Последующие несколько дней оказались не лучше.

Если дела Тони с Джилл и шли успешно, то он об этом не сообщал. Что же касается области «социальной» («социальный» — самое подходящее в данном случае слово), то, кажется, здесь все у него было лучше некуда. На самом деле, как правильно выразился Бен, Энтони Мондейн плясал перед Джилл на задних лапках, словно ручная обезьянка.

Как бы то ни было, но Тони не мог тратить двадцать четыре часа в сутки на подобные усилия, пусть даже они и представлялись чересчур напряженными всем персонажам, которые волей судьбы оказались вовлеченными в это дело. Поэтому, когда у Джилл выдавались свободные промежутки времени, она наведывалась в магазин. Девизом ее было: «Продавать!». Каждый раз, когда раздавался мелодичный перезвон колокольчиков над входной дверью, она выскакивала из задней комнаты навстречу посетителям, словно кукушка из часов.

К несчастью или к счастью, по мнению измучившейся Элинор, она оценивала клиентов по их внешнему виду и самых «плохоньких» отдавала Элинор и Мэри Энн. Это был повод сказать еще раз: «Спасибо тебе, Господи, за твои маленькие милости!» — поскольку настоящие антиквары избегали демонстрировать свое богатство где попало, даже во время занятий самым любимым делом. И, таким образом, Элинор удалось спасти большинство своих значимых клиентов от молодой красивой женщины в облегающих джинсах, которая бегло указывала им на дубовую мебель и обзывала за глаза «прилипалами».

В общем, как бы то ни было, в ситуации были свои положительные стороны.

«Ну ладно, — философствовал Бен, — по крайней мере, она расчищает чердак».

Он предпринял массу ухищрений, чтобы уберечь уэлшевский буфет от того, чтобы его переставили на пустое место в торговом зале, а вот на голландский шкаф он внимания совсем не обращал.

По правде говоря, вопрос о том, работала ли Джилл в убыток для них или приносила прибыль, был спорным. На мелкие сделки она не шла, а они как раз были излюбленным «видом спорта» антикваров. После того как Джилл продала белтеровский диван по назначенной цене, она пыталась с этой же меркой подходить ко всем клиентам. Если покупатель начинал что-то бормотать по поводу высокой цены, то она незамедлительно теряла к нему интерес и отделывалась от него. Ее стремление получить наличные, скорее, было похоже на манию.

Как бы то ни было, но это касалось и Элинор. Местные банки не проявляли особого интереса к тому, чтобы дать ей денег взаймы под залог старомодного «шевроле» и трех антикварных вещиц, адвокаты становились более и более непреклонными в решении не продлевать данные ей тридцать дней, а Джон Джиаметти, которому она хотела продать три своих экспоната, не отвечал на ее звонки.

Он напряженно работал над одной важной сделкой, так сказал его сын наполовину извиняющимся тоном. У них появился клиент, недавно разбогатевший, который хотел обставить свой дом мебелью исключительно семнадцатого века, и Джон ездит туда-сюда, чтобы найти и купить вещи, которые хочет получить заказчик. К несчастью, львиная доля предметов и гарнитуров в данное время находится в музеях и частных коллекциях.

Когда Элинор с усталым видом повесила трубку в четвертый раз, ей подумалось: «Почему он не проконсультировался у Тони? На его месте я обязательно сделала бы это. Хотя, возможно, он уже сделал так».

«А вот как мне быть?»

Неожиданно она натолкнулась взглядом на Мэри Энн, которая махала ей от входной двери с возбужденным лицом. Но уже было слишком поздно, чтобы возвращать назад потенциального, хоть и случайного, клиента, приехавшего в покрытом ржавчиной фургоне. Его опытные руки сразу же обнаружили, что задняя стенка бюро — новая. Он с отвращением взглянул на Джилл, повернулся и вышел прочь.

— Ну и ладно, — беспечно сказала Джилл, усаживаясь в кресло и подправляя лак на своих ухоженных ногтях. — Наверное, ему просто хотелось скинуть десять — пятнадцать баксов. А меня это не интересует. Эй, а кто такой этот чертов Джо Торвальд?

