Краткая беседа "за знакомство", в процессе которой мы зовем друг друга уже просто по имени. Заодно выясняем, кто есть ху; Ингольв в этом плане личность в прошлой жизни, в смысле до перехода в Новую Землю, более чем... колоритная. По происхождению норвежец, по основному подданству – датчанин, а по месту рождения вообще гренландец и лет до пятнадцати видел, если не по телевизору, только море, скалы и льды. В море потом и ушел, помотался вокруг шарика и сравнил на личной шкуре разные климатические зоны, попутно освоив еще три наречия сверх интернационального английского – испанское, португальское и африкаанс; в итоге решил, что жара для его организма все-таки предпочтительнее холода. Ну да, если б наоборот – в Новой Земле Ингольву туго пришлось бы, а так – ничего, прижился...

Бурная автобиография гренландца как-то сама собой переходит в ностальгический монолог об утраченном величии нордической нации. Поворотным пунктом истории Старого Света в этом отношении он числит год тыща шестьдесят шестой, а конкретнее – последнего викинга Европы и битву при Стамфорде .

– А что бы она решила? – не соглашаюсь я. – Даже если бы там одолел Харальд Хардрада, даже если бы английские таны склонили перед ним колено, а это еще бабушка надвое сказала – через неделю, как в реале и случилось, флот Вилли-Бастарда пересек бы Канал и под Гастингсом ниспровергли бы не Гарольда, а Харальда. Ведь английское войско проиграло не потому, что нормандцы были много сильнее, а потому что только что выдержало тяжелейшее сражение с первой армией вторжения, которую вел тот самый Харальд. Кто бы ни взял верх при Стамфорде, этого победителя, не успевшего перевести дух, Вильгельм все равно добил бы.

– Так ведь и я об этом, Влад! Ты говоришь, "флот пересек Канал" – а какой флот был у Вилли, знаешь? Баржи, простые баржи, только для Пролива и годные, в открытом море им в момент настал бы каюк вместе со всеми пассажирами. Не потому, что нормандцы не умели строить судов получше, просто они знали, что летом ветер всегда дует с континента в сторону английских берегов, и баржи за пару-тройку часов спокойно преодолеют это расстояние. Нормандцы собрали войска уже к маю месяцу, они были готовы ударить уже тогда – да только сто дней, сто дней кряду северный ветер как будто взбесился и не давал баржам отплыть! И лишь в середине сентября наконец переменился на благоприятный для воинства вторжения. Если бы ветер дул как обычно – Вильгельм ударил бы еще в мае-июне, и тогда кто бы ни победил при Гастингсе, на него со своей армией обрушился бы уже Харальд Хардрада. Или если бы Харальд победил при Стамфорде, а северный ветер продержался бы еще пару недель – Вилли отложил бы вторжение на следующий год, а за год можно многое успеть...

– С таким раскладом – пожалуй, – задумчиво говорю я, – а учитывая, что супружница Харальда и французская королева были родными сестрами...

– Какими еще сестрами?..

– Дочерями Ярослава Мудрого, великого герцога Киевского, – ухмыляюсь я; ну да, знаю я, что он князь, а только по-аглицки титул сей звучит как Grand Duke, и всю переводчицкую традицию исправлять – мне не под силу... – женой Харальда была старшая, Елизавета, а французской королевой – третья, Анна. Муж ее тогда уже умер, а сыну было лет четырнадцать, что ли, несовершеннолетний, в общем. Регентом по тогдашнему французскому закону Анна быть не могла, но королевой-матерью оставалась.

Ингольв застывает каменной статуей, чуть не промахнувшись пивной кружкой мимо рта.

– Ты что, серьезно?

– Абсолютно. Хочешь, сам в энциклопедии посмотри. Насколько сестры между собой ладили, точно не скажу, но папа у них один, Ярослав Хромой. Еще средняя была, ее выдали вроде за какого-то немецкого герцога, тут подробностей толком не помню...

Гренландец горестно разводит руками. Понимаю. Какую альтернативу упустили! Еще бы, сумей Харальд хоть пару лет удержать под собой Англию, венценосные сестры быстро сговорились бы по-родственному, и тогда герцогу Нормандскому ничего за пределами родного домена точно не светило бы...