Место действия: дом мамы Юн Ми. Мама со своими дочерьми трапезничает за столом в маленькой кухне на первом этаже. За столом царит приподнятое настроение. Мама и Сун Ок улыбаются и шутят. Юн Ми посматривает на них и молчком ест.

– Какой хороший вчера праздник получился! – говорит Сун Ок, поднимая руки и тянясь вверх, прогибая спину. – Только как-то без подготовки всё вышло. Думаю, нужно хорошенько подготовиться и отметить ещё раз.

– Сун Ок, не тянись за столом! – говорит ей мама, с улыбкой смотря на дочь. – Мне тоже понравилось. Давно в нашей семье праздника не было. А всё благодаря тебе, Юна. Может быть действительно устроить праздник ещё раз, по всем правилам? Хочешь?

Юн Ми под обращёнными на неё взглядами индифферентно пожимает плечами.

«В Белориве который день горят конопляные поля. Ветер дует в сторону Велобаджи. В Велобаджи который день продолжается праздник…» – глядя на улыбающуюся маму Юн Ми, приходит мне в голову побасенка-переделка известной рекламы.

Праздник в нашей Велобаджи начался в тот момент, когда Сун Ок увидела результат моего тоика. Вначале она как-то сдерживалась, но после её выступления перед людьми онни, как говорится, понесло. Выходя на улицу, мы прошли с ней весь длинный коридор второго этажа и всем встречным-поперечным она сообщала, указывая на меня, что «это моя сестра». При этом я держал в руках золотой сертификат. Все встречные улыбались и, казалось, искренне радовались. Я был малость растерян столь странным отношением к своей персоне посторонних людей и поэтому автоматом улыбался, кланялся и благодарил вместе с сестрой Юн Ми. Однако, спустившись по лестнице и выйдя на улицу, я очнулся и сообразил, что если я не хочу кланяться и благодарить всю дорогу до дома, то «шоу» нужно сворачивать. Я категорически потребовал от Сун Ок спрятать сертификат в сумку и прекратить хвастовство, напомнив заупрямившейся онни о скромности и приличиях поведения. Нехотя она согласилась. Сертификат убрали, и мы как нормальные люди пошли домой. Я ждал, что сейчас начнётся допрос о том, как мне это удалось, но тут возбуждённая Сун Ок вспомнила, что «мама-то ещё не знает!». Сначала она хотела было позвонить, но потом решила, что приехать с золотым сертификатом в руках – гораздо круче! Тут же поймала такси и, посадив меня на заднее сиденье, плюхнулась рядом. Притянула к себе, обняла и принялась тормошить, как куклу, говоря всякие девичьи «уси-пуси». Я по три раза узнал – какая я умница, молодчина и что я теперь предмет гордости старшей сестры. А раньше, что, Юн Ми не была предметом её гордости? Нечем, выходит, было гордиться? Конечно же, и водитель узнал о том, по какому поводу все эти писки-визги. Ему тоже показали сертификат. Он, странный, тоже, как и другие корейцы, обрадовался и сказал, что здорово и что «не все ученики престижных школ получают столько баллов за тоик». Сун Ок, получив дополнительную «стимуляцию», опять взялась тормошить меня, и я уже совсем было хотел возмутиться, но тут мы приехали. В прихожей, не раздеваясь, онни буквально выпрыгнула из своих шузов и с криком «мама, мама, Юн Ми получила 999 балов!!», размахивая сертификатом, понеслась внутрь дома. Я только мученически закатил глаза к потолку. Прибежала с кухни мама Юн Ми в кухонном фартуке, и началась «вторая часть Марлезонского балета». Я узнал, что Юн Ми – умница, замечательная дочь, вторую такую ещё поискать, солнышко, красавица и т. д и т. п. Потом, когда мы уже сидели за столом со вкусняшками, мама Юн Ми достала телефон и начала обзвон родственников. Первым, конечно, обо всём узнал дядя. Потом пошли родня в провинции и знакомые. Я сидел, слушал, как хвастаются дочерью, и потихоньку опухал. «Ну, получил, ну удачно вышло, ну чего там? – подумал я. – Нужно прекращать это. Надоело!» Уже было открыл рот, чтобы это сказать, но посмотрел в светящееся радостью лицо мамы Юн Ми и прикусил язык. «Не порти людям праздник, Серёга, – сказал я сам себе, – её мама столько лет боролась с трудностями, растя дочь, что теперь имеет полное право побыть счастливой. Тем более что это может быть своеобразной компенсацией от меня за то, что я обманываю её и Сун Ок…» В общем, я промолчал, а праздник спустя некоторое время выплеснулся на улицу. Нуна написала ярко-зелёным фломастером объявление на листе бумаги, который за уголки приклеила скотчем на стеклянную дверь кафе и в котором объявлялось, что ввиду моего «феерического» успеха в тоике (успеха дочери хозяйки!) всем посетителям полагается по бесплатной (за счёт заведения!) бутылочке сочжу. Вчера, в субботу, гулянка в кафе явно удалась. Привалила толпа знакомых мамы Юн Ми, соседей, знакомых знакомых соседей… В итоге закрылись почти в час, хотя работаем до одиннадцати. Поддав, многочисленные ачжумы и ачжосси стали хором просить маму Юн Ми, чтобы её ребёнок показал свои способности. Та обратилась ко мне. Вариантов отказать не было, пришлось поработать на публику. Встав на возвышение у входа, я оглядел притихший в ожидании зал, набрал в грудь воздуха и неожиданно для себя начал:

Ну, что сказать? Народ хоть, похоже, особо ничего не понял, но очень проникся моим произношением и громким голосом. Проникся и я. Но не этим. Честно говоря, я не понял, с чего это меня вдруг на Шекспира кинуло? Никогда не был поклонником его таланта. А тут вдруг – нате вам? Может, это какая-то внутренняя потребность? Вроде гласа души? Уж больно так в тему моей нынешней жизни легло. Кроме своего неожиданного выбора, меня ещё поразил тот факт, что слова великого классика нашлись в моей памяти легко и непринуждённо. Так, словно монолог Гамлета я когда-то выучил наизусть. Хотя ничего такого в моей жизни не было. Ну, читал пару раз. Ну, может, пять раз прочёл. Но не учил. А тут, чеканно и чётко, словно каждое слово вбито в мою память аршинными гвоздями. Странно…

– Можно будет твоих подруг пригласить, – сказала мама Юн Ми, продолжая развивать тему повтора праздника, – ты Дже Ын звонила? Унни знает?

Я отрицательно покачал головой.

– Ты ей ничего не сказала? – удивилась мама Юн Ми. – Почему?

– Я не знаю её номер телефона.

– Как не знаешь?!

– Он у меня в телефоне был, а он у меня теперь новый. В смысле, симка новая…

– Так ты ей не дала свой новый номер?

– Уку…

– Почему?

– Забыла.

– Юн Ми, – с прищуром, задумчиво смотря на меня, спросила онни, – а как ты так хорошо сдала тест, если всё забыла?

«Ну, начинается… – вздохнул я, – а я уж думал, не вспомнят…»

Место действия: дом мамы Юн Ми. В комнате сестёр за столом, перед открытым ноутбуком сидит Юн Ми.

Сижу, никого не трогаю, рою информацию. А именно, куда можно устроиться работать несовершеннолетнему корейскому подростку? Причём девочке…

От нового праздника вчера я отбился, от подозрений в свой адрес – тоже. На вопрос Сун Ок «как мне удалось так хорошо сдать тест, если я всё забыл?» я ответил фразой Доцента из известного фильма: «Тут… помню, тут – не помню!» Ну и всё… Вопрос снялся сам собой. Вообще, начинаю приходить к мысли, что иметь справку о больной голове хоть и стрёмно, но – удобно. Всегда можно прикинуться «полной амнезией», и взятки гладки…

Наконец-то «разлочили» комп Юн Ми! Можно теперь заниматься своими делами, не привязываясь к режиму дня Сун Ок. Ноут взял да пошёл. Можно ещё сказать, что тест от врача пошёл делать. На это вообще реагируют, как на Святой Грааль – «Конечно, конечно! Иди, иди!» По-быстрому галочки в тесте расставил – и свободен. Вопросы в тестах, кстати, какие-то странные… Чушь какую-то шлют… Ну да ладно.

Кстати, пошарился по жёсткому диску. Поискал порнушку. Ничего не нашёл. Никакого криминала. Абсолютно мирные, девчачьи картинки – оленята, котики, собачки. Фотографии подружек. Фотография Юн Ми с каягымом в руках.

Правда, в отдельной папке много фоток парней айдол-группы «CHAOS». А если точнее, одного парня. Как я понял – лидера группы.

Это, что ли, была та самая «секретная информация»? – подумал я. – Нашла ж, на что пароль ставить! Ну, нравится кто-то из исполнителей… Что в этом такого? Это всё равно как луну любить. Видеть видно, а встретиться – никогда не доведётся. А может, это первая любовь Юн Ми, которую она бережно хранила от всех? Впрочем, это её личные дела, в которые не стоит совать нос. Человек умер, а об умершем – только хорошо или – никак.

Папку с фотками «CHAOS» я удалил, а картинки и подружек – оставил. Ну должно же что-то быть на диске из девичьего?…

– «Корейские школы пытаются ввести новую систему наказаний взамен телесных» – попался мне на глаза броский заголовок новости.

Пфффф… Чего? Их тут что, в школах розгами секут? Серьёзно, что ли? Ну-ка, ну-ка…

…До недавнего времени во многих корейских школах сохранялась система телесных наказаний. За разнообразные провинности ученики могли получить не только выговор, но и чувствительный удар специальной палкой. В некоторых школах ученик принимал позу «упор лёжа» и стоял так, пока учитель не разрешал занять своё место.

«Изобретательные педагоги придумывали и другие наказания, более или менее сходные с теми, что испытывают на себе, например, новобранцы армии. Однако последнее время всё больше и больше школ отказываются от подобной практики в пользу более либеральных видов наказаний. Департамент образования города Сеула издал распоряжение об отмене всех видов телесных наказаний со второго семестра этого учебного года. Такое решение было принято по примеру школ, которые по своей инициативе перешли на альтернативные методы наказания.

К новым методам выяснения отношений относятся, например, совместные походы учителей и провинившихся учеников в горы, чтобы в непринуждённой атмосфере обсудить имеющиеся проблемы. Другим примером является система штрафных баллов, по мере накопления определённого количества которых ученики обязаны безвозмездно заняться работами по оказанию социальной помощи или физическими упражнениями.

