P.S. Эти прекрасные стихи были размещены в ИНТЕРНЕТе 19 февраля 2012 г., ровно за две недели до выборов Президента России Путина Владимира Владимировича. Ещё и выборов не было, но все знали точно, что Путин В.В. победит в первом туре, набрав 53 % голосов. Оптимисты же с пеной у рта доказывали, что будет 62 %. А у меня в связи с этим только один вопрос: «А какая разница между этими цифрами? Нет, если сравнивать не абсолютные разные величины, а в принципе… Для победы 4 марта 2012 г. достаточно было набрать 50 % + 1 голос. Возможно, через 2 недели, когда роман ещё будет дописываться, и когда ещё можно будет вносить правки, Путин победит с ещё большим отрывом от остальных кандидатов в Президенты России, но книга-то не о выборах, не про то, что у каждого всегда есть выбор, даже если выборов и нет. Да?

Писатель Кодзи Судзуки (род. 13.05.1957 г.) закончил японский университет «Кейо» по специальности «французская литература». Его дебютный роман «Rakuen» (1990) получил премию «Japan Fantasy Novel Award». По трилогии бестселлеров Судзуки – «Звонок» (1991), «Звонок-2» (1994) и «Звонок-3» (1998) – снимаются популярные телепередачи и фильмы. Кроме вышеупомянутых романов, Судзуки написал роман «Прогулка богов» (2003), а также сборники рассказов «Темные воды» (1996) и «Звонок-0 (Рождение)» (1999). Сейчас писатель работает над новым хоррор-романом. Кроме того, он интересуется и литературой для детей: переводит на японский книги англоязычных авторов.

В Японии с древних времен верят, что лучшее время для встречи с призраками – глубокая ночь. Если моросит дождь, шансы увидеть привидение еще выше.

«Гуляя вдоль реки или пруда, можно ощутить, как рождаются призраки», – говорит писатель Кодзи Судзуки. По его мнению, духи или призраки часто приходят в ограниченное влажное пространство. Так, в кинематографической версии романа «Звонок» – дух Садако обитает у колодца; в сборнике рассказов «Темные воды», по которому снят одноименный фильм, встречи с неупокоенными тоже происходят на фоне воды.

Призраки ассоциируются у японцев скорее с влагой, чем с сухостью. Даже в западных фильмах ужасов самое жуткое часто происходит в ванной комнате. Аудитория японского хоррора ежится от страха, когда видит влажное и душное место – там может появиться бестелесный призрак. В романе «Звонок» дух входит в мир через видеокассету. Главная героиня волнуется за своего ребенка, а читатель с нарастающим ужасом наблюдает, как к ним приближается дух. Ужас в «Звонке» реалистичен и осязаем, потому что точкой соприкосновения с миром духов становится обыденный предмет. Подобные решения характерны для японского хоррора, но именно творчество Судзуки стало искрой, разжегшей популярность этого искусства во всем мире. Что интересно, сам писатель отрицает личное знакомство с духами и утверждает, что в них не верит – более того, даже не смотрит фильмы ужасов.

«Я довольно логичный человек, – говорит Судзуки. – Я не верю во всякие эфемерные сущности и не интересуюсь ими. Я редко читаю романы в стиле хоррор и не смотрю ужасов, если не считать «Психоз» Хичкока, «Изгоняющего дьявола» и еще пару подобных фильмов. Мне кажется, в моих ранних произведениях видение мира чем-то напоминает взгляды доисторических охотников: нужно преодолеть трудности и добиться славы. В «Звонке» я от этого отошел. Если вы прочитаете мою трилогию, то увидите, что они не относятся к типичному хоррору с безнадежным и безвыходным концом, когда призрак, которого считали побежденным, возвращается. Я написал эти романы по-другому. Хоррор – это не мое, между мной и обычным писателем ужасов большая разница».

Судзуки не нравятся традиционные фильмы ужасов с сонмами злобных призраков, фонтанами крови и дешевыми звуковыми эффектами. Он даже не считает их страшными.

«По-моему, кровавые, «мясные» ужастики годятся только для детей, – говорит писатель. – Дети в них верят. А вот воображение взрослого стимулирует лишь настоящий, подлинный страх. В Америке и Европе почти во всех фильмах ужасов злые духи оказываются побеждены. Японские фильмы ужасов кончаются намеком, что дух остался на свободе. Дело в том, что для японцев духи не только враги, они сосуществуют с нашим миром. В японской литературе призраки встречаются часто: вспомните хотя бы Дзунъитиро Танидзаки, Наоя Сига или «Ночи грез» Сосэки Нацумэ. Эти произведения не относятся к жанру хоррора, хотя вызывают у читателя дрожь. В моем новом романе, страх никак не связан с духами, он современнее. Я его чувствую сам и надеюсь передать читателям. Этот страх смешан с возбуждением, когда руки трясутся, сердце колотится, а пульс частит».

«Я бы очень хотел, чтобы после фильмов «Звонок» и «Звонок-2» сняли фильм по роману «Звонок-3», – признается Судзуки, – и закончили трилогию. Прекрасно, что все три книги переведены и доступны большей читательской аудитории. Ведь главное – это книги. Фильмы хороши лишь постольку, поскольку знакомят людей с книгами. Если когда-нибудь в Голливуде снимут фильм о море по роману «Rakuen», я буду счастлив».

В книге «Rakuen» рассказывается о человеке, который преодолевает трудности, чтобы завоевать сердце любимой девушки. По мнению Судзуки, этот сюжет как нельзя лучше подходит для голливудского фильма.

О чем мечтает Кодзи Судзуки? Чтобы в Голливуде сняли «человеческую драму» по японскому хоррор-роману.

* * *

Глупость – умственная ограниченность, неспособность к здравому рассуждению .

Глупость настолько непроходима, что её невозможно исследовать до дна, в ней не рождается никакого отзвука, она все поглощает без возврата.

Оноре де Бальзак

Всякий глупец найдет ещё большего глупца, который станет им восторгаться.

Никола Буало

Нет более удачного сочетания, чем немного глупости и не слишком много честности.

Фрэнсис Бэкон

 

О писаках, письках и писунье… или снова о теории вероятности

Так уж издавна повелось, что пишут практически все. Одни марают стены в подъездах, другие царапают гвоздем в лифте, третьи – в интернете, и лишь немногие марают бумагу либо ручкой, либо стучат одним пальчиком по клавишам на компьютере.

И что интересно, получается у всех по-разному, но в большинстве случаев – плохо. Кто же ставит оценку литературным гениям? Сами гении.

Чаще всего хорошим стилем, слогом и тематикой обладают единицы. Считанные счастливчики на десятки, на сотни миллионов потенциальных читателей балуют своими литературными шедеврами и пополняют кладезь знаний. Таковых, увы, мало. Мало не только у нас, но и везде, в мире.

Роман ещё не окончен, сюжетная линия до конца не ясна, да и я за время работы над данным литературным опусом не стал всемирно известным, или хотя бы, как Боб Дилан (он же – Роберт Аллен Циммерман), в 2016-ом году ставшим лауреатом Нобелевской премии в области литературы, а, вместе с тем, мысли о конгениальности или, по крайней мере – своей исключительности меня терзают всё сильнее и сильнее.

А может мне взять литературный псевдоним? Зиновий (Зяма) Портосович Исламбеков… Звучит? Ещё как звучит! А если, например, Константин Бугельман? Или Алексей Иванов? Или, может быть, Владимир Гений?

Нет уж, увольте меня покорнейше. Буду я тем, кем меня народили – Зямой Исламбековым. И отчества мне пока не надо. Я ещё молодой, мне лишь 38 лет, с хвостиком.

Теперь пару слов о перспективах. Лично мои перспективы представляются достаточно туманно, т. к. я был рожден из ничего, и, как мне почему-то кажется, буду скоро похоронен. Теперь уже очевидно, что скоро, очень скоро я всё-таки откинусь. Надеюсь, роман этот выйдет в свет при жизни, и м.б. будут даже те, кто сможет осилить данное литературное творчество и в перспективе даже обсудить с автором?! Роман века вне всякого сомнения – первое монументальное произведение, построенное на авторских новациях и фактах, имевших место быть! Да, да, факты и только факты лежат в основе всего повествования. И нет места ни вымыслу, ни фантазии, ни даже сплетням… Безусловно, всё гениальное – просто! Но если бы ты знал, дорогой читатель, как трудно творить, как тяжело быть первым?! Новое течение, новое направление в художественной литературе, переплетенное с документалистикой – это ли не подвиг, не прорыв в литературе в целом?!

Интернет пишет (говорит), что документальная проза, документальная литература, нон-фикшн (англ. Non-fiction) – особый литературный жанр, для которого характерно построение сюжетной линии исключительно на реальных событиях, с редкими вкраплениями художественного вымысла.

Документальная проза основана на воспоминаниях очевидцев, документах. Также могут использоваться воспоминания самого автора. При этом авторская точка зрения проявляется в отборе и структурировании материала, а также в оценке событий. На суд читателя предлагается законченная версия событий, существенно дополняющая, а зачастую и опрокидывающая предлагавшуюся прежде. В документальной прозе широко используется публицистический стиль.

И опять-таки замечу, что вымысла в романе никакого нет. Факты, факты, только факты.

Мои мысли сейчас путаются в трех направлениях.

1. Бабы.

Почему бабы? Да потому, что о них я всегда думаю.

2. Еда (жрачка).

Все люди что-то всегда едят, что-то пьют, чем-то забивают свои желудки. Одни питаются хорошо, другие – ещё лучше. У некоторых от недоедания мозги начинают фурычить в правильном направлении, у других начинается борьба с глюками и видениями. А есть и те, у которых мозги оплывают жиром.

3. Лобов. Николай Михайлович Лобов.

О нем надо продолжать писать, т. к. Лобовы бродят среди нас. Нет, они, разумеется, массово не ездят в транспорте, не ходят по улицам как все, естественно, в прямом смысле, они просто есть и всё! Сколько Лобовых бродит по нашей Земле – никто толком сегодня не знает. А сколько у Лобова учеников? Много или очень много?

Вот, то-то и оно! И разве я сейчас излагаю глупости?

Если это глупости, то зачем вы их продолжаете читать?

А если это – ценные наблюдения, полезная информация, то почему же тогда на ваших устах ухмылка?

Улыбка? Ну-ну, мне-то не гони!? Улыбка…

Вот пишу я сейчас эти строки, а впереди ещё самое интересное. Возможно, читать такое несколько скучновато?! Значит, надо сделать маленькую паузу, разминку. И самое лучшее – веселый, аполитичный анекдот.

Мужик дозвонился в службу заказов Русского радио:

– Поставьте песню про Крым.

– А как она называется?

– Название не помню, но там есть такие слова: «не летят туда сегодня самолеты и не ездят даже поезда».

* * *

Поезд…Вагон СВ… В вагоне мужчина и женщина…

Поезд трогается, мужчина разворачивает газету и начинает читать.

Женщина, чтобы привлечь к себе внимание просит открыть окно. Мужчина открывает и продолжает читать газету. Женщина просит отвернуться, чтобы переодеться. Мужчина спокойно отворачивается, затем продолжает читать газету. В конце концов женщина не выдерживает: «Слушайте, что вы за мужчина?!!!»

Мужчина складывает газету и говорит: «Правильно отец меня учил, лучше час потерпеть, чем два часа уговаривать…»

* * *

Мужчина влетает в уезжающий поезд и сразу направляется к проводнице:

– Слышь, красотуля, я это…. билет не успел купить, держи соточку $, подсели меня к кому-нибудь…

Проводница подселила его в купе к женщине. Через час из купе выбегает голая женщина, вся в слезах…. и к проводнице:

– Знаете что??? Когда Вы ко мне мужчину подселили – я Вам ничего не сказала! Когда он бухать начал, я тоже промолчала! Когда он разделся до гола, я снова без претензий!!! Когда он меня раздел догола, я даже сигнал не подала!!! Но когда этот подлец, СНЯЛ С МЕНЯ ОЧКИ, ОДЕЛ СЕБЕ НА ЧЛЕН И СКАЗАЛ: «Смотри «братан», какого крокодила мы сейчас трахать будем!» – это уже перебор!!!!!

* * *

Женщина после очередного грандиозного скандала, решила включить заднюю и помириться с мужем. Раздевается до гола, ложится в постель, и как только муж заходит в комнату, игривым тоном говорит:

– Пушистик мой! Хочешь я тебе сделаю такое, от чего ты станешь самым счастливым мужчиной на Земле?

Муж:

– Люсенька, я с огромным удовольствием даже помогу тебе… собрать чемоданы и посажу в поезд!!!

 

Работа над диссертацией

Прошли три года. Затем ещё два, а диссертации всё не было. Весь институт только и говорил, что полковник Лобов Николай Михайлович вот-вот выходит на защиту своей диссертации, которую пока никто не видел, но о которой постоянно все говорили. Макеев Виктор Александрович дослужился до старшего преподавателя кафедры. Внешне он был таким же молодым и подтянутым, стройным и очаровательным, как в первые дни знакомства с Лобовым. Он по-прежнему любил женщин, а они любили его.

Подполковник Макеев всё время ездил на какие-то ведомственные соревнования по волейболу, по стрельбе, по футболу, по чему-то там ещё… Он всё время ездил и постоянно крутил романы то с одной, то с другой, и при этом не попадался и не залетал… Никаких венерических штучек, никаких эксцессов, ничего такого, что могло бы хоть как-то его огорчить.

После Москвы, точнее той самой конференции, его нос прошел, только чуть-чуть он стал смотреть в сторону, да и дикция слегка изменилась. С Лобовым отношения лучше не стали, но и не ухудшились. Они встречались теперь достаточно редко, хотя служили не только в одном институте, но и на соседних этажах. Формально Лобов был начальником по линии учебного отдела, который он возглавлял с первых дней службы в Ленинграде. Но не только над Макеевым или его начальником кафедры. Нет, он был начальником по линии учебной работы над всеми кафедрами.

А разве может учебный отдел быть выше кафедры? У военных всё может. А у чекистов бывало ещё и не такое.

Я как-то раз задался вопросом «А почему День милиции отмечают 10 ноября, а День Чекиста или Разведчика – 20 декабря?» И почему именно 40 дней между двумя «родственными» датами? До сих пор у меня нет ответа на такой простой, но недетский вопрос… До сих пор.

* * *

Заканчивалась славная брежневская эпоха. Социализм начинал трещать по швам. Служить стало чуть легче, погоны были не лейтенантские, да и связями обросли практически везде. Зарплата была относительно большой, не было лишь своего угла. Все как один стояли в очередях на жильё, но квартиры получали единицы. Ох, как хотелось получить свою квартирку!

– Николай Михайлович, а ты знаешь, что у кандидата наук жилплощадь должна быть с запасом? – как-то раз спросил Макеев у Лобова.

– Виктор, я это знаю, только не могу закончить свою долбанную диссертацию. – Признался с грустью Лобов.

– Эх, а я, вот, даже и не мечтаю об этом…

– Это ты сейчас не мечтаешь, а вот когда, значит, станешь начальником, то и не только начнешь мечтать, но и напишешь её, – Лобов мечтательно посмотрел другу в глаза и на секунду представил себя на месте начальника института. Красота?!

– Эн, нет! Мне бы вот полкана получить, да с квартиркой бы определиться…

– Да будет у тебя и то, и другое, и машина, и дача…

– Да откуда же им взяться? – удивился Макеев.

– А вот будет всё! Я пока не знаю, но верю, что будет. Надо лишь чуток подождать.

Так уж случается, что одни уходят на пенсию, на их место приходят другие, происходит своеобразный круговорот, или даже ротация кадров. Однокашники Лобова долго не засиживались на одном месте. Тех, кто служил, а не преподавал – таковых было мало, перемещали по стране с севера на юг, с востока на запад. Были счастливчики, которым удавалось осесть в крупных городах, и даже в Ленинграде или Москве. Лобов зацепился за Ленинград и куда-нибудь переезжать, пусть хоть и в Москву, он просто не хотел.

А Макеев был, как теперь стало модно этим козырять – потомственным, т. е. коренным ленинградцем.

* * *

После подавления стрелецкого бунта 1698 года одна из женщин, трое сыновей которой принимали участие и все трое были схвачены, умоляла Петра оставить им жизнь. Петр отказал ей, так как вина их была доказана, а преступления, ими совершенные, карались смертью.

Исторический анекдот (ИНТЕРНЕТ)

И все же несчастная мать вымолила у царя жизнь одного из трех – самого младшего. Царь разрешил ей попрощаться с двумя приговоренными к смерти и забрать из тюрьмы младшего.

Мать долго прощалась с сыновьями и, наконец, вышла с помилованным сыном на волю. И когда они уже прошли ворота тюрьмы, ее сын вдруг упал и, ударившись головой о большой камень, умер мгновенно. Петру донесли о случившемся, и он был настолько сильно поражен этим, что впоследствии очень редко миловал преступников, если их вина была достаточна и очевидна.

Скорее всего, данная глава может показаться странной любому, кто не знает ничего о диссертациях, о тех благах, которые появляются у обладателей ученых степеней. Достаточно заметить, что даже президенты России – и те – обладатели ученых степеней. Хотя, разумеется, ни один из них в науке не наследил, но дипломы имеются.

В современном мире когорта ученых делится на несколько групп. Самая большая, речь пойдет о постсоветском пространстве, это те, которым помогли!

Оба-на! Стоп! Это роман или это какая-то аналитическая секретная справка? Это что за разглашение тайны? Да кто ты такой, писатель хренов? У тебя что, есть ученое звание или ученая степень? Да какое право ты имеешь об этом даже думать? Тебе нельзя не только писать, говорить нельзя! Ты понял, бля? Чмо, бля!

И, действительно, а как я, простой слесарь-сантехник, пописывающий романчики в свободное от телевизора время…. и вдруг взял, да и написал про святую святых? Про то, о чем не принято даже в кулуарах говорить?!

Извини, читатель, больше не буду. Честно!

Итак, значит, на чем это мы остановились? Ах, да, на том, что Николай Михайлович собирал 5 лет после утверждения темы материал для своей диссертации, а самой диссертации как не было, так и даже намеков на её появление в обозримом будущем не возникало.

– Витя, я не понимаю, что я, это самое, значит, вот, делаю не так, а? – Николай Михайлович с Виктором Александровичем перешли ко второй бутылке водки, то и дело беленькую полируя пивом.

– Коля, всё нормально, не переживай, – успокаивал друга Макеев.

– Слушай, ты же знаешь, Вить, как мне стать кандидатом?! – пить уже не хотелось, но рука автоматически наливала стопку за стопкой. Друзья чокались, пили, полировали пивом. Закуска стояла почти нетронутой. Да, так бывает. Бывает…

– Коля, тебе нужен паровоз, – Макеев сквозь пелену прищуренных глаз посмотрел на пьяного Лобова, – паровоз.

– Ты…

– Не, я не паровоз.

– А я?

– И ты…

– Так мы, что, значит, с тобой оба не паровозы, да? – подытожил Лобов.

– Да, – согласился абсолютно пьяный Макеев со столь важным выводом своего собутыльника.

– Вить, а давай допьём и пойдём?!

– Давай, – у Макеева появилась слюнка, которую он пытался тщетно втянуть, но вместо этого раздавались лишь странные звуки и слюна то всасывалась, то выходила наружу, но при этом её становилось всё больше и больше. Она начинала капать, и тогда в ход шла правая рука, в которой был намертво зажат полупустой с пивом стакан, куда, собственно говоря, и падала в конце-концов слюна, объединяясь моментально с пивной пеной и маленькой сопелькой, коварно падавшей прямо в стакан.

– Витёк, вот знаешь, за что я тебя люблю? – Лобов изловчился и левой рукой под столом схватил колено Макеева и сжал так крепко, что приятель даже подскочил на месте.

– Коля, не надо, а?!

– Нет, я скажу тебе, скажу, – не унимался Лобов.

Тут надо прерваться, т. к. этот пьяный базар длился ещё часа два. Друзья в итоге заказали ещё одну бутылку водки, три бутылки пива и одну на двоих двойную порцию шашлыка.

