Господину Фоме

Освященному рабу Божию, отцу духовному и учителю Фоме, смиренный Максим и грешный, недостойный раб и ученик.

Говорят, что ипостась мудрости — добродетель, существо же добродетели есть мудрость. Поэтому тропос поведения созерцателей есть явление непрелестной мудрости, а прочным основанием добродетели стал логос созерцания делателей. Обоих же вернейшая примета (χαρακτηρ αψευδέστατος) — непоколебимое устремление к Тому, Что собственно является бытием ( το κυρίως ον), которое подразделяется на желание (πόθος) и страх: желание привлекающее к прекрасному, страх же ужасающий величием Создавшего, из соединения которых образуется подлинное  единение с Богом, тем по положению (θέσει) соделывающее претерпевающего его, чем Соделывающий именуется по природе.

Так, предпочетший их [т. е. мудрость и добродетель] всему сотворенному, — ты ли, или иной кто, о, освященный, — мудрость показал, непрелестно являемую тропосом содеваемых, а добродетель представил, твердо подтверждаемую логосом разумеваемых, и отличительную черту (χαρακτηρα) обеих — устремление к Тому, Что собственно является бытием, — содеял, заключающееся в желании и страхе к Создавшему, по которому [устремлению] всего себя всему Богу духовным отношением (σχέσει πνευματικη) срастворив, неложно верою ходишь  к созерцательному  причастию благ, коих проявлением является обожение, наделяющее тебя одними лишь теми признаками, посредством коих Бог делается познаваемым сущим под [законом] рождения . Отсюда, упражняясь единственно в ненасытном желании (απληστία) боготворящего знания, приснодвижимым имеешь стремление (εφεσις), соделывающее для тебя сытость отцом желания (πόθος), странным образом [лишь] увеличивающую аппетит ко причащению.

Поэтому ты — бисер — вопрошаешь грязь ; питаемый на багряницах — облекаешься в гной ; чистый, говорю, и светлый, и никаких не носящий [на себе] признаков вещества — [вопрошаешь] плотского и ничем не лучшего сей развязной жизни, к коей крепко привязан; наслаждающийся светлыми и пламенными разумениями — соделавшего единственным признаком [своей] жизни зловоние страстей. И отягощает меня сверх силы бремя, не носящего [в себе] твоего крайнего богоподражательного истощания, снова касаться духовных словес, никак для этого не стяжав на практике Иоанново крещение [т. е. покаяние], но ниже аще Дух Святый есть посредством духовного слышав  созерцания.

И снова я берусь [за это], хотя это и опрометчиво (ибо что есть более опрометчивое, нежели когда неученый учит?), исполняя твою заповедь, священного владыки моего и отца, коего молитвы меня поддерживают, и настоящее краткое творю слово, начиная с первого из предложенных [вопросов].

 

I. На слова святого Григория Богослова из первого слова о Сыне: «Посему Единица, от начала подвигшаяся в двоичность, остановилась на Троице», и паки его же, из второго слова о мире, о «Единице, подвигшейся по причине богатства, превзойденной двоице (ибо [Божество] превыше материи и формы, из которых [состоят] тела) и Троице, определившейся по причине совершенства»

Поскольку ты повелел согласовать тебе содержащиеся в этих отличающихся [друг от друга] словах причины движения пребезначальной Единицы, и трудящийся в них ум [заставляющие] остановиться от недоумения, я, владыко богочестный, одну вижу (хотя я и лишен ока души по причине дебелости помысла) и ту же причину, разумеемую в обоих [случаях], которую сам учитель четко и ясно, и без всякой загадочности представил, говоря в Слове о Сыне: «Но мы чтим единоначалие; не то, впрочем, единоначалие, которое определяется единством лица (ибо бывает, что и одно, будучи в раздоре с самим собою составляет множество), но то, которое составляет равночестность природы, единодушие воли (γνώμης) и тождество движения, и общее направление к Единому Тех, которые из Него» …

[лакуна в тексте]

… приводит для обоих ту же [причину] движения, говоря, что человеческому знанию о том, как Единица является Троицей, невозможно сочетать видение логоса бытия Божества, и тропоса того, как оно осуществуется, даже при их совместном явлении.

