109 год 4 эры. 27 день сезона последнего теплого ветра.

— Карлик. — Пробормотал Леронц, осматривая флягу, которую пронзила костяная игла.

— Тоже пусто. — Просипел Ноари, облизнул пересохшие губы и отбросил пробитый бурдюк. Кожаный мешок врезался в одно из раздувшихся и омерзительно смердящих тел, которые выстилали каменистую тропу, ведущую вглубь штолен.

— Помню, по Башни Сина гуляли слухи о том, что ты пьешь кровь. — Прошипел бледный, выдергивая крупные щепки из раны на плече. — Если заинтересован, могу поделиться.

— Кровь хинаринцев соленая и вязкая, ей не утолишь жажду. — Признался Ноари, ухмыльнувшись.

— По-моему ничего. — Отозвался Леронц, приложив к губам окровавленный палец. — Да и хакеты на вертеле, которых запекал Гаор, казались мне довольно сочными.

— Там не только кровь, еше растопленный жир и афритовый сок. — Уточнил Ноари, откинулся на завал и мечтательно закатил глаза.

— И запеченный в золе кривокорень… — Добавил хинаринец, а после вздрогнул от короткого смешка. — Кстати, ты бывал в гнезде дома Галард?

— Я слишком не отёсан для столь высокого общества. — Брезгливо поморщившись, ответил Лим'нейвен.

— Глубоко внутри они все разделяют твои чувства, поэтому и ведут себя столь надменно. — Поделился Леронц и задрожал от смеха. Опаленная кожа коснулась стали доспеха, бледный согнулся и болезненно зашипел. Взяв себя в руки, он подобрал кривую хирургическую иглу и продолжил рассказ. — Портреты молодого Накрисса почти не сохранились. Только в гнезде осталось групповое полотно, которое от него спасли. Скажу тебе, слезы наворачиваются. Сгорбленный, волосики жидкие, ручки тощие и суставы размером с голову. Знаешь, как братья дразнили его?

— Кривокорнем? — Предположил Ноари, растягиваясь в улыбке.

— В точку! — Просипел посиневший Леронц, сдерживая клокочущий в груди смех. Когда приступ закончился, он облегченно выдохнул и добавил. — Он отправит меня к Карлику, когда узнает, что я проболтался. С другой стороны, он был полной задницей.

— Я воспользуюсь этой силой с умом. — Заверил друга Ноари, выхватил иглу из его дрожащих рук и занялся неприятной рваной раной. На большее его сил уже не хватало.

— Синтра бы вообще забыла, что его зовут Накрисс. — Пробормотал Леронц и бросил взгляд на обескровленное лицо женщины, которое постепенно опухало и наливалось мертвецкой синевой. Откормленный скрет показался из густых теней штолен и принялся грызть сапог на коченеющей ноге. Леронц хлестнул его жирную ляжку плоскостью клинка, животное испуганно взвизгнуло и скрылось.

— Поэтому я больше не веду в бой людей. — Отозвался Ноари, сосредоточенно и быстро накладывавший швы.

— Зверей тоже жалко. — Печально отметил Леронц и поник.

— Конечно, прости. — Кивнул Синит и оборвал хирургическую нить.

— Ничего. Я просто… подумал, что Анафель расстроилась бы, если бы я промолчал. — Отмахнулся бледный, а потом кашлянул в кулак и добавил. — Не обращай внимания, я сам не понимаю что несу, слишком много крови потерял.

— Что же, пора исследовать штольни. — Решил бледный после неловкой паузы.

— Тут довольно уютно и нет Зверожденных, которые торопятся отгрызть нам головы. Только их трупы. Может, рудокопы отбились и скрылись в недрах, а, может, это ловушка и тени полны затаившихся Зверерожденных. — Бодрым тоном предположил он.

— По крайней мере, раны этим мертвецам оставили удары кирки. — Заключил Синит, подтянув к себе одно из тел. Зверожденный был пугающей смесью пепельного хинаринца и ходока. Нос с широкой переносицей бежал через всю вытянутую морду, тонкий разрез рта располагался на подбородке. Существо было худым и очень высоким, но передвигалось сгорбившись, опираясь на длинные передние лапы, которые венчали развитые шишковатые пальцы. Одеждой покойника, обмякшего в лапе Ноари, были слои разноцветных грязных тряпок, в которых угадывались одежды Нар'дринских и Саантирских торговцев.

— Я не чувствую жизни поблизости, разве что скретов. Ты уверен, что в силах один искать выживших? Мне придется остаться, чтобы присмотреть за завалом. — Участливо спросил Синит, осматривая истерзанного небесного всадника, которого с ног до головы отмечали подтеки синего и черного. Светло-зеленые глаза, казалось, светились на фоне замаранной кожи и прядей, слившихся в маслянистые лохмы.