Ну, мужики-то меня понимают, что так или примерно так бывает практически с каждым, а вот женщин, обычно, воротит и мутит от столь пикантных подробностей, поскольку они никогда до такого состояния не напиваются и им это противно и т. д., и т. п.

Вопрос: А жёны никогда не наблюдали своих мужчин (мужей, любовников, друзей…) в таком скотском состоянии? Нет? Да? Да, что вы? Да, неужели? Ну, конечно! Да, разумеется, я так и подумал…

 

В гараже

История эта случилась с Виктором Ивановичем Захаровым, молодым подполковником, имевшем двойной гараж, т. е. гараж на две машины, паровозиком. Он особо не выделялся среди других, такого же формата гаражей, если не считать высоты и ширины. Среди нескольких сотен гаражей кооператива было два десятка нестандартных, двухэтажных, длинных, широких, угловых и всяких там ещё. Все нестандартные гаражи стояли не обособленно, а по 5-10 подряд среди обычных, создавая некоторое разнообразие в гаражной архитектуре.

Свой нестандарт Виктор Иванович сделал на стадии окончания строительства кооператива, который начинали строить ещё на заре перестройки, а полностью закончили в лихие 90-ые.

Случилось как-то, была гаражная пьянка, офицерское собрание гаражников. Ранним вечером, в осеннюю пятницу трое старших офицеров, загнавших в свои стойла своих стальных жеребцов, отмечали трехсотлетие граненого стакана. Пьянствовали в гараже военпреда одного из оборонных промышленных ленинградских гигантов. Гараж был просто заточен под супружескую измену, под пьянство, под разного рода тусовки. Он был нестандартным, с комнатой отдыха в дальнем торце, где стоял обычный полутора-спальный диван, большой кухонный стол, два старых кожаных кресла, две табуретки. На стенах были шкафчики, полочки, телевизор, микроволновка. Рядом с холодильником стоял умывальник и мощный теплообогреватель – печка. Был уют, интим и было много дерева. Весь гараж был обшит дорогой вагонкой.

Чтобы антураж был полным надо обязательно добавить две простенькие картины в полноценных рамах и большая черно-белая фотография под стеклом. Было полтора или м.б. два десятка удостоверений о рационализаторских предложениях, которые хозяин гаража развесил на одной из стен в рамках под стеклом. Над столом красовался красный флаг с гербом СССР, а рядом с люстрой примостился самодельный вентилятор, гонявший воздух и мух, слетавшихся на мужицкую закуску. Пульт управления светом, телевизором, радиоприемником, проигрывателем, электро– тепло-нагревателем находился в месте, где всегда восседал владелец гаража.

Гараж был удобным, уютным и теплым. Здесь было всё, абсолютно всё. Здесь можно было не только пить, но и жить. И всё это было в 500 метрах от городской квартиры. Красота!

Рядом с гаражом были два универсама и несколько ларьков. С выпивкой и закуской проблем не было. Офицерские собрания проходили не только по пятницам, но в пятницу всегда было расширенное заседание, начинавшееся на час раньше и заканчивавшееся либо в 2-3 часа ночи, либо даже утром.

Вторым участником собрания традиционно был Владимир Михайлович, который всегда был слегка пьян и с ризеншнауцером Фросей. Фрося, бедная девочка, как и её хозяин, была алкоголичкой. Михалыч приучил псину к пиву и бедная сука могла за раз выпить бутылку пива, зная прекрасно, что она будет не последней. Фрося была большой, ласковой и доброй, всегда пьяненькой собачкой без каких-либо вредных привычек и наклонностей, кроме собачьего алкоголизма. Михалыч не только больше всех пил, он был и выше всех ростом, и имел богатырскую силищу, особенно в руках. Его рукопожатие частенько приводило к травмам разной степени, вплоть до переломов кисти, пальцев, суставов. Он был отставным полковником из ГРУ. У него тоже был нестандартный гараж на линии напротив, где он держал ГАЗ-31029 и гору пустых бутылок.

Гараж Виктора Ивановича, молодого подполковника также был нестандартным, но только по высоте и ширине. Высота была 2,6 метра против обычных 1,8 м. и вместо 3,0 м ширина была на 20 см больше. И таких гаражей было 12 штук. Все эти гаражи имели исключительно уважаемые люди, а также силовики среднего звена, но на момент начала строительства.

Мало было иметь деньги на гараж, надо было ещё быть у государственной кормушки, надо было занимать важную должность и иметь определенный статус.

Однажды к нашей троице присоединился молодой зам. начальника ОБЭП одного из районов Ленинграда полный тёзка нашего Президента Владимир Владимирович. Он имел целый промышленный район. Точнее не район, а руководителей предприятий района, которые подносили, отстёгивали, доставали ему всё, чего он попросит. И жизнь молодого подполковника милиции была настоящим праздником, о котором можно было лишь мечтать во сне. Единственный минус – это ежедневные пьянки. Он пил на службе, в гараже и дома, т. к. всё время ждал стука. Он панически боялся стуков в дверь, в стенку… Мысль о том, что его когда-нибудь посадят за воровство, за взятки, за злоупотребления… – отравляла всё его безбедное существование.

Кстати, все остальные офицеры боялись того же самого. И пили они, скорее всего, из тех же побуждений, что и Владимир Владимирович, с той лишь разницей, что дозы на круг получались меньше, да и трезвые дни среди выходных, а м.б. и по будням иногда случались.

Так вот, был разгар очередного офицерского собрания. На грудь было принято уже грамм по 400, а м.б. и поболее того?! Раздался очередной тост за вновь испеченного налогового полицейского, заместителя начальника оперативного отдела областной полиции подполковника налоговой полиции…

Два слова о переаттестации. Перейти из ментов, с гражданки, с ФСБ, с МО или из налоговой инспекции в налоговую полицию мог далеко не каждый и если такое с кем-либо и случалось, то на всё про всё уходило от трех до пяти месяцев. Канитель и бюрократия плюс российская волокита.

Налоговая полиция формировалась крайне своеобразно. Всё высшее руководство было из чекистов. Ментов туда практически не допускали. Вся структура была искусственной. Её как-то быстро создали и уж больно подозрительно она умерла, просуществовав чуть более 10 лет.

И Владимир Владимирович, и Виктор Иванович влились в налоговую полицию не в год создания, а несколько позже, а вот судьбы у них сложились по-разному. Один закончил службу уже в ментовке генералом, купив себе диплом кандидата юридических наук, что в совокупности со связями позволило ему стать дипломатом и сейчас он сидит на жопе ровно где-то в Чехии или в Словакии, но толком не знает никто. А Виктор Иванович дослужился лишь до полковника, став несколько раз доктором наук по версии ВАКа РФ, профессором, академиком и т. д., и т. п. и живет себе на пенсии, ковыряясь в земле на даче, в интернете. Пописывает себе статейки, учебнички, читает лекции, заседает в диссоветах, ходит по банкетам с коллегами по диссертационному бизнесу, а в свободное от телевизора время – и по озерам, рекам и морям на своем паруснике. Любит автотуризм и здоровый образ жизни. Но об этом чуть позже, да и то, если не забуду.

– Коллеги, – начал свою речь сидя в кресле Юрий Михайлович, гостеприимный хозяин уютного гаража с новенькой ВАЗ-2109 бардового цвета, всегда чистенькой и ухоженной, с тонированными стеклами и новенькой резиной на колесах. – Предлагаю поднять наши стаканы за самого молодого из нашей пиздобратии…

Собутыльники радостно переглянулись и стали ухаживать друг за другом, разливая водку с пивом по посуде, одновременно накладывая закуску в свои разовые тарелки.

– Юрий Михайлович, не тяни! – подключился к тостующему Виктор Иванович. – Давай жахнем, а уж потом ты нас познакомишь с биографией Владимира Владимировича. Расскажешь нам о его работе, о его связях, о том, где он, с кем и когда… – Виктора Ивановича понесло. Он был блестящим оратором и хорошо чувствовал себя абсолютно в любой компании. Он мог после выпитой бутылки водки без особого труда, без конспектов прочитать лекцию, да так, что ни у кого даже и мысли не возникало, что лектор чертовски пьян.

Виктор Иванович был всегда и везде душой компании. Люди его и любили и ненавидели одновременно. Все отмечали у него недюжинные способности организатора, руководителя, ученого, писателя, спортсмена, водителя…. массовика-затейника. Говорят даже, что и с женщинами он был на высоте?! Но и не любили его всё те же и за всё то же, что в нем было. Парадокс?! Он был уникумом, каких не каждый из нас встречает в своей жизни.

– Михалыч, мы пить-то будем, или где? – подал громкий бас Владимир Михайлович, державший в правой руке полный граненый стакан с водкой, а в левой – початую пивную бутылку для всеобщей любимицы Фроси.

– Да видишь, Владимир Михайлович, тут некоторые академики меня перебивают, – начал было извиняться, или только делать вид, что извиняется, Юрий Михайлович. – Друзья, давайте обмоем новую ипостась Владимира Владимировича, который сегодня удачно влился в наш коллектив, и который, надеюсь, будет теперь с нами почаще встречаться! Ура!

Все дружно чокнулись и выпили, но сделали это по-разному. Виктор Иванович с Юрием Михайловичем выпили по-чуть-чуть из того, что было у них в стаканах, Владимир Владимирович лишь сымитировал, а Владимир Михайлович осушил стакан до дна, дав при этом Фросе допить пиво из её бутылочки. Закусывали все вяло, без энтузиазма.

В компании четырех офицеров никто не курил. Чудеса?

Когда на улице была полная темень и времени было уже почти 23.00 все четверо вышли на свежий воздух. Был легкий осенний ветер и только-только начались ночные заморозки. Владимир Михайлович попрощался с честной компанией и вместе с Фросей побрел домой. Идти ему было минут 15, т. к. Фрося должна была сделать ещё все свои дела.

А Владимир Владимирович, увидев стоявшую напротив гаража, под столбом высоковольтной линии электропередач новенькую Волгу, спросил Виктора Ивановича:

– Твоя ласточка? – он кивнул головой в сторону чистенькой Волги темно-зеленого цвета, ещё с целлофановой плёнкой на сиденьях.

– Да вот пригнали мне её из Горького, – как-то вяло ответил Виктор Иванович, – думаю что с ней теперь делать. Свою десятку я по пьянке разбил. Точнее, мне её разбили. На следующей неделе забираю её из ремонта. Буду продавать. А на чем ездить я теперь даже и не знаю?! – не лежит у меня душа к этому крокодилу, ох, не лежит!

– А она новая? – поинтересовался Владимир Владимирович.

– Муха не сидела, вчера пригнали, – ответил Виктор Иванович.

– Слушай, Вить, можешь открыть её?

– Легко, – Виктор Иванович достал ключи и открыл водительскую дверь. Сигнализации ещё не было. Из салона пахнуло заводским запахом, запахло новой машинкой.

– Так, ну-ка дай-ка мне ключи, – попросил Владимир Владимирович, садясь без спроса за руль. – А как она заводится? Вот так? – и сделав пол оборота большим ключом, вставленным в замок зажигания, он завел двигатель, предварительно поставив на нейтраль рычаг переключения скоростей.

Машина завелась с пол оборота. Движения Владимир Владимировича были отточены до мелочей. Профессионал, хоть и пьяный. Ехать он никуда не собирался, а лишь повключал-выключал передачи, пару раз погазовал, поиграл электроприборами, затем заглушил мотор и вышел из машины.

– Так, Виктор, открой-ка мне багажник, – попросил Владимир Владимирович, протягивая хозяину ключи от машины.

– Багажник гигантский. Хоть трупы перевози, – Виктор Иванович раскрыл багажник, который был абсолютно чистым, новеньким и большим. – Нравится?

– Очень! Давай меняться? – сразу же перешел к делу Владимир Владимирович. – Я тебе свой гараж, а ты мне свою Волгу. Идет?

– Какой гараж?

– Пошли, покажу, – сказал Владимир Владимирович и повел Виктора Ивановича к последнему большому гаражу, стоявшему через пять таких же больших гаражей, рядом с гаражом Юрия Михайловича. – Вот, смотри какой гараж.

Гараж был не обшит. В нем не было даже деревянного пола, зато в дальней части штабелями лежали новенькие автопокрышки. Штук 30, если не больше.

– Один в один? – только и спросил Виктор Иванович.

– Да, баш на баш, – ответил Владимир Владимирович.

– А резина? – спросил Виктор Иванович.

– А на хрена тебе резина? – вопросом на вопрос ответил Владимир Владимирович.

– А тебе она зачем, если у тебя и гаража не будет? Логично?

– А бабки за резину дашь?

– Я тебе машину нулевую даю, а ты бабки?!

– Ладно, забирай свой гараж. Давай ключи от моей машины, – сказал Владимир Владимирович, протягивая Виктору Ивановичу ключи от гаража.

– Нет, так дело не пойдет, – остановил соседа Виктор Иванович. – Надо всё оформить, как положено, по Закону.

– Да не бзди ты, всё будет по-чесноку! Не в первой! – Владимир Владимирович не шутил. – Во вторник будут у тебя документы, а сейчас можешь уже пользоваться гаражом и делать с ним что хочешь.

– Вовка, смотри у меня, не передумай! – Виктор Иванович обменялся с соседом ключами. – Документы на Волгу у меня дома.

– Да мне они сейчас без надобности. Во вторник только понадобятся. – Владимир Владимирович направился к Волге, собираясь на ней уехать к себе домой. Вдруг он остановился, словно вкопаный. – Бля@ь! А служебку куда?

– Поставь в мой гараж, – сказал Виктор Иванович. – Сейчас открою ворота, включу свет. Сам загонишь или мне доверишь?

– Какие ворота? Они же итак открыты? – не понял Владимир Владимирович.

– В мой старый гараж, – уточнил Виктор Иванович. – Новый мне будет нужен на выходных.

– А, ясно, – как-то нерешительно ответил Владимир Владимирович. – Давай сам, а я пока поеду домой, батьку обрадую его новой машиной.

– Так ты что, не себе берешь Волгу? – спросил Виктор Иванович. – А я думал, ты себе?!

– Да на х@й мне такой сарай? – пренебрежительно ответил Владимир Владимирович. Она и бензина-то жрёт немеренно. Благо есть талончики на служебку. Да, ты если куда на служебке поедешь, дай мне знать. И я её заберу у тебя в понедельник. Рано утром заберу, могу тебя в твою контору подкинуть, а во вторник оформим все документы. Ты пока собирай все свои документы. Хорошо, что машина не на номерах. Очень хорошо.

 

Дамочка из гаража

В субботу, часов в 9 утра, Виктор Иванович уже был в гараже. Примерно к 9.30 к нему подъехал мужичок на Газельке, в кузове которого лежали доски и всякая друга строительная хрень.

Когда успел договориться с одним из гаражников Виктор Иванович – одному Богу только известно?! Я же говорил уже, что Виктор Иванович был не пальцем деланный?! После пьянки, за ночь? В субботу? Да такого не только не бывает, такое даже в кино не увидишь. Однако, было, клянусь, было!

За субботу-воскресенье бригада из трех человек полностью обшила вагонкой гараж, настелила деревянный пол и построила комнату отдыха в торце гаража. Гараж был 12×4,5×3,5. Комнатка была, соответственно, 2,2×4,5×3,5 метра. Бригада даже успела провести электропроводку и сделать сундук-топчан, на котором Виктор Иванович в дальнейшем планировал проводить консультации и тестирования баб.

Всё было сделано за двое суток и 14 новеньких покрышек. Остальные оптом Виктор Иванович продал другому соседу.

В понедельник, в 7.00, Виктор Иванович выкатил из своего гаража служебную машину. В 7.15 он принял из рук соседа, «сдавшего» ему «работу», ключи от его нового гаража. В 7.25 пришел Владимир Владимирович, с которым они поехали на службу. Большую часть дороги ехали молча. Виктор Иванович чувствовал себя уставшим и разбитым от двух бессонных ночей, он субботу-воскресенье гонял шары на бильярде. За два дня и две ночи он наиграл, ВНИМАНИЕ!!! 15 000 долларов США. А Владимир Владимирович обмывал в семейном кругу новую машину отца.

На службе Виктор Иванович долго не задержался, а с сослуживцем, начальником другой кафедры, отправился на его машине на автомобильный рынок, где за 20 минут нашел и купил абсолютно новую десятку, экспортной комплектации (исполнения), цвета морской волны, за расчетные 10 000 долларов США. Машину сразу же поставил на номера и отдал на СТО для антикоррозийной обработки, для установки автосигнализации и противоугонки, музыки и фаркопа. Чехлы купил, но одевать не стал, поручив это всё электрику. Оставалось только затонировать стёкла, но это будет сделано во вторник-среду, после службы.

Наступила очередная пятница. Виктор Иванович вместо службы, занятий у него не было и под предлогом работы в библиотеке, решил день посвятить переезду из маленького гаража в большой. Он переносил в новый гараж инструменты, какие-то баночки, бутылочки, канистры, велосипеды и пр. хлам, который так или иначе есть в любом гараже. К вечеру антресоли были забиты до отказа. Гараж ломился от изобилия, но свободного места было много. А теперь самое удивительное! Виктор Иванович к пятнице успел купить новенький автоприцеп, на котором планировал перевозить стройматериалы для своей строящейся дачи.

В пятницу закончили делать металлические стеллажи из уголка в гараже. И в 21.00 Виктор Иванович, уставший и взмыленный от непрерывной работы, собирался зайти к соседу, к Юрию Михайловичу, как вдруг в ворота постучали.

– Добрый вечер, можно Вас на минуточку? – у ворот гаража стояла симпатичная шатенка лет тридцати пяти, стройная, элегантно одетая и на её ручках были новенькие рабочие перчатки.

– Добрый вечер, – ответно поздоровался Виктор Иванович, выйдя специально из своего нового гаража.

– Извините, пожалуйста, Вы не могли бы посмотреть мои жигули? – дама слегка кокетливо улыбнулась, а затем добавила, – Вон мой гараж. Тот, что с открытыми воротами, – и она показала рукой вглубь линии, где в 50 метрах стоял стандартный гараж с раскрытыми настежь воротами.

– Посмотреть? Это можно, – сказал Виктор Иванович и пошел следом за дамой к её гаражу. Сначала он шел за ней, внимательно разглядывая её со спины, затем с левого бока, а когда они дошли до ворот, то он опережал её метра на три-четыре, идя быстрым шагом.

– Семерка? – только и спросил у женщины Виктор Иванович, – Ясно, – добавил он, обходя кругом новенькую машину, стоявшую на приспущенных колесах под слоем пыли.

– Да, вот она, – разочарованно ответила дама.

Виктор Иванович постоял ещё возле машины секунд 5-7, после чего направился обратно к своему гаражу.

– Мужчина, мужчина! Куда же Вы? – не то крича, не то очень громко бросила удивленная дама. – Вы же обещали посмотреть?

– Так я и посмотрел, – с легкой улыбкой ответил Виктор Иванович и уже собирался было возобновить движение к своему гаражу, как вдруг передумал и просто спросил, – А в чём дело? Что Вы от меня хотите?

– Машина не заводится, я не знаю что мне делать, а спросить просто не у кого. Поздно, понимаете? – дама изображала такую несчастную женщину, что Виктор Иванович даже рассмеялся.

– А, в этом смысле?! – с нескрываемой иронией бросил Виктор Иванович и решительным шагом направился опять к своему гаражу.

– Так что, Вы не будете смотреть машину? – опять спросила женщина, увязавшаяся следом за мужчиной, вызывавшим у неё доверие. Почему вдруг? А черт его знает?!

– Вас как зовут? – на ходу поинтересовался Виктор Иванович и не дожидаясь ответа заметил, что его зовут Виктором.

– Татьяна, – кокетливо ответила дама, семеня за Виктором Ивановичем. – Виктор, красивое имя. Мужественное, победитель… А сколько у Вас детей? Как зовут Вашу жену?

– Танечка, а Вы случайно не из милиции? – Виктор Иванович безошибочно достал ножной автомобильный насос и небольшой ящик с инструментами. – Пошли к Вашей машине, – предложил Виктор Иванович и взглядом дал понять, что всё будет нормально. – Кто в Вашей семье ездит на бибике? – поинтересовался на ходу Виктор Иванович.

