Дела адвоката Монзикова

Исламбеков Зяма

Часть пятая

 

 

Претория – это не Москва!

Монзиков последний раз искупался в Красном море и с лёгкой грустью отправился к себе в номер собирать свои вещи. Рамси принес ему два новых дорогих костюма, четыре рубашки с длинными рукавами, три рубашки с короткими рукавами, четыре футболки с египетской тематикой, три пары дорогих ботинок, великолепные кроссовки,… Прошу прощения за такую мелочность, но было бы странно, если бы я не рассказал о той щедрости, которую проявил по отношению к Монзикову Рамси Задан. Монзиков воспринял всё это, как ни странно, достаточно спокойно, как должное. Удивительно, но Александру Васильевичу было ровным счетом наплевать на то, сколько пар, сколько штук и т. д. комплектов одежды ему дали. Он уже так устал от всех перипетий, ему так сильно хотелось вернуться домой, на Родину, что на знаки внимания со стороны коварного египтянина ему было просто наплевать.

Как и было условлено, BMW Рамси подъехала к подъезду отеля ровно в 1200. Монзиков уже стоял на улице с большим новым чемоданом, элегантно одетый, гладко выбритый, сильно загорелый и ещё более несчастный и усталый. Накануне, поздно вечером Рамси передал адвокату пластиковую карту, на которую в течение двух, максимум трёх дней он грозился перевести 1 млн. долларов, за вычетом 10000 долларов, тех самых, что он отдал наличными Александру Васильевичу. Поскольку никакой другой альтернативы получения денег у Монзикова не было, то он с легкостью неопытной проститутки согласился на данную схему.

В аэропорт г. Хургады доехали за 15 минут. Рамси нёсся как угорелый. Стрелка спидометра всё время лежала внизу, в правом секторе. Машина подпрыгивала на всех кочках и лежачих полицейских, которые были натыканы повсюду. Колеса визжали на поворотах, а сам Рамси был таким потным, словно он сидел в русской парилке безвылазно полчаса. Прощания как такового в аэропорту не было. Рамси формально попытался протянуть адвокату руку для символического пожатия, но Монзиков сделал вид, что не заметил жеста, а Задан не стал, соответственно, настаивать.

Аэропорт был достаточно большим, если учесть, что ровно 30 лет тому назад на этом месте располагалась советская военная база и лишь после вывода советских войск с территории Египта, а случилось это уже после строительства Асуанской плотины, вырос город с населением более 35000 жителей, обслуживающих один из молодых международный курорт Хургаду. На регистрации одновременно были рейсы на Москву, Париж, Берлин, Кейптаун. Одновременно работали четыре стойки регистрации. Монзиков сдал свой чемодан в багаж, успешно прошел фейс-контроль и направился в зал ожидания, чтобы затем сесть в свой самолет и, наконец-то, улететь на Родину. В зале ожидания он расположился на свободном ряду, где вокруг не было ни души. Однако минут через 5 соседние места слева, справа и сзади стали оккупировать пассажиры, говорившие на русском языке. Одна парочка с мальчуганом лет 10 села слева от Монзикова и Александр Васильевич, сам того не ведая, стал подслушивать обычный семейный разговор.

– Светик, ну что ты никак не успокоишься? – пытался успокоить свою жену глава семьи Сергей.

– Как же я могу успокоиться, когда дома остался на две недели один мой любимый Рэкс, – чуть ли не со слезами на глазах молвила Светлана.

– Рэкс остался с мамой, а не один, – ответил Сергей.

– С твоей мамой, – уточнила супруга.

– Да, с моей мамой, – согласился Сергей, – но ты же знаешь, что с ней Рэкс, как за каменной стеной.

– Вадик! Выброси сейчас же эту гадость! – Светлана хотела даже встать, имитируя движение к сыну, который внимательно разглядывал какую-то найденную им на грязном цементном полу бумажку. – Иди сюда, немедленно! Я кому говорю?! – упорствовала заботливая мать. – Вот приедем домой и можешь подбирать свои бумажки, сколько угодно, а здесь нечего! Ты понял меня, Вадик?

– Понял, понял, – ответил ребёнок и нехотя бросил на пол бумажку.

– Выброси её в урну, сейчас же! – не унималась Светлана.

Как ни странно, Монзикову было очень комфортно среди этой шумной семейной пары. Вдруг Светлана вскочила со своего места и стала подгонять мужа и сына к выходу на поле.

– Так, хорошо, что я у вас есть, а то бы так и просидели здесь, раззявы! Регистрация уже давно закончилась, надо скорее бежать, а то не успеем на посадку. Вадик, Сергей, за мной! – и женщина-ураган засеменила к небольшой кучке пассажиров, среди которых почему-то было много негров.

– Да подожди же ты, успеем, – пытался сдержать пыл свой жены Сергей.

– С вами успеешь?! Как же?! – не унималась Светлана.

Монзиков встал и направился со своим чемоданом вслед за русской семьей, летевшей, как и он, к себе домой.

– Ты учти, что нам ещё от аэропорта сколько ехать! – Светлана, по всей видимости, была единоличным лидером в свой семье.

– Да ты не волнуйся, доедем нормально. Не переживай, – успокаивал супругу Сергей.

– Вадик, не грызи ногти! Ты и в школе будешь себя так отвратительно вести? – не унималась Светлана.

Монзиков, наблюдавшей за этой бесхитростной семейной суетой, на автомате прошел очередной фейс-контроль и как-то быстро, неожиданно для себя, оказался у трапа самолёта.

Салон был заполнен на одну треть, если не меньше. На таких больших самолётах адвокат ещё никогда не летал. В Боинге было столько рядов и столько сидений, что опешивший Монзиков даже не мог сообразить, куда ему садиться. Почему-то он решил, что будет лучше, если он сядет подальше от шумной молодой семьи и поближе к иллюминатору.

Через 15 минут самолет быстро взлетел и взвился ввысь. Солнце шпарило даже здесь, через иллюминаторы. Монзиков, словно маленький ребёнок, с интересом разглядывал бескрайнюю пустыню.

– Мистер, что будете пить? – обратилась к Монзикову на английском языке молоденькая стюардесса.

– Что? – с недоумением ответил Монзиков.

– Шнапс? – переспросила стюардесса.

– Монзиков, – с достоинством ответил Александр Васильевич.

Девушка достала большой стакан, куда положила несколько кусочков льда и налила шнапса.

Монзиков, попробовав напиток, с удовольствием отметил, что он ему понравился, и залпом выпил всё, включая и лёд, который он потом тщательно разжёвывал. Две молодые блондиночки-стюардессы, развозившие по салону прохладительные напитки и спиртное, ещё не успели отъехать от Монзикова, как он протянул им свой пустой стакан и попросил повторить ещё раз.

– Мистер желает повторить? – с очаровательной улыбкой спросила Монзикова симпатичная стюардесса.

– Да ладно тебе шпрехать, ха-ха-ха! Говори ты со мной по-русски, я же в Москву лечу, на Родину! Понимаешь мою мысль? А? – Монзиков осклабился и лихо подмигнул слегка смутившейся стюардессе.

– Мина, этот расист прикалывается над нами! Ты понимаешь, что он говорит, а? – с легкой улыбочкой обратилась к своей напарнице очаровательная стюардесса, перейдя специально, в целях конспирации, на ирландский язык – обе были ирландками.

– Слушай, а он, случайно, не террорист? – высказала гениальную догадку Мина.

– Эй, девчонки! Кончайте болтать! Клиент, ха-ха-ха, хочет пить! – Монзикова разбирал жуткий смех. Он пытался представить себе этих девушек рядом с собой в полуобнаженном виде в египетском отеле Султан Бич, вместо тех девиц, что были с питерской братвой.

– Эрл, налей-ка ему в два стакана, а то он не отвяжется, – явно с натянутой улыбкой сказала полушёпотом Мина.

– Пожалуйста, мистер, – на чистом африкаансе сказала Эрл и подала Монзикову два стакана со шнапсом.

– Вот так вот, красавицы, – с улыбкой сказал Монзиков и сразу же начал пить.

Стюардессы были напрочь выбиты из колеи. Господин, сидевший у иллюминатора в гордом одиночестве на своём ряду, показался слишком странным для видавших виды стюардесс. Они были уверены в том, что что-то с этим мистером должно произойти и поэтому девушки решили о своих опасениях рассказать командиру экипажа.

Монзиков опорожнил оба стакана, закрыл глаза, уселся поудобнее в кресле и заснул. Однако, когда стали разносить обед, Александр Васильевич проснулся и с аппетитом отведал стандартный набор, рассчитанный на пассажира эконом-класса. К сожалению, качество и ассортимент пищи был на порядок выше того, что предлагает своим пассажирам Аэрофлот. Нельзя было даже сравнивать ни по каким основаниям, поскольку проигрыш Аэрофлота был очевиден.

Монзиков съел всё подчистую, не оставив после себя ни единой крошки. Глядя в иллюминатор, он громко цыкал, усиленно ковыряя зубочисткой в зубах. Александр Васильевич и не подозревал, что за ним пристально следила добрая половина всего экипажа. Когда Монзиков решил справить малую нужду и поднялся со своего места, то возле него вдруг оказались четверо рослых молодых людей, внимательно смотревших на Монзикова. Это были секьюрити. С начала нового века крупные авиакомпании стали на борт самолетов сажать специально обученных для борьбы с террористами молодых мужчин, одетых в обычную гражданскую одежду, чтобы не вызывать паники или раздражения среди пассажиров рейса.

Когда Монзиков зашел в туалет, то у него за дверью дежурили шестеро вооруженных до зубов охранников. Тем временем стюардессы всех салонов повторно пересчитывали пассажиров, поскольку были расхождения в численности тех, кто прошел регистрацию и теми, кто реально летел в самолете. Оказалось, что в первом и третьем салонах находились четверо незарегистрированных пассажиров. Экипаж нервничал, предчувствуя что-то неладное. Связавшись с центром управления полетов, командир экипажа получил подтверждение своим опасениям. Действительно, на рейс Мюнхен – Хургада – Претория могли сесть арабские террористы, но вероятность была относительно небольшой, поскольку в Хургаде ещё оставались не вылетевшие по своим рейсам лайнеры и, следовательно, лишние пассажиры могли быть просто «зайцами», что нет-нет, да и случается на международных линиях.

Расчетное время полета чуть превышало 6 часов. Погодные условия были хорошими, полет проходил по графику, нормально. В аэропорту г. Претории – столице ЮАР – уже дежурили на взлётно-посадочной полосе 12 полицейских машин и человек 20 из Миграционной службы. Как только самолет успешно совершил посадку, всех пассажиров под усиленным полицейским конвоем доставили в специальный зал, расположенный в торце большого здания аэровокзала. Монзиков, выходя на трап самолета был крайне изумлен тем, что здесь было всё не так. И воздух, и солнце, и ландшафт, и большое обилие негров – всё это наталкивало его на неприятное ощущение того, что он снова очутился в Африке. Александр Васильевич гнал от себя эти бредовые мысли, но тревога лишь усиливалась, а появившийся вдруг страх заставлял Монзикова совершать активный мыслительный процесс в пьяном мозгу. Это была настоящая пытка. Вокруг все разговаривали на непонятном языке. Даже Светлана, которая находилась неподалёку от Монзикова, вдруг начала тарабарить с какой-то тощей старушкой, одетой в стильный брючный костюм кремового цвета и с неестественно большим париком пегого цвета. Монзиков поначалу даже решил, что ему это всё снится или у него сильные галлюцинации, потому что он не видел ни одного русского в столице славной Родины – Москве.

Когда всех пассажиров собрали в небольшом, тесном и душном зале, то по очереди темнокожие полицейские стали пропускать через себя пожилых и пассажиров с детьми. На каждого пассажира в среднем выходило по 3-5 минут. Зал, в котором находилось более 150 пассажиров, был явно не рассчитан на такое количество людей. Многим приходилось стоять, некоторые присели на свои маленькие чемоданы и дипломаты. Примерно через два часа очередь дошла и до Монзикова. Вместе с ним было ещё человек пять или шесть. Оставшиеся пассажиры сильно нервничали. Арабы, одетые в тёмные костюмы, теперь контрастировали с элегантно одетым в светлокремовый костюм Монзиковым, у которого был фальшивый паспорт на своё настоящее имя.

Первым нелегалом оказался Александр Васильевич. Обращались с ним очень и очень сухо, но достаточно вежливо и официально. Его не били, не хватали за руки, но корректно взяли под руки и сопроводили в соседнюю комнату, где располагался полицейский участок. В большой комнате, куда доставили ничего не понимающего адвоката, сидело человек пять или шесть полицейских. Один белый, остальные чёрные. Белый, по всей видимости, был здесь не главным, поскольку всеми командовал маленький негр с обритой головой и расплющенным носом. Белый, вероятнее всего, был его заместителем, т. к. он тоже давал ценные указания остальным.

Монзикова посадили на большой стул, стоявший напротив старого, огромных размеров стола. Кабинет был достаточно большим, потому что все остальные удобно расположились в кожаных креслах и диване по бокам от адвоката.

Увидев на столе пачку, Монзиков решил взять одну сигарету и закурить. Ему никто не препятствовал, но и не предложил огонька. Полицейские внимательно наблюдали за загорелым, хорошо одетым мужчиной несколько странной наружности. Монзиков сделал первую затяжку, когда к нему обратился маленький негр, сидевший за большим старинным столом. Если бы он был белым, то мог бы с успехом сыграть сцену с императором Франции Наполеоном, который, как утверждают историки, всегда сидел на высоких стульях. Монзиков это обстоятельство заметил и слегка улыбнулся, чем вызвал неудовольствие не только мелкого негра, но и его белого коллеги.

– Мистер, пожалуйста, назовите свою фамилию, имя и гражданство, – обратился начальник к адвокату.

– Что? Я не понимаю, говори по-русски, – ответил Монзиков.

– Он не понимает, что ты ему говоришь, – сказал белый полицейский своему шефу. – Вероятно, это – русский. Я немного ещё помню русский язык, который изучал в школе.

– Мистер, как Вас зовут и откуда Вы прибыли? – на хорошем русском, но с большим акцентом спросил белый полицейский у Монзикова.

– А где это я? – вопросом на вопрос ответил Александр Васильевич.

– Вы – в Южно-Африканской Республике, в столице Претории, – с легкой улыбкой и несколько с издёвкой ответил белый полицейский.

– Где? – ещё раз переспросил адвокат и состроил такую плаксивую рожу, что его удивление на лице вмиг растворилось в том огорчении, которое он вмиг испытал.

Все полицейские вдруг заметили, что странный мужчина начал плакать. Он не вызывал ни у кого никаких отрицательных эмоций. Он был несколько странен, но он никоим образом не походил на террориста, которого юаровские полицейские рассчитывали встретить среди пассажиров рейса Мюнхен – Хургада – Претория. Оружия при нем не было, а паспорт на имя Монзикова – гражданина России, вероятнее всего был подлинным.

В течение трех с половиной часов то и дело всхлипывающий Монзиков рассказывал о своих приключениях внимательно слушавшим его полицейским. Белый полицейский, как потом выяснилось поляк, эмигрировавший в ЮАР в середине 80-ых вместе со своими родителями, переводил с русского на английский язык и обратно. Практически никто из негров и цветных в ЮАР не знает африкаанс – государственный язык, такой же как и английский, но на котором разговаривает исключительно белое меньшинство многомиллионного населения самой развитой в Африке страны. После падения в конце восьмидесятых годов расистского режима президента Боты, страну захлестнули демократические преобразования и разгул преступности, примерно такие же, как и при президенте СССР Горбачёве М.С. Бардак был обусловлен прежде всего тем, что малограмотные негры никуда не годились. Они неплохо могли заниматься неквалифицированной, тяжелой работой, но на что-то большее они были просто не способны.

Я – не расист. Я вообще люблю свою работу и мне до лампочки, что творится там, в Африке или в Гондурасе. Я, как говорится, никого не трогаю, и меня не надо трогать! Мне кажется, что и Монзикову было глубоко наср… на всех и всё, ему так всё обрыдло, что просто хотелось поскорее вернуться домой.

Близилась ночь, многочасовой допрос Монзикова был закончен. До приезда российского консула надо было его определять на ночлег. И Монзикова посадили в камеру вместе с арабами-нелегалами, оказавшимися на борту Боинга как и Монзиков.

Примерно в 1000 по местному времени Монзикова увели на допрос, куда должен был явиться представитель российского консульства, которого вызвали ещё вчера. Консул опоздал на 3 часа. Всё время ожидания Монзикову задавали одни и те же вопросы негры-полицейские, которые просто выходили из себя оттого, что Монзиков их не понимал. Белого поляка с ними не было, как не было никого, кто мог бы хоть намекнуть бедному адвокату на смысл задаваемых вопросов. Африканская тупость, упорство и появившаяся неприязнь к задержанному белому, хранившему молчание и явно издевавшемуся над неграми-полицейскими, которые в недалеком прошлом успешно лазали по деревьям и даже слыхом не слышали о том, что есть иностранные граждане и иностранные языки, вылились в конце концов в жестокий мордобой.

Приехавший к своему соотечественнику с опозданием на три часа российский дипломат, нашел истекавшего кровью, с изуродованным лицом и сломанными ребрами Монзикова. Монзиков валялся в некогда дорогом и весьма элегантном, а теперь разодранном в клочья, грязном костюме в луже крови на грязном, холодном, бетонном полу той же камеры, откуда его забрали на утренний допрос.

