Лейтенант Брютц, как ему и было приказано, явился к воротам еще засветло и совершенно трезвым. От этого непривычного состояния мысли в голове его заплетались и никак не могли приобрести нужную четкость.

 Стражники были появлением трезвого начальства весьма обеспокоены, потому что занудность лейтенанта в трезвом виде намного превосходила его занудность в виде пьяном. И еще - трезвый лейтенант Брютц был совершенно непредсказуем.

 Кое-как скоротав ночь, на рассвете, мучимый жаждой и необходимостью чем-то заняться, Черный Лейтенант развил бурную деятельность. Прежде всего, он приказал собрать к воротам своих подчиненных. Затем заставил стражников убрать из караульного помещения все пустые кувшины из-под пива, умыться, вычистить мундиры, почистить оружие и подмести дорогу возле ворот. Когда все это было сделано, он, чтобы не терять драгоценного времени даром, стал учить стражников, как каждый из них должен прожить остаток своей никчемной жизни:

 - Главное из-за чего вам стоит пока жить - это исполнение моих приказов, - вдалбливал он в покрытые медными шлемами головы. - Услышав мой приказ, вы должны забыть обо всех своих порочных привычках и дурных наклонностях, забыть о своих распутных женах и сопливых детях и броситься выполнять мой приказ. Ты куда смотришь, деревянная башка, набитая протухшей соломой!? - обрушился он на молодого стражника, который увидел ласточку и стал внимательно наблюдать за ее непредсказуемым полетом.

 - У меня, господин лейтенант, нет еще жены и детей, - не задумываясь, ответил тот, не уловив сути разговора.

 - И не будет! - заверил его лейтенант. - Такому непроходимому остолопу, как ты, жениться нельзя, потому что дети у него вырастут такими же идиотами как их отец. И как я только узнаю, что ты захочешь жениться, вот этим славным оружием, - лейтенант ласково провел рукой по болтающемуся на поясе мечу, - я сделаю тебя евнухом и тем самым спасу город, в котором и без твоих потомков достаточно ослов. Запомнил?!

 - Так точно, запомнил! - рявкнул молодой стражник.

 - То-то. Значит, о чем я говорил? - задумался лейтенант.

 - Об ослах, - подсказал сержант Нообст.

 - Сам знаю, - осадил его Брютц. - Я говорил, что вы все ослы, а поэтому должны выполнять мои приказы. И если кто-то из вас нарушит мой приказ, я заставлю его на обед проглотить свою алебарду.

 Кто сказал, что алебарда слишком длинная?

 - Я, - признался еще один из молодых, и не отличающийся остротой ума стражник по прозвищу Узколобый.

 - Посмотрите на него! Все посмотрите! Узколобый у нас самый умный! - лейтенант тоже стал с интересом разглядывать стражника. - Он знает даже, что алебарда длинная. Вот с тебя и начнем, - ткнул он пальцем в умника. - Свою длинную алебарду ты будешь грызть и глотать с завтрака до обеда, а с обеда до самого ужина. А потом закусишь не пшеничной лепешкой, а собственными сапогами, которые ты перед тем как съесть, почистишь и смажешь самым вонючим дегтем, какой только сумеешь найти в городе...

 Лейтенант Брютц запнулся и задумался. Он хотел сказать Узколобому еще что-нибудь такое, чтобы тот почувствовал себя полным ничтожеством, но в трезвом состоянии ничего подходящего вспомнить не смог.

 - Сержант Нообст! Когда этот олух сжует свою алебарду, выдашь ему запасную. И присмотри, чтобы она была не короче первой.

 - Запасных алебард нет, мой лейтенант, - сообщил сержант Нообст. Он еще две недели тому назад продал три запасные алебарды заезжим гномам из Неокса.

 - А ты достань, - закапризничал трезвый лейтенант. - Прояви находчивость. Как этот олух будет охранять ворота без оружия?!

 - Мы дадим ему меч! - подал голос капрал Коорн, высокий и толстый гоблин, с лицом настолько плоским, что на нем трудно было разглядеть маленький нос. Капрал очень хотел стать сержантом и старательно лез в каждую дырку, лишь бы напомнить о себе начальству. - У нас есть запасные мечи, пять штук.

 Сержант Нообст сердито глянул на капрала. Он тоже помнил о мечах, но собирался и их продать гномам. Если один меч отдать Узколобому, то продать гномам можно будет только четыре.

 - Молодец! - похвалил капрала лейтенант. - Вот с кого должен брать пример каждый стражник.

 - Господин лейтенант, - капрал Коорн решил, что наступил его час и следует действовать, - я знаю здесь недалеко одну таверну, где очень неплохое пиво. Могу быстро доставить пару кувшинов.

 Лейтенант Брютц понял, что все время, пока он учил своих идиотов-стражников, как надо жить, он думал не о них, и не о потемневших от времени воротах, которые следует охранять, и не о жирном борове бургомистре, который заставил его торчать здесь, с этими недоумками, и даже не о покровителе свободного города Геликса святом Фестонии, а о кувшине пива. О большом, желтой глины, кувшине, в котором пиво всегда прохладное. Можно пить из горлышка. А лучше налить пиво в большую кружку, и начинать пить, пока кружку еще украшает высокая шапка пены. Пьешь неторопливо, небольшими глотками, а пена оседает на усах мелкими пузырьками. Умница капрал Коорн, настоящий стражник. Как верно он чувствует состояние лейтенанта. Непонятно, почему он до сих пор ходит в капралах? Ему давно пора быть сержантом...

 Лейтенант Брютц проглотил слюну, лейтенант Брютц вздохнул, лейтенант Брютц собрался приказать капралу Коорну, чтобы тот сбегал в таверну и принес кувшин пива. Нет, два кувшина пива!

 Но внутренний голос не дремал.

 "Ты что?! - заорал внутренний голос. - Ты что собираешься сделать!? Это же провокация!"

 "Так ведь пиво... - попытался объяснить лейтенант Брютц. - У меня все пересохло. Со вчерашнего вечера ни капли во рту не было. Наверно я скоро умру от жажды. Только один глоток..."

 Внутренний голос не стал слушать лейтенанта и не дал ему договорить.

 "Захотел на пожарную вышку?! - продолжал он орать. - Куковать захотел?! Ты учти, я за тобой на пожарную вышку не полезу!"

