109 год 4 эры. 27 день сезона последнего теплого ветра.

Со дня нападения все мысли Линфри тянулись к Лиоре. Радость, которую приносила Ларканти компания сестры, превратилась в жалость, и он убедил ее вернуться в Саантир, чтобы купить у наемников безопасность возлюбленной и быть рядом в эти мрачные дни. Компании новой дочери Нара оказалась куда неприятнее самой болезни и даже написания неисчислимых рапортов. Изощренная пытка процедурами, пергаментом и воспалениями тянулась полторы недели. Чтобы не сойти с ума, страж расспрашивал гонцов о настроении, царившем в пределах Саантирских стен. Раз за разом ему докладывали, что массовых беспорядков удается избегать, но напряжение неуклонно нарастает. Побоища стали каждодневной рутиной, многие заведения закрыли для бледных двери. Прошлой ночью терпение угнетаемых лопнуло, некий бледный подорвал себя в сердце большого базара и обратился вихрем искр, от которых рано или поздно загорится Саантир.

Не давала стражу покоя и загадка лже-всадников. Палубы гончих и павших Саантирских солдатах унизывали арбалетные болты из легкой голубоватой стали — богатства приисков города-государства Нар'дрина — Ириса Нара, который лежал на востоке, в долине белых песков и лазурных клыков. Лже-всадники безнаказанно свирепствовали на дорогах ослабшего Нар'дрина и подозрительно часто обрушивались на караваны превосходной, очищенной стали. Каменный страж тщательно взвешивал слухи и переводил стопки пергамента на письма знакомым Саантирским оружейникам и Нар'дринским караванщикам. Кропотливая работа вознаградила его зацепкой — возможным союзником лже-всадников, который оповещал их о поставках стали из недр Каэт'Анара.

Цепочка рассуждений оборвалась, когда зверерожденные и каньонный исполин привели Красного Карлика в восточные ущелья и Нар'дринские прииски. Теперь следы предательства или заговора смыла кровь многострадальных шахтеров. Надежда на новый след добралась до Ларканти в заплечной сумке очередного гонца. На тугом свертке письма желтела печать Хан Ката — свернувшаяся каменная саламандра. Дядя Наакрат — капитан городской стражи, хотел встретиться. Лишь Десница мог отдать каменному стражу прямой приказ, но Ларканти, не раздумывая, сорвался в Рубиновый Венец. Там его ждали сведения от Саантирских теней, которые не доверишь гонцу, и старый солдат, столь же опытный сколь тучный.

Перед тем как въехать на главную улицу Саантира, Ларканти остановил холеного ходока в душном мраке под сенью врат Доброй Воли. Исполинские изображения Создателей, как всегда, сочились умиротворенностью и взаимной благодарностью. Поредевший поток Хинаринцев, текущий между ними, не изобиловал теми, кто разделял эти светлые эмоции. За круглыми окулярами алели изможденные глаза, бросавшие стражу хмурые взгляды.

Площадь перед Вратами попыталась ослепить Ларканти блеском помпезного великолепия, как она делала с самого детства. Но сегодня Хан Ката не поддался чарам, потому что не искусные фрески и развевающуюся рубиновую драпировку выискивали глаза. Они бесцельно пытались отыскать хотя бы нескольких бледных, которые беззаботно прогуливаются по живописной улице, созерцая скульптуры и архитектуру. Стражу попадались лишь редкие закрытые кареты из которых выглядывали настороженные светло-сизые лица.

Раздраженно выругавшись, Ларканти развернул могучего, агатового ходока и направился на восток вдоль Саантирской стены. Недалеко от диска многолюдной площади он заметил одинокого бледного, который боязливо крался по широким проспектам. Молодой, худосочный хинаринец кутался в приталенную черную мантию с алым гербом Саантирского казначейства. Выглядел герб как угловатая кисть, сжимавшая ограненный рубин. Вдавленная в плечи голова клерка тонула в пышном белом шарфе, а напряженные руки жались к груди. Пепельные сторонились бледного, провожали враждебными взглядами. Перейдя на шаг, Ларканти поравнялся с затравленным прохожим и мягко поинтересовался:

— Вас что-нибудь тревожит?

Ответом на вопрос стали молчание и испуганный взгляд исподлобья. Затем клерк часто задышал, отпрянул из тени, отброшенной вооруженным всадником, и налетел на гранитную стену. Схватившись за ушибленное плечо, он вжался в камень. Спустя пару секунд обреченных стенаний он оклемался и узнал каменного стража. После этого казначей обрел силы выпалить нечто нечленораздельное и, постоянно оборачиваясь, кинулся к ближайшему перекрестку. Прохожие, наблюдавшие со стороны, не расслышали миролюбивого вопроса стража и посчитали, что он припугнул клерка. Ощущая мнимую поддержку Хан Ката, они принялись открыто клеймить несчастного казначея. На Ларканти посыпались похвала и почтительные кивки.

Поверх редкой толпы, из тени подворотни, стража пронзали яростные рубиновые глаза. Их обрамляло полуметровое изображение черного морщинистого лица, жирно обведенное светящейся белой краской. Над рисунком алел призыв: «Железный сапог раздавит белых скретов!». Разгневанное лицо пробуждало у стража смутные, неприятные воспоминания. Узнать Яроокого Ларканти так и не смог, но разглядел его эмоции на лицах прохожих, наблюдавших за улепетывающим клерком.

— Как вы смеете?! — взревел страж, натягивая поводья и вынуждая ходока вздыбиться. В разуме вспыхнули слова благородного призыва, но их погасила волна печального осознания. Сражение за разум толпы давно выиграл ужас. Стражу оставалось только перекрыть страх перед бледными новой угрозой. Ларканти оскалился, дуга Нар'Охай возникла в каменной руке, — нападение на Саантирца карается ссылкой в западные рудники, а угрозы — ударами плети! Я лично исполню приговор, если еще хоть раз увижу подобное выражение на ваших рожах! Лаарак! Разошлись!

Пепельные в ужасе отпрянули от грязно ругающегося стража, пригибаясь и пряча лица. Проводив их разочарованным, гневным взглядом, Ларканти продолжил путь в тени неприступной Саантирской стены.

Желая остыть перед встречей с Наакратом, он наблюдал за зданиями, которые постепенно превращались из величественных правительственных учреждений в вилы военной аристократии. Особняки, украшенные одинаковыми штандартами, тесно жались друг к другу и напоминали о временах, когда вражда между кланами выходила за рамки политики. Взгляд Ларканти зацепился за реющие флаги родных серо-золотых цветов, но останавливаться он не стал и продолжил путь на восток. Вилы постепенно мельчали, пока не обернулись плотно ютящимися домиками младших офицеров и бараками простых солдат. Вскоре невзрачная, угловатая застройка оборвалась широкой дорогой, которая бежала к величественным Вратам Голода и служили для переброски снабжения. Нападения лже-всадников и появление каньонного исполина гнали по монолитному граниту бессчетные обозы, и Ларканти впервые пришлось форсировать крутые арки надземных переходов. Достигнув другой стороны, он спешился у крепости Саантирской стражи. Привратники вытянулись в почтительном салюте, узнав в госте каменного стража.

Крепость, имевшую форму хищного наконечника, зажимали отвесный склон района ремесленников и громада Саантирской стены. Острием служил форт, утопленный в гранитном склоне ущелья, грозным видом он отождествлял нерушимость власти Десницы Нара. Выщербленные покатые стены, а также тянущиеся по бокам стойла и ангары, украшали развевающиеся кипенно-белые полотна. На них гордо реял герб городской стражи — перекрещенные скимитары на фоне остроконечного рубинового венца. Ларканти оставил ходока лакомиться выбритыми тушками скетов в компании ветхих Нар'Катиров. Сам он отправился в лабиринт безликих коридоров, освещенных холодным сиянием Слез Урба.

По дороге к кабинету Наакрата он встретил солдата, который волочил тележку отчаянно верещащих скетов. Руками в грубых перчатках он хватал шипящих животных за холки и прикладывал животами к разряженным слезам Урба, которые лениво пульсировали тускнеющим светом. Скреты начинали биться в мощных судорогах и остервенело огрызаться, но потом безжизненно провисали в безжалостной руке.

