Я уселся на камни, привалившись спиной к большому валуну, и задумался о «прелестях» жизни. Однако мысли скатились в сторону дома, где меня ждут жена и дочь, а также мать с отцом. Ладно, хоть у отца «бронь» и он не подлежал мобилизации, а вот с женой вышло весело: она была лейтенантом медицинской службы в запасе. В свое время, учась в медицинской академии, ее дернула нелегкая «получить» офицерские погоны. Этот факт, а также то, что она была оперирующим хирургом, давал ей неплохие шансы быть призванной в действующую армию. Первое время то обстоятельство, что ее муж уже воюет, оберегало ее от призыва. Но перед моим первым и единственным отпуском она сообщила, что родная армия вспомнила про ее «долг». С этой проблемой я прибежал к Зимину, а тот сразу же поехал со мной к Барону. Барон, услышав мою просьбу, задумался, а потом предложил:

— Сашок, есть два варианта. Первый: мы ее призываем, и она стопроцентно попадает в наш окружной госпиталь, где с нее будут пылинки сдувать и целовать в белые ноги. И ближе, чем твоя палатка, к линии фронта ее никто никогда не подпустит. Как тебе?

— На хрен мне такие расклады, — уверенно выдал я. — Пусть дома сидит. Мне так спокойнее.

— Ладно, — не стал спорить Барон. — Ты через неделю убываешь в отпуск. Я тебе передам письмо, отдашь его в тамошнем военкомате главному контрразведчику. А на словах передашь свою просьбу. Этого точно хватит, чтобы про нее вообще забыли.

Я начал благодарить Барона, но он меня остановил:

— Сашок, не спеши рассыпаться в благодарностях. Я это делаю не столько для тебя, сколько для дела. Чем спокойнее у тебя на душе, тем лучше. А то, что ты свою супругу не хочешь сюда тащить, — правильно. Я по молодости свою Оксану привез… И отправил домой через два месяца… — Барон задумчиво замолчал — видимо, ударился в воспоминания. А потом продолжил: — Мне как на «боевой» идти, так она за сутки замолкала. Молчит, меня по голове гладит, а в глазах слезы стоят. Я как на нее посмотрю, так хоть стреляться иди. Два месяца терпел, а потом пошел к командиру советоваться. А Африканыч, он тогда еще полковником был, будто этого и ждал…

У Зимина после упоминания про загадочного Африканыча челюсть упала на пол.

— …и сразу мне сказал, — продолжал Барон, — отправь жену домой. Вам обоим будет легче. И отправил. И полегчало! Хорошим мужиком был Африканыч!

Я глянул на Зимина. Судя по его лицу, с последним высказыванием Барона Зимин был категорически не согласен. Когда поехали обратно, я поинтересовался: кем же был этот загадочный Африканыч, о котором у моих командиров, судя по всему, противоположные мнения. А такого я не видел ни разу.

— Африканыч, друг мой Сашка, это генерал-полковник Юнусов. Сегодня он возглавляет одно закрытое учебное заведение для офицеров определенной специализации в звании старше майора.

— Ты его знаешь?

— Как не знать! Я за три года до войны его как раз и закончил! Полгода потом ходил с дебильной улыбкой на роже.

— Почему?

— Радовался, что смог выжить.

— Не понял?!

— Сашок, я тебе сейчас немного сверхсекретной информации солью, ты уж не засвети меня перед Бароном. Школа Юнусова — это полтора года на грани. По статистике, до десяти процентов курсантов не доживают до выпуска. Не доживают в прямом смысле. Или гибнут при обучении, или сами в петлю лезут. Не смотри на меня такими глазами. Там, помимо глубокого обучения теории, идет крайне жесткая практика. Но не это самое страшное. Половина преподавательского состава — психологи и психиатры. Ты не представляешь, что они творили с нашими мозгами… не все выдерживали.

— А самому уйти?

— Только вперед ногами. Других вариантов нет. При поступлении об этом говорят прямо.

— А почему Юнусова Африканычем прозвали?

— Вообще-то полное его прозвище — Африканский Каратель.

— Почему?!

— Когда-то давно-давно, когда Юнусов был полковником, служил он старшим военным советником в группе наших войск в одной из африканских стран. И все было хорошо, пока князек той страны не решил, что НАТОвцы дадут ему больше, чем наши, и «перекрасил» свои знамена. И хрен бы с ним. К таким поворотам не привыкать ни нам, ни НАТОвцам. Но этот папуас (видимо, для подстраховки) взял в заложники жен и детей наших гражданских специалистов, которые там что-то нужное строили. Сообщил, что, как только наши уйдут из страны, он передаст их англичанам. Тогда Юнусов пошел к англичанам с просьбой освободить заложников сейчас, а не потом. Те почему-то не придали значения тому, кто именно их просил, и вежливо его послали.

— А потом?! — не выдержал я.

— А потом Юнусов собрал всех офицеров, объявил себя и их дезертирами и ушел в леса. Первыми пострадали англичане. В ту же ночь офицеры уничтожили их перевалочную базу и перебили всех, кто там был. А через два дня совершили то, из-за чего он и получил прозвище Африканский Каратель. Они добрались до родной деревни князька-перебежчика. И просто, без каких-либо требований, начали валить всех подряд. Ты можешь себе представить, чтобы отряд из тридцати человек смог уничтожить деревню на полторы тысячи жителей? Нет?! А они смогли. Оставили в живых только двоих и велели им передать князьку, что если он не отпустит их женщин и детей, то через два дня сгорит еще одна деревня. Короче, после третьей сожженной деревни князек отпустил заложников. Юнусов еще две недели покуражился в лесах, объясняя оставшимся в живых, что так будет с каждым, кто поддержит князька. Перестрелял английский спецназ, который был направлен на его уничтожение, а потом сжег военный аэродром и перешел границу в соседнее государство. И тут же помог тамошним товарищам в борьбе с местным правительством, которое было против строительства «социализма». При этом помог успешно.

