, наливая собеседнику коньяк, – у них одна школа. Точнее, один наставник! Ты обратил внимание, что Загребин тоже был готов к атаке? В них, – Ивлев обвел нас взглядом, – вбили один и тот же алгоритм боя. В сложившейся ситуации атака издалека, подручными предметами и до начала поединка – это единственно верное решение. К этому решению они, я подчеркну – все четверо, пришли одномоментно. Пришли, подготовились и атаковали.

– И кто у вас там такой умный? – Юнусов замахнул коньяк.

– У нас там такой умный полковник Шуровкин.

– Шуровкин, – протянул тот.

– Не надейся, – усмехнулся Барон, – он вольнонаёмный. Из кадров он ушел давно. Так что перетащить его к себе у тебя не получится!

– Поживём – увидим! Налей ещё!

Пока Барон разливал всем присутствующим, Юнусов вытащил из внутреннего кармана три бланка, судя по всему с приказами на нас, и отдал их Зимину. Петрович молча затолкал все приказы в свой карман.

– За победу! – озвучил тост Юнусов, выпил и направился к выходу.

– Алло, гараж, – тормознул его Петрович. – А убирать за собой кто будет? Ты, значит, тут нагадил, – Зимин показал на лежащего полкана, – и нам решил это оставить?! Мы так не договаривались!

Юнусов потоптался на месте, сплюнул и ответил:

– Насчет дерьма ты прав, Петрович. Но не генеральское это дело – дерьмо таскать. Очухается – сам уйдет.

– Какие генералы всё-таки чистоплюи, – философски протянул Барон, после того как Юнусов вышел, и заржал, увидав наши косые взгляды.

– Так, орлы, слушай мою команду, – Петрович снова стал самим собой, – завтра выходной всем. Можете даже отметить сегодняшний успех. А пока – спать. Всё, кыш отсюда. Да, и полкана с собой прихватите.

– А куда его? – поинтересовался Марся.

– Можете утопить, – подсказал Барон. – Юнусов его, один хрен, на фронт отправит. Как не оправдавшего высокого доверия партии и правительства!

– А кто он? – спросил Загребин.

– Старший инструктор по рукопашному бою. Теперь уже бывший… – громко заржал Зимин. К нему присоединился Ивлев. В смехе командиров чувствовалась лёгкая нервозность. Переживали-таки, старые негодяи.

– Тьфу ты, пакость какая, – пробормотал Леха, склонившись над телом юнусовского офицера. – Как пацана сопливого уделали. С нашим бы такое не прокатило, – вспомнил он Шуровкина. – Сами бы до сих пор лежали…

Полкана решили не топить. Подтащили к палаткам медиков, благо те стояли рядом, разбудили слуг Гиппократа и, под дружный мат врачей, вручили им бывшего инструктора по рукопашному бою.

Утром нас разбудил Зяма.

– Так, фашисты, скажите мне, за что вы так уработали ночного полкана? – Зяма бесцеремонно сбросил мои ноги с кровати и уселся.

– Что с ним? – высунув нос из-под одеяла, спросил Марся.

– Ожег лица, правый глаз обожжен, но не сильно. Множественные ушибы, как сзади, так и спереди, при этом в грудак ему прилетело чем-то тяжелым и плоским. Но не это самое страшное. У него тяжелое сотрясение мозга. Судя по отметинам на голове, ему чем-то кинули в голову, а потом добили лежачего. Вот я и спрашиваю: кто это такой и что он вам, садистам, сделал?

– Это жертвоприношение, – пробубнил я.

– Это что-то новое! Каким богам?!

– Двум местным божкам, – зевнул я в ответ.

– Барону и Петровичу? Это они приказали?! – удивился Борька.

– Блин, Зяма, чего ты пристал, как банный лист?

– Не понял? – начал наезжать Борька. – Вы, значит, уработали под списание какого-то офицера, подбросили его нам посреди ночи, а теперь – не приставать? Нам его дальше лечить или в госпиталь сплавить? И лечить ли вообще? Наши божки, как ты изволишь «выражовываться», могут завтра повелеть вообще его прикопать в лесу. Так стоит на него лекарства переводить?

– Стоит, Зяма, стоит.

Я подробно расписал события ночи. Зяма выслушал молча, выдержал минутную паузу и выдал:

– Если бы знал – я бы этого терпилу без наркоза отоварил!

Он пошел было к выходу, но вдруг замер, и спросил:

– То есть сегодня выходной?

– Точно.

– И бухать можно?!

– Зяма, заткнись и скройся с глаз, – пробурчал из-под одеяла Марсель, – дайте мне хоть сегодня поспать.

– Можно-можно. Только перед тем, как пить, у Петровича ещё раз спроси. Зная его подлую натуру, можно наткнуться на запрет… – Но Борька меня не дослушал, радостно испарившись из палатки.

Я закурил. Спать не хотелось. Посмотрел на сопящего Марсю, завистливо вздохнул, надел штаны и ботинки, отстегнул от кровати автомат и пошел на улицу. А там…

Весть о выходном и наличии разрешения на пьянку распространилась по лагерю быстрее лесного пожара. В город спешно снаряжались гонцы за закуской, поэтому возле машин шли шумные разборки. Я двинулся к Ковалю. Лёха уже проснулся и сидел возле своей палатки. Перед ним на раскладном столике лежал разобранный автомат. Леха занимался чисткой оружия.

– Ты уже слышал про юнусовского полковника?

– Да, – Коваль внимательно рассматривал ствол автомата. – Мои пилюлькины ещё ночью отчитались.

– Навещать пойдем?

Лёшка отложил автомат и внимательно посмотрел на меня:

– Только не говори, что у тебя совесть проснулась!

– Моя совесть – покладистая молодуха. Слепа на оба глаза и глуха на оба уха.

Он задумался и спросил:

– Про совесть сам придумал?

– Нет, из какого-то детского фильма.

– Из современных?

– Нет. Из моего детства.

– Хорошее у тебя было детство!

– Факт.

– А насчет полкана, мой бессовестный друг, я тебе так скажу: был бы он хорошим спецом – не лежал бы сейчас у наших врачей. Считай это естественным отбором. Это – во-первых.

– А во-вторых?

– Во-вторых, – он вернулся к изучению ствола, – за возможность избежать учебы у Юнусова я бы и убил, не задумываясь.

– Всё так плохо? По нашему Петровичу не скажешь.

– Наш Петрович – это уникум. На него не смотри. Но я тебе не про свою шкуру говорю. Если бы Юнусов нас забрал – что было бы с нашими группами? У меня-то хоть Бойченко есть на замену. А твои каратели остались бы сразу и без папки, и без мамки. Об этом подумал?

– Подумал, подумал, – вздохнул я.

– Поэтому плюнь и забудь. Лучше подумай на тему выпить и закусить!

– Есть предложения?

– Выпить и закусить!

– Конструктивно! Давай дождемся пробуждения начальства. А то мы губу раскатаем, а они нас ушлют куда-нибудь.

– Эти могут, – Леха протянул мне автомат. – Сань, погляди свежим глазом на ствол. Смущает меня что-то.

Минуту я изучал оружие Коваля.

– Стой, ать-два! Ты куда такой красивый собрался? – скомандовал кому-то Леха.

Повернувшись, я увидел Олега в парадной форме.

– Российский воин на оккупированной территории должен являть собой пример…

– На блядки пошел? – перебил его Лешка.

– Какие блядки?! – возмутился Олег.

– Ядвига приехала? – дошло до меня.

– Приехала, – радостно закивал головой Олег.

– Ну тогда удачи! Привет ей передавай.

Олег ничего не ответил, так как уже рвал к отъезжающей машине.

– Ядвига – это, я так понимаю, Яга? Она же – дочка Черепа?

– Именно. Поэтому давай повременим с пьянкой. Скорее всего, сегодня сам Череп сюда нагрянет.

– Уговорил, – кивнул головой Леха.

Помог Ковалю с чисткой оружия. Заодно и свой автомат почистил. Нашел Миколу, отобрал у него жалкие крохи каши, что осталась от завтрака. Подкрепившись, хотел пойти поспать, но был вызван к Барону.

– Как там полкан? – вместо приветствия спросил Ивлев.

– Под списание. Ожоги, ушибы и мощное сотрясение.

– Ну и пёс с ним. Скажи пилюлькиным, чтобы спровадили его в госпиталь. Ибо не хрен территорию загаживать!

– И с какой формулировкой они его туда сдадут? Шёл, упал, потерял сознание?

– Саша, это подчиненный Юнусова. Вот пусть у него голова и болит.

– Понял. Можно идти?

– Можно. Но не далеко и ненадолго. Оденься по форме, а то выглядишь как матрос-анархист. В штаб поедем. Десантура, мать её, зовет. Пять минут у тебя! Бегом!

Встреча с командованием десантников была непродолжительная, но очень бурная и насыщенная. Если бы не присутствующие здесь же Зимин и Ивлев, меня прямо в штабе и повесили бы. Нас ненавидели все. От рядовых до полковников, так как после товарищеских поединков Донских и Чагадаев убыли на месяц в госпиталь. Итог встречи был обескураживающим: Ложкин отобрал у нас группу прикрытия. Я недоуменно уставился на Барона. Тот напомнил Ложкину, что приказ о группе прикрытия исходил от вэдэвэшного начальства, а потому – негоже полкану беспредельничать. Ложкин ответил матом, но повелел Карачеву собрать группу прикрытия из проштрафившихся штурмовиков. Возглавить группу было приказано самому Карачеву. От оказанной чести подполковник начал заикаться, но супротив воли командира решил не переть.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – задумчиво пробубнил Зимин, когда мы подошли к машине, и толкнул Барона в бок: – Ну, стратег хренов, чего будем делать?

– Радоваться жизни, – огрызнулся тот. – Слушай мою команду: сейчас выдвигаемся к месту дислокации Черепа и тащим его к нам. Раввин, скорее всего, там же. После доставки этих алкашей в расположение ты, Петрович, едешь к отцу Сергию и сообщаешь ему радостную весть: сегодня будет инициация. Почему едешь именно ты, объяснять не нужно?

– Думаете, десантура рискнёт на меня напасть? – заинтересовался я.

– Именно, – кивнул Барон. – А на фоне вчерашних подвигов нам только трупов не хватает…

Перед «генеральской» казармой сидели Череп и раввин. Оба с дичайшего бодуна.

– Вы спать-то ложились? – протянул Барон каждому по банке пива.

Оба ответили молчанием и скоростным поглощением «живительной влаги».

– Череп, – простонал Шмулевич, – больше я с тобой… и с… Сергием пить не буду.

– Сам дурак, – с трудом ответил Черепанов.

– Так, алкашня, – заинтересовался Ивлев, – а падре где?

– Там… – неопределенно махнули руками за спину оба.

– Интересно! – Барон с Зиминым направились внутрь казармы. Минуты через три раздалось зловещее:

– Отлучу!!!

Потом звон разбившегося стекла и женский визг. На улицу скорым шагом выскочили хохочущие Барон и Зимин.

– Проповедь удалась? – Раввин с трудом повернул в их сторону голову.

– Там, скорее всего, не проповедь, а исповедь была, – рассмеялся Петрович.

– Это так грешницы визжали? – допивая пиво, спросил Череп.

– Они, – усмехнулся Барон.

– А вы, друзья мои, чего приперлись? – Черепанов кинул пустую банку в сторону урны.

– Так, пора бойцов отоваривать, – пояснил Барон, поглядывая в сторону казармы.

– Завтра, Дима. Всё завтра. Сегодня мы не в силах.

– Вы только продолжать не вздумайте! Времени мало. Им ещё адаптацию проходить и отрабатывать взаимодействие.

Череп и Шмулевич посмотрели на меня, после чего раввин подытожил:

– Не бзди, генерал. Нам хватило. Завтра утром увидимся.

«Завтра утром», ни свет ни заря, нас поднял Зимин. Вместо ожидаемой пробежки мы были рассажены на плацу, где нас уже дожидались Череп, Яга и раввин. Отец Сергий отсутствовал.

Плац ещё хранил запах вчерашнего комсомольского сабантуя. Комсомольским, то есть безалкогольным, он стал по приказу Зимина. Пришлось давиться шашлыком «на сухую». Петрович даже пиво запретил.

– Так, «уральцы», – взял слово Череп. – Сейчас те из вас, кто не попал в гости к Дракуле, пройдут обряд малой инициации. На всякий случай пояс ню: в момент рождения мать-земля вложила в каждого из вас маленькую толику своей силы. Кто-то называет это талантом, кто-то даром Божьим – разницы нет. У кого-то эти таланты уже проявились в той или иной степени, кто-то загнал их в самые темные подвалы своего подсознания. Наша задача – вытащить их наружу. Это и называется инициацией.

– А почему у нас будет малая инициация, а у командира и остальных трех – она большая? – поинтересовался Макс.

– Потому что эти четыре раздолбая не выжили бы в той заварухе. Их энергетику пришлось вытаскивать на максимум. Что касается остальных, то малая инициация означает, что мы активируем, выражаясь современным языком, только четверть того, что вложено в вас. Сразу поясню: почему именно четверть и почему только «уральцам». Ты же это хочешь спросить, да, Коваль?

Череп смотрел куда-то позади нас.

– Это, – подтвердил Леха.

– В этом мире всё сбалансировано. Активируя вашу энергетику языческими способами, мы тем самым нарушаем определенный баланс. Такое нарушение не приветствуется существующими религиозными конфессиями, но из-за войны они закрывают на это глаза. Соответственно, у нас есть определенный лимит, который мы не можем превысить. Поэтому только «уральцы», поэтому только «четверть». Всем всё понятно?

– А если часть лимита пустить на моих головорезов? – не сдавался Коваль.

– Поздно, не получится, – огорчил его Череп. – Бармалей и трое других уже оказали влияние на своих сослуживцев. «Уральцы» уже заражены, если так можно сказать, нечистым духом. Не сатанинским, а – нечистым. Языческим. Поэтому только они. Сразу хочу предупредить, чтобы потом не было обид и претензий: какие бы подвиги вы ни совершили после инициации, с точки зрения любой, я подчеркиваю – любой конфессии, вы обрекаете свои души на муки адовы после отхода в мир иной. И это – не красивые слова. Соответственно, у вас есть возможность отказаться. Хотя, глядя на всех вас, мысль о рае отваливается сама собой…

Череп подождал нашей реакции и, так как возражений не последовало, продолжил:

– Сейчас Ядвига приготовит для каждого из вас состав для нанесения меток. Сашка, ты будешь ей ассистировать во время нанесения знаков. Марсель, организуй очередь. Олег, на тебе уход за обращёнными. Вопросы есть?

– А раввин тут для чего? – поинтересовался Марся.

– А раввин тут исключительно для Борьки, – пояснил Черепанов. – Как мне не противно это сознавать, но у евреев свои правила игры. Поэтому ваш Зяма пойдет по отдельной программе, которую ему обеспечит Шмулевич.

Я посмотрел на Борьку. Борьку распирала гордость за свой народ в целом и за себя в частности.

– Но хочется подчеркнуть, что на месте присутствующего тут еврея я бы не выпячивал грудь и не те шился бы своей избранностью. Присутствующего тут еврея во время инициации проведут через первый круг ада ещё на этом свете. Поэтому, Боренька, запасайся обезболивающим!

Борька испуганно глянул на раввина, тот ухмыльнулся и кивнул, подтверждая слова Черепанова.

– А ты, Ильдар, – продолжил Череп, – будешь приглядывать за Зямой во время и после обращения. Вопросы, возражения – есть? Нет. Поэтому все то паем к палатке медиков, а потом к палатке Зимина. Все, кроме евреев. Евреи и татарин топают на старое еврейское кладбище. Удачи всем!

И понеслось! Марся выстроил парней по росту, дождался команды Яги и затолкнул в палатку первого. Тем временем Шмулевич что-то шептал Ильдару. Глаза Ильдара расширялись всё сильнее и сильнее. Инструкции Шмулевича, судя по всему, шокировали его.

– Вы это серьезно?! – не веря услышанному, спросил он у раввина.

– Абсолютно.

Ильдар сочувственно посмотрел на своего кореша и зашел в свою палатку. Вышел он быстро с двумя специальными ранцами, в которых он и Зяма таскали медицинское снаряжение. Увидев ранцы, Зяма напрягся:

– Татарин, а тебе для чего столько снаряги?

– Боря, заткнись и топай на кладбище, – ответил за Ильдара раввин. – Там всё узнаешь.

Когда троица скрылась из виду, Марся завел третьего бойца. Я огляделся и вдруг заметил, что все бойцы из «Заката» и «Севера» стоят цепью вокруг лагеря. А часть из них уже двигалась в сторону кладбища. Видимо, для того, чтобы оцепить и его.

Яге потребовалось немного времени для «диагностики», поэтому через час мы разместились в палатке Зимина и готовились для обращения Миколы. Яга наносила смесью крови и зелья голову Рыси на правую лопатку хохла, когда со стороны кладбища раздался крик Зямы. Кричал он страшно.

– Сашко, это Зяма орет? – приподнялся Микола на локтях. Тут же он получил легкий подзатыльник от Яги:

– Боец, лежи и не дергайся. Сейчас ты так же орать начнешь.

Микола послушно лег, а Яга, поймав мой напряженный взгляд, пояснила:

– Ему очень больно, Саша. Очень!!! В разы больнее, чем было тебе, когда я рисовала Полоза. Вот только ему нельзя отключаться. Он всё время должен быть в сознании.

– А обезболивающие?

– Он и так под наркотой. Без неё он бы сразу умер от болевого шока.

– И долго из него будут так жилы тянуть?

– Четыре часа сорок минут.

– А если не выдержит?

– Значит, он недостоин быть избранным, – философски ответила она. – А недостойные обычно погибают.

– Весёлая перспектива…

– Какая есть. Борька знал, на что шел. Хватит о нем! Начали!

Лезвие коснулось тела Миколы. Он сразу зарычал.

– Терпи, воин. Терпи, – зашептала Яга.

И понеслось. За три часа она нанесла «зверей» на всех моих бойцов. И всё это под дикий крик Зямы. Выл он не переставая, менялась только громкость. Раздавленные криком Борьки, по-другому не назовешь наше состояние, мы вытаскивали «обращенных» из палатки и заводили новых. Парни приходили в себя, а он орал. Когда очнулся последний из парней, ко мне подошел Марся.

– Саня, – его голос звучал не так как обычно. Я поднял глаза и вздрогнул: глаза моего друга светились красным, нижняя челюсть чуть подалась вперед, а клыки напоминали бивни матерого секача. – Ещё немного – и я не выдержу! Нужно Боряна выручать!!!

– Марсель, – раздался сбоку голос Яги.

Он повернулся корпусом и тут же был сбит мощнейшим ударом ноги. Не дав ему подняться, Яга прыгнула к нему, уперлась коленом в его грудь, а к горлу приставила нож. Кончиком клинка к сонной артерии.

– Во-первых, ты ему ничем не поможешь. Во-вторых, твоё вмешательство тебя попросту убьет. И в-третьих, кто тебе разрешил брать активирующее зелье?

Марся молчал, натуженно сопя, а я решал: как освободить Марсю из захвата Яги, не причинив никому вреда. Ответ нашелся сам собой:

– Сашка, – я перевел взгляд на свою правую руку. – Не делай глупостей!

Полоз приподнял голову с моей кисти и крайне осуждающе (так мне показалось) смотрел на меня.

– Не делай глупостей! – повторил Полоз.

– Ты на чьей стороне? – с раздражением спросил я у него.

– Я на стороне здравого смысла! Яга права – вы ничем не поможете Борьке. Процесс обращения уже вышел на финальную стадию. Те силы, которые Шмулевич помещает, если так можно выразиться, в вашего товарища, уничтожат любого, кто вмешается в процесс. Сейчас даже Ильдар стоит на безопасном расстоянии. Поэтому успокойтесь.

Убедившись, что я не собираюсь атаковать Ягу, Полоз обратился к Марсе. А точнее, к Секачу:

– Секач! Какого ляда ты выполз без команды? По пятаку давно не получал?

– Пресмыкающееся, ты мне угрожаешь? – Со стороны Марси раздался утробный рык.

– Нет, мой рылообразный друг, – усмехнулся Полоз. – Если ты забыл, то я напомню: я никогда не угрожаю…

– Ты атакуешь без предупреждения, – продолжил за него Секач.

– Поэтому, парнокопытное, успокойся сам и успокой своего носителя. Скоро очнутся обращенные, и нам нужно их учить. А судьбой еврея пусть занимается другой еврей.

– Я понял тебя, – ответил Секач. – Яга, убери клинок.

Яга медленно поднялась и, повернувшись к нам спиной, пошла в сторону Олега. Олег напоминал сжатую пружину. В нем боролся человек, чья женщина вот-вот начнет схватку, и «обращенный», собратья которого готовы атаковать эту самую женщину.

– Я не могла поступить по другому, – прошепта ла она Олегу и уткнулась в его плечо.

Марся поднялся на ноги одним прыжком.

– Иди к парням, – велел ему Полоз. Он повернул голову ко мне:

– Спрашивай.

– Скажи мне, мой чешуйчатый друг, – левой рукой я достал сигарету и закурил, – если карты лягут так, что нам придется противостоять Яге и Кощею, на чьей стороне выступишь ты?

– Однозначно на твоей! – Полоз приподнялся выше и попросил: – Дай затянуться.

Я развернул сигарету фильтром к нему и удивленно наблюдал за его крепкими затягами.

– Тогда почему ты остановил меня сейчас?

– Потому что здравый смысл не отменял никто! – жестко отрезал он. – Причины я вам уже объяснил! Ещё вопросы есть?

– Естественно! А почему ты встанешь на мою сторону в разборках с Кощеем и компанией?

– Назову две причины. Первая – с твоей смертью я покину этот мир и уйду в другое измерение. А мне больше нравится тут! И вторая, – с нажимом продолжил он, видя, что я собираюсь его перебить. – Я – Полоз, Саша! Я древнее всего семейства Кощеев. Я древнее Огненного Волка, Шурале и Лихо. Я – память Земли. Я – Сын Земли-матери! Я, как ты уже понял, из другой касты, так сказать. Из той же, что и Секач, и Орел, и Волк, и всё остальное «зверье». Поэтому при возникновении противоречий между вами и «прямоходящими» – так мы называем Кощея и компанию – я могу уничтожить любого из них и спокойно жить дальше. Я их союзник, а не вассал.

– Но там, в подземельях, они говорили про иерархию среди «захребетников», и в ней ты занимал только третье место. Перед тобой бароновский Дракон и Феникс Кощея.

– Даже если поверить их словам, – усмехнулся Полоз, – озвученная иерархия не помешает мне выступить против них.

– Были прецеденты?

– Конечно!

– Такой же точки зрения ты будешь придерживаться и в случае возникновения опасности со стороны Кощея в отношении других «захребетников»?

– Правильно.

– Поэтому они тебя слушаются?

– Поэтому.

– Из-за этого Яга акцентировала внимание остальных «прямоходящих» на «результате моих анализов» в подвале Дракулы?

– Ты говоришь про обряд выяснения того, у кого какой «захребетник»?

– Да.

– Из-за этого. Вытаскивая меня из другого измерения в этот мир, они рискуют. Моё присутствие позволяет другим «захребетникам» оспаривать решения и действия «прямоходящих». А в случае часа «жо» – и атаковать их.

– А без тебя?

– А без меня – абсолютное подчинение Кощею.

– Однако… – протянул я, пытаясь осмыслить полученную информацию.

– Так, друг мой, анализ данных проведешь потом, – скомандовал Полоз, – двигай к своим бойцам. Они вот-вот очнутся. Кстати, – Полоз потянулся к моей шее, – я тебя сейчас за горло укушу. Это для того, чтобы ты на время стал одержимым, а не просто носителем.

– А зелье пить не придется?

– Нет. Мой яд – это и есть то зелье. Тебе не нужно ждать Ягу. Для перехода из режима «ожидания» в «боевой» режим тебе достаточно моего укуса.

– А остальным?

– А остальным нужно зелье.

– А если ты их укусишь?

– Это будет просто укус, – и Полоз «улыбнулся», показав свои зубы. От увиденного у меня волосы встали дыбом: такого количества кошмарных зубов в одной пасти я не видел никогда! – Мой яд действует только на «носителя», то есть на тебя. Готов?

Этот гад, во всех смыслах этого слова, не дождался моего ответа. Он просто цапнул меня. Мгновенно, но очень аккуратно. Я ойкнул и схватился за место укуса. Нащупал два «входных» отверстия небольшого диаметра, но не обнаружил крови. Задуматься на эту тему как следует я не успел, так как «яд» начал действовать, и окружающая действительность «встала на ручной тормоз»…

В течение двадцати минут очнулись все. И первое, что нам пришлось делать, – не дать этой толпе разбежаться. Как и мы в своё время, они существенно увеличили свою скорость и теперь вели себя как малолетние пацаны. Кто-то уже размахивал ножом, приглашая «закатовцев» к «барьеру». Обложив всех трехэтажным матом и напинав почти всем, мы, наконец, смогли усмирить свою банду. Затем появился Череп и начал свой инструктаж. Минут через десять Марся толкнул меня в бок:

– Санек, Зяма заткнулся!

Я прислушался. Со стороны кладбища больше не доносилось душераздирающих воплей Борьки.

– Или он стал избранным, или… – Думать о том, что Борян «склеил ласты», мне не хотелось.

– Не боись, – успокоил меня Марся, – нашего еврея так просто не угробить!

В подтверждение его слов послышался мат Ильдара:

– …да отойдите вы от меня, олухи! Командир, от гони их! Марся, помоги!

Ильдар тащил на себе Зяму, завернутого в белую простыню. Судя по безвольно свисающим конечностям, Борька был без сознания. Рядом с Ильдаром шли бойцы Коваля, которые предлагали ему помощь и от которых он и отбивался. Подбежавший Марсель отогнал «закатовцев» и взвалил Борьку на себя.

– К нам в палатку его, – скомандовал медик Марсе, – и не отходи от него ни на секунду. Я сейчас передохну и сменю тебя.

– Как оно? – спросил я у Ильдара.

– А ты не слышал?! – устало выдохнул он. – У меня до сих пор в ушах звенит и запах паленой кожи в носу держится.

– Чьей кожи? – не понял я.

– Борькиной. Не моей же!

– Не понял! А ему не зверя «резали»?

– Саня, ему не «резали». Ему выжигали!!! И не зверя, а какие-то молитвы, или как это у них называется, из Торы.

– Чем выжигали?!

– А хрен их знает чем! Короче, Шмулевич, садюга недобитый, разложил Борьку на чьей-то могиле, связал его по рукам и ногам и велел мне вколоть Боряну максимально возможное количество обезболивающего. Ровно столько, чтобы он не помер. Я вколол. Дальше этот, прости господи, еврей дал мне зелья, приготовленного Ягой, и начал бормотать молитвы. Потом достал какие-то куски бумаги. На этих кусках были написаны молитвы. В тарелку, которую он припер с собой, он нацедил крови своей и Борькиной. Потом он макал эти бумажки в кровь и прикладывал к Зяме. Так молитвы, которые были написаны на бумажках, отпечатывались на Борьке. Но не просто отпечатывались. Они выжигались на нем. Как будто Борька из дерева, а кто-то выжигателем обводит заранее нанесенный эскиз.

– Как это? – ошарашенно спросил я.

– Так это, – передразнил Ильдар. – Он бумажку приложит, буквы отпечатываются на теле. Он бумажку убирает, а буквы начинают дымиться. На месте слов появляются шрамы, но один в один копирующие молитвы.

– И много их?

– Он весь в них! Весь!!! Ты, думаешь, он почему столько орал? Прикинь: раз в минуту шипение его шкуры и вонь. И так всё время. Напоследок раввин к его спине приложил текст размером с половину альбомного листа. Борька и вырубился.

Ильдар трясущимися руками прикурил вторую сигарету.

– Если бы не Волк, я бы этого козла старого сам бы порвал!!!

– Мне и Марсе тоже запретили вмешиваться.

– Кто? – поинтересовался Ильдар.

– Яга и Полоз.

– Понятно. Как остальные?

– Детский сад!

– Спарринги не устраивали?

– Не успели, хотя…

Со стороны палатки медиков раздался вопль Марси. Орал он явно от боли. Мы с Ильдаром рванули туда.

– …да сядь ты, придурок, – уговаривал Марсю очнувшийся Зяма. – И руками меня не трогай. Сядь, кретин!

Мы влетели в палатку. На кровати Ильдара сидел Марся, скрючившийся от боли.

– Что случилось? – одновременно спросили мы с Ильдаром.

– Зяма, сука… – заскулил мой друг, – руку мне обжег…

– Чем?

– А хрен его знает… – продолжал скулить Марсель.

– Зяма, ты как? – подошел к нему вплотную Ильдар.

– Я нормально, – уставшим голосом сообщил полуголый Борька и тут же резко скомандовал: – Татарин, не трогай меня руками! Пока вы – одержимые, не вздумайте прикасаться ко мне!

Ильдар отдернул руку:

– Боря, ты о чем?

– О том! Я, в отличие от вас, проклят дважды! И в аду мне гореть дольше!

– Зяма, хватит патетики! О нашей «жизни после смерти» мы имеем представление. Расскажи про себя!

– Так точно, мой командир, – козырнул Борька. – Те каракули, которыми так часто покрыто моё бренное тело, – это молитвы из «закрытой», я бы сказал секретной, части Торы. Настолько секретной, что я про неё никогда не слышал. Хотя мой дед был цадиком!

– А кто такой цадик? – поинтересовался Марся, бережно качая повреждённую руку.

– Марся, помолчи! – рыкнул Ильдар. – Борян, не томи!

– Дорогие друзья, начнем экскурс в историю древней Иудеи… – затянул довольный собой Борька.

– Так, еврей, – не выдержал я, – говори по существу! А будешь выпендриваться, я принесу лопату и ею тебя отмудохаю! Через лопату, я надеюсь, твои способности меня не достанут…

– Вот так всегда! – вздохнул Борька. – Талантливого человека…

– Боря-я-я!!! – сквозь зубы протянул я.

– Ладно-ладно, не ори. Короче, те молитвы, что этот старый садист нанес, если так можно сказать, на моё тело, являются составляющими частями ритуала изгнания беса. Экзорцист от иудаизма пользуется именно этими молитвами. Так вот, если нанести эти молитвы на тело человека, он становится ходячим ритуалом изгнания. Не просто ходячим, а постоянно активированным. Любое прикосновение к моему телу, к его открытому участку, одержимым человеком повлечет немедленную атаку. Как я успел убедиться – появляется что-то похожее на электрический разряд, который бьет по одержимому. Незначительное прикосновение влечет болевой шок, а длительное – потерю сознания.

– Марсель прикоснулся к тебе?

– Именно. Вот его по руке и шабаркнуло.

– Так, – продолжил я допрос, – а если прикоснешься ты?

– Если прикоснется он, – произнес Шмулевич, бесшумно появившийся за нашими спинами, – временный паралич, а если захват продлится более трех минут – начнется изгнание беса из тела страждущего. Поэтому запомните сами и передайте другим – в состоянии одержимости к открытым участкам кожи у Борьки голыми руками не прикасаться! Только через ткань. Подойдут обычные перчатки.

– То есть в обычном состоянии его трогать можно? – уточнил Ильдар.

– Можно. Можешь с ним хоть обниматься, – усмехнулся раввин.

– А процесс изгнания можно остановить? Раввин с прищуром посмотрел на меня, что-то пробормотал и сообщил:

– Нет. Процесс необратим.

– А если разорвать, если так можно выразиться, «горячие объятия»?

– Даже если застрелят Борьку – процесс не остановить. Три минуты, и всё. Мухи – отдельно, котлеты – отдельно.

Выдержав паузу и убедившись, что вопросов на данный момент нет, раввин выгнал нас из палатки для дальнейшего инструктажа нашего Зямы.

– Пошли к остальным. Череп, скорее всего, уже закончил лекцию, – предложил я.

Парни молча направились к плацу.

К концу дня, когда инструктаж и первые практические занятия были окончены, наш лагерь выглядел следующим образом: в одной его части сидели притихшие и подавленные «закатовцы» и «северяне».

В другой части сидели мы вместе с Зиминым, осуществляя надзор за вновь обращёнными. И отдельно от всех, с самым тоскливым видом сидел Зяма. И если самоизоляция Зямы была вызвана соображениями безопасности – действие зелья Яги, превращающего нас в одержимых, ещё не закончилось, то отстраненность обалдевших и испуганных оставшихся групп была вызвана реакцией на появившиеся способности моих раздолбаев. Нас почему-то испугались. Иногда Коваль и Бойченко подходили к нам, интересовались нашим состоянием, но, услышав, что нас ещё «плющит и колбасит», отходили к своим. В конце концов, по истечении трех часов три группы робко и настороженно собрались воедино. Зимин обозвал всех паникерами и перестраховщиками, отвесил пару подзатыльников моим шутникам и велел топать на ужин. Совместная прогулка до кухни и обратно сняла висевшую напряжённость, посему после возращения бойцы, как и раньше, разбились по «цеховому признаку»: отдельно сапёры, снайперы и медики.

Периодически к Зяме подходил кто-нибудь из бойцов, тыкал в него пальцем и с мерзким смехом возвращался на место. За час до отбоя явился Барон. Осмотрел нас, поговорил с «новенькими», долго и пристально рассматривал Зяму, после чего со словами «Только ударь током…» поздоровался с ним за руку. Около десяти минут он потратил на разговор с Зиминым, Черепановым и Шмулевичем, после чего командиров подразделений пригласили в его палатку.

– Ставлю задачу, – как всегда, без лишних прелюдий, начал Барон. – В пятнадцати километрах за линией фронта, на немецкой территории, через шесть дней в известном, но непоименованном месте соберется группа немецких снайперов в количестве до двадцати голов. Группа именуется «Валькирия».

– Бабы, что ли? – оживился Марся.

– Бабы, – подтвердил Барон. – Характеристику группы можете получить у «северян». Они этих немецких проституток месяц искали.

Я повернулся к Загребину. Тот кивнул, подтверждая слова Барона.

– Добавлю, – продолжал Барон, – что за успеш ное выявление и идентификацию каждой из снайперш «северяне» получают повышение по званию. Приказ придет завтра.

Загребин и его заместитель радостно переглянулись. Вот и третья бароновская группа начала расти в званиях, подумалось мне. «Северяне» были уникальны. Уникальны даже на нашем с Ковалем фоне: во-первых, группа состояла из четырнадцати лейтенантов, теперь уже старших лейтенантов. Во-вторых, перед тем как загреметь в «Валгаллу», они закончили институты иностранных языков. Часть закончила гражданские вузы, но костяк группы составляли военные переводчики. В-третьих, все четырнадцать бойцов были кандидатами или мастерами спорта. И не по шахматам, а по различным видам единоборств. Процентов на шестьдесят это был армейский рукопашный бой, остальные сорок были самбистами, дзюдоистами и каратэшниками.

– Так вот, – продолжил Барон. – Послезавтра Загребин со своими старлеями выдвигается в место вероятного движения противника, находит немок, провожает до точки старта и вызывает Коваля и Бармалея. Которые до того времени не в носу ковыряют, а усиленно тренируют штурмовиков, которых нам впарил Ложкин. Этот козёл безрогий перевёл пацанов, которых Сашка натаскивал всё это время, к чёрту на рога, а вместо них скомплектовал группу проштрафившихся штурмовиков.

– А без десантуры никак нельзя? – задумчиво протянул Лёха.

– Никак, – отрезал Зимин. – Ваш выход по официальной сводке является тренировочным броском. Как вы понимаете, тренировочным – для десантуры. Ну и несложно представить удивление противника, если на тренировку вы уйдёте без них.

Лёха угрюмо посмотрел на меня.

– Прорвёмся, – чуть слышно буркнул я ему.

– Вопросы есть? Вопросов нет. Загребин, завтра к восемнадцати часам на постановку задачи. Все свободны, кроме Бармалея…

На следующий день «Север» растворился в ночи. Парни Загребина хоть и имели небольшой боевой стаж, но подготовку прошли отменную. Так внезапно исчезать и появляться не получалось даже у нашего Миколы. Я много разговаривал с Загребиным об особенностях их подготовки в «Валгалле» и выявил массу различий в курсе нашей подготовки и курсе подготовки «Севера». Мы действительно были узкими специалистами. И если «Север» готовили именно под глубокую разведку, то из нас сделали убийц и разрушителей.

Ещё через сутки нам явили нашу группу прикрытия. Увидав, кто ее возглавляет, Марся сразу предложил их тут же и порешить. Командовать штрафниками от ВДВ был назначен, а может – и наказан подполковник Карачев. Прибывшая десантура смотрела на нас враждебно.

– Откуда эта банда махновцев? – поинтересовался зевающий Коваль.

– Подарок от ВДВ, – ответил я. – Ты чего не спишь? Шесть утра на дворе.

– Уснешь с вами, – потянулся Леха. – Марся так матерится, что тут любой проснется.

– Да ладно свистеть! – отреагировал Марсель. – Так и скажи: отлить вышел и увидел.

– Всё гораздо проще, – снова начал зевать Коваль. – Мне Барон ещё вчера приказал помочь вам с обучением.

– Тогда слушай задачу, – я моментально сообразил о пользе Коваля в нашем безнадежном мероприятии, – берешь на себя Карачева. Нам с Марсей подполковника пинать – не фонтан, а тебе, уже месяц как полковнику, самое оно. Заодно потренируешься командовать штабными.

– Штабного, говоришь… Пинать, говоришь… Тогда ждите. Сейчас куртку надену.

Через минуту Коваль нарисовался в куртке с полковничьими погонами. Он подошел к настороженной толпе десантуры и гаркнул:

– Становись! Равняйсь!! Смирно!!! Равнение…

– К-к-к-к-коваль, с-с-с-сука… – Из-за ближайшей палатки, как зомби, вышел Термит. Лёнька недавно пришел с дежурства, поэтому его раздражение можно было понять. – К-к-к-какого хрена, ты т-т-т-тут ра-а-а-а-зорался?!!

– Термит, скройся с глаз моих, – не остался в долгу Леха. – Я командный голос вырабатываю!!!

– Я т-т-т-тебе с-с-с-сейчас в штаны в-в-в-…

– Взрывпакет? – подсказал я.

– Его! – согласился Ленька. – Засуну. Т-т-так, ты фа-фа-фа-фа….

– Фальцетом? – снова сработал я суфлером.

– Им, – кивнул Термит, – п-п-петь начнешь.

– Леонид, ты вообще страх потерял? Перед тобой, червь презренный, стоит целый полковник, а ты, собака бешеная, разговариваешь со мной так, будто я тебе ровня!

– Ч-ч-ч-его?! – вскипел Ленька. – Д-д-д-да я, т-т-т-тебе к-к-к-к…

– Козлу?

– Да, – благодарно кивнул башкой Термит, – в с-с-с-сортир в-в-в-в…

– Взрывпакет заложишь?

– Т-т-т-точно!

– Слышь, Лёха, ты, когда гадить пойдешь, обязательно меня предупреди. Я подальше отойду.

– Так, вы, два клоуна, – начал звереть Коваль, – а ну заткнулись! Ты, бич отечественной логопедии, – Коваль ткнул пальцем в грудь Термиту, – кругом и иди досматривай свой пироманский сон. А ты, командир этого идиота, объясни ему, что ведет он себя как последняя сволочь!

– По-по-по-по… – затянул Ленька.

– Пошел он? – снова подсказал я.

Ленька согласно кивнул и повернул голову ко мне:

– М-м-м-м…

– Молодец?

– Н-н-нет. М-м-м-мудак!

– Кто?!

– Т-т-ты, – обрадовал меня Термит и потопал восвояси.

– Вот гаденыш, – огрызнулся я в спину Леньки. – Марся, ты видел этого негодяя?

Вместо ответа Марся заржал. Я повернулся к нему и поинтересовался:

– И чего ты тут ржешь, аки конь?

– На десантуру посмотри…

Мы с Ковалем повернулись к вэдэвэшникам. Судя по их лицам, у них только что случился разрыв мозга.

– Чёй-та они на нас так таращатся? – настороженно поинтересовался Коваль.

– А ты бы, родной, как смотрел на представление, в котором рядовой кроет матом полковника и майора, после чего посылает их обоих и преспокойно уходит спать? Лично у меня крыша протекла бы точно!

– Да, нехорошо получилось. Кстати, Саня, а почему Термит до сих пор рядовой? Чего ты ему сержанта не дашь? Его, паразита, даже разжаловать нельзя. В воспитательных целях…

– Я бы ему и лейтенанта дал, так этот маньяк заявил, что «чистые погоны – это чистая совесть». А «сопля» на плече его только расстроит. Я представление на него четыре раза писал. Он четыре раза ходил к Петровичу и это представление у него отбирал.

– Каков наглец! – возмутился Лёха.

– Ты на своих посмотри! – ткнул Лёху в его прегрешения Марсель. – У самого-то! Два офицера и два прапорщика, а остальные рядовые!

– Уж куда нам, сирым, до «Урала», – затянул голосом юродивого Коваль. – Полгруппы – майоры. Да ладно бы – настоящие. Одни «пиджаки»!

– Слушай, ты, «сапог» в третьем поколении, – перешёл на личности Марся, напоминая Ковалю о его военной династии, – если тебя в твоём сопливом детстве били солдатским ремнем, это ещё не значит…

– Товарищи офицеры, – не выдержал Карачев, – вы не могли бы…

– Заткнись!!! – одновременно скомандовали Леха и Марсель. Карачев испуганно затих.

– Ты охренел, салага, на моего подполковника орать! – моментально наехал на Марсю Коваль.

– Так ты его не воспитываешь! Пришлось мне, – парировал Марсель.

В этот момент к нам подошел заспанный Микола. Прислушался к спору Лёхи и Марси, после чего окликнул их:

– Господа офицеры.

Господа повернулись к Миколе и немедленно были схвачены им за уши. Марся за левое ухо, а Коваль за правое. Наш хохол подтащил господ к себе, наклонился к ним и пообещал:

– Дорогие господа, если сегодня до восьми часов я услышу ещё хоть один визг с вашей стороны, – по рву обоих. Задолбали. Оба.

Микола отвесил обоим по легкому подзатыльнику и удалился в палатку. Господа озадаченно терли ушибленные затылки и смотрели вслед удаляющемуся Миколе. Когда он скрылся из виду, оба посмотрели на меня.

– Слышь, Коваль, – моментально забыв про обиды, начал Марся. – Ты только глянь на счастливую рожу моего командира.

– Стоит, падла, улыбается… – поддержал Леха.

– А мы за правду подзатыльники получаем…

– Несправедливо!

– Согласен!

– Так, – догадался я, куда они клонят, – если вы собираетесь поделиться со мной миколовскими плюхами, то я категорически возражаю. Вы только подумайте, как это будет выглядеть со стороны!

– Наплевать, – выдал один.

– Поддерживаю, – выдал другой.

– Это произвол и нарушение устава! – не сдавался я.

– Не отмазывайся, не в военкомате, – парировал Коваль и начал движение в мою сторону. Я попятился.

– Хватай поросенка!!! – взвизгнул Марся, и оба рванули ко мне. Схватить не успели.

– Так, гоблины, – к нам двигался хмурый Петрович, – становись!

Мы моментально построились в шеренгу.

– Равняйсь. Смирно. По порядку номеров рассчитайсь!

– Первый, второй, третий. Расчет окончен.

– Значит, так, гоблины, – Петрович похлопал себя по карманам в поисках сигарет. Не нашел. Вытащил пачку из кармана куртки Марси, закурил и продолжил: – Своим ором вы разбудили половину лагеря. И, что самое страшное, разбудили меня! Как вас наказать, я ещё не придумал, а потому пока слушай приказ: берёте десантуру и валите в лес на максимальное удаление. Чтобы я вас до обеда не слышал и не видел. Выполнять!

– Есть! – бодро прогорланили мы.

– Товарищ полковник, – раздалось блеянье Карачева, – разрешите обратиться?

– Разрешаю.

Карачев подбежал к Зимину и что-то начал шептать ему на ухо. Через минуту Зимин прервал его:

– Слышь, симулянт, если ты не заметил, то мы на войне. Поэтому освобождение от службы в спецназе, а ВДВ – это спецназ, выдаётся только при наличии трупных пятен и справки от патологоанатома. Отсутствие пятен и справки означает, что ты годен к службе.

