109 год 4 эры. 17 день сезона последнего теплого ветра.

Воспользовавшись полным истощением Нуаркха, Саантирская стража отобрала трофейный арбалет и пару слезинок. Воспаление под ключичной пластиной напомнило о себе и стремительно набрало силу, рана опухла и источала жар. Тоннельнику оставалось только догадываться, что за мерзость забилась в трещины и зазубрины костяных ятаганов Зверерожденных. Нуаркху не удалось добраться до Саантира на своих двоих, к счастью Нар'Катир из западного бастиона Внешнего Кольца предоставил ему шесть длинных и выносливых лап. Тоннельник медленно покачивался на провисающей грузовой сети в тени исполинского тела. Рука провалилась сквозь крупное плетение сетки и бессильно болталась при каждом шаге огромного животного. Затуманенный взгляд с нездоровым упорством следил за крупной каплей крови, набухающей вокруг открытой раны на плече. Капля медленно покатилась вниз, оставляя жирный след. Задержавшись ненадолго на загнутом когте, она сорвалась вниз. Но пепельного песка так и не достигла. Ее поймал коренастый карлик, на плечах которого лежал дырявый рубиново-алый плащ и сидел бело-бурый одноглазый скрет. Кожа Карлика раз в секунду примеряла новую коллекцию устрашающих шрамов и окрашивалась в новый бледный оттенок. Под кожей танцевали шишки и рельефные мускулы, на поясе болтался обломок великолепного клинка из лунного камня. Ветер не беспокоил полы плаща, тени у Создателя не было, а за бодрым шагом Нар'Катира он поспевал, не совершая никаких движений. Более того, «подарок Нара» сильно качался при ходьбе, но Карлик всегда оставался на одном и том же расстоянии.

Кровь Нуаркха тонкой струйкой побежала по короткому предплечью Карлика, подпрыгивая на непрестанно изменяющемся теле. Ручной скрет проворно вытянул усатую мордочку и слизнул черно-зеленую каплю.

Карлик воздел непропорционально крупную, бурлящую голову, и Нуаркх увидел янтарные искры в непроглядной тьме надвинутого капюшона. Поймав взгляд тоннельника, Создатель потянулся к широкому поясу, снял пузатую медную кружку и поднял ее в учтивом салюте.

— Ты когда-нибудь меня догонишь? — вяло прощелкал Нуаркх, старясь не выпускать сознание из слабеющей хватки. Красный Карлик промолчал.

— Тоже его видишь? — Прочитал контуженный Нуаркх по губам Паартака, который слабо, но упорно, пихал его в бок. — Этот Хаэкран'Атаак сидит на моей груди. Так близко, что я могу сосчитать зазубрины на обломанном мече. Как думаешь, он настоящий?

— У меня лихорадка, а у тебя кровотечение, — невнятно пробормотал Нуаркх после длительной задержки, — хотя кто знает…

— Дай нож, отгоню его, — решительно прохрипел старый страж и нетерпеливо дернул плащ Нуаркха.

— Может сработать, — саркастично ответил тоннельник и протянул изогнутый нож, — старайся не сильно дергаться, ты все еще должен мне денег.

Паартак вспорол воздух несколькими беспорядочными, вялыми выпадами. Абсолютно безразличный и неподвижный Карлик был недосягаем, всегда оставаясь поверх руки Паартака.

— Лучше не думать о том, как такое возможно, — хмурый пепельный вернул нож.

— Тебе не кажется, что ваши погребальные ритуалы слегка наивны?

— Заткнись, это лишь мираж, — прохрипел Паартак и замолк. Помимо них в сетке была еще дюжина раненых. Зыбкую тишину тревожили стоны и тихие молитвы Создателям. Братья синиты, отличившиеся во время обороны, тоже потратили последние вздохи на обращения к матери-отцу. Сейчас их сердца уже не бились.

Спустя минуту Нар'Катир перешагнул через стены западного бастиона, которые были высотой в два Хинаринских роста. Форт оказался существенно более основательным укреплением, чем казалось издалека. По-Саантирски коренастая башня возвышалась на дюжину метров, четыре дозорных вышки прикрывали бастион со всех сторон света.