— Выгляжу и воняю как «пепельный», разве бывает хуже? — Ответил Леронц, подражая надменным интонациям Накрисса, а потом добавил более серьезным тоном. — Сколько у меня времени?

— Гаор передал, что Гончая прибудет через дюжину минут, может, немного позже. Карликов Исполин, похоже, проверяет нашу оборону. — Ответил Ноари, поникшие усы вяло дергались в такт мелодичной речи.

— Тогда мне стоит поторопиться. — Решился наемник, кряхтя, перекатился на бок и начал медленно подниматься, используя стену в качестве опоры. — Фа'Хаат! Это не так просто как раньше.

— Возьми с собой. — Окликнул бледного Ноари и попытался сплести из песка костыль. Песчинки неохотно потянулись вверх, лениво закручиваясь в тонком вихре, но, поднявшись на уровень пояса, хлынули в стороны и опали на землю. Лим'нейвен тяжело выдохнул, массируя виски и плотно зажмуренные глаза. Небольшая Слеза Урба исчезла в пересохшей пасти и захрустела на острых клыках. Тепло вырвалось наружу и хлынуло по изможденному телу Лим'нейвен, но потом Ноари согнулся от кашля, и сила хлынула из пор морщинистой кожи, обратившись завесой тлеющих искр. Крох могущества, которые ткач смог удержать в измученном теле, еле хватило, чтобы завершить изнурительное плетение, и через минуту Леронц облегченно навалился на темно-пепельный костыль. Прежде чем откинуться на стену и закрыть глаза, Лим'нейвен протянул бледному плотно закрытый пузырек с настойкой из Синих грибов.

— Спасибо. — Поблагодарил Леронц, сделал несколько неуклюжих шагов, а после обернулся и спросил. — Накрисс смог выбраться? Гаор не передавал?

— Думаешь, я не сказал бы тебе сразу? — Нахмурившись, вернул вопрос Синит.

— Надеялся, что ты бережешь хорошую новость, чтобы приободрить меня. — Отшутился Леронц, отвернулся и побрел в темноту, развеиваемую только неярким мерцанием шпаги.

Даже спустя несколько крутых поворотов тошнотворный дух разложения не развеивался. Трупы продолжали появляться из густых теней и врезаться в протез спотыкающегося Леронца. Силы начали покидать небесного всадника, а голубой туман, заслонивший взгляд, задрожал в такт гулким сердцам. В этот момент «бледный» осознал, что он не один бороздит смердящие тоннели. Наемник обернулся и выставил перед собой шпагу, которая нарисовала дугу жемчужным свечением острия. Существо, следовавшее за небесным всадником, не шелохнулось и не издало звука, и продолжило молча наблюдать из-под надвинутого красного капюшона. После минуты напряженного молчания Карлик протянул в салюте огромную кружку и сделал несколько глубоких, беззвучных глотков.

— Почему ты не пришел, пока я лежал? — Заданный Леронцем вопрос остался без ответа. Красный Карлик уселся на пол и принялся увлеченно рассматривать свой обломанный меч, высеченный из лунного камня. Грязь и бесчисленные прикосновения почти скрыли изящную гравировку, которая напоминала о былом величии. — А теперь прости, мне сначала нужно выполнить контракт. Хотя, ты, я вижу, и не особо торопишься.

— Знаешь, я ненавижу то, что ты делаешь. — Признался, не оборачиваясь, Леронц после того как сделал несколько шагов и запнулся об очередной труп. — Сегодня ты забрал у меня брата, которого я любил. Ты забрал Анафель, которую я любил больше брата, и Синтру. Ее я был бы не против любить, согласись она на это.

Еще пару поворотов бледный шел, подбирая слова. Серьезный подход к диалогу с собственной галлюцинацией вызывал у него улыбку. Тем не менее, журчащий ручеек разговора помогал наемнику отвлечься от мрачных мыслей, и он охотно участвовал в нелепом представлении.

— Ты не думай. Я понимаю, твоей вины во всем этом нет. — Заверил наемник собеседника, удостоверившись, что мираж его еще не покинул. — Местные вешают на тебя всех скретов, но дело ведь в Хинарине. Сам Мир был сплетен так, что мы вынуждены душить друг друга за пищу, воду, руду. Хорошо, что ты прирезал Нара, честно. Теперь остались только Хин, Син и Арг. Урба можешь оставить, он хотя бы не лицемерен.