Карачев снова что-то зашептал Петровичу, а тот начал расплываться в улыбке. Когда подполковник закончил шептать, Зимин посмотрел на нас, хмыкнул и ответил:

– Да, они клоуны, полудурки и редкостные извращенцы. Но это им не мешает быть хорошими командирами и бойцами. Ты радуйся, что «Север» свалил в пампасы, а подчиненные этих «позорящих имя российского офицера» дегенератов ещё дрыхнут. Вот после обеда они все проснутся, и тогда это трио будет самым вменяемым. Так что встань в строй и слушайся их во всём.

Петрович резко нагнулся, схватил небольшой камень и со всей дури запустил его в ближайшие кусты. Послышался звук удара камня о плоть, предположительно – человеческую. Плоть оказалась действительно человеческой, потому что после попадания она разразилась отборными матюками.

– Иди сюда, кобелина! – скомандовал Зимин в сторону кустов. Из них тут же появился помятый Олег, потирающий ушибленную камнем грудь.

– Петрович, какого хрена? – начал Олег, но Зимин его перебил:

– Это я спрашиваю: какого хрена ты, сопля борзая, шляешься вне расположения, да ещё и так мерзопакостно подкрадываешься к старшим по званию? А если бы я тебя не узнал? Если бы стрельнул для профилактики? Балбес!

Петрович отвесил Олегу воспитательного подзатыльника.

– Где шлялся?!

– У Ядвиги был, – пробубнил Олег.

– Так ваше высочество на потрахушки изволило ходить, – зашипел Зимин. – Что, гаденыш, переполненная предстательная железа давила на головной мозг снизу?! Давила так, что работали только инстинкты, точнее один инстинкт?!

– Блин, Петрович, – начал защищаться Олег, – я сегодня не дежурю. Ушёл после отбоя, пришёл до подъема. Чего ты ко мне пристал? Ядвига сегодня уезжает. Вот и прощались…

– Тьфу, – сплюнул Зимин. – Уйди. Уйди, чтобы я тебя не видел!

Проводив Олега взглядом, он заметил наши удивленные морды:

– А вы чего вылупились?

– Петрович, а как ты Олега заметил? – озвучил Коваль наш общий вопрос. – Мы даже намека не уловили на его присутствие…

– Доживёте до моих лет, и не такому научитесь, – уклончиво ответил Зимин и вернулся к Карачеву: – Так, расплескавшаяся синева, я всё сказал. Как говорили индейцы в фильмах про ковбойцев: «Хоу!»

Карачев уныло побрел к своим. Когда он проходил мимо нашей шеренги, Марся шепотом предупредил:

– Сам вешайся…

Он ещё что-то хотел добавить, но со стороны плаца послышался бодрый голос Зямы:

– Так, воины, моё высочество отлично выспалось и изволит поделиться боевым опытом с младшими собратьями по оружию! А ну явите их мне немедленно, а то…

– Зяма! Козел!! – послышалось несколько голосов. – Завали хлебало!!!

– «Уральцы», – запричитал кто-то из бойцов Коваля, – ну почему вы все такие буйные и горластые?!

– Это кто там «Урал» не любит?! – заинтересовался Борька.

Петрович тихо выматерился и быстро пошёл к месту возникших разборок.

– Десантура, – скомандовал Коваль, – к лесу, за нами, бегом марш!

А на плацу Петрович начинал воспитывать Боряна:

– Так, ты – кусок Святого Писания на ножках, а ну ползи ко мне…

Прибыли к лесу и провели экспресс-опрос личного состава. Расстроились. Боевого опыта не было ни у кого, а залетов по мелочи – по охапке на каждого. Лёха, как старший, разбил неофитов на четыре группы, велел всем снять снарягу и приказал:

– Задача каждой группы: бесшумно пересечь данный лесной массив. Чем бесшумнее, тем лучше. Первая группа, вперед.

Через час ободранная, грязная и исцарапанная десантура стояла перед нами. Результат, как и ожидалось, был ниже плинтуса. К моему удивлению, Коваль ничуть не расстроился.

– Лёха, мне непонятен твой оптимизм.

– Это от неопытности.

– Чего? – переспросил Марся.

– Блин, олухи, нам какую задачу поставили: подготовить группу прикрытия.

– Ну, – протянули мы.

– Сроки для подготовки – нереальные. Правильно?

– Правильно.

– Значит, что?

– Что?!

– Толпа, которая стоит перед нами, – это смертники. Мясо пушечное. Нам нужно уйти с ними, а про возвращение – с ними же – нам никто и ничего не говорил. То есть и нашему, и их командованию до фонаря – вернутся они или нет. Поэтому наша задача – научить их тихо дойти до лесополосы, тихо спрятаться и просидеть в тишине то время, пока мы охотимся за скальпами.

Сказать, что мы охреневше уставились на Коваля, – не сказать ничего. А десантники, похоже, вообще забыли, как и зачем нужно дышать.

– Коваль, – голосом, осипшим от таких выводов Лёхи, заговорил Марся, – так, может, мы их научим всему, в том числе и отходу домой?

– А оно им надо?! – зло спросил тот. – Ты посмотри на этих воинов. У них, почти у всех, на лбу написана условная судимость, абсолютный пофигизм ко всему происходящему и крайнее нежелание чему-либо учиться. Так чего ради нам корячиться, если их собственное командование уже вычеркнуло этих ушлёпков из списков живых, и даже заготовило на них похоронки?

Я повернулся к десантуре. Карачев был готов упасть в обморок, остальные выглядели не лучше.

– Ни разу не видел столько ходячих мертвецов в одном месте… – сообщил я всем присутствующим.

– Товарищи командиры, – из строя десантников вышел боец с сержантскими нашивками, – но вы же не имеете права так делать. Это же преступление!

– Сержантик, – сплюнул в его сторону Коваль, – открою тебе страшную тайну: стоящие перед вами офицеры уже второй год в международном розыске как военные преступники. И группы наши в розыске. А «уральцы» вообще три недели как из-под следствия вышли. И вышли по «жёлтым» справкам. Так чего ты ждешь от нас и от нашего командования? Скоро Бойченко придёт, мой зам, так он вообще предложил вас всех положить сразу после перехода линии фронта. Чтобы не мешались под ногами…

У меня сложилось ощущение, что смелый сержант вот-вот заплачет.

– А если мы будем стараться, вы поможете нам вернуться? – кое-как промямлил сержант.

– Ну, – протянул Леха, – если вы проявите завидное рвение в учебе, то обязательно.

– Мы будем стараться, – пообещал десантник. Остальные также забубнили что-то, подтверждающее слова сержанта.

– Ребята, – уже по-доброму обратился к ним Коваль, – мне не жалко. Учитесь. Но запомните: с этого момента вы работаете не на Родину, а на себя. Начнём, помолясь. Для начала разминочный кросс. Старое кладбище в районе озера все знают? Отлично. До него и обратно, в среднем темпе, бегом марш!

Десантура сорвалась в галоп. Вместе с подполковником. Когда они отбежали метров на триста, за нашими спинами раздалось:

– Коваль, тебе разве не говорили, что маленьких обманывать нехорошо?

От неожиданности мы с Марсей подпрыгнули на месте и развернулись, а Коваль, не поворачиваясь, спокойно ответил Бойченко:

– Андрюха, это ложь во спасение.

– А меня на кой чёрт таким кровожадным выставил?

– Так, сволочи, – наконец дошло до меня, – точнее – одна сволочь. Которая полковник. Так всё, что ты тут нам пел, – это лажа?!

– Она, родимая, – подтвердил Леха. – Но ты посмотри, как они прониклись! Как стараются!

Коваль рассмеялся, я сплюнул, Марся прошептал что-то ругательное, а Бойченко снова растворился в лесу.

Пять суток – не дней, а суток – мы дрючили десантуру. В итоге у них появились все шансы дойти до места, пересидеть положенное количество часов и вернуться домой. Рядовой состав очень старался. Когда к обучению подключились Микола и Мамелюк с Олегом, а также парни Коваля, качество обучение значительно улучшилось. Все показатели портил Карачев. Он оказался штабным до мозга костей. У него не получалось практически ничего, а его подчиненные с первых же дней положили на него здоровенный болт. Наши попытки изменить эту ситуацию наткнулись на стену непонимания и противодействия. Неформальным лидером у десантников стал тот смелый сержант Василий Яковлев. В итоге мы пришли к соглашению, что команды подполковника выполняются десантурой после дублирования Яковлевым. После пяти суток муштры мы дали им сутки на отдых, а сами начали готовиться к выходу и ждать команды от Зимина. Утром седьмого дня пришла весть от «Севера». Вечером того же дня организованной толпой мы ушли на отлов снайперш группы «Валькирия».

Десантуру прикопали в сотне метров за линией фронта и потекли к месту встречи. Позиции немцев прошли штатно, не засветившись, в отведённое время. Так как Коваль был по званию старше меня, я с большим удовольствием переложил всё командование, даже своими негодяями, на Лёху и углубился в размышления о предстоящей операции. «Север» сработал четко. И уже второй раз – против одной и той же группы противника.

Первый раз был великолепен по своей наглости и результативности. «Северяне» умудрились проникнуть в состав войсковой колонны, двигавшейся вдоль линии фронта, и проторчали с ними четыре дня. Проехав на чужих колёсах полстраны, объедая немецкую армию, воруя секреты секретные и, по мере возможности, ломая технику противника. Очередной раз, сломав тягач и починив его в рекордные сроки, парни были удостоены похвалы от командования, награждены увольнительными и перемещены ближе к командным машинам для возможного ремонта оных. Там они разгулялись по полной. Про легкие расстройства кишечника среди старших офицеров, про постоянные пропажи средств связи, про временные исчезновения карт и электронных носителей можно было и не говорить. Про установку на штабные машины временных маячков – тоже. Это так, мелочи. Самым крупным успехом было получение от немецкого командования важного и секретного задания по встрече и сопровождению группы «Валькирия». В составе отдельной группы они выдвинулись в тыл, дождались снайперш, помогли им загрузиться и доставили «валькирий» к той же самой колонне. Проехали с ними почти сутки, развлекая немецких фрау шутками, песнями, плясками и легким флиртом. После чего, по просьбе самих «валькирий», доставили их к линии фронта, откуда свалили на нашу территорию, прихватив с собой немецкого снабженца в звании майора.

Результат их похождений был более чем эффективным: немецкая армия потеряла пять офицеров, от майора до полковника. Они скончались от отравления неизвестными веществами. Те самые расстройства кишечника и были предвестниками будущей скоропостижной кончины. Украли неимоверное количество информации о численности, составе и уровне подготовки крупной группировки противника, частью которой и была та самая колонна. Спёрли множество образцов оружия, боеприпасов и средств связи. Установили и сфотографировали весь командный состав, чётко обозначив будущих покойников. Но самое главное: они выявили группу снайперов, которых немецкое командование прятало особенно тщательно. Выявили, установили личности, а кое-кто умудрился и переспать с некоторыми снайпершами. Узнав о последнем, Барон отправил всю группу к венерологу. Результаты, к счастью, были отрицательными, поэтому наказания не последовало.

Некоторые мои головорезы завистливо вздыхали, слушая о подвигах «Севера», сокрушаясь, что такие финты нам не под силу. Вздыхали до тех пор, пока Петрович как-то не изрек:

– «Северяне», вот когда на каждого из вас у противника будет заведено отдельное досье с описанием ваших подвигов, но без фотографий, а только со словесным портретом – как на мокрушников Бармалея или ловцов Коваля… Когда при упоминании о вас у ихних спецов будут сжиматься челюсти от бессильной злобы и сфинктер от страха, вот тогда и можете считать, что стали настоящими профессионалами….

Когда начало светать, авангард приказал рассредоточиться и замереть. Видимо, чего-то они углядели перед нами. Вартанчик, отправленный дозорным, прошелестел мимо нас в сторону замыкающих, усиленно семафоря руками: «противник». Все спешно начали прятаться.

Через минуту лес опустел. Ещё через три минуты в поле зрения показалась дозорная пара неизвестной группы. Шли они очень напряженно. По косвенным признакам, это была группа противника, а не кто-то из отечественных раздолбаев, возвращающихся домой. Дозорные двигались медленно, изредка перебрасываясь фразами. Патруль, что ли… Но почему так крадутся? Я начал прислушиваться к их речи, сожалея, что на немецком знаю только «Даст ист фантастиш», «фольксваген» и «Гитлер капут». Однако, чем ближе они подходили, тем сильнее у меня росло подозрение, что беседуют ребятишки не по-немецки. Наконец я смог определить, что пара вела беседу на английском.

– Какой странный лес, – сообщил один другому.

– Что в нем странного? – удивился тот.

– Неуютно как-то. Пока не пересекли дорогу…

– Автобан, – уточнил другой.

– Автобан, – согласился первый. – Всё было нормально. А тут такое впечатление, что за каждым деревом сидит русский.

– Брось, Джордж, – махнул рукой собеседник, – какие русские? До линии фронта ещё час ходу.

– Согласен, но мне тут очень неуютно.

Пара, осторожно оглядываясь, прошествовала сквозь наши позиции и углубилась в лес. Мы остались ждать основной костяк. Я нашёл глазами Макса. Показал в сторону дозорных пальцем и жестом спросил: «американцы»? Макс отрицательно кивнул и просемафорил: «англичане». Ну, ему, лингвисту, виднее. Интересно, кто свалился нам на голову, не «сасовцы» ли?

Появилась основная часть группы товарищей из туманного Альбиона.

Эти топали молча, мандражируя ещё больше, чем головная пара. Насчитал десять рыл, загруженных под завязку. Ещё через три минуты прошла замыкающая пара.

Как только наш арьергард дал команду «продолжить движение», ко мне подлетел Коваль.

– Англичане были.

– Знаю, мне Макс сообщил.

– К нам идут.

– Может быть. На десантуру бы не напоролись.

– Забей. Мне другое интересно: откуда они тут?

– Ну, если учесть, что немчура и островитяне воюют против нас, то вопросы отпадают.

– Не согласен. Если бы фашисты были в курсе, они, стопроцентно, дали бы своих проводников. Это и проще, и надёжнее. И британцы бы так не сачковали. А эти крадутся, как в тылу врага.

Я задумался. В словах Коваля было зерно истины.

– Тогда какого лешего они тут шастают без ведома хозяев?

– Хороший вопрос. Жаль, ответа не узнаем. Ладно, двинули.

Двинуть не успели. От замыкающих пришла команда: «затихариться». Попрятались по новой. Вскоре мы с изумлением созерцали проход той же группы англосаксов, но – в обратном направлении и с повышенной скоростью. На этот раз они прошуршали молча. Пересчитывая бойцов, я недосчитался одного. Потерялся где-то британец. Или я ошибся. Как только замыкающие удалились, вопросительно посмотрел на Макса. Жестами он мне отсемафорил, что одного не хватает. Очень интересно…

Терзаемый смутными сомнениями, командую своим не покидать позиций. Через минуту от арьергарда приходит сигнал: «заныкаться с удвоенной силой». Сидим, ждем. Наконец, мимо нас в хорошем темпе проходят две группы немецких егерей. Ребята очень серьёзные. Это вам не румыны и не итальянцы. Тут волки отборные.

Первая группа шла точно по следу англичан. В погоне они были. Вторая, на небольшом удалении, пёрла на себе потерявшегося британца. Судя по висящей голове, тот был или мёртв, или в глубоком нокауте. Итого: шесть егерей в погоне, четверо тащат «языка». Больше, по идее, немцев быть не должно. Ждём десять минут и начинаем выползать из шхер.

– Это сейчас чего было? – с усмешкой поинтересовался Коваль.

– Думается мне, британцы тут действительно по собственной инициативе. Пошли в разведку и нарвались на егерей. Вот и ломанулись обратно.

– Согласен. Какие есть предложения?

– Ну, так как они на нашем маршруте, пойдем тихой сапой за ними. Даст бог, узнаем.

– Может, запасным маршрутом пойдем? – начал осторожничать Бойченко.

– Запасным как раз не стоит, – отрезал Лёха. – Немчура сейчас все силы будет стягивать, чтобы англичан повязать. Так что самый безопасный маршрут – это в кильватере у егерей.

Я кивнул, соглашаясь с Ковалем.

– Связнюки, – распорядился Леха, – внимательно слушайте частоты фрицев. При любом упоминании о британцах или об их преследовании – сразу докладывать. Авангард увеличить до шести человек. Фланговые – повышенное внимание. Двинули.

В течение десяти минут, пока наша шобла кралась за фрицами, связисты доложили, что на перехват обнаруженной группы немцы начали стягивать с флангов всех свободных спецов, а наперерез им выдвигалась группа «Ночные волки». Судя по характеристикам аналитиков Барона – отборные головорезы, наши «коллеги по цеху», если так можно было сказать.

Ещё через пятнадцать минут мы оказались в кольце. Радовало одно: про нас пока не знали. Мы тем же манером висели на хвосте у немецких егерей. Немцы, двигаясь по своей территории, не утруждали себя контролем тыла. Они, как гончие, гнали добычу.

– Саша, – зашептал Коваль, – ситуация не фонтан. Нужно спрыгивать с маршрута. Англичане скоро упрутся в «Волков», и тогда дело табак.

– И куда ты спрыгнешь? Мы сразу наткнемся на другие группы. По-тихому их кончить не получится.

– Факт, – сквозь зубы процедил Леха. – Есть идеи?

– Есть одна, на грани безумства.

– Вещай.

– Предлагаю, пока англичане не напоролись на фрицев, кончить егерей и под их видом атаковать англичан. В открытую. Мы же под егерей «работаем», вот и завяжем героический бой. Остальные фашисты нам только помогут.

– Успеют?

– Не переживай, как только начнется заваруха, тут их как грязи будет. Пока кончат англичан, пока разберутся – что да как, мы под шумок и свалим.

Коваль нахмурился. Он всегда так делал, когда напряжённо думал.

– Когда думаешь начинать?

– Так сейчас и нужно. Минут через пятнадцать немчура их и так валить начнет. Только того англичанина, которого фрицы спеленали, нужно прихватить. Уж очень мне интересно, чего они тут забыли?

– Принято, – Коваль подозвал Бойченко. Объяснил нашу задумку. Андрюха возражать не стал. А потому Лёха и отправил Бойченко на захват англичанина. Тот, оценив ситуацию, сгреб всех переводчиков и выдвинулся.

Парни, разделившись на две колонны, встали на параллельные немцам курсы и очень быстро поравнялись с ними. Команда «фас», и – наши атаковали.

Всё прошло штатно: вот немцы волокут пленного, вот «спотыкается» задняя пара, и пленный начинает падать. Передняя пара оборачивается, интересуясь происходящим, получает ножами и тоже начинает оседать. Но, как и их покойные коллеги, они были подхвачены и оттащены в сторону. Англичанин, оказавшийся живым, уже пришёл в себя и с ужасом наблюдал за разворачивающимися событиями. Испуганный взгляд британца я заметил, когда Микола, которому передали пленного, протащил его мимо меня. Парни управились за десять секунд. Через указанное время за головной группой немцев всё так же шла усталая четверка, тащившая тело. Только вместо егерей шли наши переводчики, а место британца занял Бойченко.

Все восстановили дыхание, прислушались и начали сближение с основной группой. Когда дистанция сократились до четырех метров, немцы на этот маневр обратили внимание и сбавили скорость. Тут же пошла атака. Четверых сняли наши снайпера, двоих завалил Андрюха из положения лёжа, удобно расположившись в руках переводяг. Мы рванули за британцами, оставив переводчиков и Бойченко заниматься мародерством. Нагнали быстро, перегруппировавшись на ходу. Вперёд вышел я со своими головорезами, а Коваль отстал, прикрывая тыл и дожидаясь «мародеров».

– Валим максимум двоих, после чего залегаем и изображаем бурную перестрелку. Марся, начинай.

Тот прицелился и дал залп.

– Двоих, твою мать, – рявкнул я. – Куда ты троих положил?!

– Ну перестарался малость, – хмыкнул тот.

Ответить я не успел, британцы развернулись и начали палить в нашу сторону. Мои неспешно отвечали. Самое гадкое было в том, что они лупили из бесшумного оружия. Немцам придется «брать пеленг» на нашу пальбу.

Мои подстрелили ещё одного англичанина. Я перевернулся на спину и укоризненно начал искать глазами «виновника». Таковым оказался Олег. Он сам признался, показав жестом «гранатомет». Я сделал вид, что поверил. Ещё пару минут мы без особого задора палили в сторону британцев, а они в том же темпе отвечали. А вот потом пошло веселье. От Коваля приполз Макс и сообщил, что на них выходит группа немецких егерей. Лёха уже отправил их встречать, чтобы перенаправить их на англичан. Я отправил Макса предупредить своих парней, чтобы общались только жестами. И тут со стороны англичан нам прилетел привет. Нет, не граната или мина. Во-первых, их стрельба обрела звук. Во-вторых, ответный огонь усилился в несколько раз. В-третьих, они начали контратаку.

– Отходим, – забубнил мне в ухо Мамелюк. – К ним подкрепление пришло, рыл 30–40. На этой позиции не удержим. Нужно к Ковалю отползать.

– Отходим! – плюнув на маскировку, проорал я. Парни мгновенно начали отступать, прикрывая друг друга. Британцы неуверенно начали движение за нами. Когда до Коваля было метров двадцать, к нам приполз его переводяга и сообщил, что егеря заняли правый от Лёхи фланг, и нам нужно ползти на левый.

Заняли указанную позицию и встретили наползающих англичан плотным огнем. Мои уже не церемонились и вели огонь прицельно. Подпустив противника максимально близко, в бой вступили парни Лёхи и «пришедшие на помощь» егеря. Англичане тут же начали отступать. Я бросил взгляд в сторону Лёхи. Его не нашёл, зато заметил командира немцев. Тот усиленно семафорил о необходимом наступлении. Рациями в такой суматохе никто не пользовался. И слышно плохо, и вероятность того, что тебя услышит противник, тоже велика. Усмехнулся про себя и отдал команду на продвижение вперед. Немцы тоже потянулись в сторону британцев. Мы стали обходить их с фланга, а Коваль, чуть поотстав, начал движение по центру. Таким манером мы и наступали минут десять. А потом рядом со мной материализовался Бойченко.

– Саня, – зашептал он мне в ухо, – минут через пять британцы напорются спинами на «Ночных волков», и тогда – суши весла.

– Нужно резать егерей с нашей стороны, а потом «подсказать» англичанам о наличии опасности в тылу.

– Вы посмотрите на этого умника, – саркастично ответил Андрей. – Я вообще-то пришёл тебя предупредить, что, как только мы закончим с немцами, долбите из «буров» за позиции англичан.

– Добро.

Чуть погодя направление выстрелов «Заката» изменилось. Раздались крики на немецком, четыре гранатных взрыва, опять крики, и огонь Коваля снова повернулся в сторону британцев. Бойченко махнул рукой.

– Пали, – скомандовал я своим.

Ухнули два «бура», через мгновение ещё раз, третья пара гранат не успела взорваться, как позади позиций британцев кто-то заработал из двух пулемётов. Заработал по нам. Но как только англичане сообразили, что позади них имеется противник, сразу перевели часть огня в тыл, и немцы были вынуждены всё внимание сосредоточить на британцах.

По команде Коваля пополз к нему навстречу.

– Предлагаю обойти британцев с флангов, атаковать немцев и уходить в отрыв.

– Поддерживаю. С боеприпасом у тебя как?

– Полный ажур! Мародёры не успевают собирать трофей.

– Тогда потом поделишься. И ещё, Лёха, во время обходного маневра, наверное, лучше не стрелять. По-тихому пойдем.

– Соображаешь, мокрушник! – хлопнул Коваль меня по плечу. – Выдвигайся.

Поставил своим задачу и начал парами отправлять их в обход. Плотность огня с нашей стороны плавно сокращалась, пока с уходом последней пары не сошла на ноль. А грызня между британцами и «Ночными волками» разгоралась с каждой минутой. На сближение никто не шел. Немцы явно ждали подмоги. Чего ждали британцы, было непонятно.

Наконец мы зашли во фланг фрицам. Кто-то из «Заката» шарахнул по позиции немчуры из «мухи», и мы тут же вдарили из всех стволов. Немчура заметалась. Атаки от «своих» они явно не ждали, если вообще заметили наше передвижение. Я не позволял своим увязнуть в перестрелке, постоянно подпинывая их дальше. Судя по стрельбе, Коваль делал то же самое. Когда мы зашли в тыл и начали сближение с «Закатом», немцы не выдержали и начали отползать в сторону англичан. А те… А те не стреляли. У меня возникло подозрение, что храбрые британцы, обнаружив, что с одной стороны нет противника, попросту подорвали когти в том направлении. В любом случае их счастье было недолгим, так как минуты через две со стороны позиции, которую покинули мы, снова послышалась стрельба, к которой присоединились уцелевшие «Ночные волки».

– Валим! – была лаконичная команда Коваля.

И мы рванули. Микола и Марся, как эстафетную палочку, периодически передавали друг другу пленного британца. Мы сверкали пятками почти четверть часа, когда в районе отдаляющегося от нас боя заработали минометы. Били, слава богу, не по нам, но скорость мы всё равно увеличили. Марафон длился около часа. Наконец Коваль дал команду остановиться. К нему тут же рванули все связисты. Лёха тормознул их доклады и жестом велел мне начать «работу» с британцем.

Подошёл к Миколе и Марсе, которые охраняли пленного. Ну как охраняли – незатейливо положили его мордой вниз и уселись прямо сверху.

– Пытать будем? – воодушевленно поинтересовался Марсель, когда я велел им посадить «языка» на задницу.

– Непременно!

Перевернули, посадили и предложили воды. Он сразу согласился и выпил почти всю фляжку. Остатками воды я вымыл ему лицо, очень уж оно было грязным. В итоге перед нами предстал рыжий и конопатый гражданин Соединенного Королевства. Он затравленно поглядывал на моих охламонов. Я присмотрелся к пленному и заметил на его морде пару синяков.

– Вы что, его уже отлупить успели?

– Да это мы так, для профилактики… – виновато протянул Марся.

Комментировать я не стал. Повернулся к языку и спросил на английском:

– Что солдаты её величества забыли на земле кайзера?

– Что? – обалдевше переспросил он.

– Ты, недоумок, гражданин какой страны?

Вместо ответа он послал меня в пеший эротический тур и гордо вскинул подбородок. Судя по говору, парень был всё-таки из Англии, хотя… из меня ещё тот лингвист. Ладно, вскрытие покажет…

– Микола, – заулыбался Марся, – чует моё сердце, зря он нашего командира послал…

– Согласен, – пробурчал хохол. – Сашко его на ремни порежет.

Британец чуть повернул голову, чтобы лучше слышать диалог Марси и Миколы. Так, неужели по-русски понимает? Но сделать или сказать я так ничего и не успел – подошёл Коваль.

– Саня, нам всем крупно повезло, – сразу сообщил Лёха.

– Ну это давно известно…

– Заглохни, – перебил Коваль, – анализ радиоперехватов говорит о том, что немчура стягивает в район боя большое количество спецов.

– Они британцев ещё не закатали?

– Закатали. Несколько рыл живыми взяли. Но не это главное.

– «Ночные волки» пытаются понять, кто именно начал шмалять по ним?

– Именно, – заулыбался Лёха. – Им очень интересно, кто положил почти полгруппы «Волков» и кто угробил с тыла две группы егерей.

– Быстро соображают, сволочи.

– Это не румыны, – с сожалением вздохнул Коваль. – Ты бы на их месте не стал бы землю носом рыть, если бы тебя свои обстреляли? Да ещё и дважды?

– Конечно, стал бы. Я бы, до кучи, выделил бы ещё и пару человек для слежки. И отправил бы их во время боя.

– Хорошо, что ты воюешь на нашей стороне, – сделал вывод Бойченко.

– Сам не нарадуюсь, – поддакнул я Андрюхе, потом продолжил свою мысль: – Они ведь тоже в погоню пойдут…

– Обязательно, – жизнерадостно подтвердил Коваль.

– А перед стартом ориентировки во всех направлениях вышлют. Так что ловить нас будут всем кагалом.

– Не факт, – засомневался Коваль. – Прямых улик, указывающих на работу групп противника, у них нет. Следовательно, за нами пойдут «Волки». Остальные будут работать по англичанам, и до появления прямых доказательств наличия третьей стороны фрицы на уши всех ставить не будут.

– Давай исходить из худшего, – предложил я Лёхе.

– Давай не будем давать, – не согласился он. – Ты специализацию по пиндосам проходил, а мы с Бойченко по фрицам. Поэтому, поверь. У нас на хвосте повиснут только «Волки».

– Приятного тоже мало…

– Но это лучше, чем войсковая операция, – Лёшка резко присел к пленному, схватил его за ухо и спросил: – Ты со мной согласен, мой русскоговорящий друг?

От неожиданности британец вздрогнул и промямлил:

– Yes…

Рядом стоящие тихо засмеялись. Прокололся гражданин, как пионер на краже колхозных яблок.

– Ну, коль маски сброшены, – наклонился я к «языку», – давай начнём сначала.

– Пошел ты…. – отправил меня он прежним маршрутом.

– Неправильный ответ, – не меняя добродушного тона, ответил я и резанул его ножом по правой брови. Ливанула кровища. От неожиданности «язык» вскрикнул. – Опять неправильный ответ, – прокомментировал я его вскрик и резанул чуть выше предыдущего пореза. Он лишь сдержанно зашипел. – Какой упорный молодой человек, – сообщил я окружающим. – Патриот, мля.

– Бармалей, у нас времени не много, поэтому не затягивай, – велел Коваль и пошел раздавать ценные указания.

– Санек, – вступил в беседу Марся, – а этот рыжий про тебя слышал. Ты только погляди, как он на тебя таращится.

– Что, сучёныш, в твоём ведомстве про меня рассказывают много страшных историй? – присел я к пленному. Тот весь сжался, но продолжал молчать.

– Сашко, – ожил молчавший Микола, – он не будет ничего говорить.

– Это мы проверим, – нехорошим тоном пообещал я всем присутствующим. – Ильдара сюда.

Прибежал Ильдар, осмотрел мизансцену и выдал:

– Если вы и этому уроду хотите гранату в брюхо зашить, то зовите Зяму. Он у нас большой спец по этому делу.

Британец испуганно выдохнул. Ильдар удивленно уставился на него, задумчиво покусал губу и предположил:

– Слышь, командир, судя по всему, про подвиг нашего еврея знает уже всё НАТО. Ты свой позывной ему называл?

– Коваль называл.

– И чего?

– Его он тоже слышал.

– Приятно сознавать… – начал было медик, но я его перебил:

– Так, татарин, понтоваться будем потом, после войны. А пока слушай задачу. Нам нужно по-быстрому разговорить «языка».

– Так отрежь ему яйца, – посоветовал «пилюлькин».

– Я сказал по-быстрому…

До Ильдара дошло, что именно я предлагаю, и он начал снимать свой рюкзак с медикаментами.

– По-быстрому так по-быстрому, – бормотал он, что-то разыскивая в рюкзаке.

– Ильдарище, – поинтересовался Марся, – чего ищешь?

– Пурген, – не поднимая головы, ответил тот. Марся напряг мозг и чуть удивленно поинтересовался:

– А на кой болт тебе слабительное?

– Тебе дам, чтобы не кашлял, – народ заулыбался, вспомнив старый анекдот.

– Я и так не кашляю, – продолжал приставать Марсель. – Так что нас ждет?

– Вас – ничего. А пленного: расстройство желудка, нервной системы, сыпь, суд и рвота, – он наконец нашел нужный препарат и поднялся. – Саня, подержи.

Ильдар протянул мне небольшой полиэтиленовый пакетик с порошком подозрительного цвета.

– Что это?

– Сыворотка правды. Народный вариант. Пакет открой, только не нюхай.

Я осторожно надорвал полиэтилен и протянул его Ильдару.

– Погоди чуток.

У него в руках уже была ступка, в которую он осторожно, из пипетки, капал жидкость прозрачного цвета, отсчитывая количество капель. Я принюхался. Капал он спирт. Ильдар обратил внимание на моё принюхивание и пояснил:

– Всё лекарство на спирту. Девять, – закончил он отсчет капель. – Давай пакет.

Как только порошок смешался со спиртом, из ступки закурился слабый дымок, и полученная смесь пошла пеной.

– И всё-таки, что это за адская смесь? – повторил я вопрос Марси.

– Я же говорю: сыворотка правды.

– А почему народный вариант?

– Потому что – из трав.

– Коноплю, что ли, засушил? – полюбопытствовал Бойченко.

– И её тоже, – неопределенно ответил медик, перемешивая «сыворотку» стеклянной палочкой. Ещё раз осмотрев и понюхав смесь, он сообщил: – Готово. Давайте пациента.

Микола сгреб британца и, как куклу, подтащил его к медику.

– Пасть открой, – потребовал Микола.

В ответ британец, наоборот, сомкнул губы и так сжал челюсть, что на его лице заходили желваки.

– Микола, успокойся, – остановил Ильдар хохла, который вознамерился открыть пленному рот и до стал нож. – Сыворотка не предназначена для приема внутрь.

– А куда её? – удивился Микола.

– Нужно втереть во внутреннюю часть бедер. Сними с него штаны.

Под комментарий Марси «извращенцы войсковые» Микола сорвал с пленного брюки.

– Раздвинь ножки, солнышко, – присел перед ошалевшим британцем Ильдар. Не дождавшись выполнения команды, он попросил: – Микола, ты не мечтал стать акушером-гинекологом?

– Чего? – не понял хохол.

– Ничего, бестолочь. Или развяжи ему ноги, или возьмись за колени и растащи их пошире. Мне нужен доступ к внутренней части бедер.

Микола, не мудрствуя лукаво, ухватил пленного за колени и практически с хрустом развел их в стороны.

– Не переживай, маленький, – усмехнулся Ильдар, – тебе не будет больно. Микола, не тяни ты так, не гармонь.

Медик быстрыми движениями втер смесь во внутреннюю часть правого бедра и скомандовал:

– Всё. Микола как честный человек ты должен на нём жениться!

– Чего?! – угрюмо переспросил хохол под сдавленный смех окружающих.

– Отпусти его, извращенец! – рассмеялся Ильдар. Микола сплюнул и отпустил пленного.

– Что вы мне намазали? – испуганно спросил британец, явив хорошее знание русского языка.

– Средство для повышения потенции, – нехорошо улыбаясь, пояснил врач. – Сейчас уровень тестостерона так поскачет, что ты на бильярде сможешь играть без кия.

– Что вы намазали?! – уже истерично взвизгнул пленный.

– Ильдар, когда начнет действовать твоё зелье? Он прищурился, подмигнул мне и пояснил:

– Как только у него волосы выпадать начнут и нос ввалится…

– А если серьезно?

Вместо ответа Ильдар спросил у пленного:

– У тебя был гомосексуальный опыт?

– Да, – выдавил тот. Но его ответ прозвучал странно. Как будто кто-то именно выдавливал из него ответ.

– Готово, – усмехнулся Ильдар.

– Так це педик?! – взвыл Микола.

– Хохол, а ты его голыми руками трогал, – брезгливо протянул Марся.

Микола сорвал фляжку и начал тщательно намыливать руки. Присутствующие с трудом сдерживали смех.

– Ильдар, – хрюкая от рвущегося смеха, подсказал Коваль, – дай хохлу спирта. Пусть тонким слоем руки протрет… заодно и нервы успокоит…

– Перетопчется, – обломал Ильдар. – Микола, заканчивай строить из себя гомофоба.

– Пошёл ты! – огрызнулся хохол, второй раз намыливая руки.

– Циркачи, блин, – охарактеризовал я своих и решил-таки допросить «языка».

– Слышь, гомосек английского разлива, тебя как звать-то?

– Оливер, – выдавил он ответ.

– А фамилия?

– Линтон, – будто бы выплевывая слова, ответил пленный.

Я задумчиво посмотрел на Ильдара и спросил:

– Татарин, а почему он отвечает так странно? Будто на толчке сидит и борется с запором.

Ильдар самодовольно улыбнулся и пояснил:

– Это не он отвечает.

– В смысле?

– То зелье, что я ему втёр, не подчиняет полностью его сознание, как это бывает при применении современных препаратов. В его организме сейчас поселился некий червь, который находит ответы на твои вопросы и заставляет говорить. При этом организм человека старательно сопротивляется. Поэтому его ответы и выглядят так странно.

– Насчет червя, это ты серьёзно?

– Образно. Действие зелья лучше сравнивать с вредоносной компьютерной программой.

– Магия? – одними губами спросил я у Ильдара.

– Нет, – так же тихо ответил он. – Это реакция организма на органические составляющие зелья, усиленные спиртом.

– Волк подсказал?

– Волк.

– Круто! – Я снова повернулся к британцу. – Так, гомосек… кстати, Ильдар, откуда ты узнал про его ориентацию?

– Во-первых, у него на лице написана бисексуальность. Во-вторых, ни один мужик, скрывающий подобные наклонности, добровольно не признается в содеянном грехе. Поэтому его чистосердечное признание прямо указало на работу зелья.

– А если бы он не скрывал свои наклонности, а, напротив, гордился ими?

– Тогда его тон был бы нормальным. Запомни, если речь человека, находящегося под действием препарата, звучит без изменений – он сам говорит правду. Если слова выдавливаются из него – за него отвечает «червь». И отвечает правду.

– Вон оно чего… – протянул я. – Так, продол жим. Слышь, гомосек, ты из какого рода войск?

И англичанин, выплёвывая слова и подрыкивая, сообщил, что служит офицером-переводчиком в отдельной разведывательной группе, входящей в состав британских коммандос. Услышав про коммандос, общественность оживилась, так как представителей противника данной категории нам убивать ещё не доводилось.

– Забавно, – пробубнил я. – А какого рожна вы делали в тылу у немцев, да ещё и без их ведома?

– Наблюдали. Должны были наблюдать, – тоном человека, силящегося победить запор, сообщил Оливер.

– За кем?

– За немцами.

– И чего намеривались увидеть?

– Есть подозрения, что немецкое командование откроет свои границы для прохода ваших войск, но сделает это скрытно. Именно за движением немцев в их тылу и за перемещениями ваших войск мы и должны были следить.

– А чего по-тихому? Почему по линии министерств обороны не прислали наблюдателей?

– Прислали. Но на всех направлениях немцы размещать их не разрешили.

– Мысль понял. А вы, гомосеки, чего такой толпой-то попёрлись? Хватило бы и пары человек на километр.

– Мы столкнулись с егерями как раз на стадии расстановки наблюдателей.

– Кстати, егеря в патруле были или искали кого?

– Не знаю. Я ничего не успел понять.

– На других фронтах действуют такие же группы, как и твоя?

– Да, – британец уже хрипел от натуги. Он напрягал все силы, чтобы не отвечать, но зелье Ильдара выдавливало из него ответы.

– В случае обнаружения групп Российской армии, – присоединился к допросу Коваль, – ваши действия?

– Наблюдение. При наличии возможности – уничтожение.

– Весело живем, – хмуро протянул Коваль. Его, как и меня, огорчила перспектива прятаться не только от немцев, но и от неведомых англичан.

К нам подошел Зяма, поглядел на пленного, брезгливо плюнул и что-то зашептал Ильдару.

– Каким образом вы должны выходить на связь, – продолжил допрос Леха.

– Рация, – простонал «язык». Он был красным от натуги, но ответы всё равно вырывались из него.

– Ну, голубизна английская, – усмехнулся Коваль, – давай рожай подробности…

А дальше что-то пошло не так. Вместо ответа англичанин выгнулся, захрипел, а потом забился в конвульсиях.

– Ильдар, что с ним?

Медик удивленно уставился на пленного и скомандовал:

– Отошли от него!

– Ильдар?!

– Саня, я не знаю! Такого не должно быть!

– Вы все сдохнете! – порадовал нас англичанин. Но тон его голоса был другим. Низким, хриплым, но при этом… лилипутским каким-то.

– Ильдар, это его так «отпускает»?

– Его не может отпустить! Пока я не дам противоядие.

– А это что за самодеятельность?

– Понятия не имею.

– Всех убью! Всех!!! – продолжал угрожать пленный, извиваясь, как уж на сковороде.

Народ, на всякий случай отошел и поднял стволы.

– Твари! Проклятые рабы! Потомки проклятых рабов!

К пленному метнулся Зяма, наступил ему ногой на грудь, всмотрелся в его глаза и скомандовал:

– Оружие к бою. Поделили округу на сектора!

– Боря, что там?

– Сейчас узнаем, командир! – зловеще пообещал Зяма и схватил пленного рукой за горло. Того подбросило, как от поражения током высокого напряжения. До меня мгновенно дошло:

– Одержимый!

– Смотрим внимательно, – рявкнул Борька. – Сейчас вылетит птичка…

Из пленного вылетел электрический разряд зелёного цвета. Секунду он повисел над Борькой, а после того, как Зяма кивнул, метнулся в чащу леса. Где-то за деревьями он шарахнул во что-то, раздался вопль обожжённого существа, и пленного сразу перестало трясти. В сторону крика тут же были повернуты все стволы, а из бесшумного оружия полетели пули. Много палить не стали, ибо цели было не видать.

– Боря, что это было?

– Кто-то из нечисти работал, – плюнув прямо на англичанина, пояснил Борян.

– Какой нечисти?

– А хрен её разберешь. Но не наша точно!

– А что значит «работал»? Разве англичанин не одержимый?

– Нет, он самый обыкновенный британский педик. Но кто-то или что-то наблюдало за ним. И за нами. И в тот момент, когда он должен был раскрыть нам секреты секретные, кто-то из чужой нечисти «подключился» к нему. Звучит, конечно, не корректно, но смысл именно такой. Этот «кто-то» заблокировал действие зелья, не дал британцу слить информацию и успел его убить.

– В смысле убить? – не понял я.

– В прямом, – процедил Борька. – Он уже не дышит.

Ильдар метнулся к пленному, быстро его осмотрел и констатировал:

– Готов, – потом со злостью ударил кулаком в землю и добавил: – Вот же падла!

– Ты прав, татарин, – кивнул Зяма.

– А что за молния была? – вспомнил я.

– Так британец не был одержимым, следовательно, моя… – Борька замялся, – ну… магия начала искать источник. Нашла и атаковала его. Именно это вы и видели.

– Ты его уничтожил, источник этот?

– Нет. Судя по воплям оного, только обжёг.

– Жаль.

– Согласен.

– Так, охотники за привидениями, – вернул нас в суровую реальность Коваль, – если вы закончили гонять чертей, то спешу вас обрадовать: по наши души выдвинулся поисковый отряд фрицев.

– Много? – сразу поинтересовался я.

– Двадцать рыл. Хорошо обученных, злых и жаждущих мести.

– «Волки»?

– Они, родимые, – вздохнул Лёха.

– Чего будем делать?

– Хороший вопрос. Давай думать. До встречи с «Севером» у нас шесть часов. За это время мы должны добраться до Загребина и при этом не притащить за собой «хвост».

– Валить будем или петлять?

– Валить не хотелось бы, но придется, – задумчиво сообщил Коваль. – Мы будем идти по территории немцев, вдоль линии фронта, и если «Волки» вычислят вектор движения, а они его вычислят, то просто сообщат начальству, и нас блокируют на маршруте.

– Тут будем ждать или другое место найдем?

– Предлагаю: вернуться назад, на пару километров, там немчуру и приголубить.

– Согласен. Марся, Микола, приберите труп. Остальные готовимся. Будем капкан ставить.

Парни засуетились, а Марся и Микола начали держать военный совет:

– Закопаем? – предложил Марся.

– Не, – возразил хохол, – собаки или волки найдут, выкопают.

– И куда его?

– Давай на дерево затащим и там привяжем.

Марся задрал голову к вершине ближайшего дерева, оценил высоту, потом присмотрелся к трупу, видимо оценивая вес покойника, и, скривив рожу, спросил:

– Изображать белку, так мыслю, мне предлагаешь?

– Из меня альпинист хреновый, – вздохнул Микола.

– Типа из меня лучше?

– Не дуркуй. Ты вон как хорошо по вышкам лазаешь. На одних руках!

– Слышь, хохол, – упер Марся руки в бока, – сколько помню, все наши совместные задачи обычно заканчивались тем, что я пахал, а ты филонил.

– Когда это было?! – возмутился Микола.

– Всегда это было! Ты вспомни, сволочь, как мы танк чинили!

– Так ты сам его сломал!

– Не я, а Зяма!

– И какие ко мне претензии?! – шумел Микола.

– А кто предложил?

– Зяма!

– А кто танкистов распугал?!

– Зяма!

