Жил человек по имени Асгейр, а прозвище его было Отчаянная Голова. Его двор назывался Асгейрса. Он был в Видидале. Асгейр был сыном Аудуна Оглобли, который первым из людей своего рода приехал в Исландию. Он занял долину Видидаль. Второго сына Аудуна звали Торгрим Седая Голова. Он был отцом Асмунда, отца Греттира. У Асгейра Отчаянной Головы было пятеро детей. Одного сына звали Аудун. Он был отцом Асгейра, отца Аудуна, отца Эгиля, который был женат па Ульвейд, дочери Эйольва Хромого. Их сын был Эйольв, который был убит на альтинге. Другого сына Асгейра звали Торвальд. Дочь его была Далла. Она была женой епископа Ислейва. Их сын был епископ Гицур. Третьего сына Асгейра звали Кальв. Все сыновья Асгейра были способными людьми. Кальв, сын Асгейра, был в то время в странствиях, и его считали достойным человеком. Дочь Асгейра звалась Турид. Она была замужем за Торкелем Кугги, сыном Торда Ревуна. Их сына звали Торстейн. Вторая дочь Асгейра звалась Хревна. Она была самой красивой девушкой на севере страны, и ее все почитали. Асгейр был влиятельным человеком.

Однажды, как рассказывают, Кьяртан, сын Олава, отправился на юг, в Боргарфьорд. О его путешествии ничего не сообщается, пока он не прибыл в Борг. Там жил тогда Торстейн, сын Эгиля, его дядя по матери. Болли тоже был вместе с ним, потому что так велика была любовь между назваными братьями, что они не могли жить врозь. Торстейн принял Кьяртана очень дружелюбно и сказал, что будет благодарен ему, если он останется у него как можно дольше. Кьяртан оставался в Борге некоторое время.

Этим летом в устье реки Гувы стоял корабль. Этот корабль принадлежал Кальву, сыну Асгейра. Он гостил всю зиму у Торстейна, сына Эгиля. Кьяртан тайно сказал Торстейну, что свое путешествие на юг он предпринял главным образом для того, чтобы купить половину корабля Кальва.

– Мне хотелось бы побывать за морем, – сказал он.

И он спросил Торстейна, что тот думает о Кальве.

Торстейн ответил, что Кальв, как он думает, достойный человек.

– Легко понять, родич, – сказал Торстейн, – что тебе захотелось узнать чужие нравы и обычаи. Твое путешествие будет во всех отношениях примечательным. Для твоих родичей многое зависит от того, каким будет твое путешествие.

Кьяртан сказал, что оно, вероятно, пройдет благополучно. После этого Кьяртан купил половину корабля у Кальва, и они договорились делить все добро пополам. Кьяртан должен был явиться на корабль через десять недель после начала лета. Кьяртан уехал из Борга с подарками. Он и Болли поехали затем домой. Но когда Олав узнал о новом намерении Кьяртана, то ему подумалось, что Кьяртан слишком быстро решился на поездку за море. Однако он сказал, что не хочет ему противиться. Через некоторое время Кьяртан поехал в Лаугар и рассказал Гудрун о своей поездке. Гудрун сказала:

– Быстро ты на это решился, Кьяртан.

Она добавила к этому еще несколько слов, из которых Кьяртан мог заключить, что Гудрун не очень-то была довольна этим. Кьяртан сказал:

– Не досадуй, я сделаю и то, что тебе будет по душе.

Гудрун сказала:

– Так сдержи слово, потому что я сейчас скажу, чего я хочу.

Кьяртан попросил ее сделать это. Гудрун сказала:

– Тогда позволь мне поехать с тобой этим летом, и ты загладишь передо мной свою вину за слишком быстрое решение, потому что я не люблю Исландию.

– Это невозможно, – сказал Кьяртан, – твои братья еще малы, а твой отец стар, и они лишились бы всякой помощи, если бы ты уехала из Исландии, но ты жди меня три года.

Гудрун сказала, что этого она обещать не может, и каждый остался при своем, и с тем они расстались. Кьяртан уехал домой.

Летом Олав поехал на тинг. Кьяртан вместе со своим отцом поехал из Хьярдархольта на юг, и они расстались в Нордрардале. Оттуда Кьяртан направился к своему кораблю, и его родич Болли поехал с ним. Всего собралось десять исландцев, тех, что отправились в путь вместе с Кьяртаном и не хотели расставаться с ним из любви к нему. С этими спутниками Кьяртан поехал к кораблю. Кальв, сын Асгейра, принял их хорошо. Кьяртан и Болли взяли с собой в путешествие много добра. Они теперь были заняты тем, чтобы подготовить все необходимое, и как только подул ветер, они подняли парус и поплыли по Боргарфьорду и при легком попутном ветре вышли в море. Путешествие их было благополучным, они достигли Норвегии на севере у Трандхейма, вошли во фьорд у мыса Агданес и встретили там людей, с которыми можно было побеседовать и узнать новости. Им рассказали, что в стране сменились правители – ярл Хакон пал, а конунг Олав, сын Трюггви, пришел на его место, и вся Норвегия ему покорилась. Конунг Олав повелел изменить в Норвегии веру. Люди приняли это по-разному. Кьяртан и его спутники направили свое судно в устье реки Нид.

