Контрабандные макароны. Кем быть: бароном или банкиром? План спасения Баха принят. Как поступить с кикивардами? Громадная говорящая голова.

   Загогульский встретил Максима с великой радостью: как же, лучший друг пришел. Ухватил под руку, повел к столу, на котором стояла большая миска с макаронами.

   - Редкий деликатес! - предложил гостеприимный атаман, жестом профессионального фокусника, указывая на миску. - Заморский. Только у нас!

   - Ну, уж нет, - отказался Максим. - Сыт, дальше некуда. Гвадирог, а откуда у тебя макароны? Во дворце герцога Ральфа кухня первостатейная и готовят там - будь здоров. Но там даже не знают, что такое макароны.

   - Провинция! - солидно хохотнул Загогульский. - Он подвел Максима к табурету и усадил, затем подвинул кресло-трон к столу и тоже уселся. - Гезерское Герцогство - провинция. Глухая, серая провинция и к тому же дремучая. Где ты, думаешь, центр? Не догадываешься?!

   Максим развел руками, подтверждая, что не догадывается.

   - Здесь, в Ласковом Лесу! Центр у меня! - Загогульский ткнул оттопыренным большим пальцем себе в грудь. - Поддерживаю связь с разными странами. Не с правителями, нет! Мне правители не нужны, правители думают только о себе. А я думаю о народе. Я - представитель народа, любимец народа и принципиально поддерживаю связь только с народами.

   "Как он развалился на своем самодельном троне, - подумал Максим. - Трон - пожалуй, самое подходящее место для любимца народа."

   - И обмениваюсь некоторыми товарами, - продолжал атаман. - Макароны - продукт заморский. Мне их везут из заморской страны, мимо всех таможенных рогаток. Бартер. Они привозят мне макароны и еще кое-что, я в долгу не остаюсь. Я никогда в долгу не остаюсь. Понимаешь?

   "Контрабанда, - понял Максим. - Контрабандисты доставляют ему макароны и еще кое-что, а он сбывает через них награбленное. Ну и фрукт - центр цивилизации".

   - Когда я стану бароном, - расхвастался атаман, - у меня все приближенные будут есть макароны! И даже слуги будут есть макароны. Сколько захотят. Два раза в день.

   - Ты собираешься стать бароном? - Максим вспомнил, что ему об этом говорил еще разбойник Хмурый.

   - Не вечно же сидеть в этом лесу. Авторитет есть, золото есть, дружина есть, пора становиться бароном. Хотя, имеются кое-какие сомнения.

   - Какие сомнения?

   - Не решил еще: бароном мне стать, или пойти в банкиры.

   - Можно выбирать? - чем дольше шел разговор с атаманом Загогульским, тем интересней становилось.

   - Если есть золото, можно выбирать, что хочешь. Заплатил королю, и сразу - барон! Он тебе специальную грамоту выдаст, и земли с крестьянами выделит. Строй себе замок, запрягай проживающее на твоих землях население и баронствуй. Банкиром еще проще. Переезжаешь в город, перевозишь в него свой капитал и открываешь банк. Никакого разрешения не надо. Золотишко - вот самое главное. Я уже пять лет в этих лесах капитал собираю. Еще один год, не больше, и можно определяться. Но я пока не решил: в бароны идти, или в банкиры. Ты, человек опытный, как считаешь, куда лучше податься?

   - Я никогда над этим не думал, - признался Максим. - А какие преимущества в том и другом случае?

   - Быть бароном хорошо, - Загогульский поднялся с трона и стал прохаживаться. - Полный хозяин на своих землях. Все тебе подчиняются, все тебя слушаются: руководишь, как атаман шайки, права такие же. Да и задачи те же. Только живешь не в лесу, а в замке. Король тебя уважает. А в своем баронстве ты сам себе король. Но жить барону тоже не легко, - атаман остановился и изобразил на физиономии озабоченность. - Для поддержания баронства нужна прорва монет. Замок ремонтировать надо? - Загогульский загнул палец на руке. - Надо! Прихлебателей кормить надо? - он загнул второй палец. - Надо! Украшения разные баронские покупать надо? - атаман загнул третий палец. - Надо! Самому есть-пить тоже надо, баронессу придется завести, дружинников держать... - продолжал он загибать пальцы. - А где золото брать? Крестьян своих чистить! А у них ничего нет. Они работать не хотят. Знают, подлецы - все, что наживут, я тут же отберу. А станешь их заставлять работать, они в лес убегут, к разбойникам. Можно, конечно, у банкиров занимать. Так ведь они тут же слопают тебя, вместе с замком и со всеми землями. Остается одно - завести хорошую дружину и грабить всех кто под руку попадает.

