Свалился на наши головы

/  Общество и наука /  Exclusive

«Когда метеорит достали из озера Чебаркуль, он был прекрасно-черным, сейчас же весь ржавый. Как только он коснулся земли, бактерии начали его с удовольствием атаковать», — рассказывает исследователь челябинского метеорита Виктор Гроховский

 

Год назад, 15 февраля, на миллионный Челябинск едва не свалился метеорит. Это еще, можно сказать, повезло, что он взорвался высоко в небе над городом и его крупный обломок упал в озеро Чебаркуль. А вообще-то, на минуточку, это был первый случай в истории астрономических наблюдений, когда метеорит прилетел в столь густонаселенный район. Откуда его к нам занесло? Поиском ответа на этот и другие не менее интригующие вопросы весь год занимался один из главных российских специалистов по метеоритам, доцент Физико-технологического института Уральского федерального университета Виктор Гроховский.

— Виктор Иосифович, как для вас началась история с метеоритом?

— Конечно, никто не предполагал, что он прилетит. Мне позвонили коллеги: «Что-то пролетело на юг, сильное!» Я вышел на улицу, увидел след в небе, и мне сразу стало все понятно — это болид. Я их видел и раньше. В 2001 году, выходя поздно вечером из института, я увидел в небе пролет космического гостя, но тот, конечно, был размерами поменьше.

— Когда прилетел этот гигант, поднялся страшный переполох...

— Сначала сообщили, будто он упал на цинковый завод. Потом появились версии, что это и не метеорит вовсе, а ракета или даже летающая тарелка. У меня не было никаких сомнений о космическом происхождении объекта, правда, отсюда, из Екатеринбурга, казалось, что он шел строго с севера на юг. Поэтому я сначала и говорил о том, что его нужно искать в Казахстане, но ошибся...

Мы быстро собрали экспедицию. Группа наших ребят уже на следующий день на двух машинах выехала на поиск упавшего тела. Нужно было по опросам людей установить траекторию полета и по возможности собрать вещество. Потом пришла весть об обнаружении полыньи в озере Чебаркуль, и группа немедленно выехала туда. По прибытии полынья уже была оцеплена. Ребята связались со мной, сказали, что их не пускают, я тут же начал пробивать разрешение на работы, пытаясь прозвониться по цепочке ответственных лиц. До последнего, самого главного генерала так и не дозвонился.

— Полынья и вправду была большой?

— 7 на 8 метров. И эти размеры стали для нас загадкой. Дело в том, что в 1956 году упал метеорит в Широковское водохранилище, что в Пермском крае. Он пробил дырку точно по своему контуру, 42 сантиметра в диаметре, и упал на дно. Если представить, что челябинский так же пробивал лед и оставил дырку один в один со своими размерами, то какие же у него должны быть размеры! Тогда бы в Чебаркуле все на дыбы встало. По моему разумению, лед проломился по принципу классического ударного кратера с соотношением дырки к размеру камня примерно 1 к 10 или 1 к 20. В таком случае камень должен был быть размером 0,5—1 метр в диаметре и массой около 0,5 тонны.

— Ваша экспедиция вернулась с пустыми руками?

— Почему же? Метрах в 50 от полыньи наши ребята нашли 53 фрагмента метеорита со следами коры плавления. С этим и вернулись в Екатеринбург. К их возвращению я уже собрал аналитиков-исследователей. Когда привезли образцы, мы включили веб-камеры и все исследования транслировали в Сеть. Практически все записи, которые сейчас выложены в Интернете с тегом «метеорит Чебаркуль», — это наши съемки. Час с небольшим мы решали судьбу болида — пытались понять, что же это могло быть. По внешнему виду фрагментов мы предварительно определили, что это был каменный метеорит, но чтобы в этом убедиться, следовало изучить химический состав и рассмотреть структуру под микроскопом. Кусочки были настолько крохотные, что я невольно вспомнил, как когда-то похожим образом изучал лунный грунт. Брал обыкновенную шестигранную шайбу, в середину помещал частицу вещества, а все остальное заполнял пластмассой — чтобы было удобнее работать с материалом. В этом случае я обошелся обычным пластилином. Разглядели вещество под микроскопом, и никаких сомнений не осталось, что это каменный метеорит — хондрит. В нем присутствовали все типичные минералы.

