В столичном «Президент-отеле» 23—24 октября пройдет VI съезд Союза театральных деятелей России, на котором будет избрано руководство СТД на новый пятилетний срок. С высокой долей вероятности можно предположить: пост председателя в очередной, четвертый раз кряду сохранит нынешний глава союза, народный артист РСФСР и худрук столичного театра «Et Сetera» Александр Калягин. В отличие от коллег-кинематографистов, чье профессиональное объединение давно раздираемо шумными скандалами, «театралам» удается избежать публичных разборок, хотя в их королевстве не все спокойно…

— Бьюсь об заклад, Сан Саныч, второй подобной роли, которую играли бы на протяжении пятнадцати лет, в вашем богатом послужном списке нет.

— Хочешь сказать, лишь изображаю председателя? Поначалу и мне казалось, что придется примерять маску чиновника, перевоплощаться в бюрократа от культуры. К счастью, не понадобилось. Признаюсь, если не болит душа, за работу в союзе не стоит и браться. Возможно, звучит высокопарно, но это чистая правда. В СТД приходится постоянно заниматься улаживанием творческих и социальных конфликтов между главными режиссерами и труппами, писать воззвания к губернаторам регионов, где закрывают театры и замахиваются на нашу недвижимость, решать вопросы ремонта домов ветеранов сцены и прочее-прочее-прочее…

— Et cetera, словом.

— Ну да. Проблем масса, и все требуют участия, вовлеченности в процесс. Сейчас вот собираемся помогать детям-сиротам из творческих семей. Плюс получили у Минкультуры деньги для тех членов СТД, кто остро нуждается в медпомощи: одним на операцию, другим на реабилитацию... На всех, ясно, не хватит, но для четырехсот человек ежегодная квота есть.

— Неужели вам интересно этим заниматься? Только не отвечайте в духе: «Если не я, то кто же».

— Нет, так не скажу, но объяснить попытаюсь. На пост председателя СТД меня рекомендовал Михаил Ульянов, возглавлявший союз на протяжении десяти лет. Поначалу я сутками пропадал на Страстном, силясь разобраться в далекой от творчества кухне. В кассе денег не было, после дефолта 98-го года даже пришлось на время отправить в неоплачиваемый отпуск центральный аппарат. Постепенно подобралась профессиональная команда, забрезжил свет в конце тоннеля, хотя количество проблем не убывало, и вопрос долго висел в воздухе: что эта работа дает мне, кроме постоянной головной боли? Со временем втянулся. Я был и остаюсь актером, а в нашем ремесле разные состояния случаются — от «все надоело» до «а если попробовать?». Для меня руководство СТД — своеобразный вызов, проверка, смогу ли. Хозяйство, повторяю, досталось весьма запущенное, и навести в нем порядок было весьма непросто.

Много сил и нервов отнимает общение с чиновниками. Вот чью породу я постичь не в состоянии, как ни пытаюсь! Человек радостно встречает, жмет руку, обещает помощь и горы золотые, а потом… исчезает, переставая отвечать на звонки, хронически оказываясь, что называется, вне зоны доступа. Через головы помощников и секретарей ведь не перепрыгнешь. Звонишь месяц, второй, третий, добиваясь хоть какого-нибудь ответа — все впустую. А спустя полгода случайно сталкиваешься с недосягаемым начальником на высоком приеме, и он опять улыбается и честно смотрит в глаза, как ни в чем не бывало…

— Божья роса!

— Раньше такое отношение меня парализовало, искренне не понимал, как себя вести, а теперь дошло: эти люди слеплены из другого теста. Иллюзия, будто мы одинаковые и говорим на общем языке. Произнеся «а», они не собираются говорить «б». Там иной, нам неведомый алфавит! И мотивы, которыми руководствуются государевы слуги, мы едва ли постигнем. Разные миры!

Вот у меня есть зам, прекрасно разбирающийся в аппаратных играх. Я же до сих пор не в силах оценить сакральный смысл фразы: «Бумага должна отлежаться». Если документ готов, почему его не подписать сразу, чего ждать?!

— Стоит ли копья ломать, Сан Саныч? Может, все эти кинотеатральные союзы давно пора прикрыть за ненадобностью? Во времена СССР они были инструментом контроля, а сегодня?

— Когда я пришел в СТД, в нем состояло около 25 тысяч членов. Сейчас количество примерно то же. Кто-то уходит в силу, увы, естественных причин, но вступают новые люди, молодые. Значит, они видят смысл в существовании союза. Мы ведь не слагаем с себя творческих функций, регулярно проводим семинары, мастер-классы, фестивали, каждое лето работает международная театральная школа… Плюс социальная миссия. Если хочешь, назови это богадельней. Да, есть профсоюз работников культуры, но скажу честно, не знаю, как он функционирует. Наши дела — на виду. Случай СТД уникален тем, что и работодатель, и работник варятся в одном котле. В рамках союза мы можем разрулить неизбежный конфликт интересов.