   - Ты и так грабишь всех, кто под руку попадет, и без всякого баронства.

   - Правильно. Но, понимаешь, если обычный человек грабит - это разбойник. А если грабит благородный барон - такое грабежом не считается. Это он, вроде, плату берет с тех, кто на его землях появляется.

   - Барону можно, а разбойникам нельзя?

   - Это смотря кто барон, а кто разбойник, - Гвадирог хитро улыбнулся. - Разбойникам тоже можно. Но если разбойник всех ограбит, что останется барону? Значит, барон должен разбойника изгнать. А разбойник в лесу. В лес баронской дружине соваться не хочется. Приходится барону договариваться с разбойником, делить сферы влияния. И добыча уже не та, что хотелось бы.

   - Стоп, я запутался, - Максим потряс головой. - У кого добыча не та? У барона или у разбойника?

   - У обоих, - снисходительно объяснил атаман. - Барону приходится делить свою добычу с разбойниками.

   - Да, у баронов есть проблемы, - вынужден был признать Максим. - А у банкиров как?

   - Банкиру хорошо, у него полно монет. И никого не надо заставлять работать, грабить тоже никого не надо. И с разбойниками ему делить нечего. Банкиры по-другому действуют: дают в долг, под проценты, под заклад имущества. Тоже грабеж. Вовремя не отдашь - замок отберут, последнюю козу из хлева уведут и последние сапоги снимут. Так зажмут, что и Мухугук не поможет. И все законно.

   - Тогда иди в банкиры, - посоветовал Максим.

   - Тебе хорошо говорить... Иди в банкиры, - покачал головой атаман. - А ты знаешь, какие налоги в нашем Счастливом Королевстве платит банкир?

   - Представления не имею, - признался Максим.

   - И хорошо, что не имеешь. Ты бы в ужас пришел. Тридцать восемь процентов!

   Максим сделал вид, что пришел в ужас.

   - Узаконенный грабеж. При таких налогах не уснешь. Все время химичить надо, искать самые глухие офшоры и рассовывать по ним капитал. Думаешь, это легко?

   - Думаю, что не легко, - согласился Максим.

   - Но и это еще не все. Представляешь, попался где-нибудь в дороге, банкир дружинникам барона. Его мигом в замок отведут, и в темницу. А потом этого банкира доить начинают. Заведут в пыточную камеру и станут уговаривать, чтобы он пожертвовал на экологию, на охрану окружающей среды, на борьбу с глобальным потеплением климата... Как же он не пожертвует, если в камере и раскаленное железо, и удавки всякие, и иголки, чтобы под ногти загонять. Если с ним душевно пообщаться - лет десять можно жить припеваючи и одни макароны кушать. Потом надо другого банкира ловить. Так они же хитрые, и охрана у них со специальной подготовкой. Попробуй, отлови такого.

   - Ты сейчас, как барон или как банкир рассуждаешь?

   - Как дальновидный атаман. Ничего я еще не решил. Полной уверенности у меня нет.

   - Трудная у вас, разбойников, жизнь, - посочувствовал Максим. -- Особенно у атаманов.

   - Вот ты меня понимаешь, - обрадовался Загогульский. - Все только посматривают: выкрутишься ты или не выкрутишься. Никто не посочувствует, никто доброго слова не скажет. А иногда так хочется услышать доброе слово, - атаман с великой признательностью посмотрел на Максима, но целоваться не полез.

   - Кстати, у меня к тебе дело, - Максим будто бы совершенно неожиданно вспомнил о Бахе. - Тебя просили передать нашего дракона заказчику завтра утром?