– Муж, – выпалила женщина, едва поспевая за быстрыми шагами Виктора Ивановича, который внешне выглядел неким увальнем, но в реальной жизни, делая длинные и редкие шаги, он не ходил, а просто летал. – Он сейчас в рейсе, в плавании, – добавила Татьяна.

– А дети Ваши водят машину? – поинтересовался Виктор Иванович.

– Нет, – ответила Татьяна.

– Нет детей или нет, не водят? – пошутил Виктор Иванович.

– Нет, не водит ещё дочка. Она маленькая, ей всего шесть лет.

– Понятненько, – только и буркнул, широко улыбаясь, Виктор Иванович.

Сев за руль и вставив ключ в замок зажигания, Виктор Иванович заметил, что ни одна из лампочек ни то, что не загорелась, но даже не подала проблески жизни. Не было питания. Аккумулятор либо был разряжен, либо с него была снята масса, т. е. он мог быть отключен.

Открыв капот, Виктор Иванович сразу обратил внимание на то, что клемма была просто скинута с аккумулятора.

Взяв пассатижи, быстро, словно заправский слесарь, Виктор Иванович начал обжимать болт, накручивая гайку, чтобы крепко-накрепко зафиксировать клемму. На всё про всё ушло ровно 2 минуты.

Он даже не стал ничего проверять или что-либо объяснять даме, внимательно следившей за его манипуляциями, а просто наклонился и стал откручивать колпачок у соска камеры, чтобы подсоединить насос и поднять давление в колесе. Сделав пару качков ногой, он попросил Татьяну продолжить качание колеса.

Уйдя в свой гараж, появился снова с гигантской по размеру и массе гайкой. Гайка служила ему роль якоря на его надувной лодке, когда он ездил на озёра Карелии за щукой и окунем.

Татьяна ещё накачивала первое колесо, когда вернулся с гайкой Виктор Иванович.

– Вот, Татьяна, – Виктор Иванович остановил женщину, пытавшуюся в высоких теплых сапогах в холодном гараже, в дорогом пальто накачать приспущенное колесо. – Сейчас Вы должны мне помочь. Я поменяю Вам деталь в Вашем карбюраторе, а Вы посмотрите сзади на огни, чтобы они не загорелись. Хорошо?

– Да, конечно, – с готовностью ответила Татьяна. – А колеса потом можно будет докачать? – и она даже вышла на холодный воздух из гаража.

Виктор Иванович открыл капот у машины, склонился на мотором, одевая маленький хомут на кожух для клеммы. Здоровенная гайка всё время была вне поля видимости Татьяны.

– Так, Татьяна, давайте-ка проверим. Вы садитесь за руль, берите ключи и пробуйте завести двигатель, – Виктора Ивановича распирало от смеха, но он с серьёзным лицом и деловым тоном давал ценные указания прекрасной даме.

– Да, хорошо, – с готовностью выполнить абсолютно всё и без раздумий, ответила Татьяна.

Через несколько секунд двигатель легко завелся с пол оборота. Татьяна вся сияла от счастья.

– Татьяна, я Вам оставляю Ваш жиклёр от Вашего карбюратора, а Вы купите такой же и мне отдадите. Договорились?

– Да, конечно! – с радостью воскликнула Татьяна. – И это всё? Теперь можно садиться и ехать? – торопливо спросила Татьяна.

– Нет, ехать пока нельзя, – ответил Виктор Иванович.

– Почему?

– Надо сперва прогреть двигатель, накачать колеса.

– А, ну да, ну да?! Я поняла! – Татьяна вдруг полезла в свою сумочку за кошельком. – Виктор, а сколько я Вам должна? – поинтересовалась дама.

– Ни сколько, только 64 поцелуя, – пошутил Виктор Иванович и принялся подкачивать колеса.

Татьяна была несколько смущена таким ответом. Она понимала, что мужчина шутит, но ей совершенно не хотелось выглядеть неблагодарной перед её спасителем, который починил машину за каких-то 10-15 минут.

Накачав колеса, Виктор Иванович пожелал Татьяне всего доброго и ушел к себе в гараж. Там он пребывал ещё минут 10, после чего переоделся, закрыл ворота направился к выходу из гаража, который был в 15 метрах от него.

Сторож прицепился к Татьяне и не выпускал женщину из гаражного кооператива.

– Нет пропуска, нет движения, – сторож был непреклонен.

– Но мне надо ехать. Я опаздываю, – нервничала Татьяна.

– Ничем не могу Вам помочь, – продолжал стоять на своём пожилой сторож.

– Николай Петрович! – подключился к разговору Виктор Иванович, – Надо выпустить даму. Не держи её. Давай, под мою ответственность, – сказал Виктор Иванович и сел к Татьяне на переднее пассажирское кресло.

– Ой, спасибо Вам большое, – искренне поблагодарила Татьяна своего спасителя. – И что бы я без Вас делала? – уже кокетливо спросила дама, внимательно следившая за дорогой.

– Вы в какую сторону едете?

– Я к родителям. А что? – удивилась Татьяна.

– Направо или налево? – спросил на выезде с дороги, примыкавшей к большому проспекту, Виктор Иванович. – В какую сторону? – решил уточнить вопрос Виктор Иванович.

– Простите, не поняла? – растерянно спросила Татьяна. – Что Вы имеете в виду? – с лёгким испугом спросила дама.

– Вы можете меня подвезти до универсама? Это Вам по пути? – спросил Виктор Иванович у напуганной чем-то дамы.

– Зачем? – еле выдавила из себя Татьяна, которая вдруг стала бояться своего пассажира.

– Живу я там, – ответил Виктор Иванович, не понимавший причины мозгового ступора Татьяны.

– Где, в универсаме? – удивилась Татьяна.

– Нет, не в универсаме, – ответил Виктор Иванович, а затем с улыбкой добавил, – в соседнем с ним доме.

– А, в этом смысле?! Я поняла, я поняла, – обрадовалась Татьяна. – Конечно подвезу, хоть прямо к Вашему подъезду. Так бы сразу и сказали?!

– А Вы любите сразу и быстро? Конкретно и однозначно? – спросил Виктор Иванович.

– Конечно! А зачем юлить, крутить? – Татьяна готовилась совершить левый поворот, чтобы заехать прямо во двор дома Виктора Ивановича.

– Татьяна, тогда остановите, пожалуйста, машину! Прямо здесь, прямо сейчас! – приказным тоном сказал Виктор Иванович. – Так, хорошо! Заглушите двигатель и поставьте на ручной тормоз. Включите аварийку.

– Так, да? – Татьяна беспрекословно выполнила все команды, после чего с удивлением спросила, – А зачем мы всё это делаем? Что Вы собираетесь дальше…?

– Буду целовать и обнимать дурочку? – решительно ответил Виктор Иванович и отстегнул от себя ремень безопасности.

– Какую? В каком смысле? – но дальше Татьяна ничего не могла спросить, её рот был зажат ртом Виктора Ивановича, целовавшего её страстно, крепко и сильно взасос.

Примерно через пять минут крепких поцелуев Виктор Иванович уже знал, что будет дальше, а Татьяна абсолютно забыла, куда ей надо было ехать.

По всей видимости, муж был уже прилично в своём дальнем рейсе, а других мужчин у Татьяны не было. Страсть, затмившая разум и полное отсутствие памяти, памяти о семье, о свекрови, которая тоже её ждала, всё ушло на задний план, кроме бури страстей и эмоций.

Мимо шел поток транспорта в обоих направлениях, пешеходы все были достаточно далеко и никто даже не мог себе представить, что вот так, запросто, можно заниматься сексом в российском автопроме.

 

Ленинград – город маленький

Виктор Александрович Макеев обзавёлся личным автомобилем лишь тогда, когда ему исполнилось 50 лет. До этого он прекрасно обходился служебными и машинами сослуживцев, а также друзей, родственников и подруг. Водить он начал одновременно со своей первой пятеркой, которую в рассрочку взял у сослуживца, с которым вместе играл в волейбол, настольный теннис и которого всячески продвигал по службе, т. к. он всё время был его негласным заместителем. Но об этом можно долго рассказывать, а вот то, что он, не имея машины, оказался на автомобильном рынке, где можно было купить абсолютно всё, и случайно встретился с Татьяной – вот это было просто чудо. Чудом было и то обстоятельство, что у Татьяны был сводный брат Виктор, который служил в ФСБ. А далее, следите, пожалуйста, за ходом моих мыслей, важно представить не просто родственную связь между братом и младшей сестрой, а степень или точнее качество духовной близости между ними и общей мамой. Отцы у них были разные.

Виктор Александрович сильно недолюбливал Михаила, Татьяниного мужа, который не баловал подарками ни его, ни племянницу, единственную дочь Макеева. Жили все в разных районах города и на родительской даче встречались не часто, т. к. у родителей Мишы был большой загородный дом в Кавголово.

– Татьяндель, привет! – обрадовался неожиданной встрече с сестрой Виктор. – А ты что здесь делаешь? Как тут оказалась, а?

– Ой, Витенька, солнышко моё, здравствуй! – обрадовалась неожиданной встрече Татьяна.

Обнимались и целовались так, словно не виделись целую вечность.

– Витюша, а ты не знаешь где можно купить жиклёр для моей машины? – Татьяна достала здоровенную гайку, которая сильно оттягивала своей массой маленькую хозяйственную сумку.

– Что это? – Виктор взял в руку гайку, весившую как хорошая гантель, покрутил её, повертел в руках, затем помог засунуть «жиклёр» обратно в сумку. – Давай, сестренка, рассказывай, только честно, что это у тебя за хрень?

– Вчера весь вечер была в гараже и возилась с машиной…

– С Мишкиной пятёркой? Так она же новая!? Чего с ней возиться? – удивился Макеев.

– Да, новая, только не пятерка, а семёрка, – уточнила Татьяна, – и она не заводилась у меня, а я собиралась на ней к родителям…

– То-то я не мог понять, почему ты не приехала?!

– Да, так получилось, что не смогла… – вдруг начала мямлить Татьяна, отводя взоры в сторону. – А ты как здесь оказался? – решила сменить тему разговора Татьяна.

– Так, давай рассказывай, что у тебя вчера вечером было? А? – Виктор Александрович взял сестру за руки под локти и чуть-чуть встряхнул. Он пристально посмотрел ей в глаза и сразу понял, что у Татьяны есть от него какая-то тайна. – С мужиком была, да?

– Да нет, что ты?! – неуверенно отпиралась сестра.

– Значит была. И кто он? Надеюсь не моряк – спички бряк?

– Слушай, а ведь я даже не знаю где он работает?!

– Так ты что, на улице его нашла?

– Почти.

– Так, Танчо, давай рассказывай, как дело было?! – Виктор взял под руку Татьяну и отвел её с прохода между рядами в сторону, ища глазами кафе или что-то вроде того, где можно было бы присесть и без лишних глаз спокойно поговорить.

К счастью небольшое, уютное кафе было совсем рядом, надо было лишь перейти дорогу через оживленный проспект, по которому взад-вперед сновали туда-сюда разные машины, троллейбусы и автобусы.

Когда братишка с сестренкой заканчивали кофепитие, а выпили они уже по три чашечки двойного эспрессо, Виктор знал все детали, все нюансы гаражной истории с её последствиями. Как мужчина он понимал Таниного соседа по гаражу, сестренка его была женщиной смазливой и эффектной. Но вот что-то ему подсказывало, что он этого трахальщика хорошо знает?!

Прошло какое-то время и Татьяна опять встретилась с Виктором Ивановичем, к которому её не просто тянуло, а которого она желала сильно-пресильно, так, словно это была первая любовь.

Виктор Иванович от секса с Татьяной не уходил. Он был и галантен, и внимателен, и даже пытался кроме секса чем-то ещё наполнить жизнь жены моряка.

Шутка с гайкой ему отозвалась звонкой пощёчиной, тирадой грубых слов и… буйным сексом в новом гараже. Милые бранятся – только тешатся!

Не прошло и десяти дней, как Макеев вычислил трахальщика Захарова. Теперь он смотрел на него с двойным чувством: чувством сострадания и чувством презрения. Он знал, что за сестру месть будет коварной и очень болезненной. В голове ещё не был готов конкретный план мести, но в целом это была широкомасштабная операция по всем фронтам.

Коварство заключалось и в том, что Галина – дочь Лобова, была чуть старше Татьяны. Она не была красавицей, но всеми женскими чарами обладала и, более того, Виктор Иванович с ней был не знаком. Задача сводилась к тому, чтобы их «спарить», а далее – подключить старика Лобова. А уж Николай Михайлович его размажет так, что мало не покажется.

И Макеев начал действовать.

* * *

Дорогой Читатель!

Ты прочитал ровно треть всего романа. Если тебе не нравится, не насилуй себя, пожалуйста!

Здесь и далее я многие фрагменты и куски, целые истории либо скомкал, либо вырезал всё к чёртовой матери… Я же автор?! А вот зачем и почему – об этом чуть ниже. Читай и всё поймешь!

* * *

Паровозом стал перспективный старший лейтенант Тарасов Юрий Борисович. Он усиленно работал над своей кандидатской диссертацией, семьи у него не было, как не было и своей квартиры, влиятельных, с ресурсом друзей и покровителей тоже. Он был один. Один, но умный и ещё очень и очень молодой.

Николай Михайлович предложил ему сделку. А как ещё это можно назвать, если в обмен на диссертацию Лобов прекращал блокирование диссертации Тарасова. Более того, он готов был даже помочь ему с защитой. В довершение ко всему, он знал людей, которые могли бы ему, практически даром, заметьте, даром (!), помочь в обмен на всякого рода пустяки со стороны Тарасова….

Задача оказалась не из легких. Тарасову надо было практически с нуля написать в трёхглавной структуре квалификационную, самостоятельную, оригинальную, высоконаучную и диссертабельную работу объёмом 150 – 170 стр. машинописного текста.

Вынужден пропустить неделю глубоких и тягостных раздумий, когда Тарасов мучился, сомневался в своих силах подобно строителю-молдаванину, которому предстояло в одиночку построить каменный трехэтажный особняк из белого кирпича там, где не было практически никаких условий для жизни.

Кстати, многие так и строят. И у кого-то даже получается.

Друзья мои, у Тарасова не просто получилось, получилось у Лобова защитить тот бред, который ему сляпало за полтора месяца «под ключ» молодое дарование.

Защита проходила в закрытом диссертационном совете. Никто, кроме Лобова, Макеева не знал о точной дате и месте защиты. Даже сам Тарасов. Более того, как только документы, а это примерно месяц спустя защиты, ушли в ВАК, в Москву, Лобов стал активно действовать по назначению Тарасова с трехкратным повышением в должности (речь шла о полковничьей, да-да, полковничьей (!) должности для Тарасова), точнее в звании…

О, Боже, как тяжело писать мне про то, в чем я не силен! Короче, старший лейтенант Тарасов служил в институте на капитанской должности и должен был через два месяца получить звание капитана, в срок. Лобов же пробил для него новое назначение – полковничью должность не где-нибудь, а в…

* * *

 

Кандидат юридических наук полковник Лобов Николай Михайлович

– Витя, скажи мне, пожалуйста, только честно, – пьяный Лобов уже третий час пытал своего друга запрещенными приемами в уютной забегаловке для шоферни, что была рядом с институтом, где проходила защита кандидатской диссертации. Институт был тоже ведомственным и из сослуживцев Лобова был лишь Виктор Александрович. Научный руководитель на защиту не приехал, а на банкет никто не пошел, когда узнали где он будет проходить. – Ну, скажи, как?

– Коля, не бери ты в голову! Всё нормально. Нормально, я тебе говорю, – Виктор Александрович одновременно хотел успокоить друга и убедить себя самого в том, чего и в помине не было.

– Витя, понимаешь, мне, это самое, значит, надо знать точно, а то, понимаешь, это самое, значит, будет не очень, если было не очень, – не унимался пьяный диссертант, точнее – вновь испеченный учёный. – Я, Витя, больше не могу…

– Но-но-но, – Макеев похлопал по плечу друга, который впервые в жизни всплакнул.

– Витя, я ведь это…

– Коль, да я всё понимаю, не переживай. Всё нормально, – Макеев продолжал поглаживать дружеское плечо и успокаивать закадычного друга. – Ты только никому не рассказывай, что сегодня защитился. Не надо, Коль. А я или они, – Макеев поднял вверх указательный палец и многозначительно прищурил правый глаз, – … никому никогда и ничего не расскажем! Поверь мне!

– Да?

– Клянусь! Могила.

На следующее утро Лобов звонил кадровику в Москву и ходатайствовал за старшего лейтенанта Тарасова о его переводе к новому месту службы.

* * *

– Так, товарищи! Начинаем работу нашего совета. Присутствуют на заседании девятнадцать из двадцати четырех членов совета. Кворум есть. Кто за то, чтобы начать заседание? Ставлю на голосование, – Председатель, он же – начальник института, он же – генерал-лейтенант Жульников, открыл заседание специализированного диссертационного совета.

Члены совета, все как один, словно по команде, подняли руки и быстро проголосовали «за». При этом каждый из них занимался своим делом и могло показаться, что никто не слушает и вообще не следит за происходящим, но это не так. Совет работал четко, слаженно и профессионально. Это была уже то ли трехсотая, то ли четырехсотая защита, конвейер по подготовке ученых работал как новенький часовой механизм.

– Единогласно, – быстро подвел итог голосования председатель. – На повестке заседания два вопроса: защита кандидатской диссертации подполковника Лобова Николая Михайловича и защита докторской диссертации Дулькиной Надежды Ефимовны. Есть вопросы? Нет! Ставлю на голосование. Единогласно.

Члены совета опять быстро проголосовали «за» предложенную повестку. Лобов сидел неподалеку от президиума – председателя, двух замов председателя, учёного секретаря совета.

– Для оглашения данных о соискателе слово предоставляется учёному секретарю, – продолжал вещать председатель.

– Товарищи, Николай Михайлович Лобов, коммунист, подполковник…. – секретарь быстро и четко рассказывал о Лобове, опираясь на данные листка по учету кадров. Никто из членов совета даже и не слушал. Все были заняты своими делами. И лишь когда секретарь озвучил тему диссертационного исследования Лобова, головы маститых ученых стали подниматься и, могло показаться, что прозвенел будильник или началась поклевка у рыбака…

– Товарищ секретарь, Вы закончили? – с места спросил председатель.

– Так точно, товарищ председатель, – ответил секретарь.

– Есть ли у кого-нибудь вопросы к секретарю или соискателю? – продолжал председатель. – Нет? Тогда слово для доклада предоставляется Лобову Николаю Михайловичу. Пожалуйста, 15 минут, не больше, – председатель показал Лобову рукой на место за трибуной.

У членов совета при беглом знакомстве с авторефератом, который они впервые увидели, случился шок. Мало того, что тема была, мягко говоря, идиотской, так ещё и содержание было составлено таким образом, что в каждом предложении присутствовали слова с корнем звон.

Пролистав бегло автореферат, члены совета стали вслушиваться в доклад соискателя.

– Таким образом, – хорошим голосом читал Лобов доклад, написанный ему старшим лейтенантом Тарасовым, – в ходе диссертационного исследования удалось установить, что длительность каждого, отдельно взятого звона…

– Тихо, товарищи, тихо! – призывал к порядку председатель, – Вы же мешаете докладчику! Сами себя задерживаете, впереди ещё одна защита.

– … подтверждается учением Фомы Аквинского, где говорится о том, что…, – Лобов читал с выражением. Изредка, отрываясь от текста, он, вскинув брови, бросал взгляды на председателя, членов совета, а затем, как ни в чем, ни бывало, продолжал нести очередную бредятину.

Где-то на галерке, т. е. подальше от председателя, сидели четверо заведующих кафедрами и то и дело громко ржали, иначе и назвать нельзя.

– Слушайте, какую ахинею мы слушаем, а? – не унимался Коровин. – Мне это напоминает обсуждение диссертации о нетрадиционном способе употребления спиртного…

– Каком-каком способе? – переспросил Ермошин, готовый рассмеяться ещё до начала рассказа.