Нар'Катир обогнул башню и пригнул колени перед высоким отбеленным шатром дочерей Нара. Здесь измотанные монахини в застиранных светло-серых робах облегчали страдания раненых. Нуаркх неуклюже выбрался из сети. Охромевшие ноги подогнулись, стоило им принять вес хитинового панциря. Голова закружилась, а горло и живот скрутили приступы рвоты. За спиной Нуаркха раздались торопливые шажки. Кто-то попытался потянуть его вверх и натужно запыхтел. Помощи тоннельник почти не ощутил, но отошел от приступа слабости и самостоятельно выпрямился. Развернувшись, он обнаружил миниатюрную, болезненно худую монахиню. Солнце уже скрылось за горизонтом, и от юркой черной кляксы девушку отличали только крупные янтарно-оранжевые глаза. Шишковатая головка монахини не дотягивалась Нуаркху даже до грудных пластин. Ее попытка помочь была до того комичной, что тоннельника весело прищурился. На утомленном и крайне встревоженном лице монахини блеснула ответная улыбка. В следующее мгновенье взгляд девушки приковали причалы с покореженными дирижаблями, и искорки веселья бесследно потухли.

Небесные суда, изможденно растянувшиеся на каменных пристанях, представляли жалкое зрелище. Вытянутые ладьи из лакированного дерева походили на жестоко выпотрошенных рыб. Стальные сети, куполом закрывавшие палубы, были вспороты. На искореженной проволоке блестела голубая кровь и трепетали обрывки бурых перьев. Нос одного дирижабля были раздроблен. Сквозь палубы, унизанные арбалетными болтами и набухшие от крови, блестела начищенная сталь внутренних механизмов. Причал третьего Когтя пустовал. Только выроненные инструменты и печальные взгляды напоминали о дирижабле, который поднялся из этой каменной ложбины.

Дорожки черной крови тянулись к погребальным урнам, которые лизало яростное пламя. Понурые выжившие отстраненно бродили, стонали под пологом лазарета или до рези всматривались в огонь, поглощающий тела друзей.

Миниатюрная дочь Нара старалась держаться достойно. Неуверенно шагающему Нуаркху она подыскала подходящую железную трость. Затем девушка бросилась за Паартаком, которого волокли к операционному столу.

Оставшись наедине с отвратительным состоянием, тоннельник побрел к шатрам, где призывно белела пара свободных коек. Мир он воспринимал как размытые и бледные картинки, с большой задержкой сменявшие друг друга. Только Карлик, плавно скользивший рядом, всегда оставался четким и ярким. Под провисшим пологом высокого шатра царила суматоха. Между ранеными метались невзрачные силуэты дочерей Нара, подпоясанные широкими алыми лентами. На шее каждой из них звенели медные подвески с самородками черного железа, а поясные ленты оттягивали ритуальные ножи. По осунувшимся лицам и растрепанным косам было видно, что у монахинь слишком много забот и нет времени на неуместную деликатность. Солдат и караванщиков они латали столь безжалостно, что крики пострадавших перекрывали рокот в голове контуженного Нуаркха.

О тоннельнике никто позаботиться не спешил. Дочери Нара, как и любые врачи, дорожили репутацией, а потому не желали брать ответственность за жизнь существа, c физиологией которого знакомы только по картинкам. К тому же, сородичи, истекающие черной кровью, вызывали у них гораздо больше жалости, чем отталкивающий тоннельник. Рано или поздно кто-нибудь соблаговолил бы заняться им, но Нуаркх не любил доверять жизнь случаю. Он уверенно потянулся к ближайшему столу с хирургическими инструментами и ухватился за перчатку из тонкой просмоленной кожи. На фалангах рукавицы блестели начищенные иглы, скальпели и прочие устрашающие приспособления.

Хирургическая перчатка отказалась налезать на трехпалую кисть, но скальпель справился с ручками щита, который до сих пор болтался на предплечье тоннельника. Стоило ремням лопнуть, щит опал дождем закрученных щепок. Арбалетный болт, по лазурное оперенье впившийся в панцирь, блестел вкраплениями крупных голубых песчинок. Карлик, отрешенно сидевший подле Нуаркха, вынуждал тоннельника действовать без неуместных раздумий. Резко выдохнув, Нуаркх вогнал зажим в трещину, бежавшую от стального снаряда. Следующие несколько секунд тоннельник крупно дрожал, царапая землю когтями на ногах.

Приступ боли постепенно утратил контроль над тоннельником, и он сжал дужки зажимов. Лопасти развели кривые края трещины, обнажая пульсирующие мускульные волокна. Черно-зеленая кровь прыснула из раны и вытянутой кляксой легла на костяное лицо. В поле зрения, сжавшемся из-за боли до площади ладони, снова появилась миниатюрная дочь Нара.

