Жрецы, как работники идеологического фронта. Надо спасать Хавортию.

   Работой крокаданов генерал Гроссерпферд остался доволен.

   - Такие крокаданы нам нужны. Следует отметить их за талант и усердие, - сказал он адъютант лейтенанту Крейну. - Представишь их к награде.

   Адъютант лейтенант не любил крокаданов и позволил себе выразить недоумение.

   - В бою они не участвовали, а медаль за разговоры у нас не учреждена, - посчитал возможным напомнить Крейн.

   - Неважно, - отмахнулся генерал. - Ведущего наградим медалью "За находчивость в бою", ведомого почетным знаком "Удалого кавалериста" второй степени. Отличный знак. Блестит и виден на приличной дистанции. А сейчас, для развития успеха, надо бросить ударную группу жрецов. Пусть пугнут эту толпу штатских баронов гневом могущественного Мухугука, так пугнут, чтобы у баронских лошадей от страха подпруги лопнули и копыта задрожали, ха-ха-ха, - рассмеялся генерал отличной шутке. - Ну!? - оплевал он Забегайло, адъютант лейтенанта по управлению религией.

   От грозного "Ну!?" Забегайло сорвался, как спринтер на стометровку. Он, возможно, даже какой-нибудь местный рекорд поставил, потому что в считанные секунды оказался возле жрецов. Здесь, вдали от глаз генерала, Забегайло позволил себе отдышатся. Потом, с высоты своего положения, все-таки, не хвост собачий, а лейтенант адъютант самого генерала Гроссерпферда, приказал старшему жрецу Ракавию, прекратить пустопорожнюю болтовню и публично, чтобы все видели и слышали, заручиться поддержкой могущественного Мухугука.

   Старшему жрецу Ракавию, наплевать было на адъютант лейтенанта Забегайло и на его грозный тон. Он и самого генерала Гроссерпферда не очень боялся. У старшего жреца Ракавия был хозяин погрозней генерала, сам Трехрогий Мухугук, Всезнающий, Всевидящий и Всеслышащий. Если Великого и Грозного по-умному попросить, он и Гроссерпферда забодает.

   Предусмотрительный Ракавий понимал, что генерал, прежде чем напасть на коварных баронов, попросит его связаться с Великим Трехрогим и уговорить Всемогущего, чтобы тот устроил баронам какую-нибудь отвратительную пакость. Три дня, почти не отдыхая, Ракавий сочинял послание Всемогущему и Беспощадному от верных ему кикивардов. А когда послание было готово, два дня репетировал его с жрецами.

   - Иди, - с полным пренебрежением к чину адъютант лейтенанта, сказал старший жрец. - Ты не нашей веры и тебе здесь не место. Мы сейчас будем разговаривать с Великим и Неповторимым.

   И Забегайло тихо, тихо, без всяких возражений слинял. Он решил, не связываться с Ракавием, о котором говорили, что тот общается не только с Мухугуком, но и с какими то вонючими духами, которые обитают в темных пещерах.

   Старший жрец адъютант лейтенанта даже взглядом не проводил, слишком мелкой фигурой был для него Забегайло. Между тем все жрецы, а было их счетом, как повелел сам Мухугук, ровно два десятка, слышали разговор с посланником генерала, поняли, что наступила пора действовать и приблизились к руководителю. Ни в каких дальнейших указаниях они не нуждались. Жрецы были опытными профессионалами и работали с достаточно надежным опережением: все было обдумано, обсуждено и отрепетировано. Оставалось включить механизм действия. Старший жрец Ракавий положил правую руку на изображение Мухугука, что красовалось у него на груди и взмахнул левой рукой. Жрецы, неторопливо, без суеты (каждый знал свое место) выстроились в четыре шеренги, по пять человек в каждой. Все они были рослыми, широкоплечими, без рубашек и в просторных зеленых штанах (в параллельном мире, откуда прибыл Максим, о существовании рогатого Мухугука не догадывались и наверняка приняли бы эту компанию за какую-то негосударственную секту, выступающую против ношения рубашек). У каждого жреца на груди висело резное изображение Всемогущего Мухугука. Не такое крупное, как у Ракавия, но так же искусно изготовленное. На всех своих изображениях Мухугук глядел достаточно сурово, хмурился и, вообще, не одобрял.