Спустя минуту после неприятной встречи каменный страж остановился у основательной стальной двери и отворил ее после предупредительного стука. Наакрат был немногим младше покойного отца Ларканти. Некогда симметричные черты острого лица подтаяли и обросли складками морщинистой кожи. Шишковатая голова, традиционная для Хан Ката, была коротко отстрижена. Среди редеющих черные волос бледнели седые островки, а крупная фигура давно распрощалась с молодецкой подтянутостью. Слегка помятый воротник бледно-пепельного мундира был распахнут на покрытой испариной груди. Между мясистыми пальцами покоилась изящная курительная трубка, испускающая струйки голубоватого дыма.

— Ларканти! Не стой в дверях! — воззвал Наакрат. Его голос был низким и скрипучим, но от того не менее доброжелательным. Улыбнувшись, насколько позволяли неподатливые каменные губы, Ларканти широким шагом преодолел порог:

— Прохладного утра тебе…вам, командующий, — осекся Ларканти и добавил запоздалый салют, когда обнаружил за еще одного посетителя, который отреагировал на появление стража отстраненным кивком. Это был худой младший офицер из числа Саантирских верховых патрульных. Он очень походил на того, кого можно ожидать в кабинете командующего, но что-то в нем мгновенно насторожило Ларканти.

— Отбрось формальности, Ларк. Этот хинаринец знает о тебе больше родной сестры, — отмахнулся Наакрат, указывая на странного гостя. В этот момент Ларканти осенило, и неясные подозрения обратились законченной мыслью. Внешность пепельного безупречно отражала образ патрульного. Форма была в меру неопрятна, помята в ожидаемых местах и даже красовалась соляными разводами высохшего пота. Мозолистые руки были привычны к эфесу скимитара и алебарды, а высокие сапоги марал бледный помет Ходока. Но младший офицер не сохранил бы скучающее спокойствие в компании командующего и каменного стража.

— Саантирская тень… — мрачно констатировал Ларканти, сваливаясь на кресло напротив Наакрата.

— У вас внимательные глаза, страж. Но даже они не видят всего, — отозвался шпион неприятным высоким голосом и скривил бескровные губы в мерзкой улыбке. По телу солдата пробежала рябь, за его спиной обозначился пугающе вытянутый силуэт. В следующее мгновение существо растворилось, а иллюзорная марионетка вновь обрела четкие контуры.

— Сам Племянник Ио? Надеюсь, дядюшка прекрасно себя чувствует? — удивленно пробормотал страж, с трудом сдерживая беспокойство. До этого момента он был не уверен в существовании Теней — Лим'нейвен.

— Дядюшка, как всегда, полон сил и просил передать, что нашел вашу речь в ночь после нападения довольно своевременной и отрезвляющей для толпы. Советы, которые вы дали сестре, также звучали очень уместно, — медленно ответила марионетка и продолжила сверлить стража неестественным, немигающим взглядом.

— Выходит за мою преданную службу, я удостоен личным соглядатаем? — будничным тоном поинтересовался Ларканти, не позволяя нахлынувшей злости проявиться в скудной и грубоватой мимике, которую оставила каменная кожа.

— Принимая роль стража, вы должны были подготовиться к пристальному вниманию, — ответил шпион. Голос был мягким, словно кусок разлагающегося мяса. Ларканти до дрожи напрягся под бугристым панцирем.

— Я не доволен твоим рапортами, Ларканти! Слишком мало деталей о том, как ты прикончил Хоакса! — резко и громко вклинился Наакрат, лишая Ларканти возможности окончательно распалиться. Капитан протянул стражу дымящуюся трубку, — а ведь когда-то я боялся, что стряпуха, которую выбрал твой отец, не родит ничего дельного!

Ларканти осекся и глубоко затянулся сомкой из голубых Синских грибов. Клубы дыма заползли в легкие и распространили по телу умиротворение.

— Полагаю, ты сможешь повторить это в лицо той самой стряпухи?

— Повторял ей это при каждой встрече. Вплоть до дня, когда из ее утробы появился ты, огромный как щенок Ходока! — прокашлял командующий, задыхаясь от смеха. Когда лающий хохот затих, в комнату вернулось напряженное молчание.

— Надеюсь, вы расскажет мне, что твориться в Саантире? — настойчиво поинтересовался Ларканти после очередной жадной затяжки. Линфри выпотрошила все тайники, а страж не мог покупать сомку у подножия собственного бастиона.

— Почему нет? Ты уже большой, — ответил командующий и кряхтя потянулся в ящик стола. Спустя секунду на столе появилась початая прямоугольная бутылка с густой, мутной настойкой. Кабинет окутал пряный афритовый аромат.

— Помнишь бледных, которые пережили погромы и чистки в северных шахтерских поселениях дюжину лет назад, «Ночь Карлика»? — сиплым голосом пробормотал командующий и разлил Афритовую настойку по массивным, граненым стаканам. Один он осушил жадным глотком, а два других пододвинул гостям.

— Когда Фенрикские караванщики напоили бледных первыми? Тогда я не представлял, как легко стравить грязерожденных, — отозвался Ларканти, отметая неприятные воспоминания. Затем он учтиво кивнул Наакрату и проглотил порцию удушающе пряного пойла. Горло вспыхнуло, вынудив Ларканти закашляться.

— Какой ты чувствительный, Ларканти… — ехидно прохрипел Наакрат, тряся каскадами подбородков и похлопывая племянника по дергающемуся каменному плечу, — в связи с последними событиями, дядюшка Ио проведал выживших, которые осели в Саантире и рядом со стенами. И, представь себе, из ста с лишним бледных исчезли восемьдесят три. Пятерых, правда, обнаружили мертвыми. Возможно, остальные пересели на Хоаксов.

— Может они просто сбежали, не желая застать повторения «Ночи Карлика», к бледным в последние годы относились не слишком почтительно, — ответил Ларканти, утирая выступившие слезинки, — кроме того, среди нападавших было, по крайней мере, трое по-настоящему опытных всадников.

— Я никогда не говорил, что бледные пещерные скреты могли сами все провернуть. Скорее всего, некто с другого края Мира мечтает нажиться на нашей войне с Надоблачными Аллодами, торгуя с обеими сторонами. Он вооружил пустоголовых, озлобленных бледных и убедил в том, что нападения на караванщиков помогут им… даже не знаю… отомстить, или еще какой-нибудь бред в том же духе.

— Атаковать так близко к Внешнему Кольцу не решился бы ни один адекватный наемник, — согласился страж, задумчиво почесывая подбородок, — может наш враг гораздо ближе? Исчезнувшая партия Нар'дринской стали, которой изрешетили моих солдат, не дает мне покоя.

— Расследование заговоров это не ваша забота, Саррин. Мы сами найдем таинственного мецената, будь он в Нар'дрине или Галафее, — вклинился голос шпиона, напоминающий скрежет несмазанных дверных петель. Стакан, который ему подал Наакрат, Тень брезгливо игнорировал.

— Противно признавать, но лже-всадники приближаются к цели. Очаги возмущения вспыхивают по всему городу. Не только в сердцах нищих и недалеких Шкадат'Каэт. Казначеи, влиятельные воротилы и даже главы некоторых кланов устали нести убытки. Каньонный исполин перегородил восточную дорогу, лже-всадники прячутся в небесах Нар'дрина там, где Саантирские гончие не имеют права их преследовать. Мы пока можем патрулировать основные маршруты пепельных пустынь, но это не избавит от крылатой напасти. Верхушка Саантирского общества уже подталкивает Десницу к более решительным действиям. Печально признавать, но и я начинаю видеть логику в их предложениях.

— О каких действиях идет речь? — насторожился каменный страж.

— О нарушении половины условий, на которых заключен мир с Надоблачными Аллодами! — горько усмехнулся Наакрат, — возобновить Черно-Синий союз с Нар'дрином. Синие уже попросили нас помочь с Исполином, и от лже-всадников им крепко достается. Сейчас подходящее время вспомнить старые клятвы.

— Галафей не будет спокойно смотреть, как мы воскрешаем черно-синий союз, — заключил Ларканти и вернул Наакрату мрачный взгляд.

— Всегда можно действовать деликатно, Саррин Страж, и сгладить наиболее острые углы. Галафей опасается, что из пепла восстанет черно-синяя армия, которая не раз обращала в пыль их стены. Галафей можно понять. Поэтому при сближении с Нар'дрином мы будем действовать прозрачно. При каждом удобном случае будем напоминать, что речь идет не о военном союзе, а о создании общего безопасного пространства.