В это время в Норвегии было немало знатных людей из Исландии. У причалов стояли три корабля, которые все принадлежали людям из Исландии. Один корабль принадлежал Бранду Щедрому, сыну Вермунда, сына Торгрима. Второй корабль принадлежал Халльфреду Беспокойному Скальду. Третий корабль принадлежал двум братьям. Одного из них звали Бьярни, второго Торхалль. Это были сыновья Скегги из Брейды, из Фелльсхверви, на востоке.

Все эти люди намеревались отчалить летом в Исландию, но конунг запретил им всем выезд из Норвегии, потому что они не хотели принять его веру, как он того желал. Кьяртана дружески приветствовали все исландцы, а особенно Бранд, потому что они и раньше хорошо знали друг друга. Исландцы держали друг с другом совет, и было между ними решено отвергнуть веру, провозглашенную конунгом, и к этому союзу принадлежали все те, кто был прежде назван. Кьяртан и его спутники поставили корабль у причала, разгрузили его и позаботились о своей клади.

Конунг Олав был в городе. Он услышал о прибытии корабля и одновременно о том, что там находилось много видных мужей.

Был погожий осенний день, и люди из города отправились поплавать в реке Нид. Кьяртан и его спутники увидели это. Тогда Кьяртан предложил своим товарищам тоже пойти поплавать, чтобы скоротать время. Так они и сделали. Один человек плавал там лучше всех. Тогда Кьяртан спросил Болли, не хочет ли он вступить в состязание с этим человеком из города. Болли отвечал:

– Я полагаю, что это превосходит мои силы.

– Не знаю, куда девалась твоя удаль, – сказал Кьяртан, – тогда попробую я.

Болли ответил:

– Попытайся, если у тебя есть охота.

Тогда Кьяртан бросился в реку и поплыл к тому человеку, который казался лучшим пловцом, и сейчас же нырнул вместе с ним и держал его под водой некоторое время. Затем Кьяртан дал ему вынырнуть. И когда они недолго пробыли на поверхности воды, тот человек схватил Кьяртана и повлек его вниз, и они оставались под водой несколько дольше, чем Кьяртану это казалось желательным. Затем они вынырнули. Они не сказали друг другу ни слова. В третий раз опускаются они вниз и остаются там дольше всего. Кьяртан не мог себе представить, чем кончится эта игра, и ему казалось, что он никогда еще прежде не попадал в такое трудное положение. В конце концов они вынырнули и поплыли к берегу. Тогда человек из города спросил:

– Что ты за человек?

Кьяртан назвал свое имя. Человек из города сказал:

– Ты хороший пловец. Так же ли ты искусен во всем остальном, как в этом?

Кьяртан отвечал, но несколько неохотно:

– Так говорили, когда я был в Исландии, что и в остальном я точно таков. Однако это, как видно, не многого стоит.

Человек из города сказал:

– Это зависит еще от того, с кем тебе пришлось иметь дело. Но почему ты меня ни о чем не спрашиваешь?

Кьяртан ответил:

– Мне нет дела до твоего имени.

Человек из города сказал:

– Верно то, что ты искусный человек, но верно п то, что ты очень высокомерен. Но все же ты должен узнать мое имя, а также с кем ты состязался в плавании. Перед тобой конунг Олав, сын Трюггви.

Кьяртан ничего не ответил и тотчас же повернулся, чтобы уйти. Он был без плаща и в пурпурной одежде. Конунг был почти совсем одет. Он крикнул Кьяртану вслед, чтобы тот не уходил так скоро. Кьяртан вернулся, но довольно медленно. Тогда конунг снял со своих плеч хороший плащ и дал его Кьяртану и сказал, что он не должен без плаща возвращаться к своим людям. Кьяртан поблагодарил конунга за подарок и пошел к своим людям и показал им плащ. Его спутники не проявили радости по этому поводу. Они полагали, что Кьяртан таким образом кое в чем признал над собой власть конунга. Но все оставалось спокойно.

Погода осенью стала суровой. Наступили большие морозы и холода. Язычники считали неудивительным, что погода стала плохой.

