109 год 4 эры. 30 день сезона последнего теплого ветра.

Ларканти Хан Ката сидел на веранде в любимом кожаном кресле, мягкость которого он не чувствовал из-за каменной кожи. Прохладным вечером компанию ему составляли визгливые дети, занятые игрой с надутым желудком ходока, подвыпившая Саакрати, заскочившая после смены в «Кроне мясного дерева», и ее юный сын-каменщик Дакрот. Парню недоставало опыта знаменитого Сатрика, его рука придавала телу каменного стража не вполне идеальные и симметричные черты, но выходило вполне сносно. Бесформенное, бугристое лицо стража приобрело мужественные контуры, достойные красоваться на площадях Нар'Кренти. На правой кисти уже заняли место витиеватые спирали узоров, которые дополнит яркий янтарный лак.

— Теперь ты даже не похож на комок пережаренного фарша, — заметила Саакрати, положив голову на гладкое плечо Ларканти и вглядываясь вместе с ним в зеркальце.

— Признаться, я думал, выйдет гораздо хуже, — согласился каменный страж, касаясь кончиками пальцев небольших зарубок, которые оставили зубила из черного железа на его губах.

— Спасибо за доверие, Саррин, — поблагодарил утомленный Дакрота, который весь день, за исключением пары коротких передышек, не выпускал инструментов. Трещины и мозоли на дрожащих кистях были забиты крошкой, а спина хрустнула, когда юноша согнулся над левой рукой стража. Ларканти коротко кивнул, отмечая упорство каменщика, и уставился правую руку, которой снова мог плавно двигать. Смотря на витиеватый узор, который взбирался по предплечью и смягчал грани загнутых когтей, Ларканти невольно порадовался тому, насколько упроститься заполнение бесчисленных рапортов. Страж поспешил отмахнуться от жалкой мысли, и насадил на коготь очередной ломтик пряного мяса.

— Шкура не треснет? — с ухмылкой поинтересовалась Саакрати, смотря на стремительно пустеющее блюдо вяленой вырезки.

— Я понял, почему отец раздался к старости. Ничего не чувствую под каменной кожей. Ни холода, ни жара, ни прикосновений. Только еда мне не отказывает в удовольствии, — отозвался Ларканти, философским тоном. Саакрати дернулась от смеха и ткнула стража в раздувшийся живот. В тот же момент она нахмурилась и властно обратилась к сыну, который обрабатывал трещину на левом предплечье.

— Что это такое? — женщина указала на бугристую голубую корку, которая выстилала щель. Парень грузно уселся на табурет и вопросительно уставился на стража.

— Кровь, Са-ти. В щелях и трещинках всегда остается немного, сколько не чисть, — ответил Ларканти, пожимая плечами.

— Дак, где еще ты обнаружил кровь? — твердо потребовала Саакрати. Ларканти неохотно кивнул в ответ на встревоженный взгляд Дакрота.

— На груди, мам. Еще на плечах, лице, правой ноге… — перечислил парень утомленным, скрипучим голосом. Саакрати закатила глаза и принялась массировать пальцами виски.

— Полагаю, прогулка по расплавленному кварталу вышла не слишком приятной, — мрачно заключила женщина после минутного молчания.

— Не представляешь насколько, — кивнул страж, неспешно пережевывая ломтик пряного мяса.

— Почему ты сразу не рассказал? Что ты натворил?

— Я собирался поплакаться, когда стану менее трезвым. Но раз уж ты меня раскрыла… — страж сделал глубокий глоток крепленной афритовой настойки.

— Прекрати извиваться, Ларк, — настойчиво потребовала Саакрати, уперев руки в пояс, — все-таки прикончил грязерожденного? И почему ты весь в крови? Ты, что его выпотрошил?!

— Именно, Са-ти, а еще полдюжины его дружков, — немного раздражённым голосом отозвался страж и указал на черный клинок, притороченный к креслу, — Нар'Охай не кухонный нож!

— Шкатаак, Ларк! Нар'Охай не должен был никого потрошить, он должен был «остаться дремать в своих ножнах», — передернула Саакрати, пародируя самодовольный тон Ларканти.

— Именно этого я и хотел. Думаешь, я собирался закончить вчерашний вечер выволочкой от Наакрата за убийство «бледных»? Те оборванцы не оставили мне выбора… — начал оправдываться страж, но женщина оборвала его гневным взмахом.

— Конечно! И ты ни единым словом не подтолкнул их к нападению? Не позволил себе ни одного оскорбления? Был сдержан и вежлив?

— Не совсем… — признался страж и предотвратил бранный ответ, прикрыв губы подруги, — это ничего не изменило бы! Это были головорезы с крисами и дубинками, замотанные в награбленные тряпки. Половина сидела на грибах, а оставшиеся пристрастились к Аргийским дурманам. Песок тебе в глотку, Са-ти! На фасаде их логова болтались трупы зелотов Кантара! Шкатаак… мать же услышит.

— Так что же тебя тогда тревожит, Ларк? — более мягко поинтересовалась женщина.

— Я опять потерял контроль, Са-ти. Смаковал убийства, словно сумасшедший… Но и это не все, — страж до хруста в костяшках сжал правый кулак. Юный каменщик оторвался от работы и с заметным испугом уставился на устало ссутуленного хозяина Нар'Охай.

— О, Нар. Что еще? — почти ласково спросила Саакрати, кладя ладонь на плечо стража.

— Там была женщина. Рыжий ублюдок держал ее на правах раба или ручного скрета. Не знаю, — опустив взгляд, начал Ларканти и принялся непроизвольно взбалтывать вязкую настойку в полупустом стакане.

