Чем дальше на восток, тем более хмурым становилось небо, все чаще срывался мелкий холодный дождь. И все чаще сэр ок-Икерн тяжело вздыхал, окидывая взглядом армию, медленно ползущую по дороге среди мокрых лугов с порыжевшей травой, среди убранных полей, среди чахлых лесочков… и черные корявые ветви, уже сбросившие листву, махали вслед проходящим солдатам, будто исхудалые руки…

Армия имперского маршала продвигалась к гевской границе медленно, словно бредущий на ощупь слепец. Маршал был в растерянности, хотя и старался не подавать виду, чтобы, не приведи Гилфинг, его неуверенность не подметили оруженосцы. Для того чтобы руководить многочисленным войском, состоящим из непривычных к службе людей, маршал набрал два десятка молодых дворян и держал при себе в качестве рассыльных — эти ребята развозили подробные приказы командирам растянувшегося на марше войска, иначе оказалось бы невозможно управлять массой неопытных солдат. На этот раз у ок-Икерна под началом не было гвардейцев, его армия состояла из отрядов латников, приведенных несколькими ванетскими сеньорами, нескольких десятков волонтеров — странствующих рыцарей из Сантлака, и цеховых ополчений. В города, лежащие по пути следования армии, либо не слишком далеко от этого пути, выслали гонцов с приказами собирать вооруженных людей. Городские общины откликнулись на призыв, ванетские графы и городские коммуны опасались не подчиниться императору, успевшему показать себя правителем твердым и скорым на расправу — а потому по несколько раз в день к войску присоединялись новые и новые контингенты.

Сэр Брудо с равнодушным лицом выслушивал командиров, осведомлялся о численности щитоносцев и наличии стрелков, приказывал писарю внести в список новый отряд, и назначал вновь прибывшему место в колонне — позади предыдущего, только что появившегося такого же отряда. С каждым присоединившимся подразделением тоже приходилось отправлять оруженосца, чтобы некоторое время сопровождал на марше и чтобы проследил, как держат походный ритм. Впрочем, с ритмом проблем не возникало, армия двигалась довольно медленно. Ускорить темп или хотя бы удлинить переходы сэр Брудо не решался — бестолковые ополченцы перемешаются, многие отстанут от своих отрядов, а неопытные командиры не смогут поддержать порядок в этой пестрой толпе. А стоит людям хоть ненадолго выйти из-под контроля, потерять маршевый порядок — пиши пропало! Армия мигом обратится в бесформенную неуправляемую массу… как там, у северных границ Гонзора, когда пешее ополчение пустилось наутек, едва завидев неприятельскую кавалерию… Эти воспоминания тревожили ок-Икерна снова и снова, теперь маршал все чаще задумывался, имелись ли дргуие возможности разбить огромное войско Каногора? Нет, других возможностей не было, три тысячи ополченцев стали костью, брошенной судьбе, стали жертвой во имя победы — бессловесной жертвой, ибо сами они вряд ли согласились бы возлечь на алтарь… Нет, маршал не торопился повторять жертвоприношение, зачем? Войско, идущее с юга, куда сильнее гевских мятежников, теперь нет нужды задабривать рок пролитой кровью.

С другой стороны, Алекиан, кавалерии которого предстояло преодолеть куда больший путь, пока еще сильно отставал, хотя и двигался быстрее — так что маршал считал, что спешить ни к чему, его армия должна достичь Гевы лишь немногим ранее более мощного войска императора. В бой он вступать не собирался, так как не верил в стойкость ведомой им пехоты и в надежность дворян-волонтеров. Но так рассуждал маршал, а кто знает что теперь на уме у Алекиана, ставшего вдруг скрытным, решительным и… пожалуй, даже коварным? Что планирует молодой император? Вот эти-то мысли и были причиной неуверенности сэра Брудо. На привалах он слышал, как молодые оруженосцы балагурят у костра, они мечтают о подвигах, надеются, что маршал поведет их в бой, они надеются на легкую победу над войском «мокрого королевства». Мокрого… Все чаще идет дождь, в любой день может начаться настоящая осенняя распутица, тогда дороги мигом раскиснут, станут непроходимы, как тогда Алекиан придет на соединение с армией ок-Икерна? Да и его, маршала, собственное войско не сможет двигаться одной колонной по грязи, взбитой авангардом — придется разбить армию на несколько колонн, и вести их параллельными путями, а это чревато потерей управления над отрядами…

Всякий раз, задумываясь об этом, маршал тревожно глядел в серое небо и тревожно вздыхал. Оруженосцы, молоденькие парни, рвутся в бой, да… они не думают о погоде, о проходимости тракта, о быстро тающих припасах в обозе. А сэр Брудо обязан обо всем думать, обязан заботиться обо всех мелочах…