— А почему его не посадили?

— Кто?

— Наши!

— Хотели, но в КГБ решили, что такие, как он, нужнее на свободе. Тем более что маньяком он не был. Его именем еще долго пугали тот регион, а за свержение двух неугодных Москве режимов «Героя» дали.

— А второй режим какой? — не сообразил я.

— А того князька, чьи деревни жег Юнусов. Народ справедливо решил, что в гибели их родных виноват именно князек. Поэтому, несмотря на поддержку англичан, он смог удержаться у власти всего два месяца. А теперь вообрази, какие методы обучения могут быть у такого человека!

— А Барон тоже эту школу прошел?

— Нет, когда Африканыч деревни жег, Барон, как я благодаря тебе выяснил, служил под его началом. А это в разы страшнее, но лучше любой школы.

— Вот это да!! — обалдело протянул я.

Зимин хмыкнул и поинтересовался:

— Ты думаешь, что меня и Барона боятся потому, что у нас должности такие?

— Теперь уже нет.

— Правильно, — похвалил он меня. — Непонятно другое: почему ты нас не боишься?

— А нужно?

— Иногда — очень!

— Ну, извините, что не оправдал надежд.

— Ладно, прощаю, — улыбнулся он. — И помни про наш разговор, особенно когда к тебе вербовщики от Юнусова приедут.

— Ко мне?!! — в очередной раз удивился я. — А откуда они про меня узнают?

— Они уже знают. От двух твоих командиров. Фамилии называть нужно? — усмехнулся Зимин.

— Нет, догадался. Стоп, но я же не кадровый офицер, а «пиджак»!

— С твоими данными и теперешним боевым опытом тебя любая структура с руками и ногами оторвет.

— Удивительно! Но только предложений от других контор ко мне не поступало. Меня даже особисты вербовать не пытались.

— Сашка, пока ты в гвардии Барона, тебя никто соблазнять не посмеет.

В отпуск я съездил, письмо Барона и свою просьбу передал. Разведчик и особист, которые приняли меня в военкомате, увидев подпись Барона, побледнели и долго трясли меня за руку. А когда услышали мою просьбу, облегченно выдохнули и даже налили коньяка. В итоге я потратил всего двадцать минут на решение возникшей проблемы. А уже на следующий день мою супругу вызвали в военкомат, были с ней милы и вежливы, поили чаем с конфетами, после чего заверили, что ее больше никто и никогда не потревожит.

А та сука нестроевая, которая пыталась призвать ее в армию, сильно об этом пожалела, жалеет и будет жалеть. Жена уже собралась уходить, когда у нее как бы ненароком поинтересовались, кого она, как жена командира отряда «мутного» назначения, из знакомых врачей отправила бы на фронт? Супруга тут же вспомнила всех, кто ее когда-либо обижал, и выкатила список фамилий на двадцать. Как она потом писала, всех, кого она сгоряча сдала, в течение месяца отправили воевать. А врачей ее отделения военкоматовские обходили десятой дорогой…

Вот такой калейдоскоп мыслей мелькал в моей голове.

Из глубокой задумчивости меня вывел толчок в плечо. Я поднял глаза и схватился за автомат. Однако тот, кто меня потревожил, оказался быстрее и сильнее: он наступил ногой на автомат, одной рукой блокировал мою руку, а другой схватил меня за шею и зло зашептал:

— Ты чаво, сынок, удумал? Нешто можно в доверившегося тебе вот так, с автомату, пулять?

От незнакомца пахнуло влажностью леса. Я перестал дергаться и постарался его разглядеть. Передо мной стоял или стояло нечто непонятное. У пришедшего были нечеловечески тонкие и длинные руки и ноги, которые росли из бочкообразного тела. Точнее не бочкообразного, а бревнообразного. Создавалось впечатление, что взяли толстое дерево или бревно, отломили (именно отломили, а не отпилили) верх и низ, чтобы остался кусок полтора метра длиной, и воткнули в него ветки вместо конечностей. Одежда на нем была более чем странная: комбинезон, имитирующий кору дерева. Очень искусно имитирующий.

— Ты кто? — наконец ответил я, а сам поглядывал на своих бойцов. Бойцы вели себя странно… они вообще не реагировали на пришельца. Каждый занимался своим делом.

— Вестимо кто, — ответил деревянный, — леший я.

— Кто?!

— Леший, — как нечто само собой разумеющееся повторил тот.

— Э-э-э… — только и смог изречь я. — Что, как в сказке?

— Как в ней, как в ней, — подтвердил леший и подмигнул огромным глазом. При этом веко у него опустилось сплошной пластиной, как вертикальные жалюзи.

— И что тебе нужно?

— Так, предупредить тебя хочу. Стар я уже за молодыми по чужим лесам бегать, да и забот без тебя хватает. Вот и решил, что приказ Старшего — это, конечно, святое, но здоровье дороже.

— Старшего?!

— Ну, а как же, — подтвердил он. — Нам ить без старшего тоже никуда.

— А кто он?