 Лейтенант Брютц опомнился. Ему тоже не хотелось лезть на пожарную вышку и куковать там. Лейтенант Брютц понял, что надо еще немного потерпеть. Продержаться еще несколько часов. Но потом, когда все это кончится, он нальет пиво в большой круглый таз. Очень много пива - три больших кувшина, или четыре, и окунет туда голову. Приняв такое решение лейтенант Брютц упер тяжелый взгляд в плоскую морду капрала. И капрал Коорн по одному только этому взгляду понял, что сделал что-то не так и сказал что-то не то, и что сержантские нашивки ему не будут светить еще долгое время.

 - Ты что, не слышал мой приказ, чтобы никто - ни глотка?! - хорошим командирским голосом с небольшой хрипотцой из-за сухого горла заорал Черный Лейтенант на застывшего капрала Коорна. - Ты на что толкаешь меня и весь наш славной отряд?! Погоди, я еще доберусь до тебя! Я тебя разжалую в рядовые стражники! Нет, я тебя назначу подметалой в караульном помещении! Ты у меня будешь мыть стражникам сапоги и чистить нужники! Пива ему захотелось!..

 - Так я ведь думал... - попытался оправдаться капрал.

 - Молчать! - рявкнул Брютц - Этот болван, оказывается еще и думает! Чем это ты думаешь, хотел бы я знать? Неужели старой гнилой тыквой, которую ты, по глупости, считаешь своей головой? И кто ты такой, чтобы думать!? Ты должен исполнять, а не думать!

 Коорн понял, что напрасно возник и надо сделать так, чтобы лейтенант забыл о нем. Усы у капрала обвисли, голова втянулась в плечи, весь он как-то сдулся и стал почти вдвое меньшим, чем был.

 "Правильно действуешь! - поддержал лейтенанта внутренний голос. - Врезал плоскомордому как следует. Теперь чувствуется, что ты начальник стражи, а не кукушка. И остальным тоже врежь!"

 - Может быть, еще кто-то из вас думает?! - лейтенант повел колючими глазами по шеренге стражников, выискивая, кто из них думает, и кому из них врезать.

 Шеренга застыла. Губы стражников были крепко сжаты, глаза выпучены. Каждый стремился всем своим видом доказать, что он не только не думает, но даже не имеет представления о том, как это делают.

 - Все они олухи, мой лейтенант. Олухи и бездельники. Но они честные стражники и ни один из них думать не станет, - заступился за безмолвных рядовых сержант Нообст.

 - Пусть только кто-нибудь попробует! - рыкнул Брютц. - И если кто-нибудь из вас сегодня хоть один раз произнесет слово "пиво" - я задушу его вот этими самыми руками, - и он показал свои неслабые руки, которыми вполне мог задушить. - Вы несете почетную и важную для города Геликса службу.

 Далее лейтенант Брютц стал подробно, хотя и не совсем внятно, объяснять стражникам, кто они есть на самом деле и как они должны нести свою почетную и важную службу.

 А немного в стороне стояла группа рослых, широкоплечих монахов в серых балахонах и накинутых на головы капюшонах. Все они усердно молились и дружно перебирали четки, не обращая внимания на то, что делается вокруг них. На завалинке караульного помещения сидели три нахальных эльфа из канцелярии бургомистра. Они грелись на утреннем солнце, что-то щебетали на своем дурацком эльфийском языке и не сводили глаз с Черного Лейтенанта.

 Углубившиеся в молитвы монахи и наблюдающие за начальником стражи эльфы не обратили внимания на небольшой отряд, подъезжающий к воротам: впереди выступал Фамогуст, на котором гордо восседал рыцарь Калант Сокрушитель Троллей, за ним двигался большой, красивый экипаж с кучером и двумя пассажирами.

 Лейтенант был занят воспитанием стражников и вовсе не видел подъезжающий к воротам маленький отряд. А, может быть, и видел, но вспомнил, что ему приказал бургомистр и делал вид, что не замечает всадника и экипаж.

 Сержант Нообст был человеком глубоко верующим и считал, что если уж пала на их головы напасть в лице трезвого лейтенанта, значит на то воля святого драконоборца, дважды рожденного Фестония. Он покорно стоял, слушал начальство и, раздумывая над тем, что капрал Коорн теперь долго не будут лезть, куда не надо. А Узколобый, если лейтенант его и заставит грызть древко алебарды, растянет это недели на три, значит и пятый меч все-таки можно продать гномам. Платили гномы хорошо. Краем глаза он сержант заметил, что рыцарь со своей командой направляются к воротам.

 "Четверо и три лошади, - автоматически сосчитал сержант Нообст. - Монаха надо пропустить беспошлинно, с каждого из остальных - по малой медной монете..."

 Ворота были распахнуты, а стражники стояли в строю и слушали лейтенанта. Сержант Нообст не мог допустить, чтобы шесть монет выехали из города и сгинули неизвестно где. Он двинулся к воротам, чтобы выполнить свою святую обязанность.

 - Куда!? - окликнул его трезвый лейтенант.

 - Собрать пошлину! - четко и громко, как это и положено старому служаке, сообщил сержант Нообст.

 - Правильно! Собрать! - отдал привычную команду лейтенант, но тут же вспомнил приказ бургомистра. - Отставить! - не медля, продолжил он. - Всех пропустить и не обращать внимания. Мы их не замечаем.

 Сержант Нообст остановился и с недоумением посмотрел на лейтенанта. Он так и не понял: "Собрать!" или "Отставить!" И как можно не заметить покидающий город отряд.

 - Шесть монет, - напомнил сержант.

 После такого напоминания многолетняя привычка стала брать вверх. Лейтенант уже намеревался отдать Нообсту команду: "Собрать пошлину!" Но опять вмешался внутренний голос, который на свежем воздухе несколько взбодрился.

 "А куковать на пожарной вышке тебе не хочется?" - снова напомнил он.

 Лейтенант Брютц рассердился.

 "Ну что ты ко мне лезешь!? Что ты все время лезешь!? - грубо обрушился он на внутренний голос. - Без тебя знаю, как мне быть и что мне делать. Заткнись!"

 "Как хочешь, - внутренний голос явно обиделся. - Могу и помолчать".

 "Вот и помолчи!"

 - Отставить, - несколько растерянно произнес лейтенант.