— Наверное, утолял с ее помощью страсть к Лиоре. Затравленное, жалкое существо. Когда с грязерожденными было покончено, эта дура кинулась на меня с какой-то сковородкой, или чем-то в этом роде. Со спины, — грустно усмехнувшись, продолжил он.

— Она что защищала рыжего ублюдка? — удивленно переспросила Саакрати.

— Она защищала рыжего ублюдка-младшего, судя по всему, — пробурчал Ларканти, залпом добил стакан и размел затекшую шею, — карликов шкет так посмотрел, когда я вскрыл глотку его матери. Потом выбежал на улицу и исчез. На половину бледный, посреди расплавленного квартала.

— Линфри и Лиора знают? — продолжила расспрос Саакрати и взглядом вынудила сына вернуться к работе.

— Конечно. Я посвятил их, хотя некоторые детали предпочел опустить, — кивнув, ответил Страж.

— А твоя мать? Она не прознала? — оглянувшись на особняк, Ларканти перешла на шепот.

— Понятия не имею, Са-ти! — раздраженно отозвался страж, но потом осекся и продолжил гораздо охотнее, — с матерью выходит странная ситуация. Если бы речь шла не о ней, то я, наверное, находил бы это весьма забавным.

— О чем ты? — поджав губы, переспросила пепельная и разлила мутную настойку по опустевшим стаканам.

— Ты же знала про Хоакса и лже-всадников еще до того, как я наведался в «Крону»? — принимая стакан, поинтересовался страж.

— Конечно. Каждый второй Хан Ката бахвалился подвигом знаменитого Ларканти, — с ироничной полуулыбкой ответила женщина.

— Естественно. Слухи летят быстрее, чем Когти! — кивнул страж, — думаешь, мать бросилась на меня с причитаниями, когда мы встретились? Начала ругала за то, что кинулся на пернатую тварь? Нет. Она понятия не имела и пожурила меня за то, что я не застегиваю халат. Пожурила за халат! Представляешь?

— Как такое могло произойти? За две недели кто-нибудь сболтнул бы, — сложив на груди руки, заключила женщина.

— Тоже уверен, она не раз слышал о моем… подвиге. Ее разум, кажется, отгораживается от неприятных событий, — мрачно продолжил страж, смакуя обжигающий алкоголь.

— Мерзко. Хотя, может это и к лучшему, — задумчиво рассудила пепельная.

— От этого никакой пользы, — отрицательно мотнул головой Ларканти.

— Если поставить ее перед очевидным фактом, то самообман ненадолго вскрывается. От осознания начинается истерика, пена изо рта идет, выкатываются из орбит глаза, — активно размахивая стаканом, пояснил он. Прежде чем Саакрати подобрала утешающие доводы, откровенный разговор прервал отдаленный крик. Изможденный каменщик потерял концентрацию, острейшее зубило соскочило и оставило глубокую зарубку на груди стража.

— П… Простите, Сарри… — поторопился извиниться Дакрот, но ладонь стража дернулась и призвала к тишине. Навострившийся слух Ларканти внимательно прощупывал вернувшуюся тишину, новые крики не заставили себя ждать. Мрачные тучи, затянувшие небо, вспыхнули оранжевыми бликами, а воздух наполнился заревом пожаров.

— Шкатаак! Могу я получить хотя бы день покоя, — выругался Ларканти и лениво потянулся к эфесу верного Нар'Охай.

— Ларк, ты не единственный каменный страж. Останься дома, — успокаивающе проговорила Саакрати, кладя пышную руку на плечо стража. Ладонь дернулась, когда отдаленный взрыв прогремел громче раската грома и породил новую вспышку испуганных криков.

— Я и сам не горю желанием! Что-то происходит по всему Саантиру, и я не имею право это игнорировать! — раздраженно возразил страж, грузно поднялся из кресла и принялся неспешно разминать затекшие мускулы. Двор начал постепенно заполняться пепельными, которые высыпали на улицу, чтобы спрятать детей или разобраться в том что происходит. Выскочила и встревоженная мать Ларканти. Вытаращенные ониксовые глаза влажно блестели на осунувшемся, морщинистом лице.

— Только этого не хватало, — пробормотал страж и поторопился к стойлам, но пожилая иссушенная женщина обеими руками вцепилась в его шею и вжалась лицом в широкую спину.

— Я тебя не выпущу, Ла-ти! — пронзительно завопила женщина, мотая гривой запутанных седых волос. Не дождавшись реакции сына, она задрожала от подступивших рыданий и тяжелого кашля, — ты не уйдешь, как твой отец!

— У меня нет на это времени, мам, — ответил страж и вырвался из дрожащих рук. Затем он открыл дверь, из которой она выбежала, и затолкал мать обратно в особняк. Навалившись на изукрашенные железные створки, Ларканти поймал хмурый взгляд Саакрати.

— Это твоя мать. Попробуй с ней поговорить, — печально попросила она, бегая взглядом между стражем и створками двери, которые слабо гудели от немощных ударов.

— Страх забрал ее рассудок. Слова бесполезны, — мотнул головой страж и потянулся к курительной трубке, свисавшей с широкого пояса янтарно-пепельного кафтана, — впрочем, не мешаю тебе попробовать. Отправляйся в дом и помешай ей выпрыгнуть в окно.

— Что. Что?! — переспросила Саакрати, но потом осознала, что стук в дверь прекратился.

— Я серьезно. Больше некому ей заняться, дом пуст, — многозначительно добавил страж и приоткрыл дверь, за которой никого не было. Саакрати грязно выругалась, когда увидела тощие босые щиколотки, взбирающиеся по лестнице, и, прихватив сына, нырнула внутрь здания.

