Каждый учебный день был похож один на другой: сорок пять минут занятие, пятнадцать минут перерыв и опять сорок пять минут. Нельзя сказать, что сам урок был совсем уж заформализован, но мы все-таки занимались каким-то делом и шли по заданной училкой колее. А перерыв первоначально был задуман как время неформального общения, предполагалось, что мы будем применять полученные знания в свободном полете.

Японки уходили сразу и отдыхали от нас на японском. Китаянки, как более дисциплинированные, находились в классе, но шушукались тоже на своем. «Западноевропейский блок», таким образом, беспрепятственно принадлежал сам себе и мог потрындеть о чем хочешь.

Но училка быстро учуяла своим политкорректным носом, что в нашем объединении есть что-то неправильное, и поспешила вмешаться и употребить наше свободное время на пользу (на нашу пользу, естественно). Она решила поучить нас «Искусству общения в обществе», оно же Social Skills, оно же Small Talk.

Small Talk – это предельно выхолощенный разговор ни о чем на определенные темы, которые изначально исключают конфликтность, спорность, а часто также интерес и смысл. Суть смол-тока – передержать определенное время большое количество народа на маленькой площади так, чтобы все было мило и гладко, не вспыхнуло никаких размолвок, и чтобы в конце вечеринки все с легкой душой разошлись. Круг тем, вопросов и ответов выверен и отшлифован годами. Основное искусство – держать лицо.

Вы спросите: а что, по-человечески и поговорить уже нельзя? Можно. Но для этого есть узкий круг друзей. Таким образом, училка лишила нас возможности поболтать в узком кругу друзей, заставляя играть по правилам смол-тока, и нам пришлось со взаимно покислевшими минами болтать о всякой всячине, при этом она сидела с нами, вежливым цербером направляя и корректируя беседу.

Одна из главных тем смол-тока, я бы сказала, основополагающая, – о еде. Кто что ел. И вкусно ли это было. Варианты – вкусно, очень вкусно, рилли вкусно. Если было невкусно, то упоминать не надо. Когда в классе появился француз, мы по кругу отвечали на вопрос, как прошли наши выходные. Отвечать нужно было в определенной глагольной форме, пару предложений. Когда очередь дошла до него, он ответил:– В субботу мы ходили на большую вечеринку к друзьям.Этого было мало, училка направила:– Вам понравилось на вечеринке?– Да.– Что вы там ели?Француз подумал, что не понял, и на всякий случай переспросил.– Что вы там ели? – чеканно повторила училка.Он опешил. Бросил вопросительный взгляд назад и растерянно повернулся обратно. Училка опять пришла на помощь:– Там было много разной еды, не так ли?– Да, – кивнул смутившийся француз, он не понимал, в чем подвох.– Что вы там ели?– Ел?!.. В смысле… – он изобразил быстрые движения ложкой.– Да.– Ох… да не помню… какая разница… что-то ел…– Это было вкусно?Потерявший точку опоры француз пополз взглядом по лицам одноклассников, но первыми сидели фарфоровые китаянки, затем спавший мертвецким сном мексиканец, и, наконец, его взгляд уперся в меня. Я медленно кивнула, мол, все нормально, брат, у них всегда так. Он быстро обернулся и ответил:– Да, это было съедобно.

