Мирная застольная беседа о лингвистических тонкостях английского языка, в смысле, британской и американской версий оного. Мейнард как обладатель степени бакалавра в области английской литературы и диплома с отличием по сравнительному анализу британской поэзии восемнадцатого века просто светится от удовольствия. Понимаю. Как часто в здешних условиях можно почесать язык на такую вот отвлеченную тему, ась? Практической пользы нет? Так ее много от чего вроде бы нет, но, массаракш, убери из мировой палитры все "изящные искусства" – и мир этот станет куда менее приятным и уютным местом.
Хотя с отсутствием практической пользы тоже не все однозначно. Кто имел дело с мнемоническими практиками, в курсе: чтобы надежно запомнить нечто большое, нужное и важное, следует сперва разбить это нечто на смысловые блоки, аки паззл, а затем связать отдельные блоки с элементами образа-фиксатора. В качестве последнего используют что-нибудь знакомое назубок, до последнего штриха, в три часа ночи пинком подними – вспомнишь. Фиксатором выступать может все, что угодно: картина Айвазовского "Девятый вал", памятный с детских дней семейный комод с двумя дюжинами ящичков и секретных отделений, или эпическая поэма "Курочка Ряба". Кому удобнее запоминать стихи, кому картины, кому шайбы и прокладки движка "шишиги" – тут уже личные особенности; правильно настроенная мнемоника работает с любым образным рядом.
В общем, при желании применение изящным искусствам вполне находится, другой вопрос, что мы сейчас обсуждаем не их, а общую эстетику. Не поэзии восемнадцатого века, в ней я разбираюсь примерно никак, но английской литературы вообще. Тьорринг-младший резко утверждает, что литература за пределы Старого Света толком и не выходила, мол, если среди шотландцев и ирландцев есть вполне достойные писатели, то в Америке...
– И в Америке есть, – не согласен я, – да, история самой страны куда скромнее, но ведь если говорить о людях культуры, они-то знакомы со всеми своими предшественниками. То есть нужный им базис британского наследия сохранили и использовали не хуже самих британцев.
– Толку-то, что сохранили? Результат где? Назовите хотя бы пяток писателей-американцев, за которых было бы не стыдно и метрополии. Держу пари, не сможете.
Пожимаю плечами:
– Пари так пари. Что в заклад ставите?
– А что хотите.
– Мейнард... – с осуждающим видом вставляет Тьорринг-старший.
На что получает ответ:
– Дед, я своего слова назад не беру.
Ну и дурак, хором думаем мы с Рольфом Тьоррингом. Телепатии мне тут не требуется.
Хотя ежу понятно, что если я выиграю и затребую что-нибудь совсем уж несообразное – Мейнард, как проигравший, мне это конечно же честно отдаст, но вот его куда более опытный и расчетливый дедуля никому ничего не обещал и тут же позаботится, чтобы далеко я с выигрышем не ушел. И трое бойцов прикрытия, которые сейчас мирно попивают кофий вместе с охранниками Тьоррингов, меня не спасут, просто лягут рядом. Пусть даже кого-то с собой прихватив; сильное утешение, массаракш.
– Ну, хорошо. Считайте, Мейнард. Называю только классиков, кого помню, бессистемно. Хемингуэй, Джек Лондон, Маргарет Митчелл, Сэлинджер, Марк Твен, О.Генри, Теодор Драйзер, Сетон-Томпсон, Майн Рид, Томас Пейн... хватит?
У обоих Тьоррингов несколько озадаченные лица. Проигрышем Мейнард не расстроен.
– Однако... Влад, вы у них правда все читали?
– Нет, конечно. Пейна и Сэлинджера терпеть не могу, у Драйзера признаю только трилогию Финансиста, у Хемингуэя – несколько рассказов, да и те перечитывать согласен исключительно в специфическом настроении. У Митчелл, разумеется, основной и как бы не единственный ее роман... У остальных побольше, но тоже не все подряд. Однако мы ведь не о личных моих вкусах говорим, а о качестве текста, каковое у всех названных авторов более чем достойное.
Рольф Тьорринг снимает очки, протирает, надевает снова.
– А я ведь предупреждал. Проиграл – расплачивайся... Так что вы пожелаете, Влад?
– Да пустяки. У вас ведь тут есть дальняя связь?
– Конечно, – подтверждает Мейнард, – с Сан-Кристобалем и Ситио де Ла Луз общаемся плотно. А если очень надо, можно поднять зонд-ретранслятор и дотянуться до самого Нью-Рино, ну а их мы и без всяких ухищрений слышим, там станция мощная.