— Ларк, они, конечно, недолго будут терпеть это дерьмо, но у нас нет другого выхода! Каждый парящий камень ощетинился причалами для небесного флота. Они обзывают их «постами Торговой Компании» и считают необходимыми для безопасной торговли с Саантиром! Но мы оба понимаем, что крепостные стены с тремя рядами аркбаллист не очень нужны при защите от небесных пиратов. Половина Аллодов под крылом Галафея, он бросит их на Саантирские стены. Одним черным железом мы войну не выиграем, нам нужен союзник, — дополнил Наакрат, размахивая увесистой бутылкой. Сосуд африта с грохотом опустился на гладкую столешницу, и замолчавшие Хан Ката синхронно помассировали гудящие виски.

— А что за рожа пялится из тени каждой второй подворотни? — хрипловатый голос Ларканти развеял затянувшуюся тишину.

— Если ты не имеешь в виду Саантирских теней, которые… кхм тебя охраняют, то речь идет о Кантаре Хан Неве. Он — символ и лидер готовящегося восстания, — не без брезгливости объявил Наакрат.

— Шкатаак! Тот самый Кантар, которого изгнали из храма за опыты над пациентами?! Грязерожденные всегда находят прекрасных лидеров! — раздраженно прошипел Ларканти.

— Толпе много надо?! Главное орать по громче, взращивать страх и обещать горы золотых хаков! К тому же его люди проникли в город во время инцидента на восточной дороге. Уже пару дней они рыщут по базарам и самым злачным трущобам. Ищут уши для лжи. Многие местные идиоты согласились повторять подстрекательские речи. Саантир слишком долго ждал шанса вспыхнуть.

— Разве вы не должны были покончить с Кантаром прежде, чем он получил подобную поддержку? Судя по искусности, которую вы проявляете при… охране моей жизни, беглый сын Нара для вас — простая цель, — дерзко отметил Ларканти, обращаясь к незримому племяннику Ио и его иллюзорной марионетке.

— Вы слишком высокого мнения о наших талантах, — протянула иллюзия, склонив голову в благодарном кивке, — к сожалению, Саррин Кантар был удостоен большого таланта в Искусстве, чем и воспользовался, чтобы сбить нас со следа.

— Осторожней, Ларк. Эти проблемы не для наших скудных мозгов. Не забивай голову и не лезь, куда не должен. Есть другая тревожная проблема, с которой не справиться политические интриги, громкие речи и даже кинжал под черным плащом, — предостерег стража Наакрат.

— В Саантире полно зажиточных и трусливых бледных: члены богатых Домов Галафея, Фенкриса и так далее. Часть из них решила сбежать из нашего славного города. Ситуация ожидаемая, хотя и постыдная. Чтобы сохранить лицо мы должны доставить их на ближайший крупный Аллод — Фенкрис. В случае неудачи, Хинаринцы начнут считать нас более уязвимыми, чем мы есть на самом деле. К тому же, у Аллодов появятся серьезные претензии, — пояснил капитан, раскачиваясь на скрипящем кресле.

— Звучит как прекрасная цель для Хоаксов, — мрачно прокомментировал Ларканти. Саантирская тень плавно кивнул и беззвучно достал из-за пазухи кожаный свиток с рубиновой печатью Десницы.

— Десница Раббаар был впечатлен вашим героизмом при защите Западного Бастиона и доверяет вам сопровождение «Фаланги Нара» на Фенкрис, — проскрипел шпион и растянул бескровные губы в неприятной полуулыбке.

— Излучая величие и непоколебимость власти Десницы из задниц, ты и твои люди справятся со всеми трудностями. Вы напомните Саантирцам, что военная мощь этого города способна не только проедать их хаки. В конце концов, быть примером для Хинаринцев — работа каменного стража. Ты как статуя на Нар'Кренти, только двигаешься и расчленяешь людей, — прохрипел Наакрат, грузно перевалился через стол и похлопал Ларканти по плечу.

— Бледные нам не доверяют и потащат с собой шутов из Пяти Копий, — брезгливо поморщился Ларканти.

— Что ноешь, как девка с песком в промежности? — задрожал от смеха Наакрат. Африт в пригубленном стакане пошел крупными пузырями, — приготовься к отправлению, назначь людей и приведи себя в порядок. Выглядишь как обмазанная глиной халупа.

— На этом все, командующий? — сдержанно поинтересовался страж.

— Я бы обмусолил кровавые подробности сражения с лже-всадниками, но государственные дела лишают времени на досуг. Может быть вечером.

— Прохладного дня, командующий, Тень. Передайте дядюшке Ио мои пожелания доброго здравия и благодарность за заботу, — попрощался страж и направился к выходу.

— Обязательно передам, дядюшка Ио будет рад. — Голос шпиона настиг Ларканти у самой двери, как капля холодной слизи, упавшая между лопаток. Захлопнув дверь, Ларканти отрезал себя от освященного янтарным светом кабинета и вернулся во враждебный полумрак коридоров. Злость задохнулась в голубом дыме Синской сомки, но приподнятое настроение на ее месте не расцвело.

* * *

Ходок, льнувший к тощей лапе Нар'Катира, приветствовал хозяина безразличным взглядом, а затем продолжил лениво перемалывать скретов, убитых или истощенных прикосновением Слез Урба. Эластичная кожа поползла вверх по загнутой морде ходока, обнажая гибкие челюсти, унизанные лезвиями резцов. Будто щупальца Лагорита, челюсти обхватили мясистую тушку. Спазмически сжавшись, они распилили жертву надвое, а после протолкнули ее в глотку. Ларканти хлопнул скакуна по холке, призывая прервать трапезу, стер кровавую пену с морды и вернул на место уздцы. Минутой спустя, каменный страж уже правил животное к «Сени мясного дерева», корчме в которой он договорился встретиться с Линфри, Лиорой и ее новым телохранителем. Путь стража вновь бежал вдоль владений Хан Ката, которые приветствовали его развевающимися серо-золотыми баннерами и изображениями свернувшейся каменной саламандры. Высокие темно пепельные здания, окантованные переливающимся золотом гравюр и обнаженных жил, соединяли бесчисленные надземные переходов и провисающие пестрые ленты. Арочные окна и резные вытяжки, бегущие вдоль плоских крыш багдиров, скрывались под легкими полупрозрачными пологами. Общий двор скрывался под навесом из сшитых цветастых лоскутов.

Неторопливо ведя ходока в тени забора, Ларканти прикинул, что до встречи с Линфри еще не меньше часа. У него есть время проведать мать, которая наверняка не находила места со времен первых нападений лже-всадников. Страж мотнул головой и напомнил себе, что вместе с отцом погибло ее благоразумие, оставив после себя лишь бесконечный страх за близких. Каменную кожу Ларканти и отцовский Нар'Охай на его плече, мать посчитает предвестниками неминуемой гибели. Она начнет давить на жалось, биться в истерике и уговаривать своего маленького Ла-ти свернуть с опасного пути. Страж был не в настроении выслушивать бесконечные, бессмысленные причитания и продолжил путь к «Сени».

Ларканти подогнал Ходока. В корчме его ждала приятная собеседница, единственная, кого Ларканти считал настоящим другом. Саакрати — была хозяйкой заведения и сестрой безвременно скончавшейся воительницы, с которой Ларканти почти породнился. Гибель безмерно дорого человека, оставила их в весьма странных и абсолютно не романтичных отношениях. Сходство Саакрати с сестрой вызывало у стража бесконтрольную откровенность и сильную подсознательную привязанность, но, вместе с тем, вычеркивало женщину из небогатого списка любовных интересов.