   - Не знаю, что и делать, - атаман закручинился и тоже искренне. Хорошо это у него получалось. - Надо мне его отдать. Понимаешь, там большие люди сидят. Хищники. Связи у них... - Загогульский посмотрел куда-то вверх, давая понять, что связи у хищников очень высокие. - Тебе хорошо, ты уедешь, а мне с ними дело иметь... Они разнести мой лес, не хуже твоего джинна могут: раз-два и на растопку! Нет, ты не подумай, что я их боюсь! Я никого не боюсь. С моими молодцами я сам кого хочешь напугать могу. Но ты же понимаешь, правила игры диктуют они. И в отказ не уйдешь, сразу такая буза начнется, мама не горюй! Передел сфер влияния, терки, разборки, стрелки и сразу найдутся желающие атаманскую казну поделить. Чтобы всем поровну... А мне это надо? Вот и приходится общаться. А у них все схвачено. Система. Против системы не попрешь, - он посмотрел на Максима, и взгляд его требовал сочувствия.

   Максим нахмурился, изобразил сочувствие.

   - Если я его не выдам, - продолжал жаловаться Загогульский, - военные мне всю карьеру испоганят. Устроят в моем лесу маневры, или вовсе эту местность под полигон отдадут. И все. Прощай банда, прощай доходы. Кого я смогу грабить на полигоне? Так что никаких перспектив: ни баронства, ни банкирства.

   - Переберись грабить в другое место, - попробовал посоветовать Максим.

   - В какое другое место! - вскинулся атаман. - У нас тут все доходные места давно поделены и переделены. В пустыню, что ли идти, караваны грабить? Так караваны у нас раз в год проходят. А в пустыне сплошной песок: ни жратвы, ни воды. Если от голода не сдохнешь, так от жары высохнешь.

   Он грустно смотрел на Максима, и тому, действительно, стало жалко атамана, которому в пустыне будет некого грабить. Загогульский почувствовал это.

   - Они же вашему Баху ничего не сделают? - бросил он пробный шар. - Поспрашивают о чем-нибудь, потом отпустят.

   - Нет, - возразил Максим, - Не для того они за Бахом охотятся, чтобы отпустить его. А наш план по осмотру исторических ценностей? Его сам герцог Ральф утвердил. Что герцог скажет?

   - Вот я и думаю, - сразу сменил тон атаман, - что нельзя нашего Баха военным отдавать. Такое сорвет планы герцога. Он мне этого не простит.

   - Так - согласился Максим. - Не простит и даже хуже того...

   Оба помолчали. Каждый ждал, что предложит другой. Первым заговорил Максим.

   - Есть идея, - сказал он. - Конструктивная.

   - Выкладывай, - без особой надежды откликнулся атаман.

   - Начнем с того, что ты нашего Баха должен с соответствующей охраной отправить заказчику к Старой мельнице.

   - Так.

   - А я, Агофен и Дороша, личности свободные, тоже можем прогуляться к этой мельнице.

   - Подожди, подожди... - Загогульский соображал быстро. - Давай-ка я продолжу...

   Они еще долго сидели, обсуждая план, и отрабатывали детали. Постепенно план Максима превращался в остроумный план атамана Гвадирога Загогульского. Загогульский, он такой - всегда что-нибудь особенное придумает! Разошлись довольные друг другом.

   Эмилий, Агофен и Дороша ждали Максима, ждали результатов его разговора с атаманом.

   - Наш план принят полностью, - доложил Максим. - Завтра утром они пойдут продавать Эмилия. Мы идем следом. Разбойники получат деньги и уйдут. А мы попросим заказчиков, которые явятся за Эмилием, рассказать, почему они так усердно охотится за ним. Я думаю, не из-за того, что он Заслуженный библиотекарь Гезерского герцогства. Кое-какие детали нам сейчас надо отработать.

   Обсуждая все детали, все мелочи и подробности предстоящих действий своего небольшого отряда друзья засиделись допоздна.