— Не против, что мы на «ты»? Славно. — Небрежно бросил «бледный» вслед, а затем остановился и шумно перевел дыхание. Гулкое эхо распространилось по тоннелю и передразнило всадника низким, утробным голосом.

— Можешь не говорить, я и сам знаю, что лучше заткнуться. Но, думаю, блеск меча, лязг доспехов и стук протеза выдадут меня, даже если я зашью губы. — Продолжил Леронц монолог, а вместе с ним и путь в каменные недра Нар'дрина. — Ты не из разговорчивых, верно? Не уверен, правда, что хотел бы услышать твой голос.

— А я вот не могу замолчать, особенно когда страшно. Если сейчас мне под ноги выскочит скрет, то я обделаюсь. Честно. — Признался всадник и с кривой полуулыбкой уставился на Карлика. Ответом немого спутника стал лишь пристальный взгляд искр, танцевавших а непроглядной тьме под ярко-алым капюшоном.

— А в бою не боюсь, только потом колени… колено дрожит, и отлить очень хочется. Может быть, я зря гордился подобным бесстрашием. Смотри, что со мной стало. — Впервые на лице Леронца проявились страх и злоба. Нахмурившись и поджав губы, он потянулся к безобразной культе. Кисть, крупно дрожащая от боли и мысленного напряжения, сомкнулась на остатках бедренных мышц и скомкала грубую бежевую ткань. — Ноги вытащили меня из стольких передряг. Иногда я на них убегал, или танцевал в бою. Теперь я вряд ли так смогу.

Почти все силы Леронца уже вытекли из искалеченного тела вместе с голубой кровью, речь и жесты не давались всаднику бесплатно. После очередной длинной реплики он был вынужден остановиться и грузно опереться на стену. Карлик поравнялся с утомленным спутником и уселся напротив, выбрав в качестве сиденья впалую грудь рудокопа, который уже окоченел и налился трупными пятнами. Леронц откашлял голубую кровь, вытер влажное лицо и взбодрился парой пощечин. Желая отвлечься от подкашивающей усталости, он осмотрел очень коренастую фигуру, сгорбившуюся под дырявыми полами алого плаща. Леронц виновато улыбнулся и осторожно потянулся к Карлику костылем, намереваясь коснуться узловатого колена, перекатывавшегося шишками. Он так и не дотянулся до пыльной полосатой штанины, хотя нарушенная перспектива вопила о том, что прикосновение должно было состояться. Леронц задумчиво хмыкнул, и вежливо кивнул, но затем ему стало не по себе, а распахнутый воротник подлатника пропитался новой порцией холодного пота. Если Карлик был размером с луну, находился так же далеко и просвечивал сквозь стены, то Леронцу он казался бы обманчиво небольшим. Дотянуться до Карлика было не проще чем до луны, а его силуэт не отбрасывал теней. Сглотнув, Леронц загородил ладонью свет шпаги, падавший на Карлика. Фигура существа не погрузилась во тьму вместе с трупами и стеной тоннеля, но осталась столь же четкой и яркой.

— Ты прости, стало очень интересно. — Слегка дрожащим голосом пробормотал Леронц и сгорбился под взглядом бесконечности, смотревшей на него из-под рванной бахромы капюшона.

— Накрисс… Накрисс тоже так умеет. В смысле не так, конечно, но он… он тоже не дает до себя дотронуться. Правда это не работает с черным железом и оружием ткачей. У тебя, уверен, нет таких проблем, поэтому не буду проверять. — Добавил Леронц, бросая украдкой взгляд на мерцающее лезвие шпаги.

— Надеюсь, это ему поможет, и он, вместе с Ортиссом, сегодня с тобой не встретиться. — Кашлянув в кулак, продолжил Леронц и продолжил углубляться в рудники.

— Отправлюсь в бастион Пяти Копий в Ядре Перекрестка. Найду мастера Ар… Акрахтейн — Тоннельника. Ты его точно знаешь, ты ведь всех знаешь. — Леронц старался держаться непринужденно, но опухший язык плохо справлялся с нагромождением согласных в именах тоннельников. С каждой новой фразой бледный говорил медленней и бессвязней, а шаги его становились короче. — Он мне новую ногу сделает. Пусть… будет сразу в латах, чтобы… не возиться лишний раз. Еще хочу… красивый узор и…