Во время перерывов гастрономическо-погодная тема была у нас основной. Мы, конечно, удирали, как могли, но оставлять класс пустым было неловко, поэтому либо училка кого-нибудь в упор останавливала, либо мы сами поддерживали вялое присутствие. Так, ни шатко ни валко, мы отсиживали свою повинность по «непринужденной беседе», но неожиданно одна из китаянок забеременела, и у нас появилась общая тема для разговоров. У всех в классе, кроме молодых китаянок и училки, были дети, поэтому мы искренне расспрашивали ее о здоровье и что она ест. Однажды она пожаловалась, что никак не может привыкнуть в Америке к тому, что приходится есть мясо коровы, забитой «не сегодня». Она плакалась, что долго вообще не могла есть тут мясо, но постепенно приучает себя понемножку, и это ужасно, ужасно! Она мучилась и хотела домой, в деревню. С наступлением беременности наши внутригрупповые отношения с Китаем несколько потеплели, мы ее жалели. Она тоже помягчела. Подруги стали ее сторониться, как будто она выкинула что-то вздорное, да и не понимали они ничего в этом деле. Дни шли за днями, и однажды мексиканка осторожно спросила:– Скажи… а почему ты так сильно прибавляешь в весе? Что доктор говорит?Это была правда – разнесло нашу девицу со страшной силой.– Не знаю, а что, не должно?– Ну должно… но не так.Училка тут же закудахтала, что девочка выглядит прекрасно, что всё совершенно в норме, что доктор бы непременно так и сказал, начала делать пассы руками и таращить глаза, давая мексиканке понять, что та переходит границы приличий, но мексиканка строго подняла руку, как бы отстраняя ее, мол, политес – в другой раз. От неожиданности училка села.– Что ты ешь? Ты отекаешь?– Не знаю, – заканючила девчонка, – ем как всегда, как доктор говорит.– Расскажи, что ты ешь.И китаянка, шмыгая носом, начала перечислять все, что она ест. Мы, сдвинув брови, внимательно слушали (класс мгновенно превратился в научный консилиум, на каждом появилась незримая белая шапочка, на девочке – линялый халатик). Она детально перечисляла все, что ест и где покупает, училка автоматически поправляла произношение, мексиканка мерно кивала. Ничего криминального в ее рационе не было.– Это все?– Из еды – все.Мексиканка насторожилась:– А не из еды?– Только то, что доктор прописал.– Витамины?– Витамины тоже.– А что еще?– Peanut Butter, банку за пару дней.– Что?! – заорал класс. – Банку?!Peanut Butter – это арахисовое масло, калорий – на месяц вперед, даже больше. Считается, что оно придает энергию. Выглядит как вареная сгущенка, только не сладкая, поэтому его мажут на хлеб, а сверху заливают вареньем. Мы поняли, что произошло какое-то недоразумение, поэтому потребовали подробностей.

И она рассказала, как пожаловалась врачу, что есть ничего не может, особенно по утрам, хочет спать, и плакать, и домой, на что доктор посоветовал есть что-нибудь сладенькое, но наша китаянка, оказывается, с детства не ест ничего сладкого, а теперь и вовсе не может. Доктор начал перебирать соблазнительные сладости, она отвергла все. Наконец он воскликнул: – Что, и Peanut Butter не любите? Не может быть! Его все любят! Вы должны, должны есть что-нибудь сладкое, ребенку это необходимо для формирования, к тому же там много белка!

Далее следовали рыдания о том, что это невозможно есть и что это совершенно насъедобно (тут мы согласны). И главное – абсолютно не сладко! – Так его же не едят просто так! На него кладут желе! – испугалась училка..– Желе? – вытаращила глаза китаянка. – Еще и желе? Я не смогу! Я и так рыдаю каждый раз и терплю только из-за ребенка.

Мы со всех сторон начали объяснять ей, что, во-первых, доктору и в башку не могло прийти, что она станет столько этого масла есть, а во-вторых, американских врачей вообще слушать не надо. – А кого надо слушать?– Нас!Удивительно, но она сразу это приняла. Особенно мексиканку. Та методично рассказывала ей, что нужно кушать, но мы опять уперлись в мясо.– Вот вырастет твой мачо, – уговаривала она ее, – будет профессором в университете, тогда пусть становится вегетарианцем сколько хочет, а сейчас нельзя! Детям нужно мясо, чтобы голова работала. – И она постучала себя кулаком по лбу, чтобы до беременной наверняка дошло, для чего нужно мясо. Та опять начала охать.– Слушай, – предложил венгр, – ну ешь тогда колбасу. Или ветчину? Уверен, даже в Китае колбаса сделана не в тот же день, когда ее едят.Мы единодушно одобрили это гениальное предложение, сошлись на том, что она будет делать себе на завтрак большой бутерброд, и разрешили ей выкинуть арахисовое масло.Училка попыталась втолковать китаянке, что та не может так радикально менять свой режим и должна получить согласие доктора, но ее авторитет уже был ничто по сравнению с авторитетом нашего консилиума. Училка пригрозила, мол, если что – пусть пеняет на себя. Мы неодобрительно загудели.