Марся задумался и резюмировал:

– А если организатором был Зяма, танкистов распугал он же, и танк в яму он уронил – так какого болта я его чинил?!

– Наверное, – прищурился Микола, – потому что ты мудак?

– Что-о-о-о-о?! – возмущенно затянул Марся.

– Татарин, хохол верно говорит, – пробурчал Борька, проскальзывая мимо них.

Марся попытался пнуть Борьку, но тот вовремя ускорился.

– Так, болтуны, – вмешался в беседу Бойченко, – вы будете труп прятать или выяснять, кто из вас больший мудак?

– Андрей, солнце моё, – оскалился Микола, – шёл бы ты… своими командовать. Не ровён час, тебе придется бешеную белку изображать.

– Топай-топай, – поддержал хохла Марсель.

– Андрюха, – Зяма подошел к трупу и начал его обыскивать, – вот согласись, интеллигентному человеку невозможно служить рядом с таким быдлом, как бойцы «Урала».

Опытный Бойченко не ответил. Он ждал, когда Зяма, являющийся третьим участником устойчивого, практически преступного сообщества, занимающегося спекуляцией, мелкими хищениями, мародерством, пьянством и чревоугодием, проявит свою хищную натуру. Первыми двумя участниками указанного сообщества были Микола и Марся.

Не дождавшись продолжения речи Борьки, Андрей осторожно спросил:

– Ты сам-то сильно лучше их?

– Именно! – Зяма поднял указательный палец вверх. – Поэтому ноги в руки – и топай отсюда по-скорому. А то получится, как с тем танком…

Бойченко послал Зяму в пеший эротический тур и ушёл.

– Как я его? – спросил Борька у Марси и Миколы.

– На троечку, – оценил потуги Зямы Марсель. – Ты, мародёр, закончил?

– Ага. Денег нет.

– Ну тогда вали вслед за Бойченко.

– Марсель, вы – хам! – начал было Зяма, но, получив легкого пенделя от Миколы, поспешил ретироваться.

– Продолжаем дискуссию, – вернулся к решению поставленной задачи Микола.

– Отставить дискуссию, – вернулся к трупу Коваль. – С собой понесём.

– Как приманку будем использовать? – предположил Микола.

– Именно, только разденьте его полностью. Парни в кротчайшие сроки раздели труп, просто взрезая одежду ножами. Но, прежде чем приступить к транспортировке, Микола скомандовал:

– Марся, держи его за башку. Крепко держи.

Тот ухватился за голову покойника, уперся ногами и кивнул головой. А Микола ухватил труп в районе талии и резко повернул его по часовой стрелке. Раздался хруст ломаемых шейных позвонков.

– Контрольный выстрел? – спросил я у хохла.

– Береженого – Бог бережет!

На небольшой опушке лежал обнаженный труп британца. Лежал он задницей кверху, но его голову положили на небольшой бугорок, чтобы было видно сломанную шею. И к трупу, и от него вели следы небольшой группы. Если уметь их «читать», то было очевидно, что покойного принесли сюда, раздели (недалеко лежала пустая разгрузка покойного, «выроненная» теми, кто его принес), а потом группа ушла дальше, хорошенько потоптавшись в процессе раздевания убитого. Именно эту картину должен был увидеть немецкий специалист, заметивший труп.

Мы спрятались тридцать минут назад. На самой опушке, и тем более вблизи убиенного британца наших не было. А вот на маршруте подхода егерей и вокруг точки выхода концентрация была очень плотной. К тому же все непригодные для размещения солдат деревья были заняты моими головорезами. Мы очень любили прятаться на деревьях. И чем сложнее было спрятаться, тем лучше мы маскировались.

Наконец вдалеке мелькнул силуэт. Ещё через минуту дозорный немцев замер на краю опушки. Я рассчитал всё правильно: немец занял позицию прямо подо мной. Точнее, под тем деревом, где я расположился вниз башкой. Он внимательно рассмотрел опушку и труп, а потом достал бинокль и тщательно, не менее пяти минут, изучал следы покойного и местность вокруг него. Не заметив ничего криминального, он тихо-тихо что-то пробубнил в гарнитуру и тут же возле него нарисовался ещё один представитель немецкого спецназа со снайперской винтовкой, ствол которой заканчивался глушителем. Дозорный что-то приказал снайперу, тот моментально вскинул винтарь и выстрелил британцу в голень. Первый фриц припал к биноклю, изучая реакцию жертвы. Ну и, возможно, степень кровотечения, по которому можно было узнать о степени трупного окоченения, а следовательно, о времени смерти. Я мысленно похвалил фрица. И за осторожность (к трупу он не подходил), и за скрупулезность в чтении следов, и за идею с прострелом ноги. Выстрел в ногу решал сразу две задачи: первая – убедиться, что это действительно труп, а не боец противника, притворившийся «шлангом». Вторая – постараться узнать о времени смерти. А немец тем временем изучил деревья, в которых могли укрыться солдаты противника, проигнорировал непригодные, с его точки зрения, деревья, где заныкалась часть моих архаровцев, и снова дал некую команду стрелку. Тот удивленно посмотрел на дозорного, но без возражений произвел десять выстрелов в землю вокруг трупа.

Репутация немца как спеца очередной раз выросла в моих глазах. Правильно мыслит, бундес: засада могла быть и в грунте вокруг трупа. Уж очень шикарное место для засады, с точки зрения любого спеца любой армии. Ещё раз оглядев участок опушки, обстрелянный снайпером, фриц решился подойти к трупу. Не спеша, стараясь идти по корням деревьев, он дошел до покойного, присел, вытащил из кармана разгрузки не то толстую леску, не то тонкую веревку и начал вязать петлю. Неужели будет мину обезвреживать?

Я поставил себя на место фрица и согласился с его действиями: всё правильно, парень не знает, за кем охотится. Может, это британцы своего бросили, а может – и русские. А у русских есть одна противная привычка – минировать покойников. Немец накинул петлю на правую руку британца и осторожно, по своим следам, вернулся к ожидавшему его стрелку. Они вместе ухватились за веревочку и дёрнули. Взрыва и прочих шумовых эффектов не последовало. Я мысленно похвалил себя за то, что не разрешил Термиту поставить даже растяжку, хотя он очень хотел.

Немцы подтянули труп ещё на метр и, убедившись, что тот безопасен, подошли для более детального изучения. «Медосмотр» длился минуту, после чего снайпер жестами показал дозорному, что покойный погиб от перелома шеи. Второй фриц кивнул головой в знак согласия. Он ещё раз посмотрел на убитого, что-то пробормотал снайперу и выдвинулся дальше по нашим следам. Бегло осмотрел место, где лежал труп, и проследовал к окраине опушки. А снайпер просемафорил основной группе сигнал к «движению» и, привстав на одно колено, направил ствол в сторону движения первого фрица. На край опушки вышла часть егерей, остальные рассредоточились в лесу.

Немцы упорно не хотели выходить на опушку и тем более топать по ней. Рефлексы у спецов всего мира одинаковые. Ну нет у нас никакого желания двигаться по открытым участкам местности.

Наблюдатель пересёк опушку, осмотрел следы и жестом указал направление движения. Немчура посовещалась и, как мы с Ковалем и предположили, двинула в обход опушки. Конечно, получался приличный крюк, но лучше пройти лишние сто метров, чем изображать мишени в тире. Снайпер сместился к основной группе, став замыкающим. Наблюдатель скрылся в лесу на той стороне. А егеря осторожно потекли вдоль края леса. Вот они прошли лёжку Марси, лёжку Олега и Димки, потоптались по Вартанчику и вошли в зону ответственности группы Коваля. Снайпер, готовясь к следованию за своей группой, сместился, оказавшись под деревом, на котором я и затаился. Я приготовился к атаке, так как немцы полностью вошли в капкан. Осталось дождаться сигнала от Миколы.

И сигнал не заставил себя ждать. Для начала в том месте, куда ушёл наблюдатель, раздался еле слышный вскрик. Немчура, как один, замерли, уставились в ту сторону. Потом на опушку бесформенным кулем вылетел наблюдатель. Точнее, его труп. Немцы, правда, этого ещё не знали, но присели все в момент. Я тут же воткнул нож в шею снайпера и сорвался в лес. Егеря мгновенно отреагировали на движение, но выстрелить не успели. С деревьев и из-под земли на них накинулись наши бойцы. Я «смазывал пятки» ровно пять секунд, потом остановился и обернулся. Всё было кончено. Среди немцев, как минимум, два трупа. Одного зарезал я, второго сломал Микола.

Быстро возвращаюсь к месту захвата. Коваль, увидев меня, жестом показывает «ок». Слава Богу! Наши все целы. Подбегаю к Лехе:

– Ну что, фраернулись «Волки»?

– Как пацанов уделали, – ухмыльнулся Коваль.

– Живые есть?

– Нет. С этими парнями договариваться бесполезно. Только время потеряем. Твои снайпера одного живым взяли, – Леха посмотрел в сторону Мамелюка и Олега, – но, судя по всему, уже его и грохнули.

Лёха подозвал Бойченко и дал приказ минировать покойников. Андрей пробежался по саперам, передавая распоряжение Коваля. Десять минут минировали и прятали трупы. Потом привели себя в порядок, разделили добытые боеприпасы и пошуршали к месту встречи с «Севером» и бандой немецких проституток «Валькирия».

– I am a Jew!!! – сообщал Зяма каждой из плен ных немок. Как только кто-то из моих, или из бой цов Коваля, или из группы Загребина приносил очередную пленную снайпершу, Зяма подходил к ней, показывал ей на свой нос, сломанный в трех местах, и уведомлял: – Я – еврей!!!

К большой печали Борьки, на его заявление пленные реагировали плохо. Их внимание моментально приковывалась к безголовому трупу их командира. Труп висел вверх ногами. Можно было бы сказать, что труп висел вниз головой, но, ввиду отсутствия головы, это было бы не совсем корректно. Голову майору бундесвера, командиру подразделения снайперов «Валькирия», отрезали Марся с Миколой. Немец был матерым и сразу отказался от сотрудничества. Поэтому с ним не стали церемониться и, дождавшись первых снайперш, незатейливо отчикали ему башку. В назидание его подчиненным.

– Марся, – угрюмо пробубнил Борька, – вы с Миколой мне всю малину обгадили.

– Зяма, – ответил Микола, – дело не в нас и не в безголовом снайпере. Дело в тебе.

– В каком смысле? – заинтересовался он.

– Во-первых, обращаться к немкам на английском – это верх неприличия. Во-вторых, ты так же похож на еврея, как я на балерину.

– Это почему?! – возмутился Зяма.

– По кочану, – вклинился в беседу Марся. – Ты свою морду в зеркале видел? Общение с нами не прошло для тебя даром. С тебя хоть сейчас антисемитский плакат рисуй!!!

– Пошел ты… – отправил Марсю Зяма по всем известному маршруту.

– Зяма, Марся прав, – поддержал Марселя Ильдар, обшаривавший вещи пленных на предмет чего-нибудь интересного. – Они тебе просто не верят. Ты им конец свой, обрезанный, покажи. Может, тогда поверят…

Присутствующие бойцы тихо рассмеялись, а Зяма, чуток подумав, потянулся к ширинке.

– Слышь, сын еврейского народа, – на Борьку хмуро смотрел Коваль, – если ты их, – он кивнул в сторону пленных немок, – насиловать собрался, я тебе лично оттяпаю твой и без того короткий инструмент.

Коваль, как и все мы, без зазрения совести мог перерезать всех пленных, несмотря на их пол, но насиловать снайперш никто не стал бы. Воспитание у нас не то.

– Леха, не собираюсь я их трахать, – обиделся Зяма. – Я хочу им показать, что я еврей!!!

– Зяма, – сплюнул Леха, – достаточно того, что мы знаем, что ты – еврей. И это знание с каждым днём всё сильнее давит на нас своим неподъемным грузом. Заканчивай корчить из себя «ангела возмездия» и иди – медикам «северян» помоги. Кто-то из них при захвате перестарался.

В стороне от основной массы пленных два врача группы «Север» пытались привести в сознание захваченную фрау. Та упорно не хотела этого делать. Даже беглый взгляд подсказывал, что ей слишком сильно стукнули по голове.

Зяма отогнал обоих эскулапов, осмотрел череп снайперши и вынес свой вердикт:

– Черепно-мозговая. Долго не протянет. Загребин, вдолби в башку своим архаровцам: не умеете бить по голове – бейте по другим частям.

Загребин оторвался от изучения документов пленных немок и ответил:

– Боря, не умничай. Ты лучше скажи: жить будет?

– Нет. Через сутки ласты склеит.

– Тогда нечего с ней возиться. Копатыч, кончай ее. Один из медиков Загребина, который минуту назад пытался «оживить» пленную, отодвинул Зяму, перевернул снайпершу на живот и один раз ударил пяткой в шею. Чуть слышно хрустнули кости, по телу немки прошла судорога. Зяма наклонился к убиенной, проверил пульс, после чего похвалил коллегу:

– Митька, можешь же, когда хочешь! Копатыч ничего не ответил. Он схватил тело за ногу и потащил в сторону, где висели останки командира снайперов.

К Ковалю подошел Бойченко и отчитался:

– Всё. Немки кончились. Наши и «северяне» в охранении.

– Добро, – кивнул Коваль.

– Так, други мои, – окликнул меня и Коваля Загребин. – Идите сюда.

Димка разложил перед нами карту, найденную у командира снайперш.

– «Валькирии», судя по карте, должны были вы двинуться в наш тыл. Исходя из отпечатков пальцев на карте и следам неких тупых твердых предметов им, – Димка кивнул в сторону снайперш, – предстояло занять несколько точек в зоне ответственности нашего фронта. Сопоставив эти точки, я получил не кую дугу. Но остатки моих знаний говорят, что такое расположение не характерно для действий снайперов в тылу противника.

Загребин показал нам карту, изъятую у покойного майора. Первое, что бросалось в глаза, – масштаб карты, его величина. Второе, что бросалось туда же, – это точность, с которой карта была выполнена. Возникало ощущение, что её сделали не стандартным способом, а нарисовали специально для командира «валькирий».

Димка обработал карту специальным составом, позаимствованным у криминалистов. Состав не только выявлял отпечатки пальцев, оставленные на любой поверхности, но и позволял отлично рассматривать их при освещении ультрафиолетом.

– Вот смотрите, – Димка подсветил своим фона рем.

На карте проявились множественные отпечатки пальцев. Часть из них была сгруппирована в отдельных точках карты, что позволяло сделать вывод: владелец карты несколько раз показывал кому-то места, интересующие его или же ещё кого-то. Учитывая, что сработали мы против группы снайперов, сам собой напрашивался следующий вывод: местами этими были точки, где подчиненным покойного полагалось разместиться.

– Остатки твоих знаний не обманули тебя, – согласился с мнением Загребина Коваль. – Количество огневых точек и незамкнутость линии указывают на то, что из этой карты мы получили не всю информацию.

Леха оглянулся на пленных и предложил:

– У нас два варианта. Первый: из карт каждой снайперши можно попробовать получить данные криминалистическим путем, а потом всё сопоставить. Либо – плотно допросить баб.

– Давай сразу оба, – предложил Бойченко. – Загребин пусть «пытает» карты, а Бармалей со своими головорезами пытает немок.

– Саня, сработаешь? – спросил Загребин.

– Легко, – согласился я. – Марся, тащи сюда Макса.

Тот кивнул и умчался за нашим переводчиком. Я внимательно осмотрел немок, вглядываясь в лицо каждой. Сделав для себя нужные выводы, вернулся к Загребину. Марсель уже вернулся с переводягой.

– Дима, убитая Копатычем девка с кем в паре была?

– Сейчас узнаем, – он подозвал медика, перестаравшегося при захвате и впоследствии порешившего пленную. – Митяй, покажи, кто был в паре с покойной.

Копатыч уверенно направился к барышне, лежавшей с краю:

– Эта.

– Тащи её к нам, – велел я.

Он, не церемонясь, схватил барышню за шкирку и волоком подтащил.

– Дима, карту её давай.

Загребин выудил из пачки карту немки, обработал ее, покрутил в руках и жестом показал, что информации нет.

– Макс, – велел я переводяге, – работаем по схеме «да – нет». Эта «да».

Макс кивнул, склонился к пленной и зашептал ей инструкции. Схема «да – нет» использовалась для развязывания языков у попавших в плен при условии, что пленных было больше трёх. Схема проста как мычание. В зависимости от ценности пленного, его заставляли кричать «да» или «нет». Кричавшего «да» оставляли в живых, кричавшего «нет» – убивали на глазах присутствующей публики. Из карты, данной фрау, мы не смогли получить никакой информации, поэтому она должна жить и, соответственно, кричать «да». Макс закончил инструктаж, а я вытащил нож. Мы с Марсей потащили пленную к двум покойникам, один из которых висел без башки, а вторая лежала под ним, со сломанной шеей. Немка, поняв, куда её тащат, сжалась.

Уложив снайпершу лицом на убитую напарницу, я вытащил шарик из её рта. Продукция БДСМ-индустрии неожиданно плотно вошла в нашу боевую жизнь. По крайней мере изделия, позволяющие зафиксировать конечности или не позволяющие говорить-кричать, после случая с Роджером стали обязательными в наших укладках. Наш квартет (немка, Марся, Макс и я) был достаточно далеко от группы пленных, поэтому наши вопросы те не слышали. А крики фрау «ja», в переводе «да», были слышны отчетливо. Выглядело это так:

– Кричи, сука, – шептал я.

– Ja, – подсказывал Макс.

– Ja, – отвечала пленная.

– Громче!

– Lauter! – дублировал Макс.

– Ja! – вторила немка.

Минуту я имитирую вопрос, минуту Макс имитирует перевод, немка кричит:

– Ja!

Кричит она, потому что ей больно. Ее указательный палец взят мною на болевой, и вот-вот сломается. Но никто этого не видит.

Я снова имитирую вопрос и в «подтверждение» своих «угроз» втыкаю нож в тело покойной напарницы, достаю его и медленно подвожу к глазу немки.

– Ja, – подсказывает Макс.

– Ja!

– Lauter!!

– Ja!!

– Lauter!!! – Макс срывается на крик, а я прикладываю нож к лицу пленной.

– Ja!!! – кричит и рыдает та.

– Очень хорошо! Оттащите эту мамзель. Марся и Макс оттащили фрау метра на четыре и заткнули ей рот.

– Кого дальше? – спросил Макс.

– Давайте вон ту, – показал я на дамочку лет сорока с лошадиным лицом.

– Ёлки-палки, – вздохнул Марся, – ну почему истинные арийки такие страшные?

– Именно потому, что они истинные арийки, – пояснил Макс.

– В смысле? – не понял тот.

– Когда «приток свежей крови» останавливают и начинают размножаться только в рамках одного прайда, происходит вырождение оного.

– А порнуха немецкая? – не согласился Марся. – Там вон какие телки.

– В порнухе, друг мой, снимаются актриски из Восточной Европы. Поэтому там и есть на что посмотреть. И хватит уже болтать. Берись.

Они подтащили даму ко мне. Макс объяснил ей, что нужно кричать «нет». Я ухватился за палец пленной, начал его выворачивать, а Макс «задал вопрос», пробормотав что-то невразумительное.

– Nein, – сквозь зубы простонала она.

– Was?! – якобы удивился Макс.

– Nein!! – повторила та.

– Lauter!!

– Nein!!! – вскрикнула та сразу после того, как я сломал ей палец.

– Макс, – удивился я, – эта сука не хочет говорить?!

– Нет, – грустно констатировал он.

– Ну на нет и суда нет, – вздохнул я и перерезал немке горло. Она выгнулась, захрипела и начала дергаться, но я ногой прижал ей голову к земле.

– Марсель, – давай вон ту, блондинку со шрамом.

Марся схватил указанную фрау и подтащил ее к нам. Я уложил её лицом к фыркающей кровью сослуживице, насладился произведённым эффектом, а потом подтащил блондинку вплотную. Так, чтобы кровь, выбрасываемая слабыми толчками, попадала ей на лицо.

– Макс, объясни ей, что она может выбрать «да» или «нет».

Макс быстро перевел.

– Ja!!! – сразу заверещала та, стараясь хоть как-то увернуться от текущей на нее крови.

– Ja? – переспросил Макс.

– Ja!!! – подтвердила та.

– Загребин, – окликнул я, – забирай эту красавицу.

Парни Загребина быстро утащили ее к Димке и рядом стоящему Ковалю.

– Марсель, давай вон ту, лысую.

– Ну и крокодил! – отозвался он о подстриженной под «нуль» даме.

Этой снайперше мы не стали задавать никаких вопросов. Изобразили диалог и перерезали глотку. Пока она дёргалась и хрипела, парни приволокли очередную жертву. Сказать мы ничего не успели. Как только у неё изо рта вытащили шарик, она не только завизжала «да-а-а-а», но и успела сообщить, что расскажет всё. После этого пошло веселее. Мы подходили к пленной, задавали вопрос о возможном сотрудничестве и, получив утвердительный кивок, шли к следующей.

Через пятнадцать минут мы знали, кто, где и когда должен был занять позиции, срок пребывания и приоритетные цели. В результате на карте получился эллипс, в центре которого было обозначено некое строение.

– Так, старшие, – посмотрел на меня и на Коваля Загребин, – думается мне, что девки наши неспроста вокруг этого домика мёртвую зону собирались делать. Проверить бы.

– Да, – согласился Коваль, – проверить не мешало бы, тем более что это на нашей территории.

– Кто пойдёт? – поинтересовался Димка.

– Нужно у Барона спросить, – предложил я. – Правда, инициатива в работе с ним обычно наказуема… но и без его ответа я сейчас могу смело предположить, что направят либо меня, либо Коваля.

– Почему?

– Потому что ты и твои парни должны возвращаться для отдыха. Следовательно, или «Урал», или «Закат».

– Согласен, – кивнул Коваль.

– Кто пойдет общаться с Бароном? – не стал спорить Димка.

– Коваль у нас старший по званию, вот пусть он и спрашивает, – моментально предложил я.

Лёха посмотрел на меня, усмехнулся и пошел к своим радистам.

– Сань, – негромко, чтобы не слышали остальные, спросил Загребин, – тебя не трясет?

Я непонимающе посмотрел на Димку, перебрал варианты, которые указывали бы на причину моей «тряски», и уточнил:

– Ты про казнь немок?

– Да.

– Уже нет. Первые полгода голова болела именно после таких казней. А потом привык. Относись к этому как к неизбежному злу.

– А меня минут сорок потом ломает, – признался он и спросил: – А ты почему сам? Почему другим не приказал?

– Я – командир, Дима. И не имею права перекладывать на других грязную работу. Если бы требовалось их всех порешить – работала бы группа. Но коль скоро речь идёт о пытках и казни, то я, как старший, беру этот грех на свою душу.

– Понятно. Можно вопрос на отвлеченную тему?

– Давай, – удивился я.

– Почему некоторые парни из «Заката» называют Коваля «Болгаробойцем»? Отличился на войне с болгарами?

– Отличился, отличился.

– Как?

– Нас тогда перебросили в Болгарию. На усмирение тамошних партизан.

– На территории Болгарии была партизанская война? – очень сильно удивился Загребин.

– Была, – усмехнулся я. – Месяца два.

– Нам про это не рассказывали, – нахмурился Димка.

– Дима, – решил уточнить я. – Нас с Ковалем в «Валгалле» используют как наглядное пособие?

– Не только вас. Нам приводили примеры деятельности пяти групп. Одна была создана до окончания школы Ковалем, остальные – после того как вы её закончили. Так вот, о ваших действиях на территории Болгарии нам ничего не известно.

– С одной стороны, правильно, – согласился я с точкой зрения преподов нашей школы. – Незачем про такие вещи говорить.

– Про какие? – продолжил допытываться Загребин.

– Наши взяли Восточную Болгарию легко и быстро. Регулярная армия болгар частично откатилась на запад, частично растворилась на своей территории. Как потом стало известно, их командованием была принята доктрина партизанской войны. То есть часть солдат не ушла, а осела в заранее приготовленных схронах. Захотелось недалеким болгарам отхватить чуток славы белорусских партизан.

– Это они зря, – прокомментировал Димка. – До белорусов даже вьетнамским партизанам далеко.

– Именно. За первый месяц они провели две громкие акции. Потерь и ущерба было немного, но сам факт наличия каких-то партизан в нашем тылу очень расстроил командование. Было велено уничтожить в кратчайшие сроки и любыми способами. Срок исполнения – «ещё вчера». Подписали под это дело десять групп, в том числе меня и Коваля. Работали возле румынской границы. Так как в средствах мы были неограничены, но ограничены во времени, я пошел по стопам Семена Будённого, а Коваль решил воспользоваться опытом кого-то из византийских царей. То ли Василия Первого, то ли Второго, не помню.

– Ни фига себе, вы отмочили! – восхитился Загребин. – Я ни про первое, ни про второе не слышал…

– Так вот. В свое время византийский Васька получил погоняло Болгаробоец за способ усмирения болгар, начавших на него «растопыривать пальцы» и «крошить батон». Словил он их в большом количестве, после чего поделил на сотни. Девяносто девяти солдатам из сотни он велел выколоть оба глаза, а сотому один. Полученную армию слепых, под присмотром счастливчиков, оставшихся с одним глазом, он отправил домой. Дабы их родственники и соседи занимались содержанием такой толпы инвалидов и о бунтах не помышляли.

– И-и-и? – протянул Димка, догадываясь о возможных действиях Коваля.

– Коваль в зоне своей ответственности через два дня нашёл партизанский лагерь и захватил тридцать человек. Через некоторое время по проселочным дорогам побрела группа, состоящая из двадцати семи слепых и трех одноглазых. А на груди каждого слепого было написано: «Так будет с каждым, кто не купит холодильник „Морозко“».

– Какой холодильник?! – не понял Димон, а потом вспомнил про старый анекдот и рассмеялся. – Ну, зная Коваля, я могу поверить, что написано было именно про холодильник.

– Нет, – разочаровал его я. – Там было написано, что так будет с каждым партизаном.

– И много он народу ослепил?

– Четыре партизанских группы численностью около сотни человек.

– Этого хватило, чтобы партизаны исчезли?

– В нашем секторе ответственности деятельность группы Коваля и моей привела к тому, что партизаны закончились через месяц.

– А ты как делал? – поинтересовался Загребин. – Будённый – это же командир Первой конной в Гражданскую войну?

– Он, – подтвердил я. Видя, что Димка не отстанет, решил рассказать: – Его, Будённого, в Туркестан отправили. Басмачей истреблять. И встала перед ним тяжёлая задача: как их усмирить, если днём – это мирные крестьяне, а ночью – басмачи? Два месяца думал. А на третий, после очередного налета, пошёл по следам банды. Следы привели в кишлак. И он, руководствуясь революционным правосознанием, стёр этот кишлак с лица земли. И начал делать так каждый раз после налета басмачей. Через месяц они как-то сами собой перевелись.

– Действенно, – согласился он. – А ты?

– А я, после первой атаки партизан, пошёл по их следу, который вывел нас к небольшому хутору. Мы переоделись во всё натовское, натянули маски на морды и подожгли хутор из огнеметов. Население, естественно, ломанулось тушить, но попало под наш огонь. Сгорел хутор. А выжившему населению мы сообщили, что сожгли этот хутор за то, что в нем укрылись партизаны.

– Они действительно были там? – уточнил Димка.

– А пёс их знает. Прошли через этот хутор они точно. Спустя сутки мы сожгли уже деревню. При этом мы не спрашивали: есть ли там партизаны или нет. Не просили их выдать или показать, куда они ушли. Подходили и тупо поджигали. Как и в прошлый раз, после пожара – политинформация. После того как мы попытались поджечь окраину какого-то районного центра, поползли слухи, что населённые пункты тупо уничтожаются просто за проход партизанских групп. Соответственно, аборигены начали отгонять от своих деревень своих же партизан. А тех, кто состоял в партизанских отрядах или им помогал, – стали в массовом порядке за вознаграждение сдавать оккупационным властям. А теперь поставь себя на место аборигенов: на их партизан мало того что охотятся, так после поимки ещё и глаз лишают. Слепому деваться некуда – только топать домой и вешаться грузом на шею семьи. Они и так, считай, на грани нищеты жили. А тут такой «подарок» от борца за свободу. Но это волновало только тех, чьи родичи бегали по лесам. Их соседей волновало другое – что партизан придёт на побывку домой, а по его следу подтянутся какие-то каратели в натовской форме и сожгут к чертям всю деревню.

– И чем всё кончилось?

– На освобожденной нашими войсками территории – или на оккупированной нашими войсками территории, кому как нравится, – партизанская война прекратилась, не успев толком начаться. Более того, после оккупации остатков Болгарии там тоже не оказалось партизан. Только голодающее, но вежливо улыбающееся местное население.

– Вас наградили?

– Два раза наградили… Официально нас там не было. Только Лёха получил прозвище Болгаробоец.

– Знаешь, Бармалей, – потер нос Загребин, – мы всегда думали, что по части кровожадности ты – абсолютный лидер. Однако выясняется, что Коваль – тот ещё кровопийца!

– Не расстраивайся, – подначил его я, – пройдёт ещё полгода, и ты будешь таким же, как мы.

Возразить он не успел, так как вернулся Коваль:

– Барон велел «Уралу» топать в разведку.

– Трупы будем прятать? – спросил Загребин.

– Смысла нет, – Коваль посмотрел на безвинно убиенных снайперш и пояснил: – Сашка так наследил, что проще их в естестве оставить. В назидание другим.

– Ми-ми-ми…

– Минировать будем, – не дожидаясь окончания Ленькиного вопроса, распорядился Коваль. – Остальные, пеленаем пленных и через пятнадцать минут выдвигаемся домой. Бармалей, ты прикрываешь.

«Север», ищите десантуру и аккуратно им обозначьте наше движение. Ещё стрелять начнут…

К четырем утра, подобрав поседевших от страха десантников и благополучно миновав линию фронта, наша толпа разделилась. Мы потопали к загадочному строению, а «Закат», «Север» и десантура на базу, сдавать трофеи. Искомое строение нашли довольно быстро. Заброшенный католический, а может и протестантский, храм. Не силен я в архитектуре. Ещё примерно с час шастали вокруг него, проводя разведку. Судя по всему, к заброшенной церквухе уже давно никто не приближался.

– Санек, как на грех, это церковь, – задумчиво пробубнил Марсель, очередной раз рассматривая ее в бинокль.

– А ты наблюдательный, – поддел я его.

– Тебя это не смущает?

– Почему меня это должно смущать?

– Ну, если начнется карусель – внутри церкви будем биться…

– Марся, друг мой, ты помнишь, что сказал нам монах тогда, в Сербии?

* * *

В Златиборе это было, что в Центральной Сербии.

Прямо на марше, при переброске из района дислокации, нас остановили СМЕРШи. Полагая, что красная фуражка и корочка с золочеными буквами даёт основание припухшему капитану фронтовой контрразведки командовать всеми и вся, указанный офицерик лениво распорядился:

– Так, мабутеи, сейчас сворачиваете направо и пилите до нашего блокпоста. Там вам скажут что делать.

Я затоптал окурок, удивлённо поглядел на стоящее передо мной недоразумение и сообщил:

– У нас приказ: до двадцати часов быть в заданной точке вселенной. Поэтому, извини, капитан, мы едем дальше.

– Так, мабутей, – повысил голос собеседник, – я не понял – ты глухой?!

– Я похож на глухого?

– Нет, – начал орать капитан, – ты глухой или тупой?! Тебе, капитан, погоны не дороги или башка тупая?!

Со стороны бэтээра, где сидели мои парни, послышались множественные звуки передергиваемых затворов.

– Капитан, – сплюнул я ему под ноги, – ты не ори. У нас есть приказ от нашего генерала. Для выполнения оного мы пойдем на всё. И смерть тылового козла в красной фуражке станет заурядным событием в цепи множества славных дел, совершенных нами до этого. Поэтому, пока мы тебя не прикопали вместе с твоей машиной в ближайшем лесу, будь ласков, уйди с дороги…

– Что-о-о-о-о-о?! – ошпаренным поросенком завизжал смершевец. – Да я… тебя… урода… да я… твоего генерала…

Боковая створка броневика открылась, и в проёме показалась заспанная морда Барона. Он любил ездить с нами в тылу. Ностальгировал по ушедшей юности. Барон оценил диспозицию, а потом скомандовал внутрь машины:

– Петрович, просыпайся. На наших пацанов СМЕРШ наехал.

Послышалось недовольное бурчание, перерастающее в громкий мат, и на дорогу вылез злющий Зимин. Он расправил плечи и нашел глазами смершевца. Тот перестал на меня орать и испуганно уставился на Петровича. Вслед за Петровичем на дорогу вылез и сам Барон, застегивая китель. Смершевец испуганно сглотнул.

– Порву суку! – сообщил капитану Зимин и быстрым шагом направился к нам.

– Беги, дурашка! – посоветовал я застывшему в ужасе капитану и скользящим движением отскочил от него.

Капитан не побежал. Он забыл, как дышать, и пялился на надвигающуюся на него «машину». Петрович дошел до капитана, не снижая скорости, схватил его горло и проследовал вместе с ним к машине смершевцов. Достигнув машины, Петрович припечатал капитана к борту и, удерживая его за горло, сообщил Барону:

– Клиент «созрел».

Барон с самым скучающим видом, не спеша, приблизился к Зимину и его жертве, осмотрел перепуганного и придушенного капитана и спросил:

– Ты кто?

– Я-я-я… – захрипел тот. Барон достал маленькую сигару, откусил кончик и вопросительно посмотрел на Зимина. Тот улыбнулся кончиками губ и велел:

– Заткнись, насекомое.

Свободной рукой достал зажигалку, щелкнул крышкой, вжикнул кремнем и поднес огонь к сигаре Ивлева. Тот старательно раскурил сигару, затянулся, задумчиво выдохнул и повторил:

– Я не слышу: ты кто?

– Я-я-я, – снова заблеял капитан.

– Не слышу, – с угрозой в голосе протянул Барон.

Смершевец попытался сглотнуть, но с перепуга у него не было слюны.

– Он идиот? – спросил Барон у Зимина. Петрович пожал плечами. Барон протянул сигару Зимину, жестом велел тому убрать руку от горла смершевца, а потом резко схватил того за грудки и очень сильно приложил об машину:

– Кто ты, сука? Кто? Не молчи! Говори! – орал на бедолагу Барон, стуча его об машину.

Зимин показывал нам кулак, чтобы мы не ржали. И тут Барон заметил, что в машине смершевца сидят ещё двое.

– Петрович, там кто?!

Зимин моментально обогнул машину и выдернул из «Тигра» водителя и лейтенанта, сидевшего сзади.

– Вы кто?! – навис над «новенькими» Петрович. Дальше дело не пошло, так как с замыкающего бэтээра прошла команда о приближении группы машин.

– Рассредоточились! – рявкнул Зимин. – Вартанчик, перекрой дорогу.

Вартанчик завел машину и поставил ее по диагонали. Башню парни разворачивать не стали, но с брони спустились все. Показалась БМП, за ней два БТР, три «Тигра», «Урал» с тентом и замыкающая БМП. Не доезжая до нашей замыкающей машины, БМП остановилась. С брони спрыгнул офицер и побежал в нашу сторону. Тормознул у крайней машины, что-то спросил и побежал ко мне.

– Капитан, какого хрена?! Ты знаешь, кого мы везем?!

– Не ори, майор, – спокойно ответствовал я. – Иначе разделишь судьбу вон тех идиотов.

Прибывший майор повернул голову, узрел Барона, удерживающего за грудки капитана, вытянулся, приложил к уху лапу и, промаршировав до Барона ритуальным шагом, доложил:

– Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться?

– Разрешаю.

– Майор Ромашов. Командир группы охранения. Сопровождаем начальника первого управления СМЕРШ генерал-майора Булыгу…

– Ваську, что ли? – перебил его Барон.

– Василия Егоровича, – подтвердил Ромашов.

– Петрович, ты слышал? Васенька припёрся, – растягивая звук «а» в слове «Васенька», обратился к Зимину Барон.

– И где наш коньяк? – вопросом ответил Зимин.

– А сейчас узнаем, – пообещал Барон и повернулся к майору: – Сынок, у личной охраны Булыги частота та же, что и у твоей рации?

– Так точно.

– Дай-ка мне твою пищалку….

Ромашов протянул рацию Барону, я подошел поближе.

– Дамы и господа, почтеннейшая публика, – за орал в рацию Ивлев, – сейчас вы услышите поучи тельную историю про мальчика Бобби, который очень любил деньги, – и вместе с подошедшим Петровичем они затянули самыми дурными голосами:

Судя по выражению лица майора Ромашова, у него вскипел и вытек мозг. А два клоуна при немалых звездах продолжали разухабисто распевать песню из «Острова сокровищ»:

Дождавшись последней «дребебедени», мы дружно захлопали, а Петрович, сняв фуражку, заголосил самым дурным голосом:

– Подайте кто-нибудь кто сколько может! Где-то среди колонны генерал-майора Булыги бухнула закрывающаяся дверь. Вскоре показался невысокий мужичонка лет пятидесяти пяти, спешащий в нашу сторону.

– Вот он – орел с голубыми яйцами, – прокомментировал Зимин.

– Петрович, Михалыч, вы – два престарелых идиота! У моей охраны психика сползла!

Булыга ускорил шаг и, подойдя к нашим командирам, начал радостно с ними обниматься. Обменявшись обзывательствами и матюками, выяснив причину остановки, командиры вытащили на свет Божий трясущегося капитана и морально его изнасиловали. Петрович и Барон «держали», Булыга «насиловал». Сам собой возник вопрос о направлении движения Булыги. Выяснилось, что его караван двигается в сторону здешнего мужского монастыря. Поймав подозрительные взгляды обоих, Булыга поспешил объяснить:

– Влипли мы, мужики. Три часа назад шайка моих волкодавов села на хвост группе албанской национальной армии, но географический кретинизм моих, мать их, бойцов всё испортил. Загнали они этих уродов в монастырь, хотя должны были загнать в засаду. Албанцы закрылись в монастыре и взяли в заложники десять монахов. Вот, выехал к месту проведения операции.

– А не туда ли твой «отпердоленный» капитан нас гнал?

– Наверно, туда, – вздохнул Булыга. – А вы, мужики, куда катите?

– К месту новой дислокации, – пояснил Петрович.

– А чего вас так мало?

– Тут только «Урал», – пояснил Барон. – «Закатовцы» завтра поедут.

– То есть время у вас есть? – прищурился Булыга.

– Петрович, ты посмотри на этого хитрого пердуна, – прищурился в ответ Барон. – У него дивизия в охране ездит, а он нашими руками желает монастырь штурмануть. И ладно бы женский…

– Михалыч, – заскулил Булыга, – я не прошу твоих парней на штурм отправлять. Вы только посмотрите. У тебя и твоих головорезов фантазия богатая, можно сказать больная. Глядишь и придумаете какой-нибудь финт ушами. Выручайте, друзья мои. Если к завтрашнему обеду монастырь обратно не отожму, мне задницу так развальцуют, что гланды через неё видно будет…

– А, черт с тобой. Поехали, – махнул рукой Барон. – Но с тебя второй ящик коньяка.

– Добро! – радостно выдохнул Булыга. Погрузились, пристроились в хвост колонны и поехали. Через пару часов были на месте. Монастырь представлял собой отлично сохранившуюся крепость. По-другому и не назовешь. Высокие каменные стены, бойницы, сторожевые башни и единственные ворота. На командном пункте мельтешила масса народу, в том числе и представители местной администрации и духовенства. В воздухе висел единственный вопрос: как штурмовать монастырь, являющийся памятником истории, культуры и так далее, и тому подобное?! Барон пошёл с Булыгой, давать ценные указания, а Петрович велел нам прогуляться вокруг монастыря. Для снятия вопросов со стороны краснопогонников, кишащих в округе, нам отрядили несчастного капитана, тормознувшего наш караван. Три часа ползали кругами, нашли пару мест, где можно войти внутрь, но не нашли ответа на другой вопрос: как освободить заложников? Специализация у нас была, мягко говоря, не та. Если бы задача стояла на уничтожение всех, кто внутри, мы бы дали фору многим. А тут задача выходила диаметрально противоположной. Да ещё и строения ломать нельзя…

Вернулись к командному пункту. Я нашёл Петровича и обрисовал картину. Тот пожевал сигарету и пробубнил:

– Вот и мне думается, что Коваля ждать придётся…

– Не понял? – удивился я. – Булыга на нас это весёлое дело повесил?

– Почти, – поморщился Зимин.

– Ну зашибись за хлебушком сходили! – начал было разоряться я.

– Саша, – перебил Зимин, – не воняй. Барону приказали взять операцию под свой контроль. И как ты думаешь, кого он на штурм отправит, смершей, которые умудрились на местности заблудиться, или вас, которых он знает сто лет…

– Петрович, так, а как мы….

– Думай, Бармалей. Думай! Коваль обещал быть завтра к десяти утра, до этого времени вы должны представить план операции.

– Подсказки будут?

– Вот тебе план монастыря, – Петрович достал из кармана сложенный листок. – Вот тебе численность заложников и тех борцов за свободу, чтоб они оптом сдохли. А теперь иди и не отсвечивай.

Пошёл к своим. Минут десять слушал матюки по поводу поставленной задачи, а когда «родник» иссяк, повёл их к одной из точек, откуда можно было бы начать штурм монастыря.

По старинному обычаю решили для начала перекусить. Во время десерта Микола, что стоял в карауле, привёл монаха. Монах был древний, как рядом стоящий монастырь. Он поздоровался, отказался от еды и на очень хорошем русском поинтересовался:

– Сынки, вы пойдете собратьев моих вызволять?

– Скорее всего, мы, – подтвердил я.

– Тяжко вам будет, но я помогу.

– Чем?

– Я этот монастырь как свои пять пальцев знаю. Знаю, где путь короче, где трава мягче, где крыша протекает, а где основная стена треснула…

Он хитро на меня посмотрел и продолжил:

– Ежели ту стенку грамотно проломить, то она, упав, может сломать стену сарайчика, который к часовне примыкает. А в часовне этой вход в подвал, который под всем монастырем проходит и имеет выходы во все строения…

Монах торжествующе оглядел нас. Ему было приятно, что его знания произвели такой эффект. Я прокрутил в голове полученную информацию и поинтересовался:

– Отче, это всё очень интересно, но как мы стену ломать-то будет? Это же храм!

– Послушайте меня, старого монаха. Храм – он в душе. А там, – он показал рукой на монастырь, – это камни. Камни новые принести можно. Главное, чтобы в душе храм стоял. Поэтому не переживайте, сынки. Ломайте смело. А как на приступ пойдете, меня позовите, я вас благословлю…

До прибытия Коваля мы установили личность монаха, заминировали указанную им стену и отобрали у смершей две бочки бензина. А потом среди бела дня скатили бочки к воротам и подорвали их. Долго стреляли по воротам, и, когда ответный огонь стал максимально плотным, подорвали стену. Лёнька, как всегда, всё рассчитал правильно: взрывной волной вынесло кусок внешней стены и обрушило часть сарайчика. В указанный пролом зашёл Коваль со своими головорезами. Монахов он освободил через восемь минут, а потом ещё три часа смерши гоняли по монастырю оставшихся террористов.

* * *

– Помню я того монаха, – вздохнул Марся. – Храм – в душе. Но, Санёк, не нравится мне эта церковь. На западню походит.

– Походит, – согласился я.

– Плюсом, – продолжал Марся, – когда зайдем внутрь, наши «захребетники» будут заблокированы.

– Тоже верно.

– И ты предлагаешь всё равно идти?

– Ты, солдат, приказ получил? Получил. Так чего демагогию разводишь?

– Давай скопом не полезем, а отправим меня, Термита, Олега и Миколу. Мы всё посмотрим и обратно. А вы тут, на прикрытии, посидите.

– Тоже можно, – флегматично ответил я. Марся внимательно на меня посмотрел и поста вил «диагноз»:

– Сдаётся мне, мой друг, ты знаешь больше, чем мы. И, судя по твоему тону, некая операция уже началась. Жаль, что мы об этом ничего не знаем.

– Всему свое время, дружище, – вздохнул я. – Теперь касаемо разведки. Твоя идея принята. Бери парней и двигайся. На разведку у вас, – я задумался, – минут двадцать.

– А потом? – насторожился Марся.

– А потом, я думаю, будет очень весело…

– Не нравится мне всё это…

– Мне тоже. Стой, – я тормознул друга, собиравшегося уходить, – вот тебе секретный пакет от Барона.

