На занятиях мы все время делали сообщения о традициях или культуре своих стран, что очень интересно, потому что одно дело – прочесть об этом в книге и совсем другое – послушать, что рассказывает абориген. Каждый рассказ нес на себе печать собственного отношения и был окрашен нежной краской ностальгии.

Девушки чаще готовились обстоятельно – с фотографиями, плакатами, если дома было что-то, что можно принести-показать, обязательно приносили. Любили рассказывать о традиционной кухне, о легендах, о костюмах, об архитектуре, китаянки демонстрировали сложные прически, калейдоскоп сообщений был очень разнообразен. Я, чтобы избежать долгой речи на английском, который был слаб, устроила урок танцев и научила дружную братию танцевать кадриль. Доклады мужчин были короче, они брали не формой, а содержанием. Как-то тибетцу досталась тема – рассказать о традиционных свадьбах или форме брака. Его лаконичный рассказ произвел неизгладимое впечатление на аудиторию, и мы потом не раз к нему возвращались, пытаясь раздобыть новые детали.

Итак, Нджи доложил нам, что традиционная модель семьи, которая к нынешним временам давно уже отмерла, хотя в далеких горных селах, может, еще кое-где держится, – многомужие. Женщина выходит замуж за всех братьев семьи, переезжая в их дом. Если в доме есть маленькие братья, то они ждут поры совершеннолетия и тоже вступают с ней в брак. Невесту подбирают старшему, но под всех братьев. Чем больше в семье сыновей, тем привлекательнее для невест дом. Такая модель была удобна тем, что, оставляя наследство, не нужно делить хозяйство, и с годами оно, по идее, должно расти и шириться. На этом Нджи закончил свою речь и просил задавать вопросы, если вдруг непонятно.

У китаянок к нему вопросов, разумеется, не было, а мы, переварив, точнее, не переварив услышанное, начали. Первым выступил француз: – А как же решается проблема, когда кому спать с женой?Нджи не понял вопроса. Ему на разные лады разъяснили, он удивился:– Здесь нет никакой проблемы, это решается внутри семьи.Француз обиделся:– А другие что, ждут? Расписание, что ли?– Это по-разному, может, и так, или, кого она позовет, тот и идет.Девушки оживились.– А если одного она все время не зовет и не зовет? – забеспокоился за далекого тибетского мужа француз.– Значит, ему нужно постараться, чтобы заслужить ее внимание.Француз присвистнул.– А чьи, простите, считаются дети? – поднял руку венгр-молодожен.– Как чьи? Всех. В некоторых селах считалось – старшего брата, он глава семьи.– И тебе неинтересно знать, который из сыновей – твой?– Все мои.Мужская часть класса загудела.– Это неважно, – невозмутимо продолжал Нджи, – эти дети принадлежат одному роду, и, если кто-то из отцов погибнет, другие будут кормить всех детей как своих, а для матери и так неважно, кто отец ее ребенка, она будет заботиться обо всех одинаково.– А как насчет ревности? Братья не ревнуют, не ссорятся? – не унимался француз.– Как они могут ревновать, если это их всех жена?– Ну прям совсем?– Совсем. Наверное.– Ну вот тебе совсем-совсем радостно было бы смотреть, как брат идет с твоей женой в спальню?!– Так это и его жена тоже.– То есть тебе дела нет?– Нет.– У тебя сколько братьев?– Нисколько. Я один.– А если сосед косо посмотрит на твою жену, тебе тоже дела нет?– Как это посмотрит?– А вот так! – И француз изобразил вызывающий страстно-испепеляющий взгляд и помотал бровями.– Нет. Сосед так не посмотрит. Его убить могут.– А-а!!! – завопил класс, довольный, что ревность существует и в Тибете, и значит, если Шекспир покопался бы там повнимательнее, то все бы там нашлось. Все как у людей.

Но меня беспокоил другой вопрос: – А что, если жене не захочется исполнять супружеские обязанности с каким-то из мужей?– Как это не захочется? – удивился Нджи, ход европейской мысли опять ставил его в тупик. – Как не захочется? Это ее обязанность.Девушки наперебой начали объяснять:– А так вот и не захочется!– Ну не нравится один, хоть режь!– Ну не может она с ним идти, со всеми без проблем, а с этим – ну никак!Француз и венгр в один голос, радостно:– А это уже ее проблемы!Девицы загалдели, начался базар стенка на стенку, который клубился бы еще долго, но смолк в одно мгновение, разбившись о тихий голос Нджи:– Нет. Это как раз – его проблема. Его большая проблема.