— Если придет время — узнаешь, а пока слушай: путь, который мои племянники вам показывали в лесу, был безопасным. В этом вы уже убедились. И теперь они ведут вас по безопасному маршруту. Но это будет до момента, как вы пересечете долину и зайдете в лес. Там ни мне, ни племянникам находиться уже нельзя. Это чужой лес, и хозяин его на меня обидеться может. Поэтому запоминай: коль вы идете на север, то обязательно выйдете на болото. Оно не широкое, но длинное и очень топкое. Его обходить — кучу времени потерять, поэтому вам надо напрямик.

— Так мы же троп безопасных не знаем! — Я все еще не верил в реальность происходящего, но решил, что пообщаться с собственной галлюцинацией — это интересный опыт.

Леший, судя по всему, прочитал мои мысли (что меня почему-то не удивило) и продолжил:

— Я не глюк. Господи, прости, слово-то какое мерзкое. А насчет прямых троп не волнуйся — я с тамошним кикимором по старой дружбе договорился, он вешки поставил. Как к болоту подойдете, ищи березки. По ним и иди. Не утопнешь.

— А почему ты нам помогаешь? — поинтересовался я.

— Так я ж говорю — Старший приказал, — хмуро пояснил он. Видать, моя непонятливость его расстраивала. — Ну, все, служивый. Удачи тебе…

— Командир! Санек, ептель, ты уснул, что ли? — услышал я голос Марси и почувствовал болезненный толчок в плечо.

— А?! — очнулся я и завертел головой в поисках лешего.

— Ты уснул?! — повторил Марсель.

— Нет, задумался, — Лешего я так и не обнаружил. — Вы тут никого постороннего не видели?

— Нет! — Марся покрутил головой. — Приснилось что-то или глюк словил?

— По ходу — глюк. — Я провел ладонями по лицу. — Ты чего хотел?

— Макс вернулся. На входе в долину двое сидят. Нас, суки, ждут. Микола там остался, а Макса к нам отправил. Маршрут, который «тени» показали, действительно безопасный. Выдвигаться нужно.

— Хорошо. Все готовы? Макс, веди.

Наблюдателей, что сидели на входе в долину, мы миновали без проблем. «Тени», они же племянники лешего, действительно проложили самый безопасный маршрут. Мы проползли в пяти метрах от румын, но камни очень удачно нас скрывали. Через двадцать минут наткнулись на Миколу.

— Сашок, — зашептал он, — с собой тащить обоих или только одного?

— Я думаю, одного тут завалить, а второго в лесу, чтобы у итальянца не было сомнений, куда именно мы побежали.

— Добро, я пошел. Марся, готовься ловить «гостя».

И Микола «потек» по камням в сторону лежки наблюдателей. В «ночник» было хорошо видно, как он, несмотря на свои габариты и массу, буквально «перетекал» от валуна к валуну, двигаясь с резкими ускорениями. Через три минуты он добрался до нужного места, подождал Марселя, а потом взметнулся вверх. Наблюдатели его не ждали. Хотя кто бы ждал?! Через мгновение из лежки взлетело тело, которое Марся спокойно поймал и тут же спеленал. А Микола уже махал нам рукой, показывая, что путь свободен. Парни начали движение. Марся, чертыхаясь, тащил пленного.

Долину, с учетом темного времени суток, пересекли за три с небольшим часа. Когда подошли к лесу, я скомандовал Марсе:

— «Языка» урони мордой на камни, чтобы он ее разбил.

— На кой? — поинтересовался он.

— Чтобы те, кто нас искать будут, не сильно устали и оперативно встали на нужный маршрут. Только не зашиби его.

— Не учи ученого! — заверил Марсель, после чего заехал «языку» по носу. Убедился, что нос разбит качественно, и начал возить его мордой по камням. «Язык» застонал.

— Марся, без фанатизма! Заканчивай.

Когда углубились в лес метров на сто, я остановил своих.

— Так, бойцы, пора разделяться. Слушайте сюда: двигайтесь строго на север, по пути вам попадется болото.

— А ты откуда про болото знаешь?! — перебил меня Микола. — На картах его нет!

— Один доброжелатель нашептал, — хмуро ответил я.

— Кто?! — в один голос воскликнули Марся с Миколой.

— Доброжелатель, — пояснил я. — Марся, ты когда меня у лежки будил, я на самом деле не спал, а глюк словил.

— Какой?! — заинтересовались все.

— Явился ко мне командир, если так можно выразиться, наших «теней». Лешим представился. На вид и вправду леший. Мультик про домовенка Кузю смотрели? Там в первой серии точно такой же был.

Бойцы слушали меня с большим недоверием, а Ильдар подошел почти вплотную и начал изучать меня очень нехорошим профессиональным взглядом.

— Так вот, он сообщил, что впереди болото. Не широкое, но длинное и топкое. Обходить его — время терять. Так чтобы мы не перли кругами, там специально для нас проложена тропа. Ориентиром являются березки. Ильдар, прекрати на меня так смотреть!!! — не выдержал я. — Сам понимаю, что бред несу.

— Когда вернемся, — задумчиво ответил он, — надо будет тебя в поликлинику сдать, для опытов.

— Договорились, — согласился я. — А пока слушайте дальше. Если на маршруте болота не попадется, то все вышесказанное считайте бредом. Если болото все-таки будет, ищете березы и по ним, как по вешкам, пересекаете его, соблюдая все меры безопасности. В пятнадцать часов заканчиваете движение и готовите засаду. Ждать до завтрашнего утра. Если не придем — возвращаться домой, забив на все приказы командования. Вопросы есть? Вопросов нет. С Богом, друзья мои.