   Строем, по пять жрецов в ряд, вывел Ракавий религиозный актив племени, его идеологических работников, в чистое поле. Там они и остановились. Заняли такую позицию, чтобы их видели гордые и свободолюбивые кикиварды, в горячие сердца которых Мухугук, должен вселить уверенность в победе. И чтобы их так же хорошо видели засевшие на холме злобные и несправедливые угнетатели-бароны, в черные сердца которых Мухугук должен вселить трепет и ужас. Чтобы их видел и слышал генерал Гроссерпферд, который оплачивал подобные выступления баранами.

   - О, Трехрогий! О, Величайший из Великих, - рокочущим басом прогремел Ракавий, - Сильнейший из Сильных, Мудрейший из Мудрых!.. К тебе обращаются дети твои - кикиварды! У тебя, Талантливый Творец и Беспощадный Разрушитель, просят защиты дети твои - кикиварды!

   Хор из двадцати хорошо подобранных голосов подхватил:

   Наши дела от воли твоей,

   Наши мысли от лба твоего,

   Наше счастье от сердца твоего,

   Наше мужество от рогов твоих.

   - О ты, Величайший Новатор и Неповторимый Консерватор, Творец, создавший нас по подобию своему, но не давший нам рогов своих, - снова затянул бас Ракавия. - Тебе мы славу поем, к ногтям на пальцах твоих ног припадаем мы с радостью, почтением и любовью.

   Великая радость, почтение и бесконечная любовь к Мухугуку, заполнившие сердца жрецов и звучавшие в голосах хора должны были порадовать Всезнающего, Всевидящего, Всеслышащего, Грозного и Трехрогого.

   - Хорошо поют, - отметил Эмилий. Специальное образование сказывалось, или гены действовали, но дракону очень нравилось хоровое пение. - С чувством и выразительно.

   - Ага, громко у них получается, - подтвердил Агофен. - Здесь, акустика хорошая. Наверно холмы резонируют. Это они всегда так, целым ансамблем, со своим трехрогим Мухугуком общаются? - спросил он.

   - Да, - подтвердил Бах. - Мухугук сообщил кикивардам, что самым важным из искусств является хоровое пение. И с тех пор кикиварды развернули серьезную работа в этом направлении. Среди юношей, которые хотят стать жрецами, а жрецами хотят стать все, проводят конкурс по вокалу. Отбирают самых способных. Моя мамочка несколько лет подрабатывала там, преподавала сольфеджио и вокал молодым кикивардам. Когда кикиварды хотят выпросить у Мухугука что-то важное, они ему поют.

   - Не знаю как с пением, но с текстами у них слабо, - высказался Дороша. - Однообразные какие-то слова.

   - Рифма хромает, - согласился Максим: - "твоего" - "твоего", "твоей" - "твоих"? В нашей вселенной сейчас тоже такие песни поют, что ни рифмы не смысла. Это, наверно, такая общая тенденция.

   Хор, тем временем, продолжал тематический концерт. Жрецы не просто хвалили Мухугука, а бессовестно льстили ему, рассыпались в преданности и, естественно, вскоре должны были перейти к просьбам.

   Наше тело - глина у ног твоих,    Наша кровь от слюны твоей,    Наша сила от рук твоих,    Наши ножи от ногтей твоих.

   - Они что, всегда перед сражением концерты устраивают? Это такой народный обычай? Или у них сегодня какой-нибудь праздник? - спросил Яромунд Полянский. На Южные земли кикиварды забредали редко, и он знал о них мало.