— Похоже, последние попытки успехом не увенчались, если судить даже по бунтам трупп Маяковки и Таганки против худруков Арцибашева и Любимова.

— Это разные истории, сравнивать их не совсем корректно. Тем более ими дело не ограничивается. В нижегородском ТЮЗе был конфликт между директором, главрежем и коллективом. Дошло до голодовки артистов, я встречался с губернатором Шанцевым, он вот здесь сидел, в этом кресле… Кипели страсти по схожему поводу и в Челябинске. Словом, ситуация не такая редкая. Я уже высказывался: это не спор хозяйствующих субъектов, надо вести речь о морали и этике поведения… К актерским восстаниям, признаюсь, у меня отношение негативное. В театре один командир — худрук. Он имеет право, а порой и обязан быть диктатором. Иначе не добиться порядка, не собрать спектакль, не удержать в узде труппу. Я за разными режиссерами наблюдал вблизи и имею право сравнивать. Ефремов мог так обидеть, что мама не горюй! Любимов еще и ему фору дал бы. От экспрессивного Гончарова, рассказывают, мыши разбегались со сцены. А Эфрос был другим. Мягким, деликатным. Вот и не умел никогда управлять театром. Да, художник величайший, но не руководитель. Понимаешь? Если есть претензии к хозяйственной деятельности, пожалуйста, разбирайтесь с директором театра, но творческие претензии к главрежу лично я не приемлю. Не согласен — уходи. Как в свое время я ушел от Любимова с Таганки. Когда внутри труппы начинаются брожения, это неизбежно заканчивается расколом.

— А то, что никто из мэтров не готовит смену и авторский театр умирает вместе с ними? Это нормально?

— Погоди, как ты себе это представляешь? Товстоногов и Любимов должны были ходить в окружении верных учеников, фиксирующих каждый чих художника, чтобы потом, значит, те развивали творческий стиль? Ну полная глупость! Копировать — плохо, подражать — глупо. Каждый большой мастер неповторим. Можно пытаться использовать его методы, но идти надо своим путем. Поэтому БДТ никогда не станет тем, каким был при Георгии Александровиче, а Таганка — как при Юрии Петровиче. Смиритесь, это данность! Наверняка все видели в музеях картины с подписью «Школа Рембрандта». Вроде и краски те же, и композиция удачная, и даже сюжет похож, а вот не идет от нарисованного божественный свет, хоть ты тресни! Как это объяснить? Печать гения… Словом, ученики могут быть, но подготовить себе равноценную замену нельзя.

Проблема и в том, что в какой-то момент возник разрыв между поколениями. Театральные режиссеры, чье взросление выпало на девяностые, не видели перед глазами великих образцов. Это киноклассику можно посмотреть в любой момент, восполнив пробел в образовании. А спектакль, который уже сошел со сцены? На генетическом уровне нарушилась связь времен. Это чувствуется. Школу многие не прошли, основы ремесла не постигли…

— Интересно, а вот Серебренников, Чусова и иже с ними состоят в СТД?

— Сотрудничают по мере сил и желания, мы привлекаем их время от времени… Понимаешь, какая штука: в союз часто приходят, когда требуется помощь или возникают проблемы, которые в одиночку не решить. Будешь смеяться, но и я, состоя в СТД, долго относился к этой организации с холодком. Считал себя самодостаточным художником, помимо родных и близких ни в ком особо не нуждался. Пока не решил открыть свой театр и не узнал, что под разрешающим документом, оказывается, необходима подпись Ульянова. Тут же побежал в СТД. Михаил Александрович был занят, сразу меня не принял, но потом, конечно, помог.

— И со зданием для «Et Сetera» тоже союз подсобил?

— Это я сам. Хотя Ксения Собчак написала в «Русском пионере», дескать, Калягин подмахнул письмо против Ходорковского, вот ему и построили театр. Ну чушь ведь! Это как перепутать даты рождения и смерти. Михаила Борисовича арестовали, если не ошибаюсь, в 2003-м, осудили и того позже, а «Et Сetera» существует двадцать лет. И что теперь? Прикажешь бить себя кулаком в грудь, доказывая подлог?

— Может, письмо против МБХ — тот самый долг, который платежом красен?