— Что вы делаете, Саррат! Я ведь всего на мгновенье отошла! — с трудом прочитал Нуаркх по лепечущим губам. Уважительно обращение «саррат» использовалось для существ неопределенного пола, значит, пепельная не знала мужчина перед ней или женщина.

— Это было мучительно долгое мгновенье, — тоннельник спокойно оборвал девушку, воздев ладонь, и коротко усмехнулся, — наконечник без зазубрин, сам разберусь. Лучше вернись к каменному стражу, он должен мне денег.

— Я… я, как раз, хотела спросить у вас, видели ли вы, что с ним произошло? — запнувшись, спросила девушка.

— Выходит, ты не спешила мне на помощь? — ехидно улыбнулся Нуаркх. Медленно, со скрежетом и влажным чавканьем, он вытянул снаряд из предплечья. Его лицо слабо дрожало, а еле заметный зрачок раздался в стороны, подобно краске в воде, — у Паартака жар и внутреннее кровотечение, думаю, это разрыв селезенки.

— Из-за его каменной кожи не разглядеть почти ни одного симптома! Как вы можете это знать? — удивленно переспросила девушка.

— Его задело взрывом бомбы. Разумное предположение, — Нуаркх решил не упоминать симбионта, который показал горячую кровь Паартака, растекавшуюся в левом боку.

— Отдышка под это подходит, — еще более встревоженно ответила девушка, массируя острый подбородок. Она и сама, наверняка, предполагала кровотечение, но резать каменного стража без подтверждения не решилась. Получив оружие против сомнений, монахиня поторопилась обратно, но Нуаркх окликнул ее.

— Погоди! Мне нужно что-нибудь от лихорадки. Есть охладительные жезлы?

— Скоро приведут малыша Нар'Катира, он поможет вам с заражением, — робко ответила девушка, виновато заламывая пальцы.

— Кровь тоннельников ему не по вкусу, как, к слову, и кровь Аргийцев, — процедил Нуаркх и начал вливать тонкую струйку едкого, целебного клея в открытую рану, — принеси жезл, сам не дойду.

— Боюсь, они все заняты. Ваше положение не столь тяжелое, как у… — начала оправдываться пепельная.

— Конечно не столь тяжелое! Я же не мягкотелый! Но и плясать мне не хоч… — раздраженная брань тоннельника задохнулась в болезненном свисте, а сам он спазмически прижался грудью к коленям и схватился за воспаление.

— Что с вами!? — спросила девушка, опустившись перед скрюченным Нуаркхом.

— Со мной ничего. А вот что с тобой? Отказываешь в помощи, хотя у тебя есть то, что мне нужно, — еле слышно прощелкал тоннельник и стиснул предплечье дернувшейся дочери Нара, — склянки, которые ты стыдливо прячешь за пазухой. Дай мне одну.

— О чем вы? — возмутилась пепельная, но сама не заметила, как перешла на скрытный шепот.

— Специи, которые вы добавляете в свою гнилую еду, выжигают носы. Но я чувствую аромат голубых грибов, сочащийся из-под твоего воротника, — Нуаркх никакого запаха не чувствовал, но «глаз ткача» различал мерцание двух изящных ампул на фоне костлявой фигурки.

— Я не понимаю о чем вы!

— Прекрати. Многого не прошу, — твердо продолжил тоннельник, — если откажешь, сообщу о твоем грязном секрете каждому в бастионе.

— Многие сестры пользуются настойками, для них это не станет неожиданностью, — не слишком уверено парировала монахиня.

— Я видел, как ты озираешься на дирижабли. В бастионе есть солдат, или офицер, который тебе далеко не безразличен. Что будет, если он узнает? — вкрадчиво проговорил Нуаркх и глаза дочери Нара резко распахнулись.

— Нащупал нужную нить.

— Я…нет… — Запнулась девушка и, немного помолчав, начала нервно осматриваться. Убедившись, что у измотанных коллег есть более важные заботы, она сгорбилась и потянулась в просторные полы робы.

— Я не какая-нибудь наркоманка. Мне нужна… поддержка, чтобы помогать страждущим, — миниатюрная девушка боязливо прятала плотно закупоренный сосуд в черных ладошках.

— Что ты, я не осуждаю. Но от наркомана или алкоголика можно ожидать что-нибудь в том же духе. Например: Мне нужно расслабиться после работы, чтобы не нести злость в семью. Это все ради моей семьи, — процедил Нуаркх, а затем неуловимым движением заставил склянку исчезнуть во внутреннем кармане.

— Прекрати! Это совсем иное, — уязвленно прошипела дочь Нара.

