Говорить по-русски Россиньоль мог бы, но это – напрягаться. Что для того, кто одной ногой уже в краю вечной охоты, совершенно излишне, благо его родной немецкий мне отлично знаком.
– Есть одна просьба, – говорит он, сходу отбросив любые церемонии, просто на "ты". И правильно, мне не до политесов, а уж ему и подавно.
– Какая?
– Счет в Банке Содружества, соответствует номеру моей айдишки задом наперед...
– Которой из айдишек? – прерываю я.
– Которая Ансельма Россиньоля, ее ты наверняка знаешь. Доступ к счету без документов, по условному паролю "hic sunt bestii". Пятую часть возьми себе за труды, а остальное должна получить моя дочь к совершеннолетию.
– "Здесь обитают чудовища"? – хмыкнув, перевожу с латыни. – Написал бы нормальное завещание, не пришлось бы полагаться на неведомо чье слово.
– У дочки основным опекуном – мамаша. Собственно, сейчас считается единственным родителем, я-то был тогда... под другим именем, и по всем документам давно покойник. Как опекун, она автоматом получила бы доступ ко всем счетам. А у этой бабы потрясающий талант пускать на ветер любые деньги, причем ладно бы на роскошную жизнь, а то вообще непонятно на что. Имел опыт... Лучше так.
– Ладно. Как зовут твою девочку и где ее искать?
– В Техасе, на ранчо Саттонов под Нью-Галвестоном. Барбара. Фамилию ей давала мамаша, так что по айдишке она Робертс.
Массаракш.
– Я что же, действительно тебя в порту Галвестона видел? Вечером шестого числа, кажется?
Россиньоль качает головой.
– Нет, Влад, этот мир определенно был слишком тесен для нас двоих... нельзя так часто сталкиваться локтями.
В чем-то он, конечно, преувеличивает, однако – спорить не стану. Поскольку в его случае само собой напрашивается лаэртовское "ты обречен и нет тебе спасенья, всей жизни у тебя на полчаса"... Что-то меня нынче активно пробило на литературные ассоциации. Ладно, пусть, для разрядки мозги могут выдать еще и не такое, а эпизод получился бурный.
Спрошу лучше о другом.
– Как тебя вообще угораздило влезть в авантюру Кларенса?
– Почему авантюру?
– Ну а зачем большой босс самолично полез на передовую?
– Так не было же никакой опасности. Боевой вертолет, отделение десантников и верный телохранитель. Просто Кларенсу нужен был результат и не хотелось посвящать в подробности кого попало, и меня без присмотра он оставлять тоже не хотел.
– То есть это не ты их наводил на цель?
– Нет, конечно, откуда. Я ни пилотом, ни штурманом никогда не бывал, а здесь хоть и родился, но уходил... не по воздуху. Координаты Кларенсу и так сообщили.
Понятно. Либо вычислили по картам – у Ордена небось в хозяйстве свои "секретки" имеются, как и у Русской Армии, – либо вообще поделился Дюмон, с которого никто не брал подписки о неразглашении.
– А как тебя занесло к Кларенсу?
– А это уже, выходит, ты поспособствовал, – хмыкает Россиньоль, – как раз неделю назад на ранчо к Саттонам за мной приехали на орденском фургоне и попросили пообщаться. Я удивился – как нашли, ведь айдишка чистая? – но сопротивляться тогда не стал.
– А что, мог?
– Само собой. Сказал бы пару слов, и только меня и видели. Думаю, не убудет, поговорю, раз просят вежливо и по-хорошему. Вот с рук на руки до Кларенса и передали. Я решил, раз уж сподобили боги подняться до орденской верхушки, немного половить рыбку там, вроде как пообтереться. Уйти ведь мог отовсюду...
– Если не наткнешься на человека с блокировкой.
– Это как?
– А попробуй-ка на мне свой... Голос. Если силы остались.
– Даже так... Встань попрыгай на одной ножке, – командует он.
Ощущение легкой такой волны, толчка – есть. Чувствую, как чувствовал и с Магдой Крамер. И как и с ней – этой волне я легко могу воспротивиться.
– Что-то не хочется, – ухмыляюсь я.
Сорок Четвертый чуть приподнимается, и тут же кривится от боли и падает обратно.
– Arschloch.
Полностью с ним согласен, киваю:
– Глубокий и абсолютный.
– Переиграл, – осознает он весь расклад, включая козырного джокера в рукаве, и я ухмыляюсь еще шире. – Как у тебя это получилось-то? Записи доктора Келлер?
– Нет никаких записей.
– Есть. Ты их читал, значит, есть... а то как бы ты узнал меня и слово старшего?
Предпочитая проигнорировать вторую половину вопроса, охотно отвечаю на первую:
– Да тебя-то я узнал давно. Вычислил, вернее сказать. Еще до захвата портофранковского аэродрома.
Россиньоль вздергивает брови.
– Это как так?