– Это наказание за нововведения конунга и за его новую веру, которая разгневала богов, – говорили они.

Исландцы оставались зимой все вместе в городе. Кьяртан был первым среди них. Погода стала лучше, и в город явилось множество людей по приказанию конунга Олава. Многие приняли христианство в Трандхейме, однако те, что были против, все же составляли большинство. Однажды конунг созвал в городе у реки тинг и произнес перед людьми длинную и красивую речь. У трандхеймцев была немалая воинская сила, и они вызвали короля на бой. Конунг ответил, что ему приходилось, как им следует знать, биться и с более могучим противником, нежели мужичье из Трандхейма. Тогда мужество бондов дрогнуло, и они предоставили все воле конунга, и много народу крестилось. И затем тинг кончился.

В тот самый вечер конунг послал людей к жилью исландцев и велел этим людям узнать, что там говорилось. Они туда отправились. Оттуда раздавался громкий говор. Тут заговорил Кьяртан и обратился к Болли:

– Склонен ли ты, родич, принять веру, которую провозгласил конунг?

– Я не склонен делать это, – отвечал Болли, – так как их вера кажется мне слишком расслабленной.

Кьяртан спросил:

– Не показалось ли вам, что конунг угрожал всем, кто не захочет подчиниться его воле?

Болли отвечал:

– Для нас не оставалось и тени сомнения в том, что конунг угрожал им тяжелым наказанием.

– Ничье насилие не заставит меня подчиниться, – сказал Кьяртан, – до тех пор, пока я стою на ногах и держу в руках оружие. Мне также кажется недостойным мужа, чтобы меня взяли как овцу из стада или как лисицу из западни. Мне кажется, что гораздо лучше, когда человек вынужден умереть, совершив раньше такой поступок, о котором еще долгое время впоследствии будут вспоминать.

Болли спросил:

– Что ты хочешь сделать?

– Об этом я не умолчу, – сказал Кьяртан: – сжечь конунга в его доме.

– Это я не могу назвать поступком, недостойным мужа, – сказал Болли, – но это, как мне кажется, невозможно будет выполнить. На стороне конунга окажется счастье и удача. Кроме того, надежная стража охраняет его и днем и ночью.

Кьяртан сказал, что храбрость неустойчива у большинства людей, даже у самых отважных. Болли ответил, что еще трудно решать, у кого недостает храбрости. Но большинство их спутников вмешалось в этот разговор, утверждая, что это бессмысленные речи. И когда люди конунга услышали эти слова, они вернулись обратно и пересказали конунгу весь разговор.

На следующее утро конунг велел созвать тинг. Туда были приглашены все исландцы. И когда тинг собрался, конунг встал и поблагодарил тех из пришедших, которые хотят стать его друзьями и приняли его веру. Он призвал к себе для беседы исландцев. Конунг спросил, хотят ли они принять крещение. Они изъявили мало склонности к этому. Конунг сказал, что тогда они изберут себе участь, которая им будет менее по душе.

– Однако, – сказал он, – кому из вас казалось, что правильнее всего сжечь меня в моем доме?

Тут Кьяртан ответил:

– Быть может, вы полагаете, что у того человека, который это сказал, не хватит мужества в этом признаться? Здесь вы можете его видеть.

– Видеть тебя я могу, – сказал конунг, – человека, помышляющего не о пустяках. Однако тебе не суждено будет повергнуть меня, и ты заслужил того, чтобы тебе помешали угрожать конунгам сожжением за то, что они учат тебя лучшей вере. Но так как я не знаю, держал ли ты свою речь всерьез, и так как ты сознался, как подобает настоящему мужу, то я не отниму у тебя жизнь за это. Может также случиться, что ты тем крепче будешь держаться новой веры, чем решительнее ты выступаешь против нее. Я думаю также, что люди целыми кораблями будут принимать новую веру в тот день, когда ты добровольно позволишь себя окрестить. Мне кажется также вероятным, что ваши родичи и друзья прислушаются к тому, что вы им расскажете, когда вы вернетесь в Исландию. У меня предчувствие, что ты, Кьяртан, когда отчалишь от берегов Норвегии, будешь предан лучшей вере, нежели когда ты приплыл сюда. Отправляйтесь теперь с миром под моей защитой куда хотите с этого тинга. Я не буду силой заставлять вас принять христианство, потому что бог сказал, что он не хочет, чтобы кого-либо силой принуждали идти к нему.

