Большой вертолет, раза в три массивнее клетчатой леталки из "Дюмон лимитед", грузно плюхается на выпущенное шасси у берега озера. Отягощенные шлемами и броней поверх стандартной "шоколадки" бойцы выпрыгивают наружу, но на прицел нас брать не торопятся. Оно и понятно: раз уж мы выстроились перед садящейся машиной, аки в тире, а штатный трехствольный "гатлинг" полудюймового калибра остался незадействованным – приказа расстреливать нас так и не отдали. На что и был расчет.

После восьми десантников из вертолета вылезают еще трое, и каждый заслуживает отдельного упоминания.

Первый – в "лесном" камуфляже, практически квадратный, натуральная "косая сажень в плечах"; не слишком высокий, сутуловатый и длиннорукий – в статьях по истории древнего мира примерно так рисовали неандертальцев. В принципе есть что-то похожее, да, во всяком случае, самый плечистый из десантников кажется рядом с этим деятелем стройным и легким, а морда просит не то что кирпича, а пули промеж глаз, и отсутствие шлема лишь подчеркивает сие обстоятельство. Мало того, вместо стандартной разгрузки или подвесной на нем сбруя, какую я раньше видел только в фильмах Джона Ву. В кобурах подмышками – сразу две хеклеровских трещотки "эм-пэ-семь", а в крепежных петлях на боках чуть выше пояса – снова-таки два "глока", судя по бессовестно торчащим из рукоятей магазинам, восемнадцатой модели, которые "фулл-авто". В подсумках дюжины этак три запасных магазинов к этим стрелялкам, а на поясе – четыре гранаты и два ножа, не иначе, массаракш, на случай, если вдруг закончатся патроны. Как там называют таких бойцов, работающих сразу двумя руками – димахер? амбидекстер? что-то вроде, в общем, "заменяю в одиночку сразу все штурмовое отделение", где-то так.

Второй, габаритов вполне средних, в штатной песочной повседневке и с трехнедельной примерно щетиной на морде, вроде бы вообще не вооружен – да только морда эта, если убрать щетину, мне знакома по досье Россиньоля, так что сей тип при надобности справится с условным штурмовым отделением и без ствола, пусть и не со всеми одномоментно... может быть.

Ну а последний, опять же в стандартной орденской повседневке и узких зеркальных очках, на поясе имеет кобуру с "береттой", только не армейской "эм-девять", она же американский клон "девяносто второй", а вполне себе цивильной "восемьдесят четвертой" – и также знаком мне, на сей раз не по фотографии в досье, лично встречались в Порто-Франко. Мистер Кларенс, один из двух больших орденских начальников, перед которыми на цыпочках ходило все тамошнее отделение Патрульной службы, а также территориал-эсбэшник Джонс.

Внушительный состав, в общем.

Россиньоль шепчет что-то на ухо Кларенсу – ну, может, и не совсем шепчет, учитывая, что раскочегаренный движок не совсем еще остановился; нет, зря все же в одном из моих любимых романов проводили параллель между раскрученным над головой двуручным мечом и вертолетным винтом на холостом ходу, даже самый большой и острый клинок физически не может создавать подобного шума. Кларенс кивает, смотрит на меня и жестом подзывает – мол, подойдите. Подхожу, и натыкаюсь на неандертальца-телохранителя, который одну руку выставил шлагбаумом, а второй указывает на мой пистолет. Да не вопрос, демонстративно аккуратно расстегиваю кобуру и отдаю ему "зауэр", а заодно и револьвер из кармана – оружие мне все равно сейчас не поможет; лишь после этого меня допускают "к телу" охраняемой персоны, и как раз к этому моменту шум винтокрыла снижается до приемлемого уровня, когда можно уже говорить, а не кричать.

– Хороший сегодня денек, не правда ли? – голливудская улыбка и полный безразличия взгляд.

Улыбку Кларенс мне возвращает, взгляд под зеркальными очками не прочесть.

– Если вы полагаете, что хороший, Влад, пусть так и будет. Нашли уже то, что искали?

– Увы, – развожу руками, – пока особой добычей похвастать не могу.

– Пока? То есть поиски продолжаются?

– Безусловно. Несколько мест проверили, там пусто, будем копать дальше.

– Понятно. А теперь скажите честно, что вы рассчитываете откопать?

Пожимаю плечами.

– Робинзонада попавших сюда... случайных мигрантов и соответствующие хроники не слишком важны. Просто была версия, что попали они в эту долину не просто из-за флюктуации гомеостатического мироздания, а вследствие неудачного эксперимента. И вот если от этого эксперимента что-то уцелело, нам оно пригодится.

– Что по этому эксперименту вам известно?

– Наверняка – ничего. А как версия, заигрывания с физикой высоких энергий и прочими теориями относительности в нацистской Германии.

– Доказательства?

– Никаких. По косвенным – если этот эксперимент вообще имел место, он прошел неудачно, потому как германских робинзонов перебросило сюда без снаряжения, буквально "в чем были". Шансов, что перебросило заодно и часть установки, не говоря уже о документации – очень немного, это я прекрасно понимаю. Тем не менее, шанс такой отличен от нуля.

Кларенс задумчиво смотрит на меня, на моих "наемников"... и фыркает.

– Правильно когда-то говорил отец, на блефе много не выиграть. Жаль. Вдвойне жаль, Влад, что занялись этим вы... Джори, пригляди.

С этим разворачивается и идет обратно к вертолету. Неандерталец-Джори остается на месте, а ко мне шагает Россиньоль.