 Сержант Нообст, который уже считал одну из шести монет своей, застыл на полдороге к воротам.

 Лейтенант Брютц ничего не стал объяснить сержанту, потому, что это не его собачье дело. Он хоть и сержант, но ни спрашивать, ни понимать не должен. Сержант должен выполнять.

 - Стань в строй! - с тоской в голосе велел Брютц сержанту. - Мы их не замечаем.

 Сержант Нообст встал в строй. Он посмотрел на ворота и постарался не заметить там никого. Но ничего не получилось: шесть медных монет неторопливо выезжали из города. Навсегда. Сержант Нообст отвернулся от ворот и уставился на лейтенанта. Как человек искренне верующий, он решил, что и тут проявилась воля святого драконоборца, дважды рожденного Фестония, которому почему-то захотелось отправить шесть монет куда-то в другое место. Для очень важного дела. И не ему, сержанту Нообсту, осуждать святого и противиться воле его.

 Лейтенант Брютц оглядел свое воинство, еще раз убедился, что ему досталась совершенно никчемная команда ослов и бездельников, и задумался. На трезвую голову думалось плохо и он никак не мог вспомнить, зачем явился сюда и зачем он вообще связался с этим сбродом.

 Он посмотрел вслед выехавшему из города экипажу, затем на вереницу приближающихся телег. И тут опять вмешался внутренний голос, который, конечно, тоже увидел подъезжающие телеги.

 "А кто будет ворота закрывать?" - спросил внутренний голос и ехидно хихикнул.

 Тут лейтенанта и осенило. Он вспомнил, зачем пришел сюда и заорал:

 - Ворота! Закрыть ворота! И охранять! Чтобы ни один идиот не вышел из города! Чтобы ни один осел, ни одна мышь... - В голове лейтенанта что-то по-прежнему заплеталось, и он махнул рукой... - Поняли?! Утроить посты и чтобы никто! - лейтенант ткнул пальцем в сторону ворот. - Ни туда... - подумал и добавил: - Ни обратно! Никогда! Сержант Нообст, выполнять приказ!

 Строй рассыпался. Сержант Нообст собственноручно захлопнул створки ворот, задвинул три массивных железных засова и выстроил вдоль ворот цепочку стражников, в два ряда, перекрыв возможность не только открыть ворота, но даже и приблизиться к ним.

 Из караульного помещения тут же вышли четыре маляра. Они несли с собой ведерки с краской и кисти, и сразу принялись мазать ворота. Посланные Ленкорионом эльфы сумели где-то достать дешевую красную краску. Но пока эту краску несли от лавки купца до ворот, предприимчивые эльфы ухитрились половину краски отлить, а вторую половину разбавить водой и еще чем-то. Сейчас она была не красной и даже не розовой, а бледно-серой с грязным оттенком.

 Караван, следовавший за отрядом Каланта, наконец, добрался до ворот. Ехавшая первой телега, остановилась, рыжебородые братья с удивлением уставились на закрытые ворота, и на стражников, перекрывающих доступ к ним. Обычно ворота вольного города Геликса закрывались с заходом солнца, с рассветом, они снова открывались. А такое, чтобы ворота закрыли утром, они видели в первый раз. Потом к рыжебородым подошли и другие, из тех, что желали немедленно покинуть город. Таких набралось не менее пяти десятков. Вначале все молчали. Молчали желавшие выехать из города, молчали стражники, молчал лейтенант, молчали стоявшие в стороне монахи. Даже все еще сидевшие на завалинке эльфы перестали болтать. Монахи, эльфы и стражники смотрели на толпу. Толпа с надеждой уставилась на рыжебородых. Это были далеко не простые рыжебородые горожане. Братья Пекисы считались одной из самых богатых семеек Геликса. Им принадлежали мастерские по выделке сукна. А заправлял семейкой и всеми делами старший Пекис по имени Пелей и по прозвищу Деляга. Младшего Пекиса все так и звали: Младший.

 - Скажи им, Деляга, - попросил кто-то.

 В толпе зашелестело:

 - Некогда нам здесь стоять!

 - Пусть пропустят!

 - Рыцарь нас ждать не станет.

 - Чего это они?

 И уж совсем несправедливое и даже оскорбительное в отношении Брютца:

 - Лейтенант пива насосался и ничего не соображает.

 Пелей на толпу не очень-то внимание обратил. Пустяшный народ собрался, не ему ровня. Но что-то надо было делать, и он вышел вперед.

 - Нам ехать пора, - сообщил он Черному Лейтенанту. - Пусть откроют ворота.

 Черный Лейтенант был начальником стражи. Но монеты, которыми владел Пелей, имели власти побольше чем какой-то лейтенант. И Деляга не сомневался, что ворота сейчас же откроются.

 Но случилось непонятное.

 - Ворота открыть нельзя, - объявил Брютц. Ответ этот он предусмотрительно заготовил заранее, и думать ему не пришлось.

 - Как это нельзя? - удивился Пелей. Ему давно никто такое не говорил.

 Лейтенант Брютц задумался. Он и сам толком не понимал, почему нельзя открыть ворота. Потом вроде бы сообразил:

 - Ворота закрыты для окраски их в красный цвет. Нашему свободному городу следует иметь красивые красные ворота.

 - Это красный цвет!? - ржанул Пелей. Он еще не знал, с каким упорством встретился. Пелею Деляге и в голову не могло придти, что перед ним не откроют ворота.

 Такого неожиданного и каверзного вопроса лейтенант не ожидал. Он посмотрел на ворота, на маляров неторопливо водивших кистями по почерневшим от времени доскам. Створки ворот их стараниями становились какими-то буро-серыми. А бургомистр сказал, что ворота будут красными. Лейтенант знал, что бургомистр Слейг идиот и жирное ничтожество, но у цвета в который красили ворота не было названия: "А ведь придется считать, что они красные", - сообразил Брютц. Он отвернулся, прищурился, потом снова посмотрел на ворота.

 - Краска высохнет, они станут красными, - сообщил лейтенант Пелею.

 - Нам некогда ждать, пока она высохнет, - не стал спорить рыжебородый, которого цвет ворот совершенно не интересовал.

 Лейтенант отнесся к этому сообщению равнодушно.