Я протянул ему небольшой запечатанный конверт.

– Вскроешь только в том случае, если мы разделимся.

– Мы – это кто? – хмуро уточнил Марся.

– Мы – это ты и парни с одной стороны, и я – с другой.

– Не понял… – затянул было Марся.

– Так, боец, – оборвал его я. – Заткнулся, и марш на разведку.

Марсель зло сплюнул и ушел. Спустя три минуты он и парни «потекли» в сторону храма. Десять минут – и Микола доложил:

– Сашко, тут всё чисто, следов нет. Зверьё ходило, но давно.

– Понял. Пока оставайтесь там, – я посмотрел на часы и засек время. Через тридцать секунд в гарнитуре прозвучало:

– Командир, в нашу сторону идут неизвестные. Вооружены. Двигаются грамотно, но нагло. Экипировка и оружие натовские, – доложил Зяма, сидевший в наблюдении южного фланга.

– Север, есть движение? – спросил я у Ильдара.

– Уже есть, – ответил он.

– Восток, запад?

– Начинается, – ответили парни.

– Так, общий приказ: максимально быстро продвигаемся к храму и занимаем… – Закончить я не успел, так как в наушнике что-то щелкнуло и связь, что называется, «накрылась медным тазом». К счастью, парни услышали приказ начать движение к церквухе и моментально его выполнили. Прошла минута, и мы были внутри.

Церквуха представляла собой строение из двух комнат. «Трамвайчиком», если применить к ней характеристику «хрущевок». Две смежные комнаты: первая – длинная и узкая с одной входной дверью и окнами (по четыре с каждой стороны) и вторая – в форме квадрата, гораздо шире и длиннее первой. Пол деревянный, местами подгнивший.

– Командир, связи нет, – первое, что сообщил Петюня, когда мы вошли в церковь.

– Понял. Разобрали окна и дверь, – скомандовал я. – Снайперы, на крышу не лазить, она, скорее всего, пристреляна…

– Да что ты говоришь, – прокомментировал мою реплику Олег, – а мы бы ни в жизнь не догадались.

– Термит, – позвал я сапера, пропустив комментарий снайпера, – где-то тут есть подземный ход…

– А-а-а-а ты…

– Знаю, Леня, – перебил я его. – Твоя задача найти его и проверить длину оного.

– Е-е-е-есть, – Лёнька начал старательно изучать пол.

– Командир, – окликнул меня Микола, расположившийся рядом с центральным входом, – ты ничего не хочешь нам сказать?

– Хочу, други мои.

– Ну так не томи…

– Как вы уже поняли – мы снова изображаем живца.

Кто-то выматерился вполголоса.

– И кого на нас ловят? – флегматично спросил Микола.

– Некоего немецкого генерала.

– То есть Коваль и Загребин шлындают где-то рядом? – оторвался от изучения леса Ильдар.

– Нет, други мои. Сегодня мы солируем. Наша задача: завязать бой с немчурой, дожидавшейся нас, продержаться некоторое время и свалить через подземный ход, который сейчас усиленно ищет Термит.

– А потом немчуру накроют артобстрелом?

– А это как получится. Закончили болтовню. Всё внимание на лес. Скоро начнут.

Ко мне подошел Марся и шёпотом поинтересовался:

– Я не понял: немецкий генерал идёт в составе группы, которая нас блокирует?

– Марся, все подробности узнаешь или от меня, или из конверта. Поэтому не приставай и дуй в свой сектор.

– Саня, едрить твою… – Закончить он не успел. Со стороны леса раздалось:

– Русские, сдавайтесь! – потребовал некто сиплым голосом, усиленным мегафоном.

Я прыснул от смеха. Марся, Ильдар и Олег отреагировали аналогично.

– Где-то это я уже слышал… – хмыкнул Олег.

– Русские, сдавайтесь, вы окружены! – потребовал всё тот же невидимый собеседник.

– Сашко, чего молчим? – поинтересовался от двери Микола.

– Русские и татары – не сдаются, – проорал набравшийся опыта в переговорах со Шнайдером Марся. Потом поглядел на Вартанчика, на прищурившегося Зяму и добавил: – Евреи и кавказцы тоже!

– Не понял! – пробубнил Микола, намекая на то, что он украинец, а про него ничего не сказали.

– Вашу мать, – шепотом и во всю дурь: – Украинцы тоже не сдаются!!!

Собеседник в лесу молчал, очевидно переваривая услышанное. Наконец требование было уточнено:

– Российские солдаты, вы окружены. Сопротивление бесполезно. Предлагаем сдаться.

– А интурист прекрасно говорит по-русски, – заявил Макс из смежной комнаты. – Видать, из эмигрантов.

– Кто с нами говорит? – проорал я. – Кому нам сдаваться?

– С вами говорит майор немецкой армии.

– И где гарантии, что немецкой? А не японской или еврейской?

– Гарантий нет. Как только вы сдадитесь, сразу сможете убедиться.

– Рафа, – окликнул я гранатометчика. – Он, судя по всему, стоит на месте. Снять сможешь?

– Легко, – ответил тот. – Пусть он ещё чего-нибудь скажет.

– Слышь, фашист, – обратился я к немцу, – а что будет, если не сдадимся?

– Вас уничтожат, – сразу ответил он.

– Внимание! – скомандовал Рафа.

– А время на «подумать»? – продолжал я демаскировать позицию майора.

– Пять минут, – соизволил он.

– Выстрел! – предупредил Рафа.

Я приоткрыл рот и зажмурил глаза. Сколько воюю, но не могу избавиться от этой привычки: закрывать глаза, когда рядом долбят из «бура». Когда стреляю сам – всё в порядке. Но когда рядом кто-то «работает»… Шарахнул гранатомет. Эффект в помещении был потрясающий! С противоположной стены посыпались остатки штукатурки. Парни отозвались тихим матом. Я потряс башкой в надежде восстановить слух и проорал немцу:

– Гитлер, сколько у нас времени, я не расслышал? В качестве ответа прилетела пулемётная очередь.

– Крупнокалиберный, – флегматично констатировал Микола.

Немецкий пулемёт был поддержан стрельбой из автоматов. Работали фрицы грамотно, почти все выстрелы попадали в оконные проемы. По храму полетели рикошеты. Плотность огня была приличная, работало стволов двадцать, хотя в такой шумихе можно было и ошибиться.

– Микола, внимание, – скомандовал Мамелюк, осматривая местность через самодельный перископ, – с твоей стороны движение на одиннадцать часов. Огонь открываешь через четыре, три, две, одну, пали!

Микола, не вставая, высунул ствол пулемёта и дал короткую очередь.

– Есть попадание, – констатировал Димон и тут же добавил: – Снайпер!

В качестве подтверждения его слов самопальный Димкин перископ был уничтожен выстрелом.

– Петюня, ФГСы давай, – потребовал Олег. ФГСом мы называли видеокамеру на длинном гиб ком зонде, присоединенную к небольшому планшету. Именно камера с зондом вызвала у моих «пилюлькиных» ассоциацию с прибором для осмотра желудочно-кишечного тракта.

Радист подполз к Димке и передал прибор.

– Рафа, ловим снайпера, – распорядился Мамелюк. – Олег, ты готов?

– Начали, – скомандовал тот и, подняв винтовку, произвёл два выстрела по противнику. Огонь противника, уже начавший было ослабевать, опять усилился.

– Саша, – скомандовал Зяма, – стрельни перед собой, для приличия. Там какая-то движуха нездоровая.

Зяма наблюдал за окрестностями через аналог стоматологического зеркала, увеличенного до десяти сантиметров в диаметре. Я подождал, когда от немчуры прилетит очередной свинцовый привет, и шмальнул короткой.

– Ну как?

– Годится, – кивнул Борька.

– Командир, можешь ещё разок стрельнуть? – попросил Олег, наблюдая за противником через ФГС.

– Могу.

– Погоди, – распорядился Олег, – Микола, дай пару выстрелов.

Бабахнул «Корд» Миколы.

– Командир, огонь. Выстрелил и я.

– Рафа-а-а-а-а, – затянул Олег, – пали!

– Выстрел!

По ушам снова долбануло. После того как громыхнул взрыв на позициях противника, стрельба с их стороны стихла. Мы тоже перестали стрелять.

– Как обстановка? – поинтересовался я у наблюдателей.

– Затихарились, – сообщил Зяма. Остальные ответили в том же ключе.

– Русские, – заорал кто-то из немцев. Именно – заорал: – Сдавайтесь.

– Видимо, владелец мегафона отошел в мир иной. Вместе с мегафоном, – хмыкнул Микола.

– А майор где? – проорал я в ответ.

– Я за него, – ответил тот же голос.

– А ты, смертник, в каком звании? – продолжал я беседу, давая возможность снайперам вычислить место собеседника. Но немец оказался опытным: секунд тридцать он молчал, а потом заговорил из другого места:

– Я тоже майор.

– Двигается, сука, – прокомментировали мои.

– И чего тебе, майор, нужно?

– Мне нужно, чтобы вы сдались.

– А если нет?

Ещё одна пауза, секунд на двадцать, и ответ из другой точки:

– Тогда убьём всех.

– И сколько у нас времени, чтобы подумать?

– Минута, – снизошел он.

– Саня, ты реально собрался сдаваться? – чуть удивлённо спросил Зяма.

– Нет, конечно. Я время тяну… Из подпола вылез грязный Термит.

– Есть, – выдохнул он. – Т-т-т-только вы-вы-вы-ход сразу за по-о-о-о-зициями немцев.

– Ты уже и туда сползал? Лёнька кивнул.

– Так, парни, слушай приказ: за Термитом уходят все, кроме пулемётчиков и снайперов. Когда дойдёте до выхода, за вами уйдут снайпера и пулемётчики. Я останусь на прикрытии.

– Сашко, это плохая мысль! – сразу отреагировал Микола. – Тебя повяжут.

– Во-первых, Микола, это приказ. Во-вторых, даст Бог, не повяжут. Есть у меня одна коварная идея!

– Русские, время кончилось, – оповестил нас фашист.

– Слышь, майор, – проорал я, – дай ещё минуту.

– Для чего? – поинтересовался он.

– Так думаем мы!

– Тридцать секунд, потом открываем огонь.

– Бегом под землю, – зло скомандовал я своим. Через двадцать секунд часть группы уползла.

– Началось движение, – сообщил Олег.

– Время вышло, – крикнул немец.

Сразу же противник открыл огонь. В течение двух минут по нам лупили из стрелкового оружия, мы вяло огрызались. К середине третьей минуты из дырки в полу высунулся чумазый Термит.

– Так, оставили мне один пулемёт и сваливайте. Микола, – остановил я хохла, – «Корд» мне не ну жен! Я грыжу себе заработаю!

Парни оставили мне «Печенега» и начали исчезать в полу. Последним уходил Микола.

– Сашко, ты же знаешь, что делаешь?

– Знаю, друг мой. У Марси конверт от Барона. Как оторвётесь от немцев, вскрывайте.

– С Богом, Саша! – И Микола скрылся.

– А теперь, друг мой, когда мы остались одни, – зазвучал голос Полоза в моей голове, – и никто нам не помешает, слушай сюда: скоро немчура подойдет к зданию и начнет кидать свето-шумовые гранаты.

– Это понятно, – согласился я с Полозом, дал очередь в окно, перекатился к двери и выстрелил короткой из пулемёта.

– В этот момент ты должен быть под потолком. Выстрелил в окно, сместился к другому, сделал пару выстрелов, залёг и посмотрел на потолок.

Под потолком было расположено множество удобных и толстых балок.

– Вопрос в другом: как я узнаю, что пора туда лезть?

– Ты идиот?

– Не понял? – начал я диспут с Полозом, не забывая отстреливаться.

– Что ты не понял?! Как только немцы сделают паузу в стрельбе, так значит – пора!

– А что им мешает из подствольника шарахнуть такой гранатой?

– Им запрещено.

– Не повезло фашистам!

Минуты две я пыжился, пытаясь создать видимость вялого оборонительного огня. Немцы осторожно отвечали. Наконец слева их стрельба ослабла.

– Саша, пошёл! – скомандовал Полоз.

– Сам пошёл, – огрызнулся я и кинул в два левых окна четыре гранаты. Немцы отреагировали предупредительными криками. Громыхнуло четыре взрыва, к ним почти сразу добавился пятый. Видимо, свето-шумовая рванула. Или недолёт, или метателя накрыло моими гранатами.

– Ты – балбес! – с усмешкой, как мне показалось, уведомил Полоз.

– Сам такой, – ответил я ему и кинул ещё четыре гранаты в окна правой стены.

За мгновение до взрывов в районе леса раздались выстрелы и крики на немецком. После того как гранаты рванули, я бросил автомат, снял разгрузку и броник и вскарабкался под потолок. Возле леса плотность стрельбы усилилась (судя по работе крупнокалиберника, в бой вступил Микола).

– Как ты думаешь, мои без потерь уйдут?

– Они уже ушли, – ответил Полоз. Стрельба у леса тут же стихла, а в окна залетели пять свето-шумовых гранат.

– Мля, – выругался я, открыл рот и зажмурился. Долбануло так, что я чуть не свалился вниз. Слух отключился, но зрение, слава Богу, работало. Из ушей потекло что-то липкое. Проверил рукой – кровь.

– Справа, первое окно, – подсказал Полоз. Кое-как сфокусировав взгляд на указанном окне, заметил «кишку» камеры, которой немцы, суки осторожные, осматривали помещение, прежде чем войти.

– Получи, фашист, гранату, – прокомментировал я бросок предпоследней гранаты в окно.

В ответ крик и взрыв.

– Гранату готовь.

– Обожди, – ответил я и достал ПСС.

– Ты, окаянный, для чего гранату бережешь? Уж не подрываться ли собрался? – ненавязчиво поинтересовался Полоз.

– Не переживай, я не самоубийца! Кстати, а откуда ты узнал, что мои прорвались?

– От обитающих в округе змей.

– Поясни!

– Саша, в змеином мире я – иерарх. Соответственно, любое пресмыкающееся, находящееся рядом, подчиняется мне. Вокруг нас множество змей, которые постоянно сообщают мне о передвижении противника.

– Но это же австрийские змеи, – засомневался я. – С чего они помогают русской змее?

– У змей нет национальности. Так что верь мне. Например, сейчас в районе двери появится ещё одна камера.

И действительно, в районе нижнего левого угла осторожно начала выползать ещё одна «кишка». Минуту фрицы осматривали помещение, наконец, «зрачок» камеры поднялся к потолку. Сразу же раздался возглас на немецком.

– Тебя заметили, – перевел Полоз. – Можешь по махать рукой.

Махать я не стал, а средний палец показал. Мне что-то заорали в ответ.

– Чего они там раскудахтались?

– Посылают тебя туда же, куда ты их.

В соседней комнате зашуршала штукатурка.

– Они уже проникли в церквуху?

– Именно.

– Ну я пошёл.

Я сделал в сторону двери движение рукой, напоминающее бросок гранаты. Немчура мне поверила, камера тут же исчезла, раздались команды, и от входной двери, судя по звукам, кто-то срочно начал улепетывать.

– Чисто, – усмехнулся Полоз.

А я свесился вниз и закинул последнюю гранату в соседнюю комнату. Из неё тут же выскочили два фрица, убегающие от взрыва. Снял их двумя выстрелами и вернулся в исходную позицию. Дождался взрыва и рванул в комнату, где взорвалась граната. По дороге подобрал у одного из убиенных бундесов ещё четыре гранаты. Осторожно вошел в комнату, где застал радостную моему глазу картину: двоих накрыло. Одного «в ноль», второй лежал в оконном проеме и слабо стонал. Делаю контрольные выстрелы обоим, кидаю четыре гранаты в окна и возвращаюсь на исходную.

Гремят взрывы, собираю у покойных ещё четыре гранаты, кидаю две в дверной проем и по одной в ближайшие окна. Падаю на землю, гремят взрывы, кто-то вроде бы кричит.

– Под потолок, – командует Полоз.

Со скоростью свиста забираюсь на балки. Со стороны двери начинают долбить из автомата. Но стрельба была прервана чьим-то криком.

– Чего там?

– Командир противника приказал не стрелять. Ты нужен только живым.

– Ну будем посмотреть, как у них это получится!

– Давай посмотри, только не перестарайся. До подхода вертушек не больше пятнадцати минут.

– Каких вертушек?

– Немецких, естественно! Не на руках же они тебя потащат.

– Вот козлы ленивые, – возмутился я.

– Не ленивые, а прагматичные, – вступился за оккупантов Полоз. – Двигайся к двери. Сейчас оттуда гости придут.

Прошмыгнул к двери и затих. Снаружи крайне аккуратно подкрадывались двое.

– Пошла камера, – подсказал Змей.

В районе порога появилась камера. Фрицы не спеша осмотрели комнату. Поглядели на потолок. Затем зонд начал загибаться в мою сторону. «Эх, гулять так гулять», – мелькнула бредовая мысль. Я наклонился к камере и прижался к ней глазом. Пару раз моргнул, представляя реакцию оператора, потом отодвинулся от неё на полметра, рявкнул: «Гитлер – капут» и нырнул в дверной проем. Нырнул боком: лицом и руками к «операторам». Их было двое: один держал планшет, второй управлял зондом. Оба были крайне удивлены. Сказать, правда, ничего не успели, так как оба тут же были убиты.

– Обратно! – рявкнул Полоз.

Ужом шмыгнул обратно. Тут же в место моего лежания прилетела очередь.

– Nicht schieβen! – раздалось со стороны леса.

– Чего они там?

– Командуют «не стрелять», – перевёл Полоз.

– А почему они все орут? Рации им на кой?

– Бестолочь! Связь глушится полностью. Какие, в пень, рации?!

– Верно. Глупость сморозил.

– Лезь под потолок, мышь летучая.

Минуту было тихо. Сменил магазин в пистолете.

– Гранату в соседнюю комнату брось. Бросил. Рвануло.

– Хорошо. Двое пошли на крышу. Четверо слева, четверо справа. Двое у двери. Атака начнется от двери.

– Понял.

Соскользнул с балок к двери. Почти сразу передо мной брякнулась свето-шумовая. Ногой зафутболиваю ее обратно. Из окон справа летят ещё гранаты. Бешеным сайгаком срываюсь вправо и прыгаю в ближайшее окно. Приземляюсь и удачно, и неудачно. Удачно то, что приземлился на мягкое. А неудачно, что на немецкого солдата. Бундесы такой гадости от меня не ожидали, поэтому отреагировать не успели. Лежал я на фрице нос к носу, поэтому в немецкий нос сразу вцепился зубами. Крик солдата заглушили взрывы. К тому моменту, как всё стихло, я выплюнул кусок немецкого носа в его же хозяина, подскочил, как мангуст, выстрелил в солдата, что поднимался слева от меня, потом в того, что справа. Попал. Добил фашиста с откушенным носом и рванул вдоль церкви к входу. За поворотом, возле дверного проема, шатаясь, стояли двое. Судя по всему, именно эти олухи поймали обратно свою же гранату, которую выпнул им я. Стреляю обоим в головы и несусь дальше вдоль здания. Поворачиваю налево, сразу стреляю в бойца, который осторожно смотрит внутрь через окно. Всё, патронов нет. Только в разгрузке.

– И долго ты тут круги наматывать будешь? – ехидно интересуется Полоз. Ответить не успеваю, так как надо мной в стену «ложится» очередь, а чуть позже и передо мной. Запрыгиваю внутрь. Кидаю пистолет в ближайшего немца. Успеваю отметить, что внутри их четверо. До оружия не добраться. Вынимаю оба ножа и стартую в сторону ближайшего противника. До него метра четыре. Стараюсь бежать под углом, чтобы уйти с линии огня остальных. Им хоть и дали приказ не стрелять, но кто их знает? Фриц замешкался. Поворачиваясь ко мне, он, во-первых, в лицевой щиток каски поймал брошенный мной пистолет; а во-вторых, в процессе разворота передумал пользоваться автоматом (вспомнил, видимо, про приказ). В итоге и повернуться до конца не успел, и остался безоружным. А я, приблизившись к нему в кувырке, в результате оказался рядом и на уровне его слабо защищенных ног. Мои ноги, кстати, тоже слабо защищены. Размашистым движением распахал немцу правое бедро с наружной стороны, кувыркнулся обратно и спрятался за этим же бойцом от его соплеменников. Подрезанный немец был слишком занят остановкой крови из распаханного бедра, поэтому на мои танцы рядом с ним внимания не обращал. А я вскочил на ноги, приобнял противника, левую руку засунул ему под лицевой щиток, нащупал пальцами глаза, правой рукой поймал автомат и дал очередь в сторону трёх оставшихся. Стрелять было очень неудобно, поэтому ближайшему к нам фрицу попало по ногам, а остальное ушло мимо.

Но польза была и от этого выстрела, так как дальний от меня немец рванул в сторону выхода, а второй мгновенно рухнул на землю, спрятавшись за раненого товарища. Подранок, в свою очередь, оказался парнем упорным и, несмотря на ранения, уже развернул автомат и собрался стрелять нам по ногам. Я подсек пленного, и мы синхронно улеглись на пол. В него тут же вошла очередь, выпущенная подранком. Нащупал в разгрузке безвинно убиенного фашиста пистолет и разрядил всю обойму в раненого. Когда пистолет возвестил об окончании патронов, оставшийся фриц вскочил на ноги и почему-то ломанулся к окну.

– Движение – жизнь, – подсказал Полоз.

– Согласен, – и рванул для начала в сторону своего автомата, подхватил оный и устремился туда же, куда ушёл последний из немцев. Очередной раз сиганул в окно. Матраса в виде фашистского оккупанта на этот раз не встретилось, поэтому приземлился согласно науке. Успел развернуться, разглядеть процесс передачи информации беглым фрицем кому-то из своих и даже в них выстрелить. Попал только в местного, «оконный прыгун» успел уйти с линии огня, после чего скакнул обратно в церковь.

– Стой, сука!!! – взревел я и стартовал за ним.

– Упал!!!

Следуя приказу – рухнул вниз и перекатился к стене. В метре от земли прошла автоматная очередь, а потом внутри церквухи рвануло несколько гранат.

– Подъём! Внутрь!

Запрыгиваю внутрь и сразу же натыкаюсь на немца. «Оконный прыгун» был сильно контужен от взрывов свето-шумовых гранат. Он стоял на коленях и покачивался. Сбиваю его с ног, не сильно стукаю в затылок и тащу в угол.

– Не туда тащишь. Тащи к двери, – дал ценное указание Полоз.

Забился в угол, обезоружил и накрылся контуженым фрицем. К горлу приставил нож и стал ждать. Немец очнулся раньше, чем его коллеги продолжили штурм.

– Ты по-русски говоришь? – поинтересовался у немца.

– Nein, – осторожно ответил он.

– Хреново, – прокомментировал я. – English?

– Yes.

– Уже неплохо! – обрадовался я и начал экспресс-опрос:

– Как тебя зовут?

– Курт.

– Звание?

– Рядовой.

– Кого вы тут ловите?

– Спецгруппу русских. Ориентировочно «Урал».

– Ну и как успехи? – усмехнулся я.

– Отвратительно. Таких потерь у нас никогда не было.

– Кстати, сколько вас?

– Было восемьдесят человек.

– Это ж сколько групп нас тут караулило? – опешил я от такого внимания со стороны немецкого командования.

– Четыре.

– Саша, противник у стен. Время не тяни. Пора сдаваться.

– Ты, Курт, жить хочешь?

Он заметно напрягся, но мой захват и нож у горла не позволяли ему сделать даже попытки к бегству.

– Хочу, – чуть хрипло ответил он.

– Тогда кричи. Чем громче – тем лучше.

– Что кричать? – не понял он.

– Что-нибудь про маму, – пояснил я немцу, левой рукой схватил его за горло, а правой воткнул нож ему в бедро. Он заорал. Я начал проворачивать в ране нож, его крик усилился.

– Там, внутри, – позвали нас с улицы, – что у вас происходит?

– Я твоего бойца на ломти режу – вот что происходит, – пояснил я, вытащил нож из раны и воткнул его ниже. Немец заорал с новой силой.

– Пошли гранаты.

Я выдернул из раны нож и за мгновение до взрывов свето-шумовых рассек Курту горло.

Сознание вернулось резким рывком.

– Не дергайся, – велел Полоз. – Ты не только контужен. Тебе ещё транквилизатор вкололи. Притом доза лошадиная.

– Где я?

– В десяти метрах от церквухи, где ты оборонялся.

– А почему я очнулся так быстро?

– Я тебя укусил. Так что ты на данный момент одержимый.

– Можно всех поубивать?

– Можно, но не нужно.

– И куда меня?

– Сейчас вертушки сядут, погрузят и полетишь. Следующий вопрос я задать не успел. Ко мне, ле жащему лицом в землю, подошли двое.

– Эта скотина положила моих парней? – перевел мне Полоз вопрос немца, растягивающего слова.

– Эта, – подтвердил второй сиплым голосом.

– Как?

– Что «как»? – не понял сиплый.

– Как один человек мог сделать такое?!

– Это русский, Гельмут, – пояснил сиплый. Сказано это было таким тоном, будто определение «русский» всё объясняло.

– Я знаю, что не китаец, – огрызнулся Гельмут. – Как он один смог уничтожить столько бойцов? У меня больше нет группы, Бруно! Он один положил всех моих парней!

В голосе Гельмута звучала искренняя боль и с трудом сдерживаемое бешенство.

– Мне жаль, дружище… – попытался успокоить приятеля Бруно.

– Жаль?! – зарычал он. – Я больше пяти лет воевал вместе с ними. Пять лет, Бруно! Мы прошли через все круги ада! Прошли для того, чтобы рядом со своим домом наткнуться на одного грёбаного русского, который за полчаса наплодил двадцать вдов и кучу сирот!

– Гельмут, мы на войне… – попытался успокоить закипающего сослуживца Бруно.

– Да мне… – Ответить, что именно «ему», Гельмут не успел. К нам подбежали четверо солдат, один из них доложил, что вертушки сели и пора грузиться. Бруно дал разрешение, и немцы, подхватив меня за руки и за ноги, бодро стартовали к вертолету. До вертушки они меня донести не смогли.

– Полоз, приготовься, сейчас будете падать, – прозвучал в моей голове чей-то клокочущий голос.

– Это чего сейчас было?! – спросил я у Полоза.

– Это Олег и Мамелюк вышли на позиции и сейчас будут убивать тех, кто тебя тащит. На связь вышел Орёл Олега. Приготовься падать.

– А с какого перепуга… – Два бойца, что шли, точнее, несли меня справа, начали одновременно оседать. Я, соответственно, упал мордой в землю, а свежеиспеченные покойники грохнулись на меня. Тут же загрохотал миколовский «Корд».

– Полоз, лежать! – распорядился Орёл.

– А мы и не собирались подниматься. У нас подрывная контузия и действие какого-то нового вкусного транквилизатора, – ответил Полоз.

Бой начал разгораться с той же стороны, куда свалили мои парни.

– Полоз, они нам всю малину испоганят!

– Не переживай. Всё по плану!

– А-а-а, ну ладно.

Со стороны вертушек прозвучала команда. Команда была отдана голосом, срывающимся на истерику.

– Кто это так переживает?

– Пилоты вертушек, – ехидным голосом пояснил Змей. – Переживают, что улететь не успеют. Три машины пришли, так одну полностью трупами забили. Вот они и обделались.

К нам подбежала куча народу. Меня снова подхватили и, уже бегом, потащили в сторону вертушек. Один из «несунов» споткнулся. Спотыкание было вызвано попаданием из снайперской винтовки. Остальные рухнули на землю. Пилот, судя по голосу, снова что-то заорал.

– Требует немедленной эвакуации, – не дожидаясь моего вопроса, перевел Полоз.

Один из бойцов, что лежал рядом со мной, что-то крикнул пилоту.

– Чего он?

– Предложил пилоту самому поучаствовать в транспортировке.

– А пилот?

– А пилот не дурак. Пилот – жить хочет.

Судя по звукам выстрелов, бой начал уверенно двигаться в нашу сторону.

– Орёл, – Полоз позвал «захребетника» Олега, – снайперский огонь прекратить. Иначе они Сашку не успеют вывезти.

– Понял.

Немчура рядом со мной приподнялась, убедилась, что по ним пока не стреляют, и, схватив меня, ломанулась к вертолетам. До вертушек было метров сорок, когда со стороны моих прилетел выстрел из «бура». Попали в крайний справа вертолет.

– Вы там вообще охренели?! – поинтересовался Полоз у наших.

– Не гони волну, змеюка, – отозвался незнакомый мне голос.

– Волчара, вы чего творите?! – накинулся Полоз, судя по всему, на ильдаровского Волка.

– Выполняем приказ командования: должна уйти только одна вертушка, – пояснил Волк.

– А нас предупредить не судьба?

– Некогда нам. Воюем мы.

Меня снова подхватили и с удвоенной скоростью потащили дальше. А бой подкатывался всё ближе. К тому моменту, когда меня подтащили к поляне, где стояли три вертушки, одна из которых весело пылала, мои палили по немчуре метров со ста. Наконец меня зашвырнули в вертушку, где я приложился мордой об пол. Заскочивший вслед за мной офицер начал что-то требовать у пилотов.

– Требует немедленного взлета.

– Молодец! А пилоты чего?

– А пилоты опасаются, что при взлёте поймают гранату в борт.

– А паникёр?

– Уверяет, что, пока ты на борту – стрелять по нам не будут.

Пока шел спор спеца и летунов, в вертушку набилось неимоверное количество немецкой солдатни. Наконец офицер убедил летчика, и вертушка стала набирать обороты. По борту прошла очередь из автомата. Солдаты что-то заорали пилоту. Тот огрызнулся, и вертушка начала отрыв от земли. В глазах у меня вспыхнуло, я увидел окружающую действительность глазами Полоза, потом вспышка повторилась, и «картинка» пошла с земли.

– Ты видишь глазами Волка, – пояснил Полоз.

С поверхности планеты всё выглядело гораздо интереснее. Мои головорезы расположились полукругом, вели плотный огонь по немцам и достаточно быстро продвигались к вертушкам. Немчура отчаянно оборонялась, но толку от этого не было. Мои архаровцы по части убийств и до прохождения «малой инициации» могли дать фору многим подразделениям противника, а уж «после»… Немцы просто не могли попасть в моих бойцов. Плотный огонь, непрерывное наступление и необъяснимые промахи посеяли в рядах немцев панику. Они начали безо всякого порядка отступать к вертолетам. Зря они так. Во вторую вертушку, ожидавшую загрузки, прилетела вторая граната. Оставшиеся на земле солдаты оказались между Сциллой и Харибдой: со стороны противника шел плотный огонь, а горящие вертушки могли рвануть в любой момент. Наш вертолет висел уже в десяти метрах от земли. Немецкий офицер-паникер что-то потребовал у пилота.

– Приказывает валить отсюда как можно быстрее.

Пилот молчал. Он продолжал набор высоты. Мои по вертушке не стреляли. Весь огонь они сосредоточили на фрицах, оставшихся на земле. А осталось их человек двенадцать.

Паникер что-то снова закричал пилоту.

– Они уже покойники. Мы ничем им не поможем! Пауза – и ошеломленный возглас:

– Боже мой! Кто это?!

Это были Марсель и Олег. Поднявшись в полный рост, они бежали на врага. Ну как бежали. Со стороны обычного человека это выглядело как телепортация: только что человек стоял в ста метрах, мгновение – и он сократил дистанцию вдвое. «Телепортация» сопровождалась плотным пистолетным огнем. В руках у Марси были «стечкины» с удлиненными магазинами, Олег палил из «макаровых». Остальные прекратили стрелять по солдатне и вели редкий огонь по нашей вертушке: по корпусу периодически стучали пули.

Олег и Марся приблизились к оставшимся четырем немцам, на ходу убрали пистолеты, достали ножи и прыгнули. Марся головой вперед, Олег ногами. Марся отсек одному голову и сбил второго. Олег просто сбил обоих противников с ног. Марся, поднимаясь на ноги, схватил немца, подкинул его вверх метра на два, вскочил, поймал солдата и, не прерывая свободного падения оного, сломал его об колено. После чего швырнул тело в сторону горящей вертушки. Олег, не поднимаясь на ноги, перекатился на одного из пары фрицев, со скоростью бензопилы прошелся ножами по корпусу немца. Прошелся так, что полетели брызги и куски плоти. Поднялся, поставил последнего солдата на ноги, одним движением отсек ему голову, оттолкнул обезглавленное тело и швырнул голову в наш вертолет. Докинул. Башка шмякнулось о ветровое стекло, и оставила кровавый след. Все, кто видел произошедшее на земле, ошеломленно молчали.

– Господи, с кем мы воюем?! – пробормотал пилот.

– Валим! Валим!! Валим!!! – орал офицер. Кто-то из солдат поинтересовался, глядя в мою сторону:

– Он связан?

– Нет… – обрадовали сидящие рядом со мной.

– Вы обалдели?! Быстро свяжите!!! – потребовал пилот.

– Он под транквилизатором, – попытался успокоить офицер.

– А те, внизу, под чем были? – заверещал пилот. – Связывайте его, быстро!!!

Солдатню дважды просить не пришлось. Моментально меня связали по рукам и ногам. Все облегченно выдохнули, и в салоне повисла напряженная тишина.

– Ну всё. Успокоились, окаянные. Можешь спать. Перед посадкой разбужу.

– Так я не усну. После таких-то приключений…

– Уснёшь-уснёшь… Спишь…

Спал я около часа. Вместо сна всплывали события недельной давности. А именно – того вечера, когда Барон попросил меня остаться, выпроводив остальных восвояси…

* * *

– Вопросы есть? Вопросов нет. Загребин, завтра к восемнадцати часам на постановку задачи. Все свободны, кроме Бармалея…

Дождавшись, когда парни вышли из палатки, Барон посмотрел на меня, как кролик на удава, и очень тихо и очень вкрадчиво поинтересовался:

– Сашок, ты в плен сходить не хочешь?

От услышанного у меня выпала только что прикуренная сигарета.

– Куда?!

– В плен, – буднично подтвердил Барон.

– К кому?!

– К немцам, – тем же невинным тоном пояснил Ивлев.

Я прокашлялся, прикурил новую сигарету, переварил услышанное и ответил:

– Нет. Не хочу!

– Почему? – удивился Барон. Его тон был таким, словно он не в плен меня отправлял, что уже звучит дико, а в соседнюю деревню за самогоном.

– Там много бьют и мало кормят! – начал отбиваться я.

– А ты откуда знаешь? – вклинился в беседу Зимин.

– От Пикуля!

– От какого Пикуля? – не понял Петрович.

– От Валентина.

Петрович недоуменно посмотрел на Ивлева. Тот пожал плечами.

– Саша, мозги не трахай! Кто такой твой Пикуль?

– Он не мой!

– Немой?! Как Герасим? – Судя по тону, Барон понял, про кого я веду речь.

– Как Муму!!! – огрызнулся я.

– Он про писателя? – спросил Зимин у Барона.

– Про писателя, – подтвердил тот.

– А в каком именно опусе этого писателя даётся информация про немецкий плен? – продолжил приставать Зимин к Барону.

– Петрович, – отреагировал Ивлев, – ты меня-то чего спрашиваешь? Ты своего раздолбая спроси!

– Так, раздолбай, – уставился на меня Петрович. – В каком именно произведении Валентина, мать его, Пикуля даётся информация про немецкий плен?!

– В «Каторге»!

Присутствующие задумались. Я успел докурить, когда, наконец, из задумчивости вышел Барон:

– Враки всё. У Пикуля речь шла о немецком уголовном розыске, а не о контрразведке. Поэтому довод отклоняется! У обвиняемого есть ещё что-то сказать в свое оправдание?

– Начальники, – взвыл я, – вы, кажется, забыли, что я и моя группа уже давно в международном розыске как военные преступники! Так что заниматься мною будет именно уголовка!

– Довод отклоняется, – тоном судьи возвестил Барон. – Лицо, имеющее твой послужной список, будет допрашиваться, будет запытано и казнено исключительно силами контрразведки. И очередь к твоему телу будет такая, что Интерполу только на твою могилу останется пописать. Ещё доводы есть?

– Я лучше тут застрелюсь! Родные хотя бы будут знать – где могила!

– Держи карман шире! – подключился к беседе Череп. – Застрелится он! С твоим «захребетником» о суициде можешь не мечтать! Полоз этого не допустит!

– Не допущу! – раздался голос Змея в моей голове.

– Суки! Волки позорные!!!

– Ты это про кого? – прищурившись, поинтересовался Барон.

– Про немцев! Про кого же ещё!

– Да-а-а-а-а, – согласились присутствующие начальники, – немцы – те ещё козлы…

– Так что на счёт плена? – вернулся к теме Барон.

– Не хочу я туда! Меня там убьют! Я – молодой, я – жить хочу!!! Давайте лучше Петровича в плен отправим?! Он – старый. Его не жалко!

Со стороны Шмулевича и Черепанова раздались плохо подавляемые смешки.

– Ты совсем охренел, салага?! – зарычал Зимин.

– Ну в чём-то он прав… – рассмеялся Барон.

– Это в каком смысле?! – переключился на Ивлева Петрович.

– Что ты – старый!

– И меня не жалко?!

– Тебя, дружище, жальче всех! – успокоил Петровича Барон и обратился ко мне: – Так, Бармалей, в связи с тем что ты не предъявил ни одного довода, освобождающего тебя от направления в плен к фашистским оккупантам, считаю правильным утвердить твою кандидатуру! У высокой комиссии возражения есть? – Он оглядел присутствующих. – Возражений – нет! Принято единогласно.

– Начальнички, а «сходить в плен» подразумевает под собой возвращение?

– Саша! За кого ты нас принимаешь?! – возмутился Барон. – Мы тебя два года растили-растили, награждали-награждали! А сейчас, сопля неблагодарная, ты смеешь предполагать, что мы тебя просто так на убой отправим?!

– Это у него нервное, – авторитетно заявил Череп.

– Занервничаешь тут, – огрызнулся я снова. – Как вы меня вытаскивать будете?

– Это вопрос третьего порядка!

– А вопросы первого и второго?!

– Вот! Это уже деловой разговор! – довольно по тер руки Ивлев. – Соответственно, перейдем к этим самым вопросам.

Ивлев открыл свой портфель и достал из него увесистую папку. Из указанной папки он вытащил большую фотографию и протянул её мне:

– Запомни этого человека. Ты должен узнать его в любом обличье.

– Какая противная рожа, – процитировал я одного из героев «Джентльменов удачи», изучая фотографию генерала немецкой армии. – На кой чёрт он мне сдался?

– Этого офицера ты должен доставить в указанную нами точку.

Я обалдевше уставился на Барона:

– Дмитрий Михайлович, если я всё правильно понял, то вы отправляете меня в плен, что само по себе звучит как бред, для того, чтобы я, будучи пленным, нашёл и неведомым мне образом вытащил живым… живым? – уточнил я, а получив утвердительный кивок Барона, продолжил: – Какого-то фрицевского генерала? Не убил, не взорвал его к такой-то матери вместе со штабом, а притащил живым?!

– Верно глаголешь, сын мой, – подтвердил Барон.

– Так это работа для Коваля! Он у нас ловец! Вот пусть он и идет в плен! – Я попытался перевести стрелки на Лёху.

– Так, салага, – хлопнул ладонью по столу Ивлев. – Дискуссия по поводу кандидатуры «идущего в плен» давно закрыта. Поэтому заткни пасть и слушай вводные! Идёшь именно ты. Захватываешь указанного немца и тащишь его в нужное место. Не перебивай! – ещё раз стукнул ладонью по столу Барон.

Он встал, закурил и прошелся перед столом. – Офицер, изображённый на фотографии, – генерал бундесвера барон Штольценберг.

– Настоящий барон? – не удержался я.

– Настоящий, в десятом поколении. По официальным данным, он командует отдельной группой немецкой контрразведки. Но никто, даже сами немцы не знают – чем именно занимаются он и его люди. Работа, которую вели последние полгода мои аналитики, свелась к следующим выводам: прадед нынешнего барона был полковником СС. Подразделение, которым командовал покойный Штольценберг, входило в один из отделов «Аненербе». В конце Великой Отечественной он вместе со своими людьми сдался американцам. По немногим сохранившимся протоколам допросов было установлено, что группа Штольценберга занималась «европейской нечистью», делая упор на Восточную Европу. Остатки снаряжения этого подразделения вы и обнаружили в подвалах Дракулы. На сегодняшний день потомок эсэсовского Штольценберга продолжает славное дело своего предка. На это косвенно указал товарищ Роджер после плотной беседы с нашим Петровичем.

Петрович самодовольно хмыкнул и посмотрел на свои пудовые кулаки.

– И что ты морщишь лоб? – с подозрением поинтересовался Барон.

– Я так и не понял, неужели отлов потомка полковника Третьего Рейха вызван только связью его предка с «Аненербе»?

– Дослушай, бестолочь, – вздохнул Ивлев. – Мне ни он, ни его разложившийся предок не сгреблись в кучу, если бы не одна старая немецкая легенда. Суть легенды в том, что далекий предок нынешнего арийца вместе с замком, семьёй, гостями и слугами провалился под землю. Провалился не просто так, а за величайшие злодеяния против тогдашнего человечества. Садистом был далекий предок генерала. За что и поплатился. Но не это привлекло моё внимание. Если верить той же легенде, на месте, где стоял фамильный замок, ночами стала появляться огромная чёрная собака, которая убивала всех, кто шатался в районе замка. Вот эта собачка и заинтересовала меня.

– Оборотень? – уже без всякой иронии спросил я.

– Если бы, – вздохнул Барон. – Всё намного серьёзней.

Он отхлебнул чаю и продолжил:

– После получения выводов аналитиков я дал на водку нашей зафронтовой разведке на этого персонажа. В своих рекомендациях указал на необходимость его устранения. Но предупредил, что гибель генерала должна выглядеть как случайность: дескать, валили других, а он случайно под замес попал. Разведка провела операцию. Погибли все «ложные» цели, но генерал отделался лишь контузией. Более того, были уничтожены оба исполнителя. В медицинских отчетах следственной группы противника указано, что диверсанты погибли в результате нападения на них крупного животного из семейства псовых. Идентифицировать животное немцы не смогли. Судя по времени смерти – гибель и диверсантов, и офицеров противника произошла одновременно. То есть наши были уничтожены сразу же после взрыва машины.

Барон допил чай и поинтересовался у меня:

– У тебя есть промежуточные выводы?

– Вопрос можно?

– Валяй.

– Если я всё правильно понял, то фамильная собачка семейства Штольценбергов порвала наших парней в тот момент, когда генерал был контужен. Вопрос: какова была степень контузии? Сознание он терял?

– Терял. Генерал пришёл в сознание только через три часа.

– Получается, что чёрная собачка «активировалась», смогла как-то защитить своего носителя, а потом самостоятельно завалила атаковавших.

– Именно.

– Продолжаем. Если сложить всё, что я знаю о «захребетниках», то у меня только одна версия: нынешний Штольценберг, господи прости, или «обращённый», или охотник на «обращённых». Только такая нездоровая активность собачки и её существование отдельно от носителя вызывают недоумение. «Захребетники» могут так себя вести?

– Михалыч, твою мать, – вдруг заговорил Череп и вытащил кошелек. Достав оттуда тысячную купюру, он отдал ее Барону.

– Ты прав, мой юный друг, – чуть усмехнулся Ивлев, разглядывая выигрыш. – Всё семейство Штольценбергов не просто «обращённые», охотящиеся на «обращённых», – они уникумы в своем роде. Чёрная собака – это не «захребетник». Это оберег всего их рода. Но – оберег проклятый. Он существует и существовал отдельно от людей. Его не нужно «активировать». Он живёт своей жизнью, но эта жизнь направлена на охрану рода.

– Какая прелесть, – протянул я. – Мне этого фрица тащить вместе с собакой?

– Ты, главное, фрица притащи, – ухмыльнулся Зимин, – а собачка сама прибежит.

– Ну, господа начальники, задачку вы мне поставили – мама не горюй.

– Так, милай, – зло поглядывая на Барона, но не убирая кошелек, взял слово Череп, – тебе и твоим янычарам и раньше сложные задачи ставили. А после «обращения» – выбора нет. Ни у вас, ни у нас.

– Саша, ты чего остановил свой полет фантазии? Продолжай. У Черепа денег ещё много, – потребовал Барон, намекая на то, что их спор был не единичным.