До гевской границы оставалось, по прикидкам маршала еще три или четыре (в случае, если начнутся дожди) дневных переходов, когда присланный командиром авангарда гонец сообщил — навстречу движется неприятель. Сперва сэр Брудо не поверил, но гонец настаивал — замечено гевское знамя с белым драконом поверх синих и зеленых клеток. Небольшой отряд? Кто-то из гевских графов устроил набег? Нет, гонец стоял на своем — на них движется большое войско. Маршал кивнул и, с трудом сохраняя на лице равнодушное выражение, кликнул оруженосцев — передать по колонне приказ останавливаться. Что ж, пришлось признать, что не один Алекиан продумал стратегию кампании, вражеский полководец оказался толковым военачальником. Весь расчет императора строился на том, что гевцы будут копить силы на границе и не рискнут выступить навстречу — тогда две имперских армии, действуя согласованно, получат преимущество. Но теперь эти планы теряют смысл.

Будь под началом маршала опытные солдаты, он велел бы отступить в юго-западном направлении, соединился с Алекианом и навязал бы гевцу бой на ванетской территории, вдали от его тыловых баз… но если дать приказ отступать сброду, которым ок-Икерн командует теперь, это значит погубить армию, все смешается, порядок будет потерян. Ополченцы способны двигаться только в одном направлении и очень медленно. Если гевцы застигнут их на марше… Что ж, остается одно — придется принять бой. И молить Гилфинга о снисхождении.

* * *

Под вечер, когда казалось, что все дневные дела окончены, неожиданно прибыл гонец. Уже порядком стемнело, Альхелла готовилась встретить ночь, слуги неторопливо и привычно обходили залы — где зажигали свечи, а где запирали ставни… Ингви сидел за столом и лениво просматривал кое-какие документы, предоставленные канцлером. Не то, чтобы король собирался проверить, как справляется Мертенк, просто ему хотелось чем-то себя занять и заодно припомнить, как крутятся приводные ремни и колеса государственной машины Альды.

Ннаонна экспериментировала. Вампиресса уселась на кровать с бокалом вина и пыталась поднести сосуд к губам. Амулет противодействовал, и девушка пробовала различные варианты — то выше, то ниже, то внезапным рывком. Иногда вино проливалось, и на полу уже образовалась лужа. Оба были совершенно увлечены этими мирными забавами, когда в коридоре раздались шаги, бряцанье оружия и затем в дверь постучали. Ингви вздохнул и отложил перо. Ннаонна попыталась молниеносным броском — будто амулет мог отвлечься стуком — достичь цели.

— Почти получилось, — хладнокровно констатировала вампиресса, смахивая капли пролитого вина с манжета. — Интересно, кого еще принесло на ночь глядя?

Ингви встал, прошел к двери и открыл. Незнакомец в заляпанном серой грязью плаще и четверо орков склонились перед ним.

— Приветствую, — обратился к ним король, ожидая объяснений. — С чем пожаловали?

— Ваше величество, — вновь прибывший человек извлек из-под полы и протянул Ингви перетянутый тесьмой документ. На тесьме покачивалась печать внушительных размеров, оттиснутая на синем воске. — Вот моя верительная грамота.

Ингви развернул пергамент:

— Посол его величества Гезнура, короля Гевы? Короля?

— Мое имя Мернгрип из Ранвагна, — посол снова поклонился.

Демон с удивлением поглядел на незнакомца поверх документа.

— А что с Гюголаном, сэр Мернгрип?

— Его величество Гюголан жив и, надеюсь, здоров, — отозвался посол. — Но, поскольку он отягощен преклонным возрастом, то назначил старшего сына соправителем. И я здесь по поручению Гезнура…

— Отлично, — кивнул демон. — Гезнур сделал замечательную карьеру, если это можно так назвать. А вы?

Последний вопрос был адресован оркам, сопровождавшим посла. Старший из нелюдей снова поклонился. Его нагрудник украшала серебряная волчья голова, свидетельствующая о высоком ранге воина.

— Сотник Рейриг, — назвался он. — Мы встретили этого человека к югу от гор Туманов. Он назвался гевцем и послом к тебе, король Ингви. Гевские люди лучше иных людей. Мы проводили его сюда.

— Я бы прибыл скорее, — пояснил гевец, — да мой конь был убит стрелой…

— Мы не знали, кто это, — пояснил Рейриг, — когда разобрались, доставили человека сюда как можно скорее. Он говорит — начинается война. Он хочет звать тебя, король Ингви, против Империи.

— Да… — вставил посол, — это верно. Имперское войско идет на нас, король Гезнур просит помощи.

— Веди нас, король Ингви, — уверенно потребовал орк с серебряным волком. — Мы готовы!

— Готовы? Но…

— Весть о том, что отыскалась наследница Сына Гангмара, достигла Короны, достигла дальних лесов! Наш народ соберется под твое знамя! — торжественно объявил сотник. — Только брось клич!

