При дворе принца Алекиана царило уныние. Новости о перевороте начали приходить в Гонзор почти сразу же после того, как все произошло — сперва какие-то слухи, дикие, невероятные, непонятные, но от того как раз еще более страшные; затем слухи сменились настоящими новостями — все более подробными и достоверными, но от этого не менее страшными же. Едва только стало понятно, что сообщения имеют под собой реальную основу, принц Алекиан собрал совет. Его приближенные, растерянные не менее самого принца, не могли предложить ничего разумного, кроме того, до чего додумался сам Алекиан — послать лазутчиков в Ванетинию и официальных гонцов к подчиненным имперскому престолу монархам и владетелям. Содержание посланий сеньорам сводилось к следующему — империя в опасности, до выяснения обстоятельств власть берет в свои руки Алекиан, герцог Гонзорский и законный наследник Элевзиля II. Он ожидает изъявлений верности и готовности поддержать законную власть силой оружия. «Сила оружия» подразумевала, разумеется, как отряды воинов, так и деньги.

Гонцам было велено спешить и вскоре они начали возвращаться. Привезенные ими сведения были таковы — весь Мир сошел с ума. Король Анновра, маркграфы Приюта, Феллиоста и Носа в довольно почтительных выражениях извещали, что их владения подверглись нападениям эльфов с того берега Великой и они, конечно, верные вассалы имперской короны — а потому надеются на помощь оной в отражении атак нелюдей. Какую помощь может оказать им Алекиан? Гева, разумеется, молчала, а король Фенады прислал жалобу на то, что его южные владения подверглись нападению гевских отрядов. Ежели, дескать, империя не в состоянии защитить его от злодеев-соседей — то он, Гратидиан, сам позаботится о себе… Гонцы, отправленные к герцогам Фегерна и Андруха еще не возвращались; герцог Дрига ответил совершенно идиотским посланием, из которого можно было заключить, что он предпочтет принести оммаж скорее Гюголану Гевскому (который близко), нежели Алекиану (который далеко); король Тогера и герцог Тилы отвечать не пожелали, но было известно, что эти два монарха, наследственные враги и постоянные соперники, уже вцепились друг другу в глотку, с наслаждением сводя давние счеты и совершенно не обеспокоенные судьбой империи. Более того, они, пожалуй, были довольны, что теперь им никто не помешает выяснять отношения… Герцог Неллы прислал письмо, содержащее готовность принести присягу и пространный список привилегий, которые он должен получить за такое благородство, Сантлак несомненно был на стороне заговорщиков, выступавших от имени Велитиана и поддержанных свежеиспеченным королем Метриеном Первым… Ах да, еще принцы Ленота и Болотного Края — эти, разумеется, обещали все что угодно, заверяя в верности — и весьма настойчиво требовали денег. Дабы отстоять свою независимость от кровожадной Гевы…

И еще кое-что. Посланцы Алекиана частенько сталкивались при дворах королей и принцев с другими гонцами — облаченными в имперские цвета и доставившими письма с примерно теми же требованиями, что и они — но от имени юного Велитиана…

Принц потерял сон и аппетит, стал мрачным, нервным, он дергался и не знал, что предпринять… День шел за днем, но все еще ничего не было ясно: что с отцом? Что, собственно говоря, вообще произошло в Ванетинии?.. Кто из сеньоров поддержит его, а кто — брата?.. Что делать для того, чтобы поддержали именно его, Алекиана?.. И какую роль вообще играет во всем этом Велитиан?.. Бедному принцу не хватало верного Коклоса, который своими дурацкими подначками мог вернуть Алекиану спокойствие и всегда имел наготове несколько здравых советов. Как он заявил когда-то? «…А ты слушайся советов дурака — и у тебя вообще все в жизни будет гладко…» Разумный совет дать было некому — все вокруг были умными…

Даже Санелана, которая всегда прежде (когда дело касалось вопросов политеса и «приличий») знала, как следует поступить — даже она не могла успокоить Алекиана и дать ему хороший совет:

— Теперь ты должен решить сам, мой друг. Пришло время… Теперь принимать решения будешь ты.