Итак, Единица движется по причине богатства, дабы не скудным было Божество, по–иудейски стесненное в рамках одного лица, превосходит двоицу, дабы не почитали божественное телом, созерцаемым в объеме, виде, явлении и образе, определяется же Троицей по причине совершенства, чтобы не противоречащим [само себе] было божественное, по–эллински баснословимое во множестве. Ибо Оно по природе есть совершенно единственнейшее, несложное, нерассеиваемое и равно удаляющееся как единсва по ипостаси, так и двойственности по веществу, так же и множественности по существу, как и в посланном [тебе] томе кратко изложив я сказал: «Ибо одно и то же — «прейти двоичность», или «не остановиться на двоичности»; также и «определиться Троицей», или «остановиться на Троице движению Единицы», если только мы защищаем единоначалие не нелюбообщительное, как бы ограниченное единым лицом, или беспорядочное, как бы изливающееся в бесконечность, но то, которое [составляет] равночестная по естеству Троица, Отец и Сын, и Дух, святое соединение» . И также: «поскольку [божественность] — Единица, но не двоица; Троица, но не множество, как безначальная, бестелесная и непротиворечивая» .

И ничего я, сэкономив, не скрыл из отобранного, отче священный, приберегая некое таинственнейшее слово для лучших слушателей (ибо кто лучше тебя способен и воспринимать, и возвещать божественное?), но все, что было в моих силах высказал, хотя бы и слово мое, по причине моего убожества, и не исполнило, как должно было, обещанного.

 

II. На его же из того же первого слова: «Посредством ума приобщившийся плоти и ставший человеком дольний Бог, потому что смешалась она [т. е. дебелость] с Богом и стала с Ним едино, так что лучшее победило, дабы стать мне настолько богом, насколько Он — человеком».

И это также, отче священный, я не оставил неисследованным, но, по присущей мне силе и умственному восприятию, подверг и сие в посланном тебе писании должному испытанию, сказав: «Итак, Само Слово без пременения в собственном смысле в нашу естественную страстность, истощило Себя и, став воистину через воплощение чувственно постигаемым, назвалось Богом видимым и Богом дольним, соделывая явной через посредство по природе страстной плоти сверхнепостижимую силу. Ибо очевидно, что плоть смешалась с Богом и стала с Ним едино, так что лучшее победило в ипостасном тождестве в собственном смысле воспринявшего ее и обожившего Слова» .

Как было иначе возможно, рабе Божий, мне, нищему словом и разумением, яснее высказаться о сем? Ведь я сказал, что плоть смешалась с Богом и стала с Ним едино, так что лучшее победило. И по еще одной причине, я, показывая, как и насколько сделалась победа, говоря: «в собственном смысле воспринявшего ее и обожившего Слова», прибавил «в ипостасном тождестве», дабы отчетливо представить, что по причине ипостасного тождества Слово, воплотившись, одержало победу. А как и насколько? — «Воистину» и настолько, насколько обожает Оно воспринятое по ипостаси [человечество]. Ибо если без преложения неизреченное Слово, истощившись, сделалось семенем собственной плоти, то Его, стало быть, воспринятая плоть имела [своей] ипостасью, своим логосом (я имею в виду ипостась) от Него не отличаясь. Если же по ипостаси ко Слову…

[лакуна в тексте]

…веруя, что Господь опытом испытал свойственное человеку кроме только греха .

Ибо иными словами, по сущности характеризующими воспринятую природу, говорить о победе не безопасно, дабы естественным различием умно одушевленной плоти [от божества] не пренебречь нам по единении, как побежденным лучшим и не подающим никаких признаков своего существования. Как Севир, которого я полагаю нечестивого Аполлинария нечестивейшим учеником, стал учить о единой сложной природе Христа и едином Его действии, отчуждая Его этим явственно и от Отца, и от Матери по природе и по энергии. Ибо если по Севиру сложная природа есть Христос, то всяко и Христос сложен по природе. Если же по природе сложен Христос, то и Христом Он является по природе. Если же по Севиру Христос по природе является Христом, то ни Отцу, ни Матери Он не единосущен, поскольку ни Отец не является по природе Христом, ни Матерь не является по природе Христом, и будет Христос промежуточной природой, имеющей соответствующее действие, сущностно ее характеризующее, что невозможно. Ибо среднее некое между сими естество, между тварью то есть и Богом, или непричастное ни тому, ни другому, или из обоих сложенное, не выдумать даже творящим козло–оленей .