— Конечно. Считай, что убедила меня, — отмахнулся Нуаркх и потерял к девушке интерес, — можешь идти.

Пепельная резко выпрямилась, сжала кулаки и поспешила к Паартаку. Тихо отсмеявшись, Нуаркх подмигнул Карлику и принялся вычищать нарыв на груди. Мучительный процесс обещал затянуться, и тоннельник скрасил его наблюдением за спасением старого каменного стража.

Сначала дочери Нара вывели из исполинских стойл детеныша Нар'Катира, помощь которого обещали Нуаркху. Малыш в холке немного не дотягивал до двух метров. Гладкая шкура, не выдержавшая еще сотен песчаных бурь, пестрела нежно-розовыми пятнышками. Детеныш был очень воодушевлен возможностью размять тощие ноги. Измотанным дочерям приходилось вешаться на него, чтобы удержать от попыток прыгать и вставать на дыбы. Когда щенок немного успокоился, его подвели к Паартаку и соединили со стражем при помощи замысловатой системы из кожаных мешков и блестящих игл.

Постепенно Паартак переборол лихорадку, его конвульсии стали слабее, а затем он очнулся. Обнаружив себя на операционном столе, Страж выругался и влажно откашлялся.

— Дело совсем скверно? — с трудом прохрипел караванщик, приманивая миниатюрную дочь Нара вялыми движениями тучных рук, — если да, то закончите это сейчас… отправьте меня к Карлику пока осталась хоть капля сил. Я… должен хотя бы…

— Сегодня вы с ним не встретитесь, — твердо заверила дочь Нара и нежно приложила ладонь к клокочущей от кашля груди. Караванщик напрягся и беззвучно выругался, но потом позволил поднести к лицу блюдо с тлеющим Синским Черволистом. Густой, бордовый дым забрался в ноздри и рот, погружая разум Паартака в крепкий сон. Стоило грузному Стражу обмякнуть на ложе, скальпели из черного железа расправились с каменной кожей, хирургические зажимы принялись щелкать, а полотенца пропитались кровью.

Внимание многих Саантирцев было приковано к Паартаку. Даже те, кто уже ощущали стилет Карлика на горле, иногда бросали на караванщика взгляд. Старый Страж многие годы назад продал сокровенный Нар'Охай и начал жизнь торговца, но он все равно оставался символом Саантира, наравне с Вратами Доброй Воли, каскадами дворца Десницы и проспектом Нар'Кренти. По его последним словам Нуаркх понял, что бывший страж до сих пор чувствует порыв соответствовать каменной коже и хочет уйти достойно. Он надеялся провести традиционный солдатский ритуал, который являлся манифестацией ненависти пепельных хинаринцев к Красному Карлику. Пепельные считают, что Красный оборвал существование их Создателя Нара в конце Второй Эры, окропил пустыни его кровью — черным железом, а искру растерзал и разбросал по Четырем Мирам. Согласно старинным легендам, Нар ранил неуловимого убийцу и вырвал из его плаща лоскут рубиновой ткани. Предсмертный жест положил начало традиции украшать города полотнами красного цвета и подарил Саантиру название. Поэтому когда Карлик приходит к умирающим солдатам, они встречают его ударом кинжала. Именно так должны уходить Каменные Стражи, но дочери Нара лишили Паартака подобной чести.

Танец хирургических приборов прекратился, когда бесформенная луна — пристанище того, чему нет места в четырех мирах — доползала до зенита и окружила парящие Осколки ореолом мертвецки-бледного свечения. Неудачная операция оставила Паартака без сознания, сил и шанса на доблестную смерть. Мрачные дочери Нара застыли рядом с истерзанным телом. Немного погодя одна из них принялась медленно и торжественно снимать рубиново-красный пояс. Им она привязала церемониальный кинжал к обмякшей ладони Паартака. Еще одна сестра приставила клинок к горлу каменного стража. Лица пепельных помрачнели.

— Тебе, наверное, уже приелись подобные сцены? — поинтересовался Нуаркх у Карлика, но так и не дождался ответа. В кульминационный момент дочь Нара навалилась на рукоять кинжала и вскрыла каменную скорлупу на шее караванщика, рассекая все артерии и сосуды, до которых могла дотянуться. В это же мгновенье вторая монахиня резко подняла руку Паартака. Синхронно с выпадом, над караванщиком сверкнул еле заметный красный блик, а на груди возникла ромбическая рана от широкого клинка. Существо, сидевшее неподалеку от Нуаркха, даже не шелохнулось и не проявило никакого интереса к происходящему. На этом ритуал был завершен, тело стража накрыли рубиновым саваном, а миниатюрная дочь Нара поспешила в недра Бастиона.