Александр Васильевич не понимал ровным счетом ничего из того, что с ним происходило. Никогда раньше его никто так не бил. Будучи цириком, он, бывало, как и все, занимался рукоприкладством. Это – факт, но чтобы вот так вот, ни с того, ни с сего?

– Ой, как Вас обработали эти обезьяны! – с явным сожалением и сочувствием заметил прибывший, наконец, дипломат.

– Пидоры, вонючие, – только и смог из себя выдавить израненный Монзиков.

– Ну, ладно, это всё так, только мне надо от Вас поскорее услышать правдивую, бесхитростную историю о том, как Вы здесь очутились.

– Что, опять? – спросил Монзиков и жалобно застонал.

– Конечно, голубчик, опять, – дипломат был вежлив, но настойчив.

На этот раз беседа длилась часов 7, до самого вечера, после чего дипломат вышел и не вернулся. Монзиков остался один в камере. Арабов давно увели и больше не приводили. Почти перед самым отходом ко сну Монзикова вывели в туалет, где он, превозмогая сильную боль, справил нужду и умылся.

Ночь длилась вечность. Сон был прерывистым и тревожным. Всё время снились какие-то кошмары, ужасные сцены сменяли друг друга так быстро, что Монзиков не успевал даже как следует испугаться и проснуться от крика, как вновь и вновь на него наваливался жутчайший сон. Проснувшись с сильной головной болью, жаждой, страшной болью в рёбрах и огромными фингалами под глазами, Монзиков услышал приближающиеся к его камере шаги. Это был вчерашний дипломат, пришедший теперь за ним с двумя коллегами.

Монзикова аккуратно сопроводили к автомобилю и повезли в консульство, где по прибытии его опять стали допрашивать, но теперь допрашивали сами русские.

Допрос основывался на нестыковке данных, полученных на первом допросе. Дело в том, что тщательная проверка загранпаспорта Монзикова показала наличие подлинных отметок въездной и выездной египетских виз из г. Хургады, однако ни в МВД России, ни в аэопорту Домодедово, откуда согласно паспорту прилетел гражданин Монзиков А.В., не было соответствующей информации.

Рамси Загдан в поддельном паспорте поставил необходимые печати и штампы, наклеил соответствующие марки, но он никак не предполагал, что Монзиков перепутает рейсы и что сможет оказаться в г. Претории. А Монзиков, забыв о том, что ему не следовало рассказывать о своем нелегальном посещении Турции, Ливана, Израиля, Египта, а теперь ещё и ЮАР, продолжал с ослиным упрямством нести какую-то ахинею, в которую никто, разумеется не верил.

Надо отдать должное российской стороне, что Монзикову оказали квалифицированную медицинскую помощь, поместив его в хороший госпиталь, где неплохо кормили и где был заботливый медицинский персонал.

Из Москвы пришло указание – провести тщательную проверку личности Монзикова и установить истинные цели и задачи нелегального пребывания российского гражданина, пенсионера Монзикова А.В., в ЮАР. Юаровские власти также пытались выяснить обстоятельства нелегального вторжения на территорию суверенной Республики иностранного гражданина, которого заочно оба государства стали считать иностранным шпионом. Положение было мерзкопакостным.

Шел второй месяц пребывания Монзикова в ЮАР. Из госпиталя его выписали, тело уже не болело, весна набирала силу, близилось лето, а в России была в разгаре осень. Каждый день российские чекисты общались с Монзиковым, дело которого было ещё не закончено.

Надо было бежать, но куда? Монзиков, наконец-то, разобрался в сложившейся неблагоприятной ситуации, но выхода, достойного для себя, из неё не видел. Александр Васильевич прекрасно понимал, что в России ему придется отсидеть, да и не один год. Тянуть срок за элементарное разгильдяйство и такое стечение обстоятельств, когда его постоянно били, изуродовали нелепыми наколками тело, обрезали, переломали ребра и кости – ему откровенно не хотелось. Бежать, бежать и бежать. Куда? Языков он не знает, документов нет. Денег и семьи тоже нет. Куда?

Первое время, разумеется, будет нелегко. На Украину. Вот куда надо бежать. А как? На этот вопрос у Монзикова ответа не было. Ни вещей, ни денег, ничего у Александра Васильевича не было. Эти долбаные чекисты с мидовцами вконец затрахали бедолагу Монзикова. Надо было что-то делать…

 

Побег

Решение проблемы пришло сразу же после того, как по телевизору, который он краем глаза смотрел в кабинете чекиста, показали новостной сюжет об украинском торговом судне, следовавшем из Могадишо – столицы Сомали – в юаровский морской порт Ист-Лондон. Монзиков однозначно для себя решил, что сбежит из своей российской тюрьмы и попадет на корабль. Правда, были некоторые минусы в его плане:

– как такового плана побега у Монзикова не было;

– Монзиков не знал никакого иностранного языка;

– Монзиков был без документов, без денег и абсолютно не ориентировался на территории Южно-Африканской Республики.

Монзиков собрался с духом и начал реализацию своего плана. Сымитировав признаки аппендицита, Монзиков оказался на операционном столе, откуда в одних трусах он и сбежал. Было около трёх часов ночи, когда ему удалось перебраться через окно первого этажа военного госпиталя, куда его на машине Скорой помощи привезли из Российского консульства. Госпиталь находился на северной окраине Претории, неподалеку от шоссе, соединявшее столицу ЮАР со столицей Мозамбика – Мапутой. Если быть совсем точным, то одно шоссе вело на север в сторону Зимбабве, а другое шоссе шло на восток к Мапуту. Увидев стоящий у обочины грузовик, водитель которого остановился, чтобы справить малую нужду у кустиков, Монзиков быстро влез в кузов, где находился уголь. Машина тронулась и Монзиков с радостью заметил, что Претория удаляется и удаляется. Ночь была тёплой. Воздух был скорее не весенним, а летним, какой бывает в Крыму или на Кавказе. Африка! Растительности было мало, зато одна деревня сменяла другую. Грузовик ехал быстро и Монзикова болтало из стороны в сторону. Через два часа ночной тряски Монзиков так перепачкался углём, что стал похож на местного чернокожего. Единственное, что выдавало в нём европейца – это была его неспортивная фигура, а точнее – жопа. Большая задница, узкие плечи, впалая грудь и небольшой животик – вот типичный облик европейца, не знающего физического труда и живущего в комфортных городских условиях.

Машина петляла по горной дороге, уголь то и дело падал на Монзикова, когда грузовик подъехал к реке Улифантс. Проехав через большой мост, машина остановилась у второго дома в небольшой деревушке, жители которой сладко спали. Водитель хлопнул дверью и направился в дом, где, по всей видимости, и жил с семьёй. Недолго думая, Монзиков перелез с кузова в кабину и завел двигатель. Горячий мотор завелся с пол оборота. Машина резво стала разгоняться и через пару минут скрылась вдали. Ярко светила луна. Минут пять гонки без фар Александр Васильевич искал тумблер или кнопку включения света. Он щелкал с таким же рвением, как трогает всё подряд детёныш шимпанзе. При очередной попытке включить фары Монзиков нащупал какой-то рычажок, потянул за него и сразу же услышал сзади нарастающий гул. «Что это?» – подумал Монзиков, но было уже поздно. Александр Васильевич поднял кузов, из которого на асфальт посыпался уголь. Когда Монзиков снова дернул за рычаг, уголь уже весь высыпался, а кузов стал медленно опускаться на штатное место. Наконец зажглись фары. Машина, облегченная тонн на 5-6, полетела словно стрела.

Угон, вредительство, кража,… За всё это Монзикова могли убить местные жители, которые были кровожадны и бессердечны. Надо было бежать. Монзиков давил на газ с такой силой, что через пятнадцать минут его правая нога стала болеть.

Погони за ним не было. Начинало светать. Где-то вдали за горизонтом, а если уж быть совсем точным, за горами, стало всходить африканское солнце. Населенных пунктов по ходу движения было много. Но это всё были маленькие деревни и поселки. Лачуги, мимо которых проносился Монзиков, были ещё более убогими, чем строения в огородничествах или старых садоводствах Новгородской или Псковской, Тверской или, скажем, Курской областей. Маленькие строения, построенные из подсобного материала были на редкость однотипными и страшными. Видимо и души их обитателей были такими же. Это всё не понимал, но очень хорошо чувствовал наш беглец.

Самое интересное, что его побега никто толком сразу же и не заметил, поскольку в госпиталь привозили то одного, то другого больного. Был самый настоящий операционный конвейер. Одновременно работали две операционные, поэтому когда Монзиков сбежал и в палату вошли два медбрата, то они справедливо решили, что больного забрали на операцию их коллеги, тем более, что следом привезли ещё одного белого с ножевым ранением в брюшную полость.

Консульство узнало о бегстве Монзикова лишь на четвертые сутки, да и то случайно. Следователь Шушко, ведший дело шпиона Монзикова, отправил в госпиталь свою помощницу Юлю узнать, можно ли допрашивать подозреваемого, поскольку поступила противоречивая информация о Монзикове с МВД России. В госпитале о Монзикове ничего не знали. Среди двух с половиной сотен больных Монзикова или кого-то ещё, похожего на него, не было. Вчетвером чекисты и мидовцы полдня искали своего подопечного. Затем к поискам подключилась полиция. После тщетных усилий по поимке преступника, Монзикова объявили в розыск. Одновременно следователь ФСБ РФ Шушко завел уголовное дело по факту организации побега особо опасного преступника, подозревая в помощи преступнику каждого второго мидовского работника.

 

На судне

Проехав на бешенной скорости около 300 км, Монзиков вдруг обнаружил, что в его прекрасном грузовике на исходе горючка. Согласно дорожному указателю через 2 км должна была быть АЗС. Монзиков решил угнать первый попавшийся легковой автомобиль, чтобы на нем добраться до границы с Мозамбиком, от которой было чуть более 80 км до Мапуту. Горы, кругом одни горы. Редкая дикая растительность не радовала адвоката Монзикова. Ни одного белого он не встретил на своем пути. Одни негры. Монзиков подъехал к большой автозаправке, на которой находились три легковых автомобиля. Ещё только подъезжая, Монзиков заметил, как из белой легковушки вышел мулат и направился к туалету, а тем временем работник АЗС – маленький негритенок – лихо управлялся со шлангом и крышкой бензобака. Вставив в бак пистолет и включив колонку, мальчуган взял в руки тряпку и стал протирать передние, задние и боковые стёкла машины. Тряпка была большой и слегка влажной, а движения были точны и профессиональны. Монзиков припарковал свой грузовик, вынул ключ из замка зажигания и решительно направился к водительской двери уже заправленной легковушки. Когда Александр Васильевич подошел к машине мальчуган закончил протирку стекол и боковых зеркал заднего вида, и, умело вынув бензопистолет из полного бензином бака, начал закручивать крышку. А тем временем Монзиков без промедления сел за руль автомобиля, завел двигатель и тронулся на разворот. В тот момент, когда адвокат подъехал к шоссе, из туалета вышел хозяин теперь уже бывшей, а ныне – угнанной машины.

– Сэр, а Вашу машину угнали, – сказал несколько участливо и с сожалением мальчик мулату, подошедшему к заправочной колонке, где ещё несколько секунд тому назад стоял его автомобиль.

– Как, угнали? – с недоумением спросил хозяин и только теперь увидел удалявшиеся контуры своего автомобиля.

– А вон Ваша машина, – виновато сказал мальчуган и показал рукой на удалявшуюся точку машины, несшейся в сторону границы.

– Вот, гад! А?! Сволочь! – истошно кричал коренастого роста мулат, так бездарно лишившийся своего автомобиля.

После того, как весь запас отборных ругательств был исчерпан, мулат начал собирать камни вокруг заправочной колонки. Собрав несколько десятков камней, в основном – это был щебень, оставшийся после недавнего ремонта шоссе, мулат начал с силой швырять камень за камнем в сторону скрывшейся своей машины. Когда все камни, собранные им дважды, закончились, мулат поплелся к хозяину заправки, чтобы тот дал ему телефон пограничного поста.

Угонщик мог много раз съехать с шоссе. До границы оставалось около ста км, но были всевозможные съезды с шоссе, куда можно было без труда заехать. Далеко уехать на угнанной машине было нельзя, но в там были деньги, одежда и провиант.

Отъехав от АЗС километров 70, Монзиков увидел справа от шоссе маленькое озеро. Заезд к нему был хороший, да и машину можно было спрятать за большими деревьями. Монзиков не спеша съехал с дороги, чтобы не оставить следов протектора и подъехал к небольшой поляне, на которой после разворота на выезд он и остановился.

Беглые поиски чего-нибудь полезного и нужного привели Александра Васильевича в неописуемый восторг. Он нашел одежду, деньги и бритвенные принадлежности. В машине было много еды и был мобильный телефон.

Когда мальчик давал описание угонщика, то он не мог точно сказать был ли это белый, мулат или негр. Он лишь запомнил, что мужчина был голым и грязным-прегрязным. Таких примет было явно недостаточно. По шоссе ночное движение было очень слабеньким, т. к. населенных пунктов, пригодных для ночлега было мало, а сама трасса была сложной и опасной. Постоянные оползни, камнепады, крутые подъёмы и спуски делали движение ночью малопривлекательным и рисковым.

Когда в полицию поступил звонок об угоне грузовика с углём, то полицейские отнесли это на счет соседнего Свазиленда, но когда следом поступило сообщение об угоне легковой, движущейся в сторону Мозамбика, то версия об угонщиках резко изменилась.

«Это работает банда. Все – чёрные, угоняют и легковые и грузовые машины, и похищенный транспорт прячут в Мозамбике» – так или примерно так рапортовал местный шериф в Преторию. Понятно, что он был белым.

Монзиков отмывал грязь, угольную пыль чуть более часа. Когда на чистое тело адвокат одел найденную одежду, то ему в голову пришла замечательная идея – обмазать белую машину грязью, а номерные знаки заляпать так, чтобы видны были только фрагменты цифр и букв. Это заняло у него минут сорок: десять минут – маскировка автомобиля и полчаса – новая помывка тела и одежды. Теперь машину было просто не узнать. Мало того, что цвет был изменен до неузнаваемости, так ещё и модель нельзя было определить. Александр Васильевич положил в карман брюк 4500 рэндов – деньги, прямо скажем, немаленькие, перекусил и отправился снова к границе, на встречу новым приключениям.

По пути он успешно проследовал четыре полицейских поста, даже не остановившие такую грязную машину. Бывший гаишник Монзиков всё рассчитал верно. Останавливали любую легковушку белого цвета, где за рулём сидел негр или мулат.

Подъехав к пограничному посту, Монзиков остановился за 200 метров до пограничников и вышел из машины. Не долго думая, Александр Васильевич направился к пограничникам. В оба конца стояла небольшая очередь машин, в основном грузовиков и автобусов. Проверка была чисто формальной, проверяли документы у водителей и, соответственно, на сами машины. Из рейсового автобуса в ожидании своей очереди вышли пассажиры, большинство из которых были курильщиками. Монзиков уверенным шагом подошел к автобусу и залез в салон. В салоне было свободно. Было несколько мамаш с детьми и два старика, а на улице оставалось пять или шесть мужчин.

Через полчаса Монзиков благополучно оказался на Мозамбикской территории. Автобус ехал медленно, но верно. А спустя ещё два часа впереди показались пригороды Мапуту. Монзиков ликовал. Самое страшное, как ему казалось, осталось позади.

Морской порт Мапуту чем-то напоминал порт г. Поти. Много кранов, много людей, все куда-то спешат, но работы как таковой нет. Если в ЮАР постоянно попадаются белые, то в Мозамбике были одни чёрные. Когда к вечеру Александр Васильевич добрался до места стоянки украинского танкера «Леся Украинка», то радости его не было предела. Монзиков легко пробрался к трапу на судно, но взойти на него оказалось невозможно. Маленький матрос, закарпатский хохол, преградил путь Александру Васильевичу. Он и слышать ничего не желал о том, что Монзикову надо поговорить с капитаном или его помощником. Минут пятнадцать они препирались, пока матрос не решился на крайнюю меру – позвать полицию. До полиции дело не дошло, т. к. Монзиков быстро ретировался назад. Ночь также ничего не изменила в судьбе адвоката. Матросы на вахте менялись каждые 4 часа и следующий сменщик оказался таким же упертым бараном, что и предыдущий. А во второй половине следующего дня Монзиков со слезами на глазах наблюдал отход «Леси Украинки» от 8-ого причала морского порта г. Мапуту. Монзиков плакал как ребёнок. Слёзы текли ручьями, плечи сильно вздрагивали, но голоса он не давал. Когда судно почти вышло на рейд и буксир отдавал свой конец, к Монзикову подошел пожилой негр и предложил мистеру на лодке догнать судно. Говорили негр и адвокат на разных языках, но понимали друг друга с полуслова. Моторка оказалась гораздо проворнее своего внешнего вида. Танкер ещё только собирался включить главный двигатель, а моторка уже была у трапа с левого борта. Монзиков протянул своему спасителю 50 рэндов, отчего тот засиял от радости, словно начищенный медный самовар. С большим трудом адвокат забрался на трап. Надо было подтянуться на руках и зацепиться ногами за железные прутья большой лестницы. Только с помощью негра МОнзикову удалось кое-как залезть. Помахав рукой на прощание, Александр Васильевич полез по ступенькам наверх. Добравшись до самого верха лестницы Монзиков вдруг обнаружил, что люк, открывавший дорогу на судно, был плотно закрыт. До верхней палубы было метров 8, а до воды – метров 6. Ситуация была безрадостно, поскольку судно должно было выйти в Индийский океан, обогнуть южный берег Африки и направиться к берегам Великобритании. Волны гуляли по борту и слегка задевали своими брызгами одиноко сидевшего на металлических прутьях маленького мостика адвоката. Вся команда, свободная от вахты, отдыхала. Никому из моряков не приходило в голову выйти на борт и полюбоваться красотами пенящегося Индийского океана. Жирные чайки летали вокруг танкера, то и дело вблизи проносясь мимо Монзикова. Шторм, которого не было в порту, вдруг начал усиливаться. Бешеные волны всё чаще и чаще стали хлестать Александра Васильевича по всем частям тела. Вода была холодной и очень солёной. Монзиков был в отчаянье. Когда надежд на спасение больше не было, а солнце должно было сесть за горизонт, Монзикова случайно заметили. Заметили его вовремя, поскольку он очень сильно замерз и начинал терять силы. От сильной качки его бросало из стороны в сторону, мокрая одежда леденила тело. Несколько раз он бился о металлические прутья мостика и его перил, отчего появились открытые раны и ссадины. Крови было мало, поскольку солёная вода приостанавливала кровотечение. Очень хотелось пить.