Пока Санелана была рядом, Алекиан чувствовал себя уверенней, одно лишь ее присутствие успокаивало, но сейчас было недостаточно только сохранять спокойствие — требовалось действовать… Но как? Вернулись лазутчики из Ванета, с ними пришел Гиптис Изумруд — еще более растерянный, чем сам принц… Затем появилось еще несколько придворных отца, которым посчастливилось спастись — сэр Кенперт, сэр Дройт… Они в спешке бежали из Ванета и почти ничего не могли сказать толком. Император исчез, архиепископ Кениамерк исчез, маршал и канцлер — предатели… И что самое неприятное — брат! Алекиан отказывался верить в то, что брат предал семью, предал отца, но… Гиптис уверял, что видел собственными глазами въезд Велитиана в Ванетинию… Изумруд не поскупился на страшные подробности. Теперь все запуталось окончательно — брат… Отец… Дядя Кениамерк… Маршал Каногор… Канцлер…

Стоило принцу закрыть глаза — и знакомые лица начинали кружиться перед ним в диком хороводе… Все это было словно в кошмарном сне… Поэтому когда из Ренприста возвратился Коклос и Алекиан увидел, кого он привез с собой — сердце екнуло, принц как-то сразу осознал, он — спасен. У него появилась почва под ногами… Впечатления, приобретенные в детстве и юности — самые сильные. Если уж Алекиан привык с детства считать ок-Икерна непобедимым воином, а Коклоса — советчиком, точно знающим ответы на любой вопрос, то это на всю жизнь! Он — спасен.

* * *

В Ванетинии тоже кипела бурная деятельность. Каногор Эстакский, ставший первым человеком в стане заговорщиков, сбился с ног, пытаясь «держать в руках все нити». Существовало множество вопросов, целиком находившихся прежде в компетенции канцлера — а маршал просто не подозревал об их существовании. Императорская сокровищница оказалось вовсе не бездонной, как могло бы показаться неискушенному человеку, а соотношение приходов и расходов — до крайности запутанно… Тем более, что поступления в казну почти прекратились — те, от кого это зависело, пытались позаботиться о себе, пользуясь смутным временем и придерживали серебро, тогда как платить требовалось постоянно и по многим счетам.

Сэр Каногор, резонно рассудил, что финансы — не тот вопрос, который можно доверить кому бы то ни было. Он сам заявился с утра в канцелярию, куда его наемники приволокли перепуганных писцов и счетоводов. С маршалом неожиданно увязался и король Сантлака, которому, мол, было «любопытно поглядеть, как это делается в империи» — простодушный увалень искренне полагал, что попадет в подвал, уставленный сундуками с золотом. Сказать по правде, наивный Метриен надеялся, что он сумеет как-нибудь стащить пару горстей монет… Король постоянно нуждался в деньгах, пышность двора стоила дорого. Оказавшись же в темноватой зале с облезлыми низкими потолками, где наличными и не пахло, богатырь загрустил и стал прохаживаться под стеной, украшенной разводами сырости, с тоской глядя на ряды колченогих столиков, на которых громоздились чернильницы, кипы пергаментов, какие-то приспособления для счета… Выщербленные подгнившие доски стонали и скрипели под его огромными ногами.

Сэр Каногр тем временем занял место канцлера и потребовал показать ему, «что там у нас на сегодня»… Маршал отнюдь не был профаном в финансах — напротив, он сам время от времени проводил довольно сложные финансовые операции (открыто) и участвовал в ряде афер (тайно и через подставных лиц), так что он прекрасно знал, с чем ему придется столкнуться — но не в таком же количестве! Пересмотрев первые несколько десятков документов (а там были и бумаги, касающихся налогов с целых провинций, и счета на укроп и на морковь для Валлахальской кухни за три последних дня), он потерял терпение. Очевидно, решил Каногор, все эти чернильные крысы, искренне преданные Гвино, таким образом думают запутать его! Отомстить за своего господина! Завалить цифирками и бумажечками! Это просто саботаж! С досады маршал хватил кулаком по столу, так что исписанные листики, капли чернил и перья веером сыпанули во все стороны:

— Ах вы мерзавцы! — Заорал маршал тем самым мощным голосом, которым он отдавал приказы в бою. — Скоты! Черви подвальные! Вы что же, думаете напугать меня своими цифирками! Или считаете, я не обойдусь без вас?! Врете — всем головы снесу! Нынче же…

Чиновники в темных одеждах бросились врассыпную, словно мыши на складе из-под неожиданно поднятого мешка. Они, перепуганные до полусмерти, забились во всевозможные щели и принялись, перебивая друг друга, гундосить, что они не виноваты — что такой порядок был заведен его светлостью сэром Гвино, то есть, конечно, не светлостью, а просто покойным сэром Гвино… Маршал, постепенно остывая, поскреб затылок — до него дошло, что чиновники, конечно, не при чем. Смешно даже предположить, что эти низкие твари способны на благородный порыв, на хотя бы такое — пассивное — сохранение верности покойному сеньору. Нет, конечно нет… Выходило, что в самом деле — все счета проходили через канцлера? Но ведь один человек не способен держать в голове столько сведений?

— Ладно, — буркнул он перепуганным канцеляристам, — пускай так… Но ведь не мог же Гвино один решать все? Ведь все мелкие вопросы как-то решались без него?

Нет-нет, покойный сэр Гвино все решал единолично, самое большее, на что они, простые служащие, могли решиться — это самим придумать решение вопроса и затем предложить канцлеру на утверждение… Но обязательно — предложить на утверждение… Да-да, даже грошовые счета на укроп… Они готовы поклясться чем угодно, все так и было. Да-да, пусть грозный сэр маршал не изволит сомневаться в их словах…

Маршал задумался — благодаря своей необыкновенной памяти и трудоспособности канцлер умудрился стать необходимым — и незаменимым — винтиком системы. Понятно как его злило всеобщее пренебрежение…

Тем временем королю Сантлака надоело прохаживаться и он приблизился к столу, за которым восседал Каногор, чтобы предложить покинуть это гнусное местечко.

— Ну, ты понял, Метриен? — Обернулся маршал к нему (эти двое уже стали приятелями и перешли на «ты»). — Этот крошечный мешочек дерьма, Гвино, умудрился поставить дело таким образом, что без него империя не могла прожить и дня. Все вертелось только при его участии!.. Эй, вы! Слушайте меня, твари. Теперь все пойдет по-другому. Все будете решать сами, а я иногда стану вас проверять. Ежели уличу кого в воровстве, транжирстве казенных денег или даже просто в глупости — тому башку долой! Сразу и без суда. А чтобы вам не скучно было — пришлю к вам сюда несколько моих молодчиков из Эстака. Не думайте, что они дураки, кое-чего в деньгах они у меня кумекают… Идем, сэр Метриен…

— И то верно, идем, — с готовностью откликнулся тот, — чего тут торчать да терять время на ерунду…

— Ерунду? Нет, братец, это не ерунда — как раз важнее этого ничего сейчас нет. Здесь тоже идет война, война не на жизнь, а на смерть… И первый бой я, кажется, проиграл…

* * *

Долго осаждать замок Роннота не пришлось. Даже правильную осаду так и не начали. После окончания битвы главнокомандующий Крактлин послал было отряды гномов занять позиции вокруг укрепления, но Гравелин тут же остановил молодого полководца вопросом:

— Для чего, почтенный Крактлин вы хотите обложить это жалкое сооружение?

— Для того, чтобы не допустить никого внутрь, конечно — ни воинов, ни обоза с провиантом…

— Так, так… Разве вы предполагаете, что здесь потребуется долгая осада?

— Нет, разумеется, — Крактлин никак не мог уразуметь, к чему клонит старый воин, — с моими машинами мы справимся за несколько часов. Я думаю, что как только наши снаряды обрушатся на головы этим долговязым — как они запросят пощады.

— Я тоже так думаю, — согласился старик, чем совершенно сбил с толку юного военачальника, — стало быть, все, кто будут в замке сдадутся вскоре после начала обстрела?