Протез Леронца внезапно начала пульсировать и раздаваться вширь, свет шпаги замер мерцающим узором на вздувшихся, живых мускулах. Латные пластины на бедре протянули к голени стальные щупальца и плотно обхватили ее, оборачиваясь элегантным латным сапогом. Жемчужные линии, которые не скрыл слой доспехов, вдруг вспыхнули алым цветом с плаща Карлика. Сквозь щели скрежещущих лат начали пробиваться угольно-черные перья, огромные и пушистые как у хоакса. Затем Нар'дринская сталь лопнула, из-под нее показалась толстеющая, пульсирующая лапа. Пернатая конечность напоминала кожаный пузырь, стремительно наполняемый водой. Из стопы проклюнулись, словно грибы, скрюченные мохнатые пальцы, увенчанные серпами когтей. Затем нагрудник стальным обручем стиснул грудь, а тоннель стал слишком узким. Задыхающийся Леронц успел воспользоваться непослушной рукой, прежде чем она обернулась огромной лапой, и сорвал застежки на брони. Жадно схватив ртом воздух, рыцарь плотно зажмурился, начал трясти головой и рухнул на землю. Перестав давиться кашлем, он решился открыть глаза. Всадник увидел руки, все еще стиснутые сталью когтистых латных рукавиц и упертые в землю. Правой ладонью он случайно оперся на опухшую голень мертвеца, из которой прыснул смердящий гной. Отпрянув от тела, Леронц врезался лопатками в ледяную стену.

— Похоже, я начинаю бредить, штанина хлюпает. Скреты на меня не прыгали, значит, культя снова кровоточит. — С трудом прошептал он, чувствуя как горло и нос свербят от нестерпимой вони. Затем всадник унял судороги и потянулся в поясную сумку за склянкой Ноари. — Пришло время Синских грибов.

Вырвав зубами деревянную пробку, бледный прильнул к горлышку и залпом проглотил содержимое пузатой керамической колбы. Чувство легкости начало зреть в районе переносицы и быстро очистило содержимое черепа от скверны боли и тумана наваждений.

— Было приятно повидаться. Надеюсь на не скорую встречу. — Попрощался Леронц и помахал темноте рукой, после того как безуспешно поискал Карлика взглядом. Затем он смог подняться и сделал несколько шагов. Чем дольше он переставлял ноги, тем легче это становилось, хотя былой легкости он так и не ощутил. Вскоре он наткнулся на завал, за которым расслышал тихое женское всхлипывание.

— Наверняка ловушка. Но я слишком устал, чтобы возвращаться в одиночку. — Почти шепотом заключил Леронц, а затем позвал более громким голосом. — Вы в порядке!? Меня зовут Леронц — Наемник Пяти Копий, я здесь что бы спасти вас!

— Откуда нам знать, что ты не Зверерожденный!? — Прокричал в ответ раздраженный мужской голос, заглушенный толщей каменных валунов.

— Ты, Фа'Хаат, серьезно!? — Поперхнувшись смешком, отозвался Леронц.

— Ты что из этих Акрати!? Пришел за нашими головами, тварь!? — Снова отозвался взбешённый голос.

— Шааран, успокойся! Давай впустим их, что нам терять? — Вмешался более спокойный и рассудительный мужской голос. — Нам нужна помощь, я уже забыл, когда последний раз вода касалась моих губ.

— Лучше сдохнуть от жажды, чем быть забитым, как жирный скрет, этими бледными!

— Гончая из Саантира будет здесь с минуты на минуту! Прекратите спорить и вылезайте из этой обосранной норы! — Прокричал Леронц, сжимая кулаки и с трудом давя желание рассмеяться от абсурдности происходящего.

— Шааран, что у нас брать? Зачем нападать на нас под самым боком у Исполина? Успокойся и просто подумай! — Адекватный и разумный голос прозвучал настойчивее, а единственным контраргументам агрессивного «пепельного» стало лишь неразборчивое пыхтение, которое вскоре затихло. — А теперь, давай впустим их…

Леронц еле успел шарахнуться в сторону, когда несколько гремящих валунов скатились с завала и рухнули рядом. Затем куча щебня подалась назад и с рокотом осыпалась на землю. Из освободившегося прохода на обескровленное лицо бледного упали мягкое свечение масляных ламп и настороженный взгляд двух пар глаз.

— А где второй!? — раздраженным, сорвавшимся в крик голосом спросил тот, кого звали Шааран. На вид ему было далеко за сто. Седина почти вывела рыжевато-каштановый цвет с лысеющей черепушки, а также из запущенной щетины и густых, жестких усов. Узкие плечи старика были поникшими, руки худыми и жилистыми, а торс красовался выпуклым бражным пузом. В мозолистых, перепачканных пылью кистях он сжимал заточенную шахтерскую кирку со следами крови, въевшейся в деревянную рукоять, — покажись, Хаэкран'Каэт!