Когда Монзикова втащили на палубу, то на него было страшно глядеть. Его жалкий вид привел команду в уныние. Монзикова встретили по-доброму, примерно также, как и на российском сухогрузе, когда беднягу подобрали у пролива Босфор. Монзикова помыли, переодели, накормили и начали расспрашивать о том, как он вдруг оказался на судне. Монзиков начал рассказывать свою бесхитростную историю, от которой все без исключения были в восторге. То и дело он показывал свои татуировки, покусанное плечо, сломанные ребра, выбитые зубы, синяки, ссадины и ушибы. Все, даже капитан, прониклись симпатией к российскому адвокату. Уже поздно вечером команда разошлась по кубрикам, дав возможность утомленному Монзикову отдохнуть.

Всю ночь, утро и день Александр Васильевич безмятежно спал и лишь к вечеру он проснулся. Отдых пошел ему на пользу. Настроение улучшилось, самочувствие было нормальным. Простуда отступила и не было даже насморка. Через сутки судно должно было зайти в порт Кейптаун. Стоянка в порту должна была быть не более 3 суток. Монзиков об этом ничего не знал. О ЮАР он не хотел и думать, поскольку страна эта оказалась для него исчадием ада.

 

Кейптаун

Монзиков брился у себя в кубрике, когда в дверь к нему постучали.

– Санёк, айдати на палубу. Подивися, яки гарны берега упереди, – позвал адвоката матрос Микола, тот самый, что не пускал адвоката на судно.

– Сейчас иду. Добреюсь и приду, – ответил из ванны Александр Васильевич.

Когда он вышел на палубу, с которой открывался замечательный вид, то Южная Африка показалась ему вовсе не такой ужасной, какой она была для него ранее. Высокие скалистые берега, о которые с пеной и брызгами разбивались океанские волны, чайки, летавшие повсюду и дивные, бескрайние просторы, описать которые мне, простому водопроводчику просто не под силу. Монзиков начал материться. Его сквернословие было таким искренним и таким приятным, что команда, стоявшая рядом с ним, дружески подтрунивала над человеком, впервые увидевшим южноафриканский берег. Для экипажа это всё было не впервой. А вот для Монзикова это было чудом.

Большая бухта морского порта Кейптауна была удобной гаванью для кораблей, искавших спасение и приют во время океанского шторма. Бухта, а точнее – залив, отделяла мыс Доброй надежды от африканского континента. Когда судно огибало мыс Игольный, Монзиков сидел на толчке и читал украинскую прессу. Он читал, смеялся и тужился. Корабль не сильно трясло, хотя волнение было весьма и весьма приличным. Скалистые крутые берега Южной Африки приводят путешественников в сильный трепет, который усиливается появлением диких африканских зверей. Но это всё знакомо далеко не всем. Подходить близко к берегу и опасно и запрещено. Государственная граница ЮАР простирается на 24 морские мили – это почти 45 км. С такого расстояния не очень-то и полюбуешься прибрежными африканскими красотами.

В городе миллионере Кейптауне, расположенном на левой и центральной части мыса Доброй Надежды, если смотреть со стороны Индийского океана, большое множество красивых мест, начиная от площади Морского вокзала, точнее, правда – Океанского вокзала, и заканчивая памятникам бурам-победителям, которые и основали в 17 веке этот чудный город. В городе множество церквей, есть и католические церкви, а недавно даже открылась мечеть. Но ничего этого Монзикову увидеть так и не довелось, поскольку его портреты были развешены по всем присутственным местам, а сам он был в международном розыске.

Первым на судно принес плохую весть вахтенный матрос, к которому подошел местный полицейский и показал фотографию Монзикова. Когда команда сошла на берег, то всем бросилось в глаза обилие портретов в фаз и профиль разыскиваемого ИНТЕРПОЛом Монзикова. После того, как кто-то из экипажа в местных новостях увидел сюжет о русском шпионе, отношение к Монзикову резко переменилось. Капитан, посоветовавшись с экипажем, принял решение о выдаче местным властям Александра Васильевича Монзикова. Решение далось не сразу и не просто. Капитан раздумывал со своими помощниками двое суток и лишь в день отплытия он решился на поступок, от которого ему самому было не по себе. Отход судна был назначен на 1800 по местному времени. В 1430, сразу же после обеда, в кают-компанию, где Монзиков, лежа на диване с умным видом, смотрел по телевизору новости на английском языке, вошел капитан и двое его помощников.

– Александр Васильевич, пожалуйста, пройдите с нами к центральному трапу, – сухо и официально предложил капитан адвокату Монзикову.

– А что случилось? – с удивлением спросил Монзиков.

– Ничего особенного. Просто за Вами пришли, – сказал капитан и повернулся лицом к выходу.

– Кто пришел? – испуганно спросил Монзиков.

– Кто-кто? Полиция, вот кто, – нервно и с издевкой ответил старпом.

– Какая полиция? – ничего не понимая спросил Монзиков.

– Африканская, Александр Васильевич или как Вас там еще, – ответил стармех.

– А как она здесь оказалась? Я что-то ничего не понимаю, блин, – Монзиков был в растерянности.

– Как Вы оказались на нашем судне? Вот вопрос, – ответил капитан, смотревший вниз на причал, к которому вот-вот должны были подъехать полицейские, уведомленные о наличии международного преступника на борту судна.

– Мужики! Вы что – охренели? – спросил Монзиков у старпома, стоявшего ближе всех к нему.

– Пошли, – сухо заметил капитан.

– Да никуда я не пойду. Вы – что? Совсем охренели или где? – сказал Монзиков и хотел было сесть обратно на диван, но услышал нарастающий звук полицейской сирены. Это ехали три экипажа на задержание особо опасного преступника – русского шпиона Монзикова.

Видя, что ситуация вышла из-под контроля, Монзиков вдруг резко вскочил и бросился бежать по палубе в сторону носа. Капитан и остальные бросились за ним вдогонку. Монзиков, увидев первую попавшуюся ему навстречу дверь, влетел в неё и очутился в верхнем трюме, куда только-только загрузили груз из ЮАР для Канады. Это были станки с ЧПУ, изготовленные по самым высоким стандартам на предприятиях Кейптауна. Именно из-за того, что транспортировка морем была дешевой их цена была ниже цен на аналогичные станки европейской или даже японской сборки.

Куда подевался Монзиков никто толком и не видел. Никому и в голову не пришло, что, спрятавшись в верхнем трюме, Монзиков даже не закроет за собой дверь. Это было такой наглостью, таким цинизмом, что могло быть лишь у настоящего профессионала. Монзиков спрятался там, где его никто и не искал – на самом видном в трюме месте – в ящике, что стоял первым при входе в трюм. Примерно через три часа безрезультатных поисков преступника в трюм вошли настоящие профессионалы – юаровские полицейские с собаками-ищейками. Лая и шума было много. Все ходили вперед-назад, тут и там, но Монзикова так и не нашли. Отход судна был задержан до утра и всё это время поиски преступника продолжались. В 900 последний полицейский покинул корабль, а в 910 «Леся Украинка» отчалил от берега.

 

Прощение

Двое суток Монзиков просидел взаперти в ящике, в верхнем трюме. Всё бы было ничего, но очень хотелось пить, было темно и было банально страшно. Представьте себя на месте взрослого человека, объявленного в международный розыск и находившегося на нелегальном положении в антисанитарных, нечеловеческих условиях на судне, идущем в неизвестном направлении. Без еды, без питья, без курева Монзиков страдал. Судно должно было пройти около 7500 миль за 17 дней пути. Всё это было возможно, если бы не было шторма и если бы не было никаких океанских течений. Реально на такой маршрут закладывалось чуть большее время, а именно 19 суток.

На исходе вторых суток пути Монзиков, обладатель крупной суммы в юаровской валюте, вылез из трюма и отправился на камбуз. Было поздно и во тьме корабль быстро рассекал океанские просторы при абсолютном безветрии. На небо высыпали звёзды. Отчетливо видны были космические спутники. Свежий океанский ветер приятно обдавал усталое от постоянного сидения взаперти тело. Перед сном команда опять обсуждала Монзикова. Однозначного отрицательного или положительного отношения к нему у экипажа не было. Однако все восхищались успешным бегством из западни русского шпиона.

– Микола, я что-то не пойму – чей он был шпион? Русский или американский? – спросил у Миколы боцман Герман.

– Да, конечно же, американский! – уверенно ответил Василь, третий механик «Леси Украинки».

– А с чего ты взял, что он – американский шпион? – не унимался Герман.

– А с того! Ты видал, как он телик на своем смотрел, а? – уверенно заметил Василь.

– Ну и что, что телик смотрел? Я вот тоже, блин, вчера врубаю телик, а там всё не по-нашему робять. – Герман посмотрел на Миколу и деловито махнул на Василя рукой. – Ни хрена ты не понял, Вася, что он – наш, русский.

– Ага, русский?! А ты видал у него чеканку на хребтине? Видал, а? Русский. Я таких русских бачу за версту, – Василь был недоволен тем, что его версию все отвергали.

– Да какая разница – русский, американец? Он же нам ничего плохого не сделал? И нашей Батьковщине тоже, кажись, ничего плохого не зробил?! – Микола достал папиросы и закурил.

– Слушайте, а як он тикал, а? Кто-нибудь бачил, а? – спросил подошедший к разгару спора плотник Толя.

– Да, убёг он, конечно, классно, как американский шпион, – с восхищением заметил Василь.

– Слушай, а по-твоему что, только америкашки могут в прятки играть, да? Вот давай я зашукаюся враз и ты меня хрен найдешь? А? – Герман провоцировал Василя на спор, который запросто мог перерасти в драку.

– Так, мужики! Кончай базар! Давайте все спать, а то, как вахту нести, так все – слабаки, а как пизд… не о чём, так все горазды! – капитан был в плохом настроении от того, что предал мужика, который оказался шустрее всех и который скрывался где-то на судне, да так, что его никто не мог найти.

Если на судне враг, а ты его не видишь, то беда может прийти в любой момент. Но враг ли он?

Монзиков набрал себе консервов и соков, пиво и хлеба, колбасы и сыра с расчетом на три-четыре дня. Он брал отовсюду и понемногу, так, чтобы никто не спохватился пропажи. Теперь он точно знал, что ему сейчас высовываться нельзя. Надо выждать момент, а затем либо восстановить отношения с командой, либо сбежать окончательно в первом же порту, где остановится судно, тем более что опыт у него уже был.

Шел седьмой день отшельничества, когда совершенно случайно адвокат узнал, что большая часть команды к нему относится хорошо. Это укрепило его в мысли о том, что не всё ещё потеряно и что надо ещё немного подождать. Дверь в трюм была всё время открыта и Монзиков в любой момент мог выйти на воздух. Однако вечером судно вошло в район надвигавшегося шторма. Все люки, двери команда наглухо закрыла. Двое суток болтало и трясло так, словно это было не судно, а гигантская погремушка в руках у дьявола. Монзиков летал из стороны в сторону, всё время натыкаясь на что-то железное и острое. Все углы ящиков, коробок и станков, разбросанных в хаотическом порядке во время шторма, Монзиков пересчитал всеми частями своего тела не единожды. Кошмар в общей сложности длился трое суток, но Монзикову показалось, что прошла целая вечность.

Монзиков давно израсходовал свои продовольственные запасы и продолжал сидеть в трюме взаперти. Ему хотелось не столько пить и не столько есть, сколько выйти из замкнутого пространства и подышать свежим воздухом. Одиночество и затворничество никогда ещё до добра никого не доводили. Это лишь убогие и неполноценные, ущербные люди могут самостоятельно лишать себя всех радостей жизни и вести жизнь отшельника, довольствуясь лишь тем, что с точки зрения биологии жизнь продолжается.

Основная масса людей общается друг с другом и получает удовольствие от контактов с себе подобными. Это – большинство. Монзиков был, безусловно, со странностями, но он любил людей, и люди платили ему тем же.

Когда сидение в трюме стало ему невыносимо, Александр Васильевич стал искать выход из создавшегося положения. Всё началось с того, что он вспомнил устройство дверного запора, которое приводилось в действие снаружи вращением колеса. А что если попробовать изнутри покрутить это колесо? Идея оказалась легко реализуемой, поскольку к каждому станку прилагался комплект инструментов и подобрать нужный ключ не составило большого труда. Открыв за считанные минуты дверь, Монзиков отметил для себя то, что не бывает безвыходных положений, бывает, что выход люди находят совсем не тот! Монзиков был счастлив оттого, что сумел сам себя освободить. Молодец!

Выбрав нужный момент, Монзиков отправился на камбуз. Сделав себе продовольственный набор, Александр Васильевич не спеша вернулся в трюм, где с аппетитом начал уплетать украденный вновь провиант. Монзиков ел, ел и ел, а сытость всё не приходила. Тогда он вспомнил, как, возвращаясь с пирамид, он сильно обожрался. Именно это обстоятельство подействовало на его желудок и мозг отрезвляюще – он перестал жевать. И действительно, уже через 5 минут Монзиков почувствовал тяжесть в желудке, а спустя ещё 10 минут, ему стало как-то не по себе. Выход был один – идти блевать за борт. Это было единственным правильным решением в данной ситуации. И Монзиков отправился на палубу, где случайно столкнулся лбом… с капитаном. Несколько секунд оба смотрели друг на друга немигающим взглядом. Первым оправился от шока капитан.

– Вы? – был первый вопрос капитана.

– Я, – скромно, но с достоинством ответил Монзиков.

– А как Вы здесь снова оказались? – с недоумением спросил капитан.

– Почему снова? Я и не думал покидать судно, где ко мне все хорошо относятся. Понимаете мою мысль, а? – Монзиков внимательно посмотрел капитану в глаза.

– А где же Вы прячетесь? – несколько виновато спросил капитан.

– На судне, – был краткий ответ адвоката.

– Ах, да! Вы теперь настроены против меня, поскольку я Вас хотел выдать властям?! – капитан был уже немолод и ему было нелегко оправдываться перед человеком, оказавшимся гораздо проворнее и сообразительнее всей вместе взятой команды моряков.

– Вы и теперь желаете меня выдать, капитан? – спросил адвокат, глядя прямо в глаза капитану.

– Не знаю, не знаю, – нерешительно ответил капитан.

– Ну, что ж, дело ваше. Хотите – выдавайте, хотите – нет. Я уже устал бегать то от одного, то от другого. То меня хотят убить, то продать, то изнасиловать, то посадить за не за что в тюрьму… – Монзиков наконец-то смог выговориться. Ему стало легче и он успокоился.

– А Вы – не шпион? Только честно, ведь это очень важно для меня и всех остальных, – после некоторой паузы спросил капитан.

– Вы – взрослый человек. Ну, сами посудите, если бы я был шпионом, то зачем бы я Вам всё это рассказывал, а? Понимаете мою мысль, а? – Монзиков внимательно с саркастической улыбкой на губах посмотрел капитану в глаза.

– А зачем же Вы тогда убегали от русских? – спросил капитан.

– А что же мне, по-вашему, садиться просто так в тюрьму? – Монзиков говорил медленно, словно забыл половины слов. Ему было трудно говорить спокойно, да ещё без мата, с помощью которого он успешно рифмовал и связывал в предложения слова.

– Скажите, а как же Вы теперь попадете к себе домой? Без денег, без документов? – с интересом спросил капитан.

– А у меня теперь и Родины-то не стало. Я её потерял из-за козлов вонючих, таких же, как наш сраный президент! – Монзиков завелся с пол оборота. Надо было его остановить и успокоить.

– А президент-то Ваш, чем виноват? Это он, что ли, хотел Вас посадить в тюрьму? Или это отдельно взятые люди, обличенный властью и желанием выслужиться? – капитан говорил спокойно и рассудительно.

– Вам легко говорить, а вот Вы бы побывали в моей шкуре, тогда бы и не так заговорили бы, – Монзиков был сильно расстроен. Он не знал, стоило ли сейчас затрагивать правительственную тему, поскольку пустопорожний трёп всё равно ничего не изменит. – Хорошо, х… с ним, с Вашим президентом! – Монзиков махнул правой рукой сверху вниз, но договорить намеченное он не успел, поскольку капитана очень задела последняя реплика.