* * *

Корчма приветствовала Ларканти каменной фреской вывески. Она изображала раскидистое дерево, многочисленные ветви прогибались от окороков и вырезок. Заведение было двухэтажным гранитным кольцом, унизанным арочными окнами и украшенным незатейливой резьбой. Стены обрамляли то самое дерево, являвшееся схематичной скульптурой Ориекского остролиста. Ветви соединяли каскады промасленных темно-бордовых полотен. В тени ткани блестели стальные крюки, удерживающие копченые тушки откормленных скретов, окороки тучных хакетов и вырезка ходоков. Ларканти с удивлением обнаружил, что часть крюков заменили скульптуры Хинаринских кистей, застывшие в изощренных позах. У подножья благоухающей кроны располагались решетки жаровен, окруженные высокими лавками и деревянными бортиками с подставками для охладительных жезлов. Ранним утром заведение было немноголюдно. Ларканти устроился за пустой барной стойкой, оббегавшей полый ствол. Хозяйка возилась внутри, перебирая богатые запасы спиртного. Саакрати была плотной, высокой и статной женщиной. Широкое лицо горело янтарем узких глаз, а светло-пепельные косы аккуратно лежали под охряной банданой.

— Привет, Са-ти, — привлек внимание страж. Женщина вздрогнула, услышав знакомый голос, и резко обернулась. На мгновенье она застыла в замешательстве, вглядываясь в деформированные каменной кожей черты, а после радушно улыбнулась.

— Ларк! Как же тебя изуродовало! — воскликнула женщина, переваливаясь через стойку и заключая стража в тисках объятий. — Но ты ведь не поэтому не в духе? Ты всегда был не красавец.

— Теперь я могу высечь себе любое лицо, какое захочу, Са-ти. Думаешь, героичные черты Крылатого Ксанриса мне пойдут? — усмехнувшись, спросил Ларканти, — кстати на счет высекания, что это за руки везде?

— Ты же знаешь, мой сын увлекается скульптурами. У нас на чердаке закончилось место для его экспериментов. Мрамор недешевый, выкидывать жалко, — объяснила Саакрати, разведя полноватые руки, — я решила их тут пристроить. Кстати, раз речь зашла о моем сыне…

— Сдается мне речь зашла о местничестве?

— В некотором смысле, — кивнула женщина, выставляя на стойку бутылку крепленого африта с острыми специями, а также пару низких стаканов, — видишь ли, Дакрот увлекся «работой с плотью».

— Не знал, что ты растишь второго Синагара, — страж приложил охлаждающий жезл к стакану. Толстое стекло мгновенно покрылось матовой изморозью.

— Я имела в виду, что он хочет работать над панцирями стражей. Ты не против стать первой жертвой? Хуже уже не станет.

— А ты не боишься, что старина Сатрик воткнет зубило ему между лопаток?

— То, что Сатрик ухаживал за панцирем твоего отца, не делает эту уродливую шкуру его собственностью. К тому же, добрая треть стражей — его клиенты. Он может поделиться завалявшимся Хан Ката, — ответила Саакрати, постукивая костяшками по жесткой, растрескавшейся коже стража.

— Ладно, я доверю шкуру твоему отпрыску. Пускай начинает завтра.

— Отчего такая спешка? — удивленно поинтересовалась Саакрати и потянулась за подкопченной тушкой скрета, на которую Ларканти мечтательно поглядывал последнюю минуту.

— Слышала, что «Фаланга Десницы» отправляется в Фенкрис с половиной «бледной» элиты на борту? — угрюмо хмыкнув, спросил страж.

— Так вот почему ты такой хмурый, — подхватила Саакрати, протирая темно-бурую тушку от пыли. Затем она рассекла ее на полоски, посыпала грубо помолотым перцем и отвернулась к чану с варящимися земляными афри, — тебя заставили следить за летающим балаганом? Там наверняка будут наемники и, конечно, Тени?

— Ты как думаешь? — нетерпеливо выпалил страж, наблюдая, как гладкая корочка копченной тушки переливается в окружении ломтиков отваренных зелено-красных клубней.

— Успеешь вернуться в Саантир через три с половиной недели? — спросила женщина более низким и печальным тоном, — помнишь, мы планировали отметить годовщину смерти Таарин…

— Поверь, сделаю все возможное, — ответил Ларканти, оторвав мясо от покрытых жиром губ, и посмотрел женщине в глаза.

— Знаешь, мой сын решил сделать бронзовую статуэтку. Ничего вычурного, конечно, — приглушенным тоном поделилась женщина, — у меня есть глиняный слепок, хочешь взглянуть?

— Да… думаю да.

Саакрати вновь исчезла в чудной подсобке. Вернулась она с детальной фигуркой в полтора локтя высотой и поставила ее перед замолкшим стражем. Тщательно вытерев пальцы, Ларканти бережно поднял статуэтку и начал завороженно ее рассматривать.

— Какой красивой она была, — прошептал он, скользя взглядам по изгибам пышного тела и правильным чертам строгого лица.

— Ты ее идеализируешь, точно также как и эта статуэтка. Здесь нет ни усиков над губой, ни рыхлой кожи на скулах и шее. А какой стервой она была, как тебя колотила?

— Верно, верно, — дрогнув от нескольких коротких смешков, ответил Ларканти, а потом добавил немного тише, — но как же я скучаю по всему этому.

— Ларк, ты не каменная саламандра, ты ее яйцо. Твердая скорлупа снаружи, а внутри зеленые сопли, — оборвала Саакрати причитания стража и заменила статуэтку стаканом африта, — снова неудача с очередной пассией? Кто она там архитектор?

— Кондитер. Знаешь, иногда мне кажется, что я даже не пытаюсь. Но потом понимаю, что дело-то не во мне, — оживился страж, снова принимаясь за еду и алкоголь.

— Не льсти себе, Ларк.

— Я могу доказать, — ответил страж, ткнув оторванной ляжкой в шершавое каменное блюдо, — прошло три дня после нападения лже-всадников. Подробности моего… подвига просочились в город, и я получил от нее письмо. Представь. Розоватый пергамент с ненавязчивым сладким ароматом специй, и витиеватые буковки, старательно выведенные пурпурными чернилами.

— Начало интригует.

— Да, к тому же она приложила несколько фруктовых пирожных… Но речь не об этом. Слезливой чепухи о том, как она выплакала глаза в переживаниях, я не запомнил. Но была одна строчка, которая буквально въелась мне в память, — Ларканти перехватил стакан, кокетливо оттопырив мизинец, — «Мой Саррин Ларканти, меня переполняет счастье и гордость за вашу доблесть. Благородство и чистота вашей искры сверкает в каждом взмахе клинка».

— И в чем проблема?

— Как это в чем!? Хаэк'лармен торан! Летя навстречу Хоаксу, я не излучал благородство и чистоту, а злился! На Линфри за то, что она опустошила мои запасы сомки! На бледных Хаэкран'Каэт с их Карликовым Хоаксом! Ты видела, во что я превращаюсь, стоит мне распалиться! Какую чистоту она в этом разглядела? Как она вообще может быть настолько оторванной от реальности, что верит в существование «благородных взмахов клинка»! Это же оксюморон!

— Она просто боится задеть твое эго, поставив под сомнение твои безупречность и бесстрашие. Будь уверен, моя сестра не единственная женщина, которая видела размазню за могучим фасадом, — ответила Саакрати, ткнув стража в грудь.

— Знаешь, может так оно и есть, — задумчиво ответил страж, почесывая бугристый подбородок.

— Конечно, так оно и есть! Она же кондитер, а не дочь десницы! С чего ей быть оторванной от реальности? — продолжила женщина, закатив глаза, — Карлик с тобой. Так и будешь тратить мое время, или все же займешь жаровню? У меня, кстати, есть свежая вырезка хакета, еще теплая.

— Боюсь, мою встречу с вырезкой отделяют еще две-три дюжины минут. Я жду Линфри, Лиору и ее телохранителя. Они хотели обсудить со мной что-то важное, — с явным сожалением отказал страж.

— А почему вы не обсудите это дома? — подняв бровь, поинтересовалась Саакрати.

— Последнее время мать довольно нервно реагирует на появление Лиоры. Устраивает истерики, начинает клеймить ее во всех неприятностях Линфри, — шепотом поделился Страж, — страх заставляет ее верить всем слухам о «бледных», Галафейских шпионах и предателях за каждым углом.

— Как нелестно ты описал ее переживания о собственных детях! — прищурившись, прошептала в ответ Саакрати и навалилась на барную стойку, — будто стараешься очернить ее. Думаю это от того, что ты не заставил себя проведать старушку перед визитом ко мне.

— Не заставил, — коротко кивнул Ларканти, постукивая охлаждающим жезлом по хрустальным граням очередного опустошённого стакана, — решил, что новостей о «Фаланге Десницы» достаточно, чтобы испортить мне настроение.

