Отряд Воробья собирался в поход. Солдаты принялись суетиться — кто по делу, а кто и без особой нужды, просто за компанию… Никлис послал в кабак за теми, кто предпочитал тратить честно заработанное именно там, отрядный кузнец и отрядный портной развернули свое нехитрое походное снаряжение во дворе за казармой и все, кому требовалось что-нибудь подправить в снаряжении, потянулись туда.

Ингви с Ннаонной и с Никлисом вновь уединился, чтобы продолжить прерванное совещание.

— Что, твое демонское, — начал уже немного пришедший в себя Никлис, — передумал насчет предложений графа? Не иначе как магия помогла. Та, слышь-ка, особо сильная магия, которой ее вампирская милость владеет, а?

— Никлис, ты обнаглел, — заявил в ответ Ингви, — я пожалуй заставлю тебя сегодня поужинать мертвечинкой.

— Если он до ужина доживет, — мрачно сощурилась Ннаонна.

Никлиса их угрозы совершенно не впечатлили.

— Ай-яй-яй, уж до чего… это… перепугался я… Мертвечинку покушать — это нам раз плюнуть. Я с тобой, твое величество, каждый, слышь-ка, день дерьмо ведрами хлебаю… Уж как-нибудь и мертвечинку-то… А скажи лучше, палец-то — он и в самом деле живой? Или ты подшутить надо мной хочешь?

— Не сомневайся — живее всех живых.

— Ну я и говорю — дерьмо ведрами…

— А что ж ты от меня при такой тяжелой жизни до сих пор не ушел?

— Ну-у нет! Ты, твое демонское величество, есть мой природный король, а вассалу положено от своего короля, слышь-ка, любое дерьмо принимать с достоинством и жрать с честью…

— Молодец… Сам придумал? Ладно, к делу. Я принял предложение графа Гезнура, но с условием. Мы — то есть наш отряд — в сам Могнак не пойдем. Город там, или развалины, или что-то еще — не важно. В любом случае, наш отряд остается где-то в стороне. Устроим лагерь… Ну, в общем, понятно…

— Ингви, а как же… — подала голос Ннаонна.

— Если кто-то желает совершить экскурсию в Могнак Забытый — тот получит разрешение, ясно? Что касается тебя — то только со мной вместе. Ты довольна?

Ннаонна несколько обиженно засопела, а Никлис спросил:

— А насчет разрешения, твое демонское — это чего?

— Это того, что граф пускает слухи, что в руинах города чародеев спрятаны несметные богатства, поэтому те, у кого жадности больше, чем мозгов — полезут туда за добычей. Я подозреваю, что Гезнур это делает нарочно, а значит во время похода наш граф наверное специально будет подзуживать всех легендами о сокровищах. Твоя задача, сержант, — всем заранее вдолбить, что богатств никаких нас там не ждет, а вот случайно оставшиеся магические ловушки — вполне могут попасться. Чтобы лишней прыти у наших не было. Чтобы к басням о сокровищах отнеслись спокойно. И еще. Отряд Воробья — солдаты, а не гробокопатели. Это ты должен будешь всем объяснить. Ну а как ты будешь это исполнять — твое дело.

— Это конечно. Да, вот еще что, твое демонское. Ты меня просил узнать о монахах-работорговцах…

— Да, — Ингви сразу как-то напрягся, — что-то интересное разнюхал?

— Разнюхаешь тут, как же… Монахи-то — непростыми оказались. Своих старичков заперли в сарае, никому туда заглядывать не позволили. Сами и еду носили, сами и бадейку потом вытащили…

— Какую бадейку? — не поняла Ннаонна.

— А с тем самым бадейку, чего я по ваших милостей воле каждый день хлебаю, — пояснил альдиец, — вот… Сами-то монахи в зале не сидели, получат свою жратву — и с ней уходят… Так что никто о них ничего не знает. Расплатились чудно — дали трактирщику золотую монету и сдачу всю до гроша стребовали. Монета, слышь-ка, не простая. Полновесная, из чистого золота — трактирщик говорит, фальшивая.

— Не понял?

— Ну не имперским казначейством выпущена. Уж меня-то в этом на Северной стороне научили разбираться. Имперская монета — в ней золото с примесями, она может быть чуть легче весом, а ту денежку, что монахи ему дали, ее трактирщик мне показал. Точно — фальшивая. И вес слишком хороший, и золото в ней слишком чистое… Фальшивая монета!