   Ночь была безлунной, но на поляне было светло от множества костров. Разбойники тоже не спали. Одни готовили поздний ужин, другие просто отдыхали... Агофен распахнул окно. В комнату стали долетать запахи жареной говядины, подгоревшей каши, а вместе с ними, отрывки разговоров и шутки, понятные только самим разбойникам. Потом сочный баритон неторопливо затянул:

   С присвистом, эханьем и уханьем хор подхватил:

   - Примитив, - осудил бандитскую самодеятельность Дороша. - И слова примитивные, и напев барахольный.

   - Баритон вполне приличный, - отметил Агофен. - И басы хорошо подхватили.

   - Нет сейчас в песнях ни настоящей поэзии, ни нежной музыки, - с грустью поведал Эмилий. - Ты бы послушал наших вагантов. Вот кто поет: за душу берет и плакать хочется. А у певцов, которые сейчас выступают на турнирах и в тавернах, не песни, а непонятно что. Ни смысла, ни мысли. Три слова ухватят и повторяют их... Музыка такая же. Куда катится искусство?... Моя матушка бы их всех поубивала. А это - самодеятельность, что с их возьмешь.

   И снова поляна взорвалась всеобщим криком и свистом:

   - Закройте окно, - попросил Максим. - Отдыхаем. Завтра у нас день тоже будет нелегким.

   Агофен затворил окно, и сразу стало тихо.

   - А я пойду, прогуляюсь, - поднялся Дороша. - Надо кое-кого повидать.

   - Откуда у тебя здесь знакомые, мой энергичный друг? - удивился Агофен.

   - Нисколько мне этот Рогмунд не знакомый. В лесу сегодня встретились. Но он рыжий, - объяснил лепрекон.

   - Зачем тебе рыжий? - не отставал Агофен.

   - Так он из Красной Речушки, - сообщил Дороша, - надо узнать, у него кое-что, - и увидев недоумение в глазах собеседников, спросил: - Вы что, про Красную Речушку не знаете?

   - Не знаю, - признался Бах.

   Если Эмилий не знал про Красную Речушку, то что говорить про Агофена или, тем более, про Максима.

   - Там, в Красной Речушке, все население рыжее, - стал объяснять Дороша. - Даже малые дети: еще ходить не могут, а уже рыжие. А все потому, что употребляют для питья воду из речушки, которая там протекает.

   - Весьма неправдоподобно звучит, - позволил себе усомниться Эмилий. - Ни в одном краеведческом трактате такое не упоминается. И этнографы об этом не сообщают.

   - Так все твои этнографы по кабинетам сидят, откуда им про Красную Речушку знать? А я там был, - одной короткой фразой Дороша осудил кабинетных ученых и утвердил истину.

   - И большая там река? - поинтересовался Максим.

   - Да какая река... Я же говорю - речушка. Ну, течет. Без разбега не перепрыгнешь. Но кто из этой речушки воду пьет, рыжим становиться. Девицы, которые хотят рыжими стать, приезжают в Красную Речушку. Месяц поживут там, воды попьют, - и рыжие. Навсегда.

   - Вода в реке красная?

   - Кто же красную воду пить станет? - повел плечиками Дороша. - Вода чистая и выглядит совершенно обыкновенно. Но в ней имеются особенные корпускулы, которые изменяют цвет волос.

   - Вроде краски... - уточнил Агофен.

   - Нет. Это драконы красками пользуются, хохолки свои мажут в разный цвет, по моде. Краска на волос действует снаружи. Ее и смыть можно. А корпускула впитывается через питье и меняет цвет волоса изнутри. Навсегда.

   - Что ты хочешь узнать у рыжего, если не секрет? - поинтересовался Агофен.

   - Никакого секрета. В Красной Речушке кожевенных дел мастер Тимоха работает. Хочу узнать какая кожа у них идет в этом сезоне. И еще, Малявка хвастался, что у него хорошие медные пуговицы имеются. Надо посмотреть, может из них что-то для башмака сделать можно. Так я пойду.

   - Ты поосторожней, - предупредил Дорошу Максим.

   - Ничего со мной не случится. С Рогмундом поговорю, к Малявке загляну, пуговицы посмотрю. Да и расплатиться я кое с кем должен. А то манеру взяли, по шее бить.