— Ты ведь был у Наакрата. Спрашивал, что происходит? За последние пару недель линчевания «бледных» сильно участились, А от красноглазой рожи и проповедников на базарной площади у меня мурашки размером с жирного скрета.

— Государственные тайны я решаюсь разглашать только членам своего клана, так как они могут не свидетельствовать против меня перед Десницей, — отшутился страж, вспоминая неприятный диалог с Саантирской тенью, — если обобщать и не вдаваться в детали, то все довольно скверно, но под контролем. Что касается рожи, то она принадлежит Кантару Яроокому — новой надежде и спасителю убогих Грязерожденных, а также прочих нищебродов из трущоб.

— Детали не нужны. Не хочу, чтобы у меня появилась вторая тень, — ответила Саакрати, принимаясь протирать барную стойку, — теперь займи, наконец, жаровню. У меня впереди куча дел.

— Ты не забудешь про вырезку, которой меня соблазняла? — прищурился страж, сгребая со стола бутылку Африта и блюдо ароматных закусок, — а еще омлет из яиц каменных саламандр!

— Отмечаешь то, что тебе не надо больше втискиваться в доспехи? — не оборачиваясь, спросила хозяйка.

— В бастионе весьма нечасто удается стрясти с караванщиков приличную еду, — бросил через плечо страж. Оставив подругу, поглощенную множеством срочных бытовых вопросов, он устроился за жаровней в дальней стороне заведения и принялся коротать ожидание за пряным аперитивом. Девушки и их защитник опоздали всего на полчаса. Первым в корчму бесшумно проскользнул наемник Пяти Копий, посетитель по очереди вздрогнули под его холодным, внимательным взглядом. Ониксовая чешуя змея сверкала всполохами золота и пурпура. Изящное туловище укрывала от беспощадного солнца грубая бордовая ткань. Плотное одеяние также служило подлатником для примечательно искусного доспеха из черного железа, который прикрывал грудь и невероятно вытянутые предплечья. Под подмышками наемника бежала широкая красная лента оружейной перевязи. Ее украшали деликатное золотое шитье и эфесы нечеловечески длинных, вычурных скимитаров. Венчали по-змеиному помпезный и устрашающий образ драгоценные шипы на скулах и массивном подбородке. Змей перекрыл хвостом входную арку и помешал девушкам сразу последовать за ним. Линфри, утомленная чрезмерной осторожностью, насупилась и проскользнула под хвостом.

— Гакрот! Сколько можно? Я чуть лбом не врезалась, — тихо пожаловалась пепельная, снимая глубокий дорожный капюшон невзрачно-серой робы. Недовольно цокнув языком, Змей посторонился и пропустил под «Сень» Лиору. Высокая и элегантная бледная отдала предпочтение приталенному одеянию из воздушной темно-зеленой ткани. В дуэте с аккуратной угольной подводкой оно подчеркивало и без того выразительные изумрудные глаза. Волнистые платиновые локоны, украшенные вкраплениями причесанных перьев, обрамляли ухоженное симметричное лицо. Ларканти Лиора всегда напоминала ожившую фигурку, безупречно выточенную из кости. По мнению стража со статуэткой ее роднили не только элегантность и молочная с нотками карамели кожа, но и немного искусственный, чрезмерно ухоженный образ, за границу которого она на памяти Ларканти ни разу не решилась выйти.

Замыкающим странного шествия оказался ухоженный Ориекский Хоакс, гордо и по-хозяйски вошедший в корчму. Размером сизокрылый хищник серьезно уступал Аркефальским сородичам и даже пустынным ходокам, но массивные мускулы, перекатывающиеся под голубоватым оперением, выдавили из местных какофонию испуганных вздохов. Устрашающий образ дополняли заточенные стальные накладки на клюве и когтях, а также переливающимся чешуйки Нар'дринской стали, которые прикрывали торс и мощную шею. Оказавшись внутри, зверь ласково потерся острой мордой о живот Лиоры, и девушка невольно отъехала на шаг. Бледная сдержанно улыбнулась и почесала загривок Хоакса, покрытый горячим пухом. Затем зверь встрепенулся, поднял удивленный взгляд на мясные деликатесы и шумно втянул густой аромат.

Благодаря каменной коже габариты Ларканти стали еще внушительнее, и Линфри быстро отыскала его в толпе. Взгляды пересеклись, и от стража не ускользнула тревога, прятавшаяся за радостью. Подзывая жестом Лиору, девушка немного нерешительно подошла к распаленной жаровне.

— Прохладного утра, Ларканти, — поздоровалась сестра, Лиора вторила ей и добавила уважительное «Саррин», на котором учтивый голос девушки запнулся. Поджав губы и спрятав глаза, они заняли места напротив стража. Ларканти решил не напирать и обратился к наемнику.

— Я Ларканти из клана Хан Ката, — страж и протянул змею руку. Наемник молча уставился на каменное предплечье, а затем перевел безразличный взгляд на Лиору. Девушка отстраненно поглаживала пушок на загривке урчащего Хоакса и не сразу заметила колючий взгляд.

— Саррат Гакрот с Урба, наемник Пяти Копий, — опомнившись, протараторила она.

— Теперь я должен пожать предплечье? Или я должен подождать пока ты перечислишь его титулы? — поинтересовался Змей, медленно протягивая когтистую ладонь. Превосходная маска обратила рокот, покидающий устрашающую пасть, приятным, но столь же безжизненным, басом. Змеи Урба рождаются и живут в одиночестве, видимое проявление эмоций и правила этикета им чужды, ровно как чувство привязанности или любви.

— Можешь пожать запястье. Саррин Ларканти просто не следовал положенному этикету, — ответила поясняющим тоном Лиора и замолчала на секунду. Затем она снова встрепенулась, побеспокоив Хоакса, и добавила, — но это не значит, что он показал свое неуважение!

— В чем тогда смысл этикета? — резонно переспросил Гакрот, погребая запястье Ларканти под закованной в латы кистью.

— Не забивай голову. Лиору с детства приучили переоценивать значимость подобных вещей, — слабо усмехнулся страж. Затем он перевел взгляд на сестру, которая все еще собиралась с силами, — хочешь сообщить мне, что собираешься породниться с Лиорой?

— Дело совсем не в этом! — поспешно отозвалась Линфри и смущенно посмотрела на улыбнувшуюся бледную, — дело в неприятном мужчине, который ведет себя неподобающе…

— Переходи к делу, — настойчиво, но спокойно попросил страж.

— Я просто не хочу, чтобы ты отрезал ему голову, — отозвалась Линфри, а после поперхнулась вылетевшими словами.

— Ты явно не делаешь ситуацию лучше, — мрачно буркнул страж.

— Ситуация и правда не такая скверная, — перехватила инициативу Лиора, закусывая тонкую губу и оглядываясь на Линфри, — Харши без клана. Он был мне когда-то близок. Алкоголь и Аргийские дурманы оставили ничего от него прежнего, загнали в Расплавленный квартал. Я пыталась помочь, но у меня опустились руки.

— Теперь он вернулся и полон ревности? — подтолкнул страж, запнувшуюся девушку.

— Да, мы с Линфри столкнулись с ним на базарной площади. За три года он стал гораздо хуже. Скинул с себя вину за то, что с ним стало, и возложил ее на Саантир. А еще, даже не знаю, как это описать, он, будто, оставил попытки вернуть прежнюю жизнь и находит извращенную гордость в своем положении…

— Меня не волнует его гнилой внутренний мир, Лиора. Он решил выместить злобу на Линфри вместо тебя? Потому что ты под защитой? — надавил страж и, дождавшись кивка, откинулся на мягкую спинку лавки. Усталым голосом он обратился к сестре, — что он сделал?

— Ничего такого, просто хотел напугать, — осторожно и мягко ответила девушка. Не без доли стыда страж осознал, что все это время ее тревожила не случившаяся неприятность, а возможная реакция вспыльчивого брата.

— Больше он тебя не побеспокоит, — пообещал Ларканти, видя с какой опаской на него смотрят.

— Поговори с ним, но, прошу, не теряй голову! — не вытерпев, выпалила девушка. Ларканти ничего не ответил, тяжело вздохнул и опустил голову.