 В это время к ним подошел высокий жилистый гоблин. Лицо его украшали небольшие усики, и аккуратная бородка, а большие серые глаза под густыми бровями были веселыми, прямо-таки лучились. На нем красиво сидел просторный синий халат с широченными рукавами. Края халаты были обшиты дорогими серебряными позументами. Толпа притихла. Это был сам Хитрый Гвоздь, один из наиболее значительных атаманов несуществующей в Геликсе гильдии разбойников, правая рука Бритого Мамонта. Его боялись все, хотя никто не мог сказать, что видел его злым или хоть бы сердитым.

 Толпа ждала. Деляга Пекис и Хитрый Гвоздь... Против такого, начальник стражи устоять не сможет. Все были уверены, что теперь ворота откроют.

 - Сам лейтенант Брютц охраняет ворота, - обрадовался Хитрый Гвоздь, одаряя начальника стражи веселой улыбкой. - Как это приятно. Прикажи открыть ворота, - посоветовал он.

 - Нам надо ехать, - добавил Пелей.

 Лейтенант Брютц понимал, что когда об этом просит Деляга Пекис, то ворота следует открыть. А когда это советует сделать Хитрый Гвоздь, то ворота надо открыть как можно быстрей. Но он знал, что если его отправят куковать на каланчу, то ни Деляга, ни Хитрый Гвоздь не вспомнят, о нем. И им обоим наплевать на то, что со вчерашнего вечера он не сделал ни одного глотка пива. Это показалось ему особенно несправедливым.

 "Чего они ко мне пристали!? - возмутился лейтенант. - Ну Деляга, ну Гвоздь, и что из этого!? Закон для всех один: и для пьяного гнома и для Деляги и для Гвоздя, даже если он Хитрый. А я стою на страже закона. Ехать им надо! Всем надо ехать, так что же, я всех и должен пропускать? - пустился Брютц в размышления. - Зачем тогда стража? Стража не для того, чтобы пускать. Чтобы пускать никакая стража не нужна. стража как раз для того, чтобы не пускать. Мне, может быть, надо пойти в таверну, но я же не иду, - ему стало обидно, что они все могут сейчас пойти в таверну, а он не может. - Ехать им надо. Вот и пусть подождут, пока краска на воротах высохнет. Тогда пусть едут, куда кому нужно.

 - Нельзя, - не вдаваясь в подробности, отказал лейтенант. - Он посмотрел на недовольное лицо Деляги, на поскучневшую физиономию Гвоздя и подумал, что они тоже не сделали в это утро ни глотка пива. Лейтенант пожалел их. - Можете пойти в таверну, - дал он добрый совет. - Лучше всего к Гонзару Кабану. У него самое хорошее пиво.

 Они почему-то не последовали его доброму совету.

 - Ворота днем должны быть открыты, - настаивал рыжебородый. - Мы будем жаловаться бургомистру.

 - Бургомистр Слейг приказал закрыть ворота и держать их закрытыми до захода солнца, пока краска не высохнет, - объяснил свое упорство лейтенант.

 По толпе, собравшихся выехать из города, прошел гул. Кто-то ругался, кто-то обещал налить лейтенанту в кувшин с пивом большую кружку ослиной мочи, кто-то кричал, что надо разогнать стражников и самим открыть ворота.

 Тощий гном в красной рубашке, внимательно выслушал все, что говорил лейтенант, затем встал на телеге. Это был хорошо известный всем в городе Хартибур Крагозей, неустрашимый и неутомимый вождь народа, и борец с бургомистром за свободу и всеобщее равенство. Два других гнома, тоже в красных рубашках, встали внизу, возле телеги. Тот, что постарше, лысый и длиннобородый - Умняга Тугодум, мыслитель и личный советник Крагозея по вопросам теории. Молодой - бесстрашный Бодигар Камнелом. Он представлял при вожде интересы свободолюбивой молодежи, а также являлся личным телохранителем вождя.

 Крагозей осмотрелся, убедился, что сопровождающие на месте, поднял правую руку вверх и закричал:

 - До каких пор бургомистр и его прихвостни будут издеваться над нами?! Мы, народ свободного города Геликса, требуем, немедленно открыть ворота! Так я говорю, друзья мои!?

 Вряд ли все, собравшиеся здесь, числились в его друзьях, но поддержали гнома дружно.

 - Так!.. - закричали одни. - Всыпь им, Крагозей!

 - Правильно, пусть открывают! - шумели другие.

 - Не имеют никакого права закрывать и издеваться над народом! - возмущались третьи.

 Какой-то дурак даже заорал:

 - Да здравствует вечная, нерушимая дружба гномов и гоблинов!

 И все-таки нашлись такие, что поддержали и болвана.

 - Городские власти установили свою кровавую диктатуру. Режим, при котором простому человеку невозможно дышать. Узурпаторы, тираны и сатрапы лишают нас последних свобод! - надрывался гном. - Наши отцы и деды выстрадали и завоевали эти свободы, а их украли у нас. Нам, народу, не открывают ворота! Но мы с презрением отбросим их жирные руки, хватающие нас за горло. Мы обрушим на них всю силу нашего справедливого гнева. Долой бургомистра Слейга! Долой его кровавых псов - стражников! Долой погрязших во взятках чиновников-эльфов! Да здравствуют открытые ворота, как символ нашей свободы! - для большей убедительности своей любви к свободе, Крагозей так рванул красную рубашку, что пуговицы брызнули во все стороны, а материя затрещала и лопнула.

 Толпа бурлила: кричали и звякали чем-то железным гномы, пронзительным свистом выражали недовольство гоблины, ругали стражников нехорошими словами люди. Подавшись общему настроению, с негодованием ржали лошади. А какой-то нетерпеливый осел затянул свое бесконечное "Иа-иа-иа-иа..." И его тут же поддержал другой нервный осел. Все хотели, как можно скорей выехать за ворота и догнать отряд рыцаря Каланта. Но лейтенант Брютц был непреклонен. Он не хотел куковать на пожарной вышке.

 - Не могу разрешить! - объявил он. - Ворота должны высохнуть, приезжайте завтра утром.

 Вид у лейтенанта был решительный. Стражники при начальстве тоже выглядели сурово и непреклонно.