Элинор помедлила на своем пути обратно к столу и машинально сдула пыль с лакированной поверхности старинного карточного столика.

— Торвальд? Это самый крупный дилер в Канзас Сити по антиквариату.

Джилл растопырила пальцы и залюбовалась блестящими от лака ногтями.

— Серьезно? Пит Вильсон пытался предложить ему купить и, знаете, ничего не добился. Так вот, я подумала, может, мне самой позвонить туда, по телефону мой голос звучит очень сексуально. Я уже пыталась так делать — медицинские счета, и страховые полисы, и прочие денежные дела. Но парень, на которого я попала, похоже, вообще не слышал о существовании этого места. А я-то думала, что Джулия была личностью известной.

— Так и было, — угрюмо и резковато ответила Элинор.

— Но вот Джо ничего не знает. Он почти что бросил трубку. И в другом месте было то же самое. Кажется, у Гроссмана.

Внезапно Элинор осознала, что не в состоянии слушать ее дальше.

— Все крепко держатся за свои деньги, — сказала она с мрачной улыбкой, вложив в эти слова свой личный смысл, и вернулась к своему столу.

Когда она села, ее спина заныла. Не надо было ей помогать Мэри Энн двигать китайскую горку прошлым вечером, но Бен уже ушел, а им надо было чем-нибудь заполнить жалкую брешь на обюсонском ковре после продажи большого шкафа.

«По крайней мере, — кисло подумала она, — Джулию порадовали бы их успехи в торговле».

Если не считать белтеровского дивана.

Внезапно ее отвлек поток холодного воздуха, ворвавшийся из задней двери, запах дорогого одеколона. Кто-то подошел сзади и обнял ее.

Вернулся Тони Мондейн.

— Конечно же, вы по мне скучали, — приветливо сказал он, снимая кожаные перчатки и протягивая руки к печке. — Прошло целых восемь часов. Но зато я узнал, что можно сэкономить целых пятьдесят минут, если ехать к вам по Хайуэю, семьдесят, мимо церкви Святой Анны. Как вам это? Ну и что Джилл тут натворила, пока меня не было? Старалась продать ваше прессованное стекло, выдавая его за венецианское? Сломала механизм в виллардовских часах?

Определенно Тони был в отличном настроении. Элинор была рада, что хоть у кого-нибудь дела идут хорошо.

Тут в помещение снова ворвался холодный порыв, что спасло ее от ответа. Повернувшись, она заметила, как в помещение входит местный шериф и стряхивает иней со своей голубой формы. Она сказала:

— Ну, привет, Дон! Надеюсь, что твой визит просто визит вежливости.

— Да вот проходил мимо. — Он кивнул Тони и продолжал: — Миссис… э, Бентон Бонфорд у вас?

С легкой долей удовольствия Элинор подумала, что, может быть, теперь миссис Бентон Бонфорд перестанет парковать свою взятую напрокат машину в желтой зоне погрузки.

— Конечно. Пройдите прямо. В красном большом кресле как раз и сидит Джилл.

Чуть не сказав: «Арестуйте ее, она ваша». Но благоразумно сдержалась. Элинор не могла видеть, как побледнело лицо Джилл и как она украдкой огляделась вокруг, когда шериф протянул ей какой-то конверт весьма официального вида.

А вот Тони следил за происходящим уголком глаза. В его интересах было знать все, что касается Джилл Бонфорд. И то, что он видел, показалось ему любопытным.

О’кей. Чтобы она там ни получила, это ей не понравилось. Может быть, теперь она передумает насчет своего решения все получить только наличными. Четыре хэпплуайтовских стула, которые он продал Джону Джиаметти, принесли ему звонкую монету, но ему лучше припасти несколько тысяч, чтобы окончательно уломать Джона не брать Элинор на работу. И если сейчас наличных у него нет, то завтра они окажутся под рукой. С Божьей помощью он будет готов к сделке.