– Защищалась диссертация на тему… – Коровин вдруг взорвался от смеха.

– Да ты рассказывай, не тяни, – подгонял улыбавшийся до ушей Денисов.

– Короче, в диссертации защищался новый способ употребления… через задний проход, – Коровин опять взорвался от смеха, только теперь смеялись все четверо. – Путем клизмирования…

– А если чихнешь или кашлянешь? – через смех задал вопрос профессор Бирюков. – Ерунда какая-то… – и рассмеялся во весь голос.

– Достоинство нового способа было в том, что не требовалась закуска, не было запаха изо рта, не было разницы между хорошей и дешевой водкой, да и водки требовалось в 4 раза меньше, – рассказывал сквозь смех и слезы Коровин.

– Слушайте, а как же пить на бродер шафт при таком способе? – спросил Бирюков и все четверо громко заржали.

– Товарищи, я прошу потише. Кому не понятно? Всем понятно? Ну, если невтерпеж, выйдите, пожалуйста, успокойтесь, – несколько плаксивым голосом просил председатель, впервые в своей практике потерявший контроль над членами совета.

Услышав последнюю фразу председателя, члены совета один за другим стали в спешном порядке покидать зал заседаний. Рядом с залом, по неписанным правилам, в соседней аудитории была «накрыта поляна» для членов совета, официальных оппонентов. Каждый мог зайти и выпить под хорошую закуску. Практика показывает, что в большинстве диссертационных советах пьют не только после защиты, но и до, а также во время защиты. Это – грубейшее нарушение требований ВАКа, но такова жизнь! Так было, есть и всегда будет!

– А это – тема моего докторского исследования, – громко смеясь, продолжал свою историю профессор Коровин.

Примерно через пять минут в аудиторию заглянул ученый секретарь и молча сам себе налил полный до краев стакан водки. Опрокинув залпом, он стал наливать второй. Члены совета сочувственно наблюдали за ним, т. к. практически каждый уже сделал то же самое.

После второго стакана секретарь достал из кармана кителя несколько мятые листочки, где были написаны вопросы, которые члены совета должны были задать диссертанту. Раздав все семь вопросов, секретарь заметил, что председатель просил всех вернуться, т. к. он один слушает доклад и никого из членов совета в зале не осталось. Мужики начали медленно и нехотя возвращаться на свои места.

Радовало лишь то обстоятельство, что все успели накатить и закусить. Следовательно, теперь до перерыва можно было как-то продержаться.

– На этом доклад закончен, благодарю за внимание, – Лобов оторвался от текста и взглянул на председателя.

– Так, Николай Михайлович, спасибо. Подождите, не уходите, сейчас Вам будут задавать вопросы, – Председатель посмотрел в зал, а затем спросил у Лобова, – Николай Михайлович, Вы как будете отвечать на вопросы, в каком режиме? В режиме вопрос-ответ или в накопительном?

– Да, – ответил Лобов.

– Понятно, вопрос-ответ, – Резюмировал председатель. – Товарищи, пожалуйста, задавайте вопросы. – Председатель посмотрел в зал, где ни одной поднятой вверх руки он не заметил. – Товарищи, активнее, пожалуйста, давайте!

Случилась маленькая накладка: ученый секретарь вопросы раздал, но было не ясно, в каком порядке их задавать?!

– Я прошу прощения, не пометил, кто какой вопрос задает, – виноватым голосом прошептал секретарь прямо на ухо председателю.

– Ничего страшного, – шепотом ответил председатель. – Товарищи, давайте задавайте вопросы в любом порядке, а Николай Михайлович будет их записывать с тем, чтобы потом на все вопросы сразу же и ответить. Пожалуйста.

Взметнулись вверх практически одновременно все семь рук профессуры. Каждый по очереди зачитал свой вопрос.

– Так, товарищи! Соискателю было задано семь вопросов. Достаточно?

– Товарищ председатель, можно я задам вопрос? – не унимался профессор Захаров.

– Виктор Иванович, давайте в другой раз! – председатель слова Захарову не дал. – Итак, подведем черту. Было задано семь вопросов. Николай Михайлович, пожалуйста, в любом порядке ответьте на вопросы.

Кроме Захарова ещё восемь профессоров настойчиво тянули руки, но и им задать вопрос не дали.

Николай Михайлович лихо зачитал ответы на вопросы из зала. Ответы были из той же серии, что и сами вопросы – «Нарочно не придумаешь».

– Николай Михайлович, всё? – спросил председатель у Лобова. – Спасибо. Присаживайтесь, пожалуйста. Слово предоставляется научному руководителю…

– А его нет, – полушепотом произнес ученый секретарь.

– Ну, и ладно. Тогда слово предоставляется учёному секретарю для оглашения отзывов официальной организации и отзывов, поступивших в совет на автореферат.

Вся защита длилась ровно тридцать девять минут.

Затем был пятнадцатиминутный перерыв. Пили все молча. Даже председатель забыл поздравить Лобова с успешной защитой, голосование было единогласным.

 

Вход в совет

Друзья мои! У меня нашли рак. Рак третьей стадии. Жить мне осталось совсем недолго. Именно поэтому данная глава будет предложена с нарушением хронологии событий романа, да и вообще современного жанра. Но, дорогой читатель, не огорчайся. Ведь сегодня ещё никто на Земле точно не знает ни сколько стадий у онкологии, ни какова смертность? Да и у многих писателей, которые пишут бессистемно, по принципу «Аля-улю» такие приемчики не то, что встречаются, но и более того, им не стыдно публиковать свои неоконченные произведения.

Лобов сидел в маленькой комнатке на 4-ом этаже, где кроме здоровенного окна, гигантского размера шкафа и маленького письменного стола и трех старых стульев ничего и не было. Не было-то не было, но на столе то появлялись, то вдруг чудесным образом куда-то исчезали толстенные папки, бумаги, коробки с конфетами, баночки с кофе и бутылки. Бутылок было много премного. На краю стола стоял электрический чайник и две старые чашки, из которых Николай Михайлович то и дело попивал чаёк.

На хлипкой двери в комнату висела табличка с надписью:

Секретарь диссертационного совета

Заслуженный юрист России, профессор

Лобов Николай Михайлович

Упоминание о том, что Лобов был кандидатом юридических наук Николай Михайлович, мягко говоря, проигнорировал. Он был единственным из 26 членов диссертационного совета холодным профессором. Правда, были и без учёного звания – двое, были и доценты – четверо, но, во-первых, они все были моложе Лобова как минимум в два-три раза, а во-вторых, все были докторами наук. Очевидно, пройдет год-два и каждый из них подрастет в ученом звании. Но не Лобов.

От ученого секретаря диссертационного совета зависит судьба исхода абсолютно каждого соискателя учёной степени, т. к. он формирует и он же отправляет диссертационное дело в ВАК РФ. А теперь по порядку.

Позвонили как-то Вячеславу Михайловичу, председателю диссертационного совета, из Москвы. Позвонил старинный приятель, с которым они вместе отдыхали в Дагомысе и с которым дружили семьями много-много лет.

– Слава, приветствую тебя! – раздался в стационарном телефоне несколько далекий, но приятный баритон. Звонок был из Москвы и качество связи оставляло желать лучшего.

– Игорь, ты что ли? – обрадовался Вячеслав Михайлович неожиданному звонку друга из столицы. – Сколько лет, сколько зим?! Почему не звонишь? Совсем заматерел, забурел, брат?!

– Славик, я конечно не святой, но и ты, подлец этакий, бываешь в Москве и не заходишь, – пытался отшутиться Игорь Михайлович. – Ты, разумеется, прав, но и лев немного?!

Шутке обрадовались оба, смеялись секунд 20. Затем Игорь Михайлович перешел к делу.

– Славочка, миленький, выручай, брат!!! Мне надо защитить одного нужного мне человека, а в Москве я его защитить не могу. Помоги, пожалуйста!

– Игорь, для тебя – всё, что угодно! – Вячеслав Михайлович говорил искренне и был рад тому, что он, простой декан, простой председатель диссовета был нужен председателю экспертного совета ВАКа РФ, академику…

– Слава, слушай меня внимательно. Бери билет на поезд и дуй ко мне. Я тебя сведу с заказчиком. Заодно посмотришь мою новую квартиру. Мы с Нинулей только-только закончили ремонт и уже второй месяц там живем. Остановишься у нас, места хватит. Давай.

– Игорь Михайлович, я бы рад, но мне не вырваться. А если я к тебе мальчика пришлю? Ты не против?

– Что за мальчик?

– Да мой ученый секретарь диссовета. Михалыч, генерал. Ты же его видел пару раз. Лады? – и Вячеслав Михайлович как бы машинально покрутил головой по сторонам, посмотрел, нет ли лишних ушей в кабинете?!

– Нет, Слава, этого твоего педераста ко мне присылать не надо. Мне, знаешь, хватило прошлого раза, когда он… – договорить Игорь Михайлович не успел, т. к. к нему в кабинет кто-то зашел и было слышно в трубку, как он кому-то давал какие-то служебные поручения. – Славик, извини. Тут ко мне всё время заходят, дергают. Работать не дают. Дурдом!

– Да я понимаю. Игорек, а если Лобов подъедет и только заберет документы, а задачу я ему и сам поставлю?

– Хорошо, но только скажи ему, что надо не ко мне, а к Тряпкину, к моему помощнику. Я сегодня же ему всё передам. Да, Слава, учти, заказ срочный!

– По двойному тарифу? – пошутил Вячеслав Михайлович.

– По тройному. Я не шучу. Деньги будет платить сам заказчик. Мой откат с него – половина. Понимаешь? У него деньги есть. Но мне не по чину, да и статус не позволяет, обещал другу помочь… – оправдывался Игорь Михайлович.

– А он сам-то будет на защите или актер за него? – поинтересовался Вячеслав Михайлович.

– Боюсь, что как в прошлый раз. Случай не простой. Ладно, Слава, мне надо ещё кое-что поделать, давай потом, – Игорь Михайлович хотел уже вешать трубку, но вдруг вспомнил и продолжил, – Слава, слава, послушай, чуть не забыл. Пусть этот твой педераст возьмет у Тряпкина предоплату, 50 %, а ты мне половину завезешь на следующей неделе. Договорились?

– Игорь Михайлович, без проблем, – успокоил московского кореша Вячеслав Михайлович.

– Слава, а кто напишет, кто всё под ключ сделает у тебя есть? – спросил Игорь Михайлович и сам же дал на него ответ, – Виктор Иванович? Опять, как всегда?

– Ну, разумеется! Кто же ещё, как ни он?! Надо же быстро и качественно…

– Добро!

– А как погода в столице? – поинтересовался в конце разговора Вячеслав Михайлович.

– Дождь, ха-ха-ха, – засмеялся Игорь Михайлович, – к деньгам, ха-ха-ха.

На веселой ноте и закончили телефонный разговор.

Постучав в дверь комнаты ученого секретаря Лобова, скорее для формальности, чем из вежливости и для приличия, Вячеслав Михайлович зашел к Николаю Михайловичу, который был занят тем, что с одной папки перекладывал в другую папку свои бумаги.

– Николай Михайлович, добрый вечер, – Вячеслав Михайлович пожал руку Лобову и без приглашения присел на стул, на плечиках которого висел пиджак от костюма тройки Николая Михайловича.

– Добрый вечер, Вячеслав Михайлович, – генерал был даже рад неожиданному визиту председателя, у которого он собирался подписать несколько бумаг. Их кабинеты располагались на разных этажах и в противоположных концах здания.

– Николай Михайлович, звонили из Москвы. Вам надо срочно быть в ВАКе. Тряпкина помните? – поинтересовался Вячеслав Михайлович.

– Да, разумеется.

– Завтра уточните время и место встречи с Алексеем Ивановичем и заберете у него пакет документов и деньги в конверте.

– Опять заказ? – Лобов интуитивно смекнул что к чему.

– Точно не ясно, но, думаю, всё идет к тому, что надо будет поработать, – несколько неуверенно ответил председатель. Он уже пытался определить сумму, которую надо было поделить между Москвой и СПб.

– А что, если поеду не я, а, это самое, значит, Виктор Иванович? – поинтересовался Лобов.

– Его не надо дергать, вопрос конфиденциальный. И он ещё понадобится, но чуть позже, – уже уверенным тоном заметил Вячеслав Михайлович.

– А, это самое, значит, я могу, ну, сказать Виктору Ивановичу, что, мол, значит, ну, то есть, короче…, – начал блеять Николай Михайлович, почувствовавший прилив сил от шальных денег, которые должны были придти к генералу Лобову из ниоткуда.

Как снег среди ясного неба была информация от председателя диссовета о срочном заказе. Теперь Николай Михайлович начал усиленно считать расходы и график платежей. Еще не был точно известен заказчик, а Николай Михайлович уже знал сколько, когда и на что он потратит свои деньги.

Только одно знакомство с Николаем Михайловичем предполагало как минимум 300 баксов, и это были ещё божеские расценки. Николай Михайлович не только собирал документы по соискателю, но он же и оповещал всех членов диссертационного совета о дате и времени проведения защиты, он, обзванивая каждого члена диссовета, выдавал дополнительную информацию, которая в большинстве случаев была полезной и ценной. Николай Михайлович делал официальную рассылку диссертации, авторефератов. Именно ученый секретарь собирал отзывы на автореферат и на диссертацию. А акты внедрения? Тоже секретарь. Да и перед отправкой готового диссертационного дела в Москву Лобов вместе с председателем смотрели и вычитывали каждую фразу, каждую запятую.

У секретаря в помощниках был помощник – технический секретарь. Технический секретарь и делал вместо ученого секретаря диссовета всю работу, но он не был на виду. Более того, ни в одном из документов ВАКа не возможно найти даже упоминания такой должности. Однако она всегда была, есть и будет. А вот стенографистку все знают и все видят на каждом из заседаний диссовета. И платят бедные соискатели всем, но по таксе. Такса есть практически у каждого в этом «бизнесе», и только у Москвы нет никаких рамок и пределов. На Москву, на таинственного Николаича или всесильного Михалыча собирают объемистые конверты с рублями, с валютой… И всегда это делается исключительно во благо соискателя ученой степени, во благо дальнейшей работы диссовета и т. д., и т. п.

Говорить о круговой поруке здесь можно не в прямом, а лишь в косвенном плане. Из Москвы деньги в конвертах никогда не идут. Люди там умные, хапучие, работают исключительно в режиме «сухой губки», т. е. они знают лишь как брать, как отнимать, как отжимать, как напрягать… Быть москвичом очень и очень непросто. Зато инвестиции в московский статус окупаются быстро, с лихвой. Статистика возвращения из Москвы на малую родину сродни той, где эмигранты из России в США, например, не прижившись, не найдя себя там или просто разочаровавшись в нравах, обычаях и реалиях американского образа жизни, американской мечты, вернулись туда, откуда без оглядки уезжали за новым счастьем в поисках лучшей жизни.

Правда, встречаются ещё коренные москвичи, уезжающие на ПМЖ в российскую или, например, Кипрскую глубинку, но таких единицы и о них показывают на экранах ТВ.

Читателю наверняка будет интересно узнать, что каждый из членов диссовета так или иначе платил (или за него платили, или если и не деньгами, то расплачиваться приходилось чем-то значимым, материальным) за вход в совет, т. е. за право защиты в конкретном диссовете при конкретном ВУЗе.

А ещё диссертанты платят за так называемое ускорение очереди, т. е. соискателю ученой степени говорят, что есть график защит, и Вы, мол, можете при благоприятном стечение обстоятельств (!) рассчитывать лишь на следующий квартал, но другого, следующего года или даже через год. И гарантий, мол, никаких, т. к. всё может быть… А что может быть? Да всё, что угодно. Могут совет закрыть, может руководство поменяться, могут правила защиты измениться (требования к диссоветам, к диссертациям, к членам советов, к оппонентам, к ведущей организации, к соискателям ученой степени, наконец. И т. д., и т. п.). И в 99 % случаев соискатель ломается. И торг здесь неуместен. Более того, начинаешь понижать сумму поборов, размер взятки, так тебе ужесточают сроки, поднимают тарифы или даже просто отказывают. О, как!? А соискатель ничего не может понять, писал, работал, корпел, старался, от всего отказывался и друг?! Почему? Совсем всё плохо? Такой тупой?

Эти вопросы многих потом мучают годы, иногда и оставшуюся жизнь.

А почему одни в жизни становятся докторами, а другие так и довольствуются кандидатской степенью? Или, например, почему одни защищаются, а другие нет? Мне, простому сантехнику, кажется, что здесь уместна аналогия с вопросом любви и секса. Мне кажется, что мужики трахают в большинстве случаев не только тех, кого они хотят, а тех, кто прежде всего даёт. Да и женщины в большинстве случаев «левые» связи стараются использовать не столько для удовлетворения своей похоти, а для повышения планки самооценки, для удовлетворения своих материальных потребностей, для извлечения материальной выгоды. Просто так, для удовлетворения женского любопытства сегодня никто не станет на трезвую голову и в здравом уме раздвигать ноги. Но всякие ведь бывают в жизни обстоятельства?!

 

Щаас, волосы назад…

Виктор Иванович наивно полагал, что если ему кто-либо из учёных улыбается и оказывает всяческие знаки внимания, если ему прилюдно поют дифирамбы и восхваляют его неординарные способности, восхищаются успехами и т. д., то это уже если и не друзья, то хорошие приятели и доброжелатели. И на рост крупный, в прошлом известный в спортивных кругах красавец, видный и уверенный в себе настоящий мужчина… внимание до поры, до времени не обращал. А зря. И да простят меня все низкорослые, но среди высокорослых подлецов и подонков в разы меньше, чем среди «малышей». И это – факт, месье Дюк! Да, да, именно так обстоят дела не только в России, но и во всем мире.

Маленькие люди изначально, от природы уже ущербны. Они завидуют высоким, они просто писают кипятком от того, что вынуждены вставать на цыпочки в мужском туалете, чтобы полноценно справить малую нужду, они, если это не стервецы, а стервочки, ходят на лабутенах, на таких здоровенных каблуках, что дурно становится от одной только мысли, что можно ради красоты, ха-ха, целый день проковылять на ходулях.

Мелкие не любят высоких и дружбы между ними в принципе никогда не было, нет и быть не может. Априори.

Наполеоновские комплексы и амбиции Геракла преследуют мелочь повсюду.

А теперь о хорошем. Если ты не лилипут, а просто метр с кепкой, то ты – счастливчик. Скорее всего, ты после школы станешь каким-нибудь начальником, чинушей, ученым. Ты будешь стройным, подтянутым и аккуратненьким. У тебя будет прямая спинка, красивая осанка, ты будешь всегда одет с иголочки. Любая машина тебе будет казаться джипом или чем-то гигантским. В любой должности у тебя будут перспективы. Ты будешь много читать, будешь заниматься физкультурой, фитнесом и будешь жить дольше здоровяков-дебилов.

И последнее, о росте. В энциклопедии, в википедии, да где угодно… говорится, что рост челове́ка или длина́ те́ла челове́ка – расстояние от верхушечной точки головы до плоскости стоп. В антропологии рост является одним из общих антропометрических признаков. Входит в список показателей физического развития человека.

На рост человека, в числе прочего, влияют экологические факторы, наследственность от родителей, наследственные болезни, возраст, пол. В большинстве случаев (обычно) на рост влияет среда проживания и место проживания, так, к примеру, средний рост китайцев-горожан – 165 см (у мужчин) и 155 см (у женщин), а средний рост голландцев – 184 см и 170 см соответственно.

Средний рост мужчин в России составляет 174 см, женщин – 163 см. Но если спросить представителей мужского рода ростом выше 190 см, то они, например, уверенно заметят, что маленький рост для взрослых мужчин – это до 170 см, средний рост – 170 – 184 см, и от 185 см и выше – это всё высокий рост. У женщин они скажут, всё тоже самое, только на 12 см ниже.

Можно обсуждать, спорить с пеной у рта, доказывать, что 169 см – это мужчина среднего роста, но всё это будет выглядеть неубедительно и несколько комично.