— Одной проблемой меньше, — подытожил каменный страж и задушил подбирающийся гнев глубокой затяжкой сомки. Затем он отправился к стойлам, задумчиво постукивая ножнами по плечу. Ходок, дремавшей под яркой рубиновой попоной, по очереди открыл крупные глаза и потянулся к хозяину влажной мордой. Потрепав горячие скулы, страж потянулся к седлу дубленой кожи, но замер на середине пути.

— Почему ты показался, Тень? — спросил страж у мрачного силуэта, затаившегося в тени каменного навеса. За спиной шпиона проявились очертания огромной сгорбленной фигуры, задевающей пол серпами когтей. Спустя мгновенье племянник Ио вновь растворился, а его личина плавно скользнула к Ларканти. Сегодня Тень предпочел внешность ткача, посвятившего себя служению Храму Черной Крови. С плеч миража спадали полы невзрачной робы, рубиново-красная маска продолжала надвинутый капюшон и закрывала верхнюю половину лица. Янтарное тление глаз вытянутыми бликами ложилось на тонкие скулы и губы, растянутые в нахальной улыбке.

— Я право не хотел вас тревожить, Саррин, но вы должны помочь Саантиру, — скрипучим голосом протянул шпион.

— Этим я и планировал заняться, — с плохо скрываемым раздражением ответил Ларканти и взгромоздил боевое седло на покатую спину оживившегося Ходока.

— Дядюшка Ио очень благодарен. Я здесь лишь для того, чтобы направить ваш черный клинок, — натянуто вежливым голосом продолжил шпион, и положил влажную ладонь на плечо стража.

— Кантар имеет отношение к тому, что происходит? — процедил Ларканти и отстранил мираж, брезгливо вздрогнув.

— Его приспешники запутали легковерных горожан жестокими проповедям и побудили их к беспорядкам. Очаги бунта стремительно вспыхивают по всему городу, дома бледных громят и поджигают, хозяев линчуют на порогах.

— Теперь он стал моей головной болью?

— Я окажу вам посильную помощь, страж. Саррин Кантар — могущественный Лим'нейвен, кроме Нар'Охай вам понадобиться мое Искусство, — проскрипел мираж, подобострастно кланяясь.

— Раз вы не способны сами покончить с этим Хаэкран'Каэт, то следовало раньше довериться его мне! Я отправляюсь немедленно и покончу с его пропагандой! — вспыхнул Ларканти.

— Прошу, будьте осторожны. Не забывайте, с кем имеете дело, — учтиво добавил шпион, придвигаясь ближе. Ларканти оскалился и попытался оттолкнуть мираж, но его тело пронзила обжигающая боль спазма. Мускулы остолбенели, крупно дрожа от напряжения, а правая рука развернулась раскрытой ладонью вверх.

— Саантирцы должны как можно скорее освободиться от лжи Кантара, а также увидеть мощь Десницы и истинной веры. Вы подходите для демонстрации, но даже вам нельзя забывать об осторожности, — проговорил огромный силуэт тихим басом, заставлявшим кости вибрировать в такт словам, и вложил в руку стража костяной оберег, инкрустированный крупной слезой Урба. Пальцы Ларканти обхватили черный диск, и незримые путы мгновенно лопнули.

* * *

— Лиора, выходи, — раздался скучающий голос Гакрота. Лиора сильнее забилась в угол, пытаясь прогнать кровожадное рычание и пронзительные вопли бандитов, которые колотились о своды черепа бесконечным эхом.

— У нас нет времени, поторопись, — настойчиво повторил змей и возник в дверном проеме ванной, темнея на фоне закатного пурпура и развевающихся занавесок. Лиора, скованная ужасом, уставилась на челюсти Гакрота, пузырящиеся от крови. Не дождавшись нужной реакции, наемник скользнул внутрь и протянул липкую лапу. Лиора заслонила дрожащие губы и отчаянно поползла прочь. Предплечье змея стиснуло грудь, и грубо выволочило ее из ванной. Девушка свалилась на четвереньки посреди спальни. Распахнутые изумрудные глаза решились оторваться от пола и наткнулись на рыжеволосую бандитку, вмятую в руины пружинного матраса. Труп еще одного пепельного перевалился через подоконник и медленно сползал на улицу. Последнее тело, лишенное нижней половины, медленно отлипло от потолка и рухнуло на кровать. Выбив жалобный скрип из развороченных пружин, торс подлетел и свалился в полуметре от Лиоры. Красные глазные яблоки, вылезшие из орбит на раздавленном черепе, бессмысленно уставились на девушку. Ее сердца бешено заколотились, на лице выступила испарина, весь мир обернулся темнеющим ореолом ужасных глаз. Бледная потеряла сознание, прежде чем успела зажмурить глаза.

* * *

Лиора почувствовала прикосновение мягких перьев. Еще не вспомнив об увиденных ужасах, она запустила пальцы в теплый пух и заключила мощную шею Каронца в крепкие объятья. Затем память протянула скользкие щупальца к ее разуму, девушка вскрикнула и почувствовала, как ледяной пот хлынул на ее кожу. Бледная резко раскрыла глаза и обнаружила себя на напряженной спине Ориекского Хоакса, который возвышался посреди крыши. Бескрайнюю базарную площадь, раскинувшуюся у основания магазина, покинула стража и терзал бунт. Полыхающие торговые дома откашливали густые клубы дыма из высоких окон, напоминавших вопящие рты. Клубящиеся столбы сливались с низким грозовым небом и заслоняли ветвистые молнии. Море палаток скрывала пелена вьющихся искр и крупных хлопьев пепла. Промасленные кожаные пологи не вспыхивали от напирающего жара, но испускали едкий стелящийся дым. Утопая по пояс в удушающей завесе, копошилась толпа возбужденно вопящих пепельных. Они предавали разорению сородичей или, напротив, прикрывали грудями ценное достояние. Всюду мелькали корчащиеся бледные фигуры. За волосы и воротники их выволакивали из собственных домов. Над беззащитными, затравленными пленниками измывались на пределе извращенной фантазии, ценности срывали с еще живых, кричащих тел. Город ревел сорвавшейся с цепи яростью, слезы покатились по изможденному лицу Лиоры, оставляя разводы на потекшей подводке и осевшем пепле.