— Имейте снисхождение, — сказал Тони, обращаясь к Элинор, кот на коленях у которой позволил ему пощекотать у себя за ушами. — У Джилл было трудное детство.

— У всех было трудное детство…

— Она выросла в семье, где было еще одиннадцать братьев и сестер, и это в двух спальнях, а квартира была на окраине. Единственное, что у нее оставалось, — так это внешность. Она бросила университет и устроилась в рекламное агентство, рассылающее девушек на различные съезды и собрания.

Такой факт заинтересовал Элинор. Она подняла брови и сказала:

— Да что вы?

— Нет, нет, нет. Не позволяйте возникать грязным мыслям, цинизм вам не идет. Фирмы, представляющие свою продукцию, нуждаются в девушках, которые раздавали бы всякую ерунду, — цепочки для ключей, расчески, ну, вы знаете, или предлагали бы попробовать конфет.

— Соевые батончики?

Тони пожал плечами.

— Да все что угодно. В любом случае там-то она и повстречалась с Бонфордом.

— На съезде?

— На съезде.

Глаза Элинор были устремлены на шелковую полосатую шкурку Томасина, но в душе она повторяла слова Бентона: «Она подумала, что я богат, а я-то думал, что ей нравится ферма». Бентон стоял у нее перед глазами: модно одетый и готовый пойти на вечеринку с красивой девушкой. А Джилл располагала к этому, с ее длинными ресницами и сияющими глазами.

Колокольчики входной двери звякнули. Она оглянулась — ушел представитель властей — а Джилл по-прежнему сидела в своем кресле и не двигалась.

«Словно паук в ожидании мух», — мрачно подумала Элинор, ее уголки губ опустились, и внезапно она стала выглядеть усталой.

Тони подумал: «О’кей. Пока Джилл занята своими проблемами, пожалуй, стоит заняться Элинор. Проклятье, да я просто гроссмейстер! Но мне нельзя допускать ошибки. Я не могу себе позволить даже после того, как я найду проклятого Пикассо. Я хочу Элинор. Я нуждаюсь в Элинор. Я и сам не знаю, насколько она важна для меня».

Он тихонько позвал:

— Эй!

Элинор подняла на него глаза.

— Эй — что?

— Прекратите беспокоиться. Все под контролем.

— Вы говорите о себе. А Бен, Мэри Энн и я — мы ходим над пропастью.

— Глупый ребенок! Я намерен купить это место. И все вы останетесь здесь. Расслабьтесь.

«Эх, Тони, если бы ты только знал…»

Элинор глубоко вздохнула. Он не знает. Не знает. И она сказала:

— Вы говорили с этой маленькой Красной Шапочкой?

— Нет пока. Но я поговорю. Сегодня же. Попозже.

— А она по-прежнему хочет получить наличные?

— А у меня есть наличные. По крайней мере, завтра будут. Вы можете потерпеть до завтра, бедное дитя? — Честным ли был его ответ? Элинор слегка кивнула. Он по-отечески похлопал ее по руке и сказал: — Давайте-ка перекусим.

— А как насчет маленькой мисс-кошечки?

— Беру ее на себя. Сидите смирно.

Элинор посмотрела, как грациозно он движется по направлению к Джилл.

Тони наклонился к Джилл и тихо сказал:

— Я отвезу Элинор на ленч, она обижается.

Глаза Джилл были устремлены в одну точку, словно мысли ее витали где-то очень далеко. Она словно очнулась, взглянула на Тони и удивилась, что не только не заметила прежде его появления, но и вообще едва узнала его.

В глазах Джилл снова появилось осмысленное выражение, но прежде Мондейн успел заметить в них страх и вину. Это насторожило его. Господи, кажется, ее мир висит на волоске.

Она кивнула, даря ему улыбку, до которой Элинор не было никакого дела.

— Бедняжка! — сказала Джилл. — Будьте добры к ней.

— О конечно, я буду, — ответил Тони, подмигнул и вернулся к Элинор.