– Ансельм Россиньоль посещал базу Патруля к северу от Порто-Франко всякий раз перед тем, как с тамошнего компьютера корректировалось досье Жана-Оливье-Роже-Актеона Россиньоля. А морды в этих самых досье у вас подозрительно похожи.
– Надо же, – хмыкает он, – ишь какой хвост отловили... Вот не зря я никогда толком не доверял этим железкам, хуже только банки. А то как велел "закрыть словом старшего", так больше и не вмешивался, просто добавлял для отчетности.
Ха. Сорок Четвертый еще по прежним своим временам понимает "слово старшего" как абсолютный приказ, а для Девраджа Двухколесного "старшим", естественно, был генерал Уоллес, поэтому досье Жоры Россиньоля и закрыли его ключом, а не от имени системного администратора, что было бы логичнее. Ну да это уже дело прошлое...
– Я когда понял, кто ты такой, понял много чего. Вот интереса ради, из всех подвигов "агента Жоры" в Латинском Союзе хоть один настоящий-то имелся? Или просто изображали бурную деятельность, пока не надоело?
– Парочка моментов была решена на самом деле, – криво ухмыляется Россиньоль, – а в принципе ты прав, по большей части – как раз таки имитация бурной деятельности плюс стрижка купонов с разных шишек, включая орденских. Нашей была только часть, но и ее на двоих хватило с большим запасом...
– А зачем ты вообще связался с этой парижской мафией? Под прикрытием проще работать, если остаешься чист.
– Да я все эти годы и оставался чист. Там другое, этот Schweinhunde Арно, племянничек патрона! нет бы тихо позволить себя арестовать, выйти под залог, как положено в цивилизованном обществе, и потом смыться, ведь всем, кому надо, давно сделали запасные айдишки. А он за автомат... если б его полиция не положила при прорыве, сам бы гаду шею свернул...
– Бывает, – только и могу пожать я плечами, – ты вон тоже заставил этого неандертальца идти в открытый бой, развязав кровавую баню, хотя мог бы просто уболтать Кларенса, что мы ему неинтересны, и он летит своей дорогой, а мы своей.
– Теперь-то понимаю, – соглашается Сорок Четвертый, – но вот именно в тот момент именно это показалось лучшей идеей. Наверное, потому что не моя инициатива была, а строго по приказу.
Хм. Что ж, и такое возможно. Был ли такой эффект "слова старшего" описан у доктора Келлер, теперь уже не узнать.
– Ты мне лучше вот что объясни, – говорит он, – ладно, ты понял, что Россиньоль – маска, и вычислил, кто ее носит. Но откуда ты узнал, что я – это именно я? В смысле порядкового номера?...
– Потому что вас, одногодков, было трое. Сорок Пятая не дожила, а с Сорок Третьей я говорил.
– Teufelscheiße, – выдыхает раненый. – Влад, тогда у меня к тебе будет еще одна просьба... даже более важная, чем с деньгами, хоть все себе забирай, если надо...
– Ликвидировать Сорок Третью не стану, даже не проси. Пообщался и по другим каналам проверил; она, в отличие от тебя, не запачкана ни в каком чертовом дерьме. Так что пусть живет спокойно.
– Нет, я не о том... у нее есть сын?
– Пока двое. И дочери, тоже две.
– Плевать на дочерей. Всем святым для тебя прошу, присмотри: когда моя девочка будет выходить замуж, пусть это будет кто угодно, техасец там, русский, китаец, да хоть негр – только бы не сын Сорок Третьей!
А вот это... аргумент, да. Какими методами "выводили" юберменшей – я, массаракш, по рассказу Магды Крамер себе прекрасно представлял и без черной тетради.
– Сделаю что смогу, и даже бесплатно, – наклоняю я голову.
Сорок Четвертый проводит сухим языком по губам.
– Дай воды.
В больнице на дыбы встали бы, нельзя, мол, с раной в живот-то. Однако именно потому, что здесь никакой больницы нет, ему – можно уже все.
Молча подношу фляжку к его рту, он так же молча пьет. А потом со стоном хватается за живот.
– Все, капут.
– Погоди минутку, в аптечке был промедол...
– Не переводи лекарства... – Россиньоль кривится от боли. – Мне так и так конец, лучше просто добей.
Легко сказать – просто! Пристрелить противника в бою – одно, а вот так вот, даже когда человек сам просит, и я понимаю, что он прав...
– Или мне ствол дай, я сам, пока еще силы есть... – понимает он мою гримасу.
– Сейчас.
Осматриваюсь; Хан и Чекан во время нашего разговора вовсю занимались "разбором трофеев" – броня в одной кучке, сбруя с подсумками в другой, автоматы в третьей, пистолеты в четвертой. Сверху как раз мой "зауэр", подойдет, вроде как уважения ради, уж если не своей рукой, то хотя бы из собственного пистолета... Патрон в ствол и снять с предохранителя, подаю агрегат Сорок Четвертому и отхожу на полшага в сторону. Выстрел – сухой и негромкий.
Вот теперь точно все. Разве что протереть и почистить нужно, уважение уважением, но от крови оружие ржавеет и вообще портится.