– Получается, – продолжил «фантазировать» я, – что фриц с генеральскими пагонами – специалист из той же серии, что и мы. Понятно, что он занимается отловом «обращенных», иначе Дмитрий Михайлович не возбудился бы на его персону. Мне пока непонятно следующее: на кой черт его тащить живым? Завалить не проще?

– Не проще, – мгновенно ответил Барон. – Со смертью носителя собачка незамедлительно перейдет во владение следующего Штольценберга и вынудит его заниматься тем же самым.

– Так давайте всех Штольценбергов под нож пустим, и всё! – тут же предложил я.

Череп, воскликнув «сука», передал Барону очередную купюру.

– Интересно, – наконец вступил в разговор Шмулевич, – Бармалей от Зимина такой кровожадности нахватался или у него это врожденное?

– Это не кровожадность, – заступился за нас обоих Петрович, – это поиск самого простого и верного решения.

– Все высказались? – рассматривая на свет полученную купюру, поинтересовался Барон. – Тогда отвечу на поставленный Сашкой вопрос: перерезать весь род Штольценбергов идея, конечно, заманчивая, но сложно выполнимая. К тому же у нас нет времени на её осуществление. К моменту перехода нашими войсками границы с Германией Штольценберг, а главное, его собака должны быть уничтожены.

– Мы всё-таки перейдем границу? – вырвалось у меня.

– Если до окончания объявленного срока немцы сами не откроют границы – обязательно.

– Дмитрий Михайлович, – поинтересовался я. – Я понимаю, что операция против генерала – это удар на опережение. А баланса сил – я говорю про силы нечисти и язычества – он не нарушит?

Барон молча протянул открытую ладонь в сторону Черепа, в которую Черепанов положил очередную купюру.

– Конечно, нарушит, – подтвердил Барон. – Нарушит сильно, и – в нашу пользу. Мы на войне, милый друг. Поэтому должны уничтожить всех опасных противников.

– То есть территория, контролируемая Штольценбергом, будет оккупирована нашей нечистью?

– Временно. Лет на пятьдесят. За это время родственники нашего Черепа зачистят всех, кто представляет хоть какую-нибудь опасность, а потом уйдут на свою территорию.

– Но это же – геноцид!

– Я бы сказал, трагедия целой нации, – подтвердил Барон. – Тебя что-то смущает?

– Меня-то? Дайте мне месяц и неограниченный запас патронов – я по Европе прошелся бы лучше, чем чума в Средних веках! Порвал бы всех, кроме сербов и болгар!

Начальство подвисло, переваривая полученную информацию.

– Саня, с сербами всё понятно, – нарушил возникшую тишину Петрович. – Братьев-славян мы защищали, как могли. А болгары-то тебе чем так приглянулись? Вы с Ковалем их столько положили… Лёху остряки в штабе даже Болгаробойцем прозвали…

– А болгар я бы на растерзание туркам отдал! Чтобы наследники Османской империи довершили дело, начатое их далекими предками!!!

– Саша, – прокашлялся обалдевший от моих откровений Череп, – ты только при посторонних свои людоедские лозунги не озвучивай!

– Не переживай, друг мой, – вместо меня ответил Барон. – Бармалей, конечно, маньяк и садист, но не дурак. Однако мы отвлеклись. Итак, ты должен: первое – попасть в плен; второе – найти там цель; третье – захватить цель и притащить оную цель в указанное нами место. Это понятно?

– Нет.

– Что тебе, бестолочь, непонятно?

– Мне всё непонятно. Ни – как я туда попаду, ни – как найду и, главное – как я оттуда свалю, да ещё и с грузом!

Барон задумался и начал инструктаж:

– Через семь – десять дней – тут всё зависит от «Севера» – вы, други мои, выдвигаетесь ловить проституток из подразделения «Валькирия». В ходе допроса пленных вами будет установлено, что они должны выдвинуться в глубь нашей территории для создания мёртвой зоны в им известном квадрате. На трофейных картах, которые точнее наших, вы обнаружите некое строение, находящееся как раз в мёртвой зоне. Разумеется, вы поймёте, что оно там не просто так стоит. А раз так – то нужно проверить. «Закат» и «Север» по тащат пленных ко мне, а вы пойдете на разведку, получив моё благословение.

Барон закурил и поинтересовался:

– Что вас будет ждать в этом месте – ты уже понял?

– Ежу понятно, что засада.

– Правильно. Именно в этом месте ты и попадёшь в плен.

– Вопрос: где это место?

– Этого я не знаю. Штольценберг, а это его операция… что ты на меня вылупился? – поинтересовался Ивлев, увидав мой недоверчивый взгляд. – Всё правильно: фашистский генерал готов отдать нам на растерзание группу высококлассных снайперов ради поимки одного из вас. Именно он допустил утечку информации о планах «Валькирии», именно по его приказу к определённой точке будут стянуты лучшие «ловчие» бундесвера. Так что ждать вас будут как дорогих родственников!

– А нас как дорогих родственников при подходе не положат?

– Не переживай! Вас пропустят, дадут вам зайти внутрь и только после этого обложат. Угадай, для чего вам позволят войти внутрь?

– Это какое-то религиозное сооружение, где силы наших «захребетников» будут заблокированы?

– Умница! Возьми с полки пирожок!

– Два вопроса!

– Давай. Жги, так сказать, сердца глаголом!

– Исходя из полученных данных, разве нельзя вычислить место, где нас будут брать в плен?

– Мы попробовали. На наш взгляд, лучше всего для этого годятся четыре точки. Информацию по ним тебе доставят завтра. Второй вопрос какой?

– Нас будут ловить «обращенные»?

– Нет, – усмехнулся Барон. – Штольценберг до конца не уверен, что твоя группа была «обращена».

Поэтому на захват пойдут обычные, если так можно сказать про лучших спецов Германии, солдаты.

– А откуда он вообще про нас узнал? – поинтересовался я, уже догадываясь, какой получу ответ.

– Так я вас и слил, – как само собой разумеющееся ответил Барон. – Тебе уже не привыкать «наживкой» работать.

– Хорошо, – выдохнул я. – Мы взяли снайперш, выпытали из них информацию – почему именно я и мои люди пойдут туда? Не Коваль или Загребин?

– Потому, милый друг, что «Север» после их работы нужно выводить в тыл – это по логике любого командира должно произойти. Ты же меня про расчеты Штольценберга спрашиваешь?

Я кивнул.

– Череп, – позвал генерала Барон, – он про рас четы немчуры спрашивает. Деньгу гони!

Получив выигрыш, Ивлев продолжил:

– А если выбирать между тобой и Ковалем, то лучшего спеца по транспортировке пленных, чем Коваль, не найти. Вот и получается, что проверять полученную информацию пойдёшь именно ты и твоя спецгруппа, э-э-э-э… – споткнулся Ивлев, но быстро сообразил и исправился: – Твоя спецгруппа «Обращенные»… нет. О! Спецгруппа «Нечисть»!!!

– Хорошо. Точнее, ничего хорошего, – продолжил я приставать к Барону. – Пришли мы к некому сооружению культа. Зашли туда, нас окружили, завязался бой. Дальше чего? Куда мне парней девать? Или нам оптом в плен идти?

– Нет. Оптом сдаваться не нужно. Ты должен остаться один, а пацаны твои должны пробиться из окружения.

– А как мои пацаны должны пробиться из окружения?

– Быстро и без потерь, – лаконично ответил Барон. – Возможные варианты прорыва будем разрабатывать завтра, когда у нас будут планы строений, где вас возьмут в оборот немцы.

– Дмитрий Михайлович, а они нас тупо из «буров» не расстреляют? Или взрывчатки не нафигачат в само строение?

– Взрывчатку, прежде чем заходить, поищете сами, это входит в ваши обязанности. А насчет гранатометов, минометов, артиллерии и танков можешь не волноваться: немцы не будут рисковать. Вы нужны живые. Чем больше – тем лучше. Поэтому будут крайне аккуратными. Только, мой друг, ты оборону держи убедительно, но не забывай, что ты должен попасть в плен. Если немцы не уложатся во временной график, они тупо вас завалят. Не забывай, они будут действовать в нашем тылу.

– Да, кстати, – поинтересовался я, – а кой черт их несет в наш тыл? На своей территории они не могли засаду устроить? Мы – не гордые, могли бы и к ним в гости сходить…

– Не могли. Штольценберг готовил операцию на ходу. Ему пришлось импровизировать. Мы вас не случайно сюда перебросили. На их территории подходящие «точки» находятся в глубоком тылу, куда нам пока нельзя соваться. Проводить операции напротив зоны ответственности других фронтов они не могут. Там другие спецы работают. Поэтому будете под нашим боком подвиги совершать. Ещё вопросы?

– Так, – начал я подводить итог, – собрав в кучу всё вышеперечисленное, получается, что в некой церквухе я остаюсь один, героически прикрывая отход своих парней. В итоге меня захватывают в плен немцы и… куда они меня тащат?

– А тащат они тебя в очень секретный бункер контрразведки, где будут зверски пытать.

– Судя по определению: «очень секретный», нам про него известно?

– Естественно! – хмыкнул Барон.

– А какова вероятность того, что меня потащат именно туда? А не в Берлин, на Александр-плац?!

– Не льсти себе. Операция проводится силами разведки и контрразведки противника, отвечающими за наше направление. В том бункере тебя и будут ждать. Там уже всё готово…

– Как интересно… Так, припёрли они меня, и товарищ Штольценберг начинает меня зверски пытать…

– Нет, мой друг, – перебил Барон, – тебя начинают пытать местные специалисты, а товарищ Штольценберг прибывает на третий день.

– А где это он будет шляться? Почему такое неуважение к моей персоне?! Где их долбаное гостеприимство?!

– Ему в эти дни будет не до тебя! У соседей силами одной из спецгрупп, при поддержке отца Сергия, будет проведена отвлекающая операция. Косвенные признаки которой натолкнут знающего специалиста на мысль, что её проводят именно «одержимые». Изучением последствий этой операции и будет занят наш генерал.

– А на кой черт нам с вами два дня?

– А на такой черт, что до бункера, где из тебя будут делать отбивную, только на вертушке быстро. Пешком, да по тылам противника как раз два дня и уйдет. Поэтому тебя метелят, а ты ждешь сигнала от Полоза. Это первая причина. Вторая заключается в том, что Штольценберг будет ждать, когда у тебя закончится действие зелья, принятого в максимально возможной дозе. Тоже около двух дней получается.

– Погодите, так мне не нужно зелье принимать! У меня же Полоз…

– Так немец-то этого не знает! – прохрипел Шмулевич.

– В смысле? – не понял я.

– Саша, ТТХ любого «захребетника» – это тайна за семью печатями, – продолжил раввин. – Это как атомная бомба – все знают, что она есть, но как её сделать, знают единицы. Поэтому способности твоего Полоза для немчуры станут огромным, я бы сказал гигантским, сюрпризом. Таким же огромным, как и для нас лет сто назад. Когда этот Гад Ползучий впервые продемонстрировал свои способности, по неподтвержденным данным приобретённые им тогда же.

– Поэтому, – взял слово Барон, – фашист прибудет именно в тот момент, когда, с его точки зрения, ты будешь уже обычным человеком.

– Получается, у этого немца, точнее, его собачки столкновений с нашей нечистью не было?

– Бармалей, – с укоризной протянул Ивлев, – все, у кого с нами были столкновения, никогда, никому и ничего уже не расскажут.

– А Дракула? – усомнился я.

– А Владика нашего не убивали. Владика, как и сейчас, замораживали. Если так можно сказать про его состояние.

– А как же вы во время Великой Отечественной-то её, собачку чёрную, проморгали?

– Ты меня об этом не спрашивай, – многозначительно посмотрел на Черепа Барон, переводя на него стрелки. – Я просто выгляжу плохо. На самом деле я слишком юн, чтобы принимать участие в той войне.

– Повторяю свой вопрос, – уставился я на Черепа.

– Слышь, салага прибуревший, – набычился Черепанов, – ты луга попутал? Я не Петрович и даже не Барон. Я – генерал, мать твою. Это как минимум. Поэтому субординацию соблюдать не забывай.

– Мне по стойке смирно встать? – отреагировал я.

– Нет. Сиди, борзота, – распорядился он. Помолчал, сплюнул и продолжил: – В войну мы не пересекались. Мы даже не знали друг о друге. Таких, как Штольценберг, много по белу свету. Всех не переловишь.

Видя, что Череп закончил, в разговор вновь вступил Барон:

– Так, мы остановились на прибытии немчуры в пыточный приказ, где тебя уже двое суток месят гестаповцы.

– Меня реально будут ломать?! – вдруг дошло до меня.

– Они на полном серьезе будут тебя пытать. Но тебе будет только больно. Очень больно, но их действия не приведут к повреждениям внутренних органов. Максимум синяки, ссадины, ожоги и порезы.

– Не понял?!

– Ну ты и бестолочь! – вздохнул Барон. – Всё время от момента захвата ты будешь в состоянии одержимости. При этом Полоз будет контролировать твою скорость и реакцию. А в состоянии одержимости тебя может сломать только такой же одержимый, как и ты. Поэтому шкуру они тебе подпортят, а всё остальное будет целым.

– А если они меня химией накачают?

– Конечно, накачают! – обрадовал меня Шмулевич.

– И?!

– Они накачают, ты заработаешь отравление, проблюешься, и всё, – Шмулевич посмотрел на меня, наткнулся на мой непонимающий взгляд и пояснил: – Бестолочи! И ты бестолочь, и змеюка твоя! Вы друг с другом совсем не общаетесь?! Наличие Полоза делает тебя абсолютно неуязвимым к ядам любого происхождения, любой химии, в том числе из серии «сыворотка правды», и к гипнозу. Вся отрава, попадающая в твой организм, будет моментально и с большим удовольствием усваиваться Полозом, а излишки будут выходить со рвотой.

– Круто! Мне можно мухоморы жрать?

– Можно. Но ты сильно не радуйся. Есть и отрицательные моменты: ненатуральные лекарственные средства автоматически причисляются Полозом к отравляющим веществам, соответственно, усваиваются им, а излишки выводятся из организма. Поэтому если надумаешь заболеть, то лечиться придется только травами. Ильдар, насколько я знаю, уже научился.

– Продолжаем, – скомандовал Барон, видя, что Шмулевич закончил свою лекцию, – значит, ты, весь избитый, дождался того светлого момента, когда фашист зашел в камеру.

– А собака его?

– Без собаки. Собака появляется только в случае прямой опасности. При этом есть мнение, что она может существовать только на открытом воздухе. Внутри помещения она находиться не может.

– Это точно? – переспросил я.

– Я сказал: есть мнение. Вот это мнение ты и подтвердишь опытным путем! Или опровергнешь. Но лучше – подтвердить!

Присутствующие командиры рассмеялись шутке про «опытный путь», я поежился.

– Фриц заходит в камеру, ты ждёшь сообщения Полоза, что твои негодяи, а также «Закат» и «Север» уже заняли подступы к бункеру, валишь всех присутствующих в камере, кроме генерала, его берешь в плен и вытаскиваешь наверх. Там тебя подхватывают парни и вы со скоростью звука валите в заданную точку.

– Не домой?!

– В заданную точку! – повторил Барон. – В этой точке вас будут ждать Шмулевич, отец Сергий и Череп. Именно в этой точке собачку будут разлучать со Штольценбергами с последующим умерщвлением псины и доставкой к нам в управление самого генерала.

– А нас собачка на марше не догонит?

– Может и догнать. Поэтому бежать придется максимально быстро.

– Далеко бежать?

– Нет.

– А откуда возле бункера появятся «Север» и «Закат»?

– Оттуда же, откуда там появятся твои головорезы.

– А снайперши?

– Если сочтут нужным – передадут вместе с десантурой. Если не успеют – прирежут на марше. Мне они не нужны. Теперь тебе всё понятно?!

– Более-менее, – протянул я.

– Молодец. Иди отдыхай. Завтра, после убытия «Севера», зайдешь к нам. Будем изучать возможные места твоей сдачи в плен. Да, самое главное: о твоей роли в предстоящей операции никто из твоих не должен знать. Даже Марсель. Это – приказ.

– Понял. А как Коваль и Загребин, а тем более – мои узнают, что им делать?

– Этим займёмся мы с Петровичем. Лично, – ошарашил меня Ивлев. – Если вопросов больше нет – пошёл вон с глаз моих…

* * *

– Просыпайся. На посадку идём, – разбудил меня Полоз.

– Где мы?

– В логове врага.

– Тут меня пытать будут?

– Тут, тут, – усмехнулся он. – Запоминай: тебе будет больно. Местами очень больно. Но боль, как известно, приходящая, а музыка – вечна!

– Чего?

– Потерпишь, вот чего. Зубами, может быть, по-плюешься. Ногти потеряешь. Но это всё ерунда. Зубы и ногти я тебе восстановлю в кратчайшие сроки. Главное, что внутренние органы и кости они тебе сломать не смогут.

– И пальцы?

– Пальцы могут, но их я тебе за пять минут отремонтирую.

– А глаза?

– До глаз, надеюсь, дело не дойдет. С глазами – месяца два возиться придётся. Очень сложный орган.

– Слышь, ты, эскулап ползучий, до меня только сейчас дошло, что они меня ломтями настругать могут…

– Захлопни пасть, обезьяна прямоходящая, – не остался в долгу Полоз. – Дальше телесников средней степени тяжести немчура не зайдет. Гарантирую.

– Откуда такая уверенность?

– Ты, человеческий детеныш, Киплинга читал? – очень точно парадируя удава Каа, зашипел Полоз.

– Конечно.

– Так вот, человеческий детеныш, для меня все вы – это бандерлоги, – продолжал «шипеть» он. – И со всеми вами я могу поступить так же, как старый, толстый удав Каа поступал с бандерлогами.

– Ну успокоил.

– Мы с тобой одной крови, – расхохотался Полоз, если так можно сказать про его речь.

Вертушка коснулась земли. Меня вытащили последним, поэтому я услышал только часть переведенного Полозом отчёта старшего офицера:

– …видимо, в этот промежуток вся группа, за исключением пленного, ушла через подземный ход. Пленный сдерживал наше приближение слабым огнем. Когда мы подошли вплотную к зданию, группа противника пошла на прорыв, уничтожив одиннадцать наших солдат. При штурме здания пленный уничтожил девять бойцов и ранил ещё четверых. После захвата, во время погрузки, группа противника вернулась, очевидно за пленным, и атаковала нас, несмотря на наше значительное превосходство в численности. Атака была слишком успешной. Мы потеряли два вертолета и три четверти личного состава. Здесь все, кто смог спастись. По-другому нашу эвакуацию не назовёшь. Подробности изложу в письменном виде. Но даже сейчас я могу утверждать с уверенностью: либо нас подставили, либо мы сами попали в хорошо подготовленную засаду. Об этом…

– Довольно, капитан, – прервал докладчика некто. – Покажите мне его.

Меня подтащили к местному начальнику и перевернули на спину.

– Его опознали?

– Никак нет. Не было времени.

– Запомните его лицо, капитан. А ещё лучше – сфотографируйте.

– Вы знаете, кто это, господин полковник?

– Судя по имеющемуся у меня словесному портрету – это командир спецгруппы «Урал». Тот самый Бармалей. Именно поэтому при захвате погибло так много наших людей. Странно, что он вообще попал в плен…

– Бармалей?! – будто бы подавившись воздухом, изумлённо прохрипел докладчик-капитан.

– Вот именно, – хмуро подтвердил полковник. Его явно смущало моё присутствие в плену.

– Какая сука недоверчивая, – пробубнил Полоз.

– Сразу видно: опытный вояка, – похвалил я немца.

– Так, капитан, – вышел из своих раздумий полковник. – Передайте пленного контрразведке. После чего берите машину и выдвигайтесь на базу всем составом. Отчёты напишите там. Чтобы через пятнадцать минут вас тут не было.

– Господин полковник, но до базы три часа езды! – осмелился возразить капитан.

– Штайнмаер, первый и последний раз я не только повторяю приказ, но и комментирую его. Первое, вы сцепились с «Уралом», но не наткнулись на «Закат» и на новую группу «Север». Это первый нонсенс. Второе, вы сцепились с «Уралом» и выжили. Это второй нонсенс. Третье, вы не только сцепились, но и смогли взять пленного, третий нонсенс. Про захват Бармалея я вообще молчу. Четвёртое, вы смогли улететь, потеряв кучу народа и два вертолета. Пятое, его бойцы не сбили вашу машину, а, зная характеристику этих людей, я сильно сомневаюсь, что они позволил бы вам уйти с их командиром. Даже ценой его жизни. В связи с вышеизложенным, мой наивный капитан, я очередной раз прошу тебя: забудь весь тот бред, что тебе говорили о русских в штабе, Интернете и по ТиВи. Всю чушь забудь. Таких ошибок русские – не делают! Поэтому у меня есть вполне обоснованное подозрение, что за ним придут. И в тот момент, когда это случится, я не хочу видеть рядом с этим местом никого из вас. И сам сбегу отсюда, как только закончу дела. Вы меня поняли?

– Так точно, господин майор, – подтвердили присутствующие.

– Ну что ты ещё мнешься, Штайнмаер? – устало спросил полковник.

– А вы не хотите доложить о своих выводах командованию?

– Уже. На прошлой неделе – в первый раз. И за сутки до выхода покойных «валькирий» – во второй. Всё – в письменном виде.

– Покойных?! – переспросил капитан.

– Считай, что – да. В точке старта их группы было обнаружено несколько трупов, в том числе – их командира. Убитых пытали. Остальные, видимо, уже в плену. Поэтому, везунчики мои, сдаёте пленного и бегом на базу. Выполнять!

Бойцы подхватили меня и очень быстро стартовали в сторону одноэтажного кирпичного здания.

– Слышь, Полоз, если выберемся – про этого полкана нужно непременно рассказать Барону. Такой умный он нам живым не нужен.

– Однозначно, – задумчиво согласился он.

Немецкие спецназеры подтащили меня ко входу в небольшой ангар и передали охране. Попав внутрь, я обнаружил, что осчастливил визитом местную тюрьму. Быстро миновав несколько постов и дверей, спустившись на два этажа вниз, мы оказались в просторной камере. Там меня уже дожидались два надзирателя (именно такими я себе представлял буржуинов, пытавших Мальчиша-Кибальчиша), три офицера: капитан, майор и полковник – и нечто в медицинском халате, в очках и со всклокоченными волосами. Надзиратели усадили меня на металлический стул, приковали к нему по рукам и ногам и вопросительно посмотрели на полковника.

– Доктор, – скомандовал тот, – приведите его в чувство.

Доктор выудил из нагрудного кармана двухкубовый шприц и через куртку, скотина, воткнул мне его в руку.

– Так, – деловито заворчал Полоз, – и что тут у нас?

– Ты о чем?

– Провожу идентификацию той дряни, которую тебе воткнули для пробуждения. Поэтому жди.

Через минуту он распорядился:

– Пальцами рук слабо пошевели. Через тридцать секунд:

– Слабо подергай ногами. Через минуту:

– Слабенько помотай головой.

И наконец, ещё через две минуты:

– Открывай глаза, ты в сознании.

Я разлепил заплывшие глаза и снова закрыл их, так как в лицо бил яркий свет.

– Полковник, пожалуйста, – попросил врач, – уберите свет. Мне нужно проверить его зрачки.

Лампу развернули, врач оттянул мне веко правого глаза и, подсвечивая маленьким фонариком, приступил к изучению.

– Мы не спалимся? – поинтересовался я у Полоза.

– Не бзди, Сашок, всё под контролем!

– Он в норме, – доложил доктор. – Но, судя по кровоподтекам из ушей, получил контузию, поэтому может плохо слышать. Говорите громче.

Майор отодвинул эскулапа в сторону и, наклонившись к моему лицу, начал старательно меня рассматривать.

– Капитан, это действительно Бармалей?

– Вне всякого сомнения, господин майор.

– Гадость какая! – охарактеризовал меня в общем и целом местный начальник. – В моем представлении он должен выглядеть гораздо… – Майор запнулся, подбирая слово: —…круче, что ли. А тут недоразумение какое-то…

– К сожалению, господин майор, – вступился за меня капитан, – свидетелей нет. За редким исключением, все, кто может подтвердить его, как вы выражаетесь, «крутость», уже мертвы.

– Я поражён. Можно сказать, разочарован!

– Командование спецназа подумало так же, Карл, – вступил в разговор полковник. – Когда Унылый давал им свои рекомендации, над ним посмеялись. И где теперь его люди? Ты знаешь, сколько человек вернулось с захвата «Урала»? Ты знаешь, сколько бойцов Унылого он угробил лично? Лично, Карл! Наша солдатня, даже офицеры, могут справиться с ними только при соотношении два к одному. Поэтому отбрось своё неправильное впечатление об этом человеке и вспомни аналитику Унылого.

– И кто у нас Унылый? – поинтересовался я у Полоза. – Кто та сволочь фашистская, что так правильно думает?!

– Процесс поиска запущен, как получу ответ – сразу сообщу.

Как именно Полоз будет осуществлять поиск, я спрашивать не стал. Майор всё же решил поговорить со мной.

– Бармалей, ты меня слышишь? – спросил он по-русски. Акцента в майорской речи не было.

Я молчал, изображая из себя «безвинно убиенного». Майор посмотрел на врача, тот пальцем показал на свои уши, напоминая про мою контузию и возможную глухоту.

– Русский, – заорал майор, – ты меня слышишь?

– Не ори, фашист. Я не глухой, – рявкнул я в ответ.

Майор, явно не ожидавший такой реакции с моей стороны, отпрыгнул назад. Полковник рассмеялся, капитан прятал улыбку руками, надзиратели подались вперёд.

– Сволочь, – сообщил мне майор.

– Кто? – поинтересовался я.

– Ты.

– Ты, фашист, не сказал мне ничего нового. Чего хочешь, убогий?

Судя по лицу майора, у него возникло нескромное желание съездить мне по морде, но что-то его останавливало.

– Так, Бармалей, я хочу…

– Кто Бармалей? – перебил его я.

– Ты – Бармалей.

– Почему Бармалей?

Немец задумался. Вопроса на мой ответ он не нашёл и повернулся к полковнику.

– Карл, он умышленно уводит тему разговора в сторону. Не обращай на это внимания, – посоветовал полкан.

– Ты стажёр, что ли? – спросил я у немца, в очередной раз уводя тему разговора в сторону.

– Я-я-я-я… – затянул немец.

– Карл, ты снова попался, – подсказал полковник. Капитан плюнул на субординацию и улыбался во все зубы.

– Сука, – сообщил мне Карл.

– Тебе, фашист, чего нужно-то?

– Здесь вопросы задаю я! – обрадовал меня майор.

– Так задавай, кретин! Уже час кашу по тарелке размазываешь!

Карл не удержался и ударил меня кулаком в солнечное сплетение. Я шумно выдохнул, изображая, что его удар «пробил» меня, и повернул голову в сторону полковника:

– Товарищ полковник, с таким специалистом мы тут до второго пришествия прелюдией будем заниматься.

– Карл, не нужно, – остановил подчиненного полкан. Его подчинённый как раз собирался пробить по мне «двоечку». – Успокойся и начни допрос. На его реплики внимания не обращай, – посоветовал полковник, проигнорировав, гад такой, моё обращение к нему.

Вняв совету мудрейшего, Карл притащил из угла камеры стул и складной столик. Поставил на столик лампу, свет которой, естественно, направил мне в глаза, сам уселся за стол и выудил из портфеля толстенную папку.

– Так, – начал бубнить он, раскрыв ее, – что тут у нас есть про «Урал»…

Минуты три он что-то вычитывал, а потом спросил:

– Фамилия, имя, отчество!

– Ты чего дуркуешь, немец? Там же всё написано. Я со своего места вижу анкету на меня и копии моих наградных листов.

Тот приподнял край папки, закрывая её содержимое от обзора.

– Нет тут копий наградных листов, – пробубнил, оправдываясь, он.

– Так, полковник, – я с усмешкой посмотрел на старшего немца. – Ты в курсе, что, согласно Женевской конвенции от тысяча девятьсот мохнатого года, пытки запрещены?

– Ты о чем? – снизошел до меня фриц. Видать, ссылка на конвенцию сбила его с толку.

– Твой подчинённый своей остротой ума практически довел меня до мигрени. Я на вас жалобу подам, коллективную.

Полковник сжал губы, пряча улыбку, а Карл сорвался с места и от души засветил мне по зубам. Вспышки в глазах и боли не было. Полоз погасил все болевые симптомы, но кровь во рту появилась.

– И бьёт он как баба, – я сплюнул на пол кровь.

– Ах ты сука! – Карл снова навернул мне по зубам.

– Карл, прекрати!

Полковник подошел ко мне, оценил труды своего подчиненного, уже отразившиеся на моей морде.

– Карл, сколько раз тебе объяснять, что бить по лицу пленного, обладающего нужной информацией, чревато неполучением этой информации. А если бы ты ему челюсть сломал? У него вон куча ребер и пальцев без дела простаивают…

Он проследил за моей реакцией, не увидел и намёка на испуг и продолжил:

– Но, судя по поведению данного экземпляра, ломать его – только время зря тратить. Лучше прибегнем к плодам деятельности наших химиков.

– Так-так-так! – заинтересовался Полоз.

– Карл, ты успокоился? – Полковник посмотрел на майора. – Тогда продолжай работу.

Карл воссиял ликом и скомандовал:

– Доктор, ваш выход.

Лохматый представитель германской медицины вытащил из маленького кофра очередной шприц и шагнул ко мне.

– Стоп-стоп-стоп! – заголосил я. – Фашисты, вы чего удумали?

– Сейчас мы тебе витаминчик вколем, – расплылся в мерзкой улыбке Карл, – и ты нам всё расскажешь!

– А как же традиция? – продолжал я тормозить процесс введение «витаминчика».

– Какая традиция? – не понял Карл.

– Ты, фашист, должен налить мне стакан шнапса и дать закусить. Я его выпью и с гордостью скажу, что «русские после первой не закусывают!». Ты нальёшь мне второй стакан. Я снова его дерябну без закусона. Ты нальёшь третий, я выпью, занюхаю рукавом, после чего ты похвалишь меня, дашь буханку хлеба, палку копченой колбасы и отправишь в барак!

Майор непонимающе переглядывался с доктором.

– Я вроде не сильно его бил, – сообщил Карл врачу.

Тот пожал плечами и повернулся к полковнику. Полкан улыбался во все зубы, откровенно потешаясь над своими подчиненными.

– Эх, русский, – рассмеялся полковник, – жаль, что таких, как ты, мало в плен попадает… Не хочется мне тебя в расход пускать. Весело с тобой.

– Ты, полкан, даже не представляешь, как тебе дальше весело будет…

– Поживем – увидим. Карл, не обращайте внимания на бред этого циркача. Ставьте сыворотку.

Доктор с опаской приблизился ко мне и сделал в правое плечо укол.

– Через три-четыре минуты проверим, – сообщил присутствующим доктор и засёк время.

– Так, и что тут у нас? – довольным тоном забубнил Полоз. – Так, это мы знаем… Это тоже… и это, и это, – по мере проведения анализа в его голосе начало звучать разочарование. Наконец он резюмировал: – Вот халтурщики!

– Чего ты?

– Так эти козлы воткнули тебе старый препарат. Экономят, жмоты!

– И чего?

– И нечего. Кайфануть хочешь?

– В смысле?

– В прямом, бестолочь. Я через две минуты всю дрянь переработаю, процентов семьдесят – восемьдесят усвою, а остальное нам не нужно. Вот этими оставшимися двадцатью процентами можешь и побалдеть.

– А потом?

– А потом, как и было обещано Шмулевичем, блевать будешь.

– Ну давай.

Минуты через три «ударило по мозгам». И ударило так сильно, что я поплыл. Видимо, моё опьянение совпало со временем начала действия сыворотки, потому как доктор радостно возвестил:

– Пациент готов!

Карл поспешно уселся передо мной, с умным видом раскрыл ту же папку и крайне вежливо, видимо так его учили, поинтересовался:

– Офицер, вы меня слышите?

Я сфокусировал на нем нетрезвый взгляд, икнул и выдал:

– Тебя, фашист, я не только слышу, но и вижу. И от того, что я вижу, меня уже тошнит!

Карл недоуменно уставился на врача. Тот пожал плечами и пробурчал:

– Ну у всех своя реакция. Спросите у него ещё что-нибудь.

– Офицер, вы знаете, где вы находитесь?

– В фашистском плену!

– Почему в фашистском? – сбоку поинтересовался полковник.

– Я в плену – это факт. Вы – фашисты, это тоже факт. Следовательно, я в фашистском плену.

– А почему мы фашисты? – продолжил допрос полковник.

– Любой солдат армии ФРГ, воюющий против армии Российской Федерации, автоматически становится фашистом. Со всеми вытекающими последствиями.

– Доктор, он точно под действием препарата? – засомневался полкан.

– Ну, по косвенным признакам – да.

– А по прямым?

– Я не уверен, – пробубнил тот.

– Любопытно, – пробормотал полковник.

– Слышьте, фашисты, – заплетающимся языком пролепетал я. – Я хочу сделать заявление!

– Это что-то новое! – прокомментировал полкан.

– Заткнись, сука. Так вот, прежде чем колоть мне всякую дрянь, от которой у меня страдает печень, вы в следующий раз поинтересуйтесь: как реагирует организм подопечного на всякую хитрую химию?

– Доктор, вам встречались невосприимчивые к сыворотке люди?

– Нет. Это невозможно даже в теории!

– А это что? – Полковник ткнул в мою сторону пальцем.

Ответить доктору я не дал:

– Так, гитлерюгенд, заткнулись все, я не закончил! Убедившись, что немцы затихли в ожидании моей речи, я продолжил:

– О чем это я? А! Так вот, сообщаю вам, что на меня плохо действует наркоз и прочая подобная светотень. Кроме рвоты, от меня вы ничего не добьётесь. Вот сижу я тут, смотрю на вас, сокрушаюсь по поводу загубленной печени, и меня просто тянет блевануть. А как сказал кто-то из классиков – «не нужно сдерживать души прекрасные порывы…»

И тут я дал волю чувствам: указанные Полозом двадцать процентов сыворотки правды устремились на встречу с представителем немецкой контрразведки. Карлуша всё ещё сидел за складным столиком, бережно прижимая руками дело по моей группе. На него я и решил излить невысказанное: в рвотном спазме принял участие даже тонкий кишечник. Струя рвотных масс получалась знатная! В радиусе полутора метров я заблевал всё. Особенно досталось майору и удерживаемому им делу.

– Ох, ты ж, мля! – первое, что смог сказать я. Поворочал языком, оценил вкусовые характеристики исторгнутой моим организмом субстанции, мозг получил сигнал о редкостной на вкус гадости, после чего меня снова вывернуло.

Второй залп получился не такой мощный, но майора окатило повторно. Он только что протёр глаза, очищая их от первого попадания, и сразу же получил вторую порцию.

– Полоз, сволочь ползучая, что это за дрянь? – вопрос я задал вслух, к счастью, немцам было не до меня.

Полкан стоял с самой брезгливой миной, доктор сорвался за водой, громилы ржали, секретарь-капитан блевал, а Карлуша начал завывать.

– Чего это он? – спросил я, уже мысленно.

– Больно ему.

– Почему больно?

– Так, друг мой, токсины, которые мне не нужны, вступили в реакцию с желудочным соком и кучей ферментов твоего организма. Попадание получившегося «коктейля» в глаза непременно приведет к ожогу сетчатки. А дело по твоей группе вообще восстановлению не подлежит.

– Какая прелесть! А если мне пописать припрёт, унитаз не расплавится?

– Хороший вопрос, – усмехнулся Полоз. – При случае проверим.

Вокруг завывающего дурным голосом Карлуши суетились все, кроме полковника. Полкан изучал загаженное мною дело. Судя по выражению его морды лица, дело было «швах».

– Доктор, почему он воет? – рыкнул полкан.

– Рвотные массы, попавшие ему в глаза, раздражают слизистую. Сейчас всё промоем, и он успокоится.

– Держи карман шире, – усмехнулся я и сплюнул. – Пилюлькин, бери этого дуболома и спешно тащи к офтальмологу. Не ровен час – ослепнет хороняка.

– Откуда такая уверенность? – замер доктор.

– Интуиция, – заржал я.

Карлуше промыли глаза, доктор внимательно их осмотрел и взвизгнул:

– В лазарет. Быстро!

– Выполнять! – скомандовал полкан конвоирам.

Стонущего Карлушу в спешном порядке эвакуировали.

– Капитан, – распорядился полковник, – наведите тут порядок. От запаха блевотины нашего подо печного меня самого начинает мутить.

Пока капитан бегал за уборщиком, пока тот оценивал фронт работ, пока всё вытерли…

– Сейчас спою! – Опьянение у меня ещё не прошло.

– Начинай, я подхвачу, – поддержал мой почин Полоз.

И я начал:

вторым номером подхватил Полоз.

Дежурный солдатик, на долю которого выпала участь собирать продукты деятельности Полоза и моего организма, поглядывал на меня обалдело.

Закончили мы выводить песню про Стеньку Разина.

– Полковник, раз у нас перерыв, дай, что ли, за курить, – начал я наглеть.

Полкан задумался, отлип от стены, сунул мне в рот сигарету, услужливо щёлкнул зажигалкой, убедился, что сигарета раскурена, после чего присел, резко приблизился ко мне и спросил:

– Кто ты?

Я сделал затяг, выпустил дым в сторону, дабы не оскорблять полкана, и ответствовал:

– Раб Божий, обшит кожей. Сделал ещё один затяг и продолжил:

– Полковник, я сейчас докурю, и мы начнем новый «хоровод». «Плохой» полицейский ушёл. Точнее, унесли его. Остался «хороший». Но, как показывает мой опыт, «хороший» на поверку гораздо страшнее «плохого».

– Ты сидел в тюрьме?

– Я сажал в тюрьму.

– Ничего не понимаю… – пробормотал он.

– А нечего тут понимать. Делай свое дело, смертник. Только учти, пока я под кайфом, пытать меня бессмысленно.

– Сейчас и узнаем, – процедил он. Раздалась команда на немецком, и начался «хоровод».

Меня «месили» двое суток. Я с трудом видел из-за заплывших глаз. Мне сломали шесть пальцев, притом указательный палец правой руки – два раза. Ломали и недоумевали: почему он не сломан после первого раза? Ребра ломило от боли: конвоиры подвесили меня на крюк за руки и отработали на моём бренном теле все удары руками и ногами, какие знали. А знали они много. И били профессионально. Мне вырвали два ногтя, выбили все зубы слева, нос и переносица были «в кашу». Спать не давали вообще.

Через одиннадцать часов полковник Бергер решил сделать перерыв и пойти отдохнуть. Он ушёл, меня продолжили месить. Прошло тридцать минут, и я потребовал его обратно, под предлогом необходимости сообщить важную информацию. Десять минут меня никто не бил.

В этот промежуток Полоз меня обрадовал:

– Так, Сашок, влипли мы с тобой по самое «не балуй»!

– Грохнут, что ли?

– Обязательно грохнут. Вопрос в другом: кто и когда?

– Ты долго будешь вола тянуть? Интриган ползучий.

– Помнишь немецкого полковника, что встречал остатки спецназа на вертолетной площадке?

– Который своих солдат в тыл отправлял? Мы его ещё Барону хотели слить?

– Он самый. Так вот этот гражданин человеческой наружности – ни разу не человек.

– И кто это?

– Собачка чёрная, ради которой мы и пришли.

– Не понял?!

– Тогда слушай и не перебивай. Окрестные змеи сообщили мне массу интересных фактов про этого персонажа. Фактически Псина эта – смесь оборотня и «захребетника». Он может трансформироваться и в человека, и в собаку. При этом быть внутри, если так можно сказать, охраняемого или обращенного тела он не может. Они живут параллельно. Именно этим объясняются запоздалые действия Пса по спасению своего протеже. Он реагирует на опасность секунд за двадцать – тридцать до её возникновения.

– Так он всё время за своим носителем таскается?

– Нет. Как говорил один литературный персонаж: «Мысленно с вами». В случае возникновения опасности Псина моментально материализуется рядом с немцем и вытаскивает его из беды.

– Так, если он такой ушлый, чего ж он меня на вертолетной площадке не грохнул?

– Ха, мой наивный друг. Для него ты просто пленный. Информацию о том, что ты «обращенный» или «не обращенный», в состоянии ли одержимости или в режиме ожидания, он получит только после начала атаки на немца. Точнее, после начала подготовки атаки.

– Хреновый телохранитель! А наши действия разве не подготовка к атаке?

– Нет. Прямой угрозы на данный момент ты не несешь.

– А тебя он не учуял?

– Меня хрен учуешь! Если нужно, моё изображение с твоей шкурки может исчезнуть на время.

– Так делать-то чего будем?

– Действовать по плану. А там как кривая вынесет.

– Шансы выжить есть?

– Ты-то точно выживешь. Это я тебе гарантирую.

– А остальные?

– Вот с этим придется повозиться…

В этот момент явился злой и заспанный Бергер.

– Говори! – потребовал полкан.

– Ты, друг ситный, спать, что ли, ушел? Мы так не договаривались! Коль страдать – так вместе.

– Ах ты, сука! – крикнул он и зарядил мне в голову. Первый раз, наконец, я потерял сознание.

Ледяной водой меня привели в чувство, и всё завертелось по новой. Теперь меня дубасили до отключки. Я «выпадал в астрал», они, судя по отчётам Полоза, отдыхали пять минут, приводили меня в сознание, и – всё сначала. Спать Бергеру я не давал. Любая его попытка выйти из камеры пресекалась моим возгласом на тему «поговорить по душам». Он даже гадил, не выходя из камеры. К началу вторых суток палачи выдохлись и вспомнили про полезные свойства электричества. Током били три часа. К счастью, мочевой пузырь был не полон, поэтому писался я только первые сорок секунд. Временной интервал моего нахождения без сознания начал увеличиваться, после того как немцы принесли бамбуковые палки, расщепленные с одного конца. Именно этим концом они начали крошить мне ребра. А Бергер курил и задавал один и тот же вопрос: «Какова цель операции твоей группы?» И каждый раз посылался в пеший эротический тур. Наконец Полоз оповестил:

– Всё. Шутки кончились, – после чего ушла вся боль, и появились силы. А через некоторое время…

…Дверь в камеру распахнулась, и вошел Он. Тот кусок дряни, ради которого я «попал» в плен. Ради которого терпел двое суток ежечасных побоев. Ради которого и была задумана вся операция.

– Добрый вечер, господа, – поздоровался с присутствующими руководитель особого контрразведывательного отдела, генерал бундесвера барон Штольценберг. Он остановился в двух шагах от двери и брезгливо осмотрел обстановку. Судя по всему, и местная солдатня, и Бергер также вписывались в его понятие «обстановки».

– Бергер, – насмешливо обратился он к полковнику, – вы продолжаете пытать пленных?

– Господин генерал, – вытянулся Бергер.

– Помолчите. Мне не нужны ваши оправдания. Штольценберг подошел к стулу, на котором сидел полковник, брезгливо его осмотрел и сделал вывод, что тот недостаточно чист, чтобы на него садиться. Посему он подошел ближе, и я смог его рассмотреть. Как мне и описывали, генерал был высок и худощав. Светлые волосы, прямой нос и тонкие губы. Глаза холодные и злые. Бесцветные. Одет в строгий френч без каких-либо знаков различия. Поверх френча кожаный в пол плащ и черные блестящие сапоги. Ему бы ещё фуражку с черепом и хлыст. Получится классический фашистский офицер. Я невольно улыбнулся, если ту гримасу на моём лице можно было назвать улыбкой.

– Добрый вечер, герр майор, – снизошел он до приветствия.

– И вам не кашлять.

– О! Я вижу, полковник плохо старался! У вас ещё осталось чувство юмора!

– Не нужно наговаривать на полковника, – вступился я за местного офицера. – Старался он хорошо. Времени ему не хватило.

– Может быть, может быть, – он резко повернулся и спросил у Бергера: – Это и есть знаменитый майор Трофимов, он же – Бармалей, командир подразделения «Урал»?

– Так точно, господин генерал!

– Я разочарован, – признался генерал. Он помолчал, а потом спросил: – Чему вы улыбались, майор?

– Глядя на вас, я невольно вспомнил историю Второй мировой войны, а также – одного киноперсонажа, про которого говорили: «Характер нордический. Стойкий. Беспощаден к врагам Рейха. Истинный ариец».

– Хороший фильм. Хороший, – чуть улыбнулся он. – Польщён, что вписался в персонаж Тихонова.