Дальнейшее развитие событий мало интересовало Нуаркха. Он завернулся в шерстяной плед, пытаясь расцепить морозную хватку пустынной ночи, и отправился к Нар'Катирам, которые готовились отвезти раненых в Саантир. В первый раз за сегодняшний день ему повезло, и Подарки Нара отправились спустя всего дюжину минут.

* * *

Дорога тянулась почти до исхода ночи, но Саантир наградил долгожданых гостей не впечатляющим видом неприступных стен и знаменитых врат, но нагромождением палаток из протертой, выцветшей ткани. Эта территория считалась пригородом Саантира и, в целом, являлась неотъемлемой чертой всех крупных городов-государств пепельных пустынь, которые задыхались в тесноте собственных стен. Будущие обитатели задворок столкнулись с баснословной ценой на землю и были вынуждены отказаться от роскоши городских стен, спасавших от песчаных бурь. Более того рельеф пригорода менялся каждую ночь, вынуждая местных передвигать жилища в погоне за ускользающими гребнями песчаных бархан.

Не успел Нар'Катир миновать тряпичные трущобы, зубчатый гребень колоссальной стены затмевал половину неба. Громаду изрывали воронками от бомб, словно кожу старого вояки, обезображивали шрамы. Стена, казалось, бесконечно тянулась в обе стороны, ее сторожили самые неправдоподобно огромные орудия, которые Нуаркху доводилось видеть.

Западные врата, к которым пришел подарок Нара, были закрыты. Пока караульные водили носом по дорожным грамотам, Нуаркх рассматривал тяжелые деревянные створки, укрепленные гравированными пластинами из черного железа. Трое Саантирских врат были много моложе стен. Они были даром от альянса Надоблачных Аллодов и напоминали о необходимости поддержания перемирия между верхом и низом. Из соображений символизма и экономии врата изготовили из дерева, которое содрали с бортов сбитых Галафейских дредноутов.

На восточных вратах — Вратах Оков, был выгравирован стокрылый Хоакс Хин. Его элегантно расправленные крылья были прикованы к земле толстыми цепями. На ладони, протянутой к востоку, росло раскидистое древо, прогибавшееся под весом крупных плодов.

На Вратах Голода, которые оберегали город-государство на востоке, был запечатлён истощенный Нар — неестественно худой хинаринец, опустившийся на одно колено. Кожей его были треугольные чешуйки из черного железа, чело украшали скалистые пики, обвитый полотном из мерцающих красных нитей. Создатель протягивал на запад изогнутый Саантирский клинок.

Врата Доброй Воли, помещенные в центре стены, завершали повествование. На западной створке был изображен Хин, воспаривший над изрубленными цепями и прижимавший к груди подаренный меч. Вторую половину врат занимал поднявшийся с колен Нар, все еще высокий и стройный, но далеко не истощенный. Братья Создатели тянулись друг к другу со створок распахнутых врат. Открытые ладони соединяли круглые кольца из черного железа, стянутые красными нитями. Попытка рассечь нити имела такой же смысл, что и стремление отрезать ножом силы земного притяжения. Цепь будет разорвана, а врата закроются только когда придет новая война. Приземленные обязанности обыкновенных городских ворот лежали на стальной решетке в руку толщиной.

Миновав Врата Оков, Нар'Катир принялся цокать грубой подошвой по гранитной дороге на запад. Спустя четыре квартала он остановился напротив монолитного придатка стены, оформившегося в храм Нара. Святое место представляло собой четыре одинаковые башни, соединенные крытыми террасами. Фасады отмечали высокие арочные окна и обнаженные залежи черного железа. Внутри Нуаркха встретили просторные комнатами с высокими потолками и множеством коек, на которых хрипели раненые. Застиранные простыни нередко пестрели пятнами крови. Без лишних слов тоннельник занял угловую койку и оперся спиной на холодную стену, которую покрывал неровный слой пожелтевшей штукатурки. Положив на колени обнаженный кинжал, он позволил усталость взять над собой верх.