Николай Михайлович был, как уже отмечалось в начале повествования, спортивного телосложения, с прямой осанкой и «президентским ростом – 166 см. А его протеже по диссовету – 185 см и весом далеко за сотню. Если Николай Михайлович ежедневно бегал, плавал, ходил на лыжах, то Виктор Иванович был просто бугаём, у которого были широченные от природы и спорта в молодости плечи, боковые жировые складочки-мешки и живот. Ходили оба офицера по-разному. Генерал передвигался мелкими шажками, несколько по-кошачьи, всегда быстро и бесшумно, а профессор-гора ступал тяжело, основательно. Один носил ботиночки 38 размера, а другому только-только впору был 46-ой растоптанный. Шея у Виктора Ивановича была 59 см, бицепс 54 см, талия 135 см., а грудная клетка – 168 см в обхвате по соскам. О, как?! И постоянно добрый, открытый взгляд. Да и стриглись они всегда по-разному. Николай Михайлович брился перед сном, прическу носил согласно Уставу, постоянно подравнивая и прилизывая остатки былой шевелюры. А профессор то и дело впадал в крайности: то побреется наголо, то отрастит за пару месяцев копну густых волос, на что ему постоянно выговаривали генерал с начальником учебного отдела за неопрятный внешний вид. Виктор Иванович то ходил с усами до начала груди, какие носят на Западной Украине, то без усов. Его седые и, наверное, тёмные в молодости, волосы и степенный внешний вид добавляли 5, а то и 10 лет к его 38 годам с хвостичком. Да, а зачем же я об этом так долго пишу?

А рассказываю всё это я потому, что заместитель председателя диссертационного совета, тоже бывший разведчик, генерал-майор в отставке Алексей Николаевич – вёл 70 % всех заседаний диссовета. С Вячеславом Михайловичем Алексей Николаевич был исключительно в служебных, деловых отношениях, а вот с Лобовым они скорешились в одночасье. Они просто спелись. Именно они формировали мнение диссовета, вместе плели интриги, вместе брали деньги (брали-то они брали, но втихаря и ни с кем никогда не делились), вместе числились на одной кафедре, да и жили в соседних домах. Николай Михайлович получил свою трешку от ФСБ, а Алексей Николаевич – от СВР (Служба внешней разведки).

Профессор, доктор юридических наук, генерал Далшфдалтбат Ули-Закантдыбекович Фейдюльпельдюзов, он же – Алексей Николаевич, был ровно на целую голову ниже Лобова и весил не более 35 кг, да и то, наверное, с мокрым веником. Родом он был с Таджикистана или Узбекистана. Никто толком и не знал откуда он был родом, т. к. это всё была закрытая информация. Абсолютно все, даже сослуживцы, называли генерала Алексеем Николаевичем. И если фамилию ещё хоть как-то можно было произнести и выучить (обычно с раза пятого-седьмого), то имя и фамилию произнести без ошибок физически было невозможно.

Обе дочери Алексея Николаевича – младшая Дилноза, старшая – Дилфуза, были уже кандидатами юридических наук и внешне были похожи на большие распустившиеся розы. Миниатюрненькие фигурки, плоские лица и непропорционально большие головы. Наверное, не стоило писать и даже хоть как-то намекать на то, что профессор человек-гора Виктор Иванович уже через месяц знакомства с дочерями каждую из них отметил, да и не по одному разику. Он встречался с ними по очереди, но любил так сильно и так ненасытно жаждал с каждой из девушек встречи, что обе дамочки практически сразу же понесли от него. Официально у каждой из них были мужья из числа подчиненных Алексея Николаевича, из СВР. Оба зятя мечтали сделать карьеру через тестя и через его дочерей. Однако Дилноза была бездетной в браке (до встречи с Виктором Ивановичем) более пяти лет, а у Дилфузы к моменту знакомства с профессором брак вообще висел на волоске, и только беременность сначала отсрочила, а затем и просто укрепила казалось бы хрупкий брак с карьеристом.

Виктор Иванович был вхож в генеральскую семью. И Алексей Николаевич почти догадывался, что профессор мог активно общаться с обеими дочерями, но повлиять на это или исправить ситуацию он почему-то не мог или просто не хотел. Да и дочери не желали даже слушать отца, который то и дело начинал зудеть, читать нотации по поводу семейно-брачных уз, супружеской верности и т. д. Более того, однажды Алексей Иванович, приехав на фамильную дачу (в Ленинграде Далшфдалтбат Ули-Закантдыбекович Фейдюльпельдюзов стал служить с 1968 года, когда был переведен из города Хабаровска), застал оргии Дилфузы с профессором, который если бы не Алексей Иванович, мог бы запросто затрахать досмерти красавицу Дилфузу. Разговор у Алексея Николаевича с наскоро одетым профессором состоялся на повышенных тонах на веранде здоровенной дачи, а в комнате, почти без сознания и без малейших сил от многочисленного оргазма, пластом лежала обнаженная Дилфуза.

Алексей Николаевич, не давая Виктору Ивановичу времени на сборы с мыслями, на одевание, перешел в наступление.

– Ты что творишь? А? – кричал генерал на героя-любовника. – Что ты с ней делал, а? – продолжал истерить Алексей Николаевич.

– Да ничего особенного, трахал, – слегка смутившись, отвечал Виктор Иванович.

– Что? Трахал? – негодовал генерал, – А меня ты об этом спросил, урод? – генерал бегал по веранде взад-вперед, размахивая руками, словно мельница, вошедшая в разнос от штормового ветра.

– Алексей Иванович, да Вы не переживайте, – успокаивал Виктор Иванович, – я же не первый раз это делаю с Дузочкой.

– С кем? С кем ты сказал, урод? – почти фальцетом взвизгнул Алексей Николаевич и вдруг разом замолчал. Ножки-прутики старика подкосились и он бледный плюхнулся в кожаное кресло. Смуглое лицо стало приобретать белый оттенок. Глаза закатились, видно было, что дедуля теряет сознание.

Виктор Иванович не долго думая, откуда-то принес водку, быстро вскрыл поллитровку, и прямо из горлышка стал вливать генералу охлажденную жидкость. Генерал машинально пил. Жадными глотками он осушил две трети бутылки, и о, чудо!? Ожил, птенчик, ожил. Двумя руками взяв в руки бутылку, он пристально посмотрел на неё, а затем маленькими глотками, то и дело пуская во внутрь бутылки слюни, осушил сосуд до дна.

– Молодец, Алексей Николаевич! – только и молвил удивленный Виктор Иванович.

– Так, ладно, давай всё обсудим с тобой по-мужски. Готов? – Алексей Николаевич поудобнее расположился в кожаном кресле и поставил пустую бутылку на пол. – Ты попроси, дочку, чтобы она закуску нам сообразила и, вот что, неси-ка ещё водочки. Давай.

– Слушаюсь, Алексей Николаевич, – быстро отреагировал Виктор Иванович и скрылся за дверью.

Наступила легкая тишина. Стены были добротными, как и сами двери, дача-то была непростая, генеральская, построенная не абы-кабы, а нормально, из хороших, дорогих материалов.

Дилфуза продолжала находиться в отключке. Если бы генерал приехал на час раньше, то всё равно дочь его уже была затрахана в усмерть. Виктор Иванович, несмотря на свою тучность, был настоящей секс-машиной. Он был профессионалом своего дела, которое он не просто знал, но и страстно любил. Виктор Иванович не знал меры, он трахал всегда так, словно завтра в поход и это – в последний раз. Именно потому бабы от него не просто балдели, а сходили с ума. Их тянуло на него так, словно пчел на мед. Никакие тормоза не действовали, все женщины слетали с катушек и думали только одним местом, передком. Устоять было просто невозможно. Хотите верьте, хотите нет, ваше право…

Через полчаса на веранду вышла Дилфуза. Она была вся в засосах, с растрепанными волосами. Видок у нее был такой, словно по ней прошелся трактор. Почти не раздумывая, Дилфуза села на колено к Виктору Ивановичу, который рядом с ней казался Гуливером.

– Так вот, значит, дорогой мой Виктор Иванович, – спокойно, не торопясь продолжал генерал, – за всё надо платить.

– Согласен, – вставил профессор.

– Все платят и ты заплатишь, – Алексей Иванович мельком бросил взгляд на дочь и вдруг с ужасом понял, что только сейчас, здесь его любимица познала женское счастье. Сам он не отличался мужской силой, хотя и был отцом обеих дочерей. Но вывод он сделал, увы, правильный.

– Согласен, – опять вставил Виктор Иванович.

– Ты напишешь под ключ нашей Дилфузе докторскую. Понял, да? – генерал посмотрел на профессора так, словно он был не доктором, не профессором, не генералом, а каким-то сицилийским мафиози.

– Да нет вопросов, Алексей Николаевич, сделаем. Не переживайте, – попытался успокоить бедного отца, заставшего их врасплох.

– А я буду переживать, т. к. сроку тебе ровно год. Ты понял?

– Да я за полгода сделаю, не переживайте, – попытался успокоить Виктор Иванович старика.

– А ты что же, Витек, решил, что тебе надо написать только одну диссертацию? – с некоторой усмешкой спросил Алексей Нитколаевич, – нет, дружочек, две. Две диссертации, Дилфузе и Дилнозе. Ты же её тоже жаришь?

– Да? – только и смог спросить бедный ловелас.

– Да! А ты как думал?

– Ясно, – с глубоким вздохом и некоторым разочарованием ответил Виктор Иванович. – Две так две. Сделаем. Не беспокойтесь, Алексей Николаевич.

– Ну, так давайте-ка выпьем, ребятки, за успех нашего предприятия?! – Алексей Николаевич взглядом пригласил профессора открыть бутылку и разлить водочку всем троим.

 

Интрига или мелкая пакость с большой перспективой

– Алексей Иванович, можно? – Николай Михайлович громко постучал в дверь кабинета Фейдюльпельдюзова и, не дожидаясь ответа, решительно зашел.

– А, это ты, Николай Михайлович? – обрадовался старикан тщедушной наружности, ходячая память Бухенвальда. Худенькие ручки, сутулые плечики малюсенькой фигурки и большой череп с приплюснутым лицом, стильные, в золотой оправе очки… – всё это никак не увязывалось с образом, пусть даже теперь бывшего, генерала СВР.

– Я, это самое, значит, сижу и думаю, а как там, значит, мой товарищ, это самое, ха-ха? – Николай Михайлович изобразил веселую улыбку, от которой повеяло таким могильным холодом, что Алексей Иванович чуть даже не сжался в комок на своём кожаном кресле.

– Николай Михайлович, ты не тяни, что нужно? – только и буркнул Алексей Иванович.

– Да я, это самое, значит, хотел спросить тебя, – тянул кота за хвост, не решаясь перейти к сути хитрован Лобов, – ты, дорогой мой человек, ничего, это самое, значит, не слышал о наших москвичах? – наконец выдавил из себя Лобов, играя мохнатыми бровями, то и дело не то улыбаясь, не то гримасничая.

– Что именно?

– Да я всё, значит, о нашем кормильце, о, значит, благодетеле нашем, Игоре Михайловиче, – Лобов внимательно следил за реакцией заместителя председателя диссертационного совета.

Николаю Михайловичу, как и многим другим членам диссовета хорошо были известны многие шашни Виктора Ивановича, особенно с Дилнозой и Дилфузой, которые совсем недавно защитились в их совете. Обе кормящие мамочки защищались с интервалом в две недели и защиты выглядели как самый неприкрытый фарс. Кирпичи были добротными, доклады были интересными, но ни одна, ни другая не владели ни темой, ни даже сутью диссертаций, которые, как ни странно, отличались и по структуре, и по тематике.

Виктор Иванович свои обещания выполнил на отлично, но продолжал висеть на крючке не только Фейдюльпельдюзова, но и ещё ряда осчастливленных им уважаемых людей. Кабель хренов!

Николай Иванович даже в свои годы был всегда готов к леваку, но без каких-либо обязательств. Нет, обещать, конечно, он мог, и, кстати, он всегда что-то, но обещал, но вот исполнять – это совсем другое.

Лобов был на все сто процентов уверен, что мог бы чпокнуть любую из дочерей Фейдюльпельдюзова, если бы был случай, и что не менее важно – если бы они ему дали?!

– Надо, это самое, значит, нашего Виктора Ивановича отправить в Москву, – наконец перешел к делу Николай Михайлович. – Я, это самое, значит, разговаривал сегодня с председателем нашего, значит, совета, и, это самое, значит, Вячеслав Михайлович, вот, значит, сказал, что, мол, надо, это самое, значит…

Лобов мямлил, тянул резину, пытался что-то сказать Фейдюльпельдюзову, который, надо отдать должное его такту и терпению, слушал не перебивая великана-Лобова на фоне Алексея Ивановича. Прошло минут 5, а может и того больше, когда Николай Михайлович кое-как донес свою мысль о том, что Виктор Иванович должен съездить в столицу для встречи с Тряпкиным и, получив заказ, привезти документы. Лобова интересовали только деньги и то, как и в какой подаче, форме будет доведено указание Вячеслава Михайловича до профессора. От этого зависело сможет ли Николай Михайлович на ровном месте нагнуть Виктора Ивановича или нет. Именно поэтому он хотел, просто жаждал теперь, чтобы Фейдюльпельдюзов довел до профессора информацию, а Лобов, непосредственный начальник Виктора Ивановича по службе, мол ничего не знающий и впервые слышащий об этом, пойдет профессору навстречу, сделает одобрение….

Фейдюльпельдюзов давно раскусил Николая Михайловича, всё же-таки были с одной системы, одного поля ягодки, но виду не подал. Ему от Виктора Ивановича всё время что-то было надо, хотя дочери благополучно защитились и профессор свои обещания исполнил сполна. У Алексея Ивановича было ощущение, что профессор то и дело встречается с его ягодками и по-прежнему потрахивает их, но делает он это более осторожно, да и дочери научились скрывать всё до мелочей от своего папули.

 

Красная стрела – цель у меня одна

Виктор Иванович играл в быстрые шахматы перед первой парой с одним из преподавателей другой кафедры, когда раздался звонок по прямому телефону.

– У аппарата, – ответил на звонок приятный баритон Виктора Ивановича.

– Виктор Иванович, зайдите. Важный разговор, – Николай Михайлович говорил так, словно только что началась война.

– Слушаюсь, Николай Михайлович! После первой пары, в перерыв, – спокойно ответил Виктор Иванович.

– Не в перерыв, а сейчас, немедленно!

– Товарищ генерал, – Виктор Иванович был спокоен как никогда, – у меня лекция, я должен подготовиться к ней, чтобы не выглядеть…, – договорить он не успел, т. к. генерал Лобов и слушать более ничего не хотел.

– Бросай всё и ко мне! – Лобов повесил трубку.

– Генерал вызывает? – спросил преподаватель, с которым Виктор Иванович играл с часами в шахматы.

– Да, что-то у него там случилось, – буркнул Виктор Иванович, присаживаясь обратно на стул, на котором он всех обыгрывал. – Так, давай, не расслабляйся. Нам осталось ещё три партии. Сыграем и пойдем, а то не успеем до звонка.

– А генерал? – поинтересовался шахматист-любитель.

– Пусть ждет… Обосрался, наверное?! Иришки нет, нужен кто-нибудь…, старикашечку подмыть, обтереть, – ёрничал профессор. – Ты, дружочек, давай, не расслабляйся! Ходи, не тяни резину!

– Слушай, эту партию я проиграл. А следующие давай потом сыграем. Я что-то не могу. Вам же надо бежать к генералу?!

– Ну, нет, так нет. Один черт, всё равно бы продул, как всегда! Кофе будешь? – Виктор Иванович встал из-за стола, где всегда стояли расставленные на доске шахматы и достал откуда-то банку растворимого кофе. – Ты не сиди пнем, а расставляй фигуры, пока я буду кофе делать, – Виктор Иванович дал ЦУ своему партнеру по шахматам.

Испив неспешно кофе, Виктор Иванович за 10 минут до звонка на лекцию зашел к Лобову в кабинет. Он никогда не стучался и входил всегда без стука, полагая, что советские времена давно уже канули в прошлое.

– Здравия желаю, товарищ генерал! – ещё с порога начал приветствие профессор.

– Виктор Иванович, а Вы на часы смотрели? Сколько Вам надо, это самое, значит, чтобы с третьего этажа на второй? А? – негодовал Лобов.

– Николай Михайлович, Вы же сами два года тому назад меня со второго этажа переселили на третий?! Если бы я был на втором этаже, то…

– Хватит, хватит! Ты чем там был занят? Опять в шахматы играл? – Лобов одел очки и начал что-то искать в своём ежедневнике.

– Почему в шахматы? – как-то робко вдруг спросил профессор.

– А потому, Виктор Иванович, что ты не в лесу живешь, и не один, это самое, значит! Ты, вот, думаешь, что все вокруг не видят, как ты и то, это самое, значит, и это? Ты народ-то не держи за, это самое, значит! Понял? Умник нашелся, значит!?

– Николай Михайлович, я… – но, видимо, не судьба была Виктору Ивановичу даже что-то вставить в гневную генеральскую тираду, который по сути был прав.

– Тебе надо давно к Алексею Ивановичу надо съездить. Ты знаешь, что тебя в ВАКе ждут? – Лобов смотрел на профессора так, словно пролетариат на вошь. Если бы глаза излучали лазерный свет, то как минимум дырки были бы на всём профессорском теле, а может быть даже и сгорел бы?!

– Но у меня же лекции каждый день?

– Возьмете билет на поезд, утром встретитесь и сразу же назад. Заодно и в управление заедете, возьмете для меня документы и наши им отдадите. Берите билеты и оформляйте командировку на двое суток.

– На трое суток. Поезд ведь идёт 8 часов и приходит утром?!

– Хорошо.

– Разрешите идти?

– Давайте на лекцию. И давайте нормально, без этого самого, значит.

– Без чего? – удивился профессор.

– Мышанов опять жалуется на вас. Ходите по залу, конспекта нет, обращаетесь на «ты». И, это самое, значит, опять вы не используете ТСО?

– Да, Владимир Павлович никак не может понять, что по юриспруденции нет смысла ни в графиках, ни в формулах, ни в диаграммах, ни в слайдах…

– А в анекдотах, это самое, значит, смысл есть? – не унимался генерал.

– Но ребята же не роботы?! Они и так всё время бездумно пишут. Вот я им и даю по чуть-чуть разрядку. Чтобы они эффективнее воспринимали материал.

– Да все анекдоты у тебя старые, с бородой. Вот, расскажи, это самое, значит, хоть какой-нибудь, значит, свеженький, но приличный, без этого самого, значит, ну, сам понимаешь.

– Пожалуйста. Владелец нью-йоркского магазина тканей отправил своего служащего Гарри Бермана сопровождать партию товаров в свой чикагский филиал.

– Ну, что нового в Чикаго? – спросил хозяин, когда Берман вернулся из поездки.

– Да ничего нового, – лаконично ответил Гарри.

– Не может быть, чтобы в таком большом городе, как Чикаго, не было ничего нового!

– Ну, разве что собаки разлаялись…

– С чего бы это?

– Так ведь когда магазин загорелся, там столько пожарных понаехало, и потом эта толпа – зеваки, полицейские…

– Полицейские? А что они там делали?

– Ну как же? Они ведь обязаны были арестовать поджигателя. По правде говоря, я и сам сразу догадался, что это ваш братец устроил пожар. Думаю, он рассчитывал получить страховку.

– Да уж, от этого мошенника – моего братца другого я и не ожидал! В этом нет ничего нового для меня!

– Вот и я говорю: в Чикаго ничего нового.

– Слушай, Виктор Иванович, где ты их берешь, а? – генералу анекдот понравился. Он искренне смеялся и явно хотел продолжения. Очки от смеха упали на стол, глаза слезились. Генерал вдруг почувствовал колоссальный прилив сил и энергии. – Так, давай-ка ещё!

– Пожалуйста. Умер мужик. Сидит на небесной сортировочной станции, ждет своей участи. Мимо проходит поезд с табличкой «в Ад». Делает короткую остановку, и тут в окне напротив мужик видит свою тещу. Мужик ненадолго опешил, потом совладал с собой и говорит: «Мама! Рад Вас видеть! Вы куда, на процедуры или на работу?»