Ингви покачал головой. Развязать новую Великую Войну? Нет, это слишком. Зато Ннаонна, кажется, воодушевилась. Она встала рядом с королем и гордо задрала подбородок — еще бы, речь-то шла о ней!

— Ну что, — деловито осведомилась вампиресса, — когда выступаем?

— Я должен подумать, — объявил Ингви. — Мне как-то не приходило в голову… что я теперь… а кто я, собственно теперь, а? Зять Гангмара?

Да, здесь есть… есть, над чем поразмыслить…

* * *

— Они остановились! Готовятся к битве! — гонец швырнул под ноги королевскому коню срубленный «знак» — пожухлые дубовые ветви, перемотанные ивовыми прутьями, символ вызова на бой.

Гезнур проследил взглядом полет конструкции и чуть раздвинул губы в улыбке. Сам он с презрением относился к уходящим в прошлое «благородным» обычаям.

— Что это значит? — хмуро осведомился некромант.

— Будем убивать человеков, значит, — громыхнул сверху тролль Гырмынг, поглаживая здоровенную дубину, грубо вытесанную из дубового ствола и усаженную стальными штырями полуметровой длины. — Хорошо это есть. Потеха.

После того, как разведчики сообщили о приближении ванетской армии, Гезнур велел собственному войску остановиться и выслал сильный авангард, чтобы разобраться в намерениях неприятеля и уточнить, насколько он силен.

Предводители выехали вперед и остановились на небольшом пригорке, ожидая известий, в то время как отряды гевцев, андрухцев и дригцев, покидая тракт, расходились в стороны, образуя широкий фронт. Пред ними лежала пересеченная местность, неудобная для большой битвы, и, прежде чем выдвигаться в поисках более удобного поля, Гезнур собирался разобраться в обстановке. Тем не менее, фронт лучше развернуть заранее, чтобы отряды не мешались и не сбились в толпу.

— Впереди большое поле, — продолжил разведчик, — и на западном краю выстраиваются ванетцы.

— Сколько их? — поинтересовался герцог Бельвар.

— Трудно сказать, ваша светлость, они все еще подходят по дороге, — гонец указал рукой, как будто отсюда можно было разглядеть марширующих имперцев. — Много пехоты, несколько тысяч, это все, что ясно уже сейчас.

Гезнур вдруг осознал, что именно от него все ждут распоряжений. Гевец был довольно опытным военачальником, но никогда прежде ему не доводилось руководить такими крупными силами. К тому же на карту поставлено непомерно много. Он привел сюда, на ванетскую территорию все, что Гева смогла противопоставить имперскому нашествию — если Гезнур проиграет сейчас, королевство погибло… Под началом младшего короля сейчас были союзные отряды рыцарей из Андруха и Дрига, а также собственно гевское войско, заметно поредевшее после летней фенадской кампании. Правда, вооружены гевцы отличным трофейным оружием.

Еще наемники — немногим меньше тысячи опытных пехотинцев, те, кто вызвался драться за Геву, получая урезанную плату. Патриоты… Несколько десятков предводителей вольных отрядов из Ренприста объявили, что считают «мокрое королевство» своей родиной, хотя формально не являются подданными Гезнура и Гюголана. Эти капитаны оказались настолько решительно настроены, что вызвались платить часть жалования из собственного кармана. Остальное, разумеется, выдаст казна.

Гезнур даже слегка расчувствовался, когда ему выборные от наемников сообщили ему о своем решении драться за Геву. Но, поразмыслив, решил, что такой поступок — в порядке вещей. Солдаты удачи защищают собственное коммерческое предприятие, свой доходный промысел. Если в нынешней войне победят имперцы, база наемников в Ренпристе наверняка будет разгромлена, и самому институту наемничества придет конец. Этим, конечно, и объясняется патриотический порыв алчных беспринципных вояк, этим объясняется их внезапная щедрость…

Ну и самое главное — помимо отрядов рыцарей и наемных солдат, под командованием Гезнура сюда явился Гырмынг с сородичами и «армия мертвых»: почти три сотни неупокоенных да четыре десятка чародеев. Силы, выставленные Гевой, невелики, но и враг тоже не слишком крепок. Победа представляется вполне реальной.

Гезнур оглядел подчиненных и отдал приказ:

— Ваша светлость Бельвар, выводите своих всадников на левый фланг и продвигайтесь в западном направлении, пока не достигнете поля, о котором говорит гонец. Сэр Трейен, выводите ваших дригцев на правый фланг. Приказ тот же. Выдвигайтесь на восточную оконечность поля и ждите приказов. Маршал, вашей колонне — продолжать движение по дороге, следом за гевцами. Я соберу наемников и вскоре присоединюсь к вам.

— Хорошо! — объявил Гырмынг, взмахивая палицей. — Потеха!

От этого движение пронесся ветерок, расправивший складки на знамени — белый дракон поверх синих и зеленых клеток взмахнул длинным хвостом. Наверное, ему тоже было хорошо.