Дождавшись, пока «засадный полк» убежит, я направил внимание на «языка», возле которого сидел Макс, и, задумчиво глядя на пленного, поигрывал ножом. Кровь из разбитого Марсей носа уже не шла.

— Ну, что, толмач, приступим. У нас с тобой около пяти часов до времени старта, поэтому можно не спешить. Ты уже с ним общался?

— Нет, только обыскал.

— Есть что-то интересное?

— Кроме денег и сигарет — ничего.

— А в документах что написано?

— Ничего не написано, — с грустной усмешкой ответил Макс.

— В смысле? — не понял я.

— Нет у него документов.

— Ты хорошо смотрел?!

— Не сомневайся. Не это самое интересное, — продолжал «радовать» меня переводчик, — у него все оружие наше, даже нож…

У меня возникли нехорошие предчувствия:

— Макс, а Макс, как ты думаешь, мы подвиг штурмовиков Комарницкого не повторили?!

Был у штурмовиков нехороший случай, когда их бросили уничтожать один объект. И случилось же, что именно в это же самое время этот же объект пришли то ли осматривать, то ли уничтожать пехотинцы соседнего фронта. Нашим, естественно, никто ничего не сказал. Да и наши тоже промолчали. В общем, под утро встретились два «одиночества». Пехота заметила штурмовиков первыми, но это ей не помогло. Штурмовики в кротчайшие сроки зажали их в «клещи» и уже готовились всех перебить (в лучших традициях своего любимого командира), но тут пехоте повезло: Комарницкий всегда требовал от своих бойцов при уничтожении неизвестных групп противника перед полной ликвидацией брать «языка». Штурмовики отработали четко. В результате оперативно проведенного дознания было установлено, что их огнем к земле прижаты соседи-пехотинцы, а «языком» оказался лейтенант оных. Морпехи еще раз настучали лейтенанту в бубен, прекратили огонь и отправили его успокаивать своих подчиненных. Через пять минут они объединенными усилиями раскатали по бревнышку объект, из-за которого и сцепились.

Сашка Астафьев, капитан морпехов, когда вернулся на базу после этого случая, к Комарницкому долго боялся идти. Однако тот вышел сам, задумчиво посмотрел на своего подчиненного и объявил: «За успешное выполнение боевого задания объявляю три дня отпуска домой! А за то, что чуть соседей не положил, отпуска лишаю! Вопросы, возражения есть?! И на будущее, капитан: свидетелей — не оставляй». Сашка пил два дня…

Тогда меня очень порадовали румыны: у них под боком почти двадцать минут шел бой, а эти «храбрецы» даже не поинтересовались, кто кого отстреливает, сделав логичный вывод, что раз воюют, то кто-то обязательно за них. И, глядя на «языка», я терзался нехорошими предчувствиями.

— Сейчас узнаем, — ответил Макс, а затем резко приставил нож к горлу «языка» и зло зашептал на русском: — Колись, сука, кто такой, а не то прирежу!!!

«Язык» сжался, смешно задергал ногами, но продолжал молчать.

— Ах ты, падла, — пробормотал Макс. — Ты по-русски говоришь?

— Мало, мало, — наконец ответил пленный.

— Ну, слава тебе, Господи! — молитвенно воздел руки к небу Макс. — А по-румынски?

— Хорошо, — таким же испуганным тоном прозвучал ответ.

Макс опустил нож, присел перед «языком» и начал стандартный допрос. В результате беседы выяснилось, что перед нами рядовой румынской армии, недавно зачисленный в разведку. Сюда его привел командир, которого грохнул Микола. Они ждали группу русских, скорее всего, нас. В случае обнаружения должны были сообщить в штаб, а сами двигаться за нами на безопасном расстоянии.

Я задумчиво посмотрел на Макса. Тот слегка кивнул, подтверждая мои сомнения относительно правдивости ответов «языка». Я достал фонарь, выставил его на слабый зеленый свет и поднес к пленному. Передо мной сидел боец лет тридцати, черноволосый, худощавый, со сломанным неоднократно носом и (что более всего примечательно) сломанными ушами. У парня была отменная борцовская практика или, что еще хуже, богатый опыт смешанных единоборств. Чтобы подтвердить свои предположения, я перевернул его на живот, чтобы добраться до скованных сзади рук. Мои предположения подтвердились, но потом я обратил внимание на подушечки его пальцев:

— Макс, это наемник!

Макс подскочил ко мне и тоже начал рассматривать пальцы пленного. Они были обработаны кислотой, поэтому на них отсутствовал папиллярный узор. Так на этой войне почему-то поступали наемники. Я не понимал этого мазохизма, ведь сегодня для идентификации старались использовать ДНК, а не отпечатки пальцев. А ДНК кислотой не вытравишь.

— Да, наемник, — согласился Макс. — И как только его Микола спеленал?!

— Наш Микола и динозавра спеленает, если понадобится. А такого дрища — раз плюнуть. Ты лучше скажи: допрашивать будем или сразу в расход?

Наемник лежал на животе, лицом вниз. Он нас хорошо слышал, но не видел, что позволило нам жестами согласовать линию поведения.

— Такого матерого лучше сразу в расход. Говорить он не будет, а качественно пытать у нас времени нет.

— И что будем делать?

— Давай, как с тем америкосом, — предложил Макс.

— С которым?