— Я здесь один, — незамедлительно ответил Леронц, примирительно вскидывая ладонь со стальной эмблемой Пяти Копий, — я потерял много крови и мне привиделся Карлик, только и всего!

— Лжешь, паскуда! — завопил Шааран и двинулся вперед. Второй рудокоп попытался удержать его за руку, но получил от товарища удар обухом кирки и свалился на пол, — отойди, трус! Я спасу наши шкуры без твоего скулежа!

— Да успокойся ты уже! — проорал Леронц, начиная медленно ковылять назад. Его слова обратились пеплом в горниле разума Шаарана, которое распалили измождение, паранойя и долгая изоляция. Пепельный взревел, сплевывая пену и ринулся на наемника. Вздувшимися от напряжения руками он занес кирку для тяжелого удара, которым метил бледному в висок. Всадник выругался, резко присел на живую ногу и ухватился за эфес клинка. Кирка просвистела над головой Наемника, вспоров лишь воздух, и оставила изможденного рудокопа уязвимым. Леронц зарычал и вогнал лезвие в его шею. Шпага впилась в набухшие мускулы и вспученные вены по самый эфес. Лезвие с чавканьем провернулось и вспороло горло, вырываясь из плоти старика. Обрюзгшее, грязное тело мешком свалилось к ноге наемника и дернулось несколько раз среди камней.

— Что… что ты с ним сделал!? — просипел оставшийся в живых пепельный, вытерев кровь с подбородка и уставившись на затихшего товарища.

— Разве ты не видишь, что я вскрыл ему глотку?! — дрожа от нервного смеха, отозвался Леронц, вытирая клинок об рукав. Затем он приблизился к рудокопу, но тот испуганно вскрикнул, загородил лицо киркой и начал отползать назад, ожесточенно перебирая ногами. Пройдя вперед, наемник увидел женщину, жалобные всхлипы которой слышал ранее. Из перепачканной, отощавшей груди вырывались несдерживаемые рыдания, в разбитые колени она зарылась лицом, а руками дергала сальные светло-пепельные кудряшки. Каждый звонкий удар протеза заставлял ее горло разрождаться высоким визгом.

— Ах, Хин вас подери! Ну не начинайте! — воскликнул Леронц, задрал голову и устало вздохнул. Снова он заговорил, только слегка успокоившись.

— Вы что пропустили тот момент, когда он кинулся на меня? Что еще мне оставалось делать? У меня не было сил бороться с ним! Я измотан, искалечен, — оправдывался Леронц, указывая на ногу и перепачканное лицо. Женщина так и не перестала выть, но мужчина постепенно начал прислушиваться. — Пытаясь спасти вас, неблагодарные вы скотины, я потерял брата, хоакса, друзей и даже ногу! Мои товарищи и целый отряд солдат сейчас отправляются к Карлику, что бы дать вам время выбраться! Оторвите от земли задницы и двигайте на выход. Если бы я хотел вас прикончить, то вы бы уже стояли у порога Красного, рядом и тем психом!

— Не думаю, что у меня есть другой выбор, — после короткого раздумья заключил рудокоп, медленно поднялся и заткнул кирку за пояс, — Шааран сдал еще вчера вечером, когда его сына задрали Зверерожденные.

— О! Ты понятия не имеешь во что ввязался, начав со мной разговор! Теперь я точно вылью на тебя ушат того дерьма, что переполняет мою голову! Но это позже, а пока поднимай свою подругу, — коварно улыбнувшись, приказал Леронц и указал на женщину, которая так и не рискнула посмотреть на долгожданного спасителя.

— За последнюю ночь мне не удалось вытянуть из нее ни слова, а приблизиться подойти, она начинает так орать, что штольни рушатся! — развел руками «пепельный».

— Ты просто не знаешь подхода к женским сердцам, — протянул спокойным тоном Леронц, не слишком ловко расправляясь с застежками на латных рукавицах. Затем он бросил их рудокопу, вытер лицо пропотевшим подлатником и заправил растрёпанные пряди в хвост, — смотри и запоминай.

Стараясь не греметь протезом и придерживая позвякивающие ножны, Леронц приблизился к девушке и плавно опустился на колено.