– Извините, почему это он мой президент? Он такой же мой, как и Ваш, – капитан был настроен несколько агрессивно.

– Нет уж, теперь он Ваш президент, поскольку Вы его команды выполняете. Ведь это же Ваша была идея выдать меня – русского шпиона – черномазым? Или я что-то недопонимаю, а? Вы – гражданин Украины, а ведете себя так, словно живете по указке Москвы. Нехорошо! И корабль у Вас русский, только с хохлятским названием, – Монзиков, как ни странно, говорил решительно, быстро и без мата.

– Тяжело Вам будет у себя дома! Ох, тяжело! – капитан с сожалением посмотрел в усталые глаза Монзикова, но тот быстро парировал упрек капитана.

– А я уже и не мыслю возвращение на Родину. После всего того, что со мною стало?! Я что, идиот? Не-ет, скорее, я на Вашу Украину подамся или в Белоруссию, но только уж не к себе, в Россию! – у Монзикова вдруг навернулись слёзы на глаза и он начал искать сигареты, которых у него давно уже не было. Капитан понял желание адвоката без лишних слов и предложил ему сигарету из своей пачки.

Минут пять оба курили молча, глядя в тёмную даль океана, по которому к канадским берегам шел корабль. Оба думали о своем. В короткой словесной перепалке победителя не было, как не было и проигравшего. Было очевидно, что каждый был по-своему прав, но правота эта была подкреплена, скорее ошибками, нежели житейской мудростью и высокими морально-деловыми качествами.

– Ладно, капитан. Давай жить дружно, – сказал Монзиков и протянул ему руку.

– Бог тебе судья, Александр Васильевич! – капитан по-мужски крепко пожал в знак примирения руку адвоката. – Пошли-ка лучше в твой кубрик, а?

– Пошли, – согласился Монзиков.

Оба были в целом довольны, что без всяких там препирательств, объяснений им удалось помириться. Конечно, капитану было крайне интересно узнать всю правду, но он решил не торопить события.

– Может, выпьем, а? – спросил капитан.

– Водочки?! – обрадовался Монзиков.

– Её родимую, – сказал капитан.

Угощались холодной водочкой в два часа ночи в каюте старпома, куда пригласили ещё стармеха. Закуска была достойной. Соленые огурчики, соленые помидоры с перчиком, грибочки, шпроты, сушеные кальмары, какая-то копченая рыба, сыр, колбаса, хлеб и сало. После раздавленного первого литра Монзиков начал заново рассказывать свою историю. Все сильно окосели, в том числе и сам рассказчик. Он перескакивал с одного места на другое, с одной истории на более раннюю или более позднюю, но все слушали его с нескрываемым интересом. Самое удивительное во всём этом было то, что изъяснялся Александр Васильевич исключительно матом. Если бы я мог использовать в романе века ненормативную лексику, то получился бы хороший словарь матерных слов и выражений. Всё таки меня так и подмывает привести хоть какую-нибудь цитату из ночного застолья Монзикова и руководства судна «Леся Украинка».

– Ля-ля-ля ля ля-ля, ля-ля ля-ля-ля-ля ля ля-ля и ля-ля, ля-ля на ля-ля-ля! А затем как ля-ля ля-ля-ля и ля-ля ля ля-ля-ля ля-ля-ля-ля. – рассказывал Монзиков, держа в правой руке граненый стакан с водкой на дне, а в левой – маленький кусочек сыра.

– Да-ну? – не поверил старпом.

– Вот тебе и да-ну. Я его как ля-ля-ля, а этот ля-ля ля ля-ля-ляля об ля-ля, пока ля-ля-ля ля ля-ля-ля на жопу, – сказал Монзиков и предложил выпить за «Самую Ля-ля ля-ля-ля».

Вот так или примерно так проходила пьянка, закончившаяся с первыми лучами солнца.

Авторитет и уважение не только вернулись к нашему герою, но и поднялись на недосягаемую высоту.

Оставшиеся дни перехода из Кейптауна в канадский порт Галифакс Монзиков проводил либо в кают-компании, либо на верхней палубе судна, лениво греясь на солнышке.

– Александр Васильевич! Я вот тут подумал немножко… А может тебе в Канаде остаться, а? Там много нашего брата обитает. Там и работу себе найдешь, и на ноги встанешь, а потом, когда всё нормализуется, семью свою заберешь, а? – капитан искренне хотел помочь адвокату Монзикову, но не знал как.

– Да нет, капитан. Я уже нацелился на Украину. Чего дрыгаться? Понимаешь мою мысль, а? Догнал? – Монзиков прищурился и уставился в безбрежную океанскую даль.

– Ну, смотри, как знаешь?! – капитан достал сигареты и закурил. – Будешь? – предложил капитан пачку Монзикову.

– У-У, – помотал головой Монзиков и стал тупо смотреть в морскую пучину.

– Завтра к Канаде подходим. Береговая охрана будет нас, как следует, проверять. Будь готов к тому, что мы тебя спрячем. Понял? – капитан говорил спокойно и негромко. – А потом, когда всё уляжется, выйдешь обратно к себе. Хорошо?

– Ладно, всё понял. А сколько в Канаде будем стоять? – спросил адвокат у капитана.

– Дня два, максимум – три. Это тебе не Африка. Здесь каждый цент на счету, – капитан докурил сигарету и выбросил окурок за борт.

– Красиво летит, – заметил об окурке Монзиков.

– Красиво, красиво! Пошли со мной, – и капитан повел Монзикова к себе в каюту. – Я тебя сейчас сфотографирую на документы. Есть у меня в Галифаксе один жулик… Если он сможет, то сделает тебе классные документы. Может быть, ты и в России тогда с ними поживешь, а?

– Во – тема! Ну, ты просто молодец! Дай-ка я тебя поцелую, а? – Монзиков искренне обнял капитана и начал его тискать и лобзать.

– Ну, хватит, хватит, а то подумают о нас, что мы – голубые, – капитан был пронят такими нежностями со стороны Монзикова.

Фотографирование заняло минут пятнадцать.

– Какую фамилию будешь брать, а? – спросил капитан у Монзикова.

– Фамилию? Н-да, вот вопрос-то?! – Монзиков призадумался. – Слушай, а давай сделаем мне мою фамилию, а? Эти распиз… наверняка не смогут дело довести до конца. Я приеду на Украину, а там меня никто не ищет. А через годик, другой, я спокойненько вернусь к себе домой. А спросят чего, я шлангом прикинусь и буду всё отрицать, а?

– Так ты хочешь? – капитан был в нерешительности. С одной стороны новая идея адвоката ему нравилась, с другой стороны был большой риск. Надо было всё взвесить: за и против.

– Не бзди, всё будет тип-топ! Я говорю, – Монзиков чувствовал, что силы к нему возвращаются вместе с былой уверенностью и жаждой жизни.

– Всё-таки сделаем тебе документы на другую фамилию. С другой фамилией ты легко сможешь забрать свои вещи и документы из своего санатория. Уж там-то, как пить дать, никто и не чешется о тебе. Понял? – капитан посмотрел на Монзикова так, словно вопрос был давно решенным.

– А какую фамилию мне взять? Девичью? Ха-ха-ха! – сказал Монзиков и засмеялся вместе с капитаном.

– Был у меня один случай недавно. Перевозил я как-то раз контрабандно из Одессы в Израиль пятерых евреев. Всю дорогу они нещадно пили, играли в карты, пели песни и дрались. Дрались из-за всякой там ерунды. И вот однажды, при подходе к Хайфе, по-пьяне они своего главаря и порешили. Тело его выбросили за борт, а документы его у меня остались. Вот, посмотри, – капитан протянул украинский и загранпаспорт на имя Фрей Илья Семенович.

– Ты чего, прикалываешься надо мной, а? – Монзиков даже не стал листать паспорт, а швырнул его на стол, где лежали ещё кое-какие документы на покойничка Фрея.

– Да ты посмотри повнимательнее, ведь ты же – вылитый Фрей! – капитан взял со стола брошенный паспорт и снова протянул его недовольному Монзикову.

– Во, бля, этот жид, словно я! Одно лицо! Ты только посмотри! А? – Монзиков с удивлением протянул паспорт капитану.

Со второй страницы паспорта смотрело лицо Монзикова. Сходство с оригиналом было стопроцентное. Единственное отличие было в паспортных данных и в дате рождения. Илья Фрей был моложе Монзикова на шесть лет.

– Ну, что, убедился в разительном сходстве? – с улыбкой спросил капитан. – Я, когда хотел тебя сдать властям, сразу вспомнил того еврея, который погиб у меня на судне. Когда я тебя первый раз увидел, то со мной чуть инфаркт не приключился. У вас не только лица похожи, но и тембр голоса, и фигура, и манеры – всё совпадает, словно это одно и тоже лицо.

– Вот это номер?! – Монзиков был ошарашен настолько, что даже присел на диван.

– Ты мне только скажи, у тебя нет родственников на Украине, а? – капитан серьёзно смотрел на Монзикова.

– Да ты что, думаешь, что я – это тот самый Фрей? – недоуменно воскликнул адвокат.

– Не знаю. Теперь уж точно не знаю. Как-то много всего сразу на меня навалилось. Да и не сходится многое из того, что ты нам тут рассказывал. Твои байки, Саня, можно в книжке рассказывать или кино по ним снимать, но в жизни такого не бывает! – капитан присел в угол комнаты и закурил.

– А у тебя Интернет на судне есть? – прервал затянувшуюся паузу адвокат.

– Конечно, есть, – уверенно ответил капитан.

– Так что же мы тут сидим? Пошли скорее к компьютеру и посмотрим в Интернете есть ли такой адвокат Монзиков и как он выглядит?! – Монзиков давал шанс капитану занять его позицию раз и навсегда, развеяв сомнения, страхи и тревоги.

– Пошли, – сухо ответил капитан.

Поиски информации по Монзикову были безрадостны. Действительно, всё ранее сказанное адвокатом, полностью подтвердилось. Но в Интернете уже была и информация о международном террористе и русском шпионе Монзикове, который разыскивался ИНТЕРПОЛом всеми странами мира.

– Да, Васильевич, ты попал! – сказал капитан, выходя из радиорубки, где они смотрели Интернет.

– Да не бзди, капитан! Всё будет нормалек! – сказал Монзиков и начал насвистывать мелодию известного шлягера в исполнении Верки Сердючки, она же – Андрей Данилко.

Отношения с экипажем, включая капитана, были не только налажены, но и подняты на недосягаемую высоту, а вот с Законом у Монзикова были большие проблемы.

 

Галифакс

Кто из Вас, дорогой читатель, бывал в Галифаксе? Никто? Это – хорошо, потому что я могу теперь смело рассказывать Вам только хорошее, что ни коим образом не изменит Вашего трепетного отношения к Канаде. Знаю по личному опыту, что каждый нормальный человек мечтает жить либо в Канаде, либо в Австралии. В США, а говорят, обычно, в Америке, желающих жить находится много меньше из-за чёрных, хотя и в Канаде, и в Австралии чёрные тоже есть. Они теперь есть везде, даже у нас. И это, в принципе, совсем даже не плохо.

Галифакс, расположенный на восточной оконечности полуострова Новая Шотландия, был чем-то похож на г. Владивосток. Но сходство было весьма и весьма условным. Бухта канадского Галифакса была абсолютно другой формы, да и гор у подножия самого города было меньше. Растительность была почти такой же, но город сам по своей флоре и фауне больше смахивал на Одессу, которая со времен графа Дерибаса утопает в зелени.

Население Канады значительно меньше населения ЮАР или Египта. В Канаде сегодня проживает чуть более 30 млн. человек. Белое большинство в стране говорит, читает и пишет на английском и французском языках одинаково хорошо, как у нас матерятся подростки и мужики. В Канаде великое множество выходцев с Испании, Португалии, Китая, Украины и России. Есть целые кварталы, оккупированные выходцами из Старого Света, но так же, как и в соседней Америке (США), здесь не делят людей по национальности. Либо ты – белый, либо ты – черный, либо ты – цветной. Но такое деление есть не везде и, безусловно, носит исключительно бытовой характер. Государство поддерживает абсолютно всех граждан страны вне зависимости от их цвета кожи, вероисповедания и социальной принадлежности.

У нас в ЖЭКе, например, тоже сейчас работает грузин, которому дают такие же, как и нам, заказы. Мы с Георгием все очень хорошо ладим, поскольку и среди грузин бывают нормальные мужики.

Я, кстати, вспомнил один классных анекдот. Едут в одном купе поезда армянин и грузин. Решили они выпить за знакомство и за дружбу. Достали литровую бутылку водки, помидорчики, огурчики, травку там всякую разную и начали пить. Первый тост был за встречу. Второй тост был за родителей. После третьего тоста за детей всё самое интересное и началось.

– Всё-таки армяне лучше, чем грузины, – сказал армянин после третьего выпитого стакана. Грузин тактично промолчал.

– Всё-таки армяне лучше, чем грузины, – опять сказал армянин после четвертого выпитого стакана водки. Грузин снова тактично промолчал.

– Всё-таки армяне лучше, чем грузины, – встал и сказал армянин после пятого выпитого стакана. Тогда грузин не вытерпел, вскочил и спросил армянина: «Ну, чем, чем лучше, а?».

– Чем грузины, – немного подумав, ответил армянин и сел обратно за трапезу.

Корабль ошвартовался очень быстро. Когда команда спускалась на берег, разгрузка уже началась. Монзикова спрятали в машинном отделении, куда никогда не заглядывают канадцы. Капитан принял погранцов и таможню как всегда радушно и гостеприимно. Везде в мире славится славянское гостеприимство. Выпив по рюмочке с обоими таможенниками русской водки и закусив салом, капитан дал соответствующие распоряжения своему первому помощнику и сошел на берег. Вернувшись на судно через два часа, он с трудом нашел Монзикова, забившегося в укромное место машинного отделения, где было темно и куда нормальный человек никогда бы не залез.

– Вылезай, пошли, – скомандовал капитан испуганному адвокату, решившему вдруг, что его опять ведут сдавать властям. – Не бойся, всё нормально, Илья Семёнович, – и капитан весело рассмеялся.

– А чего тут смешного, а? – недовольно спросил Монзиков.

– Давай, давай, топай за мной. Вопросы будешь задавать потом, когда на Родину вернёмся. Понял? – капитан был в добром расположении духа.

– На какую Родину – твою или мою? А? – с издевкой переспросил Монзиков.

– А это уж ты сам решай, – уклонился от прямого ответа капитан.

Уже наверху, в капитанской каюте, Монзиков держал в руках новенький, со всеми печатями, паспорт моряка на фамилию Фрей Илья Семёнович.

– Вот, Илья Семёнович, можешь теперь сойти на берег и прошвырнуться по магазинам, – с нескрываемой улыбкой сказал довольный собой капитан.

– Нет уж, я лучше здесь побуду, а то, сам понимаешь?! – Монзиков безусловно хотел сойти на берег, но и рисковать он теперь не собирался.

– Ну, как знаешь!? Решай сам, Илья Семёнович?! – капитан засмеялся во весь голос. – Когда паспорт обмывать-то будем, а? Илья Семёнович? – не сдержался капитан от злой шутки.

– Наливай! – парировал адвокат. Ему эти шуточки были неприятны, но формально капитан был прав.

– А будешь? – продолжал издеваться капитан.

– Иди ты в жопу, – сказал Монзиков и пошел на выход из капитанской каюты.

– Саня, погоди. Я же пошутил, – пытался остановить обиженного Монзикова капитан.

Несколько раз Монзиков вставал в порыве сойти на Канадскую землю. Быть в Канаде и не увидеть ничего! Это же надо было такому случиться?! Но, в конце-концов, Монзиков справился с искушением и мужественно дождался в кают-компании отхода судна на Украину.

Корабль отходил просто, без каких-либо почестей или церемоний. А в Кейптауне, например, местные жители пахали украинским морякам бейсболками, у кого они были, и руками. И провожающих было в общей сложности человек 40, а может быть и больше.

Канада работала и отдыхала, и отдыхала от экс-советских моряков, которые пили, гуляли, дебоширили и от которых был только дискомфорт. Украинская диаспора в Канаде составляет почти 2 млн. В неё входят и так называемые полукровки – дети от смешанных браков. Как правило, выходцы из СССР плохо говорят и несколько хуже других белых эмигрантов устраиваются в Канаде. Но не все! Кое-кто и преуспевает, особенно на работе, не требующей большого умственного труда. Две основные культуры – французская и английская – переплелись так, словно между Великобританией и Францией исчез Ла-Манш и не стало никакой границы. Однако Квебек – французская территория Канады, всё время стремился отделиться от англоязычного большинства. В Галифаксе французов было чуть меньше англичан, но все ключевые позиции в городе принадлежали им. Я прошу прощения за столь фривольное обращение к гражданам Великой Канады, но я ведь простой человек и что у меня на уме, то у Вас и в книге. Вот так вот.

Даже понятия не имею, зачем я всё это Вам рассказываю?! И какое всё это имеет отношение к Монзикову – главному герою романа века? Я, словно акын, что вижу, о том и пишу. А ничего этого, как Вы поняли, я никогда и не видел. Всё, о чем написано в этом гениальном, как мне кажется, произведении, я почерпнул от своего друга – Монзикова Александра Васильевича.