— А с тем, который Зяме в морду плюнул.

— А, это когда Зяма ему в брюшину гранату зашил, а кольцо снаружи оставил?

— Именно.

— Так Зямы нет!

— Ильдара попросим, он не откажет.

Пока мы трепались, я внимательно наблюдал за реакцией наемника. Судя по ней, он хорошо понимал русский. И замечательную историю про гранату в животе прекрасно слышал. И понял, к кому попал. Тот случай, про который мы говорили, действительно произошел с Зямой. Наш еврей охранял «языка» из числа американских советников. Ну, и «разговорились» они. Америкос был по происхождению арабом, соответственно антисемитом на генетическом уровне. В общем, когда мы пришли, их «беседа» была закончена. Зяма успел грамотно вскрыть ему брюшину, обколов живот пленного таким количеством обезболивающего, что того можно было пополам распилить и он бы этого не почувствовал. Обеззаразив гранату, угробив на эту процедуру весь запас спирта и половину антисептиков, он разместил ее в брюшине. Прикрепил гранату к внутренней стенке брюшины, зашил разрез, так что чека и кольцо остались снаружи. При этом кровотечение было остановлено, скончаться от потери крови «языку» не грозило. А вот от «несварения желудка или вздутия живота», как мрачновато шутил Зяма, — легко и непринужденно. Но самое интересное произошло потом. Вернулись мы, заминировав и взорвав все на должном уровне. Советника, которого «нафаршировал» наш еврей, мы поймали случайно. Сам на нас вышел… А нечего по ночам за пределами лагеря шляться! Спать надо ночью, а не моим бойцам на голову писать… Так вот, в связи с тем, что «минированный» был нам не нужен, Зяма предложил отпустить его к своим. На мой вопрос о причинах такого «гуманизма» он пояснил: «Прославиться хочу! Этот баран до конца жизни помнить будет и внукам своим расскажет, что его заминировал русский еврей Зяма. Да, мистер?!»

К тому времени мне было плевать на мнение румын и америкосов обо мне и моей группе. Нас уже давно чуть ли не в каратели записали. На нормы гуманитарного права мне было плевать еще на третьем курсе родного УдГУ, поэтому я согласился. Мы увели «заминированного» с собой до середины нашего маршрута и отпустили. И он дошел до своих. Более того, его не только подробно допросили, но и удачно прооперировали. Наш Зяма в их сводках еще месяц фигурировал. И сбылась его мечта — прославился русский еврей. Жаль, что наше командование не оценило юмора и гнобило его целый месяц. А погоняло «русский еврей» стало его вторым позывным после «Зяма».

— Ильдар, иди сюда, — позвал я врача, продолжая ломать комедию.

— Сыворотки правды нет, — без предупреждения заявил он.

— Я не о том. Ты прославиться хочешь? — И показал ему гранату.

— Прославиться? Как Зяма?!

— Именно!

— Интересное предложение, — включился Ильдар в игру. — Мы же с Зямой после того случая Термиту мозг сломали, но выведали, как в брюшине можно установить взрывчатку на неизвлекаемость!

— На кой ты это вслух сказал? — поинтересовался я. — Он же может предупредить своих, что он смертник.

— Мда-а-а-а, — протянул медик задумчиво. — Проблемка. О! Так давайте я ему еще и язык отрежу!

— Но писать-то он умеет! — не сдавался Макс.

— Так я и пальцы ему переломаю! — сделал «рационализаторское» предложение Ильдар.

— Ильдарище, — слегка обалдев, сказал Макс. — В последнее время я все чаще и чаще ловлю себя на мысли, что очень рад тому, что вы с Зямой воюете на нашей стороне!

— Не ты один! — с гордостью ответил Ильдар. — Ну, так что, можно начинать?

— Не нужно гранату, — ожил наемник. — Убейте. Прошу!!!

— Чтобы легко умереть, — присев к наемнику, ответил Ильдар, — нужно хорошо постараться.

Наемник задумался, а потом ответил:

— Спрашивайте.

— Молодец! — похвалил я наемника. — Как тебя называть?

— Зовите Наемником.

— А представиться не хочешь? Мы бы родственникам сообщили, что ты героически погиб за бессмертное дело капитализма.

— За что? — не понял Наемник.

— Не обращай внимания, это наш юмор, тебе не понять. Слушай первый вопрос: кто отдал приказ караулить нас?

Наемник хмуро засопел, но молчал.

— Слышь, любитель быстрой смерти, — предупредил его Ильдар, — я тебе пальцы и просто так могу сломать — ради эстетического удовольствия.

— Луиджи.

— Как?! — переспросил я.

— Луиджи Кадорна, — ответил он.

— Это случайно не Луиджи Роджер?!

— Он самый, — чуть удивленно подтвердил Наемник.

— Командир, ты откуда про итальянца знаешь? — поинтересовался Макс. — Ты же говорил, что на америкосах специализируешься.

— Таких людей, Макс, нужно знать без специализации.

— И что ты о нем слышал? — спросил уже Ильдар.

— Бывший полковник спецназа итальянской армии. Возглавлял особую бригаду, специализирующуюся на поимке партизан. У него была татуировка в виде Веселого Роджера, а его бойцов называли «пиратами». Но за два года до начала войны он ушел в отставку. Интересно, кто его вернул? Наемник, его вернули НАТОвцы, или венгры сами ему платят?

— Насколько я знаю, венгры. Сами, напрямую.

— Сколько «пиратов» он привез с собой?

— Двадцать человек.

