12:30. Урок

Конечно, меня любезно предупредили, что поскольку мне играть генеральную и концерт, то в школу я могу не приходить, но я сходила и не пожалела – узнала много нового о своей программе и разыгралась. Урок прошел на подъеме. Затем старшая, сколько смогла, поработала свои номера и почистила чужие. Некоторых групп не было, и для меня так и осталось загадкой – подо что они там пляшут.

Были приятные неожиданности. Например, номер со шляпками оказался очень эффектным и здорово оттенял классическое окружение. И то долгое стояние с покачиванием бедрами тоже оказалось оправданным: в это время наш единственный молодой человек кренделя всякие выделывал, очень мило. Мой ненавистный номер, который я боялась играть, претерпел значительные изменения – был разительно ссажен темп. Не успела я нарадоваться на то, что теперь успею все знаки разглядеть, как попала из огня да в полымя: там та-ак медленно, что мысль останавливается, и удержать ее нет никакой возможности, мелодии-то практически нет! То есть начнешь не спеша разглядывать следующий аккорд – ать! – уже опоздала. Или подумаешь: «Да времени куча, дай посмотрю, чего там у них?» – развернешься, потом кубарем назад и уже не вписываешься в эти дубль бемоли. Ну и, конечно, все время невольно ускоряешь – какое-то божье наказание, а не номер.Или просят «Фестиваль цветов». Там четыре, с позволения сказать, части. И все подай в разных темпах. Это я помню. Но насколько что куда двигать – не помню! Больше недели прошло с тех пор.Где кому какая импровизация, конечно, тоже не помню, да и в лицо девиц не знаю, ассоциаций нет, не работала же с ними. Поэтому порадовалась, что пришла, записала, где кому что.Мужскую вариацию так и не видела – мальчик ушел.В номере, который ставила директриса, выясняется, что поставлено неточно – полфразы болтается, но старшая не выправляет, а переходит к следующему номеру, и злорадный огонек появляется в ее глазах.Ко всему прочему добавляют пару новых номеров, и в конце:– Нам реверанс, пожалуйста.Начинаю. Останавливает:– Не такой. Быстрый: вбежать, поклон на два и два, и убежать.Вона! Какие нынче реверансы!

15:30. Генеральная Что сразу порадовало: зал. Кресла расположены полукругом от сцены, и в этой полосе отчуждения сбоку, как дорогое украшение, стоит рояль. Сама сцена невысокая, на уровне крышки рояля, то есть играешь, а они перед тобой как на столе, да с хорошим освещением. Если без нот – просто сидишь, прямо смотришь на них, голову задирать не надо, если по нотам играешь – все равно постоянно они в поле зрения; даже если совсем сфокусироваться на тексте, основное движение – видно.

Сначала куролесил народ из модерна, а потом на сцену высыпали наши… Выходит класс, который я видела последний раз две недели назад, помнится, там все шло под импровизацию, и на тот момент было недоставлено.Начинаю заход на гранд аллегро. «Сейчас, – думаю, – по ходу разберемся». Директриса останавливает:– У нас не это, у нас Чайковский, «Фея золота»!– Нет!!! Вы же сняли ее!– Как же сняла?! У меня и в списке вот написано – «Фея золота». Нам «Фею золота», пожалуйста! У вас что, нет нот?!Да какая, к черту, фея?! Ноты неизвестно где! Вторую часть совсем не помню, если сгонять домой и распечатать по новой, то что, без репетиции играть? И вдруг озарило:– Так вы же сняли ее, потому что вторая часть никак не сходилась!– Точно!И она делает большие глаза:– И вы для нас тогда отобрали три вальса, для трех групп!Я холодею. Ничего не помню… Совсем ничего…– Вы забыли?!Все забыла… совсем все…– Ну ладно (нервно), играйте что-нибудь.Ну для «что-нибудь» мне надо хотя бы одним глазком посмотреть, что там у них. Начинают выстраиваться, и меня как током шибает: вспомнила! Это – Даргомыжский! Точно, так и есть, отобрали три разных вальса, где теперь их искать и что за чем идет? Последний, вспоминаю, Шопен. Делаю рывок к сумке – нет на месте, значит, точно – я его куда-то переложила! Уже совсем потом всплыло: не доделали они эту вещь до конца и сказали – решим в следующий раз, поэтому ноты я не переложила в нужную папку, а потом случился «снежный день», все забылось. Но об этом я не помнила и сидела совсем убитая – так подвести! Стыдно ужасно. Вальсы эти я сыграю, но не в этом дело… Какой кошмар, как стыдно…