Посему ни соединением не станем пренебрегать, дабы не имело места несториево разделение, послужив для нас причиной чуждого идолопоклонства, ни различие отлагать, дабы не нашла лазейку стремительная аполлинарьева со–ересь , привносящая нам рождение новоявленной природы. Но первое [т. е. соединение] благочестиво да познаем в тождестве [состоящей из] существенно различных [между собой божества и человечества] единой ипостаси, второе же [т. е. различие] да исповедуем в разности естественных свойств соединенных по ипостаси [природ], из коих ни одна не урезает, не скрадывает и не повреждает относящееся к другой, дабы, похулив как–либо, логос согласного с природой бытия , нам не лишиться всего (ибо у несовершенной природы вовсе нет никакого логоса) и не быть осужденными получить в жребий долю несовершенного спасения, или же и от всего спасения совершенно отпасть, по малодушию или неведению  попуская или соделывая для себя самих его лишение .

Ибо по естеству Бог, поистине ставший по естеству человеком, весь есть Бог воистину, и весь есть человек воистину, и все [признаки] по которым Он естественно воспринимается, Он имеет от обеих этих [природ] без умаления, кроме греха, который изобрел ум, двигаясь [т. е. действуя] вопреки природе, потому что [грех] воистину не есть ни одно из сих, даже если считать его имеющим недостаточно то и другое . Если же Он есть воистину и то, и другое, как обладающий без недостатка всем, в чем они [т. е. оба естества] естественно созерцаются, то будем понимать победу так, как нам предано, веруя, что поистине Творец всего, при сохранении непреложным Своего божества, во утробе девственной зачался так, как [Сам] восхотел, соделав Своим воспринятое Им естество, неизреченно став для него ипостасью от самого зачатия, по которому (я имею в виду — по естеству) от Матери родился Сам Рожденный от Отца прежде всех веков и был человеком, имея без изъяна [свойственное человеку] по природе, как [был Он] и Богом. Если же по природе каждое из них имел Он без изъяна (ибо Он совершен по обоим), ясно, что вместе с природами, коих Он был ипостасью, имел Он и их сущностные движения, коих Он был единением, как естественные для Себя, неслитно соединив их друг с другом сообразным с единением образом. Без них же Он не познался бы, что Он, кто Он и как Он есть, хотя бы Аполлинарий с Севиром и перестали, творя изъяны природных свойств Его умно одушевленной плоти, чтобы создать одну лишь во образе плоти пустую видимость или, точнее говоря, название, по–манихейски прилагая его к Богу, и показывая Его лишенным самой вещи.

 

III. На слова толкования на Послание к Гаию святого Дионисия: «и все остальное, посредством чего Он, двигая (по обычаю души самодеятельно [т. е. своею силой] двигать соединенное с ней тело) воспринятое естество, как поистине ставшее и называющееся Его естеством (или, точнее сказать, Сам Он без изменения стал тем, чем именно является [человеческое] естество) немечтательно [т. е. не по видимости только] исполнил домостроительство о нас» 

[278]