* * *

Чуткий и настороженный сон Нуаркха прервал яркий рассвет, заглянувший в большие окна. Солнце сделало бордовые занавески похожими на пластины раскаленного железа и растопило морозную хватку пустынной ночи. Традиционно измотанные монахини суетились между продирающими глаза караванщиками, раздавая плоские ложки и объемные миски с комковатой, студенистой массой. Смесь была животного происхождения, а особенно крупные комки оказались внутри сухими. Как и синиты, Нуаркх медлил в нерешительности. Липкая кашица могла быть предназначена как для еды, так и для обработки травм. Отсутствие сколько-нибудь приятного аромата не помогало разрешить дилемму. Но вскоре Хинаринцы принялись неохотно заталкивать субстанцию в свои рты. Нуаркх постарался последовать их примеру, но отсутствие губ и языка делало поедание полужидкой пищи настоящей морокой.

Покончив с трапезой, тоннельник поспешил покинуть храм и приступить, наконец, к планированию следующей вылазки за стену. Сомнительная еда и пара часов сна не сильно улучшили состояние раненного тела, даже подъем с койки потребовал усилий. Опираясь на жесткое ложе надрывающейся рукой, он смог выпрямить ноги, а затем и спину. Спустя пять-шесть минут он уже тяжело хрипел у дверного проема, ведущего во внутренний двор.

Двор приветствовал тоннельника тихим шуршанием легкой ткани, которая заслоняла беспощадное солнце. К лицу прикоснулись обжигающий ветер и взгляды Нар'Катиров, которые пошатывались на сюрреалистично тонких лапах. Вдалеке набирал силу гомон просыпающегося Саантира — крупнейшего города Пепельного Хинарина.

Путь до каменной арки, отмечающий границу храма, занял у Нуаркха еще несколько минут. Навалившись на каменную дугу, тоннельник представляла весьма жалобное зрелище. Пришло время пузырька, отнятого у миниатюрной дочери Нара. Вняв специфический запах, Нуаркх жадно припал к склянке с пузырящейся жидкостью бледно-голубого цвета. Сильно разбавленный сок Синских грибов неприятно покалывал горло, но в желудке обратился сгустком тепла. Приятное ощущение растеклось по телу, притупляя боль и усталость. Тоннельник оклематься, приноровился к своему состоянию и покинул арку относительно бодрым шагом. Хотя клюка из железной спицы пока была необходима.

Храм, испуганно вжавшийся в стену, был окружен плотной застройкой неказистых домов нищего квартала. Кривые улочки приятно напоминали Нуаркху о перепутанных улицах Перекрестка Миров, давно ставшего родным. Тоннельник с готовностью нырнул в каменный лабиринт, где крыши сомкнулись над головой и оставили скитальца в душном полумраке. Нуаркх не решился забираться вглубь трущоб, справедливо опасаясь найти там проблемы, которые сейчас окажутся не по плечу. Поэтому маршрут к центральному проспекту он проложил вдоль громадной стены.

Когда-то в Саантире Рубиновом Венце было не так тесно, квартал было гораздо просторнее. Старинные монолитные дома еще проглядываются под коростой кривобоких пристроек, вымазанных наспех бледно-серой глиной. Находились тут и бедные, но ухоженные кирпичные домики. Провалы окон закрывали выцветшие бордовые полотна, а крыльца, старательно подметенные от вездесущего пепельного песка, прикрывали опрятные навесы. Стены украшали незамысловатые геометрические узоры и крошечные отпечатки ладошек. Дверные проемы заслоняли пологи с традиционным изображением Нара, приносившим процветание.

И все же это были трущобы. Рядом с каждым опрятным домом можно было найти несколько берлог, которые в качестве жилища могли использовать только хинаринцы опустившиеся, отказавшейся от самой мысли заслужить право на лучшее существование. Покосившееся сараи, вылепленные из голубоватой глины и каменной крошки, бесформенными опухолями облепляли все вокруг. Они заполняли переулки и перекрывали улицы. Из пробоин, так и не оформившихся в окна, выливались ругань и вонь. Рядом с подобными домами попадались опухшие лица тех, кто слишком пристрастился к сомке из синих Синских грибов или Аргийским дурманам. Исхудавшие беспризорники метались по пыльным улицам, пытаясь ухватить скретов за облезшие хвосты и когтистые лапы. Местные облизывали пересохшие губы и не сводили глаз с глиняных мисок, в которые стекали капли росы.

Западные скалы, из-за которых вчера показались Хоаксы, притягивали встревоженные взгляды. Разговоры неизменно вращались вокруг нападений небесных всадников и Галафейской армады, которая непременно последует за ними. Популярной темой были также бледные, которые задирают цену на воду и наживаются на страданиях бедняков. Страх крепнул в затхлом, иссушенном лабиринте трущоб. Бледные боялись показаться в окнах собственных домов, которые уже покрывали оскорбительные надписи.