Начали работать, я потихоньку взяла себя в руки, играю, выхожу из оцепенения. Они тоже не все помнят, останавливаются, повторяют, всё как всегда.Одна группа прошла, другая, третья, все вошло в свое русло, танцуем, как вдруг на сцену выскакивает наш единственный мачо и начинает делать свои мужские дела (в смысле большие прыжки и пируэты). А у нас Шопен, я тут вся – дыша духами и туманами… Нет, конечно, ежли бы такое случилось на концерте, то уже второй его прыжок (заскок) пошел бы под «мужскую» музыку, но сейчас репетиция, и во фронт сидят все учителя, помощники и ассистенты, и мне не по рангу разруливать ситуацию, хотя на самом деле хочется остановиться и спросить: «Вы, молодой человек, чё?.. Вообще-то мы тут это… репетируем».К моему дичайшему удивлению, он благополучно заканчивает и убегает за кулисы. Никакого движения в преподавательском составе не наблюдается, переходят к следующему номеру. Встаю:– Минуточку! Что это было?– Так это мы вставили фрагмент.– Я не знала. Что нужно здесь играть?– Ничего особенного, продолжайте, как было.– Я могу что-нибудь мужское.– Не нужно. Но, впрочем, если вам не трудно.– Не трудно.

Все идет своим чередом. Стали прогонять пиццикатный фрагмент. У меня там в левой шестнадцатые, пять штук, а потом на паузе все замирает до сильной доли. У танцующих – пике, и последнее что-то не успевают. Преподаватель сердится, подгоняет. Пробуют опять. Опять. Подаю голос:– А хотите, я тут добавлю в левой долю, чтобы подтолкнуть их?Две помощницы, сидящие у меня за спиной, охнув, срываются с места и бегут за кулисы, слышится стук удаляющихся пяток и наперебой истошное:– Начинается! Она сказала, что не будет ничего этого играть! Она сказала, что будет играть другое!!!За кулисами крики, звук приближающихся пяток, наконец появляются те же и старшая с распахнутыми руками:– Ничего менять нельзя! Играть как написано!!!Тьфу ты, дернуло ж меня за язык, добавила бы молча, и не заметил бы никто. Ладно, будет вам как написано. А интересно, этих девиц приставили, чтобы смотреть за мной? Так они не слышали, что должно звучать, как им определять, что я отклоняюсь? И плотоядные мысли пошли дальше – а что они могут сделать-то, если я на концерте возьму да и заиграю не то? Кто вообще что-то может сделать? Это ж не остановить… разве что электрошоком.

Далее генеральная шла спокойно – нормальный насыщенный рабочий процесс, полная мобилизация усилий всех, отмечу только один момент: начали прогонять гранд аллегро директрисы. Появляются две девицы по углам у задника, и – большие прыжки по диагонали и пируэты. Потом следующие две оттуда же, и так без конца. Играю. Чего-то вроде сбилась. Быстро поправилась. Опять не то. Начала внимательно смотреть, что происходит. Всё нормально. Потом на следующем выходе – раз – опять ошибка. Дошло… Одни делают правильно, другие – нет: кто-то на «раз» начинает прыжок, как надо, а кто-то – вступительное пор де бра, поэтому эта четверка периодически болтается, а ты ее ретушируешь, чтобы начало было как положено – началом. «Четверка» – не криминально, хотя по музыке заметно, да и в задуманном безостановочном движении появляются дырки. Педагоги делают какие-то замечания, а на сцену выползает следующий класс, эти начинают уходить. И тут меня понесло:– Подождите! У нас здесь ошибка!Все, как по команде, поворачивают головы и, выпучив глаза, смотрят на меня, как на заговоривший стул. Повисает гробовая тишина.Начинаю объяснять – безрезультатно. Они:– Все нормально.– Нет!Директриса настаивает, что они репетировали под запись, и там все сходилось – проблема у меня. Пытаюсь объяснять и показываю, как могу, шестое пор де бра и даже подпрыгиваю на «раз» – бесполезно, но становится не по себе, потому что все так и стоят, окаменев, смотрят, как в «Ревизоре», а толку никакого, я отнимаю драгоценное время. Подходят еще педагоги, объясняют, что все так и надо – поставлено четверками. Ага! А почему тогда на сцене то двойное перекрестное движение, то пусто?!В итоге я, потерпев поражение, сажусь, девицы стоят в растерянности, и, чтобы не оставалось сомнений, новый класс просят пока уйти, а этих – станцевать еще раз.Директриса проходит через сцену, кто-то спрашивает:– Так что нам делать?И та тихо, но отчетливо:– То же самое, не обращайте внимания.Ух, как по уху резануло!Сижу, играю, сама себя уговариваю, что она, в принципе, права, что золотое правило: нельзя ничего менять перед выходом, только вконец всех запутаешь; что вдолблено, то и проявится. А я, как дите малое, пошла шашкой рубать, эх…Эти себе танцуют с переменным успехом, то так, то эдак, я за ними ошибки подтираю, общий вид вполне приличный, почти уже закончили, и вдруг на сцену выбегает директриса с диким воплем:– Стойте!!! Она права!И начинает объяснять и на «раз» подпрыгивать. Сижу, думаю: оно, конечно, хорошо, но менять перед выходом… уж делали бы как делали. И, кстати, ни одна на концерте не ошиблась.А директриса потом урвала минутку и подошла извинилась-поблагодарила, хотя я прекрасно понимаю, что такое генеральная в день концерта, какие это нервы, и что значит собрать все это воедино (технически, творчески, организационно), и когда все это – на тебе, а о том, чего это стоит, никто, кроме тебя, не знает, все будут видеть и судить только результат.