— Поднимайся. Нужно уходить, — спокойно сообщил девушке Гакрот, оранжевые блики пожаров плясали в его колючих глазах и на лоснящейся чешуе.

— Как до такого могло дойти? — дрожащим голосом спросила Лиора.

— Я не понимаю, что движет пепельными, но разрушать жилища и линчевать бледных их побудили проповедники с черными кольцами на грудях. Толпа вскоре вырвалась из-под их контроля, и направленная травля обернулась бессмысленными беспорядками. Огню предают каждое более-менее богатое здание в окрестностях. Бледных жгут за цвет кожи, а пепельных, чтобы скрыть следы грабежей, — пророкотал змей, надев шлем, который придал глубокому голосу металлические нотки.

— Почему бездействует стража?! — не веря изумрудным глазам, воскликнула Лиора и поднялась на спине встревоженного зверя. Порывы ветра, несущие затухающие искры, трепали ее волнистые локоны и подол двуслойного домашнего халата.

— Не справляется, — сухо поправил Змей и методично указал огни, разгоравшиеся по всему городу, — бунты вспыхнули всюду, и пепельные, явившиеся за тобой, знали об этом. Скорее всего, стража столкнулась с более серьезной и организованной силой, чем толпа бушующих оборванцев.

— Мастерская, ткани, платья — все сгорит. Для Линфри я теперь лишь угроза, хоть она и будет все отрицать, — безжизненным голосом пробормотала Лиора. Чем дольше ее померкшие глаза впитывали ужасы восстания, тем яснее в них проглядывалась мрачная уверенность, — у меня никогда не было места среди этого жестокого народа. Ты прав, все было миражем, который, наконец, развеялся.

— Убегать легче, когда на спину не давят пожитки, — холодно ответил Змей.

— Тебе не понять. Любимые и дело, на создание которого я потратила целую жизнь, были частью меня. Созерцать, как все это забирает пламя…

— Мне нет дела, — Гакрот резко оборвал причитание бледной и развернул лицом на запад, — смотри. Квартал ремесленников спокоен, его охраняют наемники Пяти Копий. Мы отправимся в бастион.

Затем змей набросил на худые плечи Лиоры дорожный плащ неприметного темно-пепельного цвета и вложил в обмякшую ладонь тяжелую шкатулку из черного железа. Внутри, в объятиях мягкого бархата, покоилась двуслойная сфера из безупречного хрусталя. Под гладкой поверхностью покачивалась клякса вязкой желтой жидкости. Оказавшись вне шкатулки, яркое пятно воспротивилась ходу вещей, навязанному тяготением земной тверди, скользнуло вверх по покатой стенке и указало на запад, пытаясь вырваться из хрустальной клетки.

— Что это? — безразлично спросила Лиора, отвлекшись на мгновенье от пульсирующего жаром кошмара, и постучала обломанным ногтем странный предмет. Упорная клякса пошла мелкой рябью, но остались на противоестественном месте.

— Убери, сейчас не время, — поспешно проговорил змей. Шкатулка гулко захлопнулась, почти прищемив вялые пальцы девушки. — Сфера с гончим эликсиром указывает на копию внутри бастиона. Она выведет к безопасности или приведет наемников к тебе. Достань ее, если мы разделимся.

— Что теперь? Мы должны спуститься? — глухо спросила девушка и, приподнявшись, взглянула вниз, а потом резко отпрянула и зажмурила глаза. Возле крыльца, некогда сверкавшего благодушным цветом чистого неба, распластались полдюжины расчленённых мертвецов.

— Толпа перекрыла выход. Даже страх перед трупами не переборол их ярости и алчности, — спокойным тоном возразил Змей, проверяя, как сидят латы на когтистых лапах, — я прорвусь, но ты не будешь так рисковать. С тобой на спине Каронц может спланировать достаточно далеко. Я обеспечу вам безопасное место для посадки. Теперь, изо всех сил обхвати его шею.

— Что? Нет… — возразила Лиора, но Змей надавил между лопаток и вмял ее в удушающе плотный пух.

— Ты бледная, полеты у тебя в крови, — безразлично пророкотал Гакрот, а затем плавно, но мощно сорвался с места и перебросил огромное тело через метровый резной парапет. Когти змея, усиленные черным железом, вонзились в стену. Гранит рассыпался мелкой крошкой под массой тугих мускулов и панциря из неподъемного черного железа, но прочности камня хватило, чтобы змей не набрал смертельной скорости. Толпа, собравшаяся внизу, разразилась какофонией испуганных воплей и попыталась разбежаться. Наемник грузно рухнул на землю, втаптывая трех пепельных в растрескавшийся камень. Закованный в латы хвост врезался в грудь ближайшего живого бунтовщика, обращая его в безвольную куклу, набитую костяными осколками. Согнувшиеся пополам останки взмыли в воздух и снесли нескольких замешкавшихся мародеров. Челюсти змея, обрамленные заостренными кинжалами забрала, растерзали шайку бесстрашных наркоманов и обратили кровожадную толпу линчевателей в беззащитных, верещащих жертв. С мускулами, доведенными до вибрирующего тургора, наемник застыл, борясь с желанием настигнуть беглецов. Затем он мотнул головой и бросился прочь от башни, тараня развороченные остовы палаток.