Мы затихли. И он поведал нам грустную историю о том, что если случится, что одного мужа жена невзлюбит так, что превозмочь уже никак, то начинается черная полоса в жизни мужчины. Сначала, когда неприязнь еще не озвучена официально, он просто будет стараться изо всех сил, чтобы заслужить ее расположение, но если и это не приводит к нужному результату, то в игру вступает последняя карта: к женщине на поклон приходит свекровь.Она будет просить и обещать, лишь бы сыну было позволено остаться. Женщина, безгранично уважая возраст свекрови, может принять ее просьбу и оставить мужчину в доме.

В этом месте класс замер… Как изменился мир! Тишину нарушил француз, как наименее сочувствующий тибетской модели семьи:– И что будет, если она скажет «нет»?– Тогда ему нужно уйти. Пути у него два – в монастырь или в наемные работники, жить при каком-то доме и работать за еду и кров.Мы опять немножко пошумели. В разных концах земли заикали далекие свекрови. Мне определенно нравился тибетский вариант:– Скажи, а мужчина может помогать женщине по дому или это считается только женской работой?Он не понял вопроса. Но я не унималась и настойчиво пыталась выяснить – кто в доме моет посуду на такую прорву людей?Оказалось, что домашние обязанности тибетской женщины мало отличались от европейских, исключалось только одно – женщина не могла работать на земле, сельскохозяйственные работы выполняли мужья.– Ну а там, обед приготовить или посуду помыть мужчина может?– Но он же занят делами вне дома.– Хорошо, а если, предположим, снаружи все сделано, он может помыть посуду или подмести пол, или он не станет этого делать ни при каких обстоятельствах, как, например, у мусульман?– A-а… конечно, может, почему нет? Если он освободился, то будет выполнять любую работу внутри дома, если нужна его помощь.

– Скажи, Нджи… – вдруг задумчиво подала голос училка, сидевшая среди учеников. – А как ты стал монахом?.. Он улыбнулся:– Родители отдали меня в монастырь, когда я был подростком. Это большая честь для семьи, если кто-то из детей станет монахом. Обычно отдают девочек, но у меня нет сестер. Я один у моих родителей.– А как быть остальным женщинам?– Каким остальным?– Ну тем, которые не выйдут замуж.– Что значит не выйдут? Которые не хотят замуж – становятся монахинями.– Нет, которые не хотят в монахини.– Тогда идут замуж.– Так на всех мужей не хватит!– Как не хватит? Это женщин не хватает, мужчин всегда больше.– О, а в Европе наоборот.Нджи вздохнул – там хорошо, где нас нет.– Как же быть тем, кому не хватит семей-братьев?Он опять не понял, ему опять объясняли, наконец, он заулыбался:– Вы хотите сказать, что какой-то женщине может не хватить мужчины?– Да!– Такого быть не может: если женщина хочет выйти замуж, она всегда найдет за кого, остаться одному – проблема мужская. Она может позвать одного из младших братьев, и они будут жить сами, но в деревнях, на земле, так не проживешь, нужно много мужей.И мы опять возражали и опять много говорили…Так проходили наши занятия-путешествия к далеким берегам. Студенты приносили диковинные вещи, хранящие память предков. Каждый бережно нес свой рассказ, как драгоценную воду в пригоршнях, боясь расплескать, пытаясь передать свое трепетное отношение к тому своему далекому непохожему, чего больше нигде не встретишь……а он потом все-таки сказал нам, почему вышел из монашества. При китаянках, видимо, не хотел и всегда уходил от ответа, хотя мы делали несколько заходов. Но как-то в малом кругу мы мусолили задание, и зашла речь о том, что, прежде чем вернуться в мир, монаху назначается испытательный срок: проверяют на прочность его решение. Если этот путь пройден, и отговорить не удается, то его без препятствий отпускают. Но на семью ложится тень позора.– А почему ты все-таки решил уйти? – тихо спросили его в очередной раз.Он замолчал. Нам стало неловко: вот пристали, бестактные, видно же, что не хочет говорить, все, больше не спросим. И вдруг:– Я хотел быть с женщиной.– С конкретной? Ты был влюблен?!Он дернулся, взгляд стал черным:– Нет. Этого не могло быть.– А когда ты встретил свою жену?– Гораздо позже, в Индии, мы работали в одном университете, а потом переехали сюда.– А ты никогда не жалел о том, что сделал? – ляпнула я.– Моим родителям было очень тяжело.– Ты никогда не жалел?Он медленно поднял глаза и посмотрел в упор:– Нет. Нет ничего лучше, чем быть с женщиной.