— Так, наверху «минус два». Где остальные?

— Внизу. Готовятся к выходу.

— Печально. Ильдар, передай парням, что выходим на час раньше. От этих гавриков нужно убежать как можно дальше. Ты знаешь, кого вы ловили?

— Когда нас сюда забрасывали, то предупредили, что мы ловим или «Урал», или «Закат». Но теперь я вижу, что «Урал».

— Про нас так хорошо знают? — влез Макс.

— Знают про ваши группы в целом, про ваших командиров и про врача по кличке Зяма. — Помолчав, Наемник хмуро добавил: — Жаль, что не знают про того «медведя», что нас как котят раскидал.

Пришел Ильдар:

— Парни оповещены.

— Молодца. Наемник, когда у тебя связь с базой?

— Четких отрезков времени нет. На связь выходить либо при вашем обнаружении, либо в шесть утра.

— Откуда так хорошо знаешь русский?

— Научили в разведшколе.

— Кому ты паришь?! — влез Макс. — Судя по твоим гласным, говорить ты научился в районе Архангельска, поэтому не держи нас за идиотов.

— Ты — русский? — полуутвердительно спросил я.

Наемник помолчал, а потом коротко кивнул.

— Еще русские в группе есть?

— Еще четыре человека.

— Ладно, Наемник. Тебя как кончать — вырубить или оставить в сознании?

— Погоди, капитан. А дальше вы куда пойдете?

— А тебе, покойнику, какая разница? — с подозрением спросил я.

— Так, может, я с вами хочу пойти.

— Хочешь в предатели записаться?

— Я ж наемник. Лучше жить подлым предателем, чем умереть честным наемником.

— Командир, не нравятся мне его расклады, — буркнул Макс. Ильдар, соглашаясь с ним, кивал головой.

— А какой мне гешефт от твоей жизни?

— Я знаю, как будет действовать Роджер.

— Это для меня не секрет. Что еще можешь предложить за свою жизнь?

— Безопасный маршрут.

— Без надобности, мы его сами нашли. Еще что-то?

— Расскажу вашим все, что знаю. Про методы и систему обучения, про все наши группы, которые здесь работают. — В голосе Наемника начали появляться истерические нотки.

— Знаешь, мил человек, почему я тебе не верю? — Я присел возле пленного.

— Почему?

— Я хорошо помню характеристики «пиратов», а также систему распространения информации, введенную Роджером среди своих. Но и это не основной мотив. Угадаешь какой?

— Предавший однажды предаст и во второй раз? — голосом, полным тоски, спросил он.

— О, да ты философ! Нет, не поэтому. Был бы ты с нами откровенен до конца — ты бы назвал свое имя. Ты отказался. Следовательно, у тебя есть идеи или надежда освободиться, поэтому светить свое имя тебе нет резона.

— Но я мог бы просто соврать!

— Так ты даже этого не сделал! — усмехнулся я в ответ. — Кончай его, «Сэмэн».

Макс, который стоял ближе всех к нему, свернул ему шею. Я жестами показал, чтобы парни шли вслед за мной, сообщив им:

— Так, этого потом закопаем, а пока пойдем, проверим, чем там наш снайпер, мать его, занимается!

Отойдя метров на десять, я зашептал парням:

— У этого жмура где-то спрятан или маяк, или микрофон. Поэтому сейчас его минируем, но говорим только о бабах, водке и видах на урожай.

— О чем?! — не понял Макс.

— О темах, не относящихся к службе и конкретно к нам.

— Понял.

— Пошли.

За двадцать минут мы уложились. Рассказывая анекдоты, повесили наемника вниз головой, установили под ним две мощные мины направленного действия и дымовую шашку, сделали несколько надрезов на теле трупа, чтобы с него стекла кровь и замаскировала следы нашего минирования, и напоследок установили на подходе к трупу хитрую растяжку. Хитрость заключалась в том, что проволока, которая шла от кольца гранаты к креплению, и само крепление были взрывателем спрятанных мин. При любом прерывании цепи, которая состояла из мин, муляжа гранаты, проволоки и крепления, происходил взрыв. И неважно, налетит на проволоку какой-нибудь ротозей-солдат или приступит к своей работе отважный сапер — мины взорвутся. А если взорвутся мины, то и дымовуха сработает. Дымовуха мощная: хвост при безветрии поднимается до полукилометра. Так что и ряды врагов проредим, и поймем, насколько далеко мы убежали.

По-быстрому перекусили, перекурили и не спеша (пока — не спеша) пошли на север. До рассвета еще три часа, но уж очень хотелось убежать подальше от Луиджи и его «пиратов».

Ко мне подошел Ильдар:

— Как ты думаешь, Коваль будет ловить итальянца или тупо его завалит?

— Ну, он со мной обсуждал именно захват «языка». Так что ловить он его будет.

— А как? Как спеленать офицера, профессионала, в окружении солдат?

— Мне видится только один способ: просочиться в окружение итальянца и выдернуть его оттуда.

Ильдар задумался, а потом продолжил:

— Допустим, как просочиться, я еще могу представить, а выдергивать, как ты говоришь, куда? Где его прятать?

— Думается мне, друг мой, Коваль сейчас заныкался где-то на нашем маршруте. И его главная задача — так растянуть преследователей, чтобы в том месте, где окажется итальянец, было такое число солдат, которое позволило бы силами малой группы всех перебить. А итальянца можно спрятать в заранее подготовленном схроне.

— Но если «пираты» — спецы по отлову партизан, то как спрятать схрон?