Вот что меня удивило, когда я «попал» в плен, так это то, что все офицеры бундесвера, от капитана и выше, очень хорошо говорили по-русски. А генералы и полковники, как показало «вскрытие», знали ещё и классику советского кинематографа.

– Бергер, два дня вы работали с майором.

– Так точно, господин генерал.

– Чем-нибудь можете похвастаться?

– Я… мы… – замычал полковник.

– Я так и подумал, – прервал его генерал.

– Я… – снова заблеял Бергер.

– Полковник, не нужно оправданий. Этот Трофимов вам не по зубам. Ни вам, ни кому-то ещё из вашего ведомства.

Генерал начал перечислять все мои «заслуги» и «подвиги», доказывая Бергеру, что он никогда и ни за что не расколол бы такого «зубра», как я. Признаться, с удовольствием послушал бы о своих заслугах, но пришла команда Полоза:

– Саша, приготовились. В камере должны умереть все, кроме Штольценберга.

– Понял.

Я почувствовал, как меня стремительно накрывает состояние одержимости. Ощутил, как уходят отеки вокруг глаз, как встают на место суставы и срастаются поврежденные кости. Чуть напрягшись, я разорвал цепь наручников. Ещё сутки назад фрицы перековали меня: сменив ручные и ножные кандалы на обычные наручники. Разрывал аккуратно, чтобы присутствующие, а особенно генерал этого не заметили. К счастью, генерал был поглощен своим рассказом, а присутствующие, открыв рот, внимали ему. Я ещё раз оглядел камеру. Итого:

Генерал – одна штука.

Полковник – одна штука.

Капитан, выполняющий функции секретаря, – одна штука.

Бугаи без знаков различия, второй день использующие меня как боксерскую грушу, – две штуки.

После моего броска должно получиться четыре трупа и один «язык». Алгоритм действий: берём генерала и бьём его об бугаев, после чего кидаем генерала в стену. Ногой секретарю в голову – и сразу бросок к полковнику, ломаем ему гортань. Перекатываемся к бугаям и добиваем обоих. После чего – контроль.

Генерал ещё раз переместился по камере, оказавшись перед бугаями.

– …об операции по поимке Роджера до сих пор нет достоверных сведений, – продолжал «воспевать наши подвиги» генерал.

– Саша, пошел!

Кувырком я бросился в ноги генералу. Захват под колени. Используя инерцию – подъём, раскрутка, удар по бугаям. Метание генерала в противоположную стену. Сближение, удар ногой с разворота в висок секретарю. Попал точно. Слышал, как хрустнул череп. Не дожидаясь, пока тот упадет, прыжок к ошалевшему полковнику, удар в горло – и сразу перекат к бугаям. Колющие удары пальцами в глаза. Удары проникающие и глубокие. Всё, на них можно не тратить время. Проверяю секретаря. Тут всё, как по-писаному. Подскакиваю к полковнику. Он сидит на полу, схватившись двумя руками за горло, и пытается сделать вдох. Присел перед ним.

– Ну что, покойник, ты всё ещё жалеешь, что та кие, как я, редко попадают к вам в плен? Нет? Молодец. Весело тебе? А мне очень! Мне бы ещё минут десять и утюг…

Продолжать не стал. Посмотрел в его глаза, наполненные ужасом, ухмыльнулся и свернул ему шею.

– Десять секунд. В график уложился.

– Как в коридоре?

– Всё тихо. Наверху тоже чисто. Парни всё сделали. У тебя есть три минуты, чтобы выбраться наверх.

Я повернулся к барону Штольценбергу, лежавшему бесформенным кулем возле стены. На его шее, обернувшись в два кольца, восседал Полоз. Я сковал руки генерала наручниками, позаимствованными у покойного полковника, в рот ему засунул пилотку одного из бугаев, после чего приоткрыл дверь и выглянул в коридор. В связи с глубокой ночью на этаже присутствовали только двое охранников. Оба развалились в дежурке, сложив ноги на стол. Я перекатился к противоположной стене и метнулся к ним. Моё появление стало для них таким сюрпризом, что «гансы» даже сказать ничего не успели. Выхватываю из ножен одного из «гансов» нож. Пока тяну нож на себя, чуть изменив угол наклона клинка, распахиваю горло солдату, находящемуся ближе ко мне. И сразу же – обратное колющее движение – в сердце второго. И – опять всё тихо. Только солдатик с распаханным горлом булькает кровью.

– Минута прошла. В остатке две, – напомнил Полоз.

Собрал у охранников ключи и оружие и бегом рванул в камеру. Взвалил на себя генерала и направился к выходу. Из камерного блока вела дверь, за которой находилось ещё одно дежурное помещение. Если ничего не изменилось с того момента, как меня якобы в бессознательном состоянии протащили внутрь, там должно быть три человека: офицер и пара рядовых. Магнитным ключом отпираю замок, пинком открываю дверь и вламываюсь в помещение, готовый стрелять во всё и вся. Не успеваю ничего понять, как слышу шипение Полоза:

– Саша, замер, мля!!!

На всякий случай приседаю, положив генерала на пол, а глазами ищу опасность.

– Перед дверью, – сообщает мне Змей.

Перед дверью обнаруживается мужчина в немецкой форме. Он спокойно сидит на стуле и смотрит на нас. Оружия при нем не наблюдается.

– Мне его валить?

– Для начала поговорим, – Полоз полностью покинул моё тело и начал обвиваться вокруг меня и пленного.

– Ты кто, мужик? – спросил я на английском.

– Не утруждай себя, я говорю по-русски, – ответил немец.

– Голос узнаешь?

– «Полковник Чернопёсенко», если мой слух меня не обманывает.

– Именно! – хмыкнул Полоз, оценив шутку. После слов Полоза голова немца начала оплывать и трансформироваться в голову собаки. Страшной собаки.

– Ишь ты, крокодил какой! – озадаченно пробормотал я. – Кстати, Барон же говорил, что в помещения он входить не может!

– Он говорил про теорию…

– Которую доказать не удалось. А жаль…

– Факт.

– Валить его будем?

Вместо Полоза ответил «полковник Чернопёсенко», он же – Чёрный Пес:

– Ты не много на себя берешь, смертный?!

– Ровно столько, сколько смогу унести.

– Самоуверенный дурак!

Ответить той же любезностью мне не позволил Полоз:

– Тебе чего нужно, Псина?

– Договориться.

– С кем?

– С тобой. С майором договариваться бесполезно.

– Тогда начинай, – скомандовал Змей.

– Вы отдаёте мне генерала, а я выпускаю вас без боя и даю клятву, что до конца войны не буду принимать участие в боевых столкновениях. Ни я, ни те, кого я оберегаю.

– А если нет?

– Вы выберетесь наверх, но уйдёте не далеко.

– Но твоего генерала мы кончим.

– Я переживу и эту смерть. К счастью, он не единственный ребёнок в семье.

– Тогда для чего тебе биться за него сейчас?

– Его смерть на большой промежуток времени выведет меня из игры. А при сегодняшних обстоятельствах это недопустимо.

– Всё это очень грустно, но договариваться нужно было до начала войны. Кощей заранее оповестил всю нечисть на континенте о том, что любой чих в нашу сторону неминуемо приведёт к уничтожению чихнувшего. А ты не только чихнул, ты попытался нагадить нам на голову. Поэтому, наш блохастый товарищ, придётся тебя в расход пускать. Это – дело принципа.

– Полоз, а тебе какая радость от войны на стороне Кощея? – Видимо, Пёс решил зайти с другой стороны. – Они же «серые», а ты – «чёрный». «Чёрный», как и я, поэтому…

– Не пытайся поменять масть, блохастенький, – перебил его Полоз. – Да, они «серые». Да, я «чёрный». Но ты совсем из другой оперы. Мы – дети Земли, ты – слуга Сатаны. А с вашим братом я воевал с момента вашего появление на этом свете. Тебе напомнить, как вы появились на этой планете и с чего начали? Нет?! А то, что православные святые сохранили мне жизнь за то, что я выступил против вас? Это ты тоже помнишь?! Я был до вас, я есть сейчас, я буду после того как падут ваши иерархи. И, пока я жив, я буду уничтожать всех, кто прямо или косвенно связан с вами, – в голосе Полоза звучала нескрываемая ненависть.

– Полоз, делать-то чего будем? – напомнил я о себе.

– Всё зависит от присутствующего противника: если он уходит без боя – идём прежним маршрутом, если начнётся драка – постараемся завалить его, но рискуем потерять генерала.

– В смысле?

– Смерть Пса автоматически повлечёт смерть всего рода Штольценбергов. Разлучение Пса и Штольценберга повлечёт лишь гибель собаки.

– И что выбирает ублюдок из семейства псовых? – посмотрел я на «полковника».

– Сейчас я уйду, – проронил он. – Но не пройдет и часа, как мы встретимся. И тогда я убью вас всех.

– Не надорвись, щенок, – усмехнулся Полоз вслед исчезающему противниу.

Пёс просто растворился в воздухе.

– Саша, ходу, ходу!!! У нас действительно мало времени, – скомандовал Змей.

– А почему он назвал тебя «чёрным» и чем ты отличаешься от «серых»? – поинтересовался я, взваливая генерала на плечо.

– Нашёл время спрашивать!

– И всё же?

– «Черный» на сленге нежити – особь, существующая только с помощью носителя. «Серый» – тот, кто существует самостоятельно, без привязки к человеку.

– А цветовая дифференциация откуда?

– Не помню уже. Всё, ликбез окончен. Валим!

На оставшемся пути нам не встретился никто из охраны. Моё нарастающее удивление удовлетворил Змей:

– Это Псина убрала охрану. Чтобы те не завязали бой и не попортили генералу шкурку.

Перед последними дверями Полоз велел остановиться. Через десять секунд я услышал:

– Полоз, это Огненный Волк. Мы на позиции, можешь выходить.

– Только не спрашивай, почему бароновский Дракон носит такое имя, – не дал мне Змей задать возникший вопрос.

Выбрался наружу. Ночь, луна и тишина. За углом справа слышалось чьё-то слабое дыхание.

– За углом Марся, – подсказал Полоз.

– Марся, – позвал я.

Через мгновение материализовался мой друг.

– Ты как? – поинтересовался он рычащим голосом. Глаза Марселя светились красным.

– Жить буду.

– Давай свою ношу – и за мной.

Чуть меньше десяти минут мы выбирались с территории базы. По мере продвижения наша группа из трёх лиц (третьим числился генерал) приросла ещё на пятнадцать человек. Все посты немцев, встречающиеся на пути, были заняты нашими.

В лесу, недалеко от базы, нас встретили основные силы во главе с Бароном.

– Ну слава Тебе, Господи, – перекрестился Ба рон. – Выбрался!

Он обнял меня, осмотрел моё лицо, усмехнулся и скомандовал:

– Петрович, берешь «Закат» и «Север», и валите к точке встречи. «Урал» остаётся со мной. И, Петрович, чем быстрее вы будете двигаться, тем лучше.

– Ой, Михалыч, – скривился Зимин, – кому ты объясняешь?

Только сейчас я обратил внимание на речь и жестикуляцию Барона и Петровича. Первый говорил и двигался нормально, если смотреть на него с точки зрения одержимого, а Петрович выглядел черепахой, с той же точки зрения. Барон ещё что-то сообщил Зимину, тот кивнул, и две группы ушли вслед за ним в ночь.

– Так, хлопчики мои, – с прищуром оглядел оставшихся Барон. – Сейчас Полоз передаст вашим «захребетникам» актуальную информацию. Но уже сейчас я имею сказать вот что: кто ещё не понял – от смерти нас отделяет полшага. Враг, с которым мы столкнулись, серьёзен и опасен настолько, что Дракула и его покойный братец – неподвижные манекены в тире. Отсюда – задача номер один: добраться до точки встречи раньше, чем нас настигнет враг. Задача номер два: обеспечить проведение обряда и разлучить-таки Пса и генерала. Задача номер три: выжить. Всё осложняется тем, что «Закат» и «Север» на данный момент – самое слабое звено. Их придётся прикрывать от атаки Пса.

– Чего мы, от одной твари своих не прикроем? – Марся озвучил вопрос, возникший у всех.

– Псина будет не одна, – обрадовал Барон. – Поэтому на марше быть предельно внимательными. Ильдар, Марсель и Олег, – на вас ложится раннее оповещение о приближении противника. Микола, идёшь в голове группы, остальные прикрывают немца, ну и мою генеральскую задницу. Погнали, спецгруппа «Нечисть». Погнали!

* * *

– Замерли, – скомандовал Барон. Мы расположились кольцом на краю огромной поляны. Уже начинало светать.

– Движение на границе леса, – сообщил Олег.

Я пригляделся, на опушке, под деревьями, стояла здоровенная чёрная собака.

– Приготовились к бою, – распорядился Барон. – Микола, немец на тебе. Если поймешь, что дело «пахнет керосином», вали его к такой-то матери. Теперь остальные. Первая линия: Саня, Марсель, Олег и Ильдар. Вторая линия – я. В третьей линии – все остальные. Первая линия, ваша задача не только рассекать наступающие порядки противника, но и двигаться к Псу. Если его серьезно ранить, у нас появится время на отступление.

– А завалить его не получится? – пробурчал задумчиво Макс.

– Скорее всего, нет, – ответил Барон. – Да и не нужно. Немец нужен нам живым.

– Хреново.

– Это мягко сказано. Теперь касаемо самого противника. На нас пойдет волна псов. Пойдут «свиньей». Огнестрельные раны они держат неплохо, но самое слабое место у них – лапы. Повредив передние лапы, вы надолго лишаете их подвижности. А в данном месте и в данное время что-либо, кроме зубов, они противопоставить нам не смогут. Поэтому весь огонь сосредоточить на лапах.

– Дмитрий Михайлович, может, ну его в пень, немца этого, – я ещё раз решил попытать счастья. – Давайте его сейчас завалим, и всё.

– Саша, я понимаю твоё желание выжить. Местами даже разделяю его. Но есть куча нюансов. Если не думать о ценности генерала как источника информации, если забыть о вероятном продолжении деятельности Пса вкупе с другими представителями рода, а также о том, что из данной ситуации он вынесет массу полезной информации, касающейся нас с вами, остается ма-а-а-а-а-аленькая, но очень щекотливая оговорка: он нас всё равно постарается завалить. Поэтому, жив ли генерал, мертв ли генерал, боя нам не избежать.

– То есть на данный момент тяжёлое ранение Пса – задача максимум? – уточнил Ильдар.

– Именно, – подтвердил Ивлев.

– И боевые порядки собак будут выстроены для нападения?

– Правильно… – протянул Барон, уже догадываясь о задумке Ильдара.

– Этого-того, – пробурчал Марсель, – а почему собак будет много? Откуда другие возьмутся?

– Скоро увидишь, – ответил Барон и вернулся к вопросу, точнее к недоозвученной идее Ильдара, – Ильдар, я так понял, что ты предлагаешь атаковать самим?

– Именно, – согласился тот. – И чем быстрее атакуем, тем лучше. Я предполагаю, что при внезапной атаке мы сможем приблизиться к Псине на расстояние удара.

– Можем-можем, – подтвердил Барон. – Внимание, группа! Диспозиция такова: первая линия: после моей команды атакуете противника. Ваша задача: максимально быстро приблизится к скоплению собак и серьезно ранить Пса. После чего так же молниеносно отступить. Соответственно, я ухожу в резерв, третья линия становится на переднем крае и сдерживает атакующих собак.

– Так откуда собаки-то поя… – Ответ на свой вопрос Марся получил, посмотрев на противоположный край поляны. А там… а там…

Псина начала «деление». Выглядело это так: по телу Пса проходила судорога, и из него выскакивали две особи, на треть меньших размеров, чем Чёрный Пес. Они стояли рядом с вожаком до тех пор, пока по его телу шла следующая судорога. К моменту, когда появлялась новая пара, предшественники отходили вперед.

– Так, хлопчики, – скомандовал Ивлев, – пока собаки не размножились в опасном количестве, нужно атаковать. Все готовы? Вперед!!!

Я, Марся, Ильдар и Олег сорвались в атаку.

– Братья мои, в голову Псу не стреляем, – взял на себя командование Полоз. Работаем только по корпусу и по ногам. Приготовились! Внимание!! О-о-огонь!!!

И мы врезали по Псине аж в четыре ствола. К этому моменту наша группа уже была на середине поляны. После первых залпов противник ринулся в атаку. Как и предсказывал Барон, собаки выстроили нечто похожее на «свинью». Правда, строй был жидковат и скорость движения небольшая. Окончательно строй рассыпался после команды Пса. Мы вели по нему плотный прицельный огонь, что Псине явно не нравилось, посему он решил прикрыть своё бренное тело своими же «солдатами». Собаки начали постоянно прыгать вверх, принимая на себя наши пули. Толк от этого был небольшой: при попадании пули «клоны» Пса вели себя как и обычные псовые. Кто-то падал сразу, кого-то пули отбрасывали назад, кто-то разлетался на куски, если одновременно принимал на себя несколько попаданий. Всё это сопровождалось непрекращающимся визгом и воем. Прикрываясь своими «солдатами», Пес попытался возобновить процесс размножения, прерванный из-за нашей атаки, но и это у него получалось плохо. Через раз, но наши выстрелы достигали своей цели. Нам оставалось пройти последнюю треть пути до Пса, когда прозвучала команда Полоза:

– Строимся трапецией: центр – позади. Ваша цель сама Псина. Фланговые, соответственно, впереди – валите оставшихся собак. Скорость снизить.

Я и Марсель чуть отстали от Олега и Ильдара. Скорость была снижена вдвое, иначе фланги не успевали отстреливать накатывающего на нас противника. Периодически нам приходилось помогать Олегу и Ильдару: собак было много. Мы уже почти шли, резко ускоряясь, если в рядах противника появлялись бреши. Когда, по оценке Полоза, мы были на расстоянии прыжка к Псу, оный решил ретироваться.

– Центр готовится к прыжку. Фланг прикрывает. Три, два… уходит, сука!

Чёрный Пёс развернулся и мгновенно исчез в лесу. Оставшиеся собаки драпанули вслед за ним.

– Замерли. Отходим к своим. Двигаемся парами. Прикрывая друг друга, мы начали откатываться к нашей позиции.

– Я так понимаю, – обратился не то ко мне, не то к Полозу Олег, – будет вторая часть «Марлезонского балета»?

– Мерлезонского, – автоматически поправил я.

– Да хоть Мырлезонского. Атака повторится?

– Обязательно, – вместо меня ответил Полоз. Его речь, судя по всему, транслировалась не только Марсе, Олегу и Ильдару, но и остальным бойцам группы. – В течение получаса Пес будет накапливать численность своих бойцов, после чего предпримет вторую попытку. В данном случае его подвела излишняя самонадеянность. Не ожидал он атаки от нас.

– И каковы наши планы? – пришел вопрос от кого-то их моих бойцов, оставшихся на позиции.

– Насчет планов – вопрос к Огненному Волку. Он тут старший.

– План один – валим отсюда, максимально быстро, – раздался в «эфире» хриплый голос.

Мы достигли своих.

– Ильдар, Олег – авангард. Бармалей и Мар сель – замыкающие. Рванули! – скомандовал Барон.

– Скажи мне, мой ползучий друг, – мысленно поинтересовался я у Полоза, – почему огнестрельное оружие так благотворно влияет на собачек?

– Тебе издалека начать или коротко ответить?

– Издалека.

– Как ты уже понял, любая форма нежити имеет свои особенности. Два условных вида. Первый – языческая нежить. К ней относятся все существа, появившиеся на этой планете до зарождения господствующих конфессий. Это – я, Секач, Кощей, Шурале, Яга и так далее. Мы делимся на несколько подгрупп. Среди них есть «серые» – существующие самостоятельно, и «черные» – существующие только при помощи людей – носителей. Второй вид нежити – это сторонники Сатаны. Они тоже имеют деление: созданные им лично и те олухи, что присягнули ему после совершения ряда поступков, нарушающих заповеди конфессий. К первой подгруппе можно отнести демонов, чертей и бесов, всех видов и мастей, ко второй – известного тебе Дракулу. Соответственно, каждая форма нежити имеет свои достоинства и недостатки. Так, Дракула, например, боялся христианских святынь и солнечного света. При этом его солдаты умели летать. Недалеко, но умели. Он мгновенно и безвозвратно превращал смертного в своего солдата, но – он и его слуги боятся простой осины.

– А Псина?

– Псина, являясь перебежчиком в стан Сатаны…

– А от кого он сбежал?

– От германской языческой нежити.

– Чего вдруг?

– Власти захотел, дурашка. Соответственно, от Князя тьмы он получил ряд способностей, делающих его сильнее местной нечисти. Но, продаваясь Темному князю, все обычно забывают, что «продавцы» не только получают некие преимущества. Они также получают кучу уязвимых точек, которых не было до заключения сделки. Способность в короткие сроки создать армию бешеных псов – это преимущество, полученное от Сатаны. Уязвимость этой армии к огнестрельному и холодному оружию, уязвимость самого Пса к вашим автоматам и ножам – это приобретенное. До продажи своей души и сдачи в залог душ всего рода Псу было не страшно людское оружие.

– И чем сейчас занят немец?

– Сейчас он залижет раны и начнет процесс деления. Как только количество собак будет максимальным, он начнет атаку.

– И много у нас времени?

– На регенерацию – минут десять. На построение армии – минут двадцать. Чтобы нас догнать – минут пять.

– Мы успеем провести ритуал?

– В лучшем случае мы успеем добежать до места проведения этого ритуала.

– Хреново. Ты можешь связаться с Петровичем?

– Сейчас проверим. Если он принял зелье, то смогу. У тебя есть идея?

– Есть.

– Как дела, змеюка подколодная? – прозвучал в моей голове медвежий рев с интонацией Зимина.

– Петрович, вы на месте?

– На месте, на месте.

– Место открытое?

– Поляна с два футбольных поля.

– Полоз, – поинтересовался я у своего «захребетника», – собачья армия по деревьям лазить умеет?

– Не-е-е-е-т, – протянул он. – Прыгнуть метра на три вверх могут. Предлагаешь ждать их на деревьях?

– Предлагаю «Северу» и «Закату» начать гнездование. Остальные будут биться на земле.

– Тоже вариант, – согласился Полоз и обратился к Петровичу, точнее к его Медведю: – Косолапый, ты мысль Бармалея понял?

– Понял-понял, – пророкотал он.

– Тогда приступайте, – распорядился Полоз и тут же переключился на другого собеседника: – Огненный…

– Слышал, – ответил то ли Дракон Барона, то ли сам Барон. Их голоса были очень похожи. – Мысль здравая. Можно попробовать.

– Термит, – обратился я тем же макаром к Лёньке.

– Тут я, – без заикания ответил он.

– Когда выйдем к поляне, дождись нас. Нужно будет мин наставить.

– Думаешь, против собак сработает? – усомнился Ленька.

– Ну, автоматы же против них сработали?

– Хорошо, наставим, – ответил Термит.

Через двадцать минут интенсивного бега мы выскочили на край поляны. Она действительно была огромной. На противоположном крае, где засели парни во главе с Петровичем, виднелся огромный камень. Рядом с камнем стояли трое: Зяма, отец Сергий и раввин Шмулевич.

– Сань, – устанавливая очередную растяжку, окликнул меня Марсель, – может, попы успеют Пса изгнать?

– А хрен их знает. Полоз, сколько будет длиться обряд?

– Тридцать минут. Не успеют. Но начинать нужно сейчас.

Я присмотрелся к фигурам возле камня: немца уже разложили на нем, и, судя по всему, начались последние приготовления.

– К-к-к-командир, г-г-готово, – оповестил Ленька об окончании минирования местности.

– Хорошо. Валим.

– Слышь, Санёк, а почему Термит в обычной жизни заикается, а когда говорит по внутренней связи – нет?

– По какой связи? – не сразу сообразил я.

– По внутренней, – повторил Марся и пояснил: – Когда через «захребетников» общаемся.

– Хороший вопрос, – задумался я и предположил: – Может, потому, что среди Енотов (у Термита «захребетником» числился именно Енот) нет заик.

– Балбесы вы оба! – усмехнулся Полоз. – «Захребетник» лишь ретранслирует мысли, а когда человек думает – он не заикается.

– А-а-а… – протянули мы и, наконец, добежали до своих.

– Так, «Урал», – скомандовал Петрович. – Мы тут окопались, как смогли, поэтому милости прошу: занимайте позицию перед камушком.

В десяти метрах от камня было насыпано нечто, напоминающее невысокий бруствер.

– «Закат» и «Север» нормально устро… – хотел поинтересоваться я у Зимина, но мой вопрос был прерван взрывом растяжки и воем. Почти сразу начались множественные подрывы как гранат, используемых в растяжках, так и противопехотных мин, запрещённых Женевской конвенцией, но столь обожаемых Термитом.

– Минутная готовность, – возвестил Барон. На поляну из леса начали выходить собаки.

– Это будет с-с-с-сла-а-а-авная ох-х-х-хота, – Полоз очередной раз вспомнил Киплинга.

– Надеюсь, для нас она не станет последней?

– Не волнуйс-с-ся, человеческий детеныш-ш-ш-ш, ты выживеш-ш-ш-шь.

– Полоз, задолбал!

– Не гони волну, Сашок, – обычным голосом ответил он. – Живы будем – не помрем, а не помрем – так спляшем!

– Успокоил…

– Господи, да сколько же их? – прошептал Макс. Я посмотрел на противника, и у меня возник тот же вопрос. Собак было много. Очень много. Очень-очень! Все подступы к лесу были заняты псами. Чёрное море расплывалось по поляне, завывая и тявкая.

– Приготовили гранатометы! – скомандовал Зи мин.

Я перевёл «Муху» из походного в боевое положение и прицелился.

– Гранаты должны лечь под самые деревья, – продолжал Зимин. – Целься. Огонь!

Залп ушел точно куда указывал Петрович. Как только гранаты взорвались, мои архаровцы начали бить из двух штатных «вампиров», они же РПГ-29. Я привычно отсчитал количество выстрелов, имевшихся у моих «артиллеристов», и собрался было спросить Петровича о наших планах, но огонь из гранатометов продолжился. С удивлением обнаружил большое количество выстрелов возле ног гранатометчиков, явно превышающее штатное. Задумался. Вспомнил про парней, сидящих на деревьях, и сообразил, что боеприпас их. Мои отстрелялись очень быстро. Шум от выстрелов и взрывов слился и заглушал тот вой, что исходил от собачьей армии. Но, как только взрывы стихли, на нас обрушился неимоверный ор, царивший среди псов. Они визжали, лаяли, выли и скулили, но оставались на своих позициях. Заработали два «Печенега», их поддержал Микола со своим «Кордом». Среди собак началось шевеление: появившиеся проплешины в строю быстро заполнились новыми псами, и собаки начали медленное движение к нам.

– Ну сейчас нам мало не покажется! – пробор мотал Марсель.

Собаки начали увеличивать скорость. Им никак не удавалось выстроить «свинью», так как вершину этой конструкции постоянно срезали наши пулемёты. В конце концов, плюнув на это безнадежное начинание, они рванули со всех ног.

– Автоматы – товсь! – продолжал Петрович. – Па-а-али!

Псы как раз подошли на расстояние эффективного выстрела из автомата, и мы пальнули. Первые четыре шеренги срезало начисто, после чего атака захлебнулась и псы, нужно отдать им должное, разделившись на два потока, организованно повернули обратно к лесу.

– Разведка боем? – поинтересовался Марся.

– Очень может быть…

Псы снова начали выстраиваться в «свинью». Их числу не было конца. И снова атака, завершившаяся аналогичным маневром.

– Петрович, – я отвлекся от наблюдения за противником, – мне кажется, или они просто заставляют нас тратить патроны?

– Тебе не кажется, – с довольным видом согласился Зимин.

– И каковы наши гениальные планы?

– Сейчас третью атаку отобьем, а после неё – ломанёмся в наступление.

– Ломимся все?

– Пулемёты остаются на месте, остальные идут в контратаку.

– Далеко идти?

– Я скажу, когда хватит.

И снова неспешная волна накатывает на нас. Опять – пальба без передыху. Замолчал «Корд». Микола почти тут же встал в строй и взял автомат. Псы начали распадаться на два рукава и возвращаться на позиции. И вот, когда их маневр был почти завершён, Петрович и гаркнул:

– Вперёд!

Не прекращая стрельбы, мы рванули в контратаку. Для начала выкосили тех, кто ещё не начал разворот, а потом ударили в спины отступающих. Эффект на сокращённой дистанции был потрясающий: количество убитых возросло в разы!

– Стоять, возвращаемся, – выполняя команду Петровича, мы попятились назад. Перемахнули бруствер, перезарядились. Псы, понеся более серьёзные потери чем за два предыдущих раза, пополняли свои ряды и строились.

– Контратаковать только по моей команде! – сообщил Зимин.

Высоко в небе раздался клекот Орла.

– Отставить контратаку, – тут же взревел Олег.

– Что там? – К нему подошел Зимин.

– В лесу стоят особи гораздо крупнее тех, что мы видим сейчас. Наша контратака будет прервана их выпадом. Псы именно этого и ждут.

– Так, сейчас будет веселее, – потер руки Петрович. – Слушать сюда: имитируем контратаку, продвигаемся не больше десяти метров и останавливаемся. Дальше идут только стопроцентные.

– Кто? – поинтересовались мы хором.

– Тьфу на вас, – скривился Петрович. – Стопроцентные – это лица, прошедшие инициацию в полном объеме. То есть – Сашка, Марся, Олег и Ильдар.

– И куда нам, стопроцентным, дальше? – уныло спросил Олег.

– Встречать новых бойцов Собачки. Они вам понравятся… Ножи у всех острые?

– А на кой болт нам ножи, Петрович, – покосился на него я. – Автоматы использовать нельзя?

– Можно, но на дистанции. В ближнем бою они вам не помогут.

– А будет ближний бой?!

– Обязательно! – жизнерадостно ответил он.

– Час от часу не легче, – продолжил предаваться унынию Марся.

В этот момент со стороны противника пошла очередная атака. Новичков не наблюдалось, поэтому мы, как и раньше, постреляли по первым шеренгам, дождались разворота и контратаковали. Пройдя указанные десять метров, Петрович остановил основную группу, а сам вместе с нами продолжил имитацию наступления. В лесу раздался рык, и, сметая на своём пути своих же соплеменников, на нас устремились шесть громадных и страшных Псов. Были они на треть крупнее тех, что атаковали нас прежде.

– Какие красавцы, – восхитился Зимин. «Красавцы» тем временем покинули свои ряды и, радостно капая слюной, направились к нам.

– Замерли! – Петрович остановил наше движение.

– Приготовились! – Псы вышли на прямую атаки. – Упали!

Не понимая, что происходит, мы выполнили команду Зимина и залегли.

– Огонь! – позади нас раздалась команда Барона. и оставшиеся позади парни дружно дали залп по противнику. Попали хорошо. Всех шестерых порвало в клочья.

– Подъем, – продолжал Петрович. – Ножи к бою. Из леса опять на нас неслось шесть больших тварей.

– Опять ложиться?

– Нет, Марся, – отвечал Петрович, – второй раз на эту же хохму они не купятся. Огонь!

Мы врезали короткими очередями, но выстрелы, хоть и попали в цель, не принесли ожидаемого эффекта: Псы дергались, поскуливали, но упорно не желали умирать. Пришлось закинуть автоматы за спину и достать ножи. Справа, где стоял Зимин, раздался медвежий рык. Я коротко глянул в ту сторону и остолбенел: Петрович практически полностью стал медведем.

– Твою же мать! – выдохнул Ильдар, находящийся рядом с Зиминым.

– Вали их, – взревел Медведь и первым прыгнул на врага. За ним сиганули и мы. Петрович в прыжке порвал одного и, поймав в захват второго, приземлился позади атакующих собак. На нас вышло четверо.

– Волк, Секач, перекатом в стороны. Орел – прыгаешь вверх. Сашка – падаешь на месте, мордой вверх. Пошли!!! – скомандовал Полоз.

Я рухнул на спину, Олег прыгнул, Марся и Ильдар ушли в стороны. Реакция Псов последовала незамедлительно: атакующий Олега Пёс промахнулся и, пролетев четыре метра, приземлился напротив моих головорезов. Головорезы сказали: «Здра-а-а-а-авст-вуйте» и нафаршировали его свинцом. Псина, что атаковала меня, тоже прыгнула. Но, успев заметить мой маневр, прыгнула недалеко и невысоко, чем я и воспользовался. Когда собачка пролетала надо мной, я усиленно заработал ножами. Вследствие чего в метре от моей головы упали первые куски собачатины. Пёс взвыл.

– Подъём, и добей его.

Поднимаюсь кувырком назад, разворачиваюсь, прыгаю вверх и приземляюсь возле башки разворачивающегося Пса. Снова работаю ножами, и его голова отделяется от тела. Разворачиваюсь, чтобы оценить ситуацию. Мимо меня пролетает голова второй собаки, которую Медведь поймал в захват. Смотрю на Ильдара. Ему помогает Олег. Парни схватили Пса за лапы (один за передние, другой за задние). Схватили, и порвали его как гармонь. Поворачиваюсь к Марсе. Там всё ожидаемо: Псина прижата к земле, на ней сверху восседает Марся, воспроизводя картину «Самсон, разрывающий пасть льва». В общем, разорвал он собаке пасть.

– На исходную!!! – командует Петрович. Разворачиваемся. Мои парни уже за бруствером.

Барона опять не видно. Присоединяемся к своим.

– Петрович, – сообщает Мамелюк, – ещё одна атака – и патроны у нас закончатся.

– Ещё одна атака – и они нам не понадобятся. В этой атаке можете отстрелять всё, что есть. Следующая схватка будет рукопашной.

Собаки начали выстраиваться для новой атаки. Началось медленное движение. Когда до нашей позиции осталось метров сто, на передний край противника выскочили огромные особи в количестве десяти штук, которые и повели основную волну на нас. Одновременно от них отделилась небольшая колонна Псов, которая начала забирать влево, в надежде зайти нам во фланг. Наша диспозиция была такова, что мы находились в правом углу поляны прямоугольной формы. За нами – алтарь, на котором три «шамана» готовили к закланию немецкого генерала, и со всех сторон – лес. Почему собаки до сих пор не попытались зайти к нам в тыл через лес, для меня оставалась загадкой. Группа собак, совершающая обходной маневр, завершила поворот и двигалась вдоль леса. Я уже собирался спросить о судьбе этой группы, как из леса, с деревьев ударили «Закат» и «Север». Шарахнули они грамотно. До нас не добежал никто. Основная группа атакующих, видя гибель второй группы, начала грамотное отступление.

– Медленно вперед. Патронов не жалеть! – рас порядился Петрович.

Начали маневр. Прошли метров двадцать, и у нас начали кончаться боеприпасы. Стали парами отходить к брустверу. Через пару минут все были на исходной.

Псы – тоже.

– Достаём ножи и ждем, – я посмотрел на Петровича и спросил:

– Слышь, начальник, а почему собаки по лесу не пытаются нас обойти?

– Там наше подкрепление сидит. Много. Поэтому они туда и не суются.

– А-а-а, – радостно протянул я. – Засадный полк.

– Нет. Полк прикрытия. Засадного полка у нас нет.

– Ну Кощей со товарищи сойдут и за этих, и за тех!

– Бармалей, – вздохнул Зимин, – несмотря на все твои достоинства, ты – редкостный балбес!

– С чего бы это?!

– Кощей и его банда не будут принимать участие в данной заварухе. У них другая задача. И если они её не выполнят, мы тут все поляжем одномоментно.

– Ты хочешь сказать, что нас оптом – не «Урал», как обычно, а всех – используют как отвлекающий маневр?!

– Да нет же, – грустно усмехнулся Петрович. – Наша задача ясна и понятна – провести обряд экзорцизма. Просто мы, а также вон та стая у леса – это видимая часть противостояния.

– А невидимая какая?!

– Невидимая, Саша, это блокировка сил Люцифера объединённой группой языческой нечисти. На данный момент Кощей со своей бандой пыжится изо всех сил, не давая Сатане возможность отправить подмогу своему последователю. Поэтому молись, чтобы у Кощея хватило сил.

– Так мы против Сатаны сражаемся?! – Моя челюсть «упала» на землю.

– Против него, рогатого. Нейтрализация Дракулы – это мощная оплеуха козлоногому. А таких вещей он не прощает.

– Это… как оно… так он нас одной рукой, то есть копытом размазать может, – испуганно промямлил я.

– Мог бы – давно размазал. Всё не так просто, как кажется на первый взгляд. Поэтому прошу тебя и остальных: всё внимание на противника. Нам ещё пятнадцать минут простоять нужно.

– А в лесу-то кто сидит? – опомнился Марсель.

– Змеи, волки, кабаны, медведи и прочая лесная братва. Там скоплены большие силы того зверья, что изображено на ваших бренных телах. Бросать их в атаку мы не имеем морального права, а использовать в качестве заслона – запросто. Чёрный Пёс это знает, поэтому в лес и не суётся. Так, мальчики мои, – нахмурился Петрович, – противник готов начать очередную атаку, посему – лекция окончена. Я вынул ножи из ножен. Осмотрел клинки.

– Командир, я с вами, – рядом со мной возник Зяма.

– Боря, какого болта?!

– Эти два старых козла, – Борька показал пальцем за спину, – сказали, что в моих услугах больше не нуждаются. Посему я имею огромное желание ударить пролетарским кулаком по морде мирового империализма!

– Тогда топай к Ильдару. Когда вы вместе – вы непобедимы.

– Разбились на пять групп, – скомандовал Петрович. – На одного стопроцентного – двое рядовых. Пятая группа идет со мной. Именно такими тройками и встретим врага. Стопроцентные встречают врага первыми, двое остальных прикрывают и, по возможности, атакуют.

Псы начали движение в нашу сторону. Впереди в три шеренги двигались крупные особи, позади них бежала мелочь. Мы выстроились клином. Петрович встал на переднем крае. Из леса по неприятелю начали стрелять сидящие на деревьях «Закат» и «Север». Но Псы приближались, несмотря на ведущийся по ним огонь. Земля начала чуть подрагивать. Мне вспомнилась атака вампиров под красным, без солнца, небом, и, как и тогда, стало страшно. Псы ближе. Ещё ближе, и вот уже первая шеренга достигла Петровича. Полетели вверх куски собак, раздался вой.

– Саня и Марся, – зазвучал откуда-то сверху голос Барона, – начинайте движение по диагонали. Нельзя позволить Псам подобраться к камню.

Наши с Марселем тройки стояли последними, и «собачий вал» до нас ещё не докатился. Выполняя команду Барона, мы начали движение навстречу противнику. Поравнявшись с двумя другими группами, вступили в бой. Первая минута показали, что ничего особо сложного в ножевом бое против собак нет. Я встречал Пса и либо сразу его валил, либо наносил максимум ранений, после чего его добивали мои фланговые. По тому же принципу работали остальные. Мы стояли как волнорез. Ярче всех смотрелся наш авангард: Петрович, Микола и Вартанчик. Петрович стоял справа, Микола, вооружившись огромнейшей дубиной, – слева, а между ними, чуть впереди – Вартанчик. Пользуясь своим невысоким ростом и повышенной манёвренностью, он работал ножами на уровне собачьих лап. Напротив него уже вырос небольшой курганчик из отсеченных конечностей. Собачка, наткнувшись на Вартанчика, лишалась одной или двух, как повезет, лап и сразу же попадала под тяжёлые удары Петровича или дубину Миколы. Мы сдерживали атаку уже пять минут, как вдруг перед Петровичем, метрах в пяти, возник Барон. Он просто появился из воздуха. Появился и сразу атаковал противника. Образовался своеобразный коридор без собак, в который моментально нырнула тройка Петровича.

– Олег, Ильдар, – скомандовал Барон, – на пять метров вперед марш. Саня, Марся, стойте там же.

Тройки Олега и Ильдара выполнили команду, что позволило оттеснить волну нападающих от заветного камня. До нас добирались немногие, и мы, выстроившись цепью, с легкостью их добивали.

Барон вновь растворился в воздухе и через мгновение опять появился в пяти метрах от Петровича. Тройка Петровича опять двинулась вперед, за ними пошли Ильдар и Олег. Я и Марся начали медленно смещаться в сторону основного боя, оставив фланговых на месте. В моей душе начала зарождаться робкая надежда, что мы выстоим, а священники успеют завершить начатое. Успеют. Возле меня материализовался кто-то здоровенный и длиннохвостый. Не успев ударить ножом, понимаю, что это Баюн.

– Привет, Котейка, – поздоровался я. – На подмогу прибыл?

– Держи карман шире, – выдохнул он, и, повернувшись в сторону нашего авангарда, заорал: – Барон! Они прорвались! Сейчас будут тут! Отводи своих пацанов к камню. Может, сдюжим…

– Кто прорвался? – испуганным шепотом спросил я.

– Черти!

И, словно в подтверждение слов Баюна, в лесу, в районе ставки Чёрного Пса, взметнулись шесть черных столбов дыма, а потом до нас докатился звук. Возникло ощущение, что над головой истребитель перешел на сверхзвуковую скорость. Земля задрожала, и завоняло серой. Собаки начали откатываться к лесу, а им навстречу уже шли черти… обычные такие… с рогами и рылом… черные и с копытами…

У меня даже в самых неприличных местах волосы встали дыбом…

Всех, кроме Барона и Петровича, хватил столбняк. Петрович пинками привел в себя Миколу и Вартанчика, и те стали поспешно отступать, по пути выводя из оцепенения остальных. Зимин начал сближаться с Бароном, но черти оказались проворнее. Только что они шли среди Псов, миг – и вот они уже атакуют Барона. К счастью, Ивлев был готов к подобному развитию сюжета, поэтому встреча оказалась красивой: двое тут же лишились голов и, задымив, рухнули на землю. Третий получил шикарный удар в шею и просто отлетел. А вот четвертый и пятый успешно отбились от выпада Барона, и с ними завязался бой. Петрович поспешил на помощь командиру, но тоже был атакован превосходящими силами рогатых. Атака чертей не причинила ему вреда, но остановила продвижение. А черти всё прибывали. Нас они как будто не замечали, сосредоточив всё внимание на Зимине и Ивлеве. Я собрался было отдать команду на атаку, но Полоз мне не позволил:

– Стойте тут. Вы должны защищать камень.

– Их же порвут!

– Очень может быть. Но вы должны защищать камень!

Мои опасения скоро нашли свое подтверждение. Петровича чуть не уронили. В последний момент он смог перенести центр тяжести и сохранить равновесие. Тут же на Барона сверху приземлилось два чёрта. Свалить не смогли, но одну руку ему заблокировали.

– Саня, ещё чуть-чуть – и нашим командирам абзац! – прохрипел Марся.

– Это точно…

Справа раздался рев Зямы. Скинув куртку и тельняшку, Борька сорвался в сторону Петровича и Зимина.

– Зяма! Стой!!! – заорал Марся. Но куда там…

Борька, сверкая цитатами из Торы, которые горели на его теле красным, уже достиг Петровича. Я не знаю, насколько сильны были удары Зямы в его «боевом» режиме, но эффект от них превзошел все ожидания: первый противник, получивший удар Борьки, резко выпрямился, как от удара током, и рухнул как подкошенный. Затем второй и третий.

Парализовав четвертого противника, Борька позволил Петровичу самостоятельно раскидать остальных чертей и двинуться на помощь Барону.

– Боря, отходи, – услышал я приказ Зимина, но какой там…

Воодушевившись своими успехами, Зяма рванул к Барону, которого черти почти погребли под собой. История с «поражением электрическим током» повторилась: на земле уже лежало пятеро. Подскочивший Зимин яростно врубился в схватку. А Борька… А Борька продолжил геройствовать… ещё секунд тридцать… после чего один из чертей, поплатившись последующим параличом, подкинул его вверх, а другой, заплатив ту же цену, красиво ударил нашего еврея ногой, когда тот ещё находился в воздухе. Раздался смачный звук «чвяк», и Борька отлетел влево. Мы перестали дышать, а потом одновременно, проревев «Зяма!!!», сорвались в атаку. Плевать нам было на камень, на обряд и на пленного генерала. На всё. Мы сорвались мстить за русского еврея Борьку Зеймовича. Черти, казалось, опешили от нашей атаки, за что и поплатились своими рогатыми головами: Барон и Петрович в короткие сроки покрошили ближайших козлоногих противников в мелкую капусту и смогли чуть продвинуться вперёд. И тут же в ряды чертей врубились мы. Кто руками, кто ножами, Микола своей дубиной, мы рвали рогатых, пытаясь хотя бы количеством убитых врагов компенсировать гибель Зямы. В итоге ни черти не смогли продвинуться вперёд, ни мы – оттеснить их подальше. Существенную помощь нам оказал Баюн, постоянно врываясь в тылы противника и кроша всех, кто встал у него на пути.