Подобные системы уже действуют в нескольких сеульских школах…»

Блин! Это мне повезло, что ли, что меня в школе за драку не выпороли? Ничего себе, порядки! Омбудсменов на них амеровских нет!

«…По словам учительницы по фамилии Юн, телесные наказания дают только краткосрочный эффект, а неприятный осадок от физической боли остаётся на долгое время. Поэтому, добавляет она, необходимо дать самому ученику осознать и понять, в чём его вина, и воспитать в нём чувство ответственности за свои поступки.

По признанию шестнадцатилетней ученицы Ким Ён Хён, телесные наказания дают обратный эффект, только усиливая желание сопротивляться. Очень хорошо, когда чувствуешь, что учителя с уважением относятся к школьникам.

С другой стороны, несмотря на положительные отзывы, некоторые школьники считают, что новые меры повлекут за собой ещё большее непослушание и новые проблемы с дисциплиной. По их мнению, телесные наказания – это горькое лекарство, без которого не обойтись.

В некоторых столичных школах активно применяется система штрафных баллов…»

Дикая страна… Хотя… Если вспомнить родную школу, некоторым дЭбилам, которые её посещали, физические наказания – это самое то, что доктор прописал. Ибо при отсутствии мозга только активная стимуляция их ягодичных мышц занозистой палкой способна оказать дрессирующий эффект на эти организмы… Можно ещё ею и по голове. Всё равно там ничего у них нет…

Так, это я отвлёкся. Мне нужно по работе пройтись, а не по новостям. Интернет – это такая зараза, что зайдёшь на пять минут – два часа просидишь! А уж Интернет в ином мире – это вооощщще! Жесть! Всё интересно!

Ага, вот, нашёл!

«Оплата труда несовершеннолетних ниже минимальной почасовой оплаты!»

Как-то мало оптимизма в этом заголовке… И что пишут?

«…Проблема оплаты труда несовершеннолетним была и продолжает оставаться одной из актуальных проблем современного корейского общества. Согласно официальным данным корейского статистического бюро, почти 50 % всех студентов корейских вузов (то есть каждый второй) и чуть более 10 % школьников старших классов школы вынуждены в силу тех или иных причин подрабатывать во внеучебное время. Основная причина подработок – нехватка денег на обучение. Стоимость обучения в университетах растёт не по дням, а по часам. На сегодняшний день стоимость одного семестра в самых дешёвых государственных университетах (Сеульский государственный и т. д.) достигла отметки в два миллиона вон (примерно 2000 долларов США по нынешнему курсу), а традиционно дорогие частные и престижные университеты (Ёнсе, Идэ и т. д.) требуют со студентов более пяти миллионов вон за семестр! Для многих ребят единственный способ оплатить столь дорогое образование – кредит в банке, однако, как всем известно, банки тоже деньги не просто так раздают. Для того чтобы оплатить сумму кредита и набегающие на нее проценты, молодые студенты вынуждены подрабатывать после занятий в караоке-барах, интернет-кафе, различных ресторанах и забегаловках, на заправочных станциях, парковках и т. д.

Минимальная заработная плата в час, установленная корейскими законами, – 3320 вон (около 3 долларов), однако далеко не все работодатели согласны выплатить даже такую сумму молодой рабочей силе. В большинстве круглосуточных супермаркетов, где продавцами чаще всего и являются студенты, часовая оплата составляет 2500–3000 вон. При поступлении на работу начальник берёт молодого человека с «испытательным сроком» и обещанием поднять зарплату через пару месяцев, если он будет хорошо работать. Однако, как показывает практика, больше пары месяцев на подобных «должностях» никто не задерживается, поэтому это всего лишь завуалированный способ для работодателя платить меньше.

Работая подобным образом, пять часов в день, три-четыре раза в неделю, за месяц можно заработать порядка 240 тысяч вон (примерно 240 долларов), что не идёт ни в какое сравнение со стоимостью обучения в университете и во много раз ниже средней стоимости съёма комнаты (если студент вынужден жить один, а не с родителями). Разумеется, основное финансовое бремя практически всегда ложится на родителей, деньги же, заработанные самим студентом, как правило, идут на ежедневные расходы и (если повезёт с работой и, разумеется, оплатой) на оплату ренты…»

Ёёёё! И тут – «наебайтэн» с «испытательным сроком»! Меня один раз так накололи. Как дурак, месяц, считай, «за спасибо» проработал. А потом вместо меня такого же лопуха, как я, взяли. Козлы позорные! И здесь то же самое. Что за странная страна? В школах – физические наказания, кланяться постоянно нужно, старших уважать, а те же старшие – обманывают младших, не выплачивая причитающиеся тем деньги за их работу… Как это всё соотносится друг с другом?! И что такое – 240 баксов за месяц? Куры даже смеяться не станут, ибо не смешно. Не-е… такие работы нам не нужны… Нужно что-то более интеллектуальное и высокооплачиваемое. С «языком»! А есть ли тут биржа труда? Непременно должна быть! Развитое капиталистическое общество, как-никак!

…

Н-да… Онни сказала правду… – подумал я, задумчиво закрывая крышку ноута.