— Во-первых, как показала сегодняшняя ночь, не такие уж они и спецы. Миколу они «проспали» по всем параметрам. Во-вторых, с нашими партизанами они никогда не сталкивались. Соответственно, опыта у них никакого. Ну, и, в-третьих, на месте Коваля «пиратов» я бы отстреливал в первую очередь. На всякий случай.

Через час после начала движения небо затянуло тучами, и пошел дождь. За что никогда не любил погоду в горах — меняется она моментально. Если дождь зарядит надолго, то дымовуху под повешенным наемником мы поставили зря, дыма все равно не будет видно. С другой стороны, в дождь следы быстрее исчезают и, самое главное, вертушки к поиску не подключить! Забросить поисковую группу в долину получится, а искать — нет. Дождь смоет все следы… дождь смоет все следы… Мозг зацепился за эту мысль. Дождь смоет… мать их за ногу!

— Мать их за ногу! — выдал я вслух.

— Кого именно? — поинтересовался Ильдар, хмуро поглядывая на небо.

— Следы.

— Следы? — не понял он. — Чьи?

— Наши.

— А, наши. — Он снова покрутил головой, оглядывая небо. — Если дождь зарядит, хрен они следы найдут!

Я посмотрел на довольного Ильдара и поинтересовался:

— А если подумать?

— А чего тут думать?! — Он никак не мог понять ход моих мыслей. — Есть дождь — нет следов; нет следов — нас не найдут… ёперный театр! — наконец дошло до него. — А что делать-то?

— Думать, родной.

— Командир, — к нам подошел Петюня, — я тут чего подумал: если дождь смоет следы, то как «пираты» пойдут в нужном нам направлении?!

— Умница ты моя, — хлопнул я его по плечу. — Какие есть идеи?

— Так, это, — он замялся, — никаких. Я к тебе за идеями и пришел.

— Уйди, уйди отсюда! Уйди, чтоб я тебя не видел!

— Я, пожалуй, тоже отойду, — Ильдар на всякий случай увеличил дистанцию.

Вот паразиты! Так, попробую самостоятельно просчитать ситуацию: труп первого наблюдателя они найдут быстро. По кровавому следу, если его не смоет дождь, быстро найдут и второго. Если смоет, то найдут медленнее. Сопоставив две точки, они смогут предположить вектор нашего движения, но при отсутствии других следов они нас могут и потерять. А с хвоста нам их стряхивать нельзя. Паскудные, однако, расклады.

— Макс, топай сюда.

Переводяга настороженно приблизился. Я быстро пересказал ему суть проблемы. Макс с минуту подумал и сообщил итог своих размышлений:

— Командир, надо бы как-нибудь наследить.

— А как это сделать, не вызывая подозрения?

— У кого? — не сообразил Макс.

— У макаронника этого недобитого! До этого мы работали грамотно, и, если сейчас оставим очевидный след, «товарисч» Роджер может не поверить! До рассвета еще два часа. Два часа — это половина седьмого. Если верить покойному Наемнику, в шесть часов пара наблюдателей не выйдет на связь, и их начнут искать. К моменту прибытия основной поисковой группы «сторожа», что проспали нас на выходе с «зеркала», должны найти труп первого наблюдателя, которому Микола свернул башку. Потом совместными усилиями они должны найти повешенного Наемника.

— Найти и подорваться! — радостно подтвердил Макс.

— Очень на это надеюсь. Так, что дальше? Пока проверят окрестности, пока успокоятся, пока начнут искать направление, в котором мы убежали, пока доложат, что след потерян…

Макс скромно помалкивал, продолжая идти рядом. Мудрых мыслей он больше не высказывал.

— Макс!

— Тут я!

— Ты, кроме как поддакивать, еще что-нибудь можешь?

— Могу копать! — радостно сообщил он.

— А еще можешь «не копать»?

Увидев его довольную морду, я отправил его в том же направлении, что и Петюню. Помощнички, мать их… О чем это я? А! Вырисовывается, что около девяти утра нужно как-то их поманить. Как?! Подбить поисковый вертолет? А если они не будут летать в такую погоду? А если и будут, то нужно быть законченным самоубийцей, чтобы так светиться. Пришлют вместо поисковой группы пару штурмовиков и разнесут все к нехорошей маме. Нет, вертолеты отбрасываем. Завязать короткий бой? С неведомым противником? Тоже не вариант — его могут просто не заметить. Остается одно: выход в эфир с коротким сообщением, чтобы они запеленговали только то, что рация находится в долине, а уж сопоставить точки Роджер сможет. Это хорошо, только в эфир нужно выходить после того неведомого болота, о котором леший говорил.

Ладно, проблема удержания хвоста вроде решена, однако… однако! Что я сделал бы на месте Роджера?! Я бы страшное сделал! Я бы сработал на опережение: перебросил подкрепление и перекрыл бы выход из долины. Все северные выходы. А потом погнал бы нам навстречу поисковые группы. При таких раскладах засада моих бойцов не только не имеет смысла, но и отправляет их прямо в руки Роджера. Значит, выходить в эфир нельзя. Нельзя. Нельзя. Но даже если без выхода в эфир я укажу Роджеру, куда мы движемся, он все равно начнет перекрывать именно северные направления. Ох, я и идиот! Полудурок в квадрате! Возомнил себя самым умным! Кто сказал, что итальянец за мной побежит, а не поедет или не полетит?! И мои бестолочи тоже хороши: привыкли, что я за них все обдумываю… Чуть своих пацанов на убой не отправил. От такой мысли стало противно на душе, заболела голова. Так, нужно тормозить своих!