– Виктор, скажи, ты сам, что ли всё сочиняешь, а? – генерал мелко трясся от смеха.

– А вот ещё, – со спокойным лицом продолжал Виктор Иванович. – Едут два графа в поезде, курят сигары, ведут беседу. Один говорит.

– Лорд Честертон, мне поведали очень забавную историю, однако не верится, что это правда. На одной охоте загонщики добросовестно выполнили свою работу, но огромному льву каким-то образом удалось вырваться из окружения, и он бросился на охотника. Тот дал деру, и представляете, перепрыгнул трехметровый забор заброшенного полигона! Но и это еще не все! Через секунду он вдруг перепрыгивает обратно, как Вы догадались, уже совершенно без разгона и падает аккуратно на льва. Животное, разумеется, издохло. Невероятно, правда?

– Согласен.

– Интересно знать, что было по ту сторону забора?

– Крокодил.

– Вы так думаете?

– Я знаю. Тем охотником был я.

– Всё, всё, всё, хватит! А то я сейчас лопну от смеха, – Лобов сквозь смех выдавливал из себя слова. Он стучал по столу, раскачивался взад-вперед, конвульсивно дергался….

– Разрешите идти? – с улыбкой спросил профессор.

– Давай, шуруй на лекцию. Да, и пусть зайдет Ирина Дмитриевна.

Виктор Иванович пошел в канцелярию выписывать командировочное удостоверение, а секретарь Лобова, Ирина Дмитриевна, довольно симпатичная, крупная, выше генерала почти на целую голову, в очках, и самое главное – моложе него лет на 25-30, с большим ежедневником в руках зашла к Николаю Михайловичу.

– Ирочка, мне бы чайку с лимоном. Сделай нам, как обычно и давай мы с тобой посмотрим список на премию, – с улыбкой, ещё не успокоившись от анекдотов, молвил Николай Михайлович.

– Хорошо, Николай Михайлович, – Ирина Дмитриевна вышла из кабинета не к себе в приемную, а в комнату, дверь в которую была почти за спиной Николая Михайловича. Она сразу же стала готовить чай с лимоном и делать бутерброды с красной икрой, с палтусом, с бужениной.

– Ириша, готова? – не прошло и пары минут, как Николай Михайлович, вставая из-за стола, снял китель и в рубашке с форменным галстуком, в отглаженных брюках и сияющих ярким блеском форменных полуботинках пошел к входной двери кабинета, чтобы его закрыть на ключ. Дойдя до двери, он вдруг решил, что правильнее будет закрыть дверь в приемную.

В приемной никого не было. Закрыв изнутри дверь на замок, Николай Михайлович плотно прикрыл дверь в кабинет и не спеша зашел в «кандейку» к Ирине Дмитриевне, которая была в одних трусиках и бюстгальтере.

– А что, ты ещё не готова? – удивился Лобов и начал привычно раздеваться. Галстук, рубашку, носки, брюки, майку, трусы он снимал быстро, по-военному, и аккуратно складывал и вешал на спинку стула. На всё про всё у него ушло не более двух минут. Раздевался он быстро, спокойно, но, как всегда, с некоторой осторожностью.

Когда Лобов полностью разделся, то вдруг испуганно бросил взор на незашторенное окно.

– Окно, Ира! – громким шепотом скомандовал Николай Михайлович.

– Ой! – только и вырвалось из Ирины Дмитриевны, пулей метнувшейся к шторам.

На широком кожаном диване парочка практически без прелюдии неспешно делала то, что по-простому называется…

Соитие длилось не долго, минут пять-семь. Ирина Дмитриевна пыталась изобразить страсть с оргазмом, а Николай Михайлович то и дело вспоминал профессорские свежие анекдоты.

– Ты знаешь, – Лобов лежал на спине, а Ирина Дмитриевна на правой его руке, на левом боку, задрав правую ногу на лобовскую правую ногу, – надо бы Виктора поощрить премией. Ты как полагаешь, можно ему дать половинку?

– Конечно. А почему только половинку? – удивилась Ирина Дмитриевна.

– А потому, солнышко, что другая половинка вместе с целой, значит, опять будет тебе, – Николай Михайлович хорошо понимал, что в небольшом коллективе, где все следят друг за другом, где все денежные потоки проходят через кассу по общей ведомости, где все видят суммы и т. д., опять будут пересуды и перетолки по поводу финансового «расизма» в отношении профессора, который был и лицом всего института, если не сказать более, и белой вороной, бельмом на глазу у генерала.

Все выступления Виктор Иванович делал эмоционально и профессионально. Профессор, разумеется, не был экзальтированным шизофреником, аля-Владимиром Вольфовичем, блестящим оратором и полемистом, но, вне всякого сомнения, Захаров был хорош. Он был даже лучше первого зама, тоже доктора, профессора, полковника, который всё время делал наезды на Виктора Ивановича, не без основания побаиваясь острой конкуренции. Личный состав института видел превосходство, особенно интеллектуальное и материальное, Виктора Ивановича над всем руководством, не говоря уже об обычных сотрудниках. Большинство завидовали и пакостили Захарову как могли, но ценили в нем способности и яркие таланты. И лишь единицы просто боготворили и преклонялись перед профессором. Трудно поверить, но Виктора Ивановича обсуждали все и каждый день. Ему перемалывали косточки, ему приписывали какие-то истории, которых он никогда не совершал и которые были просто за гранью возможного, за гранью понимания. И вот в таком коллективе трудился молодой, энергичный, талантливый профессор, карьера которому была просто заказана из-за его неординарности, из-за его успехов на фоне общей серости, безделья и глупости.

Но вернемся к нашему герою, к генералу Лобову, который имел левак в своём институте в отличие от Виктора Ивановича, придерживавшегося принципа: где живешь и где работаешь – там ни-ни. А какого конкретно института? Виктор Иванович подрабатывал в нескольких институтах города, как и Николай Михайлович. О! Вот, то-то и оно!? Значит, в одних институтах Виктор Иванович мог пошуровать, поматросить, а в других нет?! Увы, но принципы свои Виктор Иванович частенько прятал в своих штанах. О них он забывал и на бильярде, и на море, и в гараже…. Тот ещё был козел!

А как же Дилноза и Дилфуза?

А вот ответ на этот вопрос есть только у Виктора Ивановича. Его спрашивайте…

Лобов решил на Захарове заработать трехнедельный отдых с Ириной Дмитриевной в Сочи. А может быть на Кипре?

Да, на Кипре. Проблема была лишь в том, что любая поездка заграницу – лакмусовая бумага для службы собственной безопасности и, соответственно, для московского руководства, которому Николай Михайлович подчинялся и от которого зависело его ВСЁ.

Выход был лишь один – потратить больше денег и оплатить поездку московскому куратору тоже на Кипр и в тот же отель. Заодно будет и компромат на москвича.

Лобов начал грезить Кипром ещё года три-четыре тому назад, когда впервые там побывал в ноябре месяце. Удивительно, но с погодой тогда ему повезло и он часами не вылезал из теплых вод Средиземного моря, плавая вдоль берега туда-обратно своими любимыми стилями – кролем и брасом.

Да, надо было всё продумать как следует. Надо было наворотить, создать, смастырить такой хитроумный кульбит, чтобы ни одна сволочь не догадалась и уж конечно, в первую очередь – сам Захаров чтобы никакого даже подвоха не заподозрил.

* * *

Чем выше стоит существо на эволюционной лестнице, тем больше оно хочет еб@ться. Одновременно с этим возрастает и социальность животных. Социальнее всех – люди. Они же и зло@бучее всех в том, типа, смысле, что гон у них – круглый год. Смотри, ситуация такая: один вводит в другого член. А тот, в кого вводят член, тот унижен и оскорблен. Вот и всё! Возьмем тех же феминисток. Это они мужчинам за это и мстят, но месть у них не получится, потому что женщины могут уничтожить мужчин, но вы@бать не могут. А без х@я – месть не полная.

Из монолога Александра Баширова

Проведя шесть часов занятий, получив командировочное удостоверение, Виктор Иванович, никому не говоря ни слова, мотанул на своей бибике на бильярд. Там, за зеленым сукном русского бильярда он снял стресс, заработал немного денег, хорошо подзаправился водочкой, пивом, шашлыками и в превосходном расположении духа отправился на вокзал.

Город был забит транспортом. До отправления поезда оставалось полтора часа времени, а ехать надо было при благоприятном раскладе минут 50, если не час. Виктор Иванович поставил синеглазку на крышу и с грубейшими нарушениями ПДД «долетел» до вокзала за 15 мин. Припарковав на служебной стоянке линейного отдела милиции, обслуживавшего не только вокзал, но и всю железную дорогу, машину, Виктор Иванович зашел к оперативному дежурному, взял у него талоны 3-К. На туда и обратно Виктор Иванович израсходовал 8 талонов (соответственно, 8 билетов). Иными словами – профессор следовал в купе в гордом одиночестве туда и обратно. И всё это при том, что достать билеты на фирменный поезд было крайне трудно.

За 40 минут до отправления состава, Виктор Иванович позвонил домой и предупредил, что его два дня не будет, и что он поездом следует в Москву. При посадке в вагон проводнице он презентовал плитку пористого шоколада и попросил её принести два стаканчика чая с лимоном, два набора питания (другие два – по двум билетам он ей подарил) и билет в СВ до Москвы. Самое трудное в этой истории – это билет, т. к. надо было у кого-то изъять его и вписать туда фамилию профессора, да ещё и заверить печатью. Улыбка, обаяние, интеллект и всё остальное, чем всегда славился Виктор Иванович, сделали своё дело.

Ночь прошла в беготне по маршруту купе-туалет-купе. Более того, под утро Виктор Иванович замерз и решил согреться крепким заварочным чаем. Постучав проводницам вагона, он вдруг возжелал овладеть блондинкой, которая осталась «дежурить», отпустив напарницу на всю ночь.

Виктор Иванович был прекрасным рассказчиком, отличным слушателем и замечательным ловеласом. Не прошло и 30 минут с момента оправления поезда с вокзала, как он уже делал своё дело. Следует отдать должное, он не был одноразовым шприцом. Он ко всему подходил обстоятельно и с радостью всячески экспериментировал. В большинстве случаев ему это удавалось, но бывали и осечки. Редко, но несколько раз случалось.

А тем временем Николай Михайлович боролся с бессонницей. Данна Исааковна сладко храпела, а Лобов – то считал мысленно личный состав института вместе с членами семей, то представлял расширение штата до университета, то пытался вспомнить, сколько всего окон на обеих сторонах второго этажа первого корпуса?! Этой служебной информацией он владел не хуже матерого кадровика. Пробовал Николай Михайлович и кефир из холодильника, и даже читать, но сон куда-то подевался. В общем-то, сна и не было.

Походив туда-сюда по квартире, Лобов вернулся в постель, закрыл глаза и задремал. И приснились ему Ирина Михайловна, Египет, Красное море….

 

Чекистский гамбит и Шарм-эль-Шейх, отель 5 звёзд

Николай Михайлович не мог определиться: то ли ему вставлять имплантат, толи делать съемный зубной протез, то ли ничего не делать? Ирина Михайловна советовала имплантацию. Она говорила, что технология совершенная, что результат будет отличным, что 45 тысяч рублей за один имплантат – это даже не дорого, а, скорее, нормально.

Когда мужчине за 60, то зубы, даже если они всегда были прекрасными, начинают, мягко говоря, ломаться. Современная наука говорит, что всё в этом мире связано. Наверное, это так. Но никто не знает, например, почему подлецы живут, а хорошие люди умирают? Никто не знает, почему Зло остаётся безнаказанным? Почему все люди на Земле смертны, а Бог – бессмертен? А Бог – это святой дух или это человек? Или это что (кто)?

После выхода на пенсию Николай Михайлович заведовал в инженерном университете кафедрой, читал лекции по Гражданскому и Коммерческому праву. Ему нужна была хорошая дикция, как лектору. Хотя, при том мусоре, при той неразберихе мыслей в голове, при той речи, которая у него была, мне кажется, что дикция отходила не то, что на второй, а вообще, на задний план.

Кстати, почему многим нравятся иностранные песни? Красивая мелодия? Слова?

Слов практически никто не знает и не понимает. Русские тексты песен – это те же самые, например, что и английские, только на русском языке. Многие слова, фразы в русских песнях не понятны и не воспроизводимы. В большинстве своем текстовка оставляет желать лучшего, но это в идеале. Ведь в целом, если вдуматься, поют песни безголосые певцы и певички, под фанеру, за деньги. Значит, хорошая песня, как и хорошая книга, хорошая картина – это товар? Заплати и получишь удовольствие. Вот я хочу заплатить за то, чтобы был хороший президент. Готов заплатить за правительство, за депутатов, за… Стоп! Денег не хватит! По Сеньке шапка. Разошелся?! Миллионер, хренов! Ты говори-говори, да не заговаривайся! А то будешь говорить там, где не говорят, а работают. На зоне. Понял, да?

Раньше Николай Михайлович ездил когда два, когда три раза в год на Чёрное море. Путевка была ведомственной, стоила копейки, отдых был хоть и совдеповский, но хороший, качественный, гораздо лучше, чем у большинства граждан и даже сослуживцев.

Теперь каждый мог себе организовать отдых в любом месте, в любое время по своему кошельку и своему желанию. Справедливо?!

Из всех южных направлений лишь один Египет по настоящему недооценен. Иначе, стали бы миллионы россиян ездить на Чёрное море, на Азовское, Каспийское и т. д., если бы они понимали, что соотношение цены и качества отдыха в Египте – это оптимальный баланс желаний, возможностей, удовольствия?

Николай Михайлович по-прежнему любил шахматы, хотя, если помните, так и не научился хорошо в них играть. Его умений и шахматных познаний с лихвой хватало лишь на интриги, козни и коварные штучки-дрючки, где он чувствовал себя на коне и где страдали практически все, но только не он. Бывало, что он ошибался. А как же? Он же не был шахматистом, в хорошем смысле этого слова?! Но чаще, конечно, Николаю Михайловичу всё удавалось так, или почти так, как он задумывал.

Идея слетать на отдых в Египет не с женой-еврейкой, а со стоматологом Ириной Михайловной возникла практически сразу же, как она удалила ему зуб мудрости. То ли отсутствие мудрости, точнее – зуба мудрости, то ли всё ранее происходившее, а сейчас трудно установить причинно-следственную связь, заставляли Николая Михайловича принять важное для него решение, от которого многое в его жизни зависело напрямую. Следите внимательно, пожалуйста, за ходом рассуждений.

Итак, протезирование стоит денег. Одним протезированием одного зуба даже в ближайшей перспективе дело не кончится. Будут траты, будут. А можно ли сэкономить или оптимизировать затраты? Можно. Надо вступить в половую связь, в половой контакт с Ириной Михайловной и тогда она будет его в дальнейшем лечить бесплатно, как своего любовника. Да?

Да, по всему было видно, что Ирина была почти готова. Надо было лишь выбрать момент, обстановку, чтобы предложить ей двухнедельный отдых за счет Лобова в Египте. Кстати, отдых вдвоем дороже не в два раза, как ошибочно считают многие, а в полтора раза, чем отдых на одного человека. А втроем в Египте отдыхать на 25 % дороже, чем вдвоем. Да, именно так. Так везде, не только в Египте.

Николай Михайлович позвонил Ирине Михайловне и спросил её о возможности подъехать к ней на консультацию, по удаленному зубу мудрости и дальнейшей программе лечения.

– Николай Михайлович, я сегодня занята, – Ирина Михайловна, памятуя о последней встрече с Лобовым, надеялась, что больше никогда его не услышит и не увидит, но она жестоко ошиблась. – Может быть в среду, вечером?

– Вечером у меня, это самое, значит, лекция. А вот если бы мы, например, скажем в понедельник и тоже вечером? – Николай Михайлович не отпускал. Атака велась по всем законам мужского жанра. Осечки быть не могло.

– Хорошо, подъезжайте, – Ирина Михайловна сделала гримасу такую, словно её заставляли выпить мочу.

По своим чекистским каналам Николай Михайлович узнал данные загранпаспорта Ирины Михайловны и в турфирме «Нева» купил за 66000 рублей тур в Египет на двоих, 5 звезд, всё включено, первая линия…

По разговору он понял, что отношение к нему поменялось, что нужен такой ход, который бы гарантировал совместную поездку и тогда бы он смог её взять в такой оборот, что она бы ни за что на свете не смогла бы вырваться из его крепких объятий.

Решение придумал Макеев. Он был, как и Лобов, мастером игры человеческими судьбами. Достаточно сказать, что если бы не было в мире Лобова, то роман был бы написан про Виктора Александровича, которого, как не странно, также называли в жизни педерастом. А, между прочим, не каждого сотрудника правоохранительных органов, далеко не каждого (!) так оскорбительно величают!

– Виктор Александрович, добрый день! – приветствовал друга Лобов.

– А, Николай Михайлович? Добрый день, рад слышать! Чем могу помочь? – обрадовался звонку кореша Макеев, который сменил Лобова на его последнем месте службы.

– Вить, надо бы, это самое, значит, встретиться! Ты как? – спросил Николай Михайлович.

– Слушай, я закручен со страшной силой, но сегодня, как раз, могу. Можем у меня, можем у тебя, как скажешь? Машина есть, посидим, пообщаемся… Тем более, я давно хотел позвонить, – Виктор Александрович понял, что не просто так звонит его старший друг. Но это было и не важно, т. к. дружили они давно и встречались в последнее время хоть и не часто, но регулярно, а самое главное – с удовольствием.

– А ты можешь за мною направить машину?

– Давай, говори куда?

– В университет, на кафедру, – уточнил Лобов.

– Прямо сейчас?

– Да, я ещё в пару мест съезжу на ней и, это самое, значит, к тебе, да?

– Хорошо, – и Виктор Александрович повесил трубку.

Уже по местному телефону, через оперативного дежурного, он вызвал к себе водителя и дал ему чёткое задание.

– Николай Михайлович, добрый день! – Виктор Александрович быстро вышел из-за стола и двинулся навстречу Николаю Михайловичу, вошедшему в кабинет практически без стука. А времени было уже 19.00, все сотрудники давно уехали домой и на службе оставалась лишь дежурная смена.

– Ну, Виктор, давненько мы не виделись?! Я, даже, это самое, значит, и… – Лобов после объятий сел в удобное кресло напротив своего приятеля, который его ждал и который к встрече был готов во всеоружие.

– Может быть чайку? – любезно предложил Макеев, и они прошли в соседнюю комнату, вход в которую был с противоположной стороны основного входа в кабинет.

На небольшом столике стоял горячий чайник, была недорогая, но функциональная посуда. К стоявшей бутылке хорошего армянского коньяка и двум бокалам из холодильника перекочевали на тарелках сыр, колбаска в нарезке, буженинка, ветчинка, бутербродики с красной и черной икоркой.

Лобов не стал миндальничать, а сразу же перешел к делу. Рассказывал он как всегда путано и друзья, пропустив пять или шесть бокалов коньяка, основательно закусывая, перешли к такой же второй непочатой бутылке.

– Ну, что ж, Коля, теперь мне всё ясно, – резюмировал Макеев. – Надо сделать так, чтобы стоматолог до последней минуты думала, что она летит не одна, а с кем-то, но не с тобой. Вот.

– А с кем? – удивился Лобов.

– Ну, с подружкой, например, а ты летишь сам по себе.

– А зачем мне подружка?

– Да её мы снимем после паспортного контроля, дадим «стоп» и она не пройдёт, – сказал Макеев и отхлебнул из бокала коньяк. – А стоматолога выпустим, но одну. А с ней ты уже встретишься после регистрации, понимаешь?

– Да, а сколько надо будет мне платить?

– А это будет по нашим каналам. Платить ничего не придется. Надо будет только оплатить две путевки. Путевки есть?

– Пока ещё нет, но будут. Я, это самое, значит, сегодня уже звонил, и мне, это самое, значит, вот, сказали, что всё будет всё, это самое, значит, вот.

– Давай сейчас я позвоню и подкорректирую, – Виктор Александрович позвонил знакомому турагенту и быстро поставил задачу.