Не надо улыбаться и уж тем более смеяться. Человеческий гений проявляется лишь на фоне окружающей нас серой бездарности. Иногда гениев мы и вовсе не замечаем, считая их чудаками или больными людьми. А, спустя годы, когда творческий или научный потенциал растрачен или, ещё хуже – когда человек ушел из жизни, мы вдруг начинаем возвеличивать и гордиться непризнанным гением, при жизни, разумеется, говоря о сложности того времени, о деспотии или тирании, о всеобщем гонении инакомыслящих и т. д., и т. п.

У меня к тебе, дорогой читатель, только один вопрос – а много ли тебе (Вам) приходилось читать книг? А была ли среди прочитанных такая, что была написана простым слесарем-сантехником, водопроводчиком? НЕТ! Второй вопрос – а если ты (Вы) дошел до этих строк и не бросил чтиву ещё в самом начале, так значит тебе всё это интересно? Нравится? Можно не отвечать на мои каверзные вопросы, только не надо ёрничать и улыбаться! Пожалуйста!

Двое из членов экипажа каким-то чудом провели на судно канадскую проститутку, которая за один вечер и пол ночи квалифицированно обслужила 9 (!) человек. Лиза – так звали шелаву, была выходцем далекого Китая. В Канаду она попала контрабандно и жила там без регистрации третий год. Освоив разговорный английский и французский, Лиза успешно занималась проституцией, одаривая продажной любовью моряков и местных гуляк. Здоровье у неё было отменное, а работоспособность превосходила даже человеческие догадки. Это была не девушка, а машина любви. Каждый раз, когда её кто-нибудь драл, она заводилась с такой неистовой силой, что после оргазма с ней любой герой-любовник падал в изнеможении, а затем поднимался в бой снова и снова, пока силы его полностью не покидали.

Монзиков, прогуливаясь в гордом одиночестве перед сном по палубе, вдруг услышал дикие стоны, доносившиеся с одной из кают, иллюминаторы которой выходили на ту же палубу. Недолго думая, Александр Васильевич подошел к злополучной каюте, около которой дежурили два матроса, и… встал в очередь. Именно на «Лесе Украинке» Монзиков оклемался и стал чувствовать себя настоящим мужиком. И случай такой ему представился. Когда очередь дошла до Александра Васильевича, то он с радостью пошел на встречу с красавицей Лизой, которая только-только вышла из душа и пахла так вкусно, так возбуждающе, что Александр Васильевич набросился на девушку словно разъяренный лев. Лиза была во фланелевой длинной рубашке, красиво вышитой разноцветными узорами. Монзиков торопливо скидывал с себя одежду, одновременно тиская и целуя красавицу Лизу. Но как только они оказались абсолютно голыми в постели, у Монзикова в один миг пропало возбуждение. Он, вдруг, вспомнил свою Катерину и у него исчезли напрочь все мужские инстинкты. Минут пятнадцать Лиза безуспешно колдовала над висячим, скрючившимся дружком, которого не возможно было поднять ни губами, ни языком, ни массажем рук. Дружок был размером с набухший клитор, не более того. Монзиков безучастно лежал на спине и гадал над тем, что с ним дальше будет. Он забыл о том, что рядом лежит красавица Лиза, старавшаяся изо всех сил всколыхнуть мужчину, набросившегося на неё, словно лев, и сломавшегося враз и навсегда, ещё ничего и не сделав. С Монзиковым такое случилось впервые, а у Лизы ещё не было случая, чтобы голый мужик не мог её оттрахать. После 15 минут отчаянной работы Лиза сникла и стала горько плакать. Александр Васильевич не стал ни извиняться перед обманутой в самых лучших ожиданиях девушкой, ни успокаивать убитую горем красавицу. Лиза всегда думала, что она неотразима и что нет такого мужика, который не хотел бы с ней переспать. Увы! Теперь она знала, что не всё так однозначно.

Монзикова встретили бурными расспросами о китаянке Лизе ещё три моряка, ожидавшие своей очереди при входе в каюту. Александр Васильевич понурил голову, тяжко вздохнул и пошел прочь.

Когда первый после Монзикова матрос зашел к Лизе, то он застал её рыдающей в подушку. Тело девушки сотрясалось так, словно она прощалась с родственником-покойником. Лиза рыдала и голосила. Она была сломлена. Ни этого, ни кого-либо другого она так и не обслужила. В Лизе умерла проститутка. Под утро девушка заснула, свернувшись калачиком, а днём, когда она вышла на палубу, Лиза с ужасом заметила, что корабль идет в океан.

Прощай Канада, здравствуй Одесса!

 

Одесса-мама

Капитан, как ни странно, известие о прекрасной Лизе встретил спокойно. На его памяти нечто подобное уже случалось и не раз. Из любой ситуации всегда можно найти достойный выход. И выход был найден. Лиза стала поварихой. Готовила она очень вкусно, но только китайские блюда. Повар Денис начал активно обучать Лизу украинской кухне, которая ей сразу же понравилась. Лиза была очень способной. Она всё схватывала на лету. Команда теперь относилась к ней не как к проститутке, а как к члену своего экипажа, да к тому же девушке. Ей всё время оказывали знаки внимания, делали комплименты, суть которых она пока не понимала, но всё это ей очень нравилось.

А тем временем Монзиков пребывал в прострации. Несмотря на то, что встреча с Одессой его возбуждала, радости не было никакой. Он приближался к своей Родине, но чем ближе был час Х, тем тревожнее у него становилось на душе. Что-то теперь скажет ему Россия? Нужен ли он своей стране? Или всё теперь будет по-новому? Кто знает, кто знает…

От Галифакса до Одессы Леся Украинка дошла ровно за 11 суток. Было 10 утра, когда корабль встал на рейде, ожидая свой очереди подойти к девятому причалу под разгрузку. Это был не Кейптаун и не Галифакс. Полтора дня моряки любовались Одессой, стоя на якоре в полутора километрах от берега. Мимо судна проходили лодки и катера, был обычный субботний день, когда население всячески пыталось набраться сил на предстоящую трудовую неделю. Была обычная осенняя пора, когда купальный сезон уже закончился, но находились желающие искупаться в холодной воде Черного моря. С одного из катеров, друг за другом с дикими воплями с носа прыгали «новые хохлы». Шума и брызг от них было много. Настолько много, что вся команда Леси Украинки высыпала на борт и с интересом стала наблюдать за развлекухой одесского молодняка. Девки купаться не хотели, но своими шутками и действиями они давали понять, что могли бы тоже нырнуть. До катера было метров 100, не более. Монзиков вдруг вспомнил, как совсем недавно он бесшабашно сиганул вниз и был подобран Питерской братвой. Да, было что вспомнить, ебёна мать!

То ли Монзиков притягивал к себе нездоровый интерес криминальной части общества, то ли это было простым совпадением, но после серии прыжков в холодную воду Чёрного моря, катер завел двигатель и вплотную приблизился к Лесе Украинке. На палубе корабля в тот момент стояла большая часть всей команды и только к Монзикову одновременно обратились все трое парней.

– Эй, мужик! Давай, братан, прыгай сюда! – коренастый, невысокого роста молодой человек с бритой головой и золотой цепочкой на бычьей шее, толщиной с палец, приглашал Монзикова совершить отчаянный прыжок с восьмиметровой высоты, который Монзиков уже делал в своей жизни, но об этом молодежь, разумеется, не знала.

– Не, ребята, не могу, – уверенно отказался Александр Васильевич.

– А что, слабо? Обоссался? – в катере дружно засмеялись.

– Нет, пацаны, просто мне надо сгонять в Сочи по делам, а если я прыгну, то это всё может и не срастись. Понимаете мою мысль, а? – Монзиков говорил небыстро, но достаточно громко, то и делая небольшие паузы после ключевых слов.

– Да ты не боись, прыгай, – подзадоривал адвоката всё тот же мелкий крепыш. – Прыгнешь и поедем в Сочи. Делов-то?! – и кампания дружно засмеялась.

– Мужики! Не могу я прыгать к вам, у меня ни денег, ни документов нет. Догнали, а? – Монзиков пытался убедить молодежь в том, что дело это бесперспективное и не стоит и выеденного яйца.

– Да ты не ссы, прыгай! Деньги нам не нужны. Мы тебе сами заплатим, если прыгнешь прямо сейчас, – пообещал нахальный одессит. – Если прыгнешь, то мы слетаем туда и обратно. Понял меня, а?

– А жить-то я на что буду, если у меня ничего нет и я вообще,… – Монзиков не успел докончить фразу, т. к. в разговор вмешался капитан.

– Так, молодежь! Заканчивайте свой трёп и проваливайте на своем катере поскорее. Поняли меня? – капитан был настроен по-боевому.

– Папаша, ты нам тюльку-то не гони! Здесь бомбим мы, а твой номер – шестой! Понял? – сказал мелкий крепышонок и громко заржал. Смех у него был противный-препротивный.

– Эх, мужики, надо прыгать. Понимаешь мою мысль, а? – сказал Монзиков и прямо в одежде сиганул вниз.

Команда замерла от удивления. Монзиков удачно, солдатиком, вошёл в воду и быстро всплыл на поверхность. На катере профессионально засуетились и за какие-то секунды быстро подняли ныряльщика к себе наверх.

Капитан сразу вспомнил историю Монзикова в Египте и грустно улыбнулся.

– Александр Васильевич! Документы забыл. Подожди пару минут, мы тебе их скинем, – крикнул Монзикову капитан и отправился лично в каюту, где жил Монзиков.

– Ну, ты – реальный пацан! – с восхищением заметила одна из девиц, что стояла в обнимку с заводилой всего этого спектакля.

– А кто ты такой, а? – спросил у Монзикова крепышонок.

– Монзиков, Александр Васильевич. Адвокат, – с достоинством произнес Монзиков и протянул первым правую руку для пожатия.

– Ну, ты, бля, даешь, батя?! – сказал ни то с восхищением, ни то с удивлением, а может быть и с тем, и с другим одновременно, крепышонок. – Семен, – представился молодой человек.

– А я – Наташа, – протянула ручку следом за своим кавалером девица, всё время прижимавшаяся к Семену.

– Микола, – поздоровался с адвокатом второй одессит.

– Григорий, можно просто – Гриня, – представился последний из молодых людей.

– Александр Васильевич! – крикнул, вернувшийся с документами, капитан. – Возьми свои документы, пригодятся.

Катер вплотную подошёл к борту Леси Украинки и капитан снайперски, прямо в руки Монзикова, скинул пакет, где лежали новые документы адвоката. Монзиков чуть было не выронил всё в море, но ситуацию спасла рыжая Алёна, девушка Грини, которая стояла ближе всех к адвокату. Монзиков поблагодарил капитана и всех тех, кто стоял на борту, а затем зашел в каюту катера, где освободился от мокрой, холодной одежды, и где надел чистый спортивный костюм Миколы, который ему предложила симпатичная брюнетка Вика, сильно смахивающая на актрису Загороднюк, – девушку Миколы.

Капитан смотрел на весь этот цирк и никак не мог взять в толк: либо жизнь на Земле устроена не так, как он полагал все эти годы, либо, действительно, Монзиков – неординарная фигура, способная привораживать и притягивать к себе всё и всех. Люди к нему тянулись, несмотря на его бедную речь и странные манеры.

– Так, батя, дёрни-ка, чтобы не простудиться, – сказал Семен, протягивая Монзикову большой граненый стакан, доверху налитый горилкой.

– А закуска есть? – спросил Монзиков, принимая из рук в руки вкусно пахнущий напиток.

– А як же? – улыбнулся Семен. – У нас всё есть, как в Греции, – и все разом дружно засмеялись.

– Ну, вот, Монзиков начал травить свои байки, – с улыбкой заметил старпом, стоявший с капитаном и матросом Железняком.

– Да, интересный чувак этот адвокат, – поддержал разговор матрос Железняк, наблюдавший с палубы Леси Украинки всё происходящее.

– Только в Сочи они на этой посудине не пойдут, – уверенно заметил старпом.

– До Сочи им горючки не хватит, а вот до Крыма они могли бы долететь, – капитан рассуждал как опытный моряк, отплававший всю жизнь на различных судах.

– Интересно, а какой у катера запас хода? – спросил матрос Железняк.

– Да какая разница, если им всё равно не плыть! – сказал, как отрезал, старпом.

– Да нет, я – так, ради интереса спросил, – начал было оправдываться матрос.

– А у меня вот другой интерес – не обидят ли эти парни нашего адвоката? – с сомнением заметил капитан.

Команда ещё долго смотрела вслед быстро удалявшейся точке катера, несшегося с колоссальной скоростью к Морскому вокзалу Одессы.

Была спокойная одесская осенняя пора. Слабый северозападный ветерок давал лёгкую рябь на морской глади, а редкие волны то и дело появлялись от проносившихся мимо катеров, скутеров и гидроциклов.

Кампания высадилась у Морского вокзала и на двух новеньких Мерседесах отправилась в кабак, расположенный на Привозе. Желтая листва на деревьях поглощала зеленый цвет, забитый осенними красками. Жухлая трава и опавшие на землю листья говорили о скором приходе зимы. Одесский курорт уже давно опустел и город жил обычной размеренной жизнью, характерной с октября по начало мая каждого года. Именно в этот период жизнь в городе успокаивается, улицы и скверы, парки и сады заметно пустеют, а бездомных животных становится в городе больше, поскольку исчезает сутолока и суета вместе с туристическим бумом.

Монзиков ранее в Одессе не бывал. Он знал, что есть такой город на Украине, где живут евреи, где очень жаркое лето и куда стремятся попасть отдыхающие со всех уголков СНГ. На этом скромные познания адвоката и заканчивались.

В сегодняшней Одессе – городе-герое 21 века, евреев почти и не осталось. Большинство эмигрировало ещё в период Горбачёвской перестройки, а русское большинство дружно объединилось с украинцами, упорно заселяющими этот мегаполис. Свой миллионный рубеж город перешагнул в конце 20-ого века, но сильного притока населения он не испытывает. Промышленность в Одессе, как и везде на Украине, переживает не лучшие после СССР времена, социально-экономических программ развития города и всей Одесской области великое множество, но ни одна из них не выполнена до конца. Город утопает в зелени, но каждый одессит мечтает всё чаще и чаще о том, чтобы как можно больше было зелени в его дырявом кошельке. Потеряв союзный статус, Одесса приобрела республиканский, уступающий в несколько раз по значимости и масштабам прошлых лет. В городе преобладает русская речь, замусоренная жаргоном и украинскими словечками. Красивую, певучую и чистую украинскую мову здесь можно услышать либо в театре, либо по радио или на телевидении. Все названия улиц теперь на украинском, остановки в троллейбусах и трамваях объявляют на украинском, диктор на вокзале также вещает на украинском языке, даже реклама – и та на украинском. А говорит население на русском языке. Дети изучают в школах украинский, а говорит вся молодежь на русском языке. Парадокс?

Машины летели по брусчатке, проскакивая на красный сигнал светофоров и не реагируя на свистки ДАИ. Было весело и интересно. Ребята культурно отдыхали. Монзиков, сидя на переднем сиденье, с интересом разглядывал красивые, но сильно обветшалые дома. Добрые славянские лица прохожих навевали на Александра Васильевича легкую грусть и тоску по дому, но всё скоро быстро закончилось, поскольку машины подъехали к большому кабаку, возле которого были припаркованы дорогие иномарки.

Время близилось к обеду и посетителей было много. Ресторан был оформлен в старинном стиле. В интерьере было дерево и чеканка по металлу. В просторном зале стояли каменные камины, где потрескивали дровишки, а почти в центре был затеян небольшой фонтан. Скорее даже не фонтан, а скульптурная композиция – обнаженный юноша обнимал нагую красавицу, державшую в одной руке венок, из которого ниспадали тоненькие струйки шампанского, а в другой руке был платочек, который также давал тоненькие струи шампанского. Композиция была выполнена из бронзы, а сами фигуры были в человеческий рост. Пьянящий запах шампанского перемешивался с сигаретным дымом и запахом пищи. Светомузыка фонтана и слабое электрическое освещение в зале создавали интимную атмосферу и настраивали посетителей на приятный долгий отдых. На сцене играла группа музыкантов, а безголосая певица пыталась завести публику своими английскими песенками с таким ярко выраженным украинским акцентом, что Монзиков даже чуть не прыснул со смеху. Молоденькие официанточки сновали из угла в угол, обслуживая посетителей, которые в целом вели себя спокойно. Кампания заняла большой стол на 8 человек. Монзиков сидел левым полубоком к ансамблю. Он всё ждал, когда же начнутся расспросы о нем и его делах, но ни парни, ни их девицы явно не спешили. По дороге в кабак Семен кому-то позвонил и забил стрелку в Гетмане – так назывался этот дивный ресторан. Когда заказ был сделан и принесли легкие закуски, в зал вошли четверо парней, двое из которых были обриты наголо. Одетые в кожу, с золотыми цепочками на шеях, ребята направились к Монзикову. Монзиков отодвинул в сторону салат и хотел, было, встать, но в последний момент передумал. Ребята по очереди поздоровались со всеми сидевшими с Монзиковым за столом, и только затем пожали руку адвокату, не называя своих имен. Братание, если можно так назвать приветствие одесситов сводилось к тому, что они поцеловали в губы всех девиц и щеками прижимались к парням во время дружеских объятий, шумно похлопывая друг друга по спине. Эта традиция была развита давно в мужских криминальных союзах бывшего СССР, перешедшая и развившаяся в самостийной Украине, в независимой России и даже в далеком Казахстане.