Рука Джилл скользнула по длинному конверту, засунутому между сиденьем и спинкой кресла. Она не распечатала его, но прекрасно знала, что в конверте. Длинная рука закона наконец дотянулась до нее.

Она была разведена.

Она знала, что Бентон подал иск в суд еще задолго до отъезда на эту роковую охоту. Она надеялась, что окончательные документы не найдут ее до тех пор, пока она не превратит все, что можно, в деньги и не исчезнет, не скроется, так что больше о ней и не услышат, и она никогда больше не будет бедной.

Ее розовые губки плотно сжались.

Но ведь они все еще ничего не знают. Ни Тони, ни эта наивная старуха Элинор. Все же у нее есть время. Совсем немного.

Его недостаточно, чтобы ждать получения наличных. Надо соглашаться на условия Тони и понести минимальные убытки. Она поговорит с ним сегодня. Она уже сочинила хорошенькую историю для него. А тем временем…

Ее глаза пробежали магазин, наполненный рядами поблескивающих лакированных стульев, полки со стеклом, которое под холодным зимним солнцем отливало сапфиром и аметистом. Как она хотела бы, чтобы у двери толпились покупатели.

«Продавать, — подумала она. — Вот, что я должна делать. Продавать».

А в холодном «порше», мотор которого начал разогреваться, Тони заключил Элинор в свои объятия и поцеловал ее ледяную щеку и теплую шею.

— Господи, как я скучал! — хрипло прошептал он, и искренность его тона поразила его самого.

Джилл Бонфорд еще не обучилась искусству вознаграждать страсть партнера элегантной сдержанностью, когда они занимались любовью. И у него возникло странное, но неотвязное чувство, что то же самое с Элинор будет преисполнено особого шика.

В любом случае он скоро сможет убедиться в этом.

Энтони Мондейн предвкушал любовь с седовласой красавицей. Он будет вознагражден.

Элинор ответила ему дружеским поцелуем в щеку и аккуратно высвободилась из его рук. И дело было не в стеснительности. Воробьям, чирикающим на электропроводах, не было до них дела. Причина крылась в безразличии. Он тронул машину с места и развернулся. При виде его красивого лица с точеным профилем она не могла не подумать: «Господи, что бы я делала, если бы этот человек был мне не безразличен? Если бы я увидела его с Джилл Бонфорд, я просто бы заболела».

Но их отношения ее не волновали. Может быть, когда-нибудь она и полюбит, но сейчас и ее тело, и душа все еще оплакивали Бентона Бонфорда.

Тони отправился с ней в ресторан на западной стороне городской площади. Они отведали супа, восхитительного салата и заказали по доброй порции картофеля-фри.

— Плебейские вкусы Джилл совсем доконали меня, — сказал Мондейн, осклабившись, поливая картошку кетчупом. — Но это блюдо я люблю. Когда я был мальчишкой, то не мог позволить его себе. Мы ели макароны, и нам они нравились. А вот теперь я могу позволить себе покутить. — Тут он прервался, потому что у него возникло чувство, что она совсем его не слушает.

Ее глаза неотрывно смотрели на папоротник, почти закрывающий собой окна ресторана, а ее пальцы сжимали чашку с кофе, но она не пила его, а лишь ощущала теплоту фаянса.

Он с улыбкой помахал пальцами перед ее лицом:

— Эй, Земля, вызывает Марс!

— О, простите.

И Элинор улыбнулась в ответ. Слегка. Но, чувствуя что-то неладное, он настойчиво продолжал:

— Ну ладно, Цирцея. Я уже сказал, что покупаю все дело. И ваше рабочее место спасено. Так в чем теперь загвоздка, черт возьми?

Он давил на нее, этакий самец-повелитель, господин всего, что ему принадлежало, включая и женщин.

Она тоже надавила — на стул и отодвинулась от стола.

— Ни в чем, Тони. Ни в чем, что касалось бы вас. Отвезите меня домой, пожалуйста. Мне надо взять почту.

Он смирился, хотя ему очень не понравились ее слова. Стараясь выиграть время, Тони все сделал так, как просила Элинор, подождал, пока она не скроется за высокими элегантными, украшенными цветными стеклами двойными дверями дома Джулии, в теплом, гудящем «порше».