В Рино какие-то концы были у Крука, не у меня, так что незачем зря напрягаться. Обойдемся Сан-Кристобалем, раз уж там, по словам Берната, есть целых три банка и орденское представительство, то и почта наверняка имеется. Годится. Сказать пару слов комиссару Рамиресу, а уж он по своим каналам быстро даст знать в протекторат Русской Армии, что я живой и дееспособный, просто задержался по не зависящим от меня обстоятельствам. Подробности вполне обождут до Нью-Рино, когда я уже буду более свободен в своих действиях...
– В таком случае с вас отослать одну телефонограмму на испанскую территорию.
– Увы, не получится, – качает головой Тьорринг-младший, – обычную телеграмму – можем отбить ключом через чилийцев или ацтеков, почта дальше доставит; а голос по нашей связи не передать, канал слишком слаб.
Хм. А передавать телеграмму открытым текстом через кого попало – это все ж таки чересчур.
Хотя... а кто сказал, что надо открытым текстом? В криптографии я не профи, но кое-что знаю, просто на уровне среднего компьютерщика. Главное, чтобы на той стороне догадались, какой принцип шифрования использован, и тогда... тогда раскодировать послание можно, только если точно знать, кто его отправил. То бишь кому принадлежит позывной Чернокнижник. Это знает комиссар Рамирес, это знают в моем ГосСтате, ну и кто-то из Разведупра ПРА – да и все, пожалуй. Ну еще фрау Ширмер, сверхштатный следователь Патруля из Порто-Франко, ибо хорошо знакома и с Рамиресом, и со мной... Никто из помянутых персон не имеет привычки болтать с посторонними ни о работе, ни о коллегах, информация на сторону навряд ли уйдет.
А уникальный шестнадцатизначный номер айдишки Чернокнижника, сиречь меня, вполне сойдет за шифровальный ключ. Первую букву сдвинуть на первый знак ключа, вторую на второй и так далее. Слишком просто, можно вычислить принцип? Согласен, но даже с известным принципом текст без ключа все равно не расшифровать. А ключ, в смысле, номер, хотя и фигурирует, к примеру, в орденском банке данных, так и что с того? Допустим, телеграмму перехватят и догадаются о принципе кодировки – ну и дальше что? Перебирать примерно двадцать миллионов возможных ключей? так с подобным даже суперкомпьютеры АНБ не совладают... Откуда, говорите, взялись двадцать миллионов орденских идекарт? Да, население Новой Земли на сегодняшний день не составляет и половины – а покойники? Отож.
– Тогда отбейте две телеграммы, одну испанцам, вторую русским. – Для гарантии. Действительно, зачем полагаться на Рамиреса, чем быстрее Сара узнает, на каком я свете, тем лучше, сейчас-то числюсь в "пропавших без вести" – и каждый час такой нервотрепки ей обходится недешево. Конечно, послание надо отправлять не ей напрямую, а в ГосСтат, там расшифруют, но драгоценной моей тут же и сообщат.
– Без проблем. Текст радисту сами продиктуете?
– Лучше напишу. С вас еще пару листов бумаги и карандаш.
Тьорринг-старший, коротко хохотнув, знаком отсылает внука за канцпринадлежностями, а сам еще раз просвечивает меня взглядом. Как будто и не было длинной приятельской болтовни, холодный деловой рентген.
– Влад, на кого вы на самом деле работаете?
На что я с полной искренностью, ни один полиграф-детектор не пискнет, отвечаю:
– На себя, Рольф. Там, южнее, решал кое-какие вопросы и для Ордена, и для русских, и для испанцев... Но здесь – исключительно на себя. Разовые поручения, они и есть разовые, мой интерес в другом.
– В чем же?
– Вам-то какая разница?
– Разница та, что если интересы совпадают, нужному человеку мы могли бы кое-что предложить.
Массаракш. И как на такое прикажете реагировать?
А вот как.
– Могу озвучить ближайшие планы. Если вас такое устроит, продолжим, а нет – значит, нет.
Тьорринг-старший кратко кивает.
– Согласен.
– Мне предстоит добраться до Нью-Рино, там кое с кем связаться и подождать ответа, далее в зависимости от обстоятельств отправляться либо к испанцам, либо куда-то еще.
– А ваше "куда-то еще", раз вы прежде работали и на орденцев, может включать Порто-Франко?
Хм. Ну, если по методу научного тыка...
– Сомневаюсь. Хотя и не исключено.
– А если все же доберетесь туда, можно рассчитывать, что вы уделите некоторое время и одной из Баз Ордена к югу от этого вольного города?