Прошло несколько дней, скажем неделя. Китаянка в весе не сбавила, но скисла.Спросили – как здоровье, что ест, как настроение, как ветчина по утрам?Она чуть-чуть похорохорилась, но потом созналась, что все плохо. Мы расстроились – ну что, совсем?– Не совсем, но замерзшее масло на ветчине тяжело дается.– А почему замерзшее?– За ночь замерзает.– А что делает масло ночью на ветчине?!Китаянка на полном серьезе – а они, похоже, вообще никогда не шутят – объяснила, что бутерброд она себе делает с вечера, заворачивает в пленку и кладет в холодильник, потому что утром у нее не хватает времени его делать. (Замечу: она не работает и не учится, а курсы пару раз в неделю и начинаются эдак в час.)– А что там вообще делать? Минута!– Какая же минута? Надо хлеб порезать.– Это полминуты, купи порезанный!– Ветчину порезать.– Два куска?! Купи порезанную!– Лист салата помыть.– Помой с вечера.– Маслом намазать, это никак не минута! Я очень медленная по утрам, к тому же, как начинаю все это резать, сразу вспоминаю маму и нормальную еду, и хочу домой, и начинаю плакать. А когда утром поревешь – весь день такой.М-да… мы молча смотрели на нее.– Когда я готовила завтрак, на всю семью, – заметила мексиканка, – я одновременно еще делала кучу дел. И точно никогда не плакала над ветчиной. У меня не было ветчины. А была бы – я над ней не плакала бы.– Но у вас, наверное, было нормальное мясо!– Совсем не каждый день.Китаянка поняла, что она опять отдаляется от нас в туман глухого непонимания, и упавшим голосом прибавила:– Я не могу есть холодное мясо… или ветчину, какая разница…Француз пробурчал что-то по-французски (судя по интонации, выругался) и предложил:– Есть идея. Делай на завтрак сосиски. Это очень быстро, это типа мяса, и оно не холодное.Мы одобрительно загудели. Против сосисок никто ничего не имел.Китаянка высморкалась и попросила научить ее покупать и делать сосиски на завтрак.Рассказав и показав на пальцах все, что могли, объяснив, где это купить, мы приступили:– С утра, как встаешь, наливаешь в кастрюльку воды…– В какую?– В самую маленькую, чтобы две сосиски влезли, наливаешь воды…– Сколько?– Немного, половинку…Перебивают:– Нет, не так, проще наоборот: кладешь две сосиски и заливаешь водой…– На два пальца воды.– Это много, на один!Китаянка начинает испуганно моргать:– Так как же правильно?Начинаем шуметь, в сосисках каждый спец.– Стоп! – останавливает мексиканка. – Так мы ее запутаем, надо, чтобы объяснял кто-то один. Это его идея, – показывает на француза, – ты и говори!Довольный француз откинул прядь со лба и со знанием дела начал:– Приготовление этого блюда совершенно не займет у тебя времени и не напомнит о маме. Кстати… а воспоминания о муже у тебя не вызывают негативных эмоций?..– Говорите, пожалуйста, по существу, придерживайтесь рецепта! – занервничала училка.– А я по существу! Я же для беременной рассказываю, видите, какое у нее эмоциональное воображение, я должен это учитывать.– Нет, пусть девушки рассказывают, они это лучше сделают.– Нет, пусть он, пусть он! Он лучше знает, это традиционная французская кухня!– Мерси, – кивает в нашу сторону француз и продолжает: – Как только утром встаешь… – делает многозначительную паузу, выжидая, последует ли что-нибудь от училки, но нет, та терпит, – иди сразу на кухню. Кастрюльку достань с вечера, пусть стоит наготове… – опять строгая пауза. – Утром наливаешь воду в кастрюльку…– Подождите, я запишу.– Записывай. Налить воду в кастрюльку…– Сколько?– Какая кастрюлька?– Такая. (Показывает руками.)– Вот досюда. (Показывает.) Достаешь из холодильника две сосиски, бросаешь в воду и, пока они готовятся, идешь в душ. Как долго ты принимаешь душ?– Минут пять.– Отлично. Если будешь десять, то воды – в два раза больше.– Спасибо большое, – пропищала китаянка.– Вы уверены, что это нормальный завтрак для беременной женщины? – вставилась училка.– Да. Овощи она будет есть в течение дня, – отрезал француз голосом главврача.Проходит несколько занятий…Спрашиваем – как завтраки, как сосиски. Испуганно благодарит, говорит, что все нормально, старается привыкнуть, ест.Посоветовали ей менять сорта сосисок. Училка посоветовала посоветоваться с врачом.