За проведённый час в поиске работы с помощью Сети ничего подходящего найти мне не удалось. Для несовершеннолетних везде предлагалось одно и то же. Караоке-бары, интернет-кафе, рестораны, забегаловки и заправочные станции, о которых я прочитал в самой первой попавшейся на глаза статье, с тем же размером оплаты. Всё остальное, где платили хоть какие-то вменяемые деньги, требовало два документа – диплом и тоик. И причём, чем круче указанное образовательное заведение в дипломе, тем выше зарплата. Никаких там «опытов работы», как пишут у нас. Диплом и тоик. Всё! Больше от работника ничего не требуется. Может, там, на месте, будет ещё и собеседование, но в объявлениях об этом нет ни слова.

Чёрт! Тоик у меня есть. А диплома – нет! И чего делать? Получается, что на «не детское» место меня не примут, если исходить из того, что работодатель будет следовать букве закона. Тогда остаётся полукриминальный способ устройства на работу. Тут вижу два варианта. Первый – по знакомству. Как у нас делается. Второй – пойти кого-нить найти и заболтать ему зубы, рассказав, какой я замечательный, весь из себя, а главное – обойдусь ему гораздо дешевле, чем работник с дипломом.

Хммм… Ну, из знакомых у меня тут только родные Юн Ми и недобитый сковородой дядя… Совершенно не представляю, как далеко простирается их цепочка связей. Однако можно будет спросить. А второй вариант… Вполне допускаю, что смогу кого-то найти и уболтать. Вполне. Только вот вопрос – с чего это вдруг «уболтанному» платить мне как полноценному специалисту? Наверняка он обрадуется появившейся возможности отстёгивать из своего кармана меньше, чем до этого, причём на законных основаниях. Диплома-то у меня ведь нет! В итоге получится, что работу я найду, а вот денег за неё, скорее всего, не будет. Пфффф…

Ладно, хорош сидеть, нужно совесть иметь. Пойду вниз, помогать. Посуду помою. Информация к размышлению есть, пока буду греметь тарелками, обдумаю всё ещё раз…

Место действия: большой торговый комплекс. На втором этаже, под высоким потолком и большими панорамными окнами, выходящими на оживлённую улицу, расположился небольшой отдел музыкальных инструментов. Через окно доносится приглушённый шум едущих автомобилей. Несколько рядов электронных пианино, синтезаторов, барабанов. В воздухе чуть слышно пахнет нагретым пластиком. За стеклянным прилавком на стене – электрогитары, блестящие разноцветными корпусами. На прилавке – яркие глянцевые каталоги. Продавец-консультант по имени Им Хо лениво бродит по залу среди инструментов.

Скучно, – подумал Им Хо, дойдя до окна и разворачиваясь в обратный путь, – покупателей нет. Не так часто покупают музыкальные инструменты, тем более в будние дни… Скорей бы начальник вернулся с обеда. А то уже в животе бурчит…

Им Хо вздохнул и бросил взгляд на круглые часы с чёрными стрелками, висящими на стенке возле кассы.

«Три часа, – подумал он, – ещё только три часа… До десяти – ещё целая вечность!»

Внезапно он ощутил за своей спиной чьё-то присутствие. Им Хо быстро повернулся. Девочка! В красной курточке, кроссовках, клетчатой юбочке и с сердитым выражением на лице. Если судить по возрасту, одежде и розовому рюкзачку за спиною – школьница.

– Добрый день, ачжосси, – сказала девочка, высоко держа голову и смотря прямо в глаза Им Хо. Поклон она даже не попыталась изобразить.

– Здравствуй… – осторожно ответил Им Хо, внимательно рассматривая собеседницу и пытаясь понять, кто она такая и почему так себя ведёт? По внешнему виду – обычная корейская старшеклассница. Но почему она тогда разговаривает с ним в такой неуважительной форме?

– Я занималась музыкой, – между тем продолжила говорить девочка, – но у меня произошёл перерыв в занятиях. Я переехала, и инструмент пришлось оставить на прежнем месте жительства. Сейчас я решила вернуться к занятиям. Мне нужен новый инструмент.

– Ммм… – промычал Им Хо, соображая, и спросил: – Речь идёт о каком-то конкретном экземпляре?

– Мне нужен синтезатор профессионального уровня, на 61 клавишу… – Девочка развернулась к Им Хо спиной и направилась к инструментам, на ходу перечисляя качества, которыми должна обладать её предполагаемая покупка: – 24 голоса, не менее двухсот программ, должна быть возможность добавления дополнительных, ну и система синтеза звука… – eXpanded Modeling Technology…

Эмигрантка, – понял о ней Им Хо, услышав, как она чётко произнесла английскую фразу, – сказала, что переехала, хорошее произношение и совершенно не воспитана, как все иностранцы. Понятно. Похоже, жила за границей и недавно вернулась в Корею. Стоит ли требовать, чтобы она обращалась ко мне, как положено? Если её за всю её жизнь не научили манерам, вряд ли я смогу это сделать за пять минут. Всё равно она не знает, как себя вести. Начнёшь воспитывать – обидится и уйдёт. Вон, лицо какое недовольное. А так есть шанс продать её родителям инструмент. Денег у эмигрантов много… Хотя одета она не особенно хорошо… Может, старается не выделяться? Этих американцев не поймёшь… Денег полно, а одеваются кое-как. Никакого вкуса! Что возьмёшь, одно слово – американцы!