   - Если что, где тебя искать, мой предприимчивый друг? - спросил Агофен.

   - Искать не надо, ничего со мной не случиться, - заверил лепрекон. - Башмак я здесь оставлю. Вы, пока меня нет, присмотрите за ним.

   Дороша поставил ранец на лавку, так чтобы он был у всех на виду, взял в зубы трубку и ушел.

   - Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними... - Эмилий подошел к ранцу, открыл его и стал разглядывать башмак. - Сколько живу, ни разу не слышал, чтобы лепрекон доверил кому-то присмотреть за своим сокровищем.

   Загогульский приказал Малявке и рыжему Рогмунду сопроводить Баха до Старой мельницы, передать его заказчику и получить оплату.

   - Мои лучшие люди, - сообщил атаман Максиму. - Один умный, другой сильный. Оба отличники боевой и физической подготовки, профессионально знают лес и никого не боятся. Пойдете с ними. Они передадут покупателям дракона, отойдут в сторонку, подождут, пока вы там закончите свои дела, затем проводят вас до границы с баронскими землями. Покажут, как добраться до замка. Там отдохнете, потом пойдете дальше.

   Прощались трогательно. Загогульский, очень довольный, что избавился, наконец, от гостей, встал на трибуну и произнес яркую речь, в которой клялся в вечной любви лучшим друзьями и верным союзниками, обещал им всяческую помощь и призывал Всеведущего Всевидящего и Всеслышащего Мухугука в свидетели нерушимой дружбы и братства. Не забыл он сообщить и о том, что дал друзьям очень важное поручение, выполнение которого принесет неоценимую пользу всей банде и каждому его члену в отдельности.

   Потом Загогульский долго обнимал и целовал Максима. Остальных членов отряда атаман обнимать поопасался. Он осторожно пожал каждому руку, приветливо улыбнулся и пригласил в любое время дня и ночи приходить в Ласковый Лес, где они всегда найдут верных друзей, вкусную пищу и надежный кров. И от избытка чувств, повернувшись так, чтобы все видели, атаман Загогульский смахнул, украдкой, две скупые мужские слезы.

   Максим тоже сделал вид, что ему жалко расставаться с разбойниками и даже сказал несколько слов по поводу того, что благодарен славному атаману Загогульскому и всем отважным разбойникам, за гостеприимство и будет рад видеть каждого из них в своих фамильных владениях (вспомнил при этом курятник и шесть соток в дачном кооперативе "Педагог").

   Оба выступления прошли под приветственные крики в честь атамана Загогульского, Максима и его спутников. Не обошлось без выкриков, призывающих перевешать дружинников, разрушить замки, ограбить поселения и некоторых других приятных лозунгов. Потом Гвадирог Загогульский объявил, что недавно беседовал со Всемогущим Мухугуком, он же Всевидящий и Всеслышащий. Тот обещал, что ближайшие три дня будут удачными и принесут много радости разбойникам и их гостям. После чего, окрыленный добрыми пожеланиями, не менее добрыми предзнаменованиями и покровительством Всемогущего четырехрогого Мухугука, отряд тронулся в путь.

   Шли осторожно, придерживаясь основных правил безопасности. Впереди - Малявка и рыжий Рогмунд. Между ними - Эмилий, руки которого были связаны так, чтобы при первом желании он мог сбросить свои путы. Следом за ними, но не по дороге, а рядом с ней, скрываясь за придорожными кустами, шел Максим. Метрах в пятнадцати позади него, прикрывал тыл отряда Агофен. А Дороша несколько ранее ушел вперед. Ему следовало пробраться к Старой мельнице и узнать: кто пришел за Бахом, сколько их. Разведав обстановку, лепрекон должен вернуться и доложить обо всем, что видел. После этого отряд мог уточнить свои дальнейшие планы.

   Мельница находилась недалеко. Отряд не прошел еще и половины пути, когда разведчик вернулся.

   - Значит так: их там четверо, - доложил Дороша. - Большие. Такие здоровенные умными не бывают. Так что управимся. Но с ними надо осторожно, это кикиварды. А кикиварды не только злые и нахальные, но еще и отчаянные. Ничего не бояться. Лошадей у них пять. Пятая для Эмилия.