Бедра и руки Лиоры почувствовали, как мышцы вздулись под разгоряченной шкурой Каронца. Не успела девушка испуганно взвизгнуть, как ветер засвистел в ее ушах и безжалостно затрепал волосы. Сердца бледной перестали колотиться, по телу разлилось неприятное зудящее чувство, сопутствующее резкому ускорению. Хоакс оттолкнулся от парапета и взмыл в воздух. Лиору еще сильнее вмяло в его спину, жесткие основания перьев вонзились в нежную кожу. Но затем все изменилось. Боль перестала стискивать напряженное тело, на границе разума тускло блеснула необъяснимая, бесконтрольная радость. Девушка оторвала лицо от густо пахнущего пуха и с легкой полуулыбкой обнаружила, что застеленная дымом и телами площадь становиться дальше, а небо, приветливо веющее спокойствием, приближается. Когда Хоакс начал плавно снижаться, безрадостная реальность снова приковала внимание Лиоры. Голубая кровь приказала девушке оторвать грудь от шеи Хоакса, и бледная смогла удержаться на спине зверя, столкнувшегося с землей.

Волна едкого дыма, разогнанная двумя парами сизых крыльев, накатила на мародеров, испуганно застывших при виде гигантского змея. Волна гари окатила хозяина одной из разоряемых лавок. Молча стоя на коленях, пепельный придерживал кожаный полог и зажимал рассеченный висок. Его тусклые, тонущие в опухшей переносице, глаза были прикованы Гакроту. Змей не уделил несчастному внимания и понесся на запад, зычной командой приказывая Каронцу не отставать. Вскоре вонь тлеющей кожи становила невыносимой, глаза Лиоры заслезились от дыма и мелькающих сцен. Стонущая женщина, высунувшись из полыхающего здания, хватает разбитыми губами воздух. Пшеничные кудряшки по очереди вспыхивают, а бледная кожа скворчит от прикосновений раскаленного гранита. Изувеченные ожогами руки протягивают наружу ребенка, влажно хрипящего от удушающего дыма. Лиора завопила Гакроту и попыталась остановить Хоакса, но ее мольбы оказались тщетны, и сцена исчезла позади. На смену пришел постамент, сложенный из Афритовых бочек с клеймом Галафейской торговой компании. Массивный проповедник в наморднике из черного железа прижигал раскалённым прутом дергающиеся ноги несчастных, захлебывающихся в пенящемся пойле, черном от пепла и крови. Беснующаяся толпа размахивала кулаками и выплевывала грязные оскорбления из оскаленных ртов. Лиора зарыдала и зарылась лицом в сизые перья Хоакса, поэтому она пропустила момент, когда справа мелькнули мрачные робы зелотов.

Гакрот встретил нападающих тяжелыми скимитарами из черного железа. Плешивый пепельно-синий Синит, кровожадно ощеривший клыкастую пасть, напоролся на восходящий удар. Его палаши из Нар'дринской стали обратились снопом сверкающих осколков и отлетели в сторону. Змей резко остановился, вспахивая землю задними лапами, и прошил клинком основание мускулистого плеча. Сметая опаленные кожаные пологи, в бой ворвались два Змея Урба. Наемник оторвал от земли Синита, хрипящего на загнутом острие скимитара, и швырнул в одного из них, а затем парировал удар массивного шестопера, взвывшего в лапе другого гиганта. Темно-бордовый Урбский зелот продолжил натиск и подрубил локоть Гакрота вторым шестопером. Наемник отказался обрушиваться на землю и перенес вес громадного торса. В следующее мгновение он отскочил с пути черно-золотого Змея, оскалившегося за шипастым забралом. Оттолкнувшись хвостом от расколовшегося гранита, Гакрот бросился на спину пронесшегося зелота и вдавил заостренные наколенники в его хребет. Острая боль не позволила шее черно-золотого змея сопротивляться силе наемника, и латная перчатка, стиснувшая глотку, запрокинула его голову назад. Прежде чем Гакрот вскрыл горло зелота, бордовый змей откинул его ударом широкого лба. Отлетая в сторону, наемник стиснул челюсти на черно-золотой шее. Лезвия намордника с треском разгрызли чешую и глубоко впились в темно-зеленую плоть. Крепкие связки разорвались вместе с содрогнувшимися мускулами, бесформенный кусок мяса остался в пасти Гакрота. Вязкая кровь побежала по его подбородку и шее, струясь между гранями изысканного доспеха.

Синит отлип от земли и зажал рану, сочащуюся ядовито-зеленной кровью. Товарищи отчаянно потребовали помощи в сражении с распалившимся наемником, но Синит скривил в ухмылке пасть и испустил пронзительную замысловатую трель. Прирученный иглошерст, таившийся в клубах едкой гари, бросился на Каронца. Иглы клыков вонзились в заднюю лапу взвывшего зверя, обжигающий мутный яд хлынул по венам. Каронц резко развернулся и вскрыл грудь твари ударом растопыренной лапы. Синит ринулся к Лиоре, стоило клюву хоакса броситься на скулящего компаньона. Вытянувшись в прыжке, зелот выхватил хищный костяной кинжал. Приземлившись на круп Каронца, он загнал оружие глубоко в живот зверя и заключил бледную в тиски мозолистых лап. Воздуха болезненным комком застрял в горле Лиоры, а ребра жалобно затрещали, когда синит грубо сдернул девушку на землю, заваленную пеплом и острыми осколками. Хоакс попытался достать зелота когтями, но его брюхо пролило в грязь ушат голубой крови, а задние лапы немощно подогнулись. Гакрот зарокотал и ринулся к Лиоре, но отчаянный натиск раненных зелотов отшвырнул его назад.