Удивляюсь твоей мудрости, о, поистине освященный, и не перестаю поражаться ее крепости. Ибо ты спрашивая учишь и обучаясь умудряешь, и уничижаясь возводишь, и противным достигая противного, подражаешь спасительному во всем и для всех истощанию Господа, от Которого приняв духа кротости , непреткновенное учительство и то соделал вопрошением, сказав: «И что, всякое ли просто у Христа движение назовем единым и божественным, или и после этого [соединения] сохраняется движение души, посредствующей  между Богом Словом и плотью, на которую и страсти плоти естественно переносятся по определению божественного Григория?», и, в немногих слогах все заключив благочестия ведение, показал, что ничего нет непреодолимее действительно истины, избегающей словесной демагогии любителей спорить и требующей, по причине нищеты духовной, словно несколько пресных хлебов, могущих освободить от солености страстей, и рыбарски избавить как от волн житейских от искушений, и ничего фарисейского не терпящих и не надувающихся, и приобщившихся огню ведения, и которым поэтому вверяется благовестие. С ними же и ты, освященный, был взыскан по причине подобного расположения, обретен и вверено тебе было слово службы ; и ты не присвоенное человеческим избранием для сего улучив достоинство, но по суду Божию и очищением жития потребную прияв благодать, апостольски учишь о воплощении Господа, утверждая, что Он посредством разумной души  соединился с плотью и движет ею свойственным ей образом, и великого Григория слова полагая пределом благочестия, дабы нам научиться, как воспринятая природа соблюдается в хранении составляющего ее сущностного движения, без которого слово о домостроительстве [человеческого спасения] всяко не может быть истинным, как не имеющее во Христе удостоверения нашей природы через подтверждение ее сущностным движением, отрицание коего есть уничтожение природы, которой оно принадлежит.

И об этом ясно свидетельствует лик безумствующих — я имею в виду Симона и Валентина, и Мани, Ария же и Аполлинария, и Евтихия, и Диоскора, и Тимофея, и Севира, коварно на погибель многим применяющих к себе христианское именование и, отвержением воспринятой природы сопровождающих отрицание ее движения, и посему называющих Господа скорее просто в пустом образе плоти явившимся, нежели поистине без пременения осуществовавшимся умно одушевленной плотью, дабы, уча о единой природе и едином божественном действии у Христа, показать божественную сущность либо делающей вид и ложно представляющей наше [естество], либо изменившейся и противоестественно впавшей в свойственное нам. Вот кому действительно [нужно] единое естество и движение у Христа; вот кому — делающее вид плоти божество и противоестественно впадающее в свойственное плоти; вот кому — противоположные проявления одной и той же энергии Христа, то по естеству обладающего силою и творящего чудеса, то противоестественно лишающегося ее и подпадающего страстям; вот кому [нужно] Самого Христа по одной и той же природе и энергии определять как бесстрастного и как страстного и ничего не считать славнейшим спутанной веры: они отвергают Христа…

[И спустя немного]

…Услышим, как началом словес Божиих называет великий Давид Истину , и верно научимся от Ездры, что она есть все побеждающая, как единственно сильная . Ибо она есть осуществление (ουσίωσις) сущих и несокрушимое основание божественнейших логосов их бытия, вмещающим [ее] как [она] есть непрелестно соделывающая явление всякого слова и вещи. 

Если же истину, насколько это мне возможно, изобразило [мое] слово, то ничего нет необходимее истины. И все, что действительно истинно, то и всячески необходимо. Итак, поскольку мы веруем, что Христос воистину по сущности и природе является истинным Богом, и Он же по сущности и природе — воистину истинным человеком, то ничего нет более важного, нежели говорить и мыслить о Нем и то и другое, и, посредством являющего количество числа, удостоверять о едином сущностном различия [природ], из которых, в которых и которыми Он является, наипаче же, присоединяя правое [в отношении] разума и меры слово, когда надлежит встать на сторону истины и явственно выразить свое к ней расположение, чтобы нам не только оправдаться, благочестиво сердцем веруя, но и спастись, усты всем повсюду право исповедуя …

[В конец]

…Но хорошо же, честная моя глава! Теперь будь мне более, нежели прежде, человеколюбивым судией написанного, и настолько [более], насколько по ослаблению добродетели стал я ниже себя самого и тлением страстей ослабил умственную силу души, дабы бремя моей , легко увлекающей меня в свои сети, злобы  объяв величеством твоей добродетели, утешить меня, бывшаго яко мех на слане , иссушенного хладом греха, и стесненного памятованием адских мучений, и соделать [меня] совлечением ветхости новым, восприимчивым к одному лишь Христову таинственнейшему учению, коим тебе таинственно сообщается горячность духа , воздвигающая и как бы распаляющая душу к любви к одному лишь Творцу, Ему же слава и держава во веки, аминь.