— Прохладного утра! — Саакрати громким и радушным голосом разорвала напряженную тишину. Она появилась в компании основательной тележки с мясом и яйцами каменных саламандр, — сами справитесь, или мне приготовить мясо для вас?

— Я этим займусь, — ответил мгновенно оживившийся Змей. Даже сидя он, словно гора, нависал над статной, высокой хозяйкой.

— Вы пепельные, портите все специям, — добавил он, пренебрежительно фыркивая.

— Почему ты равняешь меня с какими-то неумехами, которые не отличают кусок гнили от свежей вырезки? Думаешь, мы все такие же одинаковые, как вы? — уязвленно парировала Саакрати, выливая пенящуюся яичную смесь в низкие каменные противни, смазанные тонким слоем каменного масла, — хотя, настаивать не буду. У меня есть дела важнее, чем вас обихаживать.

— День становится лучше с каждой минутой, Ларк? — обратилась она к стражу, закончив выставлять противни на раскаленную решетку.

— От чего же? — просипел в ответ страж, — у меня только что появились планы. Расплавленный квартал весьма живописное место.

— Расплавленный квартал? — удивленно и встревоженно переспросила женщина, — Надеюсь, ты не думаешь соваться туда один? Знаешь же, какие настроения царят в этом месте.

— Я не собираюсь отвлекать патрульных из-за Грязерожденного, — отмахнулся Ларканти, а затем добавил более веселым тоном, — думаешь, я боюсь шайки тощих Шкадат'Каэт?

— До них мне дела нет, Ларк, — серьезным тоном проговорила Саакрати, не отводя взгляда от немного затуманенных алкоголем глаз стража, — просто не хочу, что бы ты сгоряча…

— Что вы все сверлите меня глазами, будто я уже кого-то зарезал?! — раздраженно воскликнул Хан Ката, — я — каменный страж, а не животное и вполне могу себя контролировать! Сегодня Нар'Охай останется дремать в ножнах!

* * *

Уверенность в обещании покинула стража, когда расплавленный квартал встретил его клубком удушающе тесных улиц и враждебными лицами. Нагроможденные халупы, ровно, как и их хозяева, оставили ленивые попытки выглядеть подобающе. Налезая друг на друга, вываливая на улицы бесформенные глиняные стены, дома будто таяли под гнетом безжалостного Саантирского солнца. Демонстративно не обращая внимания на отсутствие радушия и объезжая кучи иссушенных нечистот, Ларканти твердо повел Ходока вглубь этой клоаки.

Изображения Кантара встречалось здесь гораздо чаще, чем в более благоустроенных районах Саантира. Рубиновые глаза сверлили стража почти с каждой бугристая стены, а воинственные призыва были намалёваны над половиной дверей. Как и все в этом месте, рисунки были выполнены омерзительно, словно обитателям трущоб недоставало желания достойно выразить хотя бы протест. Перекошенным глазам недоставало невыразительности, краска была тусклой и подтекающей, а слоганы пестрели грубыми ошибками. Вскоре страж застал и тех, кто оставляет мерзкие рисунки. Словно напуганные скреты, тощие пепельные оборванцы забились в щели смердящих подворотен, разлив ведра краски и оставив жалкую мазню незаконченной.

Следом Ларканти наткнулся на немытую гурьбу, собравшейся перед постаментом. Роль сцены играла обвалившееся жилище, разбросавшее по кривой улице выцветшие тряпки внутренностей. С трибуны вещал сутулый самозванец в опрятных одеждах Храма Черной Крови. С его шеи вместо самородка свисало толстое кольцо темного обсидиана, в который была вделана железная реплика древесной чешуйки. То, что проповедник не был ограблен, заставило Ларканти насторожиться. Затем показался огромный змей телохранитель, плавно обогнувший толпу и замерший напротив стража. Ларканти задрожал от бурлящей ярости и медленно обнажил Нар'Охай.

— Страж ты направил клинок против защитников угнетенного народа, когда должен разить им врагов, явившихся с небес! — раскинув руки, воззвал желтоглазый старик. Голос его раздался мощно и уверенно.

— Единственный враги здесь вы! Вы не можете силой взять стены Саантира и пытаетесь сгноить его изнутри! — заорал Ларканти и, отведя клинок в сторону, начал неотвратимо приближаться к оскалившемуся змею.

— Ты понятия не имеешь о наших целях! И даже не хочешь открыться им! Очевидно, ты защищаешь Десницу и Храм Черной Крови, а не собратьев! — активно жестикулируя, проскандировал проповедник Толпа взорвалась одобрительными воплями и бранью в адрес стража.

— Прочь с улиц моего города! — оскалился Ларканти и ходок поддержал его утробным рыком. Нар'Охай прочертил в воздухе мрачную дугу, заставляя воздух жалобно взвыть. Змей-телохранитель прижался к земле и отступил.

— Скоро Храм Черной Крови обрушится под грузом своих грехов и лжи, а ты окажешься погребен под руинами! — прокричал, пятясь, лысый проповедник, черные вены вздулись на тонкой шее. Затем он скрылся за толпой и поспешил затеряться в лабиринтах узких переулков. Змей поспешил следом.

— Пророк сбежал, прикрывшись вами словно щитом! Это произойдет снова, если вы пойдете за Кантаром! — проорал страж, обводя взглядом плотную толпу. Часть голосов заткнулась, а некоторые глаза задумчиво уткнулась в пол. Обрадовавшись незначительной победе, страж вложил смертоносный клинок в ножны, неспешно развернул Ходока и вернулся к поискам.

От местных он мог дождаться только презрительных взглядов, поэтому о предполагаемом адресе и внешности Харши он подробно расспросил Лиору. Пятнадцатью минутами позднее, страж обнаружил названное девушкой здание и остановил ходока в тени ближайшей подворотни. Правильные очертания обвалившегося особняка, пока угадывающиеся под разрастающимися опухолями пристроек, напоминали о временах, когда это место еще помнило о достоинстве. Ветхие баннеры развевались на останках повалившихся башен и окнах, черневших как глазницы черепа. Полотна напоминали половые тряпки и давно потеряли следы гордых гербов. На почерневших мясницких крюках, вделанных в стены, Ларканти, к своему удивлению, обнаружил черные робы, чьи тяжелые полы слабо колыхал раскаленный ветер. Под капюшонами блестели черепа, покрытые запекшейся кровью. Загнутые штыри пронизывали пустые глазницы. Лицо Кантара, которое пытались изобразить на потрескавшейся глине, было не завершено. Из единственного глаза торчал длинный стилет. На тонком лезвии плавно раскачивались изящные цепочки с обсидиановыми кольцами.

На подходах к грязно-серому пологу, заменявшему парадную дверь, Ларканти почувствовал тошнотворную смесь перебродившего африта, подгоревшей сомки и едкого смрада Аргийских дурманов. Хозяин был дома и, скорее всего, не один. Брезгливо отодвинув просаленное полотно, Ларканти вошел в просторную гостиную. Вместо масляных портретов именитых предков и живописных каскадов драпировки его встретили почерневшие стены, обезображенные бугристыми глиняными шрамами. Ноги обняли не мягкие распластанные шкуры, но наваленное кучами тряпье и мусор. С пяти подобных куч на него уставились раздраженные глаза, тонувшие в налитых чернотой веках. Грязерожденные были укутаны в пестрые лохмотья, в которых угадывались останки Саантирских одеяний и традиционные для Нар'дрина сине-серые цвета. Особое внимание привлекал заросший запущенной щетиной бледный, на пузе которого трещал свежий костюм казначейского клерка.

— Ты Харши-без-клана? — Громким командным голосом спросил страж, сверля взглядом худосочного мужчину с рыжеватыми сальными лохмами. Харши приподнялся с кучи полупустых бутылок и нечищеных курительных трубок. Грязерожденный пепельный нарочито учтиво кивнул и поправил грязно-серый платок, болтавшийся на тощей шее. Из импровизированной кухни, которая откашливала кислый смрад, показалась тощая, забитая бледная с потускневшими изумрудными глазами и неопрятно выбеленными волосами. К ее ноге жался костлявый парнишка-полукровка с плешивыми рыжеватыми волосиками.