– Кажется, вас в Порто-Франко предупреждали кое о чем.

Ага. Вот теперь готов засвидетельствовать, что той ночью в мой номер заглядывал все-таки не он. Морда похожа, да, но голос другой; тот товарищ пищал, словно надышался гелия, нынешний же мой визави говорит хоть и негромко, однако вполне обычным тоном – скорее тенор, чем бас, и легкое гортанное "эр" на немецкий или, может быть, французский манер.

– И для того, кто предупреждал, это закончилось не лучшим образом, – ответствую я, – причем и нескольких дней-то не прошло.

– Вас данный вопрос не касается.

– В целом согласен, – киваю, – хотя и любопытно.

– Что именно?

– Как это дело организовали. Вас-то в городе вроде не было.

– А, это просто. Отложенный приказ.

Тридцать три раза массаракш. Похоже, из списка живых нас вычеркнули, и Россиньоль это знает, то-то без тени сомнений выдает "секреты фирмы", ведь я их уже никому не расскажу. Кларенс просто хотел проверить успехи нашей экспедиции, убедился, что их нет, ну и...

А собственно, зачем нас убивать, раз мы ничего не нашли?

А чтобы экспедиция числилась "пропавшей без вести". Для Большой игры против протектората Русской Армии – и это тоже ход, не поспоришь. Если бы мы сейчас не стояли по стойке "смирно", нас бы еще с воздуха расстреляли из трехствольного "минигана", не хватило бы одного захода – сделали бы два или три, изобразив потом в отчете, мол, "накрыли логово бандитов"; теперь же... А теперь, дабы не посвящать честных бойцов в совершенно ненужные им материи, работать будет мистика. В смысле, Россиньоль и его Голос – как он сам говорит, "отложенный приказ", принцип действия очевиден без пояснений, в общем, орденский винтокрыл спокойно улетит обратно, а мы тут попросту перебьем друг друга, потому что так приказано.

Как я и планировал.

В смысле, именно на этот ход противника я и ставил, если дойдет до решения "вычеркнуть". Была надежда побарахтаться и разойтись миром, мол, я только изображаю работу на Русскую Армию, а на самом-то деле подчиняюсь – и далее варианты орденских боссов, кому именно, благо несколько имен тех, с кем мы во время оно расстались вполне мирно-дружески, я знаю, и поди вот так вот сходу определи, что тут и в самом деле не многоходовка "под чужим флагом", вполне возможная ведь ситуация... Но – увы, сам я на эту тему беседу сдвинуть не сумел, а Кларенс уже принял решение и подписал приговор.

Жаль, как он только что сказал.

Вдвойне жаль, что это именно Кларенс, мое с ним общение до сих пор оставалось в рамках вежливого нейтралитета. Но никуда не денешься, играть придется теми картами, что выложены на стол.

И конечно же – тем козырным джокером, что припрятан у меня в рукаве, именно на запланированный расклад; в другой ситуации не сыграл бы, а вот сейчас на него вся надежда.

Еще по рассказу Магды Крамер, Сорок Третьей, о том, кем, вернее, ЧЕМ были аборигены долины у озера святой Береники, о том, чему их учили, – я заподозрил, как именно старшие командовали своими подопечными. В смысле, те старшие, которые сами без сверхспособностей, доктор Лангер и капитан Грессерхольт. В черной тетради нашлось полное подтверждение данной версии, обстоятельная тевтонка все прописала открытым текстом: старый добрый гипноз еще в детском возрасте и ключ-фраза. По простейшему принципу.

Я не знаю, понимает ли Россиньоль русский язык. Да, вроде бы именно этот персонаж в восьмом году взял себе айдишку Жана-Оливье-Роже-Актеона – настоящий-то наверняка к тому моменту был уже покойником, стажировка у бандитос Угла, однако, тут и светлого нацистского воспитания не нужно. А вот дальше, с обретением или, возможно, созданием себе двойника... кто именно из них изображал из себя агента Жору, который работал в том числе в Москве, а кто – Ансельма, главного силовика банды "Бланшфлер", – гадать не возьмусь, даже если очень попросят. Человека с идентификационной картой Жана-Оливье-Роже-Актеона вроде отправили в портофранковский морг еще три недели назад, а "бланшфлерца" Ансельма парижские жандармы тогда же внесли в красный список "федерального розыска"; да только спевшаяся парочка Россиньолей периодически менялась документами, представляясь друг другом, чему тоже имеются свидетельства... Так что не будем рисковать и возьмем язык оригинала.

А жаль, по-русски фраза-ключ, на какое-то время делающая старшим того, кто ее произносит, безусловно, звучала бы гораздо забавнее, благо интонация один в один – мультяшный Главный Черт в исполнении Басова.

– Vierundvierzigste!

Смотрю прямо в глаза Россиньоля. Может, виновато мое воображение... а может, все-таки прав был Джонс, именуя Голос и все сопутствующее хозяйство – мистикой, ну а кому ж еще, массаракш, с этой многострадальной мистикой работать, как не Чернокнижнику. Но взгляд становится совершенно пустым, и Сорок Четвертый – который много лет назад сбежал от старших, сбежал от уготованной ему участи экспериментального материала, однако так и не сумел сбежать от себя самого, – послушно ответствует:

– Zu Befehl!

Черт его знает, понимает ли немецкий "присматривающий" за нами Джори, но если даже и нет, затягивать нельзя. По-немецки же сообщаю:

– Моя группа должна быть спасена. Работай.