— Сарран, я пришел забрать вас из этого ужасного места и доставить в безопасность, — нежно прошептал всадник, а затем галантно протянул несчастной раскрытую ладонь. Женщина несколько раз громко всхлипнула, еще сильнее прижала к груди исцарапанные, разбитые ноги, а затем затихла, не переставая мелко дрожать. Леронц придвинулся ближе. Стоило доспехам зашелестеть, девушка подняла опухшие желтые глаза, оплетенных сеткой вспухших черных вен. Наемник обрадовался обретённому взаимопониманию, но она пронзительно завопила, а затем начала сучить руками и стесывать о камни голые стопы. Леронц резко подался вперед и вогнал костяшки кулака в тонкую челюсть и искусанные губы. Глаза пепельной закатились, тело обмякло, и девушка начала заваливаться назад. Леронц вцепился в ее неровную кудрявую челку и притянул женщину в свои объятья, уберегая от удара головой об выщербленный камень. После он ухмыльнулся и начал тепло поглаживать ее плечо:

— Потащишь ее на горбе. Она совсем худенькая, ты справишься… — заключил всадник, взглянув на рудокопа, который резко отшатнулся и снова потянулся за киркой, — а что еще оставалось делать?! Времени в обрез, понимаешь ты это или нет?!

* * *

— А потом спрыгнул на спину ловчего и вонзил шпагу прямо между крыльями! Клинок я, кстати, решил назвать «Анафель», в честь моей красавицы! — живо продекларировал Леронц и выбросил вперед великолепную шпагу. Его спутник, которого звали Сатрати, не смог выразить восхищение. Обмякшее женское тело, казавшееся поначалу почти невесомым, теперь заставляло позвоночник неприятно хрустеть. Единственной реакцией рудокопа стал громкий, загнанный хрип.

— Тихо, ты! — громко прошептал в ответ Леронц и костылем перегородил рудокопу путь. Затем он присел, спрятал мерцающее лезвие и указал на пурпурный солнечный свет, которым блестел конец прямого участка тоннеля.

— Слуги Карлика разворотили ваш завал. Нам конец, — слабым, дрожащим шепотом отозвался рудокоп и упал под тяжестью живой ноши.

— Жди тут, я пойду вперед. Дрянная нога, не подкрадешься. Карлик с ним! — выпалил Леронц и шумно поспешил к свету, с хрустом разминая плечи, костяшки и шею. Подбросив клинок над плечом, он ловко поймал его за спиной и исчез за поворотом.

Сердца рудокопа неистово колотились в барабанные перепонки и заглушали все кроме неясного шороха. Минутой напряженного ожидания спустя, изломанная тень возникла на стенах тоннеля, начала наливаться тьмой и увеличиваться. Вслед за тенью в штольни проник и тощий, вытянутый силуэт с конечностями, которые гнулись в двух местах. Странной раскачивающейся походкой уродливая тварь направилось к рудокопу, опираясь на окровавленную алебарду и сверкая единственным грязно-желтым оком. Сатрати испуганно взвыл и бросился обратно в штольни. Он замер, не сделав и пяти шагов, до крови закусил губу и вернулся назад, чтобы загородить женщину, которая до сих пор не пришла в сознание. В ответ на благородный жест тварь задрала голову и издевательски, с присвистом, захохотала. Рудокоп оскалил зубы, заставил онемевшие руки сжаться на рукояти наточенной кирки и замер, готовясь к решительному броску. На пике физического и мысленного напряжения рудокоп увидел, как из-за поворота показался живой, но мрачный Леронц. В туже секунду кирка выпала из обмякших рук пепельного, и он рухнул на пол.

— Это свои, каменная башка, — монотонно пробубнил всадник, а затем снова исчез.

— Расистский «пепельный» мусор, — добавил Нуаркх безжизненным голосом и позволил себе еще несколько смешков.

* * *

После ужаса сражения прохладный вечер казался особенно тихим и умиротворенным. Восточный бастион внешнего кольца дремал под пышным пурпурным одеялом. Плотное оцепление из раздраженных торговцев рассосалось, незадачливые предприниматели разбрелись по постоялым дворам Саантира. Шахтерский город, ютящийся в величественных руинах, опустел. Палатки дочерей Нара теперь помещались в пределах стен бастиона. В развалинах небольшого храма, которые заприметил Нуаркх, собрались три поредевшие группы наемников, но под круглым сводом было гораздо тише, чем вчера. Накрисс встал из-за очага, вокруг которого кружил собранный Гаор, и покинул руины, чтобы помассировать вывихнутую конечность и позволить прохладному ветру прикоснуться к опаленной коже.

— Лер, ты уверен, что не хочешь передохнуть? — спросил он, приблизившись тяжелой переваливающейся поступью к Леронцу, который сгорбился неподалеку от входа. Перед небесным всадником, замотанным во влажный бинты, находился импровизированный стол из пары щитов Ноари, сложенных вместе. На кипящей древесине, отмеченной множеством зарубок и выбоин, лежало обнаженное тело Синтры, которое бледный постепенно покрывал ярким погребальным узором. Компанию Леронцу составлял Мракоцвет, который играл легкий мотив, инкрустированный пронзительными, тоскливыми нотами.