Шел второй час трапезы, а о Монзикове никто и не говорил. Обсуждали ресторанный и ларечный бизнес, строили планы на следующие выходные, то и дело звонили по трубкам. Спиртного было заказано много, но пили и ели весьма умеренно. Монзиков практически не пил. Ему с лихвой хватило тех 200 грамм горилки, которые он принял на грудь под яблочко. Александр Васильевич плотно подкрепился и когда стали на десерт подавать арбуз, разговор вдруг вышел на него.

– Так, значит, говоришь, адвокат? – спросил у Монзикова Виктор, по всей видимости, старший из вновь прибывшей четверки парней. – А что умеешь, а? Или так, только прикидываешься крутым, а?

– А ты Миколу питерского с Вованом, Серым и Лериком знаешь? – начал атаку Монзиков.

– Да кто ж их не знает? – ответил Виктор.

– Так вот, с ними я был этим летом в Египте. Понимаешь мою мысль, а? – сказал Монзиков и откусил от дольки большой кусок арбуза.

Воцарилась тишина. Пауза длинною в 10 секунд была прервана Семеном.

– А давайте сейчас позвоним Вовану и спросим насчет всего этого, а? Послушаем, что нам скажут питерцы, а? – Семен достал мобильник и набрал номер своего питерского дружбана.

– Ало? – раздалось после долгих гудков в трубке Семена.

– Вован, ты? – спросил Семен.

– Это ты, что ли, Семен? Ебёна мать! Как дела? – обрадовался Вован.

– Слушай, у нас всё тип-топ. А как там у Вас? – любезно поинтересовался Семен.

– Да у нас тоже ничего, только похода хреновая, – ответил Вован.

– Слушай, у нас тут чувачок один объявился. Говорит, что ты его знаешь. Смекаешь, о ком я тебе говорю, а? – спросил Семен и хитровато посмотрел на Монзикова.

– Не, не догоняю. А кто это? – спросил Вован.

– А с кем ты в Египте оттягивался? Помнишь? – спросил Семен.

– Адвокат, что ли? – удивился Вован.

– Ну, да, адвокат, – несколько иронично ответил Семен.

– А ну дай ему скорее трубку, – радостно попросил Вован.

– На, – ответил Семен и протянул трубку Монзикову.

– Алё, – начал разговор Александр Васильевич.

– Адвокат, ты, что ли? Живой? – обрадовался Вован.

– А то? – радостно ответил Монзиков.

– Слушай, а мы думали, что ты – того?! А ты – вон вот, живой, в Одессе. Небось, в Гетмане оттягиваешься по полной программе? А? – Вован, видимо, кому-то из своих сказал, что нашелся адвокат.

– Батя, ты? – выхватив из рук Вована трубку, радостно крикнул в телефон Лерик.

– Я, Лерик. Да? – обрадовался Монзиков.

– Узнал, да? Вот, молодец, а?! – радостно кричал в телефон Лерик.

– Слушай, а как вы вернулись обратно, а? – поинтересовался Монзиков у питерского братка.

– А мы после сафари на катере дошли до ЮАР, а там бабло кончилось и мы втюхали черномазым катер и прилетели в Питер. Ну, погуляли, конечно, немного. Не без этого, разумеется. А ты как? – спросил Лерик.

– А я тоже был в ЮАР. Только я сидел в тюрьме и чудом оттуда сделал ноги. А потом был в Канаде, – оживился в разговоре адвокат.

– Ну, блин, ты даешь!? – восхитился Монзиковым Лерик. – Слушай, тут с тобой хочет Микола попизд… Я дам ему трубочку? Поговори, а? – и Лерик передал телефон Миколе.

– Здорово, Васильич! Чего тебя, обижают хохлы? А? – спросил Микола.

– Да, нет. Нормально, – ответил Монзиков и посмотрел сначала на Виктора, а затем на Семена.

– А то ты им скажи, что ты наш, питерский! Понял, а? – властно сказал Микола.

– А ты это сам им скажи, ладно? – спросил Монзиков и передал трубку Виктору.

– Ало, это кто? – спросил Виктор.

– Х… в пальто! – ответил Микола. – Семен, ты, что ли? – спросил Микола.

– Не, Семен рядом. Это – Виктор. Узнал? – спросил Виктор.

– А Витька? Ты, что ли, длинный? – обрадовался Микола.

– Я, бля, – улыбаясь во весь рот, ответил Виктор. – Микола, ты что ли? – спросил Виктор.

– Я! А кто же ещё? Вы что это там нашего дружбана проверяете, да? – спросил Микола.

– Да не, мы просто так позвонили вам. Всё нормально. Не беспокойтесь, – несколько виновато оправдывался Виктор.

– Вы там хернёй не занимайтесь! Лучше дайте ему денег, если они ему нужны и сделайте ему всё, что он скажет. Понял? – Микола говорил четко, по-военному быстро.

– Понял, брат, понял. Не беспокойся. Всё будет тип-топ! – сказал Виктор и услышал короткие гудки в трубке.

– Так, мужики! Куда там надо адвокату съездить? – спросил Виктор у Семена.

– В Сочи, – ответил Семен.

– А, в Сочи? – переспросил Виктор.

– В Сочи, белые ночи, – съёрничал Семен.

– О, я в Сочи уже года два не был. Я с вами поеду. Понял, да? – сказал Виктор.

– А на чем ты собираешься туда ехать, а? – спросил Семен.

– А мне по-барабану, можно на тачке, можно на катере. Да хоть на самолете, – ответил Виктор.

– На моем катере, что ли? – спросил Семен.

– А чё, можно и на твоём. Какая в пи… разница, на каком катере – на твоём или на моём? – спросил Виктор.

– А такая, бля, что сейчас море спокойное, а завтра может шторм начаться и тогда все будет крышка. Понял меня? Умник, – раздраженно ответил Семен.

– А чего ты быкуешь, а? Давай тогда возьмем у Конопатого катер. Он у него большой. Может быть, он сам в Сочи собирается? А? – миролюбиво предложил Виктор.

– А что мы ему скажем, а? – спросил Семен.

– А сейчас я ему позвоню, – сказал Виктор и начал оперативно искать номер в телефонной трубке. – Митяй, здорово! Это – я! – радостно поприветствовал Виктор.

– Здорово, балбес! – пошутил Конопатый. – Чего надо?

– Ты в Сочи, случайно, с нами не хочешь прошвырнуться, а? – начал издалека Виктор.

– В Сочи? – переспросил Конопатый. – А чего не в Испанию или на Канары? А?

– А мы с пацанами тут решили, что надо бы в Сочи заехать, посмотреть там тему одну, – ответил Виктор.

– Тему одну? Ну, заедите, посмотрите. Потом расскажите, что к чему, – сказал Конопатый и собирался уже повесить трубку, но вдруг передумал. – А что за тема-то, а?

– Да мы тут в Гетмане сидим. Подъезжай, давай. Заодно и тему перетрем. А? – предложил Виктор.

– А кто там с тобой ещё? – спросил Конопатый.

– Да все здесь. Давай, заруливай к нам. А то мы тут уже заканчиваем, – завершил разговор Виктор.

– Ладно, через 10 минут буду, – сказал Конопатый и повесил трубку.

Питерцы оттягивались в самой большой бильярдной Европы – в Лидере. Народу было немного, т. к. стояла небывало жаркая для октября погода и в лесу было много грибов. Год был грибной и все, кто любил грибную охоту, выехал загород. Братва играла за пятым столиком, расположенным в углу большого зала, где обычно проходили коммерческие турниры между завсегдатаями Лидера. За соседним первым столом разводил на деньги своего партнера Рома Векилов – игрок маленького роста, за пятьдесят, который денно и нощно торчал в Лидере, наживая деньги на лохах и спуская их на рулетке. Векилов не имел спортивных разрядов, но кладка и качество игры были как у мастеров спорта. Он играл очень осторожно, практически не допуская явных ошибок, и срывался лишь тогда, когда фортуна была на стороне соперника, а его шары застревали в лузе и не падали. На кожаных двух диванах, удобно расположились сильнейшие игроки Лидера Яфаров и Милованов, в прошлом оба мастера спорта, которые представляли не только Санкт-Петербург, а точнее – ещё Ленинград, но и саму Россию. Юрий Милованов был первым мастером спорта по русскому бильярду в Ленинграде, а Александр Яфаров по выходным теперь тренировал молодежь, которая пыталась освоить азы этой красивой и умной игры.

Вован резался в Московскую пирамиду с Лериком уже второй час. Каждый шар у них стоил сто рублей, последний – вдвойне. Оба играли неплохо. Но если они успевали сыграть только одну партию, то Рома Векилов умудрялся трижды выиграть. Все выпивали холодную водочку под бутербродики с рыбкой и ветчиной. После очередного выигрыша у Лерика Вован решил сыграть с Миловановым. Они и раньше как-то играли, когда Милованов был так сильно пьян, что с трудом держался на ногах. Сейчас же Юрий Геннадьевич был ещё почти трезвый. Он дал Вовану фору в 4 шара и право первым разбить пирамиду. Играли по 1000 рублей за партию. После сильного разбоя ни один из шаров не залетел в лузу, но фигура так рассыпалась, что за три минуты Милованов сложил с кия всю партию. За победу все выпили по большой рюмке водки. Вторая партия была чуть длиннее. Вован то ли три, то ли четыре раза успел подойти к столу, чтобы сделать свой удар, но шарики у него почему-то не падали. Милованов с треском вгонял в лузы белые шары, словно играл не в Московскую, а в обычную пирамиду. Сыграв 10 партий за полтора часа, Милованов пошел отдыхать на кожаный диван.

– Вот, гад лысый! – сокрушался проигравший все десять партий всухую Вован. – Хоть бы один шар я забил, а?! Пи…ц какой-то!

– Да ладно тебе! – успокаивал своего приятеля Лерик. – Давай лучше позвони хохлу. Узнай, что они решили делать с адвокатом.

– А что, ты думаешь, что они могут ему западло сделать? – спросил пьяный Вован у шатавшегося на ногах Лерика, который пытался что-то изобразить по части забития шаров в лузу. – Да я их тогда на куски разорву, если они на нас болт забили!

– Так, тихо, – сказал Лерик, набирая на трубке номер Семена.

– Алё, Семен? – спросил заплетающимся голосом Лерик.

– Лерик, ты, что ли опять? – обрадовался Семен.

– Я, я это. Ты мне скажи, вы едите в Сочи с адвокатом или где? – спросил Лерик.

– Да, едем, только мы решили завтра с утра поехать, а сейчас мы заехали на бильярд, – радостно сообщил Семен своему питерскому дружбану.

– Во, бля! А мы тоже сейчас на бильярде. В Лидере. Помнишь? – Лерик посмотрел на Вована и добавил, – А Вован сейчас про…л десять штук! Мудила такая.

– Баксов? – переспросил Семен.

– Не, рублей, – успокоил кореша Лерик.

– А, рублей… Ну, это не страшно. Во, сейчас с тобой адвокат хочет поговорить, – Лерик передал трубку Монзикову.

– Вован, здорово! – начал разговор Александр Васильевич.

– Здорово, адвокат! Как ты там, а? Не обижают тебя хохлы, а? – спросил пьяный Вован.

– Нет, всё в порядке. Нормально. Только я хотел тебя спросить, у тебя есть выходы на Интерпол? А? – Монзиков вдруг решил, что через братву можно будет снять сторожовик с него.

– Да ты не бзди. Я сейчас немного выпил, а завтра я прокачаю ситуацию и тебе перезвоню. Понял, да? – Вовану было плохо от выпитого в немереных количествах водки. Он еле стоял на полусогнутых ногах, облакотившись на бильярдный стол. – Всё, давай. Пока.

– Пока, – сказал Монзиков в никуда, т. к. Вован сразу же повесил трубку.

Монзиков наблюдал за игрой одесситов, которая была копией питерской развлекухи. В бильярдной, расположенной на Ланжероне, тусовались молодые бездельники, в основном бандиты и авторитеты. Деньги спускались большие и очень быстро. Проститутки стайками крутились вокруг молодых людей в надежде подзаработать. Всё было так же, как и в Москве, Санкт-Петербурге или Киеве.

Ночь прошла в бильярдной. Лишь в начале шестого утра одесситы решили закончить кутёж и все дружно отправились на машинах на Морской вокзал, где у причала их ждал катер Конопатого.

При виде «Чемпиона» – самого большого катера, стоявшего у длинного пирса среди других одесских катеров, у Монзикова от удивления широко отвисла челюсть. Такого он ещё не видел. Это было что-то нечто: динный, высокий и широкий, с двумя палубами и кучей антенн, с маленьким краном на задней верхней палубе и большой надувной лодкой с огроменным мотором, с длинным рядом иллюминаторов – всё это привело Монзикова в состояние шока.

Поднятый на корме Украинский флаг развевался под легким морским бризом. Солнце ещё не взошло, но горизонт заметно посветлел. Близился рассвет.

Ещё по дороге на Ланжерон Митяй дал соответствующие распоряжения команде «Чемпиона», которая стала готовить катер к отплытию. Пятнадцатиметровый в длину гигант был в полной готовности. Одесская братва взошла на борт и через пять минут катер отчалил от берега. Три тонны солярки обеспечивали запас хода на 3000 км морского пути. Катер взял курс на Севастополь. В город захода не планировали, но если вдруг поднимется ветер и начнется шторм, то в Балаклаве можно будет его спокойно переждать. Топлива должно было хватить на дорогу в оба конца пути.

Монзиков провожал взором ночную Одессу и с напряжением думал о своей судьбе.

 

И снова в санатории «Волна»

Погода была чудесной. За первые шесть часов пути «Чемпион» преодолел путь от Одессы до Севастополя. Гордость русских моряков остался слева по борту. Обогнув мыс Фиолент, катер взял курс на Сочи. Идти вдоль берега не имело смысла, поскольку море было тихим и ветра практически не было. На всём протяжении пути катер ни разу не встретил ни украинских, ни российских пограничников. Было странно, что попадались лишь пассажирские или торговые суда. Монзиков бегал взад-вперед, с палубы в каюту и обратно. То он дышал свежим морским воздухом, то лежал на диване, то ел, то курил. Он всё время был чем-то занят, если это можно было вообще назвать занятием. А молодежь беспробудно дрыхла. Команда катера – один рулевой-капитан и два матроса, каждый из которых были профессиональными поворами, в идеальной чистоте содержали последнее достижение кораблестроения. Рулевая рубка была напичкана всевозможными приборами. И чего там только не было: и спутниковая навигация, и прибор ночного видения, и эхолот, и спутниковая связь, и бортовой компьютор, и телевидео-аудио аппаратура. Я даже не могу всего перечислить, поскольку ни я, ни Александр Васильевич в этом не разбираемся, но катер строили на одной из итальянских верфей, а там дерьма не делают. Катер был построен для одного из итальянских миллионеров, который не смог его выкупить по причине внезапной кончины. Комплектация и цена находились на самой верхней нише, что непосредственно отразилось на высочайшем качестве. Монзиков, который ни разу не катался на президентских катерах был уверен в том, что «Чемпион» – один из них.

Уже вечером, когда солнце село за горизонт, впереди, слева по борту показались огни большого Сочи. Около двух десятков больших кораблей стояло на Сочинском рейде в 4-8 км от берега. Катер на большой скорости подходил к морскому причалу Морского вокзала, когда Семен вдруг скомандовал: «Стоп машина!».

До берега оставалось метров 300, катер практически замер на месте. Семен позвал всех наверх. И действительно, было на что посмотреть: вся набережная светилась в огнях, по узким улочкам туда-сюда ездили машины, отдыхающих было много. Климат Сочи сильно отличается от Одесского. Разница температур в среднем 10°С, да и вода здесь теплее на 8-9°С. Заканчивался бархатный сезон. Солнце было слабеньким, ночи длинные, а дни становились всё короче и короче. Осень.

– Ну, что, парни, на бильярд? – спросил Семен и в ответ увидел дружное кивание всей компании.

– А как же я? – спросил Монзиков.

– А что ты? Ты тоже идешь с нами на бильярд, – уверенно ответил Семен.

– Так мы же сюда приехали по моему делу? – недоумевал Монзиков.

– А ты что ночью будешь свой паспорт выцыганивать, да? – с издевкой спросил Монзиков.

– Я не знаю, – понурив голову, ответил адвокат.

– Ну, а если ты такой умный, то делай тогда то, что тебе говорят. Понял? – Семен начинал злиться.

– Понять то я понял, только смотри у меня, как бы потом ты у меня в ногах не валялся. Понимаешь мою мысль, а? – несколько угрожающе заметил Монзиков.

– А ты не быкуй тут! Понял? – Семен подошёл вплотную к адвокату и вупор посмотрел ему в глаза.

Монзиков, скорее инстинктивно, нежели осознанно, вдруг с силой ткнул Семена в солнечное сплетение. Удар был еле заметным, поскольку Семен заслонял собою правую руку адвоката. Этого никто не ожидал, даже сам Монзиков. Точность и сила удара должны были вызвать настоящее восхищение у настоящих ценителей боевых искусств, но таковых на «Чемпионе», увы, не было.

Семен стоял с выпученными глазами и раскрытым ртом, словно рыба, глотающая с жадностью воздух, секунд 10, а затем рухнул как подкошенный вниз. Монзиков внимательно вглядывался в лица одесситов, опасаясь в душе проявления ярости и безрассудства с их стороны. Но все страхи были напрасны. Сами одесситы теперь боялись тщедушного на вид и крайне опасного на деле адвоката Монзикова. Лишь через 5 минут Семен встал на ноги и держась правой рукой за область солнечного сплетения подошел к Монзикову.