— Почему именно вы оказались в центре событий, а не московские специалисты или челябинские?

— Получилось так, что астрономы из Коуровской обсерватории Уральского федерального университета тихо ушли в кусты. Заявили, что пролетел лишь какой-то килограмм и сгорел в атмосфере. Комитет РАН по метеоритам, в который я вхожу, стали с первого дня донимать просьбами о комментариях, и там сказали: «Вот на Урале есть Гроховский, его и спрашивайте». Сдали с потрохами. Так все внимание было переброшено сюда. Через 50 минут после пролета мне пришлось давать первые комментарии, а к вечеру меня уже возили на машине по разным студиям.

— Какое название метеорита все-таки правильное — Чебаркуль или Челябинск?

— Сначала мы назвали его Чебаркуль, потому что найденное вещество имеет право называться по ближайшему населенному пункту. Но через два дня поменяли название на Челябинск, когда поняли, что именно вблизи этого города просыпалась масса осколков. Хотя, честно говоря, мы вообще не имели права никак его называть, поскольку это прерогатива номенклатурного комитета международного Метеоритного общества. Заявку туда формально имеет право подать только Институт геохимии и аналитической химии имени В. И. Вернадского РАН, куда мы отправили образец вещества экспресс-почтой. В тот же день туда доставили вещество экспедиции ГЕОХИ. Там провели классификацию по соотношению элементов, установили тип метеорита и степень ударного метаморфизма. На основании этих исследований заместитель председателя комитета по метеоритам Михаил Назаров и его коллега Дмитрий Бадюков написали заявку и адресовали в вышестоящую инстанцию. Поскольку случай был экстраординарный, то через несколько недель номенклатурный комитет уже включил метеорит в реестр, сохранив название — Челябинск. Замечу, что обычно эта процедура занимает где-то полгода.

— Как дальше продвигались исследования?

— Когда начала поступать информация с мест, что под Челябинском находят много образцов, мы отрядили на поиски вторую группу. 23 и 24 февраля еще четыре отряда выдвинулись на поиски фрагментов. Наш сотрудник Миша Ларионов разбил территорию в 50 квадратных километров от Челябинска до Чебаркуля на четыре участка, которые группы должны были прочесать на лыжах за два дня. Что в итоге? Например, группа Олега Митрясова вообще ничего не обнаружила в том районе, где сейчас продолжают находить крупные фрагменты. На другом участке группа просто не сошла с места — ходили по одному полю и собирали мелкие фрагменты. Но самой интересной оказалась работа группы Лени Александрова. Они нашли наиболее красивый, на мой взгляд, образец. Долгое время он был и самым крупным — 1,8 килограмма. Он не разрушен, и у него есть все признаки классического отдельного метеоритного фрагмента. Когда его привезли к нам, у него еще запах был особенный — паленого кремнезема. Так пахнет в литейном цехе, когда там делают отливки в песчаные формы.

В итоге мы собрали 600—700 образцов общим весом около четырех килограммов. Крупных осколков было не так много, но для лабораторных исследований на первое время вполне хватало.

— Что удалось на первых порах узнать про каменного гостя?

— Вначале нам следовало определить его свойства — магнитные, термические. Понять плотность, чтобы рассчитать баллистику. Мы выявили, что у него аномально низкая прочность. Когда испытывали образцы на сжатие, они буквально рассыпались. В структуре было много темных прожилок, так называемых ударно-стеклянных. В основном разрушение шло по ним.

— Известно, что и американцы работали с мелкими образцами. Как они-то их раздобыли?

— Уникальная ситуация! Вещество в первые же дни разошлось по всему миру. Как? Может быть, через журналистов. Туда же все слетелись. Ходило много разговоров о том, что кто-то что-то продает. Вывезти образчик не составляло проблем.

— Это законно?