 - Все понял, - кивнул Хитрый Гвоздь. - Дело есть дело. Сейчас и разберемся. Отойдем, - позвал он Делягу Пекиса. - Нужна стрелка. И этого возьмем, - кивнул Гвоздь в сторону оратора. - Гномов здесь полно, а они его слушаются. - Пойдем с нами, - окликнул он Крагозея, продолжавшего обличать кровавую диктатуру бургомистра.

 Оратор не услышал гоблина. Он в это время вообще ничего не слышал, кроме собственной речи.

 - Мы, народ, - Крагозей ударил себя кулаком в тощую грудь, - не станем мириться с произволом! Мы требуем ликвидации слейговского режима! Мы требуем бесплатного входа на площадь Трех Монахов Мучеников во время казни преступников! Мы требуем, бесплатной раздачи пива беднейшим слоям населения! Мы требуем, чтобы ворота нашего славного города были всегда открыты!

 - Хватит болтать, пойдем, - Хитрый Гвоздь подошел к телеге, с которой вещал Крагозей.

 Оратора заслонили оба сопровождавших его гнома.

 - Не трогай его, - грозно прикрикнул Камнелом и пригрозил Гвоздю дубинкой, которую он раньше прятал за спиной.

 - Вы кто такие? - искренне удивился Хитрый Гвоздь.

 - Мы идейные соратники Крагозея, - с достоинством объяснил Умняга. - Борцы за всеобщую свободу и равенство.

 - Ну и мотайте отсюда, не мешайте, - дал идейным соратникам Крагозея добрый совет Гвоздь.

 Но гномы не стали мотать. Они не знали Гвоздя. Они не знали, кто он, этот высокий добродушный гоблин в красивом синем халате.

 - Его нельзя сейчас отвлекать, - сообщил Умняга. - Своими пламенными призывами Крагозей зажигает революционный огонь в сердцах народа.

 А Камнелом стал помахивать дубинкой, явно угрожая пустить ее в дело.

 Хитрый Гвоздь посмотрел в толпу. Оттуда, расталкивая всех, вышел приземистый гоблин, хорошо известный всем в Геликсе по кличке Носорог. Голова у него была небольшая, а глазки маленькие даже для такой головы. На узкой полоске лба торчала большая черная шишка. Но кличку ему прилепили не только за торчащую как рог шишку, но и за бешеный нрав. У Носорога были широкие плечи, грудная клетка напоминала бочку, а руки длинные с толстыми сильными пальцами. Он везде следовал за Хитрым Гвоздем и понимал того по единому взгляду.

 Носорог подошел к телеге. Мыслитель и теоретик Умняга мгновенно сообразил, что собирается сделать гоблин и, с несвойственной его возрасту ловкостью, юркнул под телегу. А молодой борец за свободу Камнелом Бодигар грудью встал на защиту Крагозея. Он даже успел замахнуться дубинкой. Носорог не стал его бить. Просто ткнул ладонью в лицо. Камнелом выронил дубинку и упал.

 - Придушить? - спросил Носорог, без всякого интереса разглядывая зажимающего рукой окровавленные губы гнома.

 - Пусть живет, - добродушно пощадил Камнелома Гвоздь. - Он не ведает что творит, а святой Фестоний завещал нам прощать блаженных духом.

 - ... Нам нужна справедливость! Нам нужно равноправие и нам не нужны окрашенные на народные монеты ворота, при помощи которых душат нашу свободу. Народу не нужны никакие ворота! Закрытые ворота - есть символ несвободы. Мы требуем отменить в нашем городе все ворота и принять законы, передающие власть народу! - вещал Крагозей. - Мы, народ, требуем...

 - Чего еще требует народ, никто так и не узнал, потому что Хитрый Гвоздь совершенно бесцеремонно стащил оратора с телеги.

 - Я протестую! - взвопил тот.

 - Да брось ты кочевряжиться, - гоблин потащил гнома за собой. - Все что надо, ты уже сказал, пора заняться делом.

 - Подчиняюсь насилию, - громко, чтобы все слышали, заявил Крагозей и послушно последовал за гоблином.

 Хитрый Гвоздь отвел рыжебородого и гнома в сторонку. Несколько любопытных хотели последовать за ними, но гоблин с удивлением глянул на них, и те моментально увяли. Больше никто не пробовал подойти близко. Но издали прислушивались, ждали, что могущественная троица решат. Собравшиеся понимали, что от этих троих зависит все.

 - Мы хоть и не знакомы, но знаем, друг друга, - сказал гоблин.

 Пелей Деляга кивнул.

 - Слышал о тебе, - отозвался гном. - Ты Хитрый Гвоздь. Один из руководителей подпольной криминальной империи. - И тут же смело подчеркнул свою независимость. - Мы с вами не союзники. И с вами, олигархами, тоже, - бросил он Пелею.

 - За ворота тебе надо? - спросил Гвоздь.

 - За ворота надо, - согласился Крагозей. Он сразу сообразил, что Хитрый Гвоздь может добиться, чтобы ворота открыли. - Но учти, наши идейные платформы совершенно разные. Ближайшая наша цель - открыть ворота, совпадает. И я допускаю наш временный союз. Только временный. На самом деле мы с вами не более чем попутчики. У нас разные цели и разные пути их достижения.

 Вот таким принципиальным был Крагозей.

 Пелей прицелился прищуренным глазом в тщедушного гнома.

 - Зачем он нам? - спросил он у Хитрого Гвоздя.

 - Представитель народа, - ухмыльнулся гоблин. - Мы с тобой что? Вертимся понемногу, тяжелым трудом, в поте лица, добываем себе на хлеб. И никто нас с тобой не любит. А они народ. Они все и решают. Требуют, чтобы открыли ворота.

 - Кто их слушает, - Пелей явно относился к народу без особого уважения. - Черный Лейтенант и не собирается ворота открывать.

 - Надо бросить клич, поднять народные массы и смести со своего пути эту жалкую кучку прислужников бургомистра, - предложил Крагозей. Он был беспощадным к врагам. А врагами своими, или, точнее, врагами народа, гном считал всех, кто находился на службе у городских властей.

 - Нет, - не согласился Хитрый Гвоздь. - Ворота, надо думать, велел закрыть их пресветлость. Ломать нельзя. А лейтенанту с его сбродом тоже жить надо. Вы что, не поняли? На халяву нам ворота никто не откроет.