— Посмертный узор на тело всадника, положено наносить другому всаднику… больше некому. Ты же знаешь, что я пытался его спасти? Я не сразу побежал… Фа'Хаат… надо заткнуться и вернуться к работе, — устало помассировав глаза, осекся Леронц и прикоснулся кистью к гладкой, сизой коже. Мягкая щетина, смоченная в вязкой небесно-пурпурной краске, скользила вдоль тонких ритуальных шрамов, добавляя облакам на животе женщины закатные блики. Сменив кисть, Леронц принялся выводить солнечные лучи на скулах и бровях бледной.

— Хочу успеть до погребального пира, — отшутился небесный всадник, нанося последние мазки на лицо наемницы. Справившись с тонкой работой, он снизу-вверх посмотрел на Лим'нейвен. Влажные глаза Леронца дрожали в ореоле густой синевы, выражая скорбь и крайнюю усталость. Накрисс похлопал друга по плечу массивной лапой с птичьим пушком на костяшках, а затем посмотрел в глаза Мракоцвету.

— Арахкет, мне очень жаль, что Карлик добрался до нее так рано. Дорогу ему указала моя гордыня и, надеюсь, ты сможешь меня простить, — проговорил Накрисс и замолчал, уставившись на отекшее лицо Синтры. Мракоцвет удостоил крылатого Лим'нейвен холодного взгляда и не прервал мелодию.

— Как там те рудокопы, которых мы вытащили? — поинтересовался Леронц, развеивая напряженное молчание.

— Парень отсыпается, а девушка растворилась. Ни дочери Нара, ни Рикиоти понятия не имеют, когда она смогла скрыться. Впрочем, чего ожидать от пепельных? — голос Лим'нейвен прозвучал нахально, хотя после смерти Синтры он старался не проявлять спесивость.

— Судя по одежде, она была из Саантира, — пожал плечами Леронц и горячим дыханием подсушил каплю краски на вздернутом носике Синтры, — захотела поскорее вернуться к семье, только и всего.

— Надеюсь, она добралась до стен, — тяжело вздохнув, пробормотал Лим'нейвен и медленно опустился на песок. Сидя он дотягивался до плеч Леронца, который устроился на высоком табурете, — иначе вся эта ситуация с освобождением штолен превратиться в бессмысленное шутовское представление.

— Мне больше нравиться другая трактовка, — послышался сзади монотонный и слегка гнусавый голос.

— О чем ты, Нуаркх? — не оборачиваясь, переспросил Леронц и принялся растушевывать темно-лиловые тени на веках Синтры резкими движениями большого пальца.

— Вы слышали, что лже-всадники разграбили караван с крупной партией обработанной стали из этих рудников? — продолжил тоннельник, усаживаясь подле тела и бережно укладывая Саантирскую алебарду на колени, — сталь им пригодилась, арбалетные болты они не жалеют.

— К чему ты клонишь? Считаешь, что сумбур с Исполином и Зверерожденными был организован лишь для того, чтобы замести следы заговора? — поинтересовался Лим'нейвен. Нарочитая насмешливость не скрыла от Нуаркха еле заметную тревогу, — похоже, у тебя паранойя.

— Мне часто это говорят, — вздрогнув от свистящего смешка, признался Нуаркх и продолжил значительно тише: — И нет, я не думаю, что Исполина и Кочевников сюда кто-то привел. Скорее всего, убийца просто воспользовался ситуацией. В суматохе он всадил нож в спину, скажем, начальника бригады, который решил потребовать слишком много Хаков за молчание. А мы спасли заговорщика от ловчих и за ручку довели домой.

— Девушка была убийцей? — удивленно раскрыв глаза, переспросил Леронц. Затем он повернул к Нуаркху измазанное красками лицо и принялся говорить, жестикулируя кистью, — внешность, конечно, обманчива, но она выглядела действительно жалко и не смогла бы поднять кинжал.

— Ели бы подобную работу поручили мне, то действовал бы я в той же манере, — прищурившись, ответил Нуаркх, — группы рудокопов обычно довольно сплоченные. У женщины в беде больше всего шансов примкнуть к их компании и не вызвать лишних подозрений.

— Мне кажется, ты бы быстро себя выдал. Рудокопы обычно не настолько пьяны, чтобы принять тебя за женщину в беде, — отшутился Накрисс и непроизвольно насупился.

— По-твоему она сбежала, потому что является шпионкой или убийцей, а ее тело улучшили Лим'нейвен или другие… народные средства? — уточнил Леронц, приподняв кустистую бровь.