Речь конунга была принята с одобрением, но главным образом христианами. Язычники же предоставили Кьяртану отвечать, как он сам решит. Тогда Кьяртан сказал:

– Благодарю вас, конунг, за то, что вы отпускаете нас с миром, и таким путем ты можешь нас легче уговорить обратиться к новой вере, если простишь нам наши проступки и лишь дружески будешь просить у нас чего желаешь, и как раз в такой день, когда наша судьба в ваших руках. Что до меня, то я предполагаю принять твою веру в Норвегии, так что я не очень-то стану почитать Тора следующей зимой, когда вернусь в Исландию.

Тут конунг сказал и при этом улыбнулся:

– По Кьяртану видно, что он больше надеется на свою силу и на свое оружие, нежели на силу Тора и Одина.

После этого тинг кончился.

Когда прошло некоторое время, многие люди стали уговаривать конунга, чтобы он принудил Кьяртана и его спутников к перемене веры, и считали нежелательным, чтобы так много язычников было около них. Конунг гневно возразил им и сказал, что, как он думает, существует немало христиан, которые не отличаются таким благородным образом мыслей, как Кьяртан и его спутники.

– Таких людей я буду терпеливо ждать, – добавил он.

Конунг велел этой зимой сделать много полезного: он велел построить церковь и сильно расширить город. Церковь была готова к рождеству. Тогда Кьяртан сказал, что они пройдут так близко мимо церкви, чтобы можно было увидеть, что делают там христиане. Многие согласились с Кьяртаном и сказали, что это будет большое развлечение. Кьяртан со своими спутниками и с Болли отправился туда. Был с ними также Халльфред и многие из исландцев. Конунг говорил перед людьми, он произнес длинную и красивую речь, и слова его имели большой успех у христиан. И когда Кьяртан вместе со своими спутниками вернулся в свое жилье, они много говорили о том, как им понравился конунг во время празднества, которое христиане считают своим вторым по важности праздником.

– Ведь конунг сказал, – говорили они, – и притом так, что мы все могли это слышать, что сегодня ночью родился хавдинг, в которого мы отныне должны верить, если мы сделаем так, как повелел нам конунг.

Кьяртан сказал:

– Когда я увидел конунга в первый раз, он мне так понравился, что я сразу же заметил, какой он выдающийся человек, и убеждался в этом каждый раз позднее, когда видел его на тингах. Но более всего он все же понравился мне сегодня, и я твердо уверен, что для нас будет лучше всего, если мы поверим в того бога, которого конунг нам возвестил, и конунг не мог бы желать сильнее, чтобы я принял его веру, нежели я желаю своего крещения, и только одно удерживает меня от того, чтобы немедленно пойти к конунгу, – это то, что сейчас уже поздно, так что конунг, верно, сидит за столом; поэтому пройдет еще целый день до тех пор, пока мы, земляки, примем крещение.

Болли согласился с этим и предоставил Кьяртану самому решать. То, о чем Кьяртан говорил со своими спутниками, стало известно конунгу прежде, чем были вынесены столы, потому что у него были свои люди в жилье язычников. Конунг очень обрадовался этому и сказал:

– Кьяртан подтвердил истинность поговорки, что праздничные дни – самые счастливые.

И ранним утром следующего дня, когда конунг отправился в церковь, Кьяртан с большой толпой людей встретил его на улице. Кьяртан очень почтительно приветствовал конунга и сказал, что должен ему сообщить нечто важное. Конунг ответил на его приветствие и сказал, что уже слышал в чем дело.

– Твое желание должно быть исполнено, – добавил он.

Кьяртан просил его не мешкать с водой для крещения и сказал, что для этого потребуется довольно много воды. Конунг ответил и при этом улыбнулся:

– Да, Кьяртан, – сказал он, – никакое упрямство не могло бы здесь внести разлад между нами, хотя бы ты достался и более дорогой ценой.

После этого Кьяртан и Болли приняли крещение, а также все их спутники с корабля и много других людей. Это было на второй день рождества перед богослужением. После этого конунг пригласил Кьяртана на празднование рождества, а также Болли, его названого брата. Многие рассказывали, что Кьяртан в тот самый день, когда принял крещение, стал дружинником конунга Олава, и Болли вместе с ним. Халльфред в этот день не принял крещения, потому что он поставил условием, чтобы конунг сам был его крестным отцом. Конунг согласился сделать это на следующий день.

Кьяртан и Болли оставались у конунга Олава до конца зимы. Конунг ценил Кьяртана больше, чем всех других людей, за его происхождение и за его искусность во всех делах. Все так полюбили Кьяртана, что никто среди людей конунга, как рассказывают, ему не завидовал. Точно так же все говорили, что никогда еще из Исландии не приезжал такой муж, как Кьяртан. Болли также был доблестным мужем, и его ценили все достойные люди. Так прошла зима. И когда пришла весна, люди стали готовиться к отъезду, каждый по своему усмотрению.