– Вот это запросто, – киваю я, – кое с кем я там знаком. Если вдруг окажусь рядом, конечно же навещу приятелей, заодно могу заняться и вашим вопросом. Что нужно?
– Нужно кое-что забрать на базе "Европа", и потом переслать это обычной почтой в Сан-Кристобаль.
Пожимаю плечами.
– Дело вроде несложное...
Подразумеваю "почему с такой ерундой надо обращаться абы к кому", а я для Тьоррингов именно "никто и звать никак". Случайный прохожий, ну пусть даже гость. Доверять мне что-то важное им никакого резону нет, при этом когда меня занесет в Порто-Франко и на базу "Европа" – сам сказать не могу, будь дело сколь-либо срочным, им следовало бы найти другой вариант.
А если подумать. Владение Шварцфельс с внешним миром связывают ровно те же каналы, что и асьенду Рош-Нуар: некие группировки местных бандитос, которые совмещают мирную контрабандную торговлю чем попало с налетами, работорговлей и прочими неоднозначными занятиями традиционных работников ножа и топора. Совсем не факт, что занятия эти остались вне поля зрения служителей охраны правопорядка – и если в больших политических вопросах у ПРА и Техаса, к примеру, есть трения с Орденом, то по части охоты на бандитов техасские минитмены, Русская Армия и орденская Патрульная служба сотрудничают с дорогой душой. То бишь кто из выбравших путь по ту сторону закона однажды на этом засветился, не суть важно где и при каких обстоятельствах, того на карандаш взяли все соответствующие структуры. После чего такому деятелю категорически не стоит появляться там, где идекарту проверяют на предмет "а не числится ли за владельцем что-нибудь совсем нехорошее". Всех, кто проходит по статьям "федерального розыска", на цивилизованных территориях блюстители закона заносят в "красный список" и при встрече стараются взять под стражу, а при малейшем сопротивлении просто устраивают им острое отравление свинцом, при полном одобрении начальства. Те, кто по особо тяжким статьям не проходит, под немедленное задержание не подпадают, однако если на них по менее тяжким проступкам "есть ориентировка" – при аусвайс-контроле на въезде в город могут и не впустить. Под соусом "нам тут такие не нужны". Нетолерантно, факт, ну так изрядная часть народу из-за ленточки в Новую Землю прибыла еще и потому, что достала насаждаемая сверху "толерастия"...
В общем, конкретно у Тьоррингов расклад рисуется такой: почти все доступные им "контрагенты" вполне неплохо себя чувствуют в бандитских горах Сьерры и могут не слишком беспокоиться за свою шкуру на территориях Латинского Союза – бандитос у латиносов работают банальной "крышей", сорвать которую честным спикам долго еще не хватит сил. Безопасен для них и Нью-Рино, мафиозный мегаполис "пяти семейств", если только за кем из этих самых "контрагентов" не числятся преступления уже против местного синдиката, впрочем, таких там обычно сразу пускают на удобрение... Но – и все, иными словами, в цивилизованных местах за чертой Нью-Рино им, скорее всего, делать нечего. То есть на орденскую базу Тьоррингам банально некого послать, а самим отправляться – далеко, да и не с руки, возможно, ибо кто сказал, что сами они ни в чем таком не успели запачкаться?
И тут вот подворачиваюсь я. Вроде как совершенно левая персона, о безграничном доверии ко мне и речи нет, однако для "разового поручения" не великой секретности – подойду, ибо перед законом предположительно чист. Уж это старший Тьорринг из беседы со мной вывести вполне мог.
Вполне оценив мою задумчивость, Рольф сухо улыбается.
– Там пакет, а в пакете лабораторный журнал с записями, которые имеют определенную ценность только для участников кое-каких... экспериментов. Для всех прочих информация эта бесполезна и на "Европе" не нужна, а здесь получит применение.
– Можно сделать, – еще раз соглашаюсь я, – но повторяю, я пока даже примерно не могу сказать, когда попаду на базу "Европа".
– Время терпит, Влад. Мы, к сожалению, не успели получить их в том году – данные ожидались к середине лета, однако наш человек вынужден был покинуть базу, не дождавшись их появления, а вернуться уже не смог. Дело стоит уже семь месяцев, обождет еще сколько-нибудь. Вы верно догадались, некого послать.
Журнал экспериментов, значит. Ясно, что ничего не понятно.
И ясно, что за дело это я возьмусь. Хотя бы из любопытства.
Впрочем, обсудить сопутствующие бескорыстному любопытству корыстные интересы тоже совершенно не грех.