— Вопрос спорный. Как раз после этого в России поднялась волна юридических разборок — имеет ли право человек продавать и вывозить за границу образцы метеоритного вещества. Толкуют двояко, но до сих пор считалось, что этот материал подпадает под охрану закона о недрах и должен быть достоянием сугубо научных коллективов. Однако такая позиция привела к тому, что в 90-е годы в комитет по метеоритам вообще не поступало находок. Все разговоры сводились к деньгам, которых у ученых не было. Потом уже выработали такую тактику: объяснили продавцам и покупателям, что метеоритом можно назвать любой кирпич, а вот авторитетно установить внеземное происхождение камня, его природу, дать ему имя, классифицировать, написать заявку в номенклатурный комитет вправе только ученые. За эти услуги предлагали отдавать 20 процентов вещества науке.

— Много вещества челябинского метеорита разошлось по миру?

— Да, потеряно много научной информации. В руки ученых, по приблизительным прикидкам, попала только где-то сотая часть вещества. К нам обращалось много зарубежных коллег с предложением о совместной работе. Но мы чисто физически не могли со всеми сотрудничать. Тесный контакт успели наладить с несколькими коллективами. Им официально передавали вещество на изучение. В научном мире не принято левыми путями получать образцы. Ведь даже если вы их достали, то как потом сможете публиковать результаты исследований в научных изданиях?

В Челябинске оказалось крайне много желающих поискать метеориты. Когда сошел снег, только ленивый не прочесывал предполагаемый район пролета. Что там творилось! Народ тащил любые камни, забирали даже обычные булыжники из карьера, надеясь на этом заработать. Я думаю, что коммерсанты специально нанимали людей для поисков. По нашим оценкам, среди населения разошлось до тонны вещества — это неконтролируемый сбор. Важная для ученых картина оказалась смазанной. В результате пропало много информации, по которой можно было бы точно восстановить, например, траекторию полета и фрагментацию метеорита.

Интересная ситуация была и на озере Чебаркуль. Пока стоял лед, люди вместо рыбы магнитами фрагменты метеорита ловили. Многие хвастались, что мешок наудили. Хотя это необязательно фрагменты метеоритов, у нас каждый второй камень — магнитный.

— Куда, собственно, смотрели официальные органы?

— Полной координации с властями в плане исследований у нас не получилось. Мы из Екатеринбурга, и Челябинская область очень ревностно отнеслась к тому, что мы у них работали. Сначала шли звонки: кто мы такие и откуда? Неприятный случай произошел, когда начали искать метеорит в озере. Команда водолазов нашла первый маленький осколок, и они сразу показали его мне, чтобы я определил, имеет ли он отношение к метеориту. Разразился невероятный скандал, мол, кто это такой, ведь не Гроховский, а правительство Челябинской области заплатило деньги и провело тендер на подъем метеорита из озера.

— Нырять в озеро начали еще той зимой?

— А какой был смысл нырять? Представьте себе, под полыньей слой воды около 6—8 метров, далее 5—6 метров сапропеля, затем примерно столько же плотного ила. И только потом начинается основа озера.

— Как же тогда отыскали и поднимали крупный фрагмент?

— Дело было в октябре. Первые погружения проводили спасатели МЧС и дайверы. После случая со мной ребятам пригрозили, что с ними разорвут контракт, если они еще кому-то что-то расскажут. Когда водолазы приступили к работе, у них возникла большая проблема: они начали сводить данные, и оказалось, что расхождение в координатах места падения составляет чуть ли не до 100 метров. Долго ломали голову, как так получилось. Но потом удалось все совместить. К тому же наши ребята из лаборатории квантовой магнитометрии делали магнитную съемку озера. При компьютерной обработке определили несколько магнитных аномалий, составили карту. В итоге водолазы нашли большой кусок именно там, где мы указали. Они держали фрагмент несколько дней на привязи, чтобы устроить шоу при губернаторе. Я опоздал на это событие, ну и к счастью. Вытащили камень, начали взвешивать, но трос оборвался, кусок упал и раскололся. Как говорят, общий вес фрагмента был около 650 килограммов. Потом его погрузили на трейлер и увезли в Челябинск, в музей.

— Что стало с ним, так и лежит там?