— Как вы вежливы, Саррин страж! Почему не клеймите меня с порога грязерожденным или Шкадат'Каэт? Неужто дело в моих друзьях и их острых крисах? В любом случае, чем могу служить? — ответил Харши неприятным скрипучим голосом, его товарищи начали медленно подниматься с мусорных куч и полукругом обступать стража.

— Не нарывайтесь! — пролаял Ларканти и заставил бандитов отпрянуть гулким ударом ножен об пол. Идея захватить отряд Саантирской стражи уже не казалась кощунственной.

— Я здесь только затем, чтобы посоветовать тебе держаться подальше от Лиоры и ее близких.

— Ох… выходит моя малышка считает, что у нее есть влиятельные друзья, — масленым голосом проговорил Харши, отряхивая от пыли колени замаранного балахона и вытирая пот с рябого лица, — если подумать, я даже рад, что ты здесь.

— Вот как? — угрожающе процедил Хан Ката.

— О да! Этот город, словно песок, сочится между вашими пальцами. Вы не способны защитить ни гостей, ни жителей. Самое омерзительное, вам нет никакого дела до тех, кто не приносит прибыль. Здесь, в расплавленном квартале, бледных могут расчленять прямо на улицах под сияющим солнцем. Ни один солдат не поспешит ему на помощь, ведь вы боитесь заходить сюда. Вы слабеете! Чем быстрее я докажу это Лиоре, тем лучше!

— И она, наконец, перестанет подавлять любовь к тебе? — вызывающим тоном просипел страж и до треска сжал эфес Нар'Охай, с трудом подавляя страстное желание отпустить его на волю, — думаешь, так оно обернется?

— Ваши потуги бросить меня в Саантирские подземелья напугали ее, заставили отстраниться. Но я выжил, я оказался сильнее вас! Я, а не ваша трусливая стража, заставляю фанатиков в черных робах за два квартала обходить этот дом! — Харши почти перешел на крик, его широко распахнутые глаза обильно слезились и сочились презрением, — скоро Лиора потеряет все. Никто не захочет рисковать общением с ней ради красивых тряпок! Запас золотых хаков, которые она бросает в пасть казначеев, подойдет к концу! Она и осознает, что дряхлый десница не может и не хочет укрыть ее от надвигающейся бури! Тогда она вернется ко мне!

— Я с нетерпением этого жду, — добавил Харши, облизываясь и массируя пах.

— Лиора отстранилась от тебя, потому что ты омерзительный Шаэкран'Каэт, Харши-без-клана. Потому что живешь по колено в дерьме и тешишься влажными фантазиями о том, что ты по-настоящему опасен, — поморщился Ларканти и принялся наблюдать за тем, как на потном лице Харши проступает негодование, — ты столь жалок и незначителен, что ненадолго потерялся из поля зрения Саантирской стражи. Вот секрет твоей неприкосновенности.

— Лишь громкие слова, страж! Ровно, как и власть десницы! — уязвленно завопил Хенши, — я докажу это, когда принесу твою каменную башку к ее порогу!

Стоило отгреметь угрозе, как длинные крисы и дубинки выскользнули из-за широких тканевых поясов. Неровным, полукруглым фронтом они бросились на стража. Ларканти не был пожилым тучным караванщиком или тщедушным клерком из казначейства. Зарычав, он отступил за дверь, лишая грязерожденных возможности его окружить. Когда первый грабитель заполнил тучной тушей арку дверного проема, Ларканти уже ждал его, опустившись на присогнутых ногах и вцепившись в поскрипывающую рукоять Нар'Охай. Стремительно вылетая из ножен, клинок кровожадно зашипел и обернулся размытым мазком ониксовой акварели. Жертву подпирали сзади разгоряченные алкоголем и наркотиками товарищи, лишая спасительной возможности отступить. Последний шанс громила увидел в крепкой дубинке, которой постарался заслонить неуклюже сжавшееся тело. Древесина, стянутая стальными кольцами, взорвалась снопом крошечных щепок. Дубинке удалось слегка отвести коварный восходящий удар, он не выпотрошил обрюзгшее пузо, а лишь оставил глубокую рану на опустошенной криком груди. Обильное кровотечение лазурными бутонами расцвело под одеждой и ручейками заструилось по прижатой к ране кисти, бледный начал заваливаться на пол. Безжалостный пинок сломал бандиту несколько ребер и отшвырнул его под ноги товарищам.

Пока трое бандитов откидывали в сторону визжащую, барахтающуюся тушу, еще один долговязый разбойник попытался пролезть в окно. К сожаленью для лысого парня, которого Аргийские галлюциногены убедили в иллюзии бессмертия, Ларканти заметил маневр и метнулся наперерез. Когда головорез перевалился через подоконник, Нар'Охай уже нависал над ним, словно меч палача. Грязерожденный прикрыл предплечьем лицо, с которого отказывалась сходить надменная ухмылка. Лезвие Нар'Охай обрушилось вниз, вошло в руку и с треском вгрызлось в кость. Рассечённым мускулам предплечья нечего было противопоставить силе, вложенной в яростной удар, и массе обросшего камнем стража. Рука юнца рухнула вниз, клинок с влажным чавканьем утонул во вздувшихся мускулах горла. Агонизирующий бандит зашелся булькающим хрипом и повис на подоконнике, словно мокрая тряпка.

Ларканти понимал, что трое выживших уже бросились на его спину, и поторопился отпрыгнуть вперед. Мягкий песок не позволил ему двигаться достаточно быстро. Удар увесистой дубинки настиг затылок, выбивая болезненный хрип из горла и застилая зрение поволокой пульсирующей полутьмы. Бандиты обернулись размытыми силуэтами. Рядом с ними сверкали полосы слепящего света, окружающие волнистые лезвия крисов. Ларканти отбил несколько жестоких выпадов длинным эфесом Нар'Охай, громя костяшки и локти. Но это не могло продолжаться вечно. В его горло врезалась дубинка. Удар выдавил кровавую пену изо рта и заставила череп гулко пульсировать.

Закрыв лицо, страж пропустил удар в подмышку. Затем он чудом избежал серьезного ранения в пах, вывернув в последнее мгновение таз. Кинжал, ударивший в бок, скользнул в глубокую трещину еще неокрепшей каменной кожи и вонзился в живую, чувствующую плоть.

Зрение стража начало возвращаться в норму. Он успел заметить, как к широко улыбающемуся Харши стремительно несется огромно серо-красное пятно. Ходок, облаченный в развевающуюся попону патриотичных рубиновых тонов, оплел горло бандита гибкими челюстями. Харши отмахнулся крисом, но прочные как древесные корни мускулы ходока отразили неумелый удар. Разъяренное животное мотнуло могучей шеей и оторвало жертву от земли, словно невесомую тряпичную куклу. Воздев обреченного разбойника, ходок обрушил его на землю. Звук ломающихся костей смешался с влажными хрипами. Дергающегося бандита, не оставляющего отчаянных попыток высвободиться, ходок придавил когтистой лапой и обезглавил клыкастой пастью.

Ларканти воспользовался замешательством и нанес схватившему его пепельному несколько увесистых ударов. Чтобы защититься от сыплющихся тумаков, жилистый пожилой разбойник вцепился зубами в большой палец Ларканти. На перекошенном лице стража расцвела зловещая улыбка. Он провернул кисть и ухватился за нижнюю челюсть старика. Рванув руку в низ, он с удовлетворением почувствовал, как челюсть со щелчком покидает сустав, а гнилые зубы крошатся под пальцами. Выронив оружие, разбойник завопил и вцепился в обезображенное лицо. Ларканти развернулся и размозжил кадык грязерожденного коротким ударом эфеса. Вой обратился булькающим клекотом.

Последний нападавший побежал в дом, позволив Ларканти неспешно прикончить старика. Страж перехватил Нар'Охай за конец длинного эфеса. Обрушивая клинок вниз, он разогнал его слаженными движениями торса, кистей и локтей. Нар'Охай прогрыз себе путь через тощее туловище, завязнув только в толстых костях таза. Прежде чем последняя мысль пронеслась в угасающем разуме разбойника, Ларканти освободил клинок и пронзил то, что осталось от нижней челюсти. Полюбовавшись гранями клинка, блеснувшими в разверстанном рте старика, страж позволил телу свалиться.