Итак, генеральная заканчивается и, как все генеральные, в сроки не укладывается, а переваливает за назначенное время. Бегу домой, нужно переодеться и обратно. На самое необходимое – прийти в себя – времени не остается, а так нужно полчасика посидеть в тишине, чтобы хоть как-то восстановиться! Несусь и никак не могу решить дилемму: что сейчас правильнее – валерианочки или коньячку?..

19:00. Концерт Прежде чем приступить к описанию концерта, придется опять уходить в лирическое отступление. Потому что, если просто, без объяснений местной специфики написать, что за день до концерта на нервной почве я рванула в магазин за туфлями, то будет непонятно – с чего? Туфель не было, что ли? Почему заранее не купила? Нет, туфли, конечно, были, дело не в этом.Дело в этих дурацких нотах.Ковыряла их, ковыряла, то выходит, то нет, вроде уже и ничего, но без лоска, неуверенно, а завтра играть, настроение кислое, что делать?

Какая главная напасть русского концертмейстера? Он вечно сомневается в себе. И сами знаете, как это мешает играть и связывает руки, даже в тех местах, где и волноваться, казалось бы, не о чем, и что обидно – от степени готовности к выступлению это совершенно не зависит. Ну, женщины уже поняли, при чем здесь новые туфли, а мужчины не поймут и после пространного объяснения, поэтому смело пропускайте пару абзацев, не теряйте времени, а мы вас скоро догоним. Дело вот в чем. Как правило, каждый город имеет свою ауру, иногда даже свой стиль. Городок, в котором я живу, очень специфичен и либерален: основное население – университетские студенты и профессора, а также пенсионеры-педагоги всех времен и народов, а нормальному профессору совершенно все равно, что на нем надето. Женщины совершенно им под стать, поэтому, если сказать, что мы крайне антигламурны, это значит не сказать ничего. Мужчины с хвостиками в никогда-не-глаженных штанах, женщины с седыми распущенными по плечам волосами, напоминающие индейцев и хиппи, в широкой обуви без каблука, все просто и удобно. Не пользуются никакой косметикой (упаси боже кожу портить, всё должно дышать), в общем, всё у всех дышит. Конечно, бывают исключения, но это редкость. (Как-то мама, взглянув на мои ботинки, со свойственной ей сдержанностью тут же заметила, что она в таких и мусор на даче постеснялась бы выбрасывать. Ну и ладно, я не обиделась – а когда это у разных поколений был одинаковый вкус?)А как-то летом, перед поездкой в Москву, пришлось купить себе остроносые туфли на невысокой шпильке. Немножко предварительно поносила, чтобы они не выглядели как новые (типа всегда так хожу), здешние русские подружки меня увидали, окружили, обхихикались, пришлось объяснять – в Москву ж еду! А когда приехала, мои московские подружки на эти туфли печально посмотрели и скорбно покачали головами: «М-да… а ты каблуки уже не носишь?»

И вот перед концертом срочно нужно было купить что-нибудь для куражу. Туфли не подошли, купила короткие сапоги на высоченной шпильке, концертный туалет у меня был, к нему откопала запрятанный за ненадобностью абсолютно гламурный черный шарф-палантин. Встала перед зеркалом. Непривычно… давно я не был в свете… Для общего впечатления представьте себе портрет Ермоловой (Серова), но на локти повесьте палантин ручной работы с огромным серебряным розаном на уровне колена. Лицо замените на любое другое, помоложе, на какое вам больше нравится – на свое, например. Прежде чем выходить на публику в таком виде, решила опробовать на восьмилетних дочерях. В московском эквиваленте это как, например, вы бы предстали перед своими детьми зимой в купальнике с яркими перьями и в ответ на раскрытые рты ограничились бы кратким: «Это я на работу».Встала, позвала, прибежали и с ходу завопили. Ничего, была готова, терпеливо выждала, пока кончится дыхание.Наконец, сосредоточенно уставившись на меня, неодобрительно выдали:– Ты одета как молодая.– А я и не старая!– Ну… как в телевизоре… глаза зачем накрасила?– Не нравится?Кисло:– Нравится… (С нарастающим ужасом.) Что, и на улицу так пойдешь?!– Нет. На сцене буду играть.– A-а… немножко… ну как на Хеллоуине… вся в черном.– Это называется «академично».– Мы тоже хотим академичные каблуки!!!– Нет! В школу в таких не ходят. Я в понедельник сдам эти сапоги, не переживайте.– Нет! Не сдавай!(Ага! Значит, все нормально.)– И куда я в них буду ходить?