— В первые же дни он поменял цвет. Когда его достали, он был прекрасно-черным, сейчас же весь ржавый. Внеземному веществу некомфортно в наших условиях, вокруг агрессивная среда. Как только он коснулся земли, наши бактерии тоже начали его с удовольствием атаковать. Они прекрасно пожирают внеземное вещество, поэтому, кстати, искать следы органической жизни на метеоритах бесполезно, только если не поймать его на подлете. Чтобы сохранить образец, следовало проконсультироваться с учеными, которые объяснили бы, чем и как его стоит обработать. По крайней мере, спирту вылить бочку, чтобы убрать влагу. Мы же все свои образцы первым делом сушили. Кстати, в музее не вся часть выставлена, где остальные обломки — неизвестно.

— Вам бы пригодился этот большой фрагмент?

— Конечно, хотелось его получить. Но раз местные власти вложили деньги, то пусть лежит в музее. У комитета по метеоритам не было средств, чтобы достать его.

— Вам он для чего?

— На большом образце можно произвести палеомагнитные исследования, понять природу его образования, историю. Сейчас есть только версии о том, что он сформировался в результате соударений, термического, радиационного воздействия. По маленьким кусочкам это все не понять.

— И все-таки: что на данный момент известно об этом метеорите?

— Возраст вещества, которое в нем присутствует, соизмерим с возрастом Солнечной системы — около 4,5 миллиарда лет. Астрономы смогли рассчитать его траекторию — он прилетел из пояса астероидов, из семейства Флоры. Кстати, определить это удается не каждый раз. Только у 18 метеоритов из всех известных удалось узнать отправную точку. Были сделаны расчеты мощности взрыва — 500 килотонн. Это нечто! По расчетам, средний диаметр тела составлял 19 метров. Оно было округлым. Плотность — 3,2 грамма на кубический сантиметр. Вес — 10 тысяч тонн. Представляете, такая махина летела со скоростью 19 километров в секунду. Какая кинетическая энергия! Слава богу, что метеорит был непрочным, начал разрушаться очень рано, где-то на высоте 80—90 километров, и летел уже своеобразным роем осколков.

— Что, если бы он долетел до Челябинска?

— Он бы не долетел, не пробил атмосферу. У него точка задержки была на высоте где-то 25 километров от земли. Это тот самый момент, когда он взорвался. Хотя железные метеориты, бывает, прорываются до высоты в 15 километров. Но для них атмосфера как каменная стена. Да, если полетит 100-метровый камень, он сможет пробить атмосферу. Метеоритчикам это только в радость будет — пускай пробивает, главное, чтобы не задел никого. У нас нет ни одного свидетельства убийственного действия метеоритов, поэтому когда на конференциях по астероидной опасности все призывают бороться с ними, я занимаю противоположную позицию.

— Метеорит принес пользу науке?

— За год прошло множество международных конференций, и на каждой были секции по челябинскому метеориту и масса докладов, около сотни. Это явление действительно новое и интересное всем. Ведь метеориты на самом деле представляют большую загадку для науки, а тут он практически в руки прилетел — бери и исследуй, пиши дипломы, диссертации.

Кроме того, благодаря ему сейчас у нас в университете появилась новая научная аппаратура — даже москвичи завидуют. Открывается современная лаборатория. По программе выведения пяти российских вузов в рейтинг 100 лучших в мире к 2020 году нам выделяют хорошие деньги. Собираемся открыть магистратуру, в России же пока нигде не готовят специалистов по планетарной минералогии, космохимии. Создаем коллаборации с рядом иностранных университетов, и наши дипломы пойдут в зачет как международные. Будем приглашать иностранных лекторов. Во всем этом есть заслуга челябинского метеорита.

— Авторитетный научный журнал Nature включил вас в десятку людей, изменивших мир в 2013 году. Как вам такое звание?

— Совершенно непонятно, как они меня отобрали. Мне никто ничего не пояснял, но я понимаю, что в этом виноват метеорит.

— Как узнали о выборе?

— Мне сообщил об этом из Москвы один научный журналист, который имеет онлайн-доступ к изданию Nature за несколько часов до выхода в свет.

— Ваша жизнь сильно изменилась после этого?

— Конечно! Сейчас же у нас революция в науке. С 1 января мы все уволены. Москва диктует ученым новые правила игры и выделяет деньги так называемым ведущим специалистам. Я попал в число восьми избранных от Уральского федерального университета. И получается, все благодаря метеориту. Мне так и говорят: «Он специально к тебе прилетел».

Екатеринбург — Москва