Спустя дюжину минут ходьбы колени Нуаркха начали подкашиваться. Благо дорога выпрямилась и раздалась вширь, знаменуя близость главного проспекта Саантира — знаменитой Нар'Кренти, которая тянулась от главных врат к базарной площади. Многочисленные прохожие жались на тротуарах и уступали дороги одноместным упряжкам. Их катили наряженные в цветастые попоны ходоки, как всегда казавшиеся изможденными и безразличными. Дома избавились от безобразных глиняных наростов и вытянулись в высоту на один-два этажа. Монолитные стены кичились гладкостью пепельно-серого камня и украшениями из медных плит. Острые углы стен и карнизов смягчала пышная драпировка.

Наконец, городская застройка оборвалась. Ее рассекла Нар'Кренти — широкая, словно небольшая площадь. Отказывающие ноги уже не позволяли Нуаркху отлипать от стен, и первым его внимание привлекла не пестрая толпа и даже не громада Врат Доброй Воли. Грязно-желтый глаз облизывал стайку свободных упряжек из кожи и железа. Без лишних раздумий Нуаркх расстался с двумя серебряными хаками и получил комфортабельное средство передвижения на весь остаток дня. Оказавшись на мягком сиденье, он, наконец, уделил внимание окрестностям, наслаждаясь приятным зудом в расслабившихся ногах.

Галафейские каменщики смогли придать помпезной Нар'Кренти уют и символизм. Тротуары укрывали тени, отброшенные скульптурами плодоносящих Фенрикских деревьев. Роль листьев играли пластинки красного Синского камня, ветки, казалось, вот-вот обломятся под весом фруктов из темно-алого обсидиана. Нар'Кренти иногда разливалась круглыми площадями, обрамленными статуями Создателей и героев военных лет. Был ли среди них покойный Паартак, сказать было почти невозможно. Грубые и тучные черты стража изменили бы до неузнаваемости. Центры площадей некогда украшали роскошные фонтаны, которые несколько лет назад начали привлекать слишком большое количество иссушенных бедняков. Теперь пенящиеся каскады уступили место изваяниям диковинных зверей, выполненным из разноцветного гранита.

* * *

Базарная площадь разлилась по центру Саантира огромной бесформенной лужей и неофициально носила титул сердца города. Тесное нагромождение пестрых кожаных шатров иногда уступало место каменным магазинам, а также мастерским с броскими вывесками и расписными фасадами. Упряжке было не протиснуться среди палаток, которые буквально настилавшийся друг на друга. Нуаркх был вынужден спешиться и очень надеялся, что вторая половина обещанной суммы поможет юнцу-извозчику пересилить желание сбежать от пугающего клиента.

Смыкающиеся полупрозрачные пологи, сработанные из шкур складчатых хакетов, добавляли свету нотки темно-синих и бордовых цветов. Кривые торговые ряды пробуждали ассоциации с тоннелями Урба. Нуаркх грузно хромал вдоль раскаленных железных прилавков, и даже рубище, покрытое прорехами, потом и разноцветной кровью, не отпугивало громкоголосых торговцев. Они настойчиво предлагали неказистые украшения из дешевого металла и мутных камней, а также протягивали окороки хакетов и старых ходоков, скрытые под коконами из крупной соли.

Чем скуднее были ассортимент и качество предлагаемого добра, тем навязчивее оказывались лавочники. Закономерность доводили до абсурда бродячие барахольщики. Их горбатые спины прогибались под огромными корзинами из железной проволоки и кожаных обрезков — самых дешевых материалов в Пепельном Хинарине. Покрытые струпьями лица стыдливо прятались в тени капюшонов. Товар демонстрировал степень обшарпанности, которую можно приобрести, только пролежав декаду в погребальной урне.

Один из таких Хинаринцев настойчиво ухватился за раненное предплечье Нуаркха. Пронзенный резкой болью, тоннельник замедлил шаг. Пепельный посчитал это хорошим знаком и схватил тоннельника за плечо. Нуаркха был далеко не в лучшей форме и действовал от силы с четвертью обычной скорости. Барахольщик успел заметить кинжал, покидающий ножны, и попытаться сбежать. Тоннельник впился в немытую кожу торговца загнутыми наростами ладони. Пепельный принялся верещать, но скрипучий, слабый голос стал единственным, который прозвучал в его защиту.

Нуаркх вдавил лезвие в горло назойливого бедняка, исполосованное въевшейся пылью. Старик пискнул и слабо дернул руками, когда из-под клинка засочилась тонкая струйка черной крови. Нуаркх оставил барахольщику неглубокий порез, тянувшийся от уха до уха, и похромал дальше.