– Саша, ещё пять минут продержаться нужно.

– Продержимся! – проревел я.

В этот момент над нами всё тот же «истребитель» ещё раз «преодолел сверхзвуковой барьер», а над лесом кто-то словно взорвал огромную световую гранату.

– Баста, карапузики! «Кончилися» танцы!!! – об радовал всех Баюн. – Вот теперь точно ляжем ВСЕ!!! Бармалей, можешь запевать «Варяга»…

Уж не знаю, появление какого зверя вызвало такую реакцию, но Барон подтвердил «диагноз» Кота:

– Полоз! Зови Князя, иначе нам всем гарантированный звездец!!!

– Добро! Все к камню!!! – скомандовал Полоз и тут же остановил меня: – А ты куда собрался?! Мы, как обычно, на переднем крае!

В его голосе звучала горькая усмешка.

– Как только я скомандую – «кидай», свой крест подбросишь в небо.

– Какой крест? – не понял я.

– Нательный, бестолочь.

– Для чего?

Полоз не ответил. Он возник рядом со мной, покинув моё бренное тело. Мгновенно вырос до исполинских размеров, взмыл ввысь, встав, если так можно сказать, на кончик своего хвоста, прогрохотал:

– КНЯЖЕ, ПОМОГИ! НЕ СДЮЖИМ МЫ. НЕ ОСТАВЬ КРЕСТНИКА СВОЕГО В БЕДЕ!

А потом плашмя рухнул на землю. После падения гигантской сваи – так можно было назвать Змея в данный момент – подпрыгнули даже деревья на дальнем краю поляны. А Полоз начал быстро сжиматься до «нормальных» размеров (хотя каков его нормальный размер, я так и не выяснил) и скомандовал:

– Кидай!!!

Я сорвал нательный крест и запустил его в небо. Достигнув максимальной точки полёта, он не упал, а завис в воздухе и начал вращаться вокруг своей оси. Краем глаза замечаю, что жизнь вокруг замерла. Как будто кто-то нажал на кнопку «стоп» при просмотре фильма. Замерли все. Черти застыли в движении. Обернулся: наши были в аналогичном состоянии, даже священники у камня не двигались. А крест засветился ярким светом и начал увеличиваться в размерах. Полоз рядом со мной застонал. Свет вокруг креста стал слабее, а сам он трансформировался в двуручный обоюдосторонний меч и начал плавно снижаться. Как только кончик клинка коснулся земли, возникла ещё одна вспышка света, и за крестом, точнее, держа его двумя руками, появился богатырь. На то, что это был именно богатырь, а не батыр или рыцарь, чётко указывали красные сапоги, длинная косоворотка, лёгкая кольчуга и – лицо. Оно было явно славянским, с аккуратной бородой. На лице виднелось множество шрамов, а длинные, почти до плеч, волосы, придавали ему сходство с Христом. От него веяло какой-то умиротворенностью. Воин повёл плечами, переступил с ноги на ногу. Обернулся в сторону противника.

– Да-а-а, – протянул он. – Наворотили… Повернул голову к нам, бросил быстрый взгляд на меня и обратился к Полозу:

– Я, говорю, змеюка, наворотили вы…

– Да, Княже, – прошипел Полоз, прижимая голову к земле. Было ощущение, что не только разговор, но даже само присутствие воина вызывает у Полоза сильнейший дискомфорт, а то и боль.

Богатырь положил меч на правое плечо и продолжил:

– Так чего ты хочешь, хвостатый?

Тон пришельца был снисходительным и высокомерным. И меня это начинало злить. Только поведение Полоза сдерживало от «наезда» на пришедшего.

– Княже, – так же раболепно зашептал Змей, – не оставь в беде крестника твоего. Дай сил ему и умения, дабы сумел он победить врага Христова и всего человечества…

– Ты глянь, как запел! – усмехнулся собеседник. – Неужто дорог он так тебе? Или у тебя, у поганого, иной умысел имеется?

– Он дорог мне, Княже. Но не это толкнуло меня к призыву о помощи. Коль сложит он свою голову сейчас, вороги земли нашей одержат победы, а это горе для…

– И про землю вспомнил… – нахмурившись, перебил его воин. – А ну как пошлю я тебя? Да ещё и тебе, поганому, башку отрублю? И пускай демоны, к которым он и так попадет после смерти, разорвут его на части. Для чего мне вступаться за него, языческими знаками испачканного?

– Можешь отрубить мне башку, Княже, – покорно шептал Полоз. – Но ему помоги!

– Ишь ты! – удивился тот. – Что-то изменилось за эти годы! Так что скажешь, воин, – богатырь смотрел мне в глаза, – отрубить змею поганому башку или пущай живет?

Ярость, копившаяся во мне во время их беседы, наконец вырвалась на свободу:

– Слышь, мужик, – я перехватил ножи, – я не знаю, кто ты и откуда тебя принесло, но змеюку мою трогать не нужно. Иначе я тебе сам башку отрежу!

– Ты чего мелешь, придурок… – зашептал испуганно Полоз.

– Цыц! – прикрикнул на него воин. Он приблизился ко мне, чуть наклонился, чтобы что-то рассмотреть в моём лице, и продолжил: – А он не боится, Полоз. Ей-ей, не боится! Понимает, что может сгинуть, но биться будет до конца! Добре! Ой, добре! Не перевелись ещё богатыри на земле Русской! И вновь – вопрос ко мне:

– А тебя, воин, не смущает, что ты собираешься биться за змеюку поганую, за зверя языческого, обрекая душу свою на муки адовы?

– Эта змеюка мне уже не единожды жизнь спасла. При этом он делал всё, чтобы воинство наше победило, а земля наша избавилась от захватчиков, – вдруг перемкнуло меня на старорусскую манеру речи.

Воин сжал губы, и его правая бровь поползла вверх.

– Гладко глаголешь, крестничек! – кивнул воин головой, – Гладко!

– Кто?! – протянул я.

– Саня, мудак, мать твою, – взвыл Полоз, – я тебя, полудурка, сейчас сам прибью!

– Так, хвостатый, – я повернулся к Полозу и упер руки в бока, – меня задолбало твоё раболепство перед этим мужиком. Меня задолбала его манера общения. У меня Борьку убили! У меня – черти на переднем крае! Так что мне насрать, извини за выражение, кто он такой и что со мной сделает! Мне бы рогатых уработать, да и самому бы выжить. А что будет на том свете, я подумаю после отхода в мир иной, даже если этот отход состоится через пять минут!

Полоз зажмурил глаза, а воин расхохотался.

– Молодец, крестник! Ай, молодец!!!

– Так, – я повернулся к воину, – теперь ты, богообразный. Или ты говоришь, кто таков и откуда…

– Не нужно, не продолжай, – усмехнулся он. – Давай познакомимся, коль ты меня, крестник, не узнал. Имя моё, при крещёнии данное, Александр, по батюшке – Ярославович.

В моей голове со всей дури ударил колокол. Ударил так, что потемнело в глазах. Князь Александр Ярославович, воин, называющий меня крестником…

– Уж не Невский ли? – кое-как выдавил я.

– Ну коль желаешь, то Невский, – с улыбкой ответил богатырь.

Во рту пересохло, я моментально покрылся испариной, волосы на голове зашевелились, позвоночник налился свинцом, а колени подогнулись сами собой.

– Прости, Княже, не узнал, – стоя на коленях, искренне попросил я прощения у одного из самых почитаемых православных святых.

– Прощаю, крестник, – тем же веселым тоном ответил Князь. – Поднимайся. Негоже воину на коленях долго стоять.

Кое-как поднялся и осторожно глянул на Князя одним глазом. Заметив это, он расхохотался.

– Не боись, крестник! – весело сообщил он. – Давай расскажи мне лучше, как твои дела ратные?

Я прокашлялся и попытался унять дрожь в коленях. Безуспешно.

– Всё просто, как мычание. Там, у камня, наши, в лесу у камня тоже наши…

– А там что за кучка? – показал Князь на группу возле леса.

Я присмотрелся, горестно вздохнул и пояснил:

– А там группа наших воинов, что вытащили с поля боя погибшего бойца нашего, Борьку…

– Эва оно как, – с сочувствием протянул он. – Так, а там, на камне, православный священник с… раввином?! Чем это они занимаются?!

– Экзорцизмом.

Князь резко обернулся к позиции противника. Прищурился, пробормотал: «Попался, нехристь» и возвестил:

– Это я удачно зашел! Полоз, за своевременный призыв о помощи, за непрекращающуюся борьбу твою со слугами Сатаны, – Князь сплюнул под ноги, – благодарю тебя и сохраняю тебе жизнь!

– Спасибо, Княже, – очень искренне поблагодарил Полоз.

– Тогда свободен, пока. Дуй к своим языческим братьям.

Полоз приподнял голову, поклонился и очень быстро уполз в сторону камня.

– Теперь, крестник, давай решать твою проблему, дабы твой «отход» в мир иной не произошел в бли жайшее время.

Он взял меч за клинок и протянул мне рукоятью:

– Держи.

– Не гневись, Княже, – с видом побитой собаки ответил я ему, – не обучен я мечом сражаться. Ножами могу, а мечом нет…

* * *

Только ножом, но на очень хорошем уровне. С нашим преподавателем плохо ножом владеть было нельзя. Опасно для жизни. Опасно ещё в спецшколе.

– Вы все – дерьмо!!! Повторите! – первое, что мы услышали, когда с Марсей вошли в класс.

– Мы все – дерьмо, – повторила толпа курсантов. Судя по их слаженности, озвученную преподом аксиому они повторяли не в первый раз.

– Да, вы – дерьмо! – повторил ещё раз инструктор по ножевому бою. – Так, опоздавшие, – рявкнул он, заметив нас. – А ну ко мне! Бегом!

Не став обходить курсантов, мы борзо растолкали всех и предстали пред грозными очами препода. Право «борзо расталкивать» мы с Марсей заслужили за два прошедших месяца обучения. Нас боялись все курсанты и некоторые преподы. Мы были самыми злыми и отмороженными. При этом наши оценки – а их тоже выставляли – были самыми высокими на курсе. Нас ставили в пример остальным и гнобили так, что к концу дня мы иногда еле ходили.

– Кто такие?! – проорал препод.

– Курсант Трофимов.

– Курсант Сунгатов.

Отрекомендовались мы и с самим наглыми мордами начали рассматривать нового препода. А посмотреть было на что! Невысокий, лысый, со странной бородкой, в красной майке, на которой черными буквами, выполненными на старославянский манер, было написано: «Православие или смерть». Черные, обтягивающие тренировочные штаны с трудом держались на огромном пузе.

– И какого рожна вы опоздали?! – снова проорал он.

– Отбывали наказание в «Радиаторной», – заорал я в ответ.

Он вздрогнул и уже более спокойным голосом спросил:

– Чего орешь, придурок?

– Имел наглость предположить, что собеседник очень плохо слышит. И именно этим вызвана его неадекватная манера речи. Дабы быть услышанным оным, решил уподобиться ему. Признаю себя ослом и кореша своего тоже! – вытянувшись во фрунт и состроив рожу идиота, бодро отрапортовал я.

Препод кое-как подавил смешок и грозно спросил у Марси:

– И ты – осел?

– Так точно, ваше высокоблагородие, – поддержал меня Марся.

За нашими спинами, среди курсантов, раздались смешки.

– Это кому там весело?! – рявкнул препод мимо нас. Народ сразу затих. – За что загремели в «Радиаторную»?

– За хамство и нетактичное поведение в отношении начальника минно-взрывного факультета, – пояснил я.

Препод прикрыл левый глаз и закатил правый к потолку, переваривая услышанное.

– Так это вы те два клоуна, что Овчинникова подорвали?

– Так точно, – одновременно рявкнули мы.

Иван Ванюшкович Овчинников, он же Ванюшкович, он же Овца, невзлюбил нас особенно сильно. Ванюшковичем он был по паспорту. Всем, кто не верил, показывали ксерокопию паспорта. Видимо, история происхождения его отчества была сродни тому анекдоту, в котором «заикой был мой папа, а писарь в паспортном столе был сволочь». Причину такой нелюбви к нам мы найти не смогли, но потом, после появления Термита и остальной банды, ставшей спецгруппой «Урал», появилось подозрение, что он чувствовал копчиком, что мы ещё доставим ему неимоверное количество головной боли.

За день до первого урока по ножевому бою Овца в очередной раз подставил нас на мине-неизвлекайке, и мы в очередной раз обожгли руки. Мы бы и всё остальное обожгли, но защитные костюмы спасли наши бренные тела. Естественно, что, как те два мышонка из «Кота Леопольда», мы заявили: «Отомстим! Ох, отомстим!!!»

Мстя наша была препротивной и дурнопахнущей. Нами было заготовлено: взрывпакет обычный, жестяная банка из-под сока (литровая), поражающий элемент в объеме один литр. Поражающим элементом мы избрали свиной навоз, обильно лежавший недалеко от подсобного хозяйства. Залив навоз кипятком и смешав с пищевым желатином, мы получили вонючую желеобразную массу, хорошо разлетающуюся и плохо смываемую. Собрали взрывное устройство, при этом собрали так, что после активации обезвредить его было невозможно, и после обеда припёрли в класс. Овца, как и предполагалось, раздал нам на разминирование взрывные устройства в точно таких банках. Изобразив мучительную работу мысли на челе, я привлек внимание препода. Как бы сомневаясь в правильности своего решения, я попросил Ванюшковича придержать пусковую пружину. Тот с видом профессора – нет, даже академика – снизошёл до помощи нерадивому студиозу и перехватил пружину. Моментально я скомандовал: «Валим», – и заранее предупреждённые курсанты галопом ломанулись из класса.

– Трофимов, – грозно спросил Овца, – как это понимать?!

– Банка на неизвлекаемости. Внутри дерьмо. Мы за дверью, – на ходу отрапортовал я, выбегая вслед за остальными.

Овца был упорным военным. Десять минут он пытался обезвредить банку. На одиннадцатой раздался «бабах», и скоро в дверях появился герой дня: весь, абсолютно весь он был изгваздан поражающим элементом. Свидетели легли от смеха, а Овца в таком виде, оставляя следы поражающего элемента на полу и им же пованивая, направил свои стопы в кабинет к Одину. Чуть позже мы узнали, что загадить кабинет начальника он не смог, ибо на подходе столкнулся с прибывшим для инспекции Петровичем, и, трусливо капая поражающим элементом, ускакал в душевую. А мы, напялив заранее приготовленные ОЗК, пошли отмывать класс от наших художеств. Остальные курсанты, в качестве благодарности за доставленное удовольствие, помогли нам с уборкой. Именно в этих самых ОЗК мы и были вызваны к начальнику школы. Судя по красным лицам Одина и Петровича, они только что закончили дико ржать. Напротив них, в одном полотенце на голое тело, стоял озябший Ванюшкович, а рядом с ним, держась за стену, всё ещё ржал дежурный офицер.

– Так, голуби мои сизокрылые, – с трудом сдерживая рвущийся смех, обратился к нам Один. – Судя по вашему виду, класс вы уже отмыли?

– Почти.

– Молодцы. Теперь о наказании, – Один задумался. – Петрович, есть предложения?

Зимин гоготнул, прокашлялся и предложил:

– Тут только «Радиаторная». Две стены.

– Согласен, – кивнул Один. – Завтра с четырех утра приступить.

– Есть с четырех утра, – отрапортовали мы и убыли домывать класс.

«Радиаторная» – чердак основного корпуса, двадцать метров в ширину. На одной стороне сложены старые чугунные радиаторы на восемь колен. От пола до потолка, в четыре ряда. Провинившиеся должны перетащить их от одной стены к другой, сложив аналогичным порядком, – это одна «стена». Две «стены» означает, что, перетащив радиаторы к противоположной стене, виновники обязаны вернуть всё «как было». Ронять нельзя. Перерывы на отдых строго через полчаса. Время начала наказания устанавливает офицер. Время окончания экзекуции – по факту переноса радиаторов. Это был наш пятый за два месяца поход в «Радиаторную». Именно из-за этого мы и опоздали на первое занятие по ножевому бою.

– Ну со мной такие фокусы не пройдут, – усмехнулся лысо-бородатый препод.

– Зарекалося теляти да волка поймати… – пробубнил Марся.

– Что?! – снова заорал преподаватель. – А ну упор лежа принять!

Мы послушно бухнулись на пол.

– Это всех касается, уроды! Курс залёг.

– Делай раз, – начал он отсчет отжиманиям, и мы согнули руки. Пять секунд:

– Делай два! – Мы разогнули руки.

– Делай раз! – десять секунд:

– Делай два!

Я посмотрел на зевающего Марсю. Его, как и меня, не пугала ближайшая перспектива провести полдня за отжиманиями. Даже после «Радиаторной». Нас с ним и ещё восемь человек с курса готовили по программе «Чистильщики», сиречь – убийцы. А начальник нашей кафедры, легендарный Киса, силовую часть подготовки разрабатывал совместно с нашим будущим командиром – Зиминым. А это были те ещё… садисты. Поэтому, в отличие от основной массы, на потуги препода мы положили два килограмма презрения. Через десять минут инструктору надоело, и он нас поднял.

– За косяк одного из вас будет страдать весь курс. Усвоили? – и внимательно посмотрел на меня.

– Как «Отче наш», – поклялся я.

– А ты его знаешь, «Отче наш»-то? – вдруг не в тему спросил он.

Вместо ответа я начал читать молитву:

– Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твоё! Да приидет Царствие Твоё…

– Стоп. Понял, – он как-то по-другому посмотрел на меня. Уважение во взгляде мелькнуло, что ли. – Закончили с лирикой. Перейдём к разминке.

И мы перешли. За сорок минут разминки ухайдакались так, что основное занятие можно было не начинать. Только «чистильщики» держались бодро. Дышали тяжело, но бодро. Препод разминался наравне с нами. Но, в отличие от нас, дышал ровно, чуть-чуть вспотев.

– Становись.

Сорок разновозрастных, потных и тяжело дышащих тел построились в четыре шеренги. По специализациям. Он с усмешкой посмотрел на нас и резюмировал:

– Я так понял, что в первой шеренге стоят «котята»?

Если начальника кафедры звали Киса, то мы были – «котятами».

– Так точно.

– Заметно, заметно, – улыбнулся он. – Перерыв пять минут, во время которого я поясню, для чего вас тут собрали. Можете сесть.

В течение следующих пяти минут он красочно, сопровождая всё трёхэтажным матом, расписал, чем мы будем заниматься в течение месяца. А также – чем мы будем заниматься в течение последующих трех месяцев, когда присутствующим курсантам присвоят офицерские звания, и мы наберем свои группы. Если опустить все матюки, которые лились из него красочно, но в тему, следовало, что первый месяц мы посвятим науке «боя подручными средствами индивидуально и в группе», а оставшиеся три месяца до выпуска в составе групп будем учиться владеть холодным оружием. Если вопросов по холодному оружию почти не было, то про подручные средства была масса. Для предельной ясности он решил показать всё на примере. Понадобились добровольцы. Метнувшегося вперед Марсю я остановил подсечкой, что остановило и остальных «чистильщиков». Мои действия не остались незамеченными преподом, что потом пагубно сказалось на моей шкуре. А пока я заткнул Марсе рот и посоветовал остальным:

– Замерли все. Не обманывайтесь его внешним видом. Этого колобка можно только кувалдой уработать. А если у него в руках оружие, то лучше с дистанции противотанковую гранату кинуть.

Марся, проглотив свои матюки, с интересом спросил:

– Ты его знаешь?

– Лично – нет. Но много про него слышал, а ещё больше – смотрел. Это – Андрей Николаевич Шуровкин. Карп, который поднялся по водопаду и стал Драконом.

– Чего? – протянули «чистильщики».

– Не грузитесь, – махнул я рукой. – Главное, запомните, если у этого человека в руке нож, а у вас нет «огнестрела» – бегите.

Сокурсники удивленно уставились на препода. Глядя на его лицо, особенно когда он улыбался, сложно было предположить, что этот человек представляет очень большую опасность для противника.

Впрочем, мои предостережения быстро нашли подтверждение. В углу класса стояли стол на трёх ножках и три стула. На столе красовались хрустальная пепельница, столовый нож и пластиковая бутылка воды. Препод взял двоих добровольцев и объяснил им суть эксперимента:

– Представьте, что в вашу задачу входит нейтрализация особо опасного диверсанта. Оружия при вас нет. Физически он сильнее вас. Из представленного набора вам необходимо выбрать оружие и обезвредить цель. Я – диверсант. Вы – группа захвата. Присаживайтесь.

Трио разместилось за столом. Все ждали начала атаки курсантов. Наконец двое одновременно выбросили руки в сторону ножа. Поняв, что первая ошибка совершена, третий и более сообразительный потянулся за пепельницей. Не дотянулся. Пластиковая бутылка прилетела в глаза его напарника, завладевшего ножом, а сам он получил шикарнейший рубящий удар по предплечью. Потом была атака на владельца ножа, в результате которой он упал вместе со стулом, в довершение пепельница влетела в лоб парню, тянувшемуся к ней, но так ею и не завладевшему. Ливанула кровища. А препод подошёл к лежащему курсанту, наступил ему на грудь и обратился к классу:

– Всегда, я подчеркиваю, всегда добивайте противника. Как бы ни была смертельна ваша атака, контроль обязателен.

После чего ударил кулаком в пол рядом с головой курсанта, а когда тот испуганно выдохнул, ткнул его пяткой в грудь. Парень зашипел от удушья.

– Так, четверо у двери, – распорядился Шуровкин. – Взяли добровольцев и оттащили в санчасть. А мы продолжим с «котятами». Ну что, господа мокрушники, покажите своё умение. Кто желает лечь на амбразуру?!

Судя по головам мокрушников, повернутым в нашу сторону, желание «лечь на амбразуру» должно было возникнуть только у нас.

– Трофимов, Сунгатов, – продолжал подначивать нас препод, – судя по вашему появлению в классе – вы самые крутые в потоке. Ну покажите своё умение!

Марся повернул голову в мою сторону:

– Пошли, что ли?

– Пошли.

Мы вышли под одобрительный шёпот курса и ехидный смех препода.

– Ну-с, господа мокрушники, задача такова: из положения стоя возле того же стола произвести атаку. Цель – уничтожение противника, – он хмыкнул и добавил: – Киса только убивать учит…

Я осмотрел реквизит. Негусто. Плюсом, он наверняка просчитал все наши ходы по использованию подручного материала. Я подозвал жестом Марсю.

– Короче, стол не трогай, – зашептал я ему. – Он стопудово всё предусмотрел. Работаем руками. Я начинаю с ноги, ты ныряешь ему в колени. А там как получится.

Марся только кивнул.

– Готовы? – улыбнулся препод.

– Типа того.

– Начнём.

Мы заняли места вокруг стола. Я сделал три вдоха-выдоха, резко положил руку на столешницу и нанес удар левой ногой. Попытался нанести. Препод просто отклонился, подхватил мою конечность и придал ей ускорение, закрутив меня вокруг оси. Пока я восстанавливал равновесие, Марся прыгнул ему в колени.

Прыгнул и наткнулся на шикарный удар коленом в лоб. Он ещё не упал, как Карп скользнул ко мне. Я как раз восстановил равновесие и услужливо повернулся к нему лицом, в которое сразу получил шикарную «двойку». В общем, очнулись мы в лазарете, куда нас оттащила та же четверка, что ранее уволокла первую пару. У меня распухла вся морда и заплыли глаза, у Марси был разбит лоб, поэтому отек был небольшой.

– Недолго музыка играла, – пробубнил Марся, рассматривая свою рожу в зеркале.

– Недолго фраер танцевал, – поддержал его я, занимаясь осмотром своей физиономии.

– Отомстим? – без всякого энтузиазма поинтересовался мой друг.

– Попытаемся, – тем же тоном ответил я.

– Вы, мстивые, в следующий раз аккуратней, – посоветовал хирург, что откачивал нас. – Дней через пять переломы начнутся.

– Были прецеденты? – удивился я.

– Вагон, – обнадежил нас врач.

– Хреново, – повесили мы головы и попёрлись в казарму.

У входа сидел задумчивый Киса. Судя по количеству окурков, торчал он тут давно.

– О, явились, убийцы-профессионалы, – поприветствовал он нас. – Кости целы?

– Целы-целы, – пробубнил я и добавил: – Пока.

– Ты прав, Трофимов. Именно – пока. А ну покажите мне свои морды лица.

Полковник Воробьянинов с минуту изучал повреждения, после чего озвучил «диагноз»:

– Ну это он вас жалеючи отоварил. Считайте – ласково ладошкой по попке шлепнул.

– Сергей Дмитриевич, – обратился я к начальнику курса. – Как Шуровкина можно уработать?

– Отомстить решили? Это хорошо, – расплылся он в улыбке. – А касательно «уработать», как ты, Сашок, изволил выразиться, то только спящего рельсом отоварить. Забудь пока. И ты, Сунгатов, тоже. Не готовы вы ещё. К концу месяца, когда теорию изучите, появятся шансы.

– А кто-нибудь из курсантов одерживал победу?

– Полтора года назад, – нахмурился Киса, вспоминая подробности, – у «ловцов» два курсанта, правда, они из кадровых офицеров были, смогли Карпа повязать. Он им ребра-то переломал, но захват они провели успешно. Больше не припомню подобного. Мощные парни были и грамотные. Дай Бог памяти, – он ещё раз задумался, – Коваль и Бойченко. Сейчас у Барона воюют.

Вечером к нам заглянул Зимин. Долго над нами смеялся, но напоследок посоветовал:

– Вы, ребятушки, запомните: Карпа можно лишь импровизацией взять. Все заготовки он раскусит сразу.

– Это как?

– А так, что один придумал, начал действовать самостоятельно, а второй его поддержал, просчитав ситуацию. Только так. Так что отрабатывайте взаимодействие. Киса говорит, что способности выходить из глубочайшей задницы у вас первостатейные. Вот вы и перенесите их с полигона на Карпа.

Зимин развернулся и не спеша побрёл к выходу.

– Товарищ полковник, – я рискнул его остановить.

– Чего тебе? – обернулся он.

– Я так понимаю, что вам, лично вам, очень нужно, чтобы мы уработали Карпа?

Не сказав ни слова, он едва заметно кивнул головой и пошёл дальше.

– Санек, – Марся зло ударил кулаком в стену, – выбора у нас нет. Карпа придется гасить.

– Это факт, – задумчиво протянул я.

Странные всё-таки у нас командиры. Во время занятий гоняют до потери пульса, бьют нещадно, не стесняясь, добивают лежачих, но, как только речь заходит о противодействии другим преподам и командирам, становятся ласковее и заботливее родных матерей. Киса не просто так наши рожи рассматривал. Он боялся увидеть на них травмы, пропущенные врачом (что маловероятно), и боялся, что такой сокрушительный проигрыш нас надломил. И он, кстати, тоже втайне надеется, что мы завалим Карпа. Знать бы, что между ними произошло… Между Кисой, Зиминым и Карпом.

В течение следующего месяца по два часа в день Шуровкин нас избивал. По-другому это не назовёшь. Полчаса на теорию, полтора на «практику». Врачи дежурили в классе постоянно, чтобы курсанты не отвлекались на транспортировку раненых в лазарет. Несмотря на показушный садизм, Карп был человеком весёлым и заботливым, как бы странно это не звучало. Он никогда не добивал «на вынос». И его объяснение доходило моментально. В связи с тем, что мы с Марсей ходили в «любимчиках», в том смысле, что нас он метелил особенно тщательно и часто, я набрался наглости и после занятий стал задавать дополнительные вопросы. И он с удовольствием на них отвечал. Его наука сводилась к умению достигнуть цели максимально быстро, всеми подручными способами, синхронно и без предварительной договоренности. Он учил нас моментально выбирать цель, одновременно находить правильный алгоритм действий и распределять, молча, без предварительного сговора, линии атаки и порядок атакующих.

Всё это было познавательно и, местами, даже весело. Грустно становилось только на практике. Каждый раз мы падали. Или были нокаутированы, либо падали от болевых. Карп видел наши потуги, смеялся и с каждым разом отоваривал нас всё жёстче. Когда до «выпускного» оставалось три дня, я пошел за советом к Кисе.

– Как прошлогодние «ловцы» повязали Карпа? – с ходу спросил я.

– Они подрались во время экзамена, – был лаконичный ответ.

– В смысле?! – опешил я.

– Судя по всему, – Киса отложил расписание занятий, во время составления которого я его и застал, – у них была некая договоренность. В класс они вошли с надувшимся друг на друга видом. У всех, в том числе и у препода, сложилось ощущение, что они крупно поссорились.

Киса отхлебнул воды из бутылки, усмехнулся и продолжил:

– А теперь представь: выходят два офицера на сдачу экзамена и начинают орать друг на друга. Через минуту начинаются хватания за грудки с после дующим мордобоем. Помнится, Коваль Бойченко так отоварил, что тот рухнул. Именно это и сбило Карпа с толку. Поверил он в реальность происходящего. Рванул их разнимать. Коваля оттолкнул и пошёл проверять пострадавшего. Лежит Бойченко, не двигается, ну Карп к нему и присел. После чего был пойман в жесткий захват. Бойченко тем ещё симулянтом оказался. Пока Карп из захвата выходил, ломая Андрюхе ребра, Лёха подоспел. Сверху прыгнул. Так они минуты две по полу и катались. Карп, конечно, спец большой, но против двух хорошо обученных кабанов, весом под сотню килограмм каждый, много не попрыгаешь. Тем более если они на тебе висят. Взяли они его. На два болевых. И морду всю ему расхлестали.

– И что потом?

– Если опустить поздравления от начальника факультета и от Одина лично, то Карп поздравил их круче всех.

– Кости переломал?

– На вечернем построении лично каждому подарил по ножу собственной разработки.

– В них есть что-то особенное? – заинтересовался я.

– В них всё особенное, – кивнул Киса. – Особенное, как и сам Карп. Если сможете его загасить, тоже, наверное, получите. Поэтому – думай, Трофимов. Думай!

Я не спал почти сутки, расчесав мозг до крови. Марся ждал, даже не комментируя мой вид и ночное шатание в курилку. Наутро я его обрадовал:

– Сегодня ты должен поймать от Карпа особенно сильно. Желательно в башку.

– Это с чего баня-то сгорела? – оторопел он.

– С того, что по-другому у тебя упасть и заманить Карпа на расстояние удара не получится.

– Ты рехнулся?! – выдохнул Марся. – Если я от него в башку поймаю, то какой, к лешему, из меня боец?!

– Блин, балбес, – выдохнул я. – Поймаешь ты сегодня, а валить его будем завтра.

– И в чем связь?

– В том, что завтра ты придешь с последствиями сильного сотрясения, и тебя будет шатать.

– И?

– И в самый ответственный момент тебе станет плохо. Начнешь шататься. Можешь даже на колено упасть. Как только он подойдет, чтобы осмотреть тебя, навернёшь ему в голову.

– А ему одного удара хватит?

– Если ты попадешь, то кому угодно хватит. Даже слону. Ты ему в голову, я в захват. После чего виснем на нём и метелим, пока не вырубится.

– Мудрено больно, – задумчиво протянул Марсель. – А если он ко мне не подойдет? Если врачей отправит?

– Тогда будешь симулировать, пока он не клюнет.

– Хреновый план, – резюмировал Марся.

– Какой есть, – отрезал я. – Ты же вообще ничего не предлагаешь.

– Я ленюся! – протянул он.

– Ленюся!!! – передразнил я его. – Ленишься – поэтому и пойдешь свою башку подставлять.

– Ладно, попробую.

На занятии Карп, как всегда, вызвал на первое избиение меня и Марсю. Отрабатывали атаку соперника спиной вперед. Марся так активно начал подставлять свою голову под удар, что Карп моментально насторожился и ушел в глухую защиту. Что станет с его организмом, если Марся в него попадет, он очень хорошо представлял. Минут десять мы безуспешно атаковали, Марся подставлялся под удар, Карп уходил от наших атак. Наконец, придя к выводу, что курсант, судя по всему, просто выпендривается, препод решил его наказать. Очередной раз рванув на него спиной, Марся не удосужился вовремя развернуться, и Карп собрался его встречать ударом. Видя это, я резко сместился, оказавшись на одной линии с Марсей и преподом так, что Марся оказался между нами, и крикнул своему корешу:

– Блок.

И тут же, вложив в удар все силы и весь вес, со всей дури навернул Марсе в грудь ногой. Попал в поставленный им блок, но и этого хватило, чтобы предать Марселю резкого ускорения, благодаря которому он влетел в Карпа, как шар в кегли. Снесло обоих.

– Не вставай, – рявкнул я Марсе, видя, что он пытается подняться с лежащего под ним преподавателя. А тот уже сообразил, что происходит, и, надавив Марсе пальцами на глаза, начал его стаскивать с себя. Марся взвыл от боли и вцепился в руки препода. Карп почти вылез из-под Марси, когда я прыгнул. Просто подпрыгнул и плашмя, выставив локоть вперед, брякнулся на них. Попал. Чётко между глаз.

– Слезь ты с меня, стратег хренов, – начал материться Марся.

Я откатился в сторону. Марся в другую. Сели одновременно, с опаской поглядывая на неподвижно лежащего преподавателя.

– Ты его не убил? – в абсолютной тишине поинтересовался Марсель, потирая отбитые моим ударом руки.

– Его кувалдой не убьёшь. Лучше дай ему ещё раз по башке. Он же сам учил добивать раненых.

– Это да, – злорадно пробубнил он и собрался долбануть препода в лоб.

– Сунгатов, отставить! – из-за спин офонаревше притихших курсантов скомандовал Киса. Обойдя шеренги, к нам шли Киса, Зимин и врач.

– Петрович, я ж тебе говорил, что сегодня они его гасить будут, – с превосходством поглядывая на Зимина, самодовольно выговаривал Киса.

– Говорил-говорил, – чуть улыбаясь, подтвердил Зимин. – Доктор, начинайте.

Доктор успел только начать. После первого же вдоха нашатыря Карп чихнул и убрал руку доктора, сующего ему под нос ватный тампон, пропитанный нашатырем. Открыл глаза, огляделся, узрел Кису и Зимина и оповестил:

– Вот же суки!!! – и разразился матерной тирадой минут на пять.

– Вставай давай, – велел Зимин, когда Карп выдохся. Тот медленно сел.

– Трофимов, – Петрович повернул голову в мою сторону. – Скажи мне, жертва пьяного акушера, кореш твой, этот сын слона и бегемотихи, не знал, что ты его пинать будешь?

– Нет, не знал, – признался я.

– И какую установку он выполнял? – продолжил докапываться Карп.

– Он должен был получить по башке, чтобы завтра упасть в обморок.

Карп задумался, просчитывая комбинацию.

– Почему сегодня, а не завтра? – задался он вопросом.

– Завтра не было бы смысла. Завтра вы бы ждали от нас любой гадости.

– Вот и я о том же, – поддержал меня Киса. Карп поднялся на ноги, оглядел меня и Марсю с ног до головы и выдал:

– Молодцы, парни!!! Хвалю! С меня причитается! Потом повернулся к остальным курсантам и по обещал:

– Завтра всех урою…

И завтра он урыл всех. Больше никто не смог сдать экзамен. С фонарями ходил весь курс. Отдельные несознательные личности попытались на нас наехать, мол из-за нас так разошелся преподаватель. Дескать, мы его разозлили, а сами в кусты. От экзамена нас освободил лично Карп. Выслушав второй наезд, Марся незатейливо предложил пройти на ринг, где оппонент выскажет свои претензии руками и ногами (за драки между курсантами сразу вешали срок и ссылали на фронт, а если на ринге, да в перчатках, то хоть целый день дубась друг друга). Смертников, желающих получить ещё и от Марси, не нашлось, поэтому претензии закончились.

Подарков, озвученных Кисой, мы не получили, поэтому я очень быстро выкинул разговор из головы. Тем более что нам присвоили офицерские звания, и мы занялись формированием своей группы. После прибытия последнего бойца прошла неделя, и нас всей бандой привели к Карпу. Началось обучение ножевому бою. Если опустить количество травм, полученных нами в процессе тренировок, результат был очень хорошим, даже с точки зрения Карпа. Он учил убивать ножом. В прямом смысле. Каждое движение было рассчитано на нанесение смертельной раны. Мы тренировались и в одних трусах, и в камуфляже, и в полной выкладке. Причем снаряга использовалась как наша, так и натовская. Через месяц я автоматически определял, куда можно ткнуть ножом или нанести порез, чтобы противник истек кровью или, вообще, сразу скончался. Вне зависимости от экипировки. Просто проходя мимо или начиная разговор.

Потом была отработка боя в составе группы. И тут наука Карпа, которую он в нас вбивал в течение предыдущего месяца, развернулась в полную силу. Мы с Марсей знали и видели всё. Парни только выстраивались для атаки, а мы уже понимали: кого, как и в какой последовательности будем резать.

– Так, «Урал», сейчас начнём новый хоровод, – так началось первое занятие по бою в группе. – Саша, Марсель, вы бьетесь на моей стороне. Идите сюда. Остальные, ваша задача нанести нам наибольшее количество ранений. Вы атакуете. Стройтесь.

Пока парни выстраивались в боевой порядок, он обратился к нам:

– Вы знаете что делать. Начнём с центра. Начали!!!

Через двадцать шесть секунд все наши бойцы сидели на задницах с одной и той же формулировкой: «убит». Втроем мы «уничтожили» всю группу, отделавшись легкими ранениями рук.

– И так будет с каждым тупорылым пиндосом, – подвёл итог боя Карп. – Становись! На первый-третий рассчитайсь! Первые номера – занимаются со мной, вторые с Трофимовым, третьи с Сунгатовым. Начинаем «качать базу».

Прошёл ещё месяц. Количество порезов на наших руках и лицах существенно сократилось, и во время занятий Карп вёл себя с нами предельно осторожно. Если один на один он выигрывал в семи случаях из десяти, то против пары он не имел ни единого шанса. К тому же свою лепту вносил и неугомонный Киса, всё время показывая примеры из своего богатейшего боевого опыта.

– Завтра будете биться против группы «ловцов», – в конце очередного занятия оповестил нас Карп. – И если из вас хоть одна сволочь будет «убита», порву всю группу!

И завтра мы стояли против откровенно мандражирующих «ловцов».

– Колющие удары в глаза не наносить. Замечу – сразу сломаю руку, – объяснял простые правила Карп. – У вас три попытки. Во время первой «ловцы» отбиваются от «мокрушников». Вторая – на оборот. Третья – махач «стенка на стенку». С Богом, ребятушки!

Отбиться «ловцы», естественно, не смогли. Глядя на ухмыляющегося Шуровкина, было понятно, что другого результата от первой попытки он и не ожидал.

Во время атаки «ловцов» мы сделали «финт ушами»: в ноги первой линии атакующих бросились Марся и Микола. Пока «ловцы» поднимались, пока пытались «убить» ржущих Миколу и Марсю, мы их окружили и «уничтожили». Наконец «стенка на стенку». Отошли к стене, выстроились в две шеренги и под аккомпанемент Карпа «хоп, хоп, хоп» начали сближение. На этом фаза стандартных действий и закончилась. Началась фаза «нестандарта». Наша первая шеренга оторвалась от второй и присела. В тот же момент вторая резко сорвалась с места и, используя наши спины и плечи как трамплин, сиганула за спины «ловцов». Подобного те точно не ожидали. Не все, конечно, приземлились в тылу соперников. Самые малорослые свалились в центр, но это лишь добавило процессу мата и суеты. Строй «ловцов» рассыпался, и мы начали их ловить по одному. Последнего, командира «ловцов», мы зажали в угол. Он отчаянно махал ножом, понимая, что его «завалят» в любом случае, но жаждал продать свою жизнь подороже. Наконец вся группа собралась возле Изюма (он же Изюмов Виктор, он же Сухофрукт, он же командир «ловцов»). Я оглянулся на препода. Карп сиял, но по его глазам читалось, что он ждёт ещё большего веселья. Банальная «посадка на перо» его не устраивала.

– Все сняли по правому ботинку, – скомандовал я. Парни возражать и задавать вопросы не стали и моментально сняли обувь.

– На счет «три» кидаем башками в Изюма. Изюм, – он перевёл охреневший взгляд на меня, – предупреждаю: ботинки отравлены. Огонь!

В сжавшегося Витьку полетели тяжелые ботинки. Микола своим гигантским берцем попал Изюму в лоб. Витька выронил нож.

– А-а-а, – торжественно взревели мои, но…

– Стоп, – хохочущий Шуровкин остановил на мечающуюся расправу. – Стоп, олухи!

Он хохотал ещё минуту, после чего приказал:

– Становись!

Прошелся вдоль строя, улыбаясь и иногда хихикая, и сообщил:

– «Урал», если продолжите в том же духе, на фронте выживете с гарантией. А вы, рыболовы-охотники, берите пример с «мокрушников». Импровизация – вот основа победы.

«Ловцы» начали что-то блеять в свое оправдание. Карп прислушался и прикрикнул на них:

– Что вы всё мямлите про Трофимова и Сунгатова?! Да, извращенцы редкостные, да, мыслят нестандартно. А вам что мешает мыслить так же?! Они же не вдвоем против вас бились, а группой. А что это значит? Это значит, что они смогли «заразить» всю группу. Вот и вы «заражайтесь». Разойтись!

За неделю до выпуска Шуровкин устроил командное состязание по ножевому бою. Особенность была в том, что «убитые» в поединке бойцы выбывали из соревнований. Поэтому драки были как настоящие и по кровавости, и по осторожности. В финал вышли, как и предсказывал Киса, две группы «мокрушников». Обе с его потока. Моих головорезов осталась половина, вторая группа дошла до финала с 30-ю процентами бойцов. Перед началом схватки Карп оповестил всех:

– Кроме титула победителя, на кон ставится специальный приз, предоставленный лично полковником Зиминым! Петрович, огласи!

На ковер вышел Зимин и объявил:

– За самое необычное «убийство» или необычную атаку соперника группа получит два ящика пива и высочайшее разрешение Одина на пьянку в стенах школы!

И поднял над головой большой пак пива, поднесённый Кисой. Пиво! Спиртного мы не видели почти полгода. А тут целый пак, да ещё и с разрешением на употребление.

– Сашко, давай я башку кому-нибудь оторву, – тут же подал рационализаторское предложение Микола.

– Заманчиво, но не годится, – отклонил я мысль Миколы.

– Сань, – прищурился Марся, – ты, помнится, айкидошника в Зимина кинул?

– Было дело, – кивнул я, ещё не понимая куда он клонит. – Но айкидошников тут нет.

– Да и пёс с ними, – продолжил развивать мысль друг моего хулиганского детства. – Давай теперь Петровича кинем!

Я обалдевше уставился на Марсю:

– Ты спятил?! Его же хрен поднимешь!

– Микола поднимет! – не сдавался Марся.

Я внимательно посмотрел на Петровича, оценивая его вес, шансы на захват, поднятие и бросок. Парни тоже изучающе уставились на Зимина. Петрович моментально заметил наши задумчивые взгляды, тихонько осмотрел себя, пригляделся ещё раз к нашим мордам, уловил исходящую от нас опасность и поставил перед собой стул.

– Петрович отпадает, – с сожалением резюмировал Макс.

– Согласен, – вздохнул Марся. – Неспроста он этот стул поставил…

– И чего тогда? – поинтересовался Микола.

– Санёк, – толкнул меня Макс. – А чего у нас Шуровкин без дела простаивает? Он меньше и легче Зимина. Давай…

– Возражаю! – почти крикнул я.

– Макс дело говорит! – поддержал моего кореша Микола. – Я его, как котенка, спеленаю!

– Вы идиоты?!

– Командир, ша! – Марся принял сторону Макса и Миколы. – Будем кидать Карпа!

– Придурки… – начал было я, но остальная шайка-лейка высказалась на «метание Карпом» и распределила роли.

– Команды готовы? – поинтересовался Шуровкин, видя, что военный совет у нас закончен.

– Готовы! – радостно ответил Марся, не давая мне испортить предстоящую веселуху.

– Начали!