   - Представления не имею, - признался Пережога-Лебедь. - Может обычай, а может и празднуют что-нибудь в честь Трехрогого. Мы здесь с ними воюем понемногу. Не то, чтобы серьезно, а так, между другими делами. Они обычно неожиданно налетают, крушат, грабят. Если их хорошо встретить, тут же улепетывают. С полгода тихо. А чтобы такой толпой собраться, строем ходить, да еще с копьями... И концерт... Такого не бывало...

   - Они на мои поселения пару раз набегали, - вспомнил Карабичевский. - Кого удалось поймать - повесили. И все, больше не лезут. Недалеко от моих поселений два стойбища кикивардских. Живут тихо, баранов пасут. Но смотры строевой песни не устраивают... Кто бы им позволил?!

   - Этих Гроссерпферд к рукам прибрал, - при слове "Гроссерпферд", Брамина-Стародубский поморщился. - А песни у них примитивные. Ни азарта ни лихости. Голоса неплохие, но тянут... э-э-э... как нищие... У нас в замке, с таким пением их бы на подмостки бы не пустили.

   - О ты, Хитрейший и Жесточайший, - рокотал звучный бас Ракавия. - Добрый и Беспощадный, угрожающий нам в часы счастья и опекающий в часы гнева... Загадочный, Неповторимый и Трехрогий... Наш Создатель и Покровитель! Наш Создатель и Покровитель! Наш Создатель и Покровитель!

   Небольшой, но дружный, и хорошо спевшийся коллектив жрецов подхватил:

   Мы, кикиварды, твой любимый народ,    Мы, кикиварды, твой счастливый народ,    Мы, кикиварды, твой гордый народ,    Мы, кикиварды, твой покорный народ.

   Ракавий сделал небольшую паузу и снова затянул:

   - О ты, Сокрушитель преград чужих, о ты, Победитель врагов своих, о ты, от грозной поступи которого дрожит земля, о ты, от взгляда которого загорается солнце, о ты, который способен всех забодать беспощадными рогами, помоги своему народу, помоги созданным тобой кикивардам, помоги любящим тебя кикивардам!.. Помоги живущим ради твоей славы кикивардам!

   И хор жрецов, в двадцать тренированных глоток, рванул хорошо отрепетированное:

   Могучий Мухугук - сокруши баронов!    Большими ногами растопчи баронов!    Сильными руками задуши баронов!    Острыми рогами забодай баронов!

   Хор продолжал уговаривать Мухугука забодать баронов и всех остальных, кто мешает его любимым кикивардам, а наши друзья вернулись к обсуждению создавшегося положения.

   - Генерал Верблюд баронов отсюда не выпустит, - сказал молчавший до сих пор Дороша. - Передушит, как хорек цыплят в курятнике. Потом и власть может захватить. Жалко Хавортию. Пора и нам вмешаться.

   - Есть идея? - с надеждой спросил Максим.

   - Идея есть, - кивнул лепрекон, - но практически невыполнимая.

   - И все же? - Эмилий знал, что Дороша может предложить что-то неожиданное и дельное. - Ты скажи, а мы обсудим: невыполнимо или выполнимо.

   - Чего уж тут предлагать, - лепрекон по привычке достал трубку, но набивать ее табаком не стал. - Знаю я одну темную тропу, можно сейчас вывести по ней всех баронов, вместе с их лошадьми. Гроссерпферд и не поймет, куда они девались. Так бароны ведь не пойдут. Боремба, тот еще не обвык в баронстве, пошел бы. А остальные не пойдут.

   - Не пойдут, - подтвердил Эмилий.

   - Вот я и говорю, - невыполнимо, - повторил Дороша. - Да чего все я, да я. Давайте и вы что-нибудь придумайте.

   - Поднять бы драконов на крыло и бомбануть кикивардов камешками, - вспомнил свое предложение Максим. - Три-четыре захода - и все дела. Только бы мы этих кикивардов и генерала с его супер пуперами и видели. Эмилий, может сбегаешь, агитнешь молодежь? Молодым всегда хочется подвига, а здесь стопроцентная возможность отличиться. Могут заинтересоваться. Полчасика, я думаю, у нас еще есть. А здесь лететь всего ничего.