 - Надо дать, - подтвердил Пелей. Он и дело свое развернул так широко, потому что всегда знал, кому и сколько надо дать. А сейчас почему-то сразу не сообразил. Слишком мелкими людишками были для него стражники. Суконщик считал, что раз он Пелей, то ворота откроются перед ним сами собой. А они не открылись. Значит, надо дать.

 - Никогда! - возмутился Крагозей. - Это же подкуп! Никогда я не пойду на поводу у сатрапов! Никогда не унижусь...

 - А я думал, что ты умный, - прервал непреклонного Крагозея Хитрый Гвоздь.

 - Я принципиальный и не могу поступиться принципами! - не отступал гном.

 - По-моему, сейчас для тебя самый важный принцип - достать побольше монет, для свержения бургомистра Слейга и торжества свободы в Геликсе, - подсказал гному Пелей.

 - Да, - согласился Крагозей. - Монеты нужны нам не для наживы, как вам, олигархам, а для святого дела освобождения народа и возвращения украденных у него свобод. Интересы народа превыше всего.

 - Ради кучи башлей, от которых зависит судьба народа, неужели нельзя сунуть меднолобым кусок? - спросил Хитрый Гвоздь.

 - Хм... - сказал гном. Он оглянулся на толпу возле телег, где было немало его соратников по бескомпромиссной борьбе с гнетом, тиранией и бесправием, как бы надеясь, что они сейчас, как это положено у демократов, проголосуют, стоит ли пойти ради святого дела на маленький компромисс.

 Но соратники по борьбе не знали, о чем идет разговор, и не могли проголосовать ни за, ни против. Приходилось решать самому. Крагозея это не смутило. Не первый раз ему приходилось самому определять тактику и стратегию действий всех своих сторонников.

 - Ну, как? - спросил Хитрый Гвоздь. - Играешь с нами, или нет? Мы ведь и без тебя обойдемся. Просто с твоими мы станем собирать по две малые медные монеты с телеги, а без твоих, придется скидываться большими. Но впереди светит золото, так что мы скинемся.

 - Ради святого дела можно пойти и на незначительный компромисс, - решил Крагозей.

 Капрал Коорн старательно рассматривал гоблина в синем халате. Он готов был поклясться балахоном святого Фестония, что никогда не встречался с ним, но чувствовал, что знает этого гоблина.

 "Рост высокий, телосложением тощий... - бормотал он. - Щеки розовые... Где же я видел его, растопчи эту образину бешеный тролль... Глаза веселые, улыбка добрая... Кто же он такой, заглотай его тощий ремнезуб! Откуда я его знаю? Бородка окладистая, короткая, аккуратно подстриженная, усы небольшие... Если бы я его раньше не видел, откуда бы я знал, что у него бородка окладистая... Носит просторный синий халат обшитый по краям дорогими серебряными позументами... - И тут капрала Коорна осенило: - Это же описание Хитрого Гвоздя! Злостного преступника. За поимку его обещано сто золотых монет!"

 Вступив в свою должность, бургомистр Слейг начал непримиримую борьбу с преступностью и объявил, что выплатит по сто золотых монет тому, кто задержит Бритого Мамонта или Хитрого Гвоздя. Прошли годы, но никому не удавалось, не только поймать, но даже увидеть кого-то из этих преступников. А капралу Коорну неслыханно повезло.

 "Вот это удача привалила! - капрал напрягся и проверил, легко ли выходит из ножен меч. - Сейчас я его поймаю. И получу сто золотых монет! Бургомистр Слейг сразу сделает меня сержантом. Нет, на сержанта я не соглашусь. Пусть делает лейтенантом. Брютц не может его поймать, а я поймаю. И лейтенантом должен быть не он, а я".

 Капрал расправил плечи, подкрутил усы, и они стали грозными, как пики. Не сводя глаз с Хитрого Гвоздя он направился к толпе. Но сделал не более трех шагов, когда на плечо его опустилась тяжелая рука.

 - Ты куда? - спросил сержант Нообст, подозрительно разглядывая капрала. Сержант Нообст разглядывал подозрительно всех, кто куда-то шел. Потому что понимал: просто так никто ходить не станет. Раз кто-то идет, значит, он ищет для себя какую-то выгоду. И ему, сержанту городской стражи, надо разобраться, что это за выгода.

 Капрал не хотел делиться своим секретом а, тем более, золотыми монетами и славой. Он задумался, пытаясь сообразить, что сказать сержанту.

 Сержант терпеливо ждал, когда Коорн начнет врать.

 - По неотложному делу, - уровень умственного развития не позволил капралу придумать ничего разумней.

 - По какому такому неотложному? - сержант прищурился. Он всегда прищуривался, когда чувствовал, что его хотят обмануть. И редко кто мог выдержать пронизывающий насквозь, заглядывающий прямо в душу, пронзительный прищур Нообста.

 Капрал не выдержал. Он понял, что скрывать свой замысел от сержанта Нообста бессмысленно. Надо было немедленно сказать правду.

 - Там Хитрый Гвоздь, - осторожным шепотом, чтобы никто не подслушал, доверительно, как будто он только и ждал сержанта, чтобы поведать ему это, сообщил капрал.

 - Где? - лениво поинтересовался сержант Нообст. Ему стало скучно.

 - В синем халате, возле суконщика Пекиса Пелея.

 - Ошибаешься, - сообщил Коорну сержант.

 - Все точно, клянусь дубиной святого Фестония! - глаза у капрала стали большими и круглыми, и даже нос немного увеличился. - Высокий, тощий, розовые щеки и добрая улыбка. У меня хорошая память, так записано в розыскном листе. А он высокий, тощий, и улыбка у него добрая. Одет в синий халат.

 - Ну и что?

 - Я его сейчас схвачу, - он не стал напоминать сержанту про сто золотых монет. - Его приказано задержать.

 Сержант Нообст знал, что капрал идиот. Но не думал, что его идиотизм простирается до такой степени.

 - Это не Хитрый Гвоздь, - сказал Нообст. - Это совсем другой гоблин.

 - Он, - яростным шепотом стал убеждать сержанта Коорн. - Ты посмотри: на синем халате серебряные позументы. Об этом тоже в розыскном листе написано. - И, чтобы окончательно склонить сержанта на свою сторону добавил: - Сто золотых монет! Задержим вдвоем, монеты пополам, - предложил он.