«Совсем неплохое местечко, — подумал он беспечно, оглядывая высокую викторианскую башню и тройные створки окон с видневшимися позади стекол занавесками. — Что он будет делать с домом? Может быть, переместить сюда некоторые образцы и превратить дом в действующую выставку великолепных вещей семнадцатого века?»

Он сдвинул брови, раздумывая над такой возможностью и не отдавая себе отчета в том, что Элинор подозрительно долго возится со своей почтой. Как раз в этот момент Элинор стояла за дверями, потрясенная содержанием письма, которое она держала в руке. Она даже не могла двинуться с места.

Письмо написал Джон Джиаметти. Он сообщал, что по причинам, которые от него не зависят, и ввиду некоторых обстоятельств он не может взять ее на работу. Он приносил самые искренние извинения и сообщал, что, возможно ситуация изменится в будущем, и все в таком же духе.

— Проклятье! — горестно воскликнула Элинор, комкая письмо в кулаке и зажмурив глаза, чтобы попытаться собраться с мыслями.

Цена независимости слишком велика.

Конечно, есть и другие места. Есть. И ее репутация достаточно высока, и она могла бы найти место у кого угодно, исключая Марвина Коулса.

Но сейчас, похоже, ей придется уцепиться за возможность работать на Тони Мондейна. Что бы у него ни было на уме.

«Если на тебя давят долги по медицинским счетам, ты не можешь сидеть без работы».

Элинор развернулась, ничего не видя перед собой, и споткнулась о пару туфель на высоких каблуках, которую Джилл бросила у входа. Элинор в сердцах отшвырнула туфли к лестнице.

Она замерла со слезами на глазах, охваченная болезненным, но тщетным желанием снова увидеть огромного пса, спящего на верхней ступеньке, и его хозяина, стоящего рядом, скрестив руки на груди.

К сожалению, увы, это никогда не повторится.

Она запихала письмо в сумку, бросила остальную почту на полукруглый столик в прихожей и вышла к пыхтящему «порше», обходя снежные сугробы на похрустывающей подъездной дорожке.

Тони пристально посмотрел на Элинор. Когда она села в машину, он заметил письмо, торчавшее из ее сумки. По выражению лица Элинор Тони догадался о содержании письма и о том, кто его прислал.

Он подумал: «О, мой мальчик, ну что же, теперь она знает. Надо сделать удачный бросок, пока она не пришла в себя. То, что Джон пошел на попятную, явилось для нее ударом. И это надо использовать. Чем глубже она увязнет в твоем кармане, Тони, тем будет лучше для тебя».

Элинор сидела без движения, даже не осознавая, что они все еще стоят и никуда не едут.

Энтони, сгорая от любопытства, задал ей вопрос:

— Плохие новости?

Она пожала плечами и вздохнула:

— Я думаю, что эти новости относятся к плохим новостям вчерашнего дня. И всех предыдущих дней. Теперь вы можете быть уверенным, что моя больная мозоль стала на целый дюйм толще.

— Так, черт возьми, дайте мне помочь вам!

— Так, черт возьми, найдите мне пять тысяч долларов!

— Дайте мне ручку, и я заполню чек.

И они уставились друг на друга: Элинор в ужасе от своих слов, а Тони Мондейн в изумлении от своего ответа. Пять тысяч долларов является львиной долей от ничтожной прибыли, полученной им в сделке с Джиаметти. Его братец будет визжать, как свинья, которую режут. Но Доминику нужно было быть предусмотрительным и не обмишуриваться так с псевдо-Пикассо.

Зрачки Элинор расширились, руки дрожали. Она взволнованно произнесла:

— О, Тони, спасибо, но я не могу взять чек. Это моя проблема.

— Так пусть она станет и моей тоже.

Рука Мондейна оторвалась от руля, завладела ее трепещущими пальцами, и он приложил их к своей щеке.