– Да, так, пожалуй, будет, это самое…, – Лобов опять отпил из бокала и многозначительно поводил бровями, что, как ему казалось, и не без основания, было завершением фразы. Макеев всё понял и без слов.

* * *

Девушка жалуется коллеге по работе:

– Ой, так хочется уже в отпуск, море, пляж, песочек….а из-за этого грёбанного кризиса, денег нет!!

– Мариночка, а ты найди спонсора, – говорит парень.

– Тебе легко сказать….ведь с ним «расплачиваться» придётся, – а я так не могу. Все такие корыстные, непорядочные сейчас…

– Ну, почему же все? Я, например, себя непорядочным не считаю!!

– Моя ж ты зая…..вот с таким я бы поехала!!

Парень:

– Только знаешь… Есть нюанс. Я сначала всегда беру предоплату.

– В каком смысле?

– Ну, ты на сколько дней туда собираешься? Недели на две?

– Ну да…

– Так вот, 14 дней, значит, 50 % – 7 раз ты мне дашь здесь, перед поездкой….

– А если обманешь?..

Парень разводит руками:

– Тогда я верну предоплату!

Уже в аэропорту Ирина Михайловна с подругой Настей встретились с Лобовым в очереди на регистрации авиабилетов на рейс Санкт-Петербург – Шарм-эль-Шейх. По электронным билетам были выданы три посадочных талона. Кстати, Насте и Лобову дали один и тот же посадочный талон, но Настя и Ирина Михайловна об этом даже не догадывались. Всё выглядело натурально.

В спецоперации были задействованы сотрудники четырех силовых ведомств. Двенадцать сотрудников работали слаженно и четко. До вылета оставалось ровно два часа, когда все трое подошли к паспортному контролю.

Ирина Михайловна и Лобов прошли на разных терминалах (всего работало 4 терминала, т. к. пассажиров было много) паспортный контроль без задержки. А вот у Насти начались проблемы. Компьютер издал тревожный сигнал. Буквально следом появился сотрудник в таможенной форменной одежде. Затем подошел кто-то от пограничников и вместе с паспортом Настю пригласили в закрытое помещение. Ей объяснили, что с её паспортом что-то непонятное, но не стоит волноваться и дополнительная проверка займет максимум 10-15 минут.

Стоматолог и Лобов всё это не только видели, но и отчетливо слышали.

А дальше вообще начался цирк. Все терминалы были заблокированы. Очередь стала расти как на дрожжах. У терминалов вместо четырех отдельных шеренг или колонн образовалось обычное скопление народа, сдавшего свой багаж, но не прошедшего паспортного контроля.

Ирина Михайловна то и дело поглядывала на часы и беспокойство её возрастало с каждой минутой. И когда она была уже готова пойти за подругой, вдруг опять заработали все терминалы, хлынул пассажиропоток в зал отправления, что является последним помещением перед посадкой на автобус.

Лобов, ещё тот конспиратор, постоянно накручивал Ирину Михайловну и всё время предлагал ей вернуться вместе с ним к Насте. Они даже вместе вернулись к специальным рамкам и к таможенникам, когда вдруг увидели Настю в сопровождении двоих в форме, проводивших её без очереди через специальные рамки контроля пассажиров на рейс.

Настя была возбуждена, но выглядела счастливой и вот что она рассказала Лобову и подруге.

– Меня завели в комнату и стали внимательно под большой лупой, а потом под каким-то прибором проверять мой паспорт. Затем сделали специальный запрос на центральный компьютер, – взволнованно и несколько сбивчиво рассказывала Настя, – но компьютер завис и мы минут 15 просто сидели и ждали. Затем всё заработало и запрос прошел, но потом опять всё вырубилось. Двое мужиков сильно ругались. Они так материли технику, что старший лишь еле-еле их сдерживал.

– Ничего себе, – только и успела вставить Ирина Михайловна. Грудь её ходила ходуном. Было видно, что она не на шутку встревожена и сильно переживает за подругу.

– А потом, вдруг, когда эти двое нервных, – продолжала Настя.

– В форме? – уточнила стоматолог.

– Да, в форме, – Настя вдруг ни с того ни с сего нервно рассмеялась, видя с каким напряжением её слушают уже человек 10, обступивших всю троицу со всех сторон, – так вот, они… А, нет, старший сказал им, что, наверное, опять там что-то глючит и надо провести её, т. е. меня, ха-ха, и, вот, я здесь.

– Да, ну и дела, – прошепелявила Ирина Михайловна.

Затем дамы отправились вместе в туалет, а потом ещё успели забежать в Duty free. В автобус сели одними из первых, но подъехавший следом второй автобус в конце концов обогнал первый и пассажиры находились в автобусе до тех пор, пока пассажиры второго автобуса, который их обогнал, не зашли на борт самолета.

Лобов был спокоен и старался даже шутить, но этого ему не удавалось, т. к. от волнения, которое он умело скрывал, слова ещё более, чем обычно, путались и получалась такая галиматья, что её даже не отобразить на бумаге, не говоря уж о том, что повторить её было при всём желании просто невозможно.

И вот когда Настя поднялась по трапу на борт самолета, когда стюардесса проверила её посадочный талон, вдруг раздался сзади мужской голос и все обернулись в его сторону.

– Извините, гражданка Левочкина, – спокойно, громко и очень властно окликнул мужчина лет 35 в форменной одежде пограничника. – Подойдите, пожалуйста, ко мне. Нам следует урегулировать одну формальность.

– Какую ещё формальность? – удивилась Настя.

– Пожалуйста, спуститесь вниз, я всё объясню, – успокоил с легкой улыбкой вежливый офицер.

Настя быстро спустилась вниз, где её ждала легковая машина с полицейскими номерами. Она села в неё, а машина продолжала стоять на месте, никуда никто ехать и не собирался.

Ирина Михайловна в салон не проходила, а ждала у входа-выхода самолета, рядом с трапом, свою подругу, готовая в случае чего придти к ней на помощь.

Лобов прошел в салон, снял верхнюю одежду и удобно расположился в своем кресле. Примерно через пару минут подошла Ирина Михайловна и заняла соседнее с Лобовым кресло. Оба какое-то время молчали.

Затем Ирина Михайловна не выдержала, встала и с большим трудом, протискиваясь через входящий поток пассажиров, направилась к выходу. Она подошла к выходу, встала на верхнюю площадку трапа, с которой отчетливо была видна стоявшая в 8-10 метрах машина, где спокойно сидела Настя.

– Настя! – окрикнула Ирина Михайловна подругу. – У тебя всё в порядке?

– Да, не волнуйся, скоро приду, – успокоила подругу Настя. – Тут какие-то формы надо заполнить. Я уже всё заполнила, осталось только сверить данные, а компьютер опять плохо работает. Я сейчас подойду.

Ирина Михайловна вернулась к Лобову, села в кресло, а затем, вдруг, обратила внимание на то, что в салоне не было ни одного свободного места. Все пассажиры были пристёгнуты, самолет был готов к взлету.

Она хотела было что-то спросить у стюардессы, но самолет вдруг тронулся с места и стал выруливать на взлетную полосу.

Всё произошло так быстро, что через пару минут самолет вдруг остановился, затем сильно взревели турбины, разгон, взлет.

Настя осталась там, а «сладкая парочка» молча взлетала и каждый думал о своем. Ирина Михайловна думала исключительно о Насте, Лобов был ей пока безразличен, а Николай Михайлович не переставал восхищаться проведенной по сценарию Макеева операцией в аэропорту. Ну, что же, каждому своё.

* * *

Мужик бежит вдогонку за отходящим поездом, проводница смотрит на него и кричит:

– Мужчина, вы что, на поезд опоздали?

– Нет, бл@дь, я его с вокзала прогоняю!

Через 7 часов полета, проходившего первые четыре с половиной часа на высоте около 11 км и остальное время на т. н. «посадочной» высоте, когда самолет кружит вокруг аэропорта, вырабатывая оставшийся запас горючего во избежание катастрофы при посадке, лайнер Сибирских авиалиний успешно совершил посадку в аэропорту Шарм-эль-Шейха.

Арабская сторона задержала посадку по тривиальной причине – во время посадки всем, в том числе и диспетчерам, надо было молиться. Арабы начинают молебен в пять часов утра, а далее – как услышат родные для себя звуки, или как придет время, так и начинают биться головами о коврик, который всегда с ними. Ислам – религия правильная, но очень строгая.

Арабы как обычно «впарили» русским по 15 баксов визовые марки, которые ещё с лета 2011 г. должны были выйти из оборота, т. к. Египет стал безвизовой страной для россиян, но переспорить наглых арабов было невозможно. Покупали визы практически все и Лобов вынужден был смириться с вынужденной, незапланированной тридцатидолларовой платой.

Автобус, забитый исключительно прилетевшими тем же рейсом, что и парочка, быстро развез всех по отелям и, казалось бы, отдых должен был начаться незамедлительно, но не тут-то было. В пятизвездочном отеле сначала не было номеров, хотя известно, что зимой наполняемость отелей туристами в лучшие времена не превышала 60 %, т. к. не сезон, холодно, да и фруктов маловато. Затем араб стал предлагать номер с двумя кроватями, хотя Николай Михайлович полушепотом требовал большую одноместную кровать и только не первый этаж.

– Уважаемый, я не понимаю, чего Вы хотите? – удивлялся араб абсолютно разным просьбам сладкой парочки: она хотела два одноместных номера, а Лобов просил стандартный двухместный, но с одной кроватью.

– Послушайте, это самое, значит, вот ведь какая, значит, понимаете, штука, – Лобов тщетно пытался объяснить тупому арабу, что если тот даст два одноместных номера, то он будет всё равно жить в одном с дамой номере, а, следовательно, второй номер будет пустовать и, соответственно, платить за него он не будет. – Если мы, значит, будем…

– Послушайте, дайте мне одноместный номер и я пойду, а с этим товарищем вы можете продолжать беседу столько, сколько вам будет угодно, – шепелявила Ирина Михайловна.

– Пожалуйста, не волнуйтесь, мы вас поселим, – тщетно успокаивал обоих обалдевший от двух русских симпатичный араб, бегло изъяснявшийся на восьми иностранных языках. Причем, владение русским языком было много лучше, чем, например, у россиян из Татарстана, Мордовии или той же Москвы.

Бедняга ни слова не мог разобрать из того, что шепелявила дамочка и уж тем более отказывался понимать бред, который нес Лобов. Набор постоянно повторявшихся слов: типа, значит, это самое, вот, понимаете, и ещё каких-то странных, которых он никогда не слышал, настолько смутили араба, что он то и дело стал переходить с русского на английский, французский, немецкий, итальянский языки, но каждый раз, когда он случайно бросал взоры на российские паспорта, он, вдруг, вспоминал, что перед ними стоят русские и с ними надо говорить по-русски.

Этот цирк длился почти час. Победу с минимальным перевесом одержал Лобов. Ирина Михайловна выбилась из сил уже через первые 15 минут, следующими были три араба, каждый из которых подменял предыдущего, сходившего «с дистанции переговоров». Лобов же держался молодцом. Вот, что значит офицерская закалка?! Молодец!

До номера доплелись быстро, пройти надо было каких-то 70 метров, не более. Зато дверь в номер открывали минут 40, пока Лобов не сломал окончательно электронные ключи-карточки. Конструкция замка была сложной, инструкции не было, а вариантов засовывания было очень много. К тому же абсолютно не понятно было куда надо было и как засовывать. Ирина Михайловна стоически ожидала открытия номера. Она полусидела-полулежала на своем грязном чемодане, который за один рейс превратился из новенького и чистенького в видавшую виды развалюху. Растрепанные волосы, красное, вспотевшее лицо, поплывшая почему-то тушь и видавший виды чемодан, превращали Ирину Михайловну из российской туристки в беженку, тщетно ищущую ночлег.

Когда араб открыл входную дверь в номер, то оттуда повеяло прохладой и гостиничным уютом.

 

Ну, Михалыч! Ну, пидараст, бля!

…пробил для него новое назначение – полковничью должность не где-нибудь, а в самом Афганистане, где шли кровопролитные бои советских воинов с афганскими душманами, с врагом, который, вообще-то, ничего плохого для СССР и не сделал, не считая 35000 погибших за 10 лет бессмысленной бойни. Наркотики, калеки, исковерканные судьбы, человеческие трагедии… Это лишь то немногое, что лежит на поверхности и об этом сегодня не принято говорить.

В последнее время никто не пытается определить степень вины и меру ответственности тогдашних руководителей, политических деятелей, принявших столь судьбоносное решение для великой, тогда ещё, державы. Стоит лишь начать и как говаривал Михаил Сергеевич – ПРОЦЕСС ПОШЕЛ.

Кстати, многие, прошедшие через Афганистан или Чернобыль без явных увечий, сделали в дальнейшем неплохую карьеру.

Когда я был пионером, то 1-ого сентября у нас в школе всегда, из года в год, проходил урок мужества. Приходили ветераны войны и рассказывали нам свои байки. Однажды к нам пришел щупленький полковник, начавший войну простым лейтенантом, и если бы не легкое ранение – сильный ушиб при неудачной попытке на ходу заскочить на подножку грузовика, то и полковником не стал бы, да и погиб бы как другие, на следующий день, при переправе через реку Вислу. Его, бедолагу, отправили в госпиталь, думали, перелом. А сослуживцы все, как один, подорвались на мосту. Когда он и ещё один лейтенант подбежали к остаткам взорванного моста, то в живых не было никого. Лейтенант не мог поверить в судьбу, если бы не понос, то не побежал бы он в лес, не отстал бы от своих, и уж точно бы не выжил бы в конце-концов. А сколько случаев было на войне, когда бойцы просто от страха теряли сознание. Очухается такой защитничек, который никогда ранее не держал винтовки, а атака-то и прошла. Позиции сторон поменялись. То он был на своей территории и держал оборону, а теперь, через 20 мин. во всю хозяйничали фашисты, и бой шел уже в километре от ямы, где совсем недавно прятался от врага интеллигент-доброволец, вставший, как и все на защиту Отечества в первый же день войны.

Тарасов прошел Афганистан красиво. За 3,5 года он получил звание полковника, звезду Героя СССР, машину, квартиру и… первую группу инвалидности. Ему ампутировали левую руку, чуть выше кисти.

Молодой мужик, полный сил и энергии, имевший все шансы сделать рывок в юриспруденции, был вышвырнут на обочину дороги, именуемую ЖИЗНЬ.

Только чудо уберегло Лобова от мести Тарасова, который ещё в первый же отпуск на Родину тщетно пытался найти своего благодетеля, засунувшего неопытного молокососа в самую горячую точку планеты, туда, откуда нормальными и здоровыми никто и никогда не возвращался. Человек, пусть даже на войне, убивший другого, становится не просто воином-освободителем, как это пытались преподнести советские СМИ и парторганы, а обыкновенным убийцей. Какие интересы у СССР были в Афганистане?

Да, интересы были. Безусловно. Только…

Стоп! Базу можно подвести подо что угодно! Доказательства!? Пожалуйста, Николай Михайлович Лобов, кандидат юридических наук. Он же не сам себе присвоил учёную степень?! Ему после публичной (!) защиты путем голосования, после утверждения в ВАКе была дана ученая степень. Никто даже не пытался выяснить, а кто является автором всей белиберды, изложенной в диссертации? Это даже не ставилось под сомнение, что пишет один, а защищает другой?! Вся система аттестации научно-педагогических кадров на этом была построена, да и сейчас она работает весьма и весьма успешно. Во, как!? А вы думали, как?!

Надо быть наивным и верить в справедливость, чтобы надеяться на реализацию народной мудрости: терпение и труд всё перетрут! Мудрость в том и заключается, что выглядит всегда красиво, как религия, например. Только сами правила «игры» гораздо жестче и циничнее. Правила не должны быть красивыми. Хотя форма и должна соответствовать содержанию, но в жизни, в реальной жизни, всё всегда наоборот.

Лев, царь зверей. Красивая киска? Конечно! Кто бы сомневался?! А других зверей кушает? Кушает, а как же? А это нормально? Нормально! Природа же?! А людей львы едят?

Редко. Крайне редко. Да и едят-то разве что только негров?! Да? Белых как-то мало… Разве что раньше, да и то крайне редко… А негров едят. Но они сами виноваты! Лезут куда попало! Уроды!

Кто уроды, негры? Или львы?

Ой, что-то вы нас совсем запутали. Такой веселый был роман, такое смешное начало, а теперь, вдруг, какие-то серьёзные темы пошли… Зачем? Не надо, пожалуйста!

А в жизни всегда так, от смешного до грустного, от печали до радости – один шаг. И не бывает в жизни только развлекуха. Даже по телевизору нет-нет, да и показывают хорошие передачи. Мало, но показывают же?!

Короче, не нашел Тарасов Лобова. А вернувшись из госпиталя инвалидом, оказавшись в Краснодаре, начал пить. Сначала пил водку, затем самогон, затем дешевое вино било по шарам как ранее била водка, так же сильно. Затем удар был по печени, отчего и умер, в конце-то концов. Светлая память полковнику Тарасову!

А не испугался бы Николай Михайлович служить бок о бок с Тарасовым, не воспользовался бы своими связями и своим ресурсом, кто знает, может и был бы сейчас Тарасов как Лобов генералом, может, защитил бы докторскую…

Юрий Борисович, будучи старшим лейтенантом, имея за плечами Ленинградский госуниверситет, филологический факультет, и Высшие курсы КГБ, г. Минск – свободно владел Английским, испанским и финским языками. Обладая блестящими ораторскими способностями, Тарасов был скромным, воспитанным и застенчивым молодым человеком. Мысль излагал всегда четко и быстро, но требовал похвалы и руководства.

А, впрочем, что сейчас об этом говорить? Уж сколько лет прошло, как похоронили Юрия Борисовича Тарасова…

Светлая память полковнику Тарасову!

 

Третий сон

Вся потная, усталая Ирина Михайловна зашла в номер и плюхнулась на кровать. Не знаю, то ли она уже спала на ходу, то ли заснула в падении, но практически сразу же раздалось тихое посапывание.

Николай Михайлович быстро занес чемоданы в номер. Свои вещи он аккуратно повесил на вешалки и разложил по полочкам. Затем сделал то же самое и с вещами Ирины Михайловны. Недолго думая, Лобов достал плавки и, одев их, взяв с собой лишь ключ от номера, босиком побежал к морю.

Пробежка не только успокоила, но и, как ни странно, придала сил, уверенности в своей правоте. Добежав до пирса, Лобов красиво нырнул головой в воду и поплыл кролем. Стиль в исполнении Николая Михайловича был не быстрым, но правильным, техничным. Брызги не летели в разные стороны, было на что посмотреть.

Пробыв в воде минут двадцать, Николай Михайлович нашел на пляже душ, но помыться в нем так и не успел, т. к. взгляд его остановился на игроках в волейбол. Не раздумывая, он направился к площадке, а через полминуты делал свою первую подачу. Играли вдесятером. Не хватало ещё пары игроков, но игра получалась и самым активным был Лобов. Он вытягивал трудные мячи и что на приёме, что на передаче ни разу не ошибся. Его подачи были из серии «подачки-неберучки». Команда, висевшая по счету на волоске от проигрыша, в итоге легко выиграла, а после смены полей, перехода, выиграла в сухую у противника, подавал Лобов.

Играть с низкорослым Лобовым было не интересно, его класс был настолько высок, что остальных игроков не было видно.

Что делать? Ирина Михайловна спит, на пляже скоро будет темно, солнце клонится к закату. Идти в номер?

Как ни странно, дверь открылась с первого раза. В номере никого не было. Чемодан и вещи, все вещи, – на своих местах. Кровать была не застелена. До ужина оставалось чуть более двух часов.

Приняв чуть тёплый душ, помывшись ароматным египетским жидким мылом, Николай Михайлович выйдя из ванны, лег в постель и… заснул.

Кругом вода, наверное – океан. Маленькая вёсельная лодочка плывёт куда-то на юг, по течению. Дует легкий ветерок, волн нет, ярко светит солнце. Хочется петь, плясать и… загорать голышом.