 Пятьдесят золотых монет - это было очень много. Имея пятьдесят золотых монет можно было бросить дурацкую службу и открыть свою таверну. Сидеть в таверне, попивать пиво, прислушиваться к неутихающим разговорам, и запоминать, о чем говорят посетители. Сержант Нообст многие годы мечтал об этом. Но он, также, всегда был уверен, что лучше быть живым сержантом, чем мертвым хозяином таверны, даже если она будет самой хорошей в Геликсе.

 "И откуда он взялся на нашу голову, этот болван, - с тоской разглядывал капрала сержант. - Их же в сто раз больше чем нас. Они всю нашу стражу в одну ночь вырезать могут".

 - Я знаю этого гоблина, - сказал он, сердито уставившись в круглые глаза капрала. - Это не Хитрый Гвоздь. Этот гоблин работает мастером у Пекиса Деляги. Вернись в строй.

 - Но по описанию... - пытался отстоять свое славное будущее капрал. - Синий халат с серебряным шитьем...

 - Сказано - вернись в строй! - рассердился сержант. Он не хотел заканчивать жизнь под ножами банды Бритого Мамонта. - И я тебе не лейтенант. Я тебе быстро усы выщипаю. Нужники чистить я тебя не заставлю, но если дотронешься до этого гоблина, я отправлю тебя в Казорский квартал ловить карманников.

 Спорить с сержантом или доказывать ему свою правоту было бесполезно. Капралу, как и всем остальным жителям славного города Геликса хорошо было известно, что сержант Нообст всегда прав, и чем больше споришь с ним, тем более прав он становится. А в Казорский квартал капрал не хотел.

 Так рухнула мечта капрала Коорна прославиться, разбогатеть и продвинуться в чинах. Усы его снова обвисли, маленький носик покраснел. Он уныло втянул голову в плечи и вернулся в строй.

 Деляга, Гвоздь и Крагозей совещались недолго. Вскоре они вернулись в толпу и начали что-то растолковывать собравшимся. Толпа приняла их сообщение по-разному. Но крики и споры постепенно утихли. Люди стали шарить по карманам, гоблины развязывать кушаки, гномы вытаскивать глубоко спрятанные кошельки. Зазвенели монеты. Все шло правильно, как и должно было идти в свободном городе Геликсе.

 Толпа тем временем рассеялась, каждый пошел к своей телеге и уселся на нее, не сомневаясь в том, что сейчас ворота перед ними откроются. К лейтенанту подошли трое: Пекис Деляга, Хитрый Гвоздь и Хартибур Крагозей, который гордо выставлял на показ свою испорченную рубашку. Он знал: завтра по городу пройдет слух, что рубашку ему изорвали жестокие псы-стражники по прямому указанию подлого бургомистра Слейга. Деляга держал в руке пакет, завернутый в серый платок.

 - Мы от жителей города, - объявил рыжебородый. - Делегация.

 Трезвый лейтенант угрюмо молчал. Ждал, что еще скажут делегаты от жителей города.

 Стражники тоже молчали, но стали переглядываться и подмигивать друг другу. Они прикидывали, сколько придется на долю каждого. Сержант Нообст с великим уважением смотрел на лейтенанта Брютца. Только великий ум начальника городской стражи мог придумать такое. Оказалось, что закрытые вовремя ворота могут принести доход гораздо больший, чем открытые.

 - Жители нашего славного города думает так, что ворота покрасить, конечно, надо, - сказал Деляга. - Мы же не против, мы понимаем, красные ворота, это очень красиво, - он посмотрел на грязно-серые створки, но удержался и даже не улыбнулся. - Так что решили оказать помощь. Собрали немного. Здесь на краску и кисти, и полная пошлина, и охранникам, чтобы перекусить могли, пока ворота будут сохнуть. Мы же понимаем, что отлучаться им нельзя. Так что вот... - и он протянул лейтенанту плотно завязанный пакет, в котором, судя по весу, находилось немало полновесных монет. - От каждого. А ворота, господин лейтенант Брютц, для нас открывать не надо. Пусть только одну створку немного... Мы быстро проедем, не задержим.

 Рука лейтенанта Брютца привычно потянулась за пакетом и взяла его. Пакет был тяжелым.

 Сержант Нообст, все еще восхищаясь светлым умом лейтенанта, приготовился приказать стражникам, чтобы отворили одну створку, но пошире.

 Стражники не сводили глаз с пакета.

 Рыжебородый взмахнул рукой и хозяева телег разобрали вожжи, собираясь отправиться в путь.

 Лейтенант Брютц повернулся к сержанту Нообсту, собираясь отдать команду, и чуть не столкнулся с высоким монахом, задумчиво перебирающим четки. Лейтенант попытался обойти его, но рядом с первым, появились еще два монаха, перебирающих четки столь же задумчиво. А за ними стояли три нахальных эльфа, из канцелярии бургомистра. Вылупили зеленые глазища. Только и ждали, чтобы ворота открыли, сразу побегут бургомистру докладывать.

 Лейтенант Брютц задумался.

 "Ворота открывать нельзя", - вмешался внутренний голос.

 "Это почему же нельзя?! - не согласился лейтенант, ощущавший тяжесть пакета с монетами. - Я начальник стражи. Захочу и открою! Всего одну створку..."

 "Выгонят с треском, хорошим пинком под зад", - предсказал лейтенанту ближайшее будущее внутренний голос.

 "Это кто же меня выгонит?!" - продолжал хорохориться лейтенант.

 "Жирный подонок Слейг и выгонит. Ты бы лучше с ним не связывался", - посоветовал внутренний голос.

 "Ладно, ладно, тоже советник нашелся на мою шею. И вообще, чего ты пристал ко мне? - попытался урезонить его лейтенант. - Не первый год служу. Я и сам знаю, что нельзя. Я и не открою".

 "Надо вернуть монеты", - напомнил внутренний голос.

 "Как это так: вернуть монеты?.. - не понял лейтенант. - Монеты не возвращают".

 "А ведь придется", - предсказал внутренний голос и снова напомнил, о пожарной вышке, сороках и о хорошем пинке в зад.

 Лейтенант Брютц снова задумался. Он чувствовал, что не сумеет отдать пакет с монетами.

 "Ку-ку", - вывел его из задумчивости внутренний голос.