– У вас есть что-то подобное? – не оборачиваясь, через плечо спросила девочка, подходя к электронному пианино, стоящему с краю.

– Дайте подумать, – ответил Им Хо.

В этот миг потенциальная покупательница издала неопределённый звук, по интонации прозвучавший, как крайняя степень изумления.

– Он у вас что, золотом покрыт?!

Девочка повернулась к продавцу, смотря на него круглыми глазами.

– Кто? – не понял тот.

– Casio! Шесть миллионов вон!? Это что? Почему оно столько стоит? – спросила она, указывая рукою на ценник, стоящий на крышке пианино.

– Ну… Оно всегда столько стоило… – растерялся от неожиданности Им Хо, – и у нас бывают распродажи, накопительные скидки! Вы не подумайте, что у нас самая дорогая цена в Сеуле…

Девочка закрыла глаза. Несколько секунд постояла. Открыла глаза.

– Да, – сказала она, – я поняла. Так как насчёт синтезатора, о котором я вам говорила? Есть у вас такой?

– Ммм… может, вы хотите приобрести ту же модель, на которой играли раньше? Как назывался инструмент, который был у вас?

Девочка замерла, молча, вытаращившись на Им Хо. Им Хо понял, что спросил что-то не то. Пауза затянулась.

– Это неважно, на каком инструменте я играла, – наконец ответила она, отводя глаза в сторону так, словно что-то скрывая. – Я хочу купить новый. У вас есть что-то вроде того, что я перечислила?

– Ну… в данный момент, к сожалению, из представленных здесь образцов подобного нет… Но можно посмотреть и заказать по каталогу! Каталоги у нас на прилавке. Пойдёмте, я покажу…

– Можно мне сначала услышать, как звучит хотя бы вот это пианино?

– Конечно! Садитесь и играйте. Именно для этого оно тут и стоит, чтобы можно было оценить качество звука.

Девочка кивнула, сняла со спины свой рюкзачок, поставила его рядом с ножкой пианино и села на вращающийся стульчик за клавиши. Сцепила руки в замок и характерным движением профессионала-пианиста размяла пальцы. Занесла правую руку над клавишами, на миг замерла и решительно опустила её вниз. Инструмент отозвался сильным, громким звуком.

– Как сделать тише? – обернулась девочка к Им Хо.

Тот показал. Затем примерно в течение пяти минут он наблюдал, как девочка старательно пыталась исполнить какое-то одной ей ведомое музыкальное произведение. Им Хо слушал и никак не мог понять, что же за мелодию она играет? Вроде классика, вроде что-то знакомое, но что именно? И нельзя было сказать, что девочка вообще не умеет играть и поэтому пианино издаёт набор несвязных звуков. Нет, было видно, что она действительно когда-то занималась музыкой. Но, похоже, тот перерыв в занятиях, о котором она говорила, давал о себе знать. Пианистка часто сбивалась, попадая не на те клавиши, фальшивила и порою банально не успевала за мелодией, пропуская ноты. Всё это было прекрасно слышно привычному уху Им Хо. Техника исполнения явно нуждалась в своём улучшении. Наконец прозвучала последняя нота. Девочка подняла над клавишами руки, зачем-то внимательно осмотрела ладони, пошевелила пальцами. Потом повернула кисти и осмотрела их снаружи. Затем с чувством произнесла короткое, но звучно прозвучавшее слово на неизвестном Им Хо языке.

– Большое спасибо, – сказала девочка, вставая и аккуратно опуская крышку, закрывающую клавиши.

– Пожалуйста, – ответил Им Хо и поинтересовался: – А что это была за мелодия?

Девочка окинула его взглядом и задумалась.

– Почему вы спрашиваете, ачжосси? – спросила она, наклонив голову к плечу и вопросительно смотря на него.

– Я студент четвёртого курса университета Согён. Учусь музыке, а в магазине немного подрабатываю. Я знаю множество музыкальных произведений, но то, что сейчас прозвучало, я не понял. Чисто профессиональный интерес.

Девочка недовольно поджала губы.

– Это была музыкальная фантазия. Из моей головы, – спустя секунду ответила она.

– Ты пишешь музыку? – поразился Им Хо, перейдя на «ты».

– Иногда, – коротко ответила ему собеседница, наклоняясь за рюкзачком и подхватывая его за лямки, – мы, кажется, хотели посмотреть каталоги?

– Да, пойдём.

Зайдя за прилавок, Им Хо подвинул по стеклу лежащую на нём стопку каталогов в сторону девочки.

– Синтезаторы фирмы Yamaha считаются лучшими на рынке в ценовой категории до… – начал было он и замолчал, увидев, как девочка ухватила лежавший сверху синий каталог KORG на английском языке. Открыв оглавление, она быстро провела по листу сверху вниз указательным пальцем, перевернула лист, снова провела пальчиком, удовлетворённо хмыкнула и открыла нужную страницу. Прочитала, секунду другую подумала, словно что-то вспоминая, улыбнулась и, развернув книжку, подала её Им Хо.

– Мне нужен… вот этот!

Им Хо посмотрел на её выбор и удивлённо приподнял брови.