— Не всегда следы вмешательства столь же очевидны, как у каменных стражей, — пожав плечами, предположил Нуаркх.

— Звучит несколько натянуто, но я не удивлюсь, окажись это правдой, — неожиданно вмешался Гаор. Голос его, как всегда, был спокойным и размеренным, — в любом случае это не наше дело.

— От чего же? Разве приятно осознавать, что мы рисковали встречей с Карликом ради жалкой наемной убийцы? А кто-то и вовсе отдал за него жизнь, — улыбнувшись грязно-желтым глазом, вкрадчиво протянул Нуаркх и уставился на Накрисса.

— О, Костяшка! Ты что пытаешься задеть меня!? Думаешь, я позволю тебе такой тон!? — повышенным голосом выпалил Накрисс и стиснул огромные кулаки. К Нуаркху ринулся фронт тугого воздуха, который с громким щелчком лопнул вокруг тоннельного человека и взметнул столб песка. Когда непроницаемая пепельная завеса осела, Нуаркх непринужденно сидел на том же месте, только шевелюра его слегка растрепалась.

— Если хочешь достать меня, то придется закатать рукава, — вызывающе вздернув надбровную пластинку, проговорил Нуаркх и принялся деловито стряхивать песчинки, осевшие на платье.

— Ты что творишь Накрисс! Песок чуть не попал на Синтру! — громко крикнул Леронц, закрыв телом крынки с вязкой краской и тело женщины, жирно блестевшее влажными мазками.

— Сейчас не время для этого, — встрял Гаор, осаживая участников назревающей перепалки, — Леронц, у тебя все готово для ритуала?

— Да… Да. Можем начинать, — рассеяно кивнув, ответил бледный. Не без помощи Накрисса, он поднялся на ноги, а затем отошел от тела. К Синтре, покрытой узором в виде закатного неба, подошел Мракоцвет. Гигант осторожно подхватил тело и поднял на уровень широкой груди. По сравнению с нависающим, исполинским силуэтом, женщина казалась почти ребенком. Голова Синтры безвольно запрокинулись назад, расчесанные медные локоны раскачиваться в такт поступи гиганта. Ношу молчаливый тоннельник доставил к огромной урне из черного железа, которую установили неподалеку от входа в уединенную пещеру. Накрисс и Леронц отправились в огромную мрачную расщелину, что брала начало в дюжине метров от стоянки наемников. Спустя минуту они вернулись на свет в компании Ортисса, который стараниями Лим'нейвен почти не хромал. Хоакс выглядел подавленно, ступал медленно и покорно. Пух на груди и шее зверя был грязен и взъерошен. От печальных глаз спускались полоски высохшей влаги, отмеченные налипшим песком. Когда Ортисса подвели к Арахкету, он приклонил передние лапы и, упираясь клювом в песок, прильнул к телу Синтры. Так он простоял несколько минут, низкие, вибрирующие стоны покидали его грудь. Следом хоакс отступил на шаг и свалился на пол, Мракоцвет подошел к черной урне и опустил в нее тело Синтры, устроив ее в положении младенца. К скорбной процессии примкнула Рикиоти. Женщина выглядела собранно и непоколебимо, но кисти, сжимавшие эфес Нар'Охай, слегка дрожали.

Мракоцвет захлопнул крышку, трое Лим'нейвен вышли вперед и обступили урну. Переглянувшись, они синхронно протянули к ней раскрытые кисти. В налитых мраком сумерках были четко видны полоски раскаленного докрасна света, собравшиеся на складках их ладоней. Сверкнул сноп искр и каменное масло, по щиколотку заливавшее тело, яростно вспыхнуло. Когда ослепляющая вспышка померкла, оказалось Лим'нейвен заставляют потоки бушующего белого пламени спиралями виться вокруг урны. Всего через минуту огонь остался без пищи и резко потух. За это время черное железо даже не нагрелось, Накрисс непокрытой рукой извлек вытянутый сосуд с горстью пепла, оставшегося от наемницы. Лим'нейвен заткнул сосуд большой деревянной пробкой и протянул Ортиссу. Пернатый гигант, не переставая низко скулить, бережно подцепил его кончиком клюва.

Отойдя от собравшихся на безопасное расстояние, он мощным движением шести лап подбросил себя в воздух, расправил крылья и взметнулся под облака. Когда силуэт хоакса обернулся размытой точкой на фоне бугристой черно-сиреневых туч, Ортисс ударом лапы сорвал крышку сосуда. Прах подхватило прохладное дыхание Хина и унесло за пелену облаков, Хоакс издал пронзительный, резонирующий вой, который достиг земли и раскатился на многие километры вокруг.