Тоннельник, наконец, потерял силы сопротивляться уговорам торговцев, когда оказался перед горой пестрых фруктов, томившихся в крепких железных клетках. Горло саднило от жажды, и Нуаркх расстался с дневным заработком рудокопа ради горсти вялых афри и фляги теплой воды. Тучный лавочник подобострастно улыбнулся и потянулся к водяной бочке, которую массивная цепь приковывала к его лодыжке.

* * *

В упряжку Нуаркх вернулся в новом кремовом халате с закрытым капюшоном и окулярами из чистейшего горного хрусталя. Халат дополнял бурый бишт, отороченный золотым шитьем. Резное кольцо удерживало «волосы» в тугом хвосте, а растрепанная «борода» улеглась в пару косичек. Ухоженный образ оттеняли веко, зашитое потертым кожаным шнуром, и рассыпанные по телу шипы. Тоннельник все еще напоминал бандита, но теперь более удачливого. Такой вид открывал доступ в состоятельные районы Саантира, где он намеривался провести ночь.

Обзавелся Нуаркх и заплечной сумкой, в которой позвякивали четыре бутылки. Два сосуда были настоящими произведениями искусства. Чистый как слеза хрусталь принял утонченную форму с вытянутым горлышком. За безупречно прозрачными стенками плескался золотистый Ориекский африт пятилетней выдержки. Нуаркх, растянувшийся на сиденье, предпочел утонченному напитку дешевый и во всех отношениях довольно скверный сидр из неказистой, мутной бутылки.

* * *

Дорога до района зажиточных ремесленников заняла совсем немного времени. Нуаркх вновь ступил на землю, не успев осушить и трети бутылки. Террасы района взбирались на укручивающийся склон западного ущелья и темнели застойным полумраком. Старательно помассировав ноги и жадно отхлебнув сидра, Нуаркх распрощался с облегченно выдохнувшим извозчиком и принялся форсировать последнюю преграду.

Поначалу склон был довольно пологим и здания ютились на неровных площадках, окантованных невысокими железными заборами. Многие дома служили одновременно жилищами и магазинами, подобная двойственность передавалась и их внешнему виду. Жилые помещения были невзрачными каменными коробками, в то время как лавки завлекали чрезмерно пестрыми украшениями. Не оставалась без декорации и скудная прилегающая территория, также разделенная пополам. Благодаря этому, Нуаркху попались сад из изогнутых мечей и огромная пустынная змея с чешуей из кровельной черепицы.

Лестницы, тянувшиеся вокруг неровных платформ, складывались в изодранную рыбацкую сеть. Сложно сказать сколько раз Нуаркх успел зайти в тупик, прежде чем склон стал слишком крутым для построек, а выпрямившиеся дороги нырнули в скалу. Одолев отвесный лестничный пролет, тускло освещенный масляными светильниками, Нуаркх, наконец, оказался на широкой пешеходной улице. Правая сторона упиралась в резной парапет высотой в половину хинаринского роста. Нуаркх не устоял перед соблазном облокотиться на него, чтобы перевести дух и поглазеть на Саантир, величественно раскинувшийся далеко внизу.

Вдоль противоположного тротуара бежал узкий квартал глубиной в три дома. Двухэтажные особняки упирались в каменный потолок, служа своеобразными колоннами. Тесное расположение оставляло хозяевам не слишком много пространства для творчества, поэтому декорации были довольно умеренными. Каждый особняк придерживался определенного стиля, зачастую оригинального и немного чудаковатого. Попадались здания подражающие жилищам со всех уголков Четырех Миров, а также их Перекрестка. Хозяева украшали и прилегающий тротуар, благодаря чему тут выросли, например, каменные деревья с Нар'Кренти. Со времен теплых отношений с Надоблачными Аллодами сохранились несколько уютных домиков, украшенных закругленными декоративными кирпичами и черепичными козырьками.

Дом, подражавший постройкам с Перекрестка Миров, выделялся смешением несовместимых архитектурных течений и изломанным силуэтом. До полного соответствия не хватало только постоянного изменения формы. Судя по вывеске над кривой дверью, особняк приютил лавку барахольщика, и символичность этой детали вызвала у тоннельника-изгнанника ухмылку.

К сожалению, обитель Викковаро и Хати, гостеприимством которых намеривался воспользоваться Нуаркх, была расположена еще тремя уровнями выше. Только преодолев множество ступеней и похромав полкилометра, Нуаркх смог достигнуть пункта назначения.