— Каждый волен строить гипотезы в меру собственной испорченности, не собираюсь ни с кем спорить. Попытка объяснить что-либо у нас всегда воспринимается как желание оправдаться… Знаешь, в начале 70-х в течение года я потерял сначала жену Таню, потом маму и пять лет один растил Ксанюлю, дочку. Во МХАТе, где играл тогда, я никому не рассказывал об этом. И вот вообрази: прихожу в театр, меня встречает Славка Невинный и в шутку говорит: «Сань, а ты, часом, не педик? Живешь один, с дамами не гуляешь…» Сначала мы оба расхохотались, а потом, поостыв, я испытал шок. Это нынче однополые браки регистрируют, а сорок лет назад от такой печати было не отмыться! Стал специально задерживаться после спектаклей у служебного подъезда с девушками-поклонницами, разговаривал с ними на глазах у коллег, чтобы те заметили: Калягин не чурается женского пола. А дома меня ждала маленькая Ксюша, которую надо было кормить, укладывать спать… Словом, плюнул я на чужое мнение и с тех пор стараюсь не обращать на него внимания: пусть думают, что хотят. Я-то знаю, как на самом деле. В том числе и с «Et Сetera», и с СТД…

Думаешь, я мало повоевал на своем веку? Предостаточно! И в молодости, и позже. И что это принесло? Лишь боль и разочарование. А наша профессия учит другому — умению договариваться. С пьесой, с режиссером, с партнерами. Иначе никогда ничего не сыграть. Мы слышим друг друга и находим компромисс или же признаем поражение. У меня ведь разные письма есть. Хочешь, покажу, что писал Лужкову в защиту Толи Васильева? Юрий Михайлович говорил потом: «Так проникновенно излагаешь, Калягин! Растрогал буквально до слез».

— Поэтому, продолжая рыдать, он и уволил Анатолия Александровича с должности худрука «Школы драматического искусства»…

— На приеме в Кремле Толя подошел ко мне и попросил подвести к Лужкову. А Юрий Михайлович заметил нас и демонстративно отвернулся, не став смотреть в сторону Васильева. Что поделаешь? Дурацкая ситуация. Нашлись люди, которые накрутили мэра… Мол, почему зал простаивает, ежевечерне в театре не играют? Я пытался объяснить: это творческая лаборатория, уникальная школа, как у Гротовского или Вилара… Мне отвечали: здание не должно пустовать, надо отбивать вложенные в строительство деньги. У каждого своя логика. Говорю же: чиновничью психологию я так и не сумел постичь…

— Мне и актерскую подчас не понять. Вот растолкуйте, Сан Саныч, зачем хорошему артисту Машкову вдруг понадобилось толкать речь на партсъезде? Заставили? Нож приложили к горлу?

— Почему ты не веришь в искренность порыва? Я читал отклики в Интернете. Мнения разделились… Мне трудно судить коллегу, но я так выступить не смог бы. Наверное, нашел бы иные слова, не стал бы по-маяковски рвать на себе рубаху…

— Но вы ведь тоже состоите в «Единой России».

— А что, это клеймо? Значит, если я член партии, непременно карьерист и вообще — говно? Подобный интеллигентский цинизм точно не по мне, хотя и понимаю его природу. Мы столько десятилетий жили во лжи и фальши, что неверие и нигилизм стали защитной реакцией любого живого организма. Но ведь что-то делать надо, нельзя же без конца крутить фиги в кармане! Меня звали в КПСС, я не пошел, хотя в советское время отказаться от почетного приглашения было сложнее, чем теперь. Сколько можно причитать и скулить, что все плохо? Пора начинать вкалывать.

— Как раб на галерах…

— Честно? Мне нравится бездельничать. С превеликим удовольствием ничего не делал бы, но, знаешь, совестно.

— Кандидатуру председателя СТД утверждают в Кремле?

— Ты долго думал перед тем, как это спросить? Ну глупость несусветная!

— Но демократия ведь у нас управляемая.

— Никогда ничего подобного мы ни с кем не согласовывали! Это было бы оскорбительно. Неужели СТД не в силах самостоятельно решить такие вопросы? Раньше, значит, справлялись, а теперь нет? Кстати, замечу, Александра Яблочкина возглавляла Всероссийское театральное общество сорок шесть лет, Михаил Царев — двадцать два года…

— Иными словами, вам есть к чему стремиться, Сан Саныч.

— На пожизненный пост не претендую, боже упаси, но для меня совершенно очевидно: руководить такой организацией, как СТД, должна творческая личность, а не менеджер. Плюс опыт, возраст. Почему-то ведь и во времена Марии Савиной директора императорских театров не посягали на эту должность, понимая, что ее должен занимать актер или режиссер.

— А как СТД удалось избежать конфликтов, которые раздирают киношников?

— Может, мозгов оказалось больше, хватило ума не делить, а сохранить. В нашем союзе царит здоровый консерватизм, хотя, к примеру, начальнику организационно-творческого отдела СТД Дмитрию Мозговому около тридцати лет.

— Говорящая фамилия!

— Кстати, да. Хотя Диму мы не из-за этого на работу пригласили… Чтобы подвести черту под разговором, скажу: за все годы моего руководства союзом попыток раскола, внутренних конфликтов не было ни разу. Мне рассказывали, что еще при Михаиле Ульянове пробовали создать московский СТД как бы в пику российскому, но все умерло в зародыше. С тех пор живем мирно. Надеюсь, так и впредь будет…

Андрей Ванденко