   - Ни в коем случае! - Эмилий не просто отказался, Эмилий взмутился. - Это противоречит нашим моральным принципам. Тем более - нельзя разлагать молодежь. Как ты, Максим, не можешь понять, такое действие подорвет устои всей современной цивилизации драконов!

   - А что ты можешь предложить? - спросил Максим.

   - Надо попытаться решить вопрос мирным путем. Придти к консенсусу. Выработать соглашение между генералом и баронами. На определенных условиях всегда можно договориться. В конце концов, можно подписать какой-нибудь договор, стабилизирующий статус-кво. Герцога Ральфа пригласить гарантом. Ввести в Хавортию международный контингент. Главное - избежать кровопролития. Думаю, на определенных условиях с Гроссерпфердом можно договориться.

   - Если отдать ему Хавортию, - подсказал Дороша.

   Эмилий ничего на это не ответил. Он пожал плечами и отвернул мордочку, показывая, что не намерен вести пустой спор.

   - Гроссерпферд ни на какое соглашение не пойдет, особенно сейчас, когда у него есть армия, и бароны, можно сказать, у него в руках, - напомнил Максим.

   - Бароны тоже ни на какое соглашение с генералом не пойдут, потому что они бароны и все привычки у них баронские. У них такая традиция - не соглашаться с генералами, - сообщил Дороша. - Придется на этот раз придумывать что-то тебе, Агофен.

   - Это почему мне представляется такая честь? - поинтересовался джинн.

   - Драконы здесь все пацифисты, - Дороша сказал об этом с великим сожалением, как говорят о безнадежно больных. - С пацифистами всегда так: приходится их выручать... Баронов слишком мало и они против кикивардов не устоят. Я и Максим свои скромные возможности уже исчерпали. Ты же могущественный джинн и Хавортию сегодня придется спасать тебе.

   Максим и Эмилий тоже с надеждой смотрели на джинна.

   - Чего вы на меня уставились!? - возмутился тот. - Не такой уж я могущественный. С целой армией я ничего сделать не могу. У джиннов тоже свои возможности и они не безграничны. Мы не умеем за одну ночь разрушать города и строить дворцы. Это все безответственный треп из сказок Шахрезады и стремление выдать желаемое за действительное. Рекламой наши возможности неимоверно раздули. Никогда не верьте рекламе!

   - С армией, которую собрал Гроссерпферд, джинн справиться не может? - спросил Максим.

   - Ни один нормальный джинн за такую работу не возьмется. А если возьмется, то это обманщик и жулик. Аферист и кидало. Да, у нас в Блистательной Джиннахурии тоже такие есть. Возьмут предоплату и ничего не сделают. Ищи их потом, жалуйся на них, - Агофен посмотрел на поле, где войско Гроссерпферда строилось в колонны. - Кикивардов слишком много. С армией может управиться только специализированный коллектив. Нужна оперативная спецбригада.

   - Какая бригада? - заинтересовался Бах. - Где ее взять?

   - У нас, в Блистательной Джиннахурии есть две конторы специального назначения. Они представляют особые услуги.

   - С этого места подробно, - попросил Максим. - Что за конторы, что за услуги?

   - Услуги киллерские, канторы специальные. Одна называется "Чем можем, тем поможем", другая "Надежда". Обе работают с гарантией. Имеют знак качества. В районных центрах - филиалы. Но там специалисты пожиже.

   - Ничего себе названия для киллеров, - удивился Максим.

   - У нас, в Блистательной Джиннахурии профессия киллера считается неприличной и ее пропаганда сред джиннов до восемнадцати лет запрещена законом. Поэтому специальные конторы выбирают названия иносказательные. И киллеров у нас называют не киллерами, а успокоителями. Там профессионалы самого высокого уровня. Армию кикивардов, которую собрал Гроссерпферд, спецбригада любой из этих контор, изорвет в клочья и разгонит быстрей чем изголодавшийся дервиш успеет вечером съесть кукурузную лепешку.