Проходит еще несколько занятий. Спрашиваем – как? Сначала говорит, что ничего, но видно – что-то не так. Начинаем нажимать, чтобы добраться до истины, и, наконец, начинаются всхлипывания и традиционное: «Это ужасно, ужасно!» – и совершенно невкусно, и надоело каждый день, но, разуверившись в американском докторе, она твердо решила следовать нашему совету, этим и держится, каждое утро начиная с двух сосисок.– Ну не знаем… – Вот зря связались, ей не угодишь! – А ты что, никакие не можешь?– Да все они одинаковые, не могу я есть холодные сосиски!– Почему холодные-то? Ты ешь их сразу.– Они всегда холодные!– Как они могут быть холодными, если они только что кипели?– Как кипели, почему?– Так пока ты в душе – они должны были кипеть.Китаянка подпрыгнула на месте и взвизгнула на француза:– Их что, нужно было варить?!– Конечно… А ты что делала?– Вы не говорили – варить! Вы сказали залить водой и идти в душ! Я не ставила их на огонь!– Но как они тогда должны были «готовиться»?– А я не знаю! Я думала, они впитывают воду и становятся готовыми для еды!– Ты что, ела сырые сосиски?!– А это что, вредно?! – Она выкатила глаза. – А для ребенка это вредно?!

Начался галдеж (разбудили мексиканца). Мы оправдывались, что нам и в голову не могло прийти, что она может не поставить кастрюльку на огонь, она кричала, что у нее все записано, вот, посмотрите, где тут «поставить на огонь»?! Училка долдонила, что нужно слушать врача, а не одноклассников, надо срочно бежать на прием, неизвестно, какие еще необратимые изменения произошли в беременном организме; китаянка выла, мы орали, что ничего беременному организму от сырых сосисок не будет, что это даже полезнее, и, пока сосиски мокли в воде, из них выходили все пестициды, и моченые сосиски к тому же быстрее перевариваются. – Так что, какие мне теперь есть – горячие или холодные?Наступила тишина.– Ну теперь… наверное, попробуй горячие… раз холодные надоели.– Конечно, надоели! А не можете меня чему-нибудь другому научить, но чтобы быстрое – на завтрак!– Попробуй яичницу или омлет…– Это как?– Ты что, и яичницу не умеешь готовить?!– Нет, – ответила китаянка и послушно открыла свой блокнотик, – рассказывайте, только, пожалуйста, подробно, я все должна записать.Повисло гробовое молчание… Добровольцев не было. Учить беременную китаянку готовить европейскую еду нас теперь можно было заставить только под дулом пистолета. Она медленно обвела взглядом класс и остановилась на бедном французе:– Ну?.. Какую кастрюльку нужно взять?Тот испуганно дернулся и шепнул мне:– Слушай, их там миллиард!– Ну так как?– Я не знаю, – заерзал он, – точнее, не знаю, как объяснить… это по сравнению с сосиками Rocket Science [3] … Спроси у девушек.Но мы тоже отшатнулись, свят-свят! Училка, поджав губы, мол, вот так всегда – вы натворите, а разгребать – мне, перевела внимание на себя и пообещала к следующему уроку принести распечатанный рецепт, за что получила слова благодарности от китаянки, а еще больше от нас. И в классе надолго воцарилось молчаливое равновесие.