   - Что еще за кикиварды на нашу голову? - спросил Максим. - Военные?

   - Нет, не военные. Есть тут у нас племя такое, - пояснил рыжий Рогмунд. - Живут отдельно. У них свой вождь, свои порядки. Вроде бы королю подчиняются, а больше никому. Но драться они горазды. Как что, сразу ножи выхватывают и машут ими, могут и зарезать.

   - Если по башке кикиварда стукнуть, ему тогда не до ножей, - дополнил Малявка. - Он тогда послушный становится: ножи бросает и ложиться.

   - Действительно, есть здесь такое племя, - подтвердил Эмилий. - Довольно многочисленное. Образ жизни ведет примитивный: скотоводы, кочевники. Ремесло в зачаточном состоянии, землепашеством совершенно не занимается. Культура и искусство - на уровне далеком от современного. Известно это племя, пожалуй, только тем, что все время борется за свою независимость... Никто у них эту независимость не отнимает, никому она не нужна. И сами они никому не нужны. А они борются. Тем и вошли в историю Королевства.

   - Эти самые кикиварды там и сидят, - напомнил о себе Дороша. - Они костер развели, что-то пекут на нем и едят. У каждого по два длинных ножа.

   - Точно, они по два ножа носят, - подтвердил Рогмунд. - У них, что левая рука, что правая. Двумя ножами дерутся. Нам, с Малявкой, приходилось с ними дело иметь. Глупые они, и не нашего бога.

   - Как это, не вашего бога? - не понял Максим.

   - Главный бог у нас в Счастливой Хавортии, Всезнающий, Всевидящий и Всеслышащий Мухугук Четырехрогий. А они без понятия, потому что глупые. Придумали такое, что и говорить стыдно. Будто у Всезнающего Мухугука Четырехрогого всего три рога. Недоумки дурацкие. Куда же четвертый рог мог деваться?! Да где это видано, чтобы три рога! - подчеркивая свое презрение к кикивардам, Рогмунд сплюнул себе под ноги. - Били их за это, били, а они упрямые, им все нипочем. Уперлись: три рога, и все.

   - Понятно - местные еретики. Это они напрасно. Плохо кончат, - пожалел кикивардов Максим. - А о чем они говорят?

   - Ругаются разными словами. Едят мясо, играют в кости и ругаются. Обзывают по всякому своего десятника, Сульманета, который их сюда послал.

   - Десятника?.. Не кикивардскому десятнику же я нужен, - Эмилий задумался. - Кто-то его нанял.

   Максим вспомнил атамана.

   - Эмилия заказал военный, чином не ниже генерала.

   - Интересно... - продолжал рассуждать вслух Эмилий. - Если я нужен военным, то почему послали за мной кикивардов? Военные и сами могли меня забрать у разбойников.

   - Такое может случиться, мой драгоценный друг, если хитроумные военные не желают, чтобы о них знали, - подсказал Агофен. - Станет известно, что тебя захватили коварные кикиварды. Считается, что эти дети степей, неосмотрительно посчитавшие Мухугука трехрогим и не признающие региональные власти, борются за свою свободу. Они простодушно этим пользуются и захватывают всех, кого хотят. А военные здесь не при чем.

   - Агофен прав, - согласился дракон. - Военные свою заинтересованность скрывают. Что же им от меня надо?

   - Это мы скоро узнаем, когда с кикивардами поговорим, - решил Максим.

   - Если эти потомки варваров знают, что-нибудь об этом. Боюсь что им известно только то, куда надо доставить Баха, - предположил Агофен.

   - Главное, чтобы они не убежали, - напомнил товарищам Дороша. - Мельница возле леса стоит. Если успеют убежать, то ночью в лесу кикиварда не поймаешь, дохлое дело.

   - Может, что-нибудь сообразишь? - спросил Максим джинна. - Что-нибудь такое, чтобы они на месте остались. Каким-нибудь заклинанием свяжешь.

   - Что-нибудь придумаю. Надо самому посмотреть на них.