Коренастый Синит стремительно тащил Лиору прочь от наемника, ухмыляясь в ответ на жалкие попытки вырваться. Девушка чувствовала железный привкус крови на корне языка, и как вспышки боли терзают ее ноги, волочащиеся по заваленной земле. Вдруг с Синитом поравнялся храпящий ходок, несшийся по разоренной площади большого базара. Небрежно, словно половую тряпку, зелот перекинул девушку через разгоряченную, липкую холку животного. Оказавшись в седле, он сорвал с Лиоры дорожный плащ, элегантная застежка которого лопнула на захлебывающемся горле. Грубые руки синита скользнули под изодранные лоскуты ткани с романтичными Аркефальскими луноцветами, девушка ощущала грязь и позор, которые оставляли на саднящей коже его прикосновения. Бледная издала сдавленный хрип, которому не хватило воздуха оформиться в крик, и оторвала опухшее лицо смогло от слизистой шкуры. Синит разразился лающим смехом мгновенно впечатал ее в напряженные мускулы зверя. Лапа зелота резко опустилась на затылок, зубы девушки вонзились в губы, голубая кровь брызнула на бугристые плечи задыхающегося ходока. Разразившись лающим хохотом, зелот продолжил обшаривать внутренние карманы и вскоре нащупал черную шкатулку. Облизав находку выпученными глазами, он сунул сферу под пронзенную безрукавку из шкуры каменной саламандры.

Гонка по тлеющему базару и рана от черного меча постепенно измотала даже семижильного синита. Зеленая кровь струилась по трещинам каменной шкуры и капала с разветвленного хвоста, разгорающееся воспаление обращало ровное дыхание нерегулярным хрипом. Лиора почувствовала зреющую слабость похитителя и вывернула голову из-под когтистой лапы, которая почти расколола ее череп. Изо всех малых сил она врезалась лбом в раненное плечо, заставила зелота выронить поводья и пошатнуться. Девушка зашипела и, извернувшись, кинулась на широкую грудь синита, остервенело колотя брызжущую рану. Затем их глаза встретились, и сердца Лиоры пронзил болезненный спазм. Кровопотеря и набирающая силу лихорадка не проходили для синита бесследно, потемневшие веки опускались на воспаленные глаза, сверкавшие в ночи полукольцами зеленых ирисов. Но покрытое испариной, осунувшееся лицо перекашивала свирепая ухмылка. Слюна срывалась с острых клыков, заливала нижнюю губу и скатывалась в пепельно-голубую шерсть узкого подбородка. Зелот развел в стороны лапы, обвитые тугими мускулами, и позволял кулакам Лиоры выбивать клокочущие смешки. Когда демонстрация силы перестала его забавлять, широкие кисти стиснули тонкие запястья девушки, перемалывая косточки. Не успела она вскрикнуть, когти впилась в бедро, проникая между податливыми мускульными волокнами. Зелот оторвал бледную от взмыленной холки, развернул к небу и снова обрушил вниз. Боль вонзилась в поясницу, хлынула вверх по позвоночнику и взорвалась в основании черепа. Лапа, стискивающая бедро, резко рванула вниз, берцовая кость со звонким щелчком вышла из сустава. Надломленное тело извергло несколько криков, захлёбывающихся в кашле и крови, которая струилась из глубоко рассеченной губы. Только насладившись тонким визгом, синит методично выбил из Лиоры сознание тремя ударами ладони.

* * *

Опухшие от слез и побоев веки с трудом разлиплись, и Лиора увидела, как ее волочат к переполненной клетке. Узилища и цепи, натянутые между ним, ограждали от возбужденной толпы небольшой клочок базарной площади диаметром в дюжину метров. Решетчатая дверь распахнулась, изможденные бледные хлынули наружу единой массой податливой, вялой плоти. Сапоги зелотов загнали их обратно, и горячее от лихорадки плечо синита втиснуло в узилище Лиору. Она не смогла вовремя убрать вывихнутую ногу и дверь, усыпанная железными шипами, попыталась захлопнуться на щиколотке и добавила еще несколько раздробленных костей. Удар разветвленного хвоста загнал искалеченную конечность внутрь клетки, девушка ответила лишь тихим всхлипом. Дверь с натужным скрежетом закрылась и беспощадно вмяла девушку в перепачканные, иссеченные тела пленников. Сквозь ликующие вопли пепельных, собственное загнанное сердце и болезненные стоны, Лиора разобрала тонкий плач, рождавшийся под куполом клетки. «Держите, иначе раздавим» слабо прохрипел некий старик, с трудом ворочая разбитыми губами. Перепуганный малыш, сжимавший в пухлых ручках опаленного плюшевого хоакса, рыдал в гнезде перенапряженных, израненных рук. Выгнув ноющую спину, Лиора потянулась вверх и придержала плечико, трясущееся под тонкой рубашкой. Чувствительные пальцы скользнули по мягкой ткани и нитям незамысловатых узоров, наложенных заботливой рукой.

Внезапно толпа озверевших линчевателей взорвалась бурными овациями и приковала внимание бледных к исполинскому силуэту Нар'Катира, темневшему черным железом на воне рдеющего зарева. Развевающиеся полотна, ниспадавшие с угловатых доспехов, скользили по лицам обезумивших пепельных и позволяли увидеть железный короб, подвешенный под брюхом вытянутого гиганта. Нар'Катир неспешно брел к расчищенной площадке, деликатно опуская непропорционально тонкие лапы между беснующимися бунтовщиками. Добравшись до сцены, зверь устало пригнул лапы, и дно массивного короба врезалось в гранитные плиты, подняв облака мелкой крошки. Зелоты суетливо скрылись за завесой темно-пепельной пыли и начали с видимым трудом отворять массивную дверь. Чем шире становилась щель, тем сильнее притихали бунтовщики, ощущая присутствие непомерной, первобытной силы. Незримые щупальца вырывались из тесных оков черного железа и медленно стелились по площади, пронизывая сердца собравшихся. Облегченный, рокочущий выдох покинул отворившуюся дверь вместе с успокаивающим аквамариновым свечением, которое сочилось из многочисленных морщин на темно-пепельной коже Лим'нейвен. Миндалевидные глаза, полыхавшие сквозь плотную повязку, позволяли в мельчающих деталях разглядеть острое лицо Кантара.