— Но…

Он отпустил ее руки, но только лишь затем, чтобы забраться во внутренний карман, где лежала плоская бархатная коробочка, она лежала там много дней, потому что кольцо в ней неимоверно дорого стоило. В конце концов, если Элинор будет принадлежать ему, то и кольцо никуда от него не денется.

Энтони протянул Элинор коробочку, поднял крышку, подавил вздох и очень тихо сказал ей:

— Позвольте, миссис Энтони Мондейн.

Он никогда прежде не произносил такие слова. Но они дались без особых усилий. Эффект, которые его реплика произвела на Элинор, оказался феноменальным.

Она застыла от изумления и уставилась на него. Затем перевела взгляд вниз. И у нее перехватило дух. Дрожащим голосом она пролепетала:

— Господи, Тони!

Кольцо было удивительной красоты, вероятно, эпохи Возрождения: изящные кружева оправы, мастерски выполненные ювелиром, подчеркивали великолепие бриллианта, расположенного в центре и окруженного сапфирами.

Он вытащил кольцо из бархатной коробочки и на мгновение задержал его в пальцах. Под лучами зимнего солнца сапфиры сменили цвет морской волны на небесно-голубой, а внутри прозрачного кристалла загорелись яркие огоньки. А потом кольцо скользнуло на палец Элинор.

— Теперь мы можем принимать поздравления, — сказал Мондейн, улыбаясь ей. — Определенно мы стоим друг друга.

Губы Элинор дрогнули, но с них не сорвалось ни звука, затем она вздохнула и прошептала:

— Тони, вы сошли с ума!

— Нет, нет! Попытайтесь сказать: «Тони, любовь моя» или «Тони, мой суженый».

— Тони, я не могу.

— Но вы это сделаете. — Его руки легли на ее пальцы, и кольцо исчезло под его ладонями. — Вы должны. А то, упаси Бог, вы еще поверите, что я искренне увлекся Джилл Бонфорд.

Но Элинор не могла сказать: «Мне нет дела до этого». Господи, а что вообще она может сказать? Ей нужна работа, она отчаянно нуждается в деньгах.

— Бог дал, Бог и взял, да славится имя Божье, — пробормотал Тони, ловко стянул кольцо с ее пальца, положил его обратно на бархатную подушечку и бросил коробочку в открытую сумку Элинор. И добавил: — И, ради Бога, не потеряйте его. Я не думаю, что если вам вздумается щеголять с кольцом перед Джилл, то это будет особо умное решение в данный момент. — Элинор молчала, и Энтони Мондейн произнес таким голосом, которого она прежде никогда не слышала: — Я хочу поцеловать тебя. Но тут по улице прется целый выводок ребят из колледжа. А я сейчас не в том настроении, чтобы забавлять молодое поколение. Позже, дорогая. Я обещаю. Обещаю, конечно уж, без обмана.

Элинор машинально огляделась и увидела сотню ребятишек, закутанных в пальто, которые шли парами в публичную библиотеку и старательно разбивали лед в каждой луже, которая попадалась на их пути.

Энтони подал машину назад, развернулся и поехал по улице, нахмурившись из-за того, что грязные комья снега пачкали борта щегольского автомобиля.

Один из ребятишек в неряшливом дождевике пронзительно закричал:

— Позже, милашка!

Тони засмеялся.

— Точно, — сказал он Элинор, молчаливо сидящей рядом с ним. — Я и сам лучше бы не сказал.

Тот факт, что она лишь вымученно улыбнулась, ускользнул от него. Сейчас перед Энтони Мондейном стояла другая задача. Надо отделаться, и окончательно, от Джилл Бонфорд. Она должна убраться из города, исчезнуть из виду, и навсегда.

Когда машина Тони достигла проулка, они увидели оживленное движение, припаркованные машины и людей на подъездной дорожке.

Тони сказал:

— Какого черта здесь творится?

В это же самое время Элинор воскликнула:

— О, Господи!

В одном из окон висел транспарант с красными буквами: «ПРОДАЕТСЯ! От десяти до пятидесяти процентов скидки за все в магазине!».