   Через полчаса они были на подступах к Старой мельнице. Агофен и Максим осторожно подползли к поляне, где устроились кикиварды. Те действительно, были крупными, мускулистыми. Сидели у костра без рубашек, в коротких кожаных штанах и тяжелых башмаках. Каждый имел по два длиннющих, почти полуметровых ножа. Они играли в кости, громко ругались, что-то пили и закусывали большими кусками мяса. Чувствовали кикиварды себя хозяевами, никого и ничего не опасались.

   Тут же пощипывали травку пяток лошадей.

   Тихо, чтобы не побеспокоить никого, разведчики вернулись.

   - Как? - поинтересовался Максим у Агофена. - Появилась у тебя под чалмой ценная мысль?

   - Ты говоришь, они ничего не бояться? - спросил джинн у Дороши.

   - Точно, - подтвердил лепрекон. - Очень нахальные. У них, наверно, мозги так устроены, что никакой опасности для себя, они даже представить не могут. Может быть, у них подобное состояние мозгов от неправильного воспитания произошло.

   - Вот и хорошо, - решил Агофен. - Мы бы этих любителей играть в кости и в простой драке осилили. Но, насколько я понял, поклонники трехрогого Мухугука любят бороться за свободу и станут размахивать ножами. Как бы мы их во время драки случайно не поубивали. Значит надо загнуть что-нибудь для кикивардов непривычное. - Ты, Дороша, ответственно утверждаешь, что они никого и ничего не боятся?

   - Ответственно, - подтвердил лепрекон.

   - Поскольку они ничего не боятся, то надо их напугать, - решил джинн. - Мы, на курсах по повышению квалификации, для развлечения, всякие разные шутки придумывали. Я умею создавать большие страшные головы. Понимаете, идет на маленьких хилых ножках здоровенная, двухметровая голова, и при этом еще разговаривает. Пугаются все, без исключения. Вне зависимости от уровня интеллекта. Я однажды выпустил большую страшную голову в коридор курсов по повышению квалификации джиннов, и совершенно неожиданно, в эту минуту, в коридор вышел наш куратор, Кохинор Сокрушитель Муравейников. Он увидел голову и вздрогнул. Уверяю вас, когда голова, которую я сотворил, поперла прямо на него, Кохинор Сокрушитель Муравейников вздрогнул, - с гордостью сообщил Агофен. - Это примечательное событие потом долго обсуждали джинны любители новостей в кофейнях Блистательной Джиннахурии.

   - А что было потом? - поинтересовался Бах.

   - Потом... - Агофен ухмыльнулся. - Это же был Кохинор Сокрушитель Муравейников, старый мудрый джинн. Он взлетел над головой и трижды ударил ее левой ногой по макушке. Моя громадная голова рассыпалась на сто пятьдесят две маленькие головки, совершенно не страшные, жалкие и беспомощные. И потом все, как одна, бесшумно лопнули, не оставив даже мельчайшей пыли.

   - А потом? - теперь вопрос задал Максим.

   - Потом?.. Что потом... Потом старый мудрый джинн Кохинор Сокрушитель Муравейников решил, что мои умственные способности тесно связаны с физическими данными. Для совершенствования тех и других, мудрый джинн посоветовал мне каждое утро, в течение лунного месяца, отжиматься сто пятьдесят два раза, по числу мелких головок, в которые превратилась созданная мною большая голова. И я отжимался. В четные дни на правой руке, в нечетные - на левой.

   - И как после этого со способностями? - поинтересовался Максим.

   - Значительно повысились. Теперь я могу создать голову вдвое большую и втрое страшней, чем те, которые я создавал раньше. Учитывая примитивный образ мышления кикивардов и недостатки их воспитания в полевых условиях, думаю, что они при виде такой головы обалдеют, и с места тронуться не смогут. Тут мы их и берем тепленькими. Потом допросим.

   С предложением Агофена все согласились.

   Когда Малявка и Рогмунд привели Баха, кикиварды по-прежнему играли в кости. Все четверо были мускулистыми, бородатыми и длинноволосыми. Их черные маски, с прорезями для глаз, и седла лошадей лежали в сторонке.

   Рыжий представился, сообщил, что они привели дракона, и кикиварды, как договаривались, теперь должны заплатить.

