Внешних данных премьеры было достаточно, чтобы бросить все дела и прийти в «Геликон»: впервые в России дождалась сцены ранняя опера Рихарда Вагнера «Запрет на любовь», написанная композитором на собственное либретто по мотивам пьесы Шекспира «Мера за меру». Певец немецкой духовности, уже посмертно превращенный в идола расового превосходства, российскому зрителю больше знаком по громким премьерам Мариинского театра. Здесь же обещали Вагнера молодого, зеленого и недолюбливавшего все немецкое в сравнении с итальянским — как и полагается молодому композитору.

Поскольку «Геликон» по-прежнему живет во временном пристанище офисной вышки на Новом Арбате, спектакль, отнюдь не камерный, пришлось собрать в кучу. Режиссера-постановщика Дмитрия Бертмана и сценографа Хортмута Шоргхофера нужда заставила городить крутую гору, где по склону плотно уместился хор, а солистам достались рампа и верх декораций.

Сюжет у оперы куртуазный, если не сказать опереточный: закомплексованный немец Фридрих (достоверный долговязый Алексей Дедов), присланный Королем навести порядок на любвеобильной Сицилии, запрещает крутить романы под страхом смертной казни. Но, на радость сицилийцам, сам поддается чарам умницы Изабеллы (голосистая Карина Флорес), посрамив собственные указы. В итоге толпа празднует счастливое избавление от глупости, все нашли свою пару и теперь счастливы и довольны. Новинка адекватна формату «Геликона», с которым он почти двадцать лет назад вышел к публике — четко препарированная дирижером Владимиром Понькиным партитура не бог весть каких достоинств, но оригинальное название и в итоге яркий нескучный спектакль.

Однако Бертман не напрасно прятал премьеру от фотографов. В либретто вкраплено существенное замечание: сицилийцы ждут окончания строительства Дворца счастья. И он, этот дворец, в полуфабрикате красуется на сцене — с пустыми рамами, гуляющим фасадом, кучками кирпича и даже бытовкой с чумазым работягой, по ходу дела жующим «Доширак». Не надо быть большим прозорливцем, чтобы рассмотреть в этом краснокирпичном здании копию родного дома «Геликон-оперы» на Большой Никитской. Того самого дома, что стал вдруг спорной территорией в лакомом центре Москвы, право на который «Геликон» долго отстаивал в судах и только что отстоял. Так вот, премьера, что вынашивалась в столь нервное время, и вышла соответствующей. Нет никаких обстрелов прямой наводкой: досталось не конкретным лицам и организациям, а некоему бессмысленному чудищу по имени Глупость, денно и нощно портящему нам жизнь. В целом получилась не месть художника (кстати говоря, благодарный жанр) и даже не интеллигентский кукиш в кармане, крутить который мы никак не разучимся. Премьерный спектакль — осененная именем Вагнера и шумом оперной толпы двухактная реприза, на дне которой усталость, грусть и надежда на лучшее завтра. Отдайте уж театру театрово.

Лейла Гучмазова