Отстранив протянутые предплечья зелотов, Кантар ухватился за стальные поручни, которые мгновенно налились рдеющим мерцанием, и вытащил себя из паланкина. Воспарив в дюжине сантиметров над землей, Лим'нейвен неторопливо выпрямил пугающе вытянутое тело, поднявшись на высоту двух Хинаринцев, и расправил широкие плечи. Одеянием Лим'нейвен служил струившийся по земле рубиновый плащ, окутывавший горло и грудь. Ветер и потоки пепельных хлопьев не тревожили развевающуюся ткань помпезного одеяния, сквозь которую просвечивал силуэт нагого, атлетического тела. Орел пышной шевелюры, обрамлявший симметричное лицо, припорашивало жемчужное мерцание благородной седины.

Прежде чем обратиться к затаившей дыхание толпе, Кантар обвел взглядом слушателей и бледных, ожидавших в клетках конца. Гнев была последним чувством, читавшимся во взгляде Яроокого, а от хнычущего малыша он не мог оторваться несколько секунд. Затем лидер взял себя в руки и приветственно вскинул ухоженные руки, погружая зелотов в экстаз. Тепло, струившееся под кожей Лим'нейвен, вспыхнуло насыщенно рубиновым цветом, а лицо застыло в узнаваемой суровой гримасе.

— Я вижу решительность на лицах каждого из вас! Вижу, что с вас довольно лжи и угнетения! Я безмерно рад этому зрелищу! — голос Лим'нейвен обладал мощью моментально испарять другие звуки и ворвался в каждую подворотню Саантира. Когда слова затихали, ощутимая дрожь еще несколько секунд тревожила камень и кости.

— Прежде чем наши отцы ступили на раскаленный пепельный песок, этот мир был разделен и загнан в оковы! Десница, Храм Черной Крови, Бледные! Они растащили его на куски, которые способны подчинить своей воле! Но они спросили наше мнение!? Нет!

— Вода! Разве вода должна стоить столько!? Разве должны ваши дети знать жажду?! Оглянитесь! Она заполняет небо! Она везде! — пророкотал Кантар и потянулся вверх, на его предплечьях вздулись рельефные мускулы, а костяшки побелели от напряжения. Лиора почувствовала, как мрак заволакивает ее взор, а на спину наваливается непомерный груз. Сдавленные тела пленных чувствовали резкие толчки, когда бледные старики дергались, пытаясь дотянуться до захлебывающихся сердец. Слюна вспенивалась на их перекошенных ртах, а спустя несколько мгновений головы вяло опадали. Пальцы Кантара смяли облака над площадью, словно мягкую глину, выдавливая яростные раскаты грома и тугие потоки прохладного ливня. Толпа погрузилась в какофонию удивленных и восторженных выкриков, когда тяжелые капли омыли воздетые лица.

— Почему мы терпели столько лет?! — вопросил Кантар, погружая площадь в вязкую тишину. Даже дождь проливался тихо, не отвлекая толпу от раздумий.

— Потому что Десница слаб, — вкрадчивый голос Лим'Нейвен распространился по толпе, заполняя податливые разумы. Вернув безраздельное внимание толпы, Кантар продолжил декларировать с новым напором. — Не верьте в то, что твердит Храм Черной Крови! Десница слаб и позволяет бледным измываться над вами! Думаете, Хаакред Красный дал бы Галафею так обращаться с Саантирцами!? Нет! Когда бледные потеряли контроль над собственной жадностью, Хаакред обратил в пыль их города! Так почему мы следуем за бесхребетным Десницей!? Почему мы верим Храму, который покрывает его бессилие?!

— Потому что мы боялись! И я никого не виню! У каждого есть клан, о котором надо заботиться! Никто не хочет гореть на этой площади! — смягчился Кантар, протягивая Саантирцам длани. — Слышите!? Каждый страж, гнавшийся за моими друзьями, каждая Тень, явившаяся за моей головой! Я не держу зла! В нас течет одна черная кровь! Встаньте рядом!

— Сегодня наши страхи уйдут в прошлое! Ибо я обрел власть, которая Деснице даже снилась, и рад разделить ее с вами! — медленно проговорил Яроокий и торжественно освободил глаза, источавшие потоки ослепительного рубинового света. Все, чего касались ирисы Лим'нейвен, окатывал жар Саантирского полудня. Кантар лучезарно улыбнулся и плавно поплыл вперед, выхватывая из вечерней полутьмы промокшие тела пораженных бунтовщиков.

— Ты! Старый солдат! Готов принять ее!? Готов погрести десницу под руинами Храма Черной Крови! — спросил лидер у хромого старика, подпоясанного скимитаром и тяжело опиравшегося на железный костыль. Не дожидаясь ответа, Лим'нейвен протянул раскрытую ладонь и тепло улыбнулся.

— Я… я, — неуверенно просипел солдат, морщась от света рубиновых глаз. Его голос прогремел с силой речей Кантара, а хромые ноги медленно оторвались от земли.

— Да! Да! Я готов! — решился калека, вглядываясь в тучные руки, которые налились силой и перестали дрожать. Люди недоверчиво протянулись к воспарившему пепельному, но вояка не растворился подобно пустынному миражу, и на прикосновения реагировал ощутимыми затрещинами. Волна воодушевленных радостных воплей распространялась от парящего старика, а изможденно хрипящие пленные осели в клетках. Ребенок потерял сознание и замер на куче обмякших, скомканных тел.