— Всем стоп!!! — рявкнул я. Парни замерли и удивленно уставились на меня.

— Сань, ты чего орешь? — поинтересовался Ильдар. — Опять глюка словил?

— Сейчас вы у меня все словите!!!

— Не понял?!

— Так, все дружно морщим мозг: вы на месте итальянца, вы знаете вектор движения преследуемых и возможные точки выхода из долины. Ваши действия?

— Перекрыть точки выхода, — ответил кто-то.

— Обложить с двух сторон.

— Накрыть с воздуха, — предположил Макс.

— А как они поймут, в какую сторону мы ломанулись? — хитро спросил Ильдар.

— Вот именно! — поддержала его общественность.

— Как, как? Жопой об косяк, — не выдержал я. — Барон приказал тащить хвост до Коваля, а как мы их потащим, если они след скоро потеряют из-за дождя?!

— Да, неувязочка получается, — протянул Макс. — Значит, нужно им подсказать!

— Умница ты моя! — похвалил я его. — А как мы им подскажем?! Вопрос всех касается!

— А варианты ответов будут? — попытался хохмить Макс.

— Вариантов ответов нет, а варианты развития событий могу поведать. Тебе с самых гнилых начать? Ах, не надо?! Тогда заткнись и шевели мозгами.

— У меня только один вариант, — заговорил Петюня, — выход в эфир с рации, чтобы дать им пеленг для поиска.

— Уже хорошо. Развивай мысль, развивай.

— А чего развивать? — грустно усмехнулся он. — Дать пеленг и деру.

— Хорошая идея, — поддержал Мамелюк. — Петька бегает быстро.

— Петюня, а когда именно ты собрался давать пеленг? — не обратив внимания на реплику Мамелюка, обратился я к радисту.

— Ну-у… — затянул он. На том его мысль и оборвалась.

— Так, головорезы, вопрос ко всем: когда именно Петюня будет нас светить?

— Он же знает ответ, — зашептал Макс Ильдару. — Чего он над нами глумится?!

— Заткнись и думай, — ответил тот.

— Скорее всего, когда итальяно-румынская диаспора нас или начнет терять, или уже потеряет, — сформулировал ответ Петюня.

— Молодец, возьми с полки пирожок. И во сколько наступит этот счастливый миг?

— Блин, командир, ну чего ты над нами издеваешься? — протянул Мамелюк.

— Чтобы думать начали, сачкодавы! Чего расслабились?! До базы еще как до Китая, и все раком!

— Я бы дал пеленг около десяти утра, — подал идею Ильдар.

— Слава Богу, хоть один начал шевелить извилинами! Согласен. Дальше что?

— Так я ж сказал — дать деру, — подсказал Петюня.

— Я не об этом.

— А о чем?

— Что сделает итальянец, когда у него будет стопроцентная точка старта и стопроцентная промежуточная точка на маршруте?

— Ох, мать твою, — только и смог сказать Макс.

— До всех все дошло? — Я обвел взглядом свое воинство. — Славненько. А теперь повторяю вопрос: как будем светиться перед противником? Принимаются любые идеи, даже из разряда бреда.

— Давай растяжек наставим, — предложил Макс. — Даже если не подорвутся, зацепка у них будет.

— А если они их не заметят? Или остановят поиск, не дойдя до них? А если и найдут, где гарантия того, что растяжки будут поставлены нам в вину? Или ты там табличку повесишь «тута был Макс»?!

— Не прокатит такая табличка, — не согласился Ильдар. — Роджер, если ты помнишь, персонально знает тебя и Зяму. Или ты распишешься, или послание будет от группы в целом.

— Кроме растяжек, есть идеи?

— Давайте засаду устроим, — предложил Мамелюк. — Шмальнем пару раз и смоемся.

— Где именно ты предлагаешь ее устроить? — тут же отреагировал я. — Еще идеи есть? Тогда двигаемся дальше и думаем, головорезы. Думаем!

И мы двинули. Парни негромко обсуждали возможные варианты удержания хвоста и подходили ко мне с идеями. Ни одна мне не понравилась.

Минут через сорок я почувствовал запах сероводорода.

— Так, негодяи, кто-то шептуна пустил, или мы подходим к болоту, про которое мне леший нашептал?

— Командир, — сразу ответил Мамелюк, шедший рядом, — это точно не я.

— Не отмазывайся, не в военкомате!

— Да точно не я!

— Не он это, — сообщили спереди. — Видать, точно к болоту подходим, тут тоже воняет.

Через полчаса лес начал редеть, деревья стали ниже, а потом и вовсе сменились торчащими гнилушками. Воняло так, что пришлось натягивать на лицо платок. Это хоть как-то спасало от вони.

— Командир, наши тут шли, — сообщил Макс. — Вон следы Миколы.

— След четкий?

— Уже нет. Еще полчаса — и фигу кто чего найдет.

— Печально. Березы видно?

— Да, у края топи одна, через десять метров вторая.

Ко мне подошел Ильдар.

— Командир, тут охренительная концентрация сероводорода. Болото нужно преодолеть максимально быстро, чтобы не отравиться. И огня не зажигать ни в коем случае. Тут так может полыхнуть, что от нас и углей не останется.

— Полыхнуть, говоришь, может, — задумчиво протянул я. — А это мысль! Так, все дружно надеваем респираторы, становимся в цепь, приготовить веревки.