– Вот этот?

– Да. Сколько он стоит?

– Мммм… Я сейчас посмотрю по базе…

Им Хо подошёл к компьютеру. Девочка терпеливо ждала, смотря, как он вводит буквы и цифры с клавиатуры.

– Последняя цена, – произнёс Им Хо, получив ответ на запрос, – была пять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч вон…

– Пффф… – девочка выдохнула сквозь губы.

– Но, к сожалению, данной модели нет в продаже… Она снята с производства.

– Как снята?!

Девочка чуть ли не возмутилась.

– Так, – пожал плечами Им Хо, – её выпустили небольшой партией. Я слышал, что она оказалась слишком дорогой и специфичной в освоении, и не пользовалась спросом. Поэтому KORG снял её с производства. Однако взамен фирма предлагает другие инструменты подобного уровня. Yamaha тоже выпускает синтезаторы, сопоставимые по классу с этой моделью…

– Н-да? – отозвалась девочка.

В голосе её был слышен скептицизм. В этот момент у девочки зазвонил телефон.

– Да? – сказала она, достав его из внутреннего кармана своей красной курточки, открыв и приложив к уху.

– Уже иду, – десять секунд спустя сказала она, выслушав, что ей сказали.

– Прошу прощения, но мне нужно идти, – сказала девочка, убирая телефон обратно в карман, – я зайду в следующий раз. Большое спасибо.

Девочка поклонилась.

– Всего доброго, – кисло ответил Им Хо, кивая в ответ и понимая, что покупки не будет.

…Эти иностранцы… – подумал он, глядя вслед уходящей девочке в красной курточке, – такие странные… Но хоть время провёл не скучно…

Место действия: дом мамы Юн Ми. Семья ужинает в маленькой кухне. Юн Ми хмурая, как осенний день, Сун Ок сочувствующе поглядывает на сестру, мама загадочно улыбается.

– Юна, не хмурься, – говорит онни, – завтра повезёт. Знаешь, как люди говорят? Если бог закрывает двери, то он открывает окно!

Ага… Окно. Я и не предполагал, что на фирмах тут такие хамы сидят. В первых двух местах, стоило только про работу заикнуться, сразу на дверь указали. Без разговоров. Типа, выход вон там – проваливай! После приобретённого «бесценного» опыта я решил действовать хитрее. Загодя доставал сертификат и сразу начинал им размахивать. Да, это позволило мне продержаться в других местах подольше.

Народ разглядывал, восхищался оценкой и предлагал мне поступать в Пусанский университет иностранных языков или Сеульский государственный университет. Но итог был тот же – «нам не требуется!» Я, честно говоря, не понял. Судя по реакции Сун Ок и окружающих на результаты моего тоика, работника, подобного мне, должны были бы сразу, как говорится с руками оторвать. Однако этого совершенно не происходило. Неужели, недоумевал я, в туристических фирмах, по которым я хожу, занимаясь саморекламой, никому не нужен человек с хорошим знанием английского?!

Я так бы и ушёл, терзаемый нераскрытой тайной бытия, но в последней «намеченной точке», куда я зашёл «продаться», меня просветили. Это случилось в фирме, занимающей маленький офис, в котором никого не было кроме господина генерального директора. По крайней мере, так было написано на узкой табличке, стоявшей у него на столе.

– Смотри, – сказал он мне, рассмотрев мой диплом и выслушав мою коротенькую презентацию, – ты – несовершеннолетняя. По закону, ты не можешь работать больше пяти часов в день. Если превысишь и меня поймают на этом нарушении – заплачу штраф. Дальше. Поскольку ты не можешь работать полный рабочий день, значит, мне нужно искать кого-то ещё, на вторую половину дня. В результате вместо одного сотрудника у меня появляются двое. Это опять сложности. Потом, у меня есть экскурсии по ночному Сеулу с посещением ночных клубов и ресторанов. С твоим возрастом тебя в такое время туда просто не пустят. Пустят – заплатят штраф. И я заплачу. Значит, с тобою нужно обращать внимание ещё и на это. Зачем мне это всё? И вообще. Тебе с твоими успехами учиться нужно. Ты сейчас полгода у меня «поработаешь», едва чему-то научишься, а потом поступишь, и только я тебя и видел. Работать переводчиком, гидом, как ты хочешь, – это достаточно тяжёлая работа, требующая сил, времени и квалификации. Не для девочки твоего возраста. И вообще, даже не знаю, с чего это ты вообще вдруг решила, что тебя кто-то допустит работать с иностранцами? Это ответственность. А ты ни за что отвечать не можешь, потому что сама ещё ребёнок. За тебя саму отвечать нужно. Ко всем проблемам, которые у меня есть в жизни, прибавишься ещё ты. Будь ты парнем, я бы, может, ещё и подумал, а так, извини – нет. Вообще, я считаю, что девочки должны сидеть дома, заниматься хозяйством, готовиться стать хорошей женой и матерью. Раньше бы так и было, но, к сожалению, мир меняется… И меняется не в лучшую сторону. Общество забывает о традициях. Женщинам разрешили работать. Вполне возможно, это не так уж и плохо, но… В общем, выучишься, получишь диплом, тогда и приходи…

– А до того времени я с голоду, что ли, сдохнуть должна? – зло спросил я, чувствуя злость на себя за свою глупость, не предусмотревшего такого варианта развития событий.

