Революция и либерализм
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Что в итоге
«Революция имеет два измерения — длину и ширину, но не имеет третьего — глубины. И вот по этому качеству она никогда не будет иметь спелого, вкусного плода, никогда не «завершится»…
Она будет все расти в раздражение, но никогда не настанет в ней того окончательного, когда человек говорит: «Довольно! Я — счастлив! Сегодня так хорошо, что не надо завтра…» Революция всегда будет с мукою и будет надеяться только на «завтра»… И всякое «завтра» ее обманет и перейдет в «послезавтра»…
В революции нет радости. И не будет.
Радость — слишком царственное чувство и никогда не попадет в объятия этого лакея.
Революция сложена из двух пластинок: нижняя и настоящая… горечь, злоба, нужда, зависть, отчаяние. Это чернота, демократия. Верхняя пластинка — золотая: это сибариты, обеспеченные и не делающие, гуляющие, не служащие. Но они чем-нибудь «на прогулках» были уязвлены, или просто слишком добры, мягки, уступчивы, конфетны. Притом в своем кругу они — только «равные» и кой-кого даже непременно пониже… Что «Короленко первый в литераторах своего времени» (после Толстого), что Герцен — аристократ и миллионер, что граф Толстой есть именно «граф», а князь Кропоткин был «князь», и, наконец, что Сибиряков имеет золотые прииски — это она при всем «социализме» отлично помнит, учтиво в присутствии всего этого держит себя и отлично учитывает. Учитывает не только как выгоду, но и как честь. Вообще в социализме лакей неустраним, но только очень старательно прикрыт...
Итак, две пластинки: движущая — это черная рать внизу, «нам хочется», и — «мы не сопротивляемся», пассивная, сверху. Верхняя пластинка — благочестивые Катилины; «мы великодушно сожжем дом, в котором сами живем и жили наши предки».
Венцом революции, если она удастся, будет великое:
— Уснуть.
...В либерализме есть некоторые удобства, без которых трет плечо.
Школ будет много, и мне будет куда отдать сына. И в либеральной школе моего сына не выпорют, а научат легко и хорошо.
Сам захвораю: позову просвещенного доктора, который болезнь сердца не смешает с заворотом кишок… Таким образом, «прогресс» и «либерализм» есть английский чемодан, в котором «все положено» и «все удобно» и который предпочтительно возьмет в дорогу и нелиберал.
Либерал красивее издаст «Войну и мир».
Но либерал никогда не напишет «Войны и мира»... Душа — именно не либерал, а энтузиазм, вера. Душа — безумие, огонь.
Душа — воин: а ходит пусть «он в сапогах», сшитых либералом. На либерализм мы должны оглядываться, и придерживать его надо рукою, как носовой платок. Платок, конечно, нужен: но кто же на него «Богу молится»?
...Я бы, например, закрыл все газеты, но дал автономию высшим учебным заведениям, и даже студенчеству — самостоятельность Запорожской сечи. Пусть даже республики устраивают.
Русскому царству вообще следовало бы допустить внутри себя 2-3 республики — например, Вычегодская республика (по реке Вычегде), Рионская республика (по реке Риону, на Кавказе). И Новгород, и Псков, «Великие Господа Города» — с вечем. Что за красота «везде губернаторы»? Ну их в дыру.
...Но эта воля и свобода — «пожалуйста, без газет»: ибо сведется к управству редакторишек и писателишек. И все даже можно бы либерально: «Каждый редактор да возит на своей спине «Вестник Европы» подписчикам». А по государственной почте «заплатите как за частное письмо, 7 коп. с лота». Я бы сказал демократически: «Почему же солдат, от матери получая письмо, платит 7 коп., а подписчик «Вестника Европы», богатый человек, получает ему ненужную повестушку об аресте студента по 1/200 коп. за лот?»
Так что у меня закрытие периодической печати было бы либерально...»