   - В чем же дело? - спросил Максим. - Почему бы, ради спасения Хавортии и наших баронов, не пригласить такую бригаду? Но надо попросить ваших успокоителей, чтобы они не рвали кикивардов в клочья, а просто разогнали.

   - Пригласить! - Агофен развел руками совсем как бабушка Франческа. - А знаете ли вы, мои простодушные друзья, какие у них расценки?.. Судя по простодушному выражению ваших лиц, вы не знаете какие у них расценки! Наши бароны, если они соберут всю свою наличность и даже заложат в ломбард свои фамильные замки и фамильные шпоры со своих фамильных сапог, не наскребут и четверти суммы что потребует у них за свои услуги "Надежда". А у "Чем можем, тем поможем" расценки еще выше.

   - Какую страшную голову ты сделал, Агофен, когда мы выручали Баха, - неожиданно напомнил лепрекон.

   - Голова была хорошая, - согласился Агофен. - Хотя у нас это даже не считается волшебством. Обычная шутка. Не понимаю, почему вам тогда не понравилось. Мы в школе постоянно баловались разными фантомами.

   - Что ты, нам голова очень понравилась, - сказал лепрекон. - А десяток-другой фантомов-баронов ты изготовить можешь? Чтобы были как настоящие. Как будто они гордые, беспощадные и им хочется всех победить.

   - Не вопрос. Минутное дело и бароны будут как живые.

   - А сотню?

   - И сотню могу.

   - А тысячу сумеешь? - подхватил Максим. Он понял, куда клонит Дороша. - Тысячу дружинников баронского войска: с конями, оружием и всем остальным.

   - Чего вы ко мне пристали?! Могу! Но зачем вам столько фантомов? Ни один из них не сможет причинить кикивардам даже малейшего вреда. Одна видимость: смотреть можно и, ручаюсь вам, будет очень красиво. Но руками трогать нельзя.

   - Зачем!? - повторил Максим. - Твои бароны будут выглядеть как настоящие, и оружие у них будет?

   - Обижаешь, командир. На четырех конкурсах по созданию фантомов я брал первые места с вручением приза "Невидимый хамелеон". Это такой особый приз, который никто увидеть не может. Только вручающий и награжденный. И приз мне вручал седобородый джинн Бульдур-Бульбулькан, директор департамента "Обман, как средство проявления истины", да продляться дни его директорства до бесконечности. Все четыре раза Бульдур-Бульбулькан был весь в белом, а его ассистенты, которые на вытянутых руках держали невидимого хамелеона - изображали ядовитых болотных жаб.

   В другое время Максим непременно попросил бы Агофена рассказать, какой смысл в призах, которые никто увидеть не сможет. И почему Бульбулькан был в белом, и зачем, при этом торжественном вручении нужны болотные жабы? Но сейчас было не до любопытства. На его плечи давил груз ответственности за судьбу коллектива баронов, да и целого королевства.

   - Значит, будут выглядеть, как настоящие. А теперь представьте себе, что произойдет, если войско баронов сейчас увеличиться в десять раз. Как это подействует на кикивардов? Что запоет Верблюд?

   - Они не смогут воевать, - до Агофена не доходило. Он не мог понять, что задумали Дороша и Максим. - Это только видимость, друзья мои. Фантом - это видимость!

   - Твоим фантомам и не надо воевать, - сообщил Максим. - Пусть кикиварды посмотрят, какое войско против них выступило.

   - Знаю я кикивардов, - добавил Дороша. - Они очень впечатлительные. Если кикиварды увидят, что у баронов большое устрашающее войско, они разбегутся.

   - Понял! - закричал Агофен. - Я совсем не о том думал! Почему вы мне сразу толком не сказали!? Бежим к ним. А то эти малохольные бароны ввяжутся в драку, вытаскивай их потом. Надо сказать Брамина-Стародубскому. И Оскарегону!