— Ну да! Я бы велел начать немедленно, да только скоро стемнеет и вести бомбардировку станет тяжело… Да и отдохнуть нашим воинам не мешает…

— Так, так, — снова закивал Гравелин, — значит, сколько ни будет воинов в замке — все попадут без боя в наши руки, так? И все припасы их… Так зачем же нам не пускать в замок побольше врагов? Пусть себе входят — а завтра все равно мы их… Всех… И припасов пусть побольше везут в замок — нам армию кормить надо.

— То есть, — медленно начал Крактлин, неуверенно косясь на своих адъютантов, — нам не следует мешать врагам подбрасывать в замок подкрепления?

— Это было бы мудрым решением, — кивнул Серебро, — знаете ли, мой молодой друг… Вы позволите так называть вас, почтенный Крактлин?.. Так вот, вы знаете, какая самая большая трудность в войне с людьми? Это вынудить их сражаться. Когда добрый король Грабедор снаряжает армию в поход — эта армия настолько сильна, что может одолеть любое войско долговязых, вышедшее на бой. Но беда в том, что и они, то есть люди, тоже это понимают. Поэтому они не принимают боя, они отходят, маневрируют, заставляя нашу армию удаляться от гор. Но даже выманив нас на равнину, люди все же не дают генерального сражения. Нет, они пытаются заманить нас все дальше, их конные банды постоянно кружатся вокруг, они стараются заставить нас не отдыхать никогда, а постоянно держаться настороже, спать и есть с оружием в руках… Они нападают на обозы, вывозят провиант с нашего пути… И только затем, когда войско гномов ослаблено потерями и нехваткой пищи — они появляются перед нашим лагерем в большой силе и заявляют, что вызывают нас на честный бой…

Пока Гравелин Серебро говорил, Крактлин и его юные соратники слушали словно завороженные, старательно ловя каждое слово старого героя…

— …Да, — продолжал тем временем Серебро, — так они одолели Вабидуса… Кстати, я, кажется, видел его среди бойцов… Так к чему я?.. Ах, да! Самое главное — заставить людей принять бой. Принять бой сразу, без долгого блуждания по лесам и равнинам! И вот тут нужно помнить — люди очень бывают привязаны к своим городам и замкам. Они почему-то считают, что каменные стены уберегут их от гномьего молота и секиры… Да никогда камень не мог остановить гнома! Вся жизнь нашего рода — это сражение с камнем и победа над камнем! То есть чем больше долговязых набьется в город, либо в замок — тем лучше. Уж за этими-то не нужно будет гоняться! Их каменные стены — нам не помеха.

— Спасибо за добрый совет, — важно кивнул Крактлин, — я велю не препятствовать людям входить в замок… Погодите, а если они удерут?

— Ночью-то? — Гравелин даже улыбнулся. — Ночью — нет. Это лишь мы, народ подземелий, привыкли к сумраку, а долговязые по милости Отца боятся ночи… Ночью люди стремятся в замки и города, а не наоборот. Нет, они не побегут из замка… Тем более, что они еще не понимают силы ваших камнеметательных машин, почтенный Крактлин.

В самом деле, когда наутро гномы подступили к стенам замка Ронноты (не приближаясь, впрочем, к укреплениям ближе, чем на полет стрелы), между зубцами показались вооруженные защитники, готовые дать отпор штурмующим. Но, вопреки их ожиданиям, на приступ никто не пошел. Гномы начали обстрел Ронноты камнями. Сегодня не было нужды в хитрых снарядах, ибо предстояло поражать не живых воинов, а каменные сооружения… Камень сражался с камнем… Когда после восьмого или девятого залпа снаряд угодил в черепичную крышу жилого здания и вызвал крошечный камнепад, пробив в кровле изрядную дыру — в замке отчаянно затрубили рога и несколько человек принялись махать с барбикена зелеными ветвями…

— Велите прекратить обстрел, почтенный Крактлин, — обратился к молодому полководцу Серебро, — гарнизон сдается. Теперь мы оставим отряд для обороны замка — и вперед! Малые горы ждут своих хозяев…