— Я рад поделиться! Я не Десница! Не Черный Храм! Мне не нужны рабы! Мне нужны союзники! — проскандировал Лим'нейвен, оказываясь подле клеток. Под брезгливым взглядом пылающих глаз, вода, хлещущая с неба, начала бурно испаряться, и узилище Лиоры исчезло за белоснежной клубящейся завесой. Кипящая вода обварила кожу пленников, и они вяло заскулили. Кантар позаботился, чтобы визг очнувшегося ребенка не покинул стен железного паланкина. Убедившись в сохранности малыша, Лим'нейвен демонстративно скривил губы и отвел взгляд. Указав на трясущиеся, посиневшие тела, Яроокий продолжил.

— Не пройдет и минуты, как Десница пришлет солдат за этими жалкими, скулящими тварями! Он боится бледных и не может перейти на нашу сторону! Сегодня Раббаар поплатиться за немощь! — последним рокочущим словам Кантара, аккомпанировал усиливающийся рев каменного масла. Гончие поднялись в небо, чтобы окружить Лим'нейвен и его паству. Пепельные нервно вглядывались в стремительно приближающиеся дирижабли и расступались перед клином солдат, марширующих под сенью рубиновых стягов Саантирской стражи и белыми гербами Хан Неве. Острием атаки был каменный страж Ларканти, верхом на огромном ходоке и с обнаженным Нар'Охай в твердой руке. Беснующееся море грязерожденных встретило Ларканти скандированием грязных оскорблений, но поднять на стража руку никто не решился.

— Власть Десница отныне не угроза для Саантира! Не угроза для вас! Встаньте рядом с нами! — пророкотал Лим'нейвен, дотягиваясь могучим голосом до солдат на палубах и за широкой спиной каменного стража.

— Довольно агрессивного бреда, Кантар! — прогремел в ответ Ларканти, и обнаженные клинки задребезжали в руках зелотов.

— Любого, в ком еще остались совесть и разум, твои призывы лишь ужасают! Лишь у зверей ты нашел одобрение! Зверей, которые выползли из смердящих берлог, чтобы терзать и грабить! Зверей, которые ставят алчность выше блага города и не испытывают благодарности перед бледными, которые восстановили его после войны! — напряженный голос стража пылал яростью и постоянно срывался в грозное рычание.

— Ползите обратно в поганые норы, пока аркбаллисты не смешали вас с гранитом и грязью, из которой вы родились! — приказал каменный страж и взмахнул рубиновым штандартом, провисшим и темным из-за хлещущего ливня. Стараниями могущественной Тени, металлические щелчки затворов отчетливо зазвенели в голове каждого бунтовщика.

— Друзья, мы дали им шанс одуматься! Но фанатики Храма и рабы Десницы глухи к доводам трезвого разума! — с горечью сообщил Кантар и разочарованно покачал головой. Зелоты сплотились вокруг Яроокого, ощетинившись крисами и дубинками.

— Я понимаю ваши сомнения! И не виню за них! Просто расступитесь и наблюдайте за настоящей силой! Помните, она принадлежит вам и Саантиру! — пообещал грязерожденным Кантар, жестами призывая разойтись. Грязерожденные с облегчением забились в дымящиеся остовы руин, с опаской и ненавистью поглядывая на внушительные громады дирижаблей.

— Как мы можем бросить его?! — воззвал благословленный старик, висевший в метре над землей. Отчаянный призыв заставлял многих приостановиться и обернуться, но напуганная толпа оттесняла их к выжженным укрытиям. Лишь несколько дюжин смельчаков воспротивились потоку. Решительнее прочих оказался тощий парень, грязный и плешивый, словно уличный скрет. Старик зычно усмехнулся и протянул руку, чтобы потрепать юнца за плечо, но тот выхватил стилет из черного железа и вогнал в горло солдата. Над площадью пронесся булькающий хрип, многократно усиленный Искусством Тени. Кантару хватила мгновения, чтобы обратить убийцу в сгусток черного тумана, но отступление Грязерожденных обернулось паническим бегством.

— Кантар — изгнанник клана Хан Неве — будет казнен на этом самом месте! — продолжил Ларканти, обратившись к Зелотам, которые плотным кольцом стиснули обожаемого лидера.

— Но у вас еще есть возможность сохранить жизни и искупить вину в шахтах! Даю минуту на размышления! — продекларировал Хан Ката, бесстрашно подъехав к рядам оскалившихся фанатиков. Страж неторопливо спешился и непринужденно выпрямился в объятиях обжигающего взора Кантара, дождевая вода бурно вскипела в трещинах каменой кожи и хлынула тугими струями пара. Вернув Яроокому брезгливый взгляд, Ларканти гневно уставился на рыжевато-черного змея, который угрожающе воздел шипастой дубиной. Страж не был уверен, что перед ним тот самый Змей из расплавленного квартала, но именно его Хан Ката прикончит первым.

— Появление стража было неизбежно! Но ни он, ни его свита не заставят нас передумать и, тем более, не спасут Десницу! Просто держитесь ближе! — сухо рассмеявшись, ответил Кантар, и Зелоты поддержали его раскатистым хохотом.

— Каждый Саантирец вправе выбрать свою судьбу, — мрачно процедил страж и воздел сигнальный флаг над угловатой лысой головой.

— Прикончить каждого из них! — не оборачиваясь, проорал Ларканти и обрушил флаг вниз. Свирепый рев стража перекрыл тугой звон аркбаллист, воющий свист сорвавшихся болтов и топот солдат, которые бросились вслед за Хан Ката. Нар'Охай бросился на существ в черных робах, которые невольно переглянулись и до скрежета стиснули обнаженные клинки.