После заданного мною вопроса хозяин фирмы искренне огорчился, что девочка оказалась хамкой, и выгнал меня прочь, напутствуя достаточно крепкими словами и пожеланиями, типа, сначала обучиться хорошим манерам, а потом уже пытаться работать с людьми.

– Манеры ему подавай, шовинист узкоглазый… – прошипел я сквозь зубы, очутившись за дверьми, – парня он, значит, взял бы! А девчонке куда податься? В жрицы, что ли?

Что за дурацкая забота? Человек хочет и может работать, а его берегут, не давая ему этого делать. Тот потыкается потыкается, и в результате окажется, что единственное место, куда его возьмут без проблем, – это либо наркотой торговать, либо на панель… Заботливые взрослые… Пфффф…

Но это была не последняя неудача в этот день. Злой от осознания того, что я полдня изображал из себя клоуна и ни одна «собака» не удосужилась мне об этом сказать, а сам я – идиот гуттаперчевый, я понёсся назад, к автобусной остановке. Минут через десять, когда я малость остыл, до меня вдруг дошло, что улицу, по которой я иду, и дома, которые стоят вдоль неё, я вижу первый раз в жизни. Короче говоря, выскочив из офиса в расстроенных чувствах, я полетел куда-то не туда. Как только я это понял, мне тут же захолодало. Пойдя искать работу, я скрепя сердце влез в юбку, дабы создать образ обычной, скромной девушки. Почему-то сверстницы Юн Ми джинсы практически не носят. Один раз только видел. Девушки постарше, студентки, те да, многие носят. А вот школьницы – юбка, тёплые колготки, ботиночки. Прямо униформа какая-то. Ну, и я в неё влез, чтобы не выделяться. Но холодно-то так рассекать! Чай, не май на дворе, а февраль! Тем более что у Юн Ми с «обогревом» тела что-то не то. В общем, чуть проведя время на улице, я замёрз, и, увидев попавшийся мне на глаза торговый центр, шмыгнул в него, чтобы погреться. На первом этаже я увидел рекламу отдела музыкальных инструментов с изображением синтезатора. Рекламировали инструменты с новым революционным звуком – eXpanded Modeling Technology. Вспомнив, что я собирался посмотреть здешние музыкальные инструменты и цены на них, я решил это сделать сейчас, уж коль так выпал случай. Поднявшись на второй этаж, я нашёл отдел, чья реклама была внизу. В отделе было пусто, ни одного человека, кроме грустного молодого продавца. Безлюдье было мне на руку. Я решительно направился к парню. Дальше были «шок и трепет». Шоком стали цены. Пианино CASIO – шесть тысяч баксов! Да оно никогда столько не стоило! Ну, по крайней мере, у нас. А тут… Откуда такие цены? Что, Китай в этом мире пошёл другим путём? Он – не всемирная фабрика? Поэтому электроника так дорого стоит? У нас же всё делается в Китае, где, считай, дармовая рабочая сила. То же китайское пианино максимум полторы тысячи вечнозелёных стоит! А сделай его целиком в Японии или Корее, тогда да. Цену можно будет смело умножить на два или даже на три… На здешние деньги и выйдем…

Но это был только «шок». «Трепетом» стали мои руки. Сел за инструмент, чтобы понять – где я нахожусь в данный момент по технике исполнения? Поиграл, понял, что я нахожусь в одном очень нехорошем месте, в которое никто по доброй воле не стремится попасть. Клавиши – помню, как играть – помню, но… Руки, руки, РУКИ Юн Ми! Это просто крандец какой-то! Коряги! Помню, мама любила брать мою руку в свои ладони.

– Рука музыканта, – улыбаясь, говорила она, гладя мои пальцы.

Я смущался и отбирал руку. Ну, такая игра у нас с мамой была. Но, да, да! Пальцы у меня были длинные и «чувственные», как говорила мама. Как у настоящего пианиста. А тут… У Юн Ми круглая, «пролетарская ладошка» с короткими пальцами. В такую – только тяпку давать, да в поле, картошку окучивать! Никакой техники, понятно, в этих пальцах отродясь не ночевало. Хоть она и играла там, на её каягыме, но я это никак не ощутил. В общем, я понял, что пахать мне и пахать, пока появится хоть какая-то гибкость в пальцах, пока хоть что-то получаться начнёт…

Тут ещё продавец вылез. А что это, говорит, за музыка была? Не узнаю, мол.