— Увидел сверкание благородства и чистоты, дружище? — хрипло поинтересовался страж, потрепав ходока по сморщенной окровавленной морде. Затем Ларканти медленно направился в дом. Ходок успел отхватить приличный кусок бедра последнего из бандитов, поэтому тому не удалось уйти далеко. Ларканти застал его забившимся в угол, отчаянно пытающимся зарыться в груды смердящего тряпья.

Закинув клинок на плечо, страж начал неторопливо приближаться. Гнев и жестокость сделали его глухим к мольбам, которые обильным потоком извергал обреченный. Сделав очередной размеренный шаг, страж уловил вялое движение. Тучный бледный, который первым почувствовал прикосновение черного лезвия, не отключился от потери крови и попытался достать сухожилия стража поясным ножом. Ларканти убрал ногу и придавил ею запястье бледного. Затем он медленно направил острие на рассечённую грудь бандита и позволил нескольким крупным каплям сорваться на казначейский балахон, пропитанный лазурной кровью. После страж вогнал клинок в одно из сердец и начал медленно проворачивать его в ужасной ране.

Бледный, до того лишь скуливший, пронзительно взвыл и попытался выгнуться дугой. От безысходности и ужаса он ухватился руками за лезвие Нар'Охай. Неосторожного взгляда было достаточно, чтобы порезаться о пугающе острое лезвие. Руки бледного скользнули вверх, мясистые пальцы осыпались на пол. Когда они перестали катиться по замаранному тряпью, на шее хозяин уже зияла рана от сломанного клинка Карлика. Покончив с бледным, страж широким шагом приблизился к выжившему бандиту.

— Конечно, я хочу видеть перед собой Харши. Был бы рад, осознай он каким ничтожеством был. Но Карлик решил иначе и не в моих силах оспорить выбор Создателя. Придется выместить злобу на тебе, — просипел страж, занося ногу над головой последнего головореза, — в конце концов, ты напал на меня, когда Нар'Охай дремал в ножнах.

От ударов окованного сталью сапога бандит попытался защититься руками, но они поддалась при первом же столкновении. Полудюжиной ударов спустя с треском поддался череп. Разбитые крупной судорогой руки бандита бессильно опали на пол. Карлик забрал пятую жертву. Ларканти молча смотрел на обезображенный труп. Постепенно он остывал и пропитывался отвращением к тому, что казалось столь сладостным.

Он вытирал лезвие о штанину мертвеца, когда услышал за спиной стремительно приближающиеся шаги. Рефлексы взвыли, затмевая все мысли, и заставили стража стремительно погнать Нар'Охай по широкой дуге. Лишь когда молниеносный до предела натянул каждую связку и достиг пика смертоносной скорости, Ларканти начал разворачиваться лицом к врагу. Это была тощая бледная с вытраленными волосами и каменным противнем, занесенным над головой. До боли вывернув плечо и таз, страж смог остановить тяжелый клинок, но сделал это слишком поздно.

Несколько неуловимо коротких мгновений ему отчетливо мерещилась дуга, проченная острием Нар'Охай. Дуга бежала сквозь подмышку девушки и глубоко впивалась в шею, пересекая набухшие артерии. Онемевшая бледная рухнула на покрытые ссадинами колени и приложила дрожащую ладонь к кровоточащей ране. С ужасом, застывшим в вытаращенных глазах, она уставилась на пенящуюся голубую кровь, а затем молча посмотрела на стража. На обескровленном лице читались отчаянье и горькая детская обида. Еще несколько секунд и полное осознание опустилось непомерной тяжестью на острые плечики. Ларканти в деталях рассмотрел, как натягивается кожа на скулах, расходятся иссушенные, обкусанные губы. Тонкие брови сморщились над слезящимися глазами. Зажимая рану и закрываясь от Ларканти плечом, она вжалась в стену, прислонила колени к груди и навзрыд завопила. Страж вогнал Нар'Охай в пол и оторвал рукав вычурного серо-янтарного бишта. Лоскутом он зажал рану неистово сопротивляющейся девушки. Краем глаз страж увидел тощего парнишку с волосами цвета ржавчины. Ребенок всхлипнул, задыхаясь пролаял грязные оскорбления и рванул к входной двери.

— Сиди тут! — строго распорядился страж, небрежно вытер Нар'Охай о штанину и отправил клинок в ножны. Ходока Ларканти, оставшегося на улице среди растерзанных тел, нервировало откровенно враждебное сборище оборванцев. Стража обитатели трущоб приветствовали бурным потоком грязной ругани, но на большее их смелости пока не хватало. На угрозы Хан Ката не отреагировал и просто поискал ребенка среди немытых тел. Не найдя рыжей головки, он хмуро вздохнул, успокаивающе похлопал скакуна по холке и залез в седельные сумки. Нужный сундучок, обтянутый мягкой шкурой Хакета, хранил загнутые иглы, щипцы и нитки. Вместе с инструментами Ларканти прихватил курительную трубку и промасленный мешок сомки. Не оборачиваясь и демонстративно не испытывая страха, страж вернулся в дом и уселся напротив бледной. Девушка громко скулила и испуганно дрожала. Слезинки покрыли грязными разводами мертвецки бледное, несчастное лицо.

— Дура, — констатировал страж, забивая трубку щедрой порцией сомки. Огниво в форме хвоста каменной саламандры высекло сноп искр из кремниевой пластинки. Занявшийся темно-синий табак задышал густыми клубами ароматного дыма. Раскурив трубку парой глубоких затяжек, Ларканти выпустил ноздрями шесть тугих струек дыма. Затем он привлек внимание напуганной девушки громким щелчком и вставил трубку в щель между глубоко потрескавшимися губами.

— Затягивайся. Надеюсь, не подхвачу чего от тебя.

Как Ларканти и ожидал, у девушки оказалось пристрастие к сомке, такое же, как у половины местных жителей. Несмотря на боль, она принялась жадно обсасывать мундштук. Сомку Ларканти предпочитал крепкую, выдержанную несколько месяцев в крепленом африте и яде Синских иглошерстов. Но даже этот сногсшибательный сорт не справится с ролью обезболивающего. Девушка не удержалась и легонько дернулась, когда холодная сталь зажима передавила перебитую артерию и остановила бурное кровотечение.

— Не вздумай шевелиться, — мрачно просипел страж и стер рукавом комковатую сукровицу с рассечённой шеи. Раны, оставленные черным железом, всегда были проблемными. Они быстро загнивали и чрезмерно медленно затягивались. Тонкий разрез уже выглядел так, будто воспалялся на жаре в течение пары часов. Ларканти выругался и потянулся за крошечным коробком с загнутой иглой. Миниатюрный замочек поддался почти сразу, но крошечная полоска Саантирской стали отказывалась задерживаться в неуклюжих пальцах.

После очередной неудачной попытки страж вновь выругался и размял поскрипывающую, раздувшуюся лапу. Он не ладил с тонкой работой, даже до того как служба в армии и неспокойное детство переломали пальцы минимум по два раза. Бугристые наросты бесчувственной каменной кожи не улучшили ситуацию. Когда терпение стража подходило к концу, иголка, наконец, застряла в трещине на подушечке мизинца. Жесткая нить из вибриса Синглинга так и не свернулось в приличный узелок.

Страж приказал девушке затянуться посильнее, а затем крепко прижал ее голову к стене. Иголка нырнула в воспаленную плоть, девушка вздрогнула, и инструмент впился слишком глубоко. Приступ острой боли заставил бледную вывернуться из хватки Ларканти и резко запрокинуть голову. Голубоватый дым закрученными клубами заструился из раны. Девушка судорожно вдохнула, утягивая кровь в легкие. Болезненный, влажный кашель сложил ее пополам и заставил уткнуться в грудь стража. Одной рукой она вцепилась в трепещущую грудь, а второй обхватила шею Ларканти. Страж полностью осознавал бессилие перед Красным Карликом, но все же придерживал затылок девушки и не давал зажиму свалиться с шеи. Во влажном задыхающемся кашле он слышал нотки сдавленных рыданий. Ее руки отчаянно трепали воротник бишта. Правая рука стража поползла вверх и стиснула подбородок девушки, левая осталась на затылке. Шейные позвонки бледной звонко щелкнули.

— Верно Саакрати, день становится лучше с каждой минутой, — пробормотал страж, укладывая девушку на замаранный пол. На расслабившейся уже темнела рана от клинка Карлика. Ларканти облегченно выдохнул.