А дальше действительно началась веселуха. Наши соперники тоже решили действовать нестандартно. Более того, им в башку тоже пришла мысль кинуть в нас что-нибудь крупное. И их выбор, как и наш, тоже пал на Карпа. В общем, рисунок боя был характерен не для массовой поножовщины, а для пионерской «Зарницы», когда две команды борются за один флаг. В нашем случае флагом стал Карп. С нашей стороны к нему подскочил Микола, со стороны соперника боец по прозвищу Малыш. Малыш, как и ожидалось, был чуть меньше Миколы (с фантазией у парней были проблемы). Рядом со Шуровкиным остановились две скалы, на фоне которых он выглядел как пинчер на фоне бультерьеров.

– У вас вопросы? – поинтересовался Карп у подбежавших к нему бойцов.

– К вам – никаких, – ответил Микола.

– Тогда какого ляда вы припёрлись? – заподозрил неладное Карп, обнаружив, что остальные участники побоища стоят на месте, вместо того чтобы резать друг друга на ломти.

Микола уже понял, для чего прибежал Малыш, поэтому, проигнорировав вопрос препода, стукнул Малыша в лоб, сопроводив это словами:

– Дивчина нэ танцуе!

Малыш тоже догадался, для чего прибыл Микола, поэтому удар последнего не стал для него сюрпризом. Более того, он достойно его выдержал. Малыш схватил Карпа за правую руку, так как за левую его уже сгреб Микола, и со словами «Вас тут не стояло» шабаркнул Миколу в ухо. Микола крякнул, лягнул Малыша ногой и попытался взвалить на себя Карпа. До Карпа, наконец, что-то начало доходить, и он начал вырываться. Дабы не упустить заветную цель, бультерьеры синхронно навернули преподу в солнечное сплетение и продолжили перетягивать добычу. Зрители повскакивали со своих мест и радостно загалдели.

– Мочи Карпа! – не разобравшись в ситуации со своего места, заорал «убитый» в полуфинале Мамелюк.

– Вот же суки, – пробубнил Марся и кинулся Миколе на помощь.

Со стороны противника также стартовал боец. Возле архитектурного ансамбля «Курсанты, разрывающие Карпа, как гармонь» они и встретились. Соперник оказался хитрее Марси и сразу пробил ему в бедро. Марся выматерился и ответил тем же. Завязалась рукопашная, поэтому до Шуровкина они не дотянулись. Карп тем временем восстановил дыхание и уже собрался настучать Малышу и Миколе, использующим его как канат, но снова поймал два удара, на этот раз в голову, и опять потерялся. Зрители радостно орали, поддерживая каждый своего. «Убитые» обеих команд начали сближение. А на помощь Миколе сорвался Макс. Как и Марсю, его встретил боец соперника. Только Макс оказался проворнее и первым атаковал противника ногой. И тут всех переклинило. Забыв, что соревнования не по рукопашке, а по ножевому, мы стартовали в центр, где тут же сцепились с соперниками, забыв про ножи. Видя, что «Урал» имеет численный перевес, «убитые» соперника начали выскакивать на ковер.

– Вали «кречетов»!!! – проорал Мамелюк, призывая «уральцев» к уничтожению спецгруппы «Кречет», и выпрыгнул на ковер. За ним устремились и наши «убитые». Началась грандиозная драка, к которой чуть позже присоединились и зрители. В этой драке каждый выплеснул свое. Кто-то вылавливал личных врагов, кто-то метелил соперников по предыдущим боям, но основная масса дерущихся разделилась по «факультетам». Даже «Кречет» и мы забыли про соревнование и перешли к методичному избиению «ловцов». Гвалт стоял неимоверный. Уже досталось кому-то из преподов, тем, кто решил разнять дерущихся. В общей сложности дрались более двухсот человек. Дралось бы и больше, но те группы, что выбыли в первом круге соревнований, решили, к счастью, остаться в казармах. Среди этого бардака было лишь два островка стабильности и спокойствия. Первым островком стабильности была связка Малыш – Микола – Карп. Обоих великанов переклинило, и они продолжали вырывать друг у друга Шуровкина, периодически нанося ему удары, дабы он постоянно пребывал в состоянии грогги. Вторым островком и стабильности, и спокойствия была пара Воробьянинов – Зимин. Среди курсантов не нашлось ни одного психопата, кто бы рискнул напасть на этих двоих. Мимо полковников пролетали тела поверженных и части одежды, но это никак не могло вывести их из спокойного, но радостного состояния.

Более того, они распечатали пак и, потягивая пиво, давали советы рядом дерущимся курсантам. Когда в ход пошли стулья и скамейки, в зал в сопровождении преподов влетел Один.

– СМИИИИИИР-НААААААА!!!

От рёва начальника спецшколы замерли все. Даже стулья повисли в воздухе.

– ТИХО, МЛЯ!!! – чуть тише скомандовал Один.

Мгновенно установилась тишина, которую нарушили двое. Первым был Шуровкин, которого Микола и Малыш наконец отпустили. Карп рухнул на пол, с громким шлепком долбанувшись лысой башкой о маты. Вторым нарушителем тишины был Петрович. Сладко рыгнув, он обратился к Кисе:

– Душевно посидели! – потом перевёл взгляд на взбешённого начальника школы и подытожил: – Один, если в следующий раз будет такая же веселуха, я билеты продавать буду!

Зимин внимательно поглядел на Одина и, прищурившись, продолжил:

– Заметьте, молодой человек, не я это предложил! Пиво будешь?!

Потом был разбор полётов. Больше всех досталось Карпу и Петровичу. И если Карп согласился со всеми обвинениями, то Петрович возражал до последнего. Когда он предложил привлечь к «судебному разбирательству» в качестве третейского судьи Барона, Один моментально заткнулся, пробормотав что-то про ворона, который другому глаз не выклюет. Довольный собой и жизнью, Зимин сгреб пиво и Кису и убыл в неизвестном направлении. А Один переключился на курсантов… Если опустить весь мат и угрозы, то результат был ожидаем: очередь в «Радиаторную» была расписана на неделю вперед, на круглые сутки, поминутно.

На следующий день к нам в казарму пришел Карп. Он долго смотрел на Миколу, как бы решая для себя: отметелить его или нет? Но, когда рядом с нашим хохлом встал Марся, задумчиво почесывая кулак, а остальная шайка-лейка, как бы невзначай, взяла в руки твердые тяжелые предметы, Карп позабыл про обиды, уселся за стол и, усмехнувшись, попросил кофе.

– Ну что, мокрушники, – начал разговор Карп, прихлебывая горячий кофе мелкими глоточками, – испоганили весь праздник?

– Не испоганили, – поправил его я, – а с подачи Зимина направили в другое русло.

– Тоже мне, мелиораторы, – усмехнулся Шуровкин. – Ладно, хрен с ними, с соревнованиями. Зла на вас я не держу, поэтому пришел с подарками.

Мы удивленно уставились на препода.

– Думается мне, что во вчерашнем финале «кречетов» вы бы уделали. Плюсом победа Марселя и твоя, – он ткнул в мою сторону пальцем, – на экзамене также осталась без награды. Посему получите!

Карп выложил на стол тяжелую картонную коробку. Не снимая крышки, потребовал:

– Рубль гоните!

Не совсем понимая, что происходит, я вытащил из кармана пятирублевую монету и положил перед Шуровкиным.

– Может, на пятаке сойдемся?

– Шура, – усмехнулся он, – с вами сложно торговаться! Ладно, сойдет и пятак.

Он открыл коробку. В ней лежали Его Ножи. Именно с большой буквы.

– Разбирайте, ребятушки. Ножей на один больше, чем вас по списку. Когда группа станет полной, вручите новенькому. Но только обучите перед этим.

Я взял два ножа, остальные по одному. Второй нож через восемь месяцев после прибытия на фронт я вручил Борьке. Перед этим, как и завещал Карп, мы его научили им пользоваться, поиздевавшись полтора месяца.

А Карп продолжал говорить, напутствуя нас. В его словах перемешались и чисто практические наставления, и православные благословления. В итоге минут через десять он выдохся. А я, не выпуская ножей из рук, сам не знаю почему, спросил:

– Андрей Николаевич, а на мечах вы биться не учите?

Он вздрогнул и как-то странно на меня посмотрел.

– Нет, Саша. Мечом не учу. Только ножами…

* * *

Спустя два года я первый раз в жизни пожалел, что не владею мечом, когда святой Князь Александр Ярославович Невский повелел:

– Ты меч-то возьми, крестник. А там поглядим.

Я взял в руку клинок. Цепочка, свисавшая с рукояти, мгновенно обернула мои кисть и запястье и, судя по всему, вросла в руку. Меч, не так давно бывший моим нательным крестом, был длинным, но почти невесомым.

– Так, крестничек, – Князь встал рядом со мной. – Твоя задача: прорубиться сквозь ряды бесов. Добраться до Чёрной Псины. Обездвижить её и поддерживать такое состояние, пока отец Сергий не закончит обряд.

– Что значит «обездвижить»?

– Отрубить ноги и прижать клинок к глотке.

– А бесы или кто они там? Они мне задницу не откусят?!

– А для этого тебе понадобятся помощники. Вон их сколько, – он показал на наши группы.

– Так они, как и я, мечом не владеют.

– Разберемся. Нам нужно одиннадцать воинов. Я обернулся, чтобы позвать своих парней, но Князь уточнил:

– Одержимых не зови. Зови нормальных людей. Национальность и вероисповедание значения не имеют.

Имея слабое представление о боевых навыках «закатовцев» и «северян» в области боя на мечах, для начала решил позвать Коваля и Загребина.

– Кого будешь звать? – поинтересовался Князь.

– Загребина и Коваля. Это…

Пояснить не получилось. До того неподвижно сидевшие где-то в лесу, Димка и Лёха вдруг возникли рядом с нами.

– Господи боже мой! – забормотал Димка и начал креститься.

– Саня, кто это?! – прошептал Коваль.

– Прошу любит и жаловать: святой Князь Александр Ярославович Невский! – представил я Лёшке и Димке Князя.

– Здравы будьте, воины славные! – поприветствовал их Князь.

Те вытянулись по стойке смирно и рявкнули в ответ:

– Здравия желаем, товарищ… – Тут парни споткнулись, но я, уже отошедший от первого шока, подсказал:

– …Князь…

– …товарищ Князь, – бодро закончили те. Возникла пауза, а потом все расхохотались.

– Орлы! – всё ещё смеясь, похвалил обоих Князь. – Так вот, сынки, мне нужно девять ваших бойцов, желательно хорошо владеющих ножом. О владении мечом мечтать не приходится.

– Товарищ Князь, – подал голос Загребин. Тот снова прыснул от смеха и пояснил:

– Просто Князь.

– Прошу прощения, Князь, – Димка, видимо от волнения, собрался поклониться, но тот ему не позволил.

– Так, воин, я – не икона. И кланяться мне не нужно. Рассыпаться в комплиментах надобности также нет. Представь, что перед тобой стоит ваш Ивлев.

– Понял, – кивнул Загребин. – Так вот, у меня есть боец, который имеет опыт обращения с мечом.

– Иди ты… – не поверил Коваль.

– Ну вы, «северяне», и мутанты, – удивился я.

– Кто таков? – спросил Князь.

– Он, правда, мусульманин, но мечом владеть умеет.

– Не имеет значения, кто он, – повторил для них Князь. – Тут, на грешной земле, – все едины. Это после смерти каждый пойдет своей дорогой. Как воина-то зовут?

– Камалов Ринат.

Я сделал полвздоха, и рядом с нами материализовался один из пары пулемётчиков «Севера». Он офонаревше вращал глазами и пытался что-то сказать. Безуспешно.

– Здрав будь, воин славный, – видя состояние бойца, первым поздоровался Князь.

– Здра-а-а-а-сте, – протянул Камалов.

Князь свел брови к переносице, видимо сомневаясь во вменяемости бойца, и бросил быстрый взгляд на Димку. Димка моментально подскочил к Ринатке, отвесил ему подзатыльника и скомандовал:

– Смирно!

Подзатыльник и крик любимого командира поставили съезжающий мозг Рината на место. Убедившись в этом, Димка скомандовал:

– Вольно!

– Воин, – окликнул его Князь, – ты, говорят, мечом владеешь?

– Есть немного, – протянул Камалов, разглядывая Князя с любопытством и страхом.

– Уже хорошо! – одобрил тот. – Откуда такое умение?

– Я, этот… как его… – Ринат от пережитого забыл нужное слово. – Реконструктор.

Князь задумался, нашел в своей «базе данных» информацию о реконструкторах и удовлетворенно кивнул.

– Ещё кого отрядим на бой?

Коваль и Загребин начали чесать затылки, прикидывая, кого можно отрядить.

– Саня. Сань, – Камалов подергал меня за рукав и шепотом поинтересовался: – А это кто?

– Святой князь Александр Ярославович Невский, – очередной раз шёпотом пояснил я.

– Ох, ты, мля… – воскликнул тот и снова «выпал в осадок». Между тем возле нас начали возникать рекруты, озвученные командирами. Вид у вновь прибывших был сродни виду Коваля, Загребина и Камалова. Хорошо хоть в обморок никто не падал и не пытался бежать. Пришлось мне, некоторых пинками, строить соратников в шеренгу и проводить необходимые «реанимационные» действия, выразившиеся в подзатыльниках и матюках. При этом «северяне», в силу своей молодости, мои затрещины сносили молча, а «закатовцы» пытались наезжать, за что и получали по второму разу. Наконец необходимое количество было набрано и я, как первый, кто был удостоен внимания Князя, скомандовал:

– Те, кто может говорить, – заткнитесь. Сейчас святой Князь Александр Ярославович Невский по ставит перед нами боевую задачу. Сразу поясню, что принадлежность к другой религиозной конфессии значения не имеет. Атеистов среди вас нет, ибо на войне их не существует.

Я обернулся к Князю и доложил:

– Княже, дружина готова!

Он еле заметно улыбнулся и обратился ко всем:

– Мир вам, воины славные! Отвечать не нужно, – пресек он нашу попытку рявкнуть приветствие в от вет. – Меня «товарищем» уже два раза обозвали…

Среди бойцов прозвучали отдельные нервные смешки.

– Для начала поясню картину происходящего. Присутствующий среди вас Трофимов Александр, имеющий препоганейшее прозвище Бармалей, во лею судьбы был втянут в войну между силами Сатаны с одной стороны и объединенной группировкой язы ческой нечисти во главе с Кощеем – с другой. В ходе операции, направленной на ликвидацию одного из вассалов Люцифера, им был взят в плен представитель немецкой армии, являющийся этим самым вас салом. Естественно, те силы, что стоят за пленным немцем, попытались его отбить и наказать Трофимова. В результате боестолкновения, силами группы Трофимова, усиленной Медведем и Огненным Вол ком, то есть организаторами всей операции, а также при вашем участии, все попытки были отбиты. Не справившись своими силами, зверь языческий, по ступивший на службу Сатане, что завладел душами всего рода Штольценбергов, был вынужден призвать на помощь силы из преисподней. В связи с тем, что переходы из подземного царства в этот мир к моменту начала операции были заблокированы силами языческой нечисти, на помощь немцу смогла прорваться лишь малая часть посланных на подмогу сил. Но и прибывшие сильно не помогли. Тогда, понимая, что поражение неминуемо, пособник нечистого решился призвать иерархов армии Люцифера. Если с парой иерархов на переходах в этот мир Кощей мог справиться, то прорыв сразу одиннадцати верховных демонов он сдержать не смог.

В связи с этим Полоз, единственный из языческой нечисти, кто знаком со мной и знает способы связи и завладевший телом православного христианина, чьим небесным покровителем являюсь я, решился на беспрецедентный шаг: призвать на помощь православного святого. То есть меня.

Моё появление остановило течение времени в данном конкретном месте. Прорыв верховных демонов в этот мир хоть и является нарушением договоренности между небесными силами и силами ада, но вызван он их войной с язычниками. Поэтому, друзья мои, лично я не имею права собственноручно поотрывать им их рогатые головы. Но могу и даже обязан научить этому вас. Именно поэтому вы и были собраны здесь в количестве двенадцати человек. Одиннадцать из вас будут рубить верховных демонов, а крестник мой, Александр, будет крутить хвост Чёрному Псу. Вопросы есть?

Охренев от поставленной задачи, народ испуганно молчал.

– Вопросы есть?! – с нажимом повторил Князь.

– Александр Ярославович, – наконец прокашлялся Коваль, – я так до конца и не понял: чем мы будем сражаться?

– Мечами, – как само собой разумеющееся ответил Князь.

– А где мы их возьмем? – чуть смелее спросил Лёха.

– Так, – прищурился он, оглядывая нас. – Среди вас шесть христиан и пятеро мусульман. Получите!

Напротив каждого из бойцов в воздухе повисло по мечу. Точнее, перед христианами повисли такие же, как и у меня, мечи, а мусульманам достались здоровенные ятаганы, клинки которых были исчерчены арабской вязью.

– Берём оружие в руки, – распорядился Князь. – А теперь расслабились и не дёргаемся. Оружие должно к вам привыкнуть и передать часть знаний для боя.

Он ещё раз оглядел нашу дружину и скомандовал персонально мне:

– Ты тоже расслабься и запоминай…

Рукоять меча в моей руке начала нагреваться. Когда температура стала почти обжигающей, перед глазами возникла кинофильма, со мной в главной роли. В этой фильме в замедленном режиме демонстрировалось, как я, орудуя мечом, прорубаюсь сквозь ряды чертей, избегая схватки с верховными демонами, и дохожу до Пса. Но вместо него встречаю некоего человека с мечом. Тем не менее я его атакую, уклоняюсь от контратаки, попутно отбивая атаку чертей, находящихся рядом. Затем провожу ряд приемов на атаку и уклонение и в конце концов дотягиваюсь мечом до Пса. Потом приставляю клинок к его горлу и что-то говорю. Отмечаю про себя, как рубятся остальные парни: те, кто попал в «кадр», максимально быстро миновали шелупонь вроде собак и чертей, уделали демонов и выстроились в кольцо вокруг меня и Пса.

– Все всё поняли? – поинтересовался Князь. – Ещё раз поясню: у каждого из вас своя цель. На чертей и собак времени не тратить. Прорубились сквозь строй и начинаете нарезать демонов ломтями. Тот, кто завалит предписанного ему демона, моментально идёт на помощь ближайшему товарищу. Одна оговорка: если Трофимов будет ближе, чем кто-либо другой, идёте на подмогу Трофимову, помогаете ему.

– Слышь, Княже, – набрался смелости хмурый прапор, что служил под началом Коваля, – а ежели кого из нас черти или демоны самих уработают, как тогда быть?

– Тогда вашим сотоварищам будет тяжелее.

– Я не об этом… – начал пояснять прапор.

– Я понял, воин, о чем ты. По делам вашим воздастся… Всё понятно?

Вопросов и возражений не последовало.

– Замечательно. Теперь произойдёт следующее: вы строитесь в шахматном порядке, я запущу течение времени дальше, и вы начинаете атаку. Слушайте своё оружие, даже если его рекомендации будут казаться нелогичными.

Он оглядел наш строй и скомандовал:

– В атаку! С Богом!!!

И – словно кто-то нажал кнопку «Play». По ушам резанул вой и рычание чертей, снова потянуло серой. Первые шеренги противника мы смели одним махом. Они состояли из «обычных» собак и собак-переростков. Следующие шеренги, состоящие из чертей, мы также порубили без особых проблем. Успех был вызван оторопью, напавшей на рогатое войско, нашей активностью и оружием, которое мы использовали. К сожалению, черти быстро пришли в себя, и наше наступление стало увязать в толще врагов.

– Саня, я пошел, – крикнул мне Коваль и прыгнул в гущу чертей. Прыгнул хорошо. Не как обычный человек. Как я в состоянии одержимости. В рядах рогатых возникло замешательство. Причиной оного стал именно Коваль, точнее, его действия. Меч, полученный Лёхой, был длиннее и шире моего, а сам Лёха – гораздо крупнее, соответственно, размах его рук и длина меча давали потрясающий эффект: Леха косил недругов с такой скоростью, что вокруг него очень скоро образовалась пустота. Пустота соответствовала диаметру его размаха. Рогатые начали пятиться или выталкивать на убой собак.

– Всех убью – один останусь! – гаркнул Леха и, в два прыжка выкосив зазевавшихся, достиг цели.

Целью оказался здоровенный чёрт или демон – не успел я разобраться в их подвидах. Он был выше Лёхи на полметра, шире в плечах – настолько же и вооружен огромным трезубцем. Ему бы ещё сеть, подумалось мне, получился бы вылитый гладиатор. Рогатый угрожающе зарычал и атаковал Коваля колющим ударом. Лёха с лёгкостью увернулся и рубанул демона по ногам. Противник отступил. Коваль покосил приблизившихся к нему чертей и атаковал снова. Тактика, выбранная Лёхой (точнее, его оружием), удивила меня: он максимально присел, наклонил корпус параллельно земле, и, бешено вращая мечом вокруг, сосредоточил все усилия на ногах демона. Демон не ожидал такого поворота сюжета. Теперь его габариты играли против него. Скорость и частота атак были таковы, что он только и успевал, что блокировать удары и пятиться, пятиться, пятиться. Остальная рогатая и зубастая шелупонь не рисковала атаковать Коваля, забивая на команды командиров. А Коваль рубил и рубил. Демон, пятясь назад, постоянно спотыкался о своих меньших собратьев, что угрожало скорым лишением ног, а в перспективе – и рогатой башки.

Демон в очередной раз споткнулся, и в этот момент Лёха прыгнул: вместо серии ударов он сделал поворот всем корпусом и, используя инерцию, выбросил ноги вперёд, что позволило ему существенно сократить дистанцию. Приземлившись, мой соратник высоко подпрыгнул и нанес рубящий удар сверху, который пришелся ворогу в район правой ключицы (если у чертей таковая есть). Клинок вошёл под углом, и – у демона отвалилась рука. От рёва вновь испечённого инвалида присели все, кроме Коваля. Лёху это не смутило и не остановило. Он споро подрубил демону ноги, остановил его заваливание, ухватившись за один из рогов, и – отрезал голову. Не отрубил, а именно отрезал тремя режущими движениями. Демон рухнул. Коваль поставил на демоническую тушу левую ногу, а отрезанную башку поднял на всю длину руки.

– Спас! – гаркнул Лёха.

– Спас!!! – невольно вырвалось у меня и у остальных православных. Мусульмане поддержали:

– Аллах акбар!

А Коваль, половчее перехватив отрезанную голову, со всей дури швырнул её в ближайшего к нему демона. От встречи с головой собрата чёрт-переросток закачался, чем и воспользовался радист «Заката» – Кузя. Он, на манер римских легионеров, нанёс колющий удар демону в живот, пробил того насквозь, выдернул меч, рубанул по руке соперника, сжимавшей огромную палицу, ещё раз проткнул демона в районе груди, отсек ему голову и, не останавливая размашистого движения, метнул свой меч в демона, теснившего Камалова. И попал, что характерно. От такого сюрприза камаловский демон замер. Не теряя времени, Ринат рассек ему голову пополам, крутанулся вокруг, одним движением вытащил меч и кинул его обратно хозяину. Как только Кузин меч попал в руки хозяина, Ринат гаркнул:

– Аллах акбар!

И у меня откуда-то из глубин подсознания вырвался, уже во второй раз клич:

– Спас!!!

– Спас!!! Аллах акбар!!! – орали наши, продолжая бой.

– Так, воин, – прозвучал в моей голове незнакомый голос. – Заканчивай любоваться подвигами собратьев своих, начинай совершать их сам.

Новый голос меня не напугал, но заставил задуматься о его происхождении. Придумать ничего не успел, так как «собеседник» представился сам:

– Я твой меч, олух!

– Дожили, – удивленно выдохнул я. – Уже оружие со мной разговаривает. Надеюсь, до того, чтобы уговаривать пули лететь в цель, дело не дойдет.

– Это смотря какие пули будут, – усмехнулся меч.

– Час от часу не легче. У тебя имя есть? – вдруг спросил я, повинуясь внезапному порыву.

– Зови меня Крест, – уважительно, как мне показалось, ответил он.

– Очень приятно. А почему Крест?

– Потому что я преобразован из твоего нательного креста, бестолочь, – пояснил он и скомандовал: – Приготовься!

Я, двигаясь во второй шеренге, занимался уничтожением собак и чертей. Демоны, кто ещё был жив, были заняты моими сотоварищами, поэтому работы у меня было немного.

– Демона с тремя рогами видишь? С ним двое наших бьются.

Я нашел описываемого противника. Он с большим трудом отбивался от Коваля и Бойченко.

– Вижу.

– Стартуешь мимо него курсом на сухостой. Сухостой видишь?

– Да.

– Под ним и схоронилась собачка. Пошел!

Тремя прыжками достиг пары Коваль – Бойченко. Пользуясь тем, что всё внимание демона сосредоточено на двух командирах «Заката», наношу скользящий удар ему по спине и продолжаю движение заданным курсом. Позади слышится вой демона, сопровождаемый чавкающими звуками разрубаемой плоти. Врубаюсь в строй собак и начинаю крошить их на мелкие куски. С удивлением понимаю, что это не я веду бой, это мой меч, вросший в руку, руководит моими действиями. При этом руководит на всех уровнях. Абсолютно все органы чувств, всё моё тело – работали на меч. Все прыжки и уклоны, блоки и выпады были инициированы не мною, а мечом. Они приходили через рукоять, всё ещё горячую. Справа и слева приземлились двое.

– Саня, свои, – предупредил Коваль. Количество убитых собак резко возросло.

– Бармалей, – Бойченко разрубил очередного Пса, – не отвлекайся на мелочовку, работай главаря.

Я рванул вперед. Раскидав немногочисленную свору, вышел на Чёрного Пса. Тот лежал под высохшим деревом, положив тяжёлую башку на передние лапы. Он устал. Сильно устал. Это было видно и по позе, и по тяжелому дыханию. И – по глазам. В них не горело пламя преисподней, как у чертей и демонов. В них невооруженным глазом читалась лишь тяжёлая вековая усталость.

– Ты добрался до меня, Полоз… – вздохнул Пёс.

– Полоз временно отсутствует, – усмехнулся я и поднял меч. – Вместо него Крест!

Пес рассмотрел его и содрогнулся.

– Тебе страшно?

– Умирать всегда страшно… – Он приподнялся и мгновенно превратился в человека. Не просто в человека, а человека с большим мечом.

– Тогда умри, – без предупреждения атаковал его я. Эта тварь блохастая, хоть и выглядела плохо, но отбиваться начала, как молодая. Первые удары наткнулись на его тяжелый меч. Он не контратаковал, но, судя по всему, мог это сделать в любой момент.

– Спас!!! – очередной раз раздался боевой клич православных.

– Аллах акбар!!! – вторили мусульмане.

– Это был последний из демонов, – сообщил Крест.

Сложность моего положения была в том, что я не имел права убить Пса – только ранить. При этом мне приходилось отбиваться от немногочисленных собак, которые иногда рисковали нападать на меня. Судя по мелькающим теням, к месту схватки приблизились наши бойцы, и атаки со стороны собак почти прекратились. Я усилил давление на Пса. Видимо, его усталость брала своё, и движения стали заметно более протяжными. Он уже не всегда вовремя успевал вернуть меч в защитную позицию.

– И-и-и, раз, – рявкнул сбоку Коваль.

– И-и-и, два, – отозвались наши.

– Саня, мы замкнули круг. Работай только Пса, от остальных мы прикроем, – подсказал Бойченко.

В этот момент я сделал замах, показывая, что буду наносить рубящий удар, Пёс поднял меч для блокировки, и я использовал один из самых грязных приемов рукопашного боя. Грязнее и подлее – только пальцами в глаза. Короче, незатейливо, но от всей души зарядил Псу промеж ног, где, как я предполагал, даже у нечисти заканчивается интеллект и начинается функция размножения. Предположение оказалось верным. После попадания колени Пса сомкнулись, сам он взвизгнул и закрыл глаза. Его рука с мечом опустилась, и я воткнул свой Крест в район его печени, после чего с разворота ударил ногой в висок. Пёс упал. Не теряя времени, я подскочил к нему, прижал меч к горлу и выдохнул:

– Всё.

– Ну ты, Бармалей, и садист, – протянул Загребин, комментируя мой победный удар по чреслам Чёрного.

– Жить захочешь – и не так раскорячишься, – выдохнул я афоризм из одного из своих любимых фильмов. – Как там священники?

– Не знаю. Вон Князь идет, у него и спросим.

Я посмотрел в просвет между Ковалём и Загребиным. Действительно, к нам, не спеша, шагал Князь, рассматривая убитых врагов. Возле мертвых демонов он останавливался дольше, внимательно рассматривая повреждения. Наконец подошел к нам.

– Расслабьтесь, дружинники, – скомандовал он. – Без демонов черти не будут атаковать, а собаки побоятся за жизнь своего создателя.

Парни чуть расслабились, но оружие не опустили.

– Добре, соколики! Ой, добре!!! – ещё раз похвалил нас Князь.

– Княже, – из положения сидя поинтересовался я. – Долго мне Пса в заложниках держать?

– Минут пять. Ты куда-то торопишься?

– Нет. А почему так долго? Чего попы во время боя не чесались?

– Они, как ты изволил выразиться, «чесались». Но присутствие демонов увеличивает время на изгнание, потому они так долго и возятся.

– Понятно, – выдохнул я. – Покурить бы.

– Я тебе покурю, – показал мне кулак Князь. – Травиться будешь потом, когда расстанемся.

Я с сожалением выдохнул. Стоящие в оцеплении парни тоже. В этот момент в сознание пришел Пёс.

– Кня-я-я-язь, – с лютой ненавистью выдохнул он.

– Ну, здравствуй, Андреас фон Вельвен, пес-рыцарь. Долго же мы не виделись. Ох, долго… – Тон Князя был таков, что мне стало страшно. Даже Барону не удавалось говорить так многообещающе. При этом перспектива от обещаний бывала более чем ужасной. Князь продолжал: —…Много бед ты натворил. Много душ загубил. Но так и не поумнел. А ведь ещё тогда, после Вороньего камня, я вас всех предупреждал…

Наконец я вспомнил, кто это такой – Андреас фон Вельвен. Магистр Тевтонского ордена, пытавшийся захватить русские земли во времена княжения Александра Ярославовича. Пытавшийся захватить, да. Но – обломавшийся по полной.

Согласно одной из версий, он был пленён лично Князем, по другой – убит кем-то из своей дружины, по третьей же он и вовсе участия в битве не принимал, а посему остался жив там и был убит своими же рыцарями, но уже на родине. А ведь Князь их и впрямь предупреждал:

– Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погиб нет, – скороговоркой выпалил я.

Князь прищурил один глаз, с хитрецой глянул на меня и резюмировал:

– Видишь, Андреас, даже через семьсот с лиш ним лет мою науку помнят и знают мои потомки. А ты, немчура тупая, сколько раз на одни и те же грабли наступал? Скажешь, ты не виноват? Ска жешь, Люцифер заставил?

Пёс молчал.

– Княже, что-то у меня всё в башке перепуталось, – рискнул заговорить я.

– Что именно?

– Существует барон Штольценберг, род которого идёт из глубины веков. Так?

– Верно глаголешь.

– Существует Чёрный Пёс, он же – магистр Тевтонского ордена Андреас фон Вельвен, он же – майор бундесвера, он же – проклятый оберег рода Штольценбергов.

– Верно.

– С генералом, – я кивнул головой в сторону камня, на котором был распластан товарищ Штольценберг, – и с его предками всё понятно. Но как оберег дворянского рода мог быть в таких разных ипостасях?

– Всё просто, крестник, как мычание, – Князь уселся на землю, на расстояние вытянутой руки от Пса. – Когда мой отец был ещё подростком, до него дошёл слух, что в немецких землях один дворянин-язычник так сильно нагрешил, что сошла с небес молния, ударив в замок его, и разверзлась под ним твердь земная, и поглотила его геенна огненная.

– Это и был предок нашего Штольценберга?

– Он, сволочь. Уже потом, когда я был подростком, мой отец поведал мне, что упомянутый дворянин заключил соглашение с тамошним языческим зверем. Зверь этот оберегал дворянина и род его, а тот восхвалял зверя и приносил ему жертвы. Их союз стал настолько удачным, что возвысились и дворянин, и зверь языческий. И если люди ничего здесь поделать не могли, то остальное языческое зверьё решило Пса маленько приструнить. Первая попытка оказалась не очень удачной, и зверь тот решил податься в вассалы к Сатане, дабы уберечь жизнь свою и своего союзника. Сделка состоялась. И в тот же день постигла человечка кара небесная.

– Погоди, Княже, я запутался. Кто из них вассал Сатаны?

– Оба. Без ведома дворянина Пёс не смог бы заключить сделку с лукавым.

– Так, понятно. Теперь – почему из твоих слов следует, что Пёс был на первых ролях во времена твоего княжения, а про его человеческого союзника не было ни слуху ни духу?

– В тот период времени предки нашего Штольценберга, образно выражаясь, ещё с пальмы не слезли.

– В смысле?

– В том смысле, что они ещё не достигли высокого положения ни в обществе, ни в рыцарском ордене. Посему Пёс был вынужден сам дорасти до определённых высот, после чего стал проталкивать Штольценбергов. Звание магистра ордена – это был пик карьеры Пса. После этого он ушел в тень, где и пребывал по сию пору.

– А кто из них принимал решения?

– Всё зависело от личности, возглавлявшей род Штольценбергов. Если глава был честолюбивым лидером, не боявшимся принимать решения и делавшим всё для процветания своего рода, Пёс только помогал ему. Если же лидер был малахольным, все решения диктовались Псом. Одновременно он растил достойного лидера, которого в нужный час сажал на трон, убив нерадивого предшественника.

– Так, теперь всё более-менее понятно, хотя… и отличается от версии Барона. А что ты говорил про множественное топтание на граблях?

– Вся жизнь Пса была в войне. Он постоянно, прямо или косвенно, подталкивал своих союзников к участию в войнах. Большинство войн было против нас. Они поучаствовали в нашествии поляков, в войне с Фридрихом, в Наполеоновских походах. Все войны с Османской империей не прошли мимо них. Первая мировая война, Вторая мировая – прошли при активном участии представителей рода Штольценбергов. Они росли в званиях и положении, они набирались опыта и неустанно славили имя своего господина, принося ему кровавые жертвы.

– Как всё запутанно, – задумчиво пробормотал я. – А Полоз?

– Что – Полоз? – переспросил Князь.

– Как получилось, что он смог призвать тебя, а остальные нет?

Александр поглядел в сторону камня, где «колдовали» священники, решил, что время есть, и пояснил:

– Во времена моей юности судьба свела меня с ним. Тогда язычество спокойно жило рядом с христианством. Я был молод и любопытен. Легенды, уже ходившие о Полозе, подогревали моё любопытство, и, когда мне выпала возможность, я познакомился с ним. Он не пытался столкнуть меня с христианского пути, не совращал запретными плодами, он просто учил. Показал сильные и слабые стороны христианства, показал то же и в язычестве. Именно с его подачи я пошел на унижения перед Ордой, но сохранил свои земли от их набегов. К сожалению, с годами я был вынужден отдалиться от Полоза, и это, в конечном счёте, стоило мне жизни…

– Тебя отравили рыцари?

– Меня отравили рыцари, – вздохнул он. – К тому же Полоз уничтожал всех последователей Сатаны, что пытались обосноваться на нашей земле. Он истреблял всё и вся. Ему предложили примкнуть к Воинству Святому, но он всех послал. Послал далеко и надолго. Его, как и множество других языческих зверей, хотели уничтожить, но, оценив возможные потери и ту пользу, что он приносил, решили даровать ему жизнь.

– Уж не с твоей ли лёгкой руки? – решил поддеть я Князя.

– И с моей тоже, – кивнул он головой. – Так, крестник, довольно предаваться воспоминаниям, вернёмся к делам нашим скорбным. Пёс, через три минуты ты предстанешь перед Страшным судом. У тебя есть время покаяться.

– Ты хочешь выступить в роли причастника? – грустно усмехнулся «ужас рода Штольценбергов».

– Именно, заклятый враг мой. Облегчи душу свою, и род, что ты оберегал, получит шанс на прощение Господне.

Пёс закрыл глаза, и на его скулах заходили желваки. Было ощущение, что внутри него идет некая борьба.

– Нет, Князь, – выдохнул он. – Не дождёшься ты моего покаяния. А род, что я оберегал на этом свете, пусть сам вымаливает прощение. С подачи их предка я заключил сделку с Сатаной…

– Жаль, – искренне вздохнул Князь. Он ещё раз посмотрел в сторону экзорцистов и подытожил: – Тогда – прощай…

В то же мгновение по телу Пса прошла мощная судорога, он выгнулся, и его глаза начали вытекать.

– Саша, меч можешь убрать, – посоветовал Князь.

Со стороны камня послышался дикий крик генерала. Проорав ещё минуту, он умолк, а Пёс перестал дёргаться и затих.

– Всё, что ли? – прошептал Коваль.

– Почти, – грустно улыбнулся Князь. – Осталось собрать у вас оружие и воздать каждому по заслугам. Встаньте полукругом, воины мои.

Мы послушно выстроились.

– Поднимите своё оружие в вытянутой руке.

Как только мы подняли руки, наши мечи и ятаганы засветились и исчезли. И если у парней осталась в ладони лишь «дырка от бублика», то у меня в руке оказался мой крест.

– Благодарю за службу, за доблесть вашу, за верность родной земле!!! – Князь подошёл к каждому из нас и пожал руку. Возле меня он задержался подольше. – Ну, что, крестник, давай прощаться… – Он протянул мне руку, а когда я ухватился за неё, дернул к себе и обнял, похлопав по спине.

– Мы ещё свидимся? – сглатывая комок, спросил я у Князя.

– Всё может быть, крестник. Всё может… пойдем, я попрощаюсь с остальными.

Двигаясь в сторону камня, я обратил внимание на то, что там собралось три группы товарищей. В первой офонаревшим гуртом стояли «Закат» и «Север», к которым уже присоединились те, кто бился с демонами. Вторая группа состояла из Кощея, Лихо, Баю-на и Шурале. Вид у них был ужасный. Создавалось ощущение, что на них долго разворачивался танк.

– Что это с Кощеем? – показал я Князю на нечисть.

– Так они, Саша, не с собаками дрались. Они верховных демонов сдерживали. Если бы не они, полегли бы вы тут все…

Третья группа состояла из моих головорезов, Петровича и Барона. Стояли они кругом, напряженно всматриваясь в центр. Судя по всему, там колдовал Ильдар… и там умирал Борька…

– Кощей, – не приближаясь к нему, пророкотал Князь. – Ты будешь жить.

Тот ничего не ответил, только ухмыльнулся и сплюнул под ноги.

– «Закат» и «Север», – окликнул спецов Князь. – Вы славные воины! Если не испоганите свои тела язычеством, быть вам в раю.

– Расступитесь, – это команда в сторону моих. Парни послушно расступились, и я увидел самую страшную картину за всю войну: мой медик пытался вернуть с того света моего бойца. Ильдар уже вскрыл Борьке грудину и делал прямой массаж сердца.

– Оставь его, – вздохнул Князь, указывая Ильдару на бесперспективность его действий.

– Отвали, – рыкнул Ильдар.

– Оставь его, Волк, – повторил тот. – Его уже не вернешь.

– Я сказал отвали! – не меняя тональности, продолжил Ильдар оживлять Зяму.

– Дракон, Медведь, оттащите его, – приказал Барону и Зимину Князь. Те кивнули и резко схватили Ильдара за руки. Он начал вырываться.

– Успокойся, Ильдар, – зашептал Барон начавшему выть медику. Выл он совсем по-волчьи. – Успокойся, воин, Борька получил своё.

Бесполезно. Полный тоски и боли вой пронзил всё и вся. Кто-то из парней начал всхлипывать, Термит закрыл лицо руками, Микола утирал щеки рукавом, я кое-как сглотнул, подавив всхлип. Господи, за что?! Я не терял своих парней, у нас были раненые, даже тяжелораненые, но убитых – никогда… За что, Господи?!

– Он был славным воином, – тихо проговорил Князь. – Он заслужил свой покой.

После его слов у меня в голове зазвучал колокольный звон. Чуть печальный, негромкий, но подающий надежду. Бросив взгляд на окружающих, понял, что не я один слышу перезвон.

– Нам пора, – громко скомандовал Князь. Возле трупа Чёрного Пса возникли четыре фигуры в черных рясах с капюшонами. Они подняли тело и понесли его в сторону солнца. Возле Штольценберга возникли такие же фигуры. Они тоже подняли, но не самого генерала, а некую черную субстанцию и тоже направились в сторону солнца. А возле Борьки появились четыре фигуры в белых рясах, они накрыли тело Зямы белой тканью, оставив незакрытым лицо, и встали рядом с ним, образовав прямоугольник.

– Прощайте, воины славные! – обратился ко всем Князь. – Прощайте духи языческие, даст Бог, не придется с вами сойтись на узкой тропе. Прощайте и вы, командиры, – это Зимину и Ивлеву. – Хоть и язычники вы, но воинов вырастили славных!

В этот момент с неба ударило три широких луча: перед группой, что тащили Черного Пса, и перед теми, что тащили нечто, извлечённое из генерала. Третий луч упёрся в землю в пяти метрах от нас. На него шагнул Князь и начал подниматься как по трапу. Следом за ним на небесный всход вступили четыре фигуры в белых рясах, между которыми плыл наш Зяма. Я в который раз утёр слезы, Марся сидел на земле и в бессильной злобе бил кулаками в землю. И музыка – всё тот же печальный, но обнадеживающий колокольный перезвон…

– Я, конечно, дико извиняюсь, – разорвал волшебство скрипучий голос Шмулевича. Перезвон резко оборвался, будто головку проигрывателя резко толкнули по виниловой пластинке. – Но куда ви потащили моего ученика?

Князь остановился. Остановились и белые «несуны». Князь подошёл к Борьке, присмотрелся к его лицу и спросил у раввина, показывая пальцем на Боряна:

– Так это еврей?!

– Нет, мать-перемать, это араб! – всплеснул руками Шмулевич. – Ви посмотрите на наши лица, тут же не нужно генетической экспертизы, тут же всё и так понятно…

– Саша, – Князь удивленно смотрел на меня, – это еврей?!

– А есть разница? – поинтересовался я.

– До смерти – никакой. После смерти – большая. Он же не из моей епархии!

– И что теперь делать?!

– Ничего, – хмыкнул Князь. – Пусть живет! Несуны исчезли, прихватив с собой белую ткань, а Борька приподнял голову.

– Командир, – пробубнил он, улыбаясь.

В этот момент Князь исчез. Исчез и луч, по которому он поднимался. А Борька, провисев в трёх метрах от земли ещё секунд пять, с громким матом рухнул вниз.

– Шмулевич, сука! – первое, что сказал Зяма, встав на ноги. Он оттолкнул бросившегося к нему Ильдара и уверенным шагом направился в сторону раввина, который осторожно отступал к камню. – Иди сюда, козёл безрогий! Иди, я из тебя бешбармак сделаю! Гнида ты казематная!!!

– Боренька, Боря, – заблеял Шмулевич, – успокойся! Это таки был не наш рай!

– Да мне выше колена! – отрезал Зяма. – Это был рай, и я туда почти попал! Если бы не ты, старый кусок дерьма. Иди сюда, я тебя в наш рай отправлю…

Борька бросился к раввину, который, несмотря на свой преклонный возраст, стартовал от него с завидной легкостью.

– Саша, – окликнул меня Барон, – если в течение пяти минут Борька не догонит раввина, вяжите Зяму и валим на базу. Нам ещё генерала Штольценберга допрашивать.

Я устало усмехнулся и посмотрел в сторону двух марафонцев от иудаизма: раввин бежал, высоко задирая колени, не давая Борьке приблизиться на расстояние удара. Пронаблюдав за ними с минуту, я уже хотел было скомандовать своим хватать Зяму, но… в следующий момент рванул к «северянам», стоявшим рядом, выхватил у первого попавшегося бойца автомат и дал очередь в сторону леса. Залегли все. В том числе и оба еврея.

– Саша, что там? – с земли поинтересовался Барон.

– Кто-то невысокий, в зелёном пиджаке, в зелёном высоком цилиндре и с рыжей бородой…

– Лепрекон! – выдохнули одновременно Барон и Петрович. Барон поднялся на ноги, повернулся в сторону Ла-Манша и проорал:

– Жди нас, Соединённое, мать твою, Королевство Великобритании и Северной Ирландии. Жди!!!

Ижевск, 2014 год