   Кикиварды едва глянули на разбойников, и продолжали играть.

   Рогмунд подождал немного, потом спросил:

   - Вы что ли приехали за драконом?

   - Подожди, - не оглядываясь на разбойника ответил самый лохматый из кикивардов, видимо, старший в этой четверке. Он встряхнул стаканчик и бросил кости. Выпали четыре двойки.

   Три других кикиварда довольно заржали.

   - Брахатата! - выругался лохматый и сплюнул. - Чего вам?! - сердито спросил он у разбойников.

   - Мы привезли дракона, - повторил Рогмунд.

   - Ну и чего? - увлеченный игрой, лохматый, видимо, забыл зачем они здесь, у Старой мельницы.

   - Вы же за ним сюда приехали.

   - Ага, мы за ним сюда приехали, - вспомнил один из кикивардов, со шрамом на груди.

   Теперь и старший вспомнил.

   - За этим, что ли дракончиком, нас четырех послали? - удивился он.

   - За этим самым, - сообщил Малявка.

   Лохматый недоверчиво покачал головой.

   - Ты и есть Бах? - спросил он.

   - Нет, я есть Чайковский, - вспомнил Бах.

   - А нам все равно: что Бах, что Чайковский. Главное - чтобы хвост был и два крыла. Но за таким заморышем четверых посылать?.. - продолжал удивляться лохматый. - Брахатата! Гарпогарий как был ослом длинноухим, так ослом и остался.

   - А Сульманет еще ослей Гарпогария, - подсказал кикивард со шрамом.

   - Сульманет еще ослей и ушастей, - согласился лохматый. - Ты, Бах садись и не мешай нам.

   - Я не Бах, а Чайковский, проявил настойчивость Бах и послушно сел.

   - Заплатить должны, - напомнил Малявка.

   Лохматый вынул из кармана небольшой кожаный мешочек и бросил его Малявке. Тот подхватил мешочек и передал его Рогмунду.

   - Валите отсюда, брахатата! - сердито глянул на разбойников кикивард со шрамом и стал укладывать кости в стаканчик.

   Разбойники свалили. А за ближайшими кустами остановились, и стали ждать дальнейших событий.

   Долго ждать им не пришлось. Кикиварды только два раза и успели бросить кости, до того, как из кустов вышла созданная Агофеном голова. Двухметровая головушка с пухлыми розовыми щеками, крючковатым носом и громадным разинутым ртом, в котором виднелись длинные и острые зубы. Глаза у головы светились красными огоньками, с зубов стекала желтая слюна. Она тихо шагала на хилых ножках, и игроки ее не замечали. Потом один из кикивардов повернулся, глянул на голову и застыл. Нижняя челюсть у него опустилась, глаза стали большими и круглыми.

   Остальные повернулись глянуть, что это он?

   Агофен был прав, кикиварды, когда они увидели приближающуюся к ним, двухметровую голову не испугались, а именно обалдели и сидели, как загипнотизированные, не шевелились. Наверно и вправду, мозги у них были устроены по-особому. Бери их сейчас тепленьких, вяжи и укладывай рядком, ни один не воспротивится. У лошадей мозги, видно, были устроены не так, как у их хозяев. Когда появилась зубастая голова, они, не переглянувшись, и даже не ржанув, повернулись и ускакали.

   А джинн продолжал развлекаться: голова щелкнула зубами и голосом Агофена, но очень громко, произнесла:

   - Ку-ушать хочется! Ох, как ку-ушать хочется!.. А тут и за-автрак для меня сидит! Давно я кикивардов не едала, - и, широко разинув рот, расхохоталась.

   Не надо было Агофену шутить. Как только до обалдевших кикивардов дошло, что они становятся завтраком, куда балдеж и девался. Сработал, заложенный еще в древности, инстинкт самосохранения. И он оказался сильней балдежа.

   - Брахатата! - взвопил старший. Все четверо вскочили и бросились бежать.

   - Куда побежали!? - закричала голова. - Остановитесь, несчастные!

   Конечно, так бы они и остановились. Вопль только прибавил кикивардам прыти.