* * *

— Та-ак, ну хорошо, — протянул Ингви, — значит, монета у них была фальшивая и очень непростая…

— Точно, твое демонское, — кивнул сержант, — кто ж, слышь-ка, делает фальшивую монету такой, что она дороже настоящей?

— Наверное тот, кто боится, что его станут спрашивать о происхождении этой монеты.

— Ну, не скажи, твое величество! Монета-то фальшивая, как ни крути — и трактирщик это сразу понял.

— Ну и что с того, что понял? К монахам с этим золотым кинулся? Или нет?..

— Так он это… Монетку, слышь-ка прижал. Он ее подпилит до обычного веса, или еще как…

— Вот именно. Он взял монету молча и виду не подал, что что-то заподозрил — а им того и надо, хитрецам. А что, если мы этих монахов сейчас пощупаем, а?

— Не выйдет, твое демонское. Они ж ушли давно.

— Как ушли?! Что ж ты…

— А чего я?.. У вас с графом дела, слышь-ка, с утра до ночи — так куда ж мне встревать-то? Сказано было за монахами последить, так я последил… А ушли они со своими кандальниками — так что, мне за ними следом бежать? А войско наше — за ним тоже пригляд нужен, не разорваться же мне, пока господин капитан барышне слезы утирает…

Ннаонна быстро шагнула к сержанту, Ингви предусмотрительно, подхватил ее под локоть и рявкнул:

— Никлис!

— Виноват, лишнего ляпнул… Покорно прошу извинить…

— Вот именно — лишнего, — Ингви, конечно, не стал ругать распустившего язык сержанта, поскольку, в сущности, тот был прав, — а когда монахи смылись?

— Так прямо утром и ушли. Встретились с дружками своими и ушли…

— Дружками? А ну, выкладывай все подробнее! Все давай!

— А говорить-то и нечего больше. Прямо с рассветом, пока ты, твое величество, дрых после графского угощения…

— Ну все! Сейчас я тебе, кажется, устрою угощение…

— Виноват, господин капитан! Когда ваше величество изволили почивать после ученых трудов…

— То-то же!

— Ну так я и говорю, что с утра в трактир заявились еще пятеро в таких же балахонах и они все вместе и удалились. Вместе, говорю, новые с прежними… И с мужичьем своим… Восемь, стало быть, монахов ряженых…

— Ряженых? То есть ты уверен, что они не монахи?

— Ясное дело — не монахи. Ни разу в церковь носа ни один не показал! Ясное дело — ряженые.

— Логично. А что их стадо?

— Стадо? А-а, мужичье кандальное… Ну это… Все, слышь-ка, до единого — пожилые мужики. Крупные, но не толстые. Спокойные такие, грустные. Все…

Вдруг Ингви стукнул себя ладонью по лбу, сплюнул и разразился длинной тирадой на демонском языке. Никлис, пытавшийся уловить хоть что-то, разобрал «Гангмар», а также «черт» и еще несколько слов довольно коротких, звучных и часто поминаемых капитаном в сходных ситуациях. Никлис уже прежде пытался прежде выяснить значение этих слов демонского языка, но Ингви не говорил, а если рядом при этом бывала Ннаонна — косился на нее и иногда даже краснел. Так что Никлис не стал допытываться буквального значения услышанных фраз, а просто спросил:

— Это насчет чего?

— Да вот же оно! Вот что мне покоя не давало!

— Это чего же за «оно»?

— Тьфу, как же я сразу-то… — было видно, что Ингви безуспешно пытается взять себя в руки и успокоиться, — сам посуди. Эти лже-монахи гонят в Гангмар-знает-какую даль толпу пожилых крупных рабов. Пожилых и крупных! Этот мертвец в графском подвале — скорее всего был немолодым человеком, когда еще был… И довольно крупным. Ты понимаешь?

— Я-то понимаю, а только почему?..

— Потому, что пожилого раба можно дешевле купить, а заколдовать его — так все равно, старый он был или молодой… И потому, что крупный — высокий, но не толстый — зомби будет более эффективным солдатом! И все рабы «монахов» именно таковы. При этом их гонят маршем — а они послушно идут. Понурые, неутомимые, с пустыми глазами… Наверняка одурманены при помощи магии. Их гонят быстро, не давая отдохнуть, их не берегут…

— Как ты тогда лошадей?.. Когда мы прошлой осенью вернулись в Альду? — робко спросила Ннаонна, — и лошади все издохли…

— Это, слышь-ка… — Никлис разинул рот, он кое-что слышал об этой давней истории.