– Ладно, адвокат, чёрт с тобой. Хочешь ехать сейчас, поехали сейчас, только не надо больше на меня давить. Ладно? – Семену было по-настоящему больно и крайне неловко от того, что он – одесский кичман, держатель сети кабаков и магазинов Пересы и Молдованки, оказался подмятым странным на вид адвокатом, которого полностью и во всём поддерживала питерская братва.

– Кто со мной поедет, а? – спросил Монзиков у Семена.

– Так, значит, поедут Микола и… я, – Семен решил Гриню и остальных с собой не брать.

Сойдя на берег, компания разделилась на две группы, одна из которых пошла искать приключений в бильярдной, а другая поехала в санаторий «Волна».

В санаторий приехали на такси за 40 минут. Точнее, 20 минут ловили машину и ещё 20 минут летели, словно угорелые, по извилистой кавказской дороге. Семен то и дело спрашивал Монзикова о расположении корпусов, о том, где находился его номер, о месте расположения охраны и т. д. и т. п.

В номере Монзикова, разумеется, жили другие люди. А вещи были сданы в камеру хранения.

– Так, сейчас мы сломаем кандейку, – с философским видом заметил Семен, – и всё возьмём.

– А если повяжут? – с сильным волнением в голосе спросил адвокат.

– Не бзи! Всё будет тип-топ. Мы и не такие дела делали. Понял? – успокоил Монзикова Семен.

– Ну-ну, – только и выдавил из себя адвокат.

О том, как одесситы проникли в камеру хранения и как они забрали вещи, Монзиков даже словом не обмолвился. Мне лишь доподлино известно, что уже утром следующего дня «Чемпион» оставил сочинский порт и взял курс на Одессу. Причина столь стремительного возвращения домой крылась в бесславном спуске денег в бильярдной. Самоуверенные мальчики вдруг решили по-крупному сыграть с местными в «Американку». Одним из местных оказался ни кто иной, как Кирилл Анищенко – двукратный чемпион Европы по русскому бильярду, призер чемпионатов России и т. д., и т. п. Да, надо было одесситам всё-таки смотреть телевизор, надо! А завершился полный отъем денег уже под утро, когда проститутки по-тихому оставили своих сонных клиентов, прихватив с собой все ценные вещи и деньги одесситов.

Сочи! Хороший город Сочи, только Одесса лучше! Там у парней было всё! А здесь – только одни приключения. И почему так не любят хохлов?

 

Философская глава

Александру Васильевичу было хреново. Жизнь дала трещину и то, что его раньше радовало и занимало, вдруг стало серым, неказистым, каким-то неинтересным.

Затрапезное по сочинским меркам кафе «Мутный глаз» дало приют нахальным одесситам и утомлённому адвокату, которые уже третий час оттягивались водочкой под рыбно-мясную закуску, то и дело полируя пивком очередной тост за дружбу, за удачу, за баб, за мир,…

Вдруг в кафе зашёл юноша с пачкой красочных журналов, на обложке которых были изображены полуобнажённые белокурые дивы. Стоил журнальчик недорого и Монзиков решил его купить.

– Эй, парниша! Ну-ка иди сюда со своей хренотенью, – заплетающимся языком еле выдавил из себя адвокат.

– Хотите приобрести? – поинтересовался продавец у всей подвыпившей компании.

– А ты как думаешь, а? – вопросом на вопрос пролепетал Монзиков.

– Вам сколько экземпляров, господа? – деловито спросил юноша.

– А ты сам догадайся, парниша, – включился в разговор Семён.

– Да не забудь ещё помножить на три, – сострил Гриня и тут же разразился громким смехом.

– А чего ты колешься? – спросил Семён.

– А ты полистай эту поебень, – Гриня начал раскачиваться из стороны в сторону, создавая реальную угрозу разбития посуды на богато сервированном столе.

– А, так ты будешь др…ть на каждую из этих краль? Да? – и Семён тоже начал трястись от смеха. Через несколько секунд в кафе смеялись абсолютно все, поскольку Гриня своим смехом мог развеселить даже усопшего.

– О! А тут ещё и это есть!? – Монзиков листал порно-журнал и радовался как ребёнок любой строчке мелкого текста на фоне большого числа обнажённых грудей, задниц, ног и других прелестей сочинских проституток.

– О! А это чего такое? – тыча пальцем в жирный заголовок, спросил Монзиков у продавца.

– А это – страничка юмора, – пояснил юноша, уже доставший два десятка журналов.

Расплатившись за 20 экз. с красочной обложкой журналов, кампания принялась рассматривать неестественные позы фотомоделей, демонстрировавших свои прелести то на дереве, то на камне, то рядом с быком…

Тем временем Монзиков начал читать вслух.

Бизнес для девушек – краткое руководство.

1. На вечеринке ты видишь симпатичного парня. Ты подходишь к нему и говоришь: «Со мной классно в постели».

– Это – прямой маркетинг.

2. Ты пришла на вечеринку с друзьями и видишь симпатичного парня. Один из твоих друзей подходит к нему и говорит: «С ней классно в постели».

– Это – реклама.

3. На вечеринке ты видишь симпатичного парня. Ты поднимаешься и поправляешь платье, подходишь к нему и наливаешь ему напиток. Ты говоришь: «Позвольте» и подходишь к нему ближе, чтобы поправить ему галстук, и одновременно касаешься грудью его руки, а затем говоришь: «Кстати, со мной классно в постели».

– Это – пиар.

4. На вечеринке ты видишь симпатичного парня. Путем хитрых махинаций ты устраиваешь грязную склоку между присутствующими девушками, а сама остаешься в стороне. Когда все передерутся, ты говоришь «Пойдем отсюда! кстати, со мной классно в постели!»

– Это – черный пиар.

5. На вечеринке ты видишь симпатичного парня. Он подходит к тебе и говорит: «Я слышал, с тобой классно в постели».

– Это – узнаваемый брэнд.

6. На вечеринке ты видишь симпатичного парня. Ты уговариваешь его пойти с твоей подругой.

– Это – торговое представительство.

7. Твоя подруга не удовлетворяет его, поэтому он звонит тебе.

– Это – техническая поддержка.

8. На вечеринке ты видишь симпатичного парня, подходишь к нему и говоришь: «Помнишь, как тебе было классно в постели со Светкой? Это я ее научила! Пойдем со мной».

– Это – лизинг.

9. На вечеринке ты видишь несколько симпатичных парней. Ты всем им пишешь записки о том, как с тобой будет классно в постели.

– Это – директ-мейл.

10. Ты приходишь на вечеринку, а там куча красивых девиц. Ты приспускаешь бретельку и говоришь: «Со мной круто в постели и шоколада с шампанским не надо!»

– Это – демпинг.

11. Ты приходишь на вечеринку и говоришь «Со мной круто в постели, и ты будешь моим третьим парнем за этот вечер».

– Это – сетевой маркетинг.

12. На вечеринке ты сразу громко заявляешь – «Кто интересуется как я в постели, – за мной!» и уводишь их на другую вечеринку.

– Это – позиционирование.

13. На вечеринку ты вообще не пошла, но говорят там только о том, как ты хороша в постели.

– Это – раскрученная торговая марка.

14. Ты пришла на вечеринку с друзьями и видишь симпатичного парня. Подходишь к нему и говоришь, что тебя зовут Светка. Все знают как хорошо в постели со Светкой. При этом Светка знает, что ты выдала себя за неё. За это Светка получает шоколадку.

– Это – франчайзинг.

15. Ты пришла на вечеринку с друзьями и видишь симпатичного парня. Подходишь к нему и говоришь, что с тобой классно в постели. Уходишь с ним. Утром он говорит, что не совсем доволен тобой.

– Это рекламация.

16. Ты пришла на вечеринку с подругами, и вы видите симпатичного парня. Каждая из вас рассказывает как круто с ней в постели и что она за это хочет получить.

– Это – тендер.

17. Ты пришла на вечеринку с друзьями и видишь симпатичного парня. Подходишь к нему и говоришь, что с тобой классно в постели. Уходишь с ним. Утром он даёт тебе шампанское, но не даёт шоколадку.

– Это дебиторская задолженность.

18. Ты собираешься на вечеринку, а подруга уже там и распространяет записки, в которых описано, как с тобой хорошо в постели.

– Это – распространение пресс-релиза.

19. Ты приходишь на Новогоднюю вечеринку и видишь кучу красивых парней, говоришь, что переспать с тобой стоит пять шоколадок и три бутылки шампанского, к концу вечеринки надираешься в ноль, просыпаешься в постели с каким-то уродом…

– Это – сезонная распродажа.

20. Ты пришла на вечеринку с друзьями и видишь симпатичного парня. Подходишь к нему и говоришь, что с тобой классно в постели. Уходишь с ним. Приходите домой, а дома – муж. Симпатяга уходит, несолоно хлебавши, ты получаешь в глаз.

– Это – форс-мажор.

21. Ты приходишь на вечеринку, заявляешь, что с тобой классно в постели и стоит это три шоколадки и бутылку шампанского, но тому, кто переспит с тобой пять раз за ночь это обойдется в один шоколадный батончик…

– Это – оптовая скидка.

22. Ты приходишь на вечеринку и говоришь всем, что с тобой классно в постели… Через пару дней все парни с вечеринки встречаются в КВД.

– Это – жертвы недобросовестной рекламы.

23. Ты приходишь на вечеринку и говоришь что с тобой круто в постели. К тебе подваливает пара мощных девчат и говорят: «Мы согласны на 30 % шоколада и 40 % шампанского в месяц. Иначе у тебя могут возникнуть проблемы!»

– Это – «крыша».

23. Ты приходишь на вечеринку и говоришь пятерым присутствующим там парням, что если каждый из них расскажет пятерым своим корешам, что с тобой круто в постели, а те в свою очередь еще пятерым и т. д., то они поимеют тебя даром. Когда уже полстраны мечтает, как с тобой круто в постели, ты всех динамишь и скрываешься в неизвестном направлении.

– Это – МММ.

24. Ты приходишь на вечеринку, но тебя никто не хочет, одни кричат «дорого!», другие слышали от знакомых, что ты не так уж хороша в постели, третьи еще не долечились после предыдущего раза… Тогда ты сваливаешь и катишь на другую вечеринку в ближайший Урюпинск… Там тебя хотят все, заваливают подарками и норовят познакомиться поближе…

– Это – работа с регионами.

25. На вечеринке ты видишь симпатичного парня. Ты подходишь к нему и говоришь: «Привет! знаешь, какой мне сегодня приснился сон? я лежу на шелковых простынях и просто изнемогаю от желания, а на земле не осталось ни одного мужчины! и все мои знания в области Кама-Сутры больше никому не нужны… вот ужас-то! что? ты хочешь взять у меня пару уроков?»

– Это – креативный подход.

26. Ты приходишь на вечеринку и заявляешь, что с тобой классно в постели, НО, тому кто угостит швейцарским шоколадом и французским шампанским, ты дашь один раз. А тому, у кого есть «Советское шампанское» и плитка «Алёнки» – два, или может даже, два с половиной раза.

– Это – протекционизм.

27. Чтобы быть лучшей, ты все время подглядываешь за подругами, уединившимися с парнями…

– Это – промышленный шпионаж.

28. Ты приходишь на вечеринку вместе со Светой (у тебя классная задница, у нее грудь)… Всем парням выставляется условие: мы вместе…

– Это – стратегическое партнерство.

29. Ты берешь у подруги платье и немного косметики, обещая отдать ей каждую вторую шоколадку, которую заработаешь за вечер…

– Это – акционерное общество.

30. Ты уродина и тебя видеть никто не хочет… Но, Папа проплачивает вечеринку… Толпа народу – и все тебя хотят…

– Это – государственные субсидии.

31. Ты постарела и пожухла… но периодически находишь в почтовом ящике засохший шоколадный батончик…

– Это – пенсия.

32. Ты приходишь на вечеринку, не танцуешь, не смеешься и просто плюешь на всех, моешь руки в крюшоне, сплевываешь на свечки, воткнутые в торт… Все пацаны следят за тобой с вожделением…

– Это – лидирующее положение на рынке.

33. Ты – лесбиянка, но вынуждена ходить на гетеросексуальные вечеринки…

– Это – политика компании.

34. Все давно знают, насколько ты хороша в постели… И тут ты пускаешь слух, что умеешь офигенно готовить…

– Это – захват новых рынков.

35. Ты пришла на вечеринку с друзьями и видишь симпатичного парня. Подходишь к нему и говоришь, что с тобой круто в постели и ты согласна переспать с ним за 2 бутылки шампанского и 3 шоколадки. Он согласен заплатить только 2 бутылки шампанского, так как хозяин вечеринки сказал, что больше просить за эти услуги нельзя.

– Это – государственное регулирование цен.

36. Ты пришла на вечеринку с друзьями и видишь много симпатичных парней. Ты начинаешь всем подряд рассказывать как с тобой классно в постели. Проснувшись через 2 дня в своей квартире ты видишь 18 бутылок шампанского, 27 шоколадок, 12 батончиков с начинкой и 2 неиспользованных презерватива.

– Это – валовой национальный продукт.

37. Ты приходишь на вечеринку и видишь кучу красивых парней. К концу вечеринки надираешься в ноль. И теперь для того, чтобы что-то с тобой делать парням приходиться самим тащить тебя до постели.

– Это – drag and drop.

38. Ты приходишь на вечеринку, и все наперебой начинают спрашивать тебя: «Правда ли, что с тобой классно в постели?», причем по их сальным рожам видно, что они это и так знают. Ты загадочно отвечаешь: «No comments…», а в это время лучшая подружка Светка, в уголочке трескает твой шоколад и запивает шампанским.

– Это – спланированная утечка секретной информации.

39. Ты приходишь на вечеринку, видишь симпатичного парня и рассказываешь, как с тобой классно в постели, и что тебе необходимы 2 бутылки шампанского и 2 шоколадки. Вы идете к тебе домой, но ты говоришь, что у тебя болит голова, и вместо тебя сексом занимается твоя подруга. За это ты ей отдаешь одну бутылку и одну шоколадку.

– Это – аутсорсинг.

40. Вы приходите на вечеринку, видите аббалденного парня, подходите к нему и говорите «пойдем наверх, я очень хороша в постели». А он говорит «я не могу, потому что люблю мальчиков».

– Это – неверный выбор целевой группы.

41. Вечером, собираясь на вечеринку, ты заметила на лице вокруг глаз новые морщинки, а на бёдрах появились первые признаки целлюлита. Ты понимаешь, что больше 3 шоколадок тебе уже никто не даст.

– Это – износ, милая…

42. Вы уходите с ним и ты отдаёшься ему прямо в машине подруги, зная, что в любом случае подруга возьмёт только 1 шоколадку и машина подруги.

– Это – оффшорная зона.

43. Ты даешь за шоколадки и шампанское, после чего передаешь заработанное подруге, которая приносит все это добро к тебе домой и Вы в компании с твоим мужем выпиваете и закусываете…

– Это – отмывание капитала.

44. Ты пришла на вечеринку и видишь много-много парней. Начинаешь предлагать себя всем подряд за кто-что даст, некоторым достаешься даже бесплатно.

– Это – ликвидация склада.

45. Ты приходишь на вечеринку, вся такая красивая, сексуальная и уверенная в себе… Ты знаешь, что в постели ты лучшая… Ты готова совершенно бесплатно отдаться хорошему парню… Но всех парней расхватали какие-то грымзы и сосут из них бабло…

– Это – Рынок, детка…

Оставалось прочесть ещё несколько сотен перлов из краткого руководства для девушек, бизнес которых напрямую связан с постелью, но Александр Васильевич упал лицом в тарелку с остатками рыбы. Сознание покинуло его. Да и братки-одесситы его давно не слушали.

Я рассказал об этом эпизоде, пожалуй, из-за того, что не все знают о настоящем двигателе прогресса. Большинство людей наивно полагают, что именно лень выступает двигателем всего прогрессивного и нужного человечеству. Вспомним хотя бы историю появления на свет колеса. Его придумал толстый ленивый древний человек, который был к тому же ещё и жадным, и физически слабым, и ко всему прочему – маленького роста. Да-да, маленький, кривоногий, такой же, как и абсолютное большинство умных, талантливых и удачливых мужиков. Тема Наполеона, Ленина, Гитлера и других величайших шмакодявок мира настолько очевидна, что не требует ни дополнительной иллюстрации, ни какой-либо аргументации. Однако именно секс позволяет производить на свет Менделеевых, Лобачевских, Капиц и других выдающихся представителей человечества, жизнь без которых была бы такой же, как у обезьян или бегемотов.

Сексом хотят заниматься все, но формы и методы здесь весьма и весьма разнообразны. Популяризация секса и одной из прекрасных половин человечества в картинках и фотографиях – это одно из велений нашего времени, проявление потребностей и возможностей современного, теперь уже капиталистического общества.