 В трезвом состоянии лейтенант соображал плохо и действовал на уровне инстинктов. На этот раз вверх взял инстинкт самосохранения. Лейтенант медленно, медленно, как во сне, поднял руку и, ужасаясь своему поступку, протянул сверток с монетами рыжебородому. С не меньшим ужасом смотрели на это и стражники. Рыжебородый тоже не ожидал такого и растерялся.

 - Это почему?! - спросил он, отдернув руку и всматриваясь в ничего не выражающие, пустые глаза Черного Лейтенанта.

 - Лейтенанты городской стражи взяток не берут! - произнес Брютц, сам, недоумевая, откуда у него взялись такие дикие слова. Но сказал громко, с надрывом, так что его услышали даже на дальних телегах. И тут же сунул сверток с монетами в руки рыжебородому.

 Наступила тишина. И длилась она, кажется, бесконечно долго. Потом ее неожиданно разорвал чей-то тоскливый голос:

 - Как теперь жить будем?...

 Тут же жалобно завыла какая-то собака, ее поддержали громкими воплями оба осла.

 Потом раздался ропот. Пока это еще была толпа, где каждый говорил о своем. Одни стали рассказывать о знамениях, предвещающих большое несчастье, другие вспоминали оракула, который еще в прошлом году предсказал конец света, кто-то из сторонников Крагозея призывал своих соратников ценою жизни отстаивать свободу. Раздавались голоса и о том, что лейтенанту надо вправить мозги, стражников связать, а ворота немедленно открыть и сжечь. Назревал бунт.

 Как раз в это время, к последней телеге, на которой стоял молодой отчаянный гоблин, и во всю глотку орал что-то о топорах на длинных топорищах и красном петухе, подошел монах и легонько дернул его за штанину.

 - Тебе чего?! - не особенно почтительно спросил его разгоряченный удалец.

 - Сын мой, - мягко, но убедительно промолвил монах, - жена и дети ждут тебя дома. Во имя святого драконоборца, дважды рожденного Фестония возвращайся под кров свой... - И он постучал дубинкой по краю телеги.

 Гоблин посмотрел на внушающую уважение дубинку, потом в сторону ворот, где расположились не менее трех десятков телег? и увидел, что возле каждой из них стоит по монаху. И у каждого монаха в руке дубина. Гоблин был свободолюбив и храбр. Он мог один на один выйти на битву с хищным змееголовом. Но он был достаточно разумен, чтобы не вступать в конфликт с Орденом.

 - Спасибо тебе за добрый совет, святой отец, - промолвил гоблин, - я так и сделаю. - Он взялся за вожжи и стал поворачивать лошадь.

 - Нечего здесь ошиваться, - сказал Хитрый Гвоздь. - Могли бы и сразу сообразить, что нас здесь не пропустят. За рыцарем тоже не дураки стоят. Сам Хоанг виды на сокровища имеет. Поедем к тебе, Пелей, отдохнем, попьем пива. Есть у тебя дома хорошее пиво?

 - Найдется, - Пелей понял, что Гвоздь что-то придумал, но спрашивать не стал. Не то место. Слишком много лишних ушей.

 Хитрый Гвоздь повернулся к строю стражников и посмотрел на сержанта Нообста. Нообст почувствовал его взгляд и посмотрел на гоблина. Гвоздь пожал плечами. Нообст тоже пожал плечами.

 - Поехали, - позвал Гвоздь братьев Пекисов и Крагозея. - Сейчас в самый раз выпить пару кружек холодненького пива.

 Скоро площадь перед воротами опустела. Телеги убрались восвояси, монахи тоже ушли. Только двое из них остались. Они скромно стояли возле городской стены, предавшись молитвам. Маляры пытались выкрасить ворота в какой-то непонятный цвет.

 Стражники застыли на своих постах. Все они смотрели на Черного Лейтенанта. А сам лейтенант никак не мог сообразить, что произошло: кажется, он держал в руках сверток с монетами, а потом вернул его. Такого не могло быть, и лейтенант решил, что изможденный службой и лишенный выпивки он на мгновение вздремнул, и это ему приснилось.

 Сержант Нообст поглядел вслед уехавшим телегам.

 "Чего это они все хотели рвануть за ворота? - пытался сообразить он. - Да такой толпой. А впереди Деляга с братом и Хитрый Гвоздь. Если Деляга и Гвоздь куда-то рвутся, значит там, куда они спешат, должны быть монеты. И немало. Эти за пригоршней меди не пойдут. Мы, стражники, по медяку собираем, а им золотые подавай. И Крагозей за ними увязался. Болтун, а тоже тянется туда, где жирно. Все это не так просто..."

 Он повел носом, в сторону ворот. Пахло вонючей краской и потом стоявших в строю стражников.

 Сержант Нообст был не таким человеком, который со стороны смотрит, как другие набивают карманы. Сержант Нообст не был бы сержантом Нообстом, если бы его тут же не потянуло за ворота, туда, куда собрались Деляга и Гвоздь, туда, где пахло монетами. И, может быть, даже золотыми.

 Он поправил меч, висевший на ремне, перекинутом через плечо, подкрутил усы, подошел к безнадежно трезвому, уставившемуся бессмысленным взглядом в пустоту лейтенанту Брютцу и громко щелкнул каблуками. Лейтенант перевел бессмысленный взгляд из пустоты на сержанта Нообста.

 - Мой лейтенант, - обратился тот, - прошу разрешения отлучиться. Надо получить на складе ведро.

 Брютц представил себе ведро полное пива...

 "Совсем не обязательно пить пиво из кружки или из кувшина, вполне можно пить из ведра, - подумал он. - И если сержант принесет ведро пива, я выпью его. А потом - все равно: пусть на каланчу, пусть кукушкой".

 - Ведро? - с надеждой уточнил Брютц.

 - Так точно, ведро!

 - М-м-м, - промычал лейтенант. В горле было сухо, в голове пусто. - М-м-м... - Он и не видел Нообста, он видел ведро полное пива. Ведро светилось и умопомрачительно пахло.

 - Ведро для мытья полов в караульном помещении, - неотесанными булыжниками обрушились слова сержанта.

 Внутренний голос противно захихикал.

 Видение исчезло. Брютц очнулся и представил себе ведро полное воды... Это было ужасно, лейтенанта передернуло от отвращения.