Как именно работать, я Россиньолю не указывал. Хотя самый простой вариант, по мне, был бы – подойти к Кларенсу, который тут главный, "взять под контроль" и убедить его все отменить. В смысле пусть они себе летят куда-нибудь еще, а мы тихо-мирно закончим свои дела, завтра-послезавтра вызовем вертушку месье Дюмона – и домой.

Он выбирает иной способ, просто сказав неандертальцу-Джори – уже на английском, разумеется:

– Все орденцы – враги, убей их.

Так и хочется проорать вслед за Странником-Сикорски: "Dummkopf!" – но времени на это категорически нет. Падаю где стоял, перекатом вжимаюсь в крошечную ложбинку слева, ввинчиваясь в каменистую землю и отчаянно жалея, что когда мы с Грачом собирали багаж в экспедицию, бронеразгрузку и шлем сочли ненужной тяжестью и снова оставили дома. Сейчас бы в самый раз.

Вопли, пальба, свист пуль, гранатные разрывы...

Спустя целую вечность по субъективному времени и, наверное, минуты четыре по часам, которые не зависят от количества адреналина в крови, в ушах отдается только буханье сердца, не сопровождаемое шумами отчаянной перестрелки. Приподнимаю голову, сплевываю пыль, неведомо как набившуюся в рот, осматриваюсь и встаю уже в полный рост. Мда-а... как там у братьев сказано, "было видно, где он шел" – лаконично, обтекаемо и, массаракш, выразительно точно. Конечно, в том контексте фигурировал персонаж из мира Полудня, у которого были два меча, а не огнестрел, однако эффект примерно одинаковый. Бронежилеты у десантников – армейского класса, такие должны держать выстрелы не то что из пистолета, но и из автомата... а оружейники "Хеклер унд Кох" как раз и создавали свою трещотку дырокольного калибра "четыре и шесть" с расчетом на прогрызание бронепластин при работе "на штурмовой дистанции", то есть практически в упор, особенно если очередями. Пока "внезапно сошедший с ума" Джори расстреливал сослуживцев – димахером, с обеих рук, – конечно, десантники не стояли безвольными куклами, ответный огонь еще как был, и уклониться от всех их пуль он не сумел, а кевларовый жилет скрытого ношения от автоматных пуль защищает так себе... Да только этого оказалось недостаточно, чтобы остановить штурмовика-неандертальца. Опустошив обе трещотки, Джори уронил их, метнул парочку гранат, взялся за пистолеты и добил Кларенса и пилота уже в вертолете, где только и затих, ткнувшись мордой в пол.

Сцена, достойная любого милитарного боевика категории Б. На экране с удовольствием пересмотрел бы во всех подробностях. Вживую... пробирает, массаракш, особенно с учетом, что я в двух шагах от центра событий, а пули и осколки сохраняют убойную силу на куда большей дистанции. Меня вроде бы не зацепило, ушибленные при падении плечо и бок не в счет.

Сорок Четвертый лежит где лежал, на спине, созерцая небосвод детским таким, безмятежным взглядом. Окровавленные ладони сложены на животе. Жив. Но – ненадолго, скорее всего, пуля или осколок в кишки да без нормального врача в пределах досягаемости... первую-то помощь Грач или егеря окажут без проблем, а что серьезнее – увы. Это другому персонажу Полудня вольно было расписывать, какие-де на самом деле жизнестойкие органы – сердце, печень; чтобы выжить после такой раны, надо быть именно что суперменом из мира Полудня, а юберменши с озера святой Береники конкретно в плане физиологии организма и регенерационных способностей мало отличались от общечеловеческой нормы...

Ко мне подбегает Чекан, рванув за плечо, разворачивает лицом к себе – и отшатывается, аж рука дернулась к поясу то ли за пистолетом, то ли за рацией. Что уж там прочел у меня на физиономии старший лейтенант егерей, прошедший десятки, если не сотни боев – не знаю; достав фляжку, выливаю в горсть чуток воды и с силой растираю лицо. Как следует умоюсь уже потом.

– Все целы? – не узнаю собственного голоса, сиплый, каркающий.

– Царапины. Лист поймал рикошетом в ляжку, Грач приложился мордой об камни и сломал нос.

– Нормально. Глянь, что у этого? – киваю на Сорок Четвертого.

– Ничего хорошего, – отвечает Чекан, но подходит к раненому.

– Ничьего хорошьего, Влад, – соглашается Россиньоль, по-русски он говорит хоть и с акцентом, но более чем разборчиво. И разумеется, понимает все сказанное другими. – Безь хирурга – всье.

Чекан через пару минут кивает.

– Часок еще будет в сознании, дальше может протянуть на промедоле, но без хирурга и правда все.

Сорок Четвертый одаряет его по-детски светлой улыбкой.

– Не бесьпокойтесь. Идите.

Егерь дергается, аки кукла на ниточках, послушно встает и уходит. Снова – Голос? В таком случае лучше бы никого к Россиньолю не подпускать. Оставлять умирать в одиночестве – нехорошо, пусть жил человек, мягко говоря, не идеально, однако именно нам от него никакого вреда, кроме пользы, не было. Посижу рядом сам, если вдруг что – авось моя блокировка поможет. Должна защитить.