Вообще-то это был Ференц Лист. По крайней мере, должно было быть так. Но, в итоге, прозвучало нечто… Имя композитора я ему называть не стал, чтобы не травмировать. Всё равно он его не знает. Нет в этом мире этого имени. А парень в консерватории учится. Пришлось соврать, что это моя импровизация…

Единственным светлым моментом во всём этом стало то, что, оказывается, в этом мире существует такой же синтезатор, какой был у меня. Ну хоть что-то… Нет, конечно, существуют аналогичные, как сказал продавец, модели. Существуют, да. Но я своего «короля» ни на что не променяю. В своё время я купил его, когда уже знал, что поступаю в институт и профессионально заниматься музыкой не буду. Буквально случайно услышал, как он звучит, и понял – эта ВЕЩЬ должна быть моей! В тот момент я собирал деньги на байк. Ни секунды не сомневаясь, взял всех их, плюс ещё и занятую сумму, пошёл и «грохнул» на синтезатор. Один раз пожалел. Когда распаковывал. Подумал – «на кой?», всё равно музыкантом не буду. Лучше бы мотик взял, девчонок катать! Но, как только положил пальцы на клавиши и взял первые ноты – все сомнения пропали. Больше никогда не сомневался в разумности своей внезапной потраты. Мой инструмент. И здесь такой же есть! Надо брать. Только вот с производства сняли, чудаки. Придётся поискать… Или объявление дать… Должны же с рук продавать! Денег вот только нет…

– Не расстраивайся, завтра тебе обязательно повезёт, – возвращая меня из мыслей, сказала Сун Ок и сделала движение рукой сверху вниз, подняв кулак. – Файтинг! (Файтинг – искаженное от английского fight, – борись! – Прим. автора.)

– Угу, файтинг, – кивнул я, думая о том, как заикнуться о том, чтобы обратиться за помощью к дяде, как воспримут?

– Давай я тебе подниму настроение, – улыбнулась в этот момент мне мама Юн Ми, – у меня для тебя есть хорошая новость. Твой дядя договорился о согэтхин для тебя.

– Согэтхин?! – поразилась онни, изумлённо смотря на маму. – Мам, но Юн Ми ведь только семнадцать!

– Дядя сказал, что можно будет сделать это как помолвку…

Помолвку?! Коо-ому?! Мне?! Да офигеть!

– Стоп! – сказал я. – Стоп! Объясните для начала, что такое – согэтхин?

– Согэтхин – это свидание, которое устраивают знакомые для своего кандидата в супруги, – пояснила онни.

– Свидание?! – изумлённо переспросил я.

– Да, – улыбаясь и смотря на меня, сказала мама Юн Ми, – ты довольна, что пойдёшь на свидание?

* * *

– Нет!

– Что значит – нет, Юн Ми?

Мама с недоумением смотрит на дочь.

– Это значит, что я – не пойду!

– Почему, дочка? Дядя говорит, что это – хорошая семья. Отец – профессор, парень учится в университете Согён, станет врачом. На их семью очень большое впечатление произвёл твой результат тоик.

– Гм… Мама, я считаю, что мне ещё рано думать о браке.

– Отчего? Девушке никогда не рано подумать об этом. Тем более что мужчин, могущих стать хорошими мужьями, не так уж и много…

– Я намереваюсь стать айдолом. А замужество поставит крест на моей мечте!

– Опять ты об этом! Дочка, айдолами становятся единицы из тысяч! Ты уверена, что у тебя достаточно таланта и красоты для этого?

– Уверена!

– Юна, подумай над тем, что век звезды – недолог. Особенно для женщины. В тридцать лет они уже уходят. Обзаводятся семьями. Может, стоит сразу пропустить этот сомнительный участок жизни? В возрасте хорошего мужчину будет сложно найти…

– Я собираюсь умереть на сцене!

– Юн Ми! Да что ты такое говоришь, упрямая негодница! Хочешь, чтобы сердце твоей матери разорвалось?!

– Нет, не хочу. Но я говорю правду. Я намереваюсь выступать, пока будут силы стоять на ногах.

– Ну, а потом? Потом что ты будешь делать?

– Ещё не решила… Там видно будет.

– Юн Ми, почему бы тебе не послушать свою маму? Которая знает, чем закончится твоё упрямство.

– Мама! Я, конечно же, выслушаю тебя. Но вначале позволь задать тебе вопрос. В твоём доме – два «милых вора»… («Милый вор» – так в Корее называют дочь, уходящую из семьи и уносящую с собою приданое. – Прим. автора.)

– …Сможешь ли ты дать им приданое, за которое ни вам, ни нам не будет стыдно? Стыдно – за дешёвые подарки для родственников, за дешёвые платья, за бедные украшения… Чтобы потом, в доме мужа, нас свекрови не называли нищенками?

– Юн Ми! Что ты такое говоришь маме! – с возмущением воскликнула Сун Ок, обращаясь к сестре.

– Я говорю так, как оно есть! – ответила ей та, смотря прямо в глаза. – Маме ещё нужно и о своей старости подумать. Мама, если вы отдадите всё, включая своих дочерей, как вы потом будете жить одна? Кто позаботится о вас в старости?

– Как-нибудь проживу… – тихо сказала мама, опустив глаза, – главное, чтобы у вас было всё…

– Это неправильно! – перебила её Юн Ми, взмахнув рукой. – Ты слишком многое сделала для нас, чтобы жить потом как-нибудь. И ещё. Нехорошо младшей дочери выходить замуж, когда её старшая сестра ещё не устроила свою жизнь. Поэтому я предлагаю: пусть все отложенные тобою деньги на наше приданое пойдут на свадьбу Сун Ок. А я, мама, буду сыном, которого у вас нет. Буду зарабатывать и заботиться о вас. Замуж я не собираюсь!

– Доченька, какая же ты у меня… – сказала мама, вытирая пальцами слёзы, появившиеся в глазах.

– Поэтому на свидание я не пойду… – слегка набычившись, тихо сказала Юн Ми.