— Никлис, Ннаонна, их ведут на убой… Или наоборот. В общем, они станут воинами армии мертвых…

* * *

Черное существо, более всего напоминающее длинношеюю крылатую ящерицу, но размерами с молодого крокодила, спикировало на прибрежную гальку острова. Остров этот, лежащий посреди озера, что образовалось некогда в гигантском ущелье между хребтами гор Тайны, никогда от сотворения Мира еще не посещал ни один человек. А также ни один эльф или гном. Это был один из тех заповедных безжизненных уголков, отмеченных печатью творения Гангмара Темного, которые суеверная молва именовала «проклятыми землями»…

Черная тварь хрипло курлыкнула, сложила перепончатые крылья и заковыляла по обточенным волнами гладким камням, неловко переваливаясь на чересчур коротких и тонких лапах. При ее появлении то, что могло бы казаться одной из прибрежных скал, изменило положение. Еще более невероятное существо — что-то похожее одновременно на ящера и на человека — повернуло голову и приоткрыло желтые глаза с вертикальными зрачками. Монстр встал и совершенно человеческим жестом потянулся, слегка запрокинувшись назад… Чудовищная черная лапа с острыми кривыми когтями протянулась к летающей твари, та осторожно выгнула стройную нею и потерлась щекой о ладонь гиганта.

— С чем пожаловал, малыш? — спросил ящероподобный хозяин острова.

В ответ летун закурлыкал, распахивая алую пасть с острейшими ослепительно-белыми зубами…

— Вот как? — промолвил черный монстр, — что ж, это и впрямь интересные вести… Ты не зря проделал долгий путь… Я подумаю и над этим — а ты лети…

Крылатый еще раз коротко курлыкнул, повернулся и поскакал по камням, смешно подпрыгивая и расправляя крылья. Пробные взмахи поднимали змеиное тело все выше, наконец тварь оторвалась от земли и тяжело полетела, удаляясь от берега и беря курс куда-то на северо-запад…

Черный монстр проследил ее полет долгим взглядом, потом повернулся и заковылял в сторону суши, где громоздились зловещие темные скалы… пройдя сквозь расселину в голых безжизненных камнях, монстр словно очутился в другом измерении — он стоял на опушке чудесной рощи. Молодые деревца, чередующиеся с зарослями цветов всех мыслимых оттенков, бабочки, маленькие безобидные грызуны, снующие повсюду… И прямо-таки оглушающее пение птиц…

— Ну же! Иди смелее! — послышался мелодичный голосок из-за деревьев.

Черный покачал головой, ощерился (что должно было заменить улыбку) и послушно заковылял на зов.

В центре цветущего мирка его встретила молодая женщина ослепительной красоты, она была высока ростом — не менее двух с половиной метров и ее припухший живот явственно свидетельствовал, что она вскоре станет матерью…

— Никак не привыкну к твоим творениям, — чуть виновато промолвил черный, — вот стоит только задуматься и… Этот остров прежде не знал такой красоты.

— Как, ты признаешь это красотой? — в мелодичном голоске было лукавство.

— М-да…

— Что тебя тревожит, любимый?

— Все то же, сестра моя, любимая моя…

— Ты ждешь ЕГО скорого появления? Ну да, потому ты и просил меня поторопить наше дитя…

— Да, любимая… В Мире неспокойно… Возникают какие-то новые возмущения, необъяснимые колебания потоков…

— Но то, что я ношу твое дитя в телесном облике — ведь это тоже могло быть причиной возмущений?

— Нет-нет… То есть могло бы, но я уверен — причина в другом… ЕГО скорое возвращение — вот то единственное объяснение, что я вижу. Только бы успеть тебе родить до того, как ОН явится…

— Но я не могу более приблизить роды — я не всесильна. Если бы в бестелесности — тогда другое дело… А ты сам настоял, чтобы наше дитя пришло в Мир, обладая материальным телом.

— Да, я просил тебя. Довольно экспериментов с бестелесным рождением — в Мире и так достаточно много рас… Но это дитя — дитя, рожденное материально… С болью, с кровью, с воплем… Прости, дорогая, любимая моя, прости, что я заставляю тебя пройти через то, что приличествует смертным… Я верю, что это необходимо…

— Зачем, любимый? Чьего появления на свет ты ждешь? Снова человека?

— Нет… Тогда, на южном континенте… В бестелесности… Сейчас совсем иное — в муках и стонах ты родишь… бога… Нового бога для этого Мира!