С коми Галом в жизни Всякое бывало… Борода, как пена, Пышная у Гала. Встретил в Заполярье Шестьдесят пять весен, Видел, что на юге, Знает, что ни спросят. Он валил когда-то За рога оленя, И еще есть сила — Не дрожат колени! Так за что же словом Нищенским, позорным Обижают деда, Говорят: «Прокормим!» Говорят: «Весь век свой Был ты на работе. Это стаж не малый, — Отдыхай в почете!» Дед полез за трубкой И ответил: «Что же, От души спасибо Мудрой молодежи!» И ушел с поклоном, Бороду ероша. — Ну и председатель, Очень нехороший!.. Дед сопит над трубкой, Зол и озабочен… Дед не спит две ночи — Две полярных ночи! Две полярных ночи! Два бесплодных года Что-то руки сушит, Сердце точит что-то. Дед ни с кем ни слова, Стала жизнь немою. Говорит он только С городом Москвою. С завтрака пустеют Чумы до обеда, И тогда ведется Странная беседа. Старый громко спросит, Глаз прищурит узкий, И ему немедля Шлют ответ по-русски. Видит, что на сердце, Знает, что на думе, Собеседник деда — Репродуктор в чуме. А в стране, на юге, Потемнели дали: В годы те на юге Недруги напали! Ах, тоска медвежья! Дед ворчит и тужит. — К войску им не годен, В дело им не нужен! Ходит привиденьем, Взмахивает палкой. Борода обвисла, — Треплется мочалкой. — Ну и председатель! А земляк ведь — коми. Вот возьму и лягу, Притворясь, что помер. Он тогда поплачет: — Умер Гал, досадно! Скажет: «Встань, работай, Пошутил и ладно». Только я отвечу: — Ты опять с уловкой? Не заманишь больше, Хоть тащи веревкой! Хоть впрягай упряжки Со всего колхоза. Хоть гони за Галом Трактор на колесах! Вот и все. А в тундре, — Верьте иль не верьте, — Что решат однажды, С тем живут до смерти. Дед решил. И значит, Ни совет соседа, Ни пурга, ни голод Не сломили б деда. Ни пурга, ни голод, Ни земли крушенье!.. Но однажды сам он Отменил решенье. Вышло так: поднялся Диск на горизонте. Гал спросил сурово: — Как дела на фронте? И Москва немедля, Как всегда бывало, Доложила Галу, Словно генералу: — За вчерашний день, мол, Наши самолеты… А потом про танки, А потом про дзоты, Про живую силу, Про потери вражьи, И внезапно… Дед мой Задохнулся даже… И внезапно слышит Дед, ушам не веря: Враг в Москву стремится, Хоть несет потери. — Как в Москву? — У Гала Сердце раскололось. — Как в Москву? — И Галу Отвечает голос: — Так. Но правда с нами, — Значит, с нами сила! Помогают фронту Труженики тыла. …Видит председатель: В снегу по колени, Растеряв степенность, Дед бежит к правленью. Дед влетает бурей: — Здравствуй, председатель! Правду ли я слышал, Враг — тебе приятель? Правда ль, ты желаешь, Чтоб стемнело в доме? Чтоб купцы, как прежде, Обирали коми? Председатель сдержан, Он пожал плечами: — Дона Галэ дедэ! [21] Что такое с вами?! Не берусь поведать, Что тут дальше было! Дед — сперва про доблесть Тружеников тыла. А потом — про танки, А потом — про дзоты… — Ты держать не смеешь Гала без работы! — Дона Галэ дедэ, Сесть прошу поближе! От души спасибо Вам за то, что слышу… …Видело то утро Крупным красным глазом: Шесть лихих упряжек Выезжали разом. Весь колхоз к озерам Провожал их миром. На передней дед мой Ехал бригадиром. Он расстался с палкой, Он махал хореем. Он был снова молод, Он кричал «Скорее!» Я слыхал, как молвил Председатель нежно: — Прожил ты немало, Здравствуй бесконечно! Гал, слезу глотая, Прошептал: — Спасибо! …К озеру упряжки Ехали за рыбой… Вот и все, читатель, Лишь добавлю к слову: Приезжай дивиться Нашему улову. И хотя давненько Битвы миновали, Избегай про отдых Говорить при Гале. Гал заводит тоню, Как всегда, степенно… Борода у Гала Пышная, как пена.

Меж голых скал Полярного Урала, на пути кочевий, где олени шли, береза одинокая стояла, уходя корнями в глубь земли. Кто ни шел бы мимо и ни ехал, словно к очагу, тянулись к ней: ведь она была не только вехой, но и доброй спутницей людей. И такою обладала силой, отличаясь стойкостью бойца, что своим дыханием входила путникам в горячие сердца. И любой, особенно с годами, полюбивший навсегда Урал, самыми сердечными словами все равно березу вспоминал… Но гроза однажды налетела, пробуя на ней свои мечи, и она бесследно разлетелась, отпылав в примолкнувшей ночи. Не осталось даже и основы на любимом месте от нее, но всегда она за теплым словом, как живая, в памяти встает. Нет ее, но, как и прежде, люди         говорят:                       — К березе поезжай, пусть там ветер жарко лица студит, где песцов и лис хоть отбавляй… И хоть нет давно ее в природе, но живет она в сердцах людей. Так и я хотел бы жить в народе песней несмолкающей своей.

Ой, вы, ночи белые, Ноченьки вы летние, С милым теплым солнышком, С дивною порой! За зиму холодную, Долгую и темную, Вы даны в награду нам Северной зимой.        Спят луга росистые,        Где цветы душистые.        Над водою стелется        Легонький туман.        Где-то за околицей,        За рекой, за рощицей        Вон всю ночку слышится,        Как поет баян. Эх, в такие ноченьки Усидеть нет моченьки! С криком чайка носится Над тугой волной… А река широкая, Как любовь, глубокая… В сердце песня просится, Если я с тобой.

Не в саду сиреневом под Москвой Повстречались, милая, мы с тобой, А на дальнем Севере, у Оби, Я тебя, хорошая, полюбил. Белой ночью светлою, в тихий час Целовал я милую в первый раз. И с тех пор любимее стали мне Эти ночи белые по весне. Не поют на Севере соловьи, Но клялись мы в верности и любви, Чтоб она такою же все была, Будто ночка белая, вся светла.       Так пускай не в зелени под Москвой       Повстречались, милая, мы с тобой.       Для любви, для искренней, от души —       Все края родимые хороши!

В снежном вихре мчат олени. По холмистой тундре мчат. Не бегут мои олени, А по воздуху летят.       От полярного сиянья       Посветлело, словно днем,       На большие расстояния       Хорошо видать кругом. Я люблю езду такую — Только править успевай, И поет душа, ликуя: — Здравствуй, тундра, милый край!