Вдруг из воды с нарастающим по громкости и четкости звуком появляется русалка, которая смеясь, флиртует и одновременно пытается перевернуть лодку. Русалка очень и очень похожа на Ирину Михайловну, только лицо более загорелое и значительно моложе оригинала. Да и дикция нормальная.

Николай Михайлович начинает пытаться выплыть из-под лодки, но русалка его хлещет по щекам и увлекает за собой на глубину.

– Послушайте, как же Вам не стыдно? Вставайте, просыпайтесь сейчас же, – Ирина Михайловна всячески пыталась разбудить сладко спящего обнаженного Лобова.

– А, Ириша? – просыпаясь и откидывая одеяло, обнажив свой срам, молвил Лобов.

– Прикройтесь, а ещё лучше – оденьтесь! – приказала Ирина Михайловна. – Как Вам не стыдно?

– А Вы на море ходили? – поинтересовался Лобов.

– Какое море? Темень на улице. Посмотрите лучше в окно, – посоветовала Ирина Михайловна. – Я ходила к администратору.

– Зачем?

– Номер просила отдельный.

– Зачем?

– Что, зачем? А как мы жить будем?

– Нормально, вдвоём, – заметил Лобов и стал натягивать брюки.

– В каком смысле нормально? – удивилась Ирина Михайловна.

– В хорошем смысле, в хорошем, – уточнил Лобов.

– Это для кого в хорошем? Для Вас, что ли? Да?

– Для нас, Ирочка, для нас, – Лобов подошел вплотную к Ирине Михайловне, заключил её в крепкие объятия и крепко поцеловал.

То ли она была не готова, то ли подспудно сама этого хотела, но целовались они крепко-крепко и вдвоём.

А через полчаса Лобов слез с полураздетой Ирины и лег рядом на спину. Правой рукой он поглаживал животик, бедро и делал это с такой нежностью, так красиво, что Ирина Михайловна лишь удивлялась тому, что всё так быстро и так поздно, только в Египте, случилось с ней…

На ужин они пришли голодными и счастливыми. Обоих обуревала страсть и нахлынувшая молодость.

Дорогой читатель, меня всё время обвиняют в использовании без надобности пикантных подробностей, ненормативной лексики и т. д., и т. п. Я сделал выводы. Больше, по возможности, разумеется, это не повторится. Обещаю. А может мне вообще не стоит писать романы? А? Может быть лучше сконцентрироваться на создании малых литературных форм? Например, рассказов, стихов, анекдотов… Может быть и так, но роман свой я ещё не завершил. Более того, рассказ о Лобове, о том самом Николае Михайловиче будет ещё впереди.

 

Рога Ирины Михайловны

Кто-то сейчас скажет, или подумает, что, в принципе – одно и то же, что не могут в жизни все друг другу изменять. Такого не бывает!

Блажен, кто верует! Бывает, ещё как бывает, только мы об этом даже не догадываемся. Миллионы семей живут десятилетиями не зная мук совести супружеской измены. Одни не страдают из-за принципов, согласно которым измена равносильна убийству, другие не страдают от того, что наивно полагают, дескать, левак укрепляет брак. Да и измены-то бывают разные. Например, по пьяни. Или однажды. Или с проституткой. И т. д., и т. п. Вариантов много, как много и разнообразных способов.

Я уже говорил, что большинство мужиков добиваются женщин не для того, чтобы связать с ними свои судьбы, не ради уз Гименея, нет, а чтобы повысить уровень планки самооценки. Чтобы поставить галочку, птичку в списке своих побед над слабым полом. А вот женщины изменяют своим мужьям либо в отместку, либо просто так, либо из меркантильных интересов, как-то из-за денег, или ради шубки, абонемента в бассейн, или какой-нибудь ещё хрени, которой они не могут себе позволить у себя в семье. Есть и такие, которые хотят замуж при живом муже. Ну, скажем, потеряли голову, влюбились… Или, допустим, надеются забеременеть. Или, что чаще всего всё объясняет – дуры! Дуры конченные, беспросветные… А мужикам-то какая разница с кем кувыркаться? Главное, чтобы только не с крокодилом. А уж если и с крокодилом, со страшилкой, то пусть она тогда будет фигурастой и опытной, ну, хотя бы в их дальнейших рассказах и байках друзьям.

Ирина Михайловна отдалась в первый же день отдыха, у нее не было выбора. Любая бы так сделала. Она, мол, была не в силах противостоять напору и натиску в номере, где всё было настроено на измену.

Однажды, сейчас точно и не вспомнить когда, где, но было это с Виктором Александровичем Макеевым, следовавшим в плацкартном вагоне из Иваново, города невест, в Ленинград, где он проживал в тот период времени со своими родителями, и девчушкой лет 16-17, следовавшей на присягу к молодому человеку, которого совсем недавно забрали в Армию и часть которого находилась в Балагое. Девчушка была ещё совсем неопытной, ребенком, из простой русской семьи, которая зачем-то за день призыва своего парня отдалась ему… Виктор Александрович, уже будучи молодым чекистом, провел «на ура» мозговой штурм. Заманив девчушку в Ленинград, уже в день приезда он вовсю драл, извините, пожалуйста, за грубость, но другого слова и не подобрать, во все места и во всех позах и разными способами, словно это была первая брачная ночь с невестой. Девчушку он продержал у себя с неделю, обучая нехитрому делу так, словно она проходила экстерном курсы радистки, которую должны были срочно отправить на фронт. Работа, работа, работа… И вся учеба сводилась только к работе.

Естественно, Виктор Александрович неоднократно хвастал своей победой над провинциальной дурочкой перед старшим другом, который по-тихому завидовал ловеласу Макееву, молодому, опытному и успешному в амурных делах мужику.

Да, так вот, Игорь Витальевич, муж Ирины Михайловны, был диаметральной противоположностью Лобову и Макееву. Он был обычным технологом на конфетной фабрике, носил очки и имел здоровенную лысину и сутулую спину. Ни разу в жизни он не был замечен в измене жене, с которой они жили – не тужили, но только детей у них, почему-то не было.

Тесть иногда называл Игорька то импотентом, то пидарасиком, намекая постоянно на то, что надо бы им провериться, сходить к врачу и решить вопрос с детьми, т. к. годы летят и есть возрастные ограничения у женщин, когда заводить детей они либо не должны, либо уже не могут.

* * *

Гражданин имеет полное право называться гражданином только тогда, когда высказывает свою гражданскую позицию, свою волю, свое мнение!

Из выступления экс. олимпийской чемпионки, депутата ГосДумы Алины Кабаевой, 2011 г.

Из Египта Николай Михайлович вернулся выжатым как лимон, загорелым и похудевшим на 7 кг, а Ирина Михайловна – беременной и счастливой. Ей было хорошо, очень хорошо. Она верила в счастливое будущее, но тогда ещё, бедняжка, даже не догадывалась, что для Лобова там места не было. Бросит он её после лечения четырех зубов и информации о том, что заделал ребенка… Вот, гад!

 

Подруга

Нина Вениаминовна Шустикова была на 4 года моложе Ирины Михайловны и внешне выглядела как её младшая сестра или даже дочь. Она была стройной, кривоногой брюнеткой с густыми бровями, волосатыми руками и ногами и пышной грудью. Ходила она всегда быстро, движения были короткими, решительными, молниеносными. Решения принимала моментально, не задумываясь. Такой вот конь с яйцами, всегда готовая к действиям исключительно наступательного характера.

В людях она ценила прямоту, искренность и деньги. Причем деньги реальные, а не мнимые, не показные и не те, что в рублях, а обычные деньги, доллары, евро, английские фунты стерлингов.

Она знала толк в роскоши, знала цену себе и своей профессии, точнее – своим услугам. Нина Вениаминовна ещё прекрасно знала иврит и всех своих родственников, в том числе и по линии мужа.

В общем, это была ещё та «штучка».

С Ириной Михайловной она дружила не только потому, что вместе они уже работали более 7 лет, но и потому, что старший брат Ирины Михайловны приходился двоюродным братом её мужа Станислава. Вот такие были узы у подруг, которые рассказывали друг дружке всё, абсолютно всё, и даже про секс, про редкие запоры, првзгляда. Он оценил достаточно высоко по сексуальной привлекательности, как женщину, и Настю Левочкину, и Ниночку Шустикову, и любую другую из подруг Ирины Михайловны, которые вели половую жизнь и были ещё привлекательны для мужчин-ебак.

Женская красота бывает разной. А о женской привлекательности и говорить не приходится. Часто мужчины клюют на тех, кто рядом с ними испускает определенные импульсы, сигналы, флюиды и, конечно же запахи. В это сложно поверить, но каждый человек имеет своё биополе, которое, с одной стороны, его охраняет, а с другой стороны – контактирует с биополями других существ, и не обязательно с людьми.

Но это – другая история, о которой подробно рассказывалось в романе «Так уж бывает», и кому интересно, тот может прочитать о всяких там штучках-дрючках, о том, как, например, можно читать чужие мысли или про гипноз и пр. дребедень, на которую в этом произведении нет даже места.

Николай Михайлович был далеко не первой свежести, но в нем угадывалась мужская стать, воля и характер. Была какая-то харизма, что ли?! А может быть и не харизма, а просто он был ладно скроен и аккуратно одет?! Или это было связано с запахами мыла, или с чем-то ещё, но женщины, находившиеся рядом с Лобовым, ощущали легкий трепет, контактируя с учёным, с пенсионером, дружившим с физкультурой и имевшим хорошую военную выправку, то и дело стрелявшим глазками по дамским аппетитным местам.

Никто особенно не обращал внимание на его рост, т. к. полно в жизни мелких баб, которые хоть и пытаются в жизни заарканить самцов высоких, могучих и видных, но практика показывает, что мелкие мужички в жизни более успешны и они гораздо денежнее красавцев-гигантов.

Природная жадность, или, если хотите, скаредность, в Лобове была заложена и проявлялась во всем, но, что удивительно, он умело маскировался, а большинство людей не являются профессиональными психологами.

Когда Ниночка узнала, что Иришку обрюхатил Лобов, то она сначала взорвалась от негодования. Буря негативных эмоций выплескивалась из практичной и деловитой женщины. Она не могла понять доброты и глупости подруги, разрешившей овладеть ею старому пердуну. Более того, уже через месяц-полтора после того, как Лобов вылечил все свои зубы и прекратил визиты к стоматологу, стало ясно, что Иришка будет рожать, но одна и без Лобова. Урод!

Но вместе с негативными ассоциациями и чувствами стали появляться все признаки женского любопытства. Интересно, а чем же таким-эдаким мог покорить её неприступную для всех подругу этот сморчок с брежневскими бровями?

Перебирая мысленно мелкие детали одежды, черты характера, привычки и манеры, Ниночка остановилась лишь на том, чего она никогда не видела, но что прекрасно у Лобова работало. Иначе как бы могла залететь её подруга за одну двухнедельную поездку на море?!

Да, это – парадокс! Чудеса, да и только! И Ниночка стала искать контакты с Лобовым, чтобы найти подтверждение своим догадкам. Нет, разумеется, трахаться или даже целоваться с ним она не хотела и ни коим образом не собиралась. Но как можно оценить то, чего не видишь или не чувствуешь? Как она собиралась без соития почувствовать и оценить предмет её бабского интереса – одному только Богу известно?! Бабская дурь, да и только!

А помог Ниночке сблизиться с Лобовым банальный случай.

Лобов, выйдя на пенсию, лишился в одночасье служебного авто. На работу он ездил исключительно на общественном транспорте. Однажды, когда Ниночка отдала на сутки своё авто в сервис, ей пришлось воспользоваться метро. Был обеденный наплыв пассажиров. Наверное, это всё-таки был час-пик. Случай или судьба не просто столкнули лбами Ниночку с Николаем Михайловичем, а прижали друг к другу на целые три станции пути. Они узнали друг друга и стали разговаривать.

– Ниночка, это Вы? – обрадовался неожиданной встрече Лобов. – На любимую работку, значит?

– Николай Михайлович? – несколько удивленно спросила Ниночка, оказавшаяся притиснутой к левому боку Лобова.

– Узнали – таки? А я, вот, значит, тоже, – Лобов закряхтел и, несколько развернувшись, оказался прямо напротив Ниночки, – еду к приятелю, по делу.

– А приятеля случайно не Ирина зовут? – кокетливо улыбаясь, пошутила Ниночка.

– Да, кстати, а как там Ирина Михайловна? – поинтересовался Лобов, лицо которого моментально посерьёзнело, – надо бы её проведать, значит.

– Она скоро будет рожать, – язвительно заметила Ниночка, внимательно разглядывая глаза Лобова.

– Да, такие дела, значит. А Вам на какой, значит, станции выходить? – поинтересовался Лобов.

И вот такой треп ни о чем и обо всем длился ещё три станции пути, пока оба не вышли из вагона. Оказалось, что им надо было зайти в соседние здания. Вот это-то обстоятельство и повлияло кардинальным образом на дальнейшее развитие сей истории.

 

Сон в автобусе

Чем выше стоит существо на эволюционной лестнице, тем больше оно хочет е&аться. Одновременно с этим возрастает и социальность животных. Социальнее всех – люди. Они же и зло&бучие всех в том типа смысле, что гон у них – круглый год. Смотри, ситуация такая: один вводит в другого член. А тот, в кого вводят член, тот унижен и оскорблен. Вот и всё! Возьмем тех же феминисток. Это они мужчинам за это и мстят, но месть у них не получится, потому что женщины могут уничтожить мужчин, но вы&бать не могут. А без х&я месть не полная.

Николай Михайлович под диалог двух подвыпивших мужиков, ехавших с ним в метро, заснул. Сон, соответственно, был эротический. А как же иначе? После такого монолога одного из алкашей, то и дело ронявшего ему на плечо ни то сонную, ни то пьяную голову.

Лобов спал.

Ему снилось Красное море, египетский курорт Эль-Гуна, красивые женщины в бикини и он, известный на весь мир акушер-гинеколог, которого даже на отдыхе запрягли долбанные арабы на работу, заставили проверить и тщательно осмотреть всех красивых женщин отеля к приезду российского президента.

– Так, внимание! – громко, по-военному, отдавал команды Лобов симпатичным женщинам, которых уже без него отобрали для осмотра. – Раком в две ширенги, задницами во внутрь, становись!

Среди красавиц были иностранки, не владевшие русским языком. Лобов с хлыстом в левой руке и гинекологической перчаткой, одетой на правую ручку, в одних спортивных плавках, неспешно прохаживался между прекрасными задницами, то и дело трогая и щупая обнаженные задницы.

– Больше изгиб в талии, больше прогиб! – кричал женщинам Лобов, внимательно следя за тем, чтобы все беспрекословно и быстро выполняли его команды. – Вот так, вот так, – и он по-отечески, нежно похлопывал по задницам правой рукой. На некоторых «экземплярах» он задерживал своё внимание, а некоторые, но таких почти даже не было, он проходил мимо.

Походив вдоль строя минут семь и заметив отсутствие посторонних глаз, Лобов вдруг принял важное решение – снял с себя быстро плавки и стал по очереди засаживать красавицам…

– Эй, товарищ, проснитесь! – Лобова будили два пассажира, улыбавшиеся широко, по-русски, – поезд прибыл на конечную станцию. Поезд дальше не пойдет!

– Как это самое? – Лобов не мог спросонья понять куда вдруг исчезли красавицы, где он и что это за люди? – Вы кто? Кто вы такие? Что вам от меня надо? – Лобов был не в себе.

– Выходи, папаша, хватит спать! – и Лобова подхватили под руки и вывели словно бесчувственное бревно из вагона.

Двери закрылись и через 5 секунд на станции воцарилась полная тишина, ни вагонов, ни пассажиров. Никого. И только Лобов с кожаным портфелем беспомощно озирался по сторонам, пытаясь хоть что-то путное для себя вспомнить.

Я даже и не знаю, для чего я описываю всякую галиматью? Но, есть мнение, закрепленное разными научными школами мира, что человеческие сны – это последовательность образов (формируемых в течение фазы т. н. «быстрого сна»), которые человек может помнить.

Сон – это естественный физиологический процесс пребывания в состоянии с минимальным уровнем мозговой деятельности и пониженной реакцией на окружающий мир, присущий млекопитающим, птицам, рыбам и некоторым другим животным, в том числе насекомым. Мозг использует периоды сна для того, чтобы избавиться от токсинов, накопившихся в нем в течение дня. Группа американских ученых полагает, что этот механизм является одной из основных причин сна. Они обнаружили, что во время сна нейроны уменьшаются в размерах и между ними возникают пространства, которые заполняются мозговой жидкостью.

Ученые также высказывают предположение, что нарушения в механизме удаления токсичных белков могут иметь отношение к возникновению болезней мозга.

Биологов уже давно интересует вопрос о том, почему все животные погружаются в сон, несмотря на то что это делает их более уязвимыми для хищников.

Уже в течение некоторого времени известно, что сон играет важную роль в формировании воспоминаний и обработке усвоенной информации, однако ученые из медицинского центра при университете Рочестера пришли к выводу, что одной из главных функций сна может быть очищение мозга, передает bbc.co.uk.

«Мозг обладает ограниченным количеством энергии, и похоже, что он должен выбирать между двумя различными функциональными состояниями – бодрствованием или сном (или очисткой)», – говорит доктор Майкен Недергаард.

Результаты наблюдений ученых основаны на открытии в прошлом году так называемой глимфатической системы, которая действует в мозгу специально для удаления вредных веществ.

Ученые, которые сканировали мозг мышей, обнаружили, что во время сна глимфатическая система увеличивает свою активность в 10 раз.

Клетки мозга – возможно, глиальные клетки, которые окружают и поддерживают нейроны, – съеживаются во время сна. Это приводит к увеличению межклеточного пространства в веществе мозга, что в свою очередь усиливает приток жидкости, которая выносит из мозга токсины.

По словам доктора Неделигаарда, этот механизм является критически важным для нормального функционирования мозга, однако он может работать только в периоды сна.

«Пока это только предположение, но похоже, что мозг тратит массу энергии на прокачивание жидкости через свои ткани, а это несовместимо с обработкой информации», – говорит она.

По ее словам, истинное значение этих результатов станет очевидным только после исследований на людях, и проведение подобных экспериментов с использованием магнитно-резонансной томографии относительно несложно организовать.

 

Увы и ах, ничего не вышло

А тем временем, пока Лобов стоял на платформе, Ниночка с нетерпением ожидала прибытия скорой помощи, которую для нее вызвали добрые самаритяне.

Нечего было пигалице носить сапоги на высоченном каблуке. Да ещё и всё время засматриваться на мужиков, на других тёток, на магазины, на дорогие машины…

Ниночка упала на ровном месте, став жертвой обстоятельств и сильного порыва ветра, который опрокинул стоявший у дерева велосипед, падение которого и напугало несчастную Ниночку, шарахнувшуюся в сторону как от черта с ладаном. Вот в этот-то момент и произошел несчастный случай, уберегший дамочку от… беременности. Да что там беременность?! Всё могло быть гораздо серьёзнее, т. к. Лобов замышлял свои похождения без выезда из города, но планам его было не суждено свершиться. Случай, несчастный случай всё испортил.

Узнав о переломе ноги в трех местах, Лобов понял, что калека ему не нужна, что он больше потеряет, чем приобретет. А терять и время, и деньги – было не в его правилах.

Читатель, не грусти, пожалуйста, прости! Я ничего не хочу лишнего придумывать или банально сочинять всякие там небылицы, пишу лишь то, что думаю, о чем известно и что действительно имело место быть. И если кому-то не нравится ход моих мыслей, то должен ещё раз подчеркнуть, что вы не одиноки. Ни моему начальству, ни многим другим слесарям и сантехникам, с которыми я работаю и которых изредка балую авторскими зарисовками, авторским чтением… также не интересно.

Меня то и дело упрекают в том, что слишком долго я выхожу на тот или иной сюжет, на образ, на финал.

Учитывая критику, идя навстречу пожеланиям большей части читательской аудитории, я вообще заканчиваю описание данного сюжета и перехожу к другому, где без всяких там обиняков буду сыпать исключительно фактами.