 

Москва

Море сильно вскипало и пенилось. Надвигался шторм. Волны росли прямо на глазах. Катер бросало с волны на волну, а морская вода хлестала по иллюминаторам с такой силой, что становилось страшно. Иван Айвазовский очень любил шторм, а Монзиков и одесситы его ненавидели. Нет, к маринисту они относились спокойно, поскольку вряд ли все были знакомы с творчеством выдающегося художника, но бурю никто из них не любил. Спасаясь от неминуемой гибели, катер направился в Новороссийск. Цемесская бухта распростерла свои объятия всем морякам, спасавшимся от сильного октябрьского шторма. И в бухте было неспокойно, но по сравнению с открытым морем, где в 13 часов дня уже бушевал сильнейший шторм, было безопасно. Монзиков решил поблагодарить своих одесситов и откланяться на берег. Ему надо было повидать сою семью и окончательно решить, что делать и как быть дальше.

Прощание было грустноватым. Одесситы, введенные самим Монзиковым в курс его проблем, сочувствовали адвокату без имени и места жительства, находившемуся в международном розыске. Монзиков же был рад тому, что снова оказался в России и что теперь он сможет вернуться в семью. Но ищет ли его милиция или нет – он пока не знал.

– Ну, адвокат, давай пять, – сказал Монзикову Семен и протянул ему свою здоровенную лапищу для мужского рукопожатия, которое быстро переросло в крепкое обнимание друг друга.

– Ну, прощай! Если что не так, то не держи на нас зла. Лады? – Гриня сильно обнял адвоката и затем оттолкнул его от себя, чтобы не задерживать процедуру прощания и проводов. – Кстати, вот тебе немного денежки на первое время. Извини, больше дать не могу, – виновато оправдывался Гриня, вынувший из кармана джинсов смятую пачку долларов. Купюры в основном были по 50 и 100 долларов. Уже потом, когда Монзиков оказался у валютного обменника он насчитал 2340 долларов США.

– С ментами будь поаккуратнее, – посоветовал всезнайка Митяй, который дал на дорожку небольшую пачку двадцатидолларовых купюр. Их оказалось на 1200 долларов.

Микола, чтобы не выглядеть на общем фоне серой вороной сунул Монзикову 800 Евро. Денег теперь у Монзикова было много. Для адвоката это были большие деньги, а для одесситов – капля в море.

– Да, увидишь там наших дружбанов, передавай от всех нас привет. Понял, да? – крикнул уже вдогонку Семен.

– Да я то вряд ли их увижу, они же – Питерские, – сказал с сожалением обернувшийся напоследок Монзиков.

Вот и разбежались одесситы с адвокатом. На руках у Монзикова было два паспорта. Один – гражданина России, находившегося в международном розыске, а другой – гражданина Украины, т. е. иностранца. Подойдя к билетной кассе железнодорожного вокзала, МОнзиков долго размышлял, на какую фамилию, т. е. по какому паспорту ему брать билет до Москвы. С иностранцев брали в четыре раза больше за билет, чем с россиян. В конце концов, жадность одержала верх над благоразумием. Монзиков купил один билет в плацкартное купе до Москвы и пошел побродить по городу, где, в отличие от Сочи, отдыхающих почти не было. Погода была дерьмовой. Дождя ещё не было, но он мог начаться в любой момент. Увидев междугородный телефон-автомат, Монзиков решил позвонить домой.

– Алё, Анька – ты? – спросил обрадовавшийся голосу дочери Александр Васильевич.

– Папка, ты? – воскликнула дочка и громко зарыдала в трубку так, словно она была на похоронах.

– Ты чего ревешь, а? – взволновано и со слезами на глазах спросил адвокат. – Ну-ка, кончай это дело. Давай-ка лучше рассказывай, как там у вас дела?!

– А ты где, папа? – спросила дочка.

– Да я пока далеко, но скоро к вам приеду. Понимаешь мою мысль, а? – Монзиков говорил очень взволновано и сбивчиво.

– А что у тебя случилось? Куда ты пропал? Тебя милиция вовсю ищет. Каждый день нам звонят, спрашивают о тебе. Что случилось? – и дочка опять заревела в трубку.

– Да всё нормально, – вяло ответил Монзиков. – А мать дома?

– Не, она на работе. Я тоже сейчас ухожу на работу, – добавила дочка.

– На какую работу? – изумился Монзиков.

– Да я в универсаме кассиром устроилась, – ответила дочка.

– Да ты что? Зачем? – возмутился Монзиков.

– Да у нас с деньгами очень плохо. Ты когда пропал, нас ведь обворовали очень сильно. Мама в больнице больше месяца пролежала. Её тоже бандиты побили. Они всё тебя искали. А сейчас милиция приходит к нам каждый день, – и снова дочка заревела во всю силу.

Вдруг в трубке что-то щёлкнуло и связь оборвалась.

Монзиков был в растерянности. Последние новости выбили его из колеи настолько, что он перестал ориентироваться во времени и в пространстве.

В купе Монзиков зашел на автомате. Он примостился у окна и тупо смотрел куда-то вдаль. Конкретных мыслей у него не было, но были тревога и апатия ко всему. Поезд давно уже отошел от Новороссийска и вот-вот должен был подойти к Ставрополю, когда проводница, вдруг, потребовала Монзикова предъявить свой билет. Монзиков долго шарился по карманам, то и дело вынимая доллары и Евро, чем вызывал всё большее и большее подозрение у проводницы. Наконец билет был найден. Проводница взяла и быстро сунула билет в специальную папку, куда она складывала билеты пассажиров купе, и пошла дальше по вагону проверять и собирать билеты. Теперь каждый раз, проходя мимо Монзикова, она внимательно смотрела на странного пассажира, пытаясь понять, чем он ей не нравился.

В Москву поезд прибыл с опозданием на 15 минут. Это было обычным явлением. Пассажиров встречали родственники и друзья, Монзикова могла встретить только милиция, что она, собственно говоря, и сделала. Прямо на перроне вокзала Александра Васильевича остановили и попросили предъявить документы. Совершенно случайно Монзиков достал паспорт на имя Фрея Ильи Семеновича.

– Илья Семёнович? – спросил Монзикова один из милиционеров.

– Кто, я? – с недоумением вопросом на вопрос ответил Монзиков.

– Ну, не я же – Илья Семёнович! – сказал всё тот же милиционер и громко рассмеялся. Его сослуживец тоже начал скалиться, чем вызвал неудовольствие у Монзикова.

– А что смешного в этом, а? – спросил Александр Васильевич и чуть-чуть склонил набок голову.

– Смешного тут ничего нет, а вот пройти с нами в отдел милиции Вам придется, – сказал шутник и хотел было развернуться в сторону пикета милиции, расположенного у начала перрона, как Монзиков, вдруг, резко вырвал из рук паспорт и ловко засунул его в карман рубашки, поверх которой была надета курточка. Одновременно с этим мимо милиционеров пробегала толпа болельщиков, прибывших на футбольный матч ставропольской команды «Динамо» и московской «Локомотив».

Молодые люди, пробегая мимо Монзикова и двух милиционеров, создали такое вихревое движение, что один из милиционеров упал на асфальт, а тот, что ещё совсем недавно держал в руках паспорт, был отброшен в сторону с такой силой, что не удержался и упал с перрона платформы на рельсы пути, на котором в пяти метрах сзади стоял прибывший из Новороссийска железнодорожный состав.

Монзиков не растерялся и быстро слился с толпой фанатов, исчезнув с перрона раз и навсегда. Когда двое сержантиков очухались, Александр Васильевич уже входил в метро.

У Александра Васильевича был адрес одного своего бывшего клиента, который был сильно ему обязан и который мог через высокие милицейские круги, так тогда казалось Монзикову, сделать необходимую чистку в милицейской статистике и учетах относительно розыска особо опасного преступника – сбежавшего в ЮАР шпиона. Идея, конечно, была бредовая, но ничего другого Монзикову на ум не приходило. Добравшись до станции метро «Речной вокзал», Монзиков на автобусе отправился искать дом № 22 по улице Петрозаводской. Проехав небольшую церковь, Александр Васильевич вдруг вспомнил, что надо бы было позвонить домой и поговорить с Катериной. Выйдя на остановке у торгового центра, Монзиков вдруг решил купить себе мобильный телефон, чтобы не быть связанным с междугородними телефонами-автоматами. Зайдя в небольшой магазинчик, через 15 минут Александр Васильевич вышел с недорогим мобильным телефоном, подключенным на самый недорогой тарифный план на имя Фрея Ильи Семеновича. Следуя неспеша к искомому дому, Монзиков набрал на ходу свой домашний номер телефона. Попав сразу же на супругу, Александр Васильевич так обрадовался, что даже не заметил, как совершенно машинально он сел в автобус, только что подошедший к остановке.

– Катерина, привет! Это – я, радостно сообщил супруге Александр Васильевич.

– Саня, ты? – с изумлением воскликнула только что пришедшая домой с работы жена.

– Я, Катюха, я, – радостно отвечал адвокат. – Ну, как ты там? Ничего? – спросил Монзиков и вдруг понял, что сморозил большую глупость.

– Я то – ничего, а вот ты – где? Гад! Исчез, даже не позвонил ни разу?! Бросил нас! – на другом конце раздался женский плач.

– Да ты не реви. Я знаю. Я тебе не мог ниоткуда позвонить, потому что не мог. Понимаешь мою мысль, а? – оправдывался Александр Васильевич. – Я и сейчас ещё далеко, – загадочно добавил адвокат.

– А где ты, Саша? – спросила супруга.

– В Москве, – полушёпотом произнес адвокат.

– В Москве? – удивилась Катерина.

– Да, – ответил Монзиков.

– А что ты там делаешь, в Москве? – с недоумением спросила жена.

– Слушай, так надо сейчас. Понимаешь мою мысль, а? – адвокат решил прекратить бесконечные вопросы, на которые трудно было отвечать по телефону.

– Кому надо? – спросила Катерина.

– Нам надо. Догнала, а? – Монзиков начинал нервничать.

– Ничего не понимаю, что происходит? А когда ты вернёшся, Саня? Ведь нельзя же так исчезать надолго и ничего не объяснять! Ты хоть понимаешь, что так нельзя, а? – Катерина говорила со слезами в голосе.

– Слушай, мне сейчас надо решить один вопрос, а без него я никак не могу. Понимаешь мою мысль, а? – Монзиков посмотрел в окно автобуса, встал и вышел на остановке. Впервые в жизни он был на Петрозаводской улице и впервые в жизни он ехал в адрес, ни у кого не спрашивая дороги и неглядя на номерацию домов. Монзиков шел вперед, смотря, скорее, себе под ноги, чем на прохожих и дорогу. Так, разговаривая по мобильнику до тех пор, пока не закончились деньги на счету и не разъединилась связь, Александр Васильевич вышел прямо к подъезду своего бывшего клиента.

Чудо? Наверное…

Монзиков так и не выяснил до конца насчет бандитов, пытавших Катерину, и много вопросов у него осталось по милиции, приходившей и звонившей к ним домой по несколько раз в день в течение последних двух недель.

Старый московский клиент, как, впрочем, оказалось, был убит ещё года два тому назад. Последняя надежда на восстановление нормальных отношений с Родиной рухнула. Жить на нелегальном положении Монзиков не мог и не хотел. Оставаться гражданином Украины в России было небезопасно. Выход из создавшейся ситуации был только один – свалить на самостийную Украину, в Киев. Уж если где и начинать свою жизнь заново, так только в столице. А иначе, какой смысл?

С семьёй Монзиков так и не встретился. Из Москвы, где он пробыл ещё день, Александр Васильевич отправился поездом в Киев. А уже из Киева он позвонил своему другу, который за неделю подготовил соответствующим образом его жену и дочьку, а затем соединил их по телефону с Александром Васильевичем. Домашний же телефон Монзикова был на прослушке.

Новый год все дружно встречали в Киеве, где Александр Васильевич начал практиковать. После президентских выборов работы было – хоть отбавляй. И что теперь стало с Александром Васильевичем Монзиковым, он же – Фрей Илья Семенович – я толком и не знаю.

 

Вместо эпилога

В детективном жанре всегда события разворачиваются с определенной скоростью и скрытым вначале смыслом. Читатель, проглатывая страницу за страницей, входит в курс событий настолько, что, подойдя к финалу, овладевает темой полностью, понимая авторский замысел и сюжетную линию. Роман века «Дела адвоката Монзикова» – это не детектив! Это обычное описание событий, где главный герой – адвокат Монзиков Александр Васильевич. Я мог бы не описывать всего того, что может показаться неинтересным и слишком прозаичным придирчивому читателю, но тогда бы получился коротенький рассказик о том, как жил и работал, отдыхал и путешествовал один из известнейших адвокатов нашего города.

Когда вышли в свет первые три части романа века, то мнение читателей по качеству, содержанию романа и его жанру резко разделились. Все отмечали актуальность темы и оригинальность жанра, однако использование ненормативной лексики при пересказе диалогов героев, отсутствие лирических отступлений и пейзажных зарисовок, наличие большого количества отрицательных персонажей – это и многое другое умоляло положительное восприятие романа века и личных заслуг автора.

После первых продаж в книжных магазинах Москвы, Санкт-Петербурга, Ярославля и ещё где-то там, точно и не вспомнить, я нажил множество врагов среди милиционеров и их жён. Многие педагоги и врачи с иронией отзываются о художественном потенциале и самобытном творчестве простого водопроводчика, слесаря-сантехника – автора замечательного произведения современности.

У меня нет ни денег, ни спонсоров, которые могли бы продвинуть этот шедевр дальше. Но я верю, что правда жизни, изложенная на страницах романа века, ещё даст о себе знать и резонанс от прочтения произведения будет не менее сильным, чем от трудов Ильфа и Петрова, Марти Ларни и Айзика Азимова и многих-многих других литературных гениев нашей эпохи.

Монзикову не повезло и… очень повезло одновременно. Не повезло с мидовцами и чекистами, сделавшими его государственным преступником. Зато повезло с разгильдяями-милиционерами, не способными задержать объявленного в международный розыск преступника. Повезло с Украиной, где бардак не меньший, а может быть и больший, чем на исторической Родине, где прошла вся жизнь Александра Васильевича. Монзиков адаптировался к новой власти президента Ющенко, который в погоне за дешёвой популярностью в многонациональной Украине при наведении порядка в стране допускал элементарные просчёты как во внешней, так и во внутренней политике, чем и воспользовался Монзиков-Фрей.

Александр Васильевич не стал менять привычного уклада и ритма жизни, сложившихся в последние годы его адвокатской карьеры. Жить теперь он стал в самой столице – в Киеве, но не под своей фамилией. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, кем он теперь стал. Еврейская диаспора приняла в свои ряды обрезанного адвоката с распростертыми объятиями. Видный адвокат, хорошо владевший «арабским вопросом», вел большое число арбитражных дел, отстаивая интересы Украины и Израиля в лице отдельных её граждан. И только жена с дочкой не стали менять своих паспортных данных. Квартиру Александр Васильевич не продал, а новой пока не построил и даже не купил. Почему? Да чёрт его знает, почему!

Очень хочется завершить роман века каким-нибудь трёхэтажным матом, чтобы выразить все чувства и эмоции, связанные с героем и его окружением. Но цензура ведь не пропустит?! А жаль, очень жаль! Тогда, значит, всё! Вот так вот!

P.S. После этих строк у меня родилась гениальная идея – создать новый, кардинально другой по стилю и содержанию роман века «Так уж бывает…» И если кому-то понравилось моё произведение, то настоятельно рекомендую познакомиться с моим новым шедевром! До новых встреч, друзья мои!

 

Роман века «Дела адвоката Монзикова» – первая книга Зямы Исламбекова, слесаря-сантехника по профессии и философа-мыслителя по велению души и тела. В книге в доступной для детей, женщин и новых русских форме даётся жизнеописание известнейшего не только в России, но и далеко за ее пределами адвоката Монзикова Александра Васильевича, а также его сослуживцев, коллег, клиентов…

Книга изобилует авторскими рисунками и афоризмами, которые лишь отчасти дополняют основной текст первых трех частей произведения. Она рассчитана на людей с чувством юмора и «советской родословной». Детям в возрасте от 3 до 7 лет – рекомендуется в качестве книжки-раскраски.

Использовать книжку следует только по прямому назначению. Минздрав России предупреждает: СОДЕРЖАЩИЙСЯ СВИНЕЦ НА КАЖДОЙ СТРАНИЦЕ СПОСОБСТВУЕТ ВОЗНИКНОВЕНИЮ РЯДА РАКОВЫХ ЗАБОЛЕВАНИЙ, ОСОБЕННО ДВЕНАДЦАТИПЕРСТНОЙ КИШКИ. Кроме того, туалетная бумага отечественного и импортного производства в пересчете на погонные метры не намного дороже испачканных свинцом книжных листов.

Совет читателям с буйным воображением, пытливым умом и беспокойными ногами – Не старайтесь найти автора! Ему и самому достаточно непросто живется на белом свете. Вот и пишет он о наболевшем, до боли знакомом и близком… Писал, пишет и будет писать…

Сам автор – Зяма Исламбеков – скромный труженик, не ищущий ни славы, ни денег… Вот лишь одна из редких фотографий семейного архива Петровича, на которой запечатлен незабвенный писатель.

В ближайшее время выйдут в Свет и другие шедевры, посвященные простым российским обывателям. Готовятся к изданию комедийно-приключенческий роман Зямы Исламбекова «Так уж бывает…», который вместе с романом «Путешествие из Санкт-Петербурга на Селигер» показывает в деталях всю прелесть неорганизованного, дикого отдыха. И не удивительно будет, если на экранах телевизоров Вы, дорогой читатель, увидите до боли